Текст книги "Брикстонская петля (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Глава 1. ==========
Она задумчиво провела ногтем по клочку изоленты, наклеенному поверх пристального черного зрачка веб-камеры своего лэптопа. Как? Где отправная точка? Она снова сосредоточено перечитала сообщение:
moriarty: Хватит его перекатывать. Съешь!
Она перевела взгляд на зеленое яблоко на самом краю стола, отражающее в своем выпуклом блестящем боку единственный источник освещения в комнате – прямоугольник экрана. На нём в небольшом темном окошке нового анонимного чата повисла без ответа и предисловия одна единственная реплика от пользователя с ником, за три бессонных ночи успевшим болезненно отпечататься в её голове. Как он вышел на неё? В чём она дала осечку? Она судорожно перебирала в голове свои последние маршруты, протоколы, поисковые запросы и нигде не находила оплошной нити, ведущей к ней. Никто тут, в даркнете, не знал, что sher_lock это она, и никто не знал там, в реальной жизни, что она – sher_lock. Никто не знал до позднего вечера понедельника, когда ей пришло первое сообщение:
moriarty: Я представлял тебя несколько иначе.
И вот теперь пришло второе. Между этими строчками было трое суток отчаянных попыток отследить пользователя, вычленить хоть что-то из выбранного ника, – ну что за напрасный труд? Очевидно же, что никаких плодов это не принесло бы! Разве не ей об этом знать? – разобрать его по буквам, использующим латиницу кодам, разложить его как акроним и разгадать, как шараду. Шутка, адресованная из ниоткуда в никуда, или блеф? Теперь это крайнее предположение было неоспоримо опровергнуто.
Она сосредоточено посмотрела в монитор, не понимая, что делать дальше. Первое приглашение к разговору она проигнорировала, и вот теперь последовала очевидная угроза: moriarty видел её прямо сейчас и недвусмысленно об этом заявлял. Он обладал значительным преимуществом над ней, и состояло оно в знании. Он знал о ней непозволительно многое, она не знала совершенно ничего; она ненавидела собственную беспомощную слепоту, а он зашёл настолько далеко, что осознавал это и этим злорадно упивался.
Столкнув яблоко, – оно гулко ударилось о пол, по инерции коротко подскочило и покатилось в сторону – она торопливо набрала:
sher_lock: Кто ты?
moriarty: Поклонник.
sher_lock: Что тебе нужно?
moriarty: Уже ничего.
moriarty: Я получил, что хотел.
moriarty: Твоё внимание.
***
Пол бы застелен вспузырившимся линолеумом отвратительного болотного цвета, хранящим черные тонкие полоски – сеченые следы подошв. Джон Ватсон, кряхтя, протянул ногу поперек пустынного коридора, уперся в подлокотники и поерзал на сидении, переваливаясь на левое бедро, пытаясь ослабить нарастающее саднящее давление на правое. Он покосился на свои наручные часы, – давно перевалило за полдень, а его так и не пригласили в кабинет – затем поднял взгляд на стену напротив и в очередной раз перечитал текст большого указательного табло.
«Больница Святого Варфоломея. Лондон. Государственная служба здравоохранения ЭнЭйчЭс.
Административное крыло.
Кафетерий→
Справочная→
Приемное отделение←
Операционные 4, 5, 6←
Первое реанимационное отделение←
Палаты 117 – 144←»
Под табло стояла урна, под её вращающейся крышкой застряла смятая бутылка из-под газировки. Джону казалось, за те сорок минут, что он провел в коридоре у двери кабинета первого заместителя главврача – судя по занятости нуждающегося в собственном заместителе – он выучил этот отрезок пространства до мельчайших деталей. Холодный яркий свет ламп на низком потолке отдавался резью в глазах, спина отекла, а нога онемела. Если бы Ватсон не нуждался в работе так остро или похожих вакансий было много, – удивительно, насколько укомплектованными оказывались больницы, тревожно голосящие в прессе об острой нехватке кадров – он бы давно встал и ушёл. Он растравлял раздражение внутри себя, распаляясь всё сильнее, постукивая пальцами по бумагам всё неспокойнее, но продолжал ждать. В конечном итоге, сержантская пенсия была весомым аргументом в пользу раздвижения границ терпения. Благодарность Королевства за четыре непрерывных года воинской службы и попадание под обстрел полевого госпиталя оценивалась в скромные тысячу фунтов стерлингов в месяц. А у Джона помимо рутинных потребностей в жилье и пропитании был ещё разбухающий процентами государственный долг за обучение. В первые годы в медицинском, потрясенный объемами необходимой к изучению информации, едва жизнеспособный от хронического недосыпа, но страдающий непреодолимым ничем – кроме времени – юношеским максимализмом, Джон думал, что в тридцать два будет вести успешную хирургическую практику в многоэтажной стеклянной коробке большой столичной клиники. А на самом деле оказался безработным ветераном, к своему отчаянию не принятым даже физиотерапевтом в военный госпиталь на отшибе Лондона. Больница Святого Варфоломея была его последним шансом – здесь предлагали полставки доктора в приемное отделение. Он снова скосил взгляд на наручные часы и ребром ладони потер ноющее тупой болью бедро.
Дверь напротив наконец открылась, и когда он вскинул взгляд и приготовился оттолкнуться от кресла, чтобы встать, рассмотрел на пороге не угловатую женщину в свитере и со строго поджатыми губами, которой была заместитель главврача, а тучного мужчину в белом халате и отблескивающих холодным свечением ламп очках.
– Джон? – удивленно вскинув брови, сказал тот. – Джон Ватсон, ты? Ну надо же, как тесен мир!
– Простите, мы…
– Я Стэмфорд, – мужчина одним грузным шагом переступил коридор и протянул Джону руку для пожатия. – Майк Стэмфорд, мы вместе учились в университете. Помнишь?
Джон поднялся, обхватил предложенную ладонь и заглянул в обрюзгшее лицо. В чертах он едва узнавал бывшего однокурсника, но имя помнил совершенно отчетливо.
– Привет… Майк. Как сам?
– Ну как видишь, – Стэмфорд повел округлыми плечами под смятым халатом и коротко засмеялся.
– Работаешь здесь?
– Да. В кардиологии, – он кивнул подбородком в сторону повисшего на кармане бейджа. – А ты… изменился: окреп, возмужал.
– Я…
– Доктор Ватсон? – раздалось сухое, недовольное из-за двери, и Джон, отступая в сторону, чтобы обогнуть Стэмфорда, отозвался:
– Да, мэм. Иду, – а затем бросил Майку: – Прости, у меня собеседование.
– О, так ты к нам переводишься?
– Пробую.
– Раз такое дело, может, пересечемся сегодня вечером? Выпьем пива, вспомним старые добрые времена?
Несколько часов спустя они втиснулись в переполненный паб, где вокруг липкой барной стойки столпилась обычная пятничная очередь. Было многолюдно и шумно, будто в бараках в увольнение, когда к Рождеству старшины переставали вдруг замечать, что солдаты протаскивали с собой ящики выпивки. Вместо выгоревших на солнце и запыленных песком тентов здесь были обклеенные разномастными обертками пива деревянные панели, вместо сколоченной из опустевших оружейных ящиков полки под приставку и набитых сеном походных рюкзаков, служащих креслами-мешками, здесь были твердые высокие табуреты и повисший под потолком плазменный телевизор. Он беззвучно показывал вечерний выпуск новостей. На экране рядом с ведущим возникло две фотографии молодых женщин, а на бегущей строке внизу было указано: «Полиция отрицает взаимосвязь между убийствами в боро Брикстон».
Майк Стэмфорд один за другим спешно опрокинул в себя два пенных бокала лагера и теперь прокручивал в руке третью порцию. Он раскраснелся и то и дело утирал выступающую под очками на переносице влагу. Он долго выведывал у Джона, как пошла его жизнь после окончания медицинского, где тот проходил интернатуру и почему вместо гражданской практики записался в медицинский полк ВВС, а когда Ватсон оговорился о том, что усиленно, но безрезультатно искал недорогое жилье в Лондоне, вдруг спохватился:
– Слушай! Одна моя постоянная пациентка – прекрасная женщина, но, после того, как овдовела, определенно мается от скуки и выдумывает себе новые диагнозы – сдает квартирку недалеко от Риджентс-Парка. Это в двадцати минутах от больницы.
Ватсон, подавшийся вперед к Майку, чтобы лучше его расслышать, нахмурился и снова откинулся назад. Жилье настолько близко к центру значительно превышало не только его допустимый лимит квартплаты, но и весь его месячный доход.
– Боюсь, ты не совсем правильно понял значение слова «недорогое», – ответил он и отпил из своего бокала.
– Да нет же, Джон! – отмахнулся Майк и по инерции пошатнулся на стуле. – Послушай. Это реально дельный вариант – за месяц она просит триста фунтов.
– Прости, я не расслышал. Сколько?
– Триста! Три и два нуля, представляешь?
– Это с чего вдруг?
– Ну, там квартирка довольно тесная, не в лучшем состоянии, но с двумя спальнями. Если снимать с сожителем, то в месяц выйдет триста фунтов, – Майк многозначительно вскинул брови. Ватсон помедлил с ответом.
Они с Стэмфордом никогда особо не общались в университете, после окончания отличник Майк получил распределение на интернатуру в столицу, а Джон остался в больнице Адденбрукс при Кембридже, и сейчас они виделись впервые за восемь лет. Джон толком никогда и не знал Стэмфорда и вот теперь, если ему правильно казалось, когда тот предлагал снять одну квартиру на двоих, задумался. С другой стороны, не всё ли ему равно? В студенчестве он жил в общежитии, в армии он разделял казарму с несколькими десятками солдат, и теперь, честно говоря, был готов сожительствовать даже с цыганским табором – капризничать он не привык.
В затянувшейся паузе Майк заметил его терзания и добавил:
– Если у тебя никого на примете нет, не беда. У миссис Хадсон уже есть один потенциальный желающий.
Так следующим утром Джон Ватсон расплатился с таксистом, хмуро окинул взглядом заметно поредевшую стопку мелких купюр в кармане и вышел на Бейкер-Стрит. Дом с номером 221Б на двери был втиснут в стройный ряд таунхаусов с черными металлическими оградками узких балконов на втором этаже и со строгими фасадами рыжего кирпича. Невысокое крыльцо тесно соседствовало с навесом кафе «У Спиди, сэндвичи и кофе навынос». Джон шагнул на ступеньку, вжал округлую кнопку звонка – тот не сработал, постучался старомодным медным молотком, повисшим под номером, и оглянулся. По другую сторону улицы, шумной и загруженной прохожими и толкающимся в тянучке транспортом, за витринными окнами растянулись просторные магазины дорогой одежды и престижные салоны красоты. Он не мог понять, как квартира в самом центре боро Мэрилебон, согласно Интернету – Ватсон проверял накануне – одном из самых зажиточных в Лондоне, могла стоить каких-то триста фунтов. Вечером, когда Майк Стэмфорд диктовал ему номер телефона, Джон был уверен, что наутро, позвонив, услышит совершенно другую цифру. Но миссис Хадсон бодро вторила своему кардиологу:
– Да-да, дорогой, триста фунтов в месяц плюс уплата за коммунальные услуги. Можете посмотреть прямо завтра. В одиннадцать Вам будет удобно? Приедет Мэл, и вы сможете познакомиться.
Сейчас было 11:07 и за дверью не слышалось ни голоса, ни шагов. Джон вскинул руку, ещё раз сверился с часами, снова постучал и прислушался – ничего. Он отошел от крыльца и запрокинул голову, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в окнах. В высоком французском окне второго этажа он различил какое-то движение, и почти сразу черная дверь 221Б перед ним распахнулась, а на пороге возникла миловидная пожилая женщина. Она широко улыбнулась Джону и кокетливо поправила завиток коротких седых волос, сползший на её румяную щеку.
– Доктор Ватсон? – осведомилась она тем же энергичным голосом, что и в телефонном разговоре. – Заходите, дорогой.
– Добрый день, миссис Хадсон. Спасибо.
В прихожей оказалось тесно и мрачно – единственным источником света было полукруглое окошко над входной дверью. Напротив той находилась ещё одна дверь – квартира самой хозяйки, а рядом – узкий проход к лестнице.
– В коридоре проводка перегорела, – запричитала миссис Хадсон, поднимаясь по устало поскрипывающим ступеням с протоптанными в краске пятнами. – Уже второй день не работают звонок и лампочка, а мастера всё не дождешься. Но это исправят, не беспокойтесь.
– Да я…
– Квартира занимает второй и третий этажи, – вдруг сменив досаду в голосе на бодрую жизнерадостность, продолжила миссис Хадсон. – На втором общая кухня, гостиная и одна из спален. На третьем – ещё одна спальня. В каждой, конечно, собственные ванные комнаты. Да Вы, дорогой, и сами всё увидите.
Она провела его к распахнутой двери в пролете между этажами. За той оказалась небольшая комната, тесно заставленная мебелью: два разномастных кресла, вплотную придвинутые к дивану, боком водруженный на него журнальный столик, два пустующих массивных книжных шкафа, обеденный стол с поднятыми на него вверх ножками стульями, два тугих свертка ковров у камина, горстка пепла в нём и пыльное овальное зеркало в резной раме над ним. Дощатый рассохшийся пол и неравномерно выгоревшие узорчатые обои, хранящие темные прямоугольники следов прежде висевших там картин. Джон тихо удивленно хмыкнул себе под нос. У среднего из трёх не зашторенных французских окон стояла невысокая худая девушка, почти потерявшаяся в объемной серой толстовке с капюшоном и натянутом сверху длинном черном пальто. Волосы у неё были такие же насыщенно черные, собранные в неряшливый пучок; лицо узкое с острым носом, болезненно-светлой кожей, тонкими бледными губами и словно выгоревшими серо-голубыми глазами. Она держала руки в карманах и отбивала пяткой грубых ботинок нетерпеливый сбивчивый такт. Её цепкий взгляд торопливо исследовал Ватсона с головы до ног, а затем с вызовом уперся ему в лицо. Так Мэл – это она?
– Это проблема? – заговорила она, и голос у неё оказался тихим и с бархатистой хрипотцой.
– Простите? – стряхивая с себя оцепенение и пытаясь понять, в самом ли деле он произнес свои мысли вслух, выдохнул Джон.
– Мой гендер является для Вас проблемой?
– Вовсе нет.
Её тонкие губы сложились во что-то остроконечное, лишь отдаленно напоминающее улыбку. Она шагнула ему навстречу и протянула узкую горячую ладонь.
– Мелинда Холмс. Можно Мэл. Лучше – Холмс.
– Джон Ватсон, – ответил он, коротко встряхнул её руку в пожатии и отпустил. – Можно как хотите: Джон, Ватсон.
– Капрал? – выстрелила она неожиданным вопросом, пристально вглядываясь прямо в глаза. Ватсон настороженно нахмурился. Мелинда повела бровью и углы её рта снова заломились во что-то холодное, острое. – Ну конечно же нет. Сержант! – И едва скосив взгляд в сторону: – Миссис Хадсон, нам придется заново проводить Интернет.
– Но уже проведен…
– Этот не подходит. Я не доверяю Вашему провайдеру – раз, мне нужна значительно более высокая скорость – два. Джон, как Вы относитесь к сигаретному дыму?
– Мэл, дорогая, здесь не курят, – мягко возразила хозяйка. Мелинда Холмс разочаровано закатила глаза и снова переметнула их колкий взгляд на Ватсона. Тот пытался вспомнить, говорил ли вчера он Стэмфорду своё звание, и даже если говорил, то как его узнала эта Мэл, а ещё взвешивал, настолько ли диковинной ему казалась сложившаяся ситуация, чтобы упустить комнату за триста фунтов в самом центре.
– Миссис Хадсон, и Вы туда же? Джон, скажите, эта участь тотального угнетения никотинозависимых коснулась Вашего родного городка тоже или это исключительно лондонское проклятие? К слову, Норфолк или Линкольншир? Покойный супруг миссис Хадсон был родом из графства Норфолк.
– Славный был человек, трудящий, – скорбно потупив взгляд, подхватила та. – Без его хозяйской руки всё в этом доме постоянно ломается.
Ватсон растеряно перевел взгляд с миссис Хадсон на низкорослую щуплую Мелинду Холмс. Последние четыре года и три месяца он провёл в преимущественно мужской компании военных. Почти не прерываемая отпусками в Англию служба на передовой и лечение и реабилитация в военном госпитале в Олдершоте, вероятно, очень разрушительно повлияли на его социальные навыки, особенно касающиеся общения с женщинами. Ярким примером тому было полное непонимание, подшучивали над ним хозяйка дома и потенциальная квартирантка или вежливо намекали на то, что тщательно постарались разузнать о Ватсоне всё то немногое, что им был способен выведать Стэмфорд. Он коротко прокашлялся и спросил:
– Это всё Вам Майк рассказал?
– Кто такой Майк? – очевидно развеселившись, с чем-то ехидным в голосе и хищным во взгляде поинтересовалась Холмс. Джон оглянулся на замершую в пороге миссис Хадсон.
– Навели обо мне справки у доктора Стэмофрда, да? Почему Вы не спросили этого всего у меня во время телефонного разговора? Я бы Вам честно ответил.
Растерянно моргнув, та покачала головой.
– Но дорогой Ватсон, я…
– Никто о Вас никакого тайного досье не собирал, успокойтесь, – прервала его Холмс, и он снова повернулся к ней. Ему трудно было определить её возраст. В хрупкости своего телосложения она казалась подростком, но у глаз и на переносице собрались различимые мимические морщины. А выражение было каким-то одновременно по-детски озорным и по-мужски, по-взрослому решительным.
– Тогда откуда Вы узнали о моем звании и происхождении?
– Сержант из Норфолка?
Ватсон не сдержался и протяжно, с присвистом выдохнул.
– Из Линкольншира, – поправил он. – Город Мейблторп. Как Вы узнали?
– Так же, как и узнала, что ездите Вы, вероятно, на мотоцикле-классике вроде «Триумф-Бонневиль» второй половины восьмидесятых, что для Вашей матушки после пережитого потрясения в связи с Вашим ранением тяжело смириться с тем, что, едва вернувшись из Ирака, Вы снова уезжаете. Хотя Вы пока окончательного решения не приняли. Полагаю, это зависит от того, получите ли Вы работу в больнице Святого Варфоломея.
Миссис Хадсон в двери невнятно приглушенно крякнула – не то хохотнула, не то поперхнулась, не то пробормотала что-то. Джон открыл рот, но не нашел, что сказать в ответ на этот вывалившийся на него комок информации, отчасти недоступной даже Стэмфорду, а потому сомкнул губы и с силой сжал челюсти.
– К слову о больнице, – безо всякой паузы продолжила Холмс. Она заложила руки за спину, крутнулась на пятках и прошлась вдоль гостиной. – Я часто играю на скрипке, – в любое время дня и ночи – когда погружаюсь в размышления о чем-то. Считаю своим долгом Вас предупредить, ведь это может порядком нарушать сон после изнурительных смен в приемном.
– Какого черта? – выпалил Ватсон и сам удивился своей резкой несдержанности. Он оглянулся на выразительно округлившую глаза миссис Хадсон и добавил: – Прошу прощения. – А затем спросил измеряющую шагами расстояние от дивана до камина Холмс: – Как Вы всё это узнали?
Она коротко остановилась, на мгновенье замерев с занесенной для шага ногой, окинула его каким-то невнятно смешливым взглядом, скомкала в усмешке губы и снова пошла.
– Да Вы элементарный случай, Джон. Даже скучный. На Ваших часах гравировка ВВС Объединенного Королевства, у Вас военная выправка, осанка и даже стрижка сохранилась. Вы похожи на кадрового офицера, но миссис Хадсон обратилась к Вам «доктор» – то есть Вы служили в медицинском полку. Чтобы в нём получить офицерское звание, нужно окончить военную медицинскую академию, но та не готовит специалистов, потенциально подходящих на должность хирурга – Вы получали образование в гражданском университете. Отслужили в Ираке несколько лет, возможно, с самого повторного вторжения в 2014-м, были ранены в правую ногу – Вы сильно хромали, поднимаясь по ступенькам, и, войдя и осматриваясь, переносили вес тела на левую ногу. Но сейчас, забывшись, стоите на двух ногах сразу, не испытывая боли. Это психосоматическое. Впрочем, именно из-за этого ранения около месяца назад Вы и подали в отставку – у Вас сохранился довольно сильный загар, и Ваши ботинки не новые, но стоптаны равномерно, в предыдущие пребывания на гражданке Вы не хромали, начали только сейчас. К слову о ботинках. На внешней их стороне есть засохшие брызги грязи, а на внутренней стороне пяток множественные потертости и царапины – это следы езды на мотоцикле. Причём именно на нём Вы два дня назад приехали в Лондон, но сам город не знаете, здесь едва не впервые – чтобы сюда приехать, не воспользовались своим транспортом, а взяли такси. Судя по едва уловимым остаткам акцента Вы из восточных прибрежных графств, согласно прогнозу погоды два дня назад дождило только в Норфолке и Линкольншире – оттуда грязь на носках Ваших ботинок. Ваша одежда опрятная и выглаженная, на джинсах проступает горизонтальный залом возле колен – Вы каждый день вешаете их на спинку стула или перекладину, Вы чистоплотный и аккуратный, но вымыть обувь пока не успели. Сменной пары у Вас с собой тоже нет, Вы приехали налегке, ничего с собой не брали – даже бритвенные принадлежности. У Вас двухдневная щетина, но под ней следы постоянного раздражения – Вы регулярно тщательно бреетесь, пусть и не очень осторожно, часто режетесь затупившимся лезвием – сильно экономите. На Ваших джинсах возле икр едва заметные брызги масла – мотоцикл старый с шлангами, нуждающимися в замене, а не в постоянном залатывании. Судя по местонахождению потертостей на внутренней стороне джинсов выше колен и на бедрах – это классика с узким бензобаком и высокой, вероятно, одноместной посадкой. В одежде Вы предпочитаете традиционный консерватизм, а что может быть консервативнее в транспорте, чем старый добрый британский «Триумф-Бонневиль». В начале восьмидесятых их выпуск временно прекратился, возобновился только с 86-го по 88-й, а затем до 2011-го завод снова стоял без дела. На Вашей куртке возле воротника и на плече мазки помады и черная точка потекшей туши для глаз – кто-то сильно Вас обнимал и даже плакал. Вряд ли сестра, точно не Ваша девушка – мама.
Она говорила быстро, выстреливая словами, как автоматной очередью, подстраивая под ритм своего голоса порывистые шаги, а когда закончила, резко остановилась прямо перед Ватсоном и ликующе вскинула подбородок. Мелинда Холмс не спрашивала и не ждала подтверждения, она сама очевидно знала, что везде попадала прицельно точно. Джон безотчетно поежился.
– А как… – хрипло заговорил он, коротким кашлем прочистил горло и продолжил: – Вы узнали про ставку хирурга в больнице Святого Варфоломея?
– Это мне сообщила миссис Хадсон, – ответила Мэл в преувеличенной невинной манере вздымая брови и изгибая тонкий разлом губ. – И ей, допускаю, сказал именно доктор Майк Стэмфорд. Если Вы не против, я заняла бы спальню здесь, на втором, рядом с кухней.
========== Глава 2. ==========
Грузчик с невнятно процеженным сквозь зубы ругательством поднял со дна кузова коробку, – на боку остроугольными росчерками маркера было написано «Анатомические справочники» – кряхтя, пронес её к распахнутым дверям и передал Джону. Ватсон, хоть и ожидал, что коробка окажется очень тяжелой, всё равно рефлекторно присел. В правом бедре возмущенно вспыхнула боль, и он неловко заточился, едва не упав прямо на тротуар. Было раннее утро вторника, с громко пронзающим холодный воздух карканьем пролетали вороны, дорога была удивительно пустынной. Грузчик на фургоне с исцарапанными брендированными боками запарковался наискосок, перегородив мордой соседнюю полосу, но в этот час – всего 5:42 утра – ему никто возмущенно не сигналил. Ватсон вошел в распахнутую дверь с номером 221Б и, поудобнее перехватив свою ношу, стал осторожно подниматься по ступеням, пытаясь не скрипеть ими и не разбудить своих соседок постоянной беготней на третий этаж и обратно.
В субботний полдень, в предельной растерянности после знакомства с Мелиндой Холмс, Джон ответил миссис Хадсон, что должен подумать перед принятием решения, но уже к вечеру понял, что думать здесь нечего. За триста фунтов в месяц в несколькоминутной на мотоцикле доступности от возможного места работы квартира по Бейкер-Стрит была лучшим вариантом из возможных. Даже разделенная напополам с весьма эксцентричной барышней, однозначного мнения о которой Ватсон всё ещё не мог сложить. В конечном итоге, он нуждался лишь в ночлеге, а спальня здесь была довольно уютной, с новым матрасом на старой кровати, письменным столом и незначительным рассадником черной влажной плесени на потолке ванной комнаты. А потому Джон тем же вечером перезвонил миссис Хадсон, в воскресенье вернулся в Мейблторп, собрал все свои немногочисленные пожитки, большую часть которых составляли книги, заказал услуги грузчика и авто на ближайшее свободное время – им оказалась ночь вторника – и вот теперь постепенно выстраивал в своей комнате лабиринт из коробок.
Добавив к ним ещё одну, с анатомическими справочниками, он спускался и как раз проходил мимо распахнутой двери общей гостиной, когда оттуда вдруг донесся сиплый голос:
– Захватите на пути обратно кофе у Спиди. Черный, тройной.
Ватсон замер и заглянул во всё ещё царящий в комнате полумрак. За окном стремительно светало, но внутрь свет просачивался лишь через узкие щели в плотных шторах. Эти неровно повешенные на карнизы отрезки тяжелой ткани были за прошедшие несколько дней единственным нововведением в гостиной. У Джона не было времени этим заняться, а Мелинду, которая заселилась сразу в субботу, похоже, ничего кроме необходимости занавесить окна не беспокоило. Он рассмотрел её силуэт в одном из приставленных к дивану кресел. Она сидела, подтянув ноги под широкую серую толстовку – наружу торчали только голые узкие стопы, и надев капюшон так, что не было видно лица. Холмс не шевелилась, только в пальцах одной руки, повисшей на подлокотнике, торопливо перебирала сигарету, а в другой прокручивала мобильный телефон. Ватсон не знал, как давно она так сидела, не замеченная им в кромешной темноте комнаты, и сейчас почему-то ощущал себя как-то неловко.
– Я Вас разбудил?
– Я не ложилась.
Движения её пальцев гипнотизировали своей плавностью. Джон наблюдал за сигаретой с каким-то голодным нетерпением, когда та разломится, тонкая белая бумага надорвется и оттуда посыплется табак.
– Простите, но у меня будут заняты руки. Да и не думаю, что кафе уже открыто – ещё нет и шести.
– Открыто, – коротко ответила Холмс, игнорируя первую реплику Джона. – Спасибо.
И замолчала. Он ещё с минуту постоял на лестничном проходе, не понимая, как реагировать на так отчетливо не принятый отказ, а затем повернулся и ушел. В прихожей он едва разминулся с грузчиком, несущим впереди себя очередную коробку, а когда переступил крыльцо, обнаружил, что «У Спиди» в самом деле было открыто. Владелец коротко приветливо улыбнулся ему, оставляя на краю тротуара деревянный штендер. Джон ответил учтивым кивком и, подавшись порыву, попросил сварить кофе и пообещал вернуться за ним, как только справиться с оставшимися коробками. Он не знал наверняка, почему так легко пошел на поводу у своей новоиспеченной соседки, но предпочитал верить, что этим сделает основательный положительный вклад в их дальнейшее сосуществование. Такая себе услуга в счет кредита их доверия и добрососедства. Но Джон твердо решил, что прямо сегодня стоило провести границу – бегать за кофе каждый раз, когда Мелинде Холмс будет лень, он не намеревался.
Забрав у Спиди два парующих бумажных стакана с густой ароматной жидкостью, он поднялся в гостиную. Мэл сидела всё там же, в кресле, но уже не играла с сигаретой, а сосредоточено смотрела в экран телефона. Его свечение холодным ореолом выхватывало из сумрака выглянувшие из-под капюшона подбородок и острый нос.
– Думаю, нам надо обсудить… – заговорил Джон, но она его перебила:
– Давайте прокатимся. Лондон в этот час совершенно особенный: пустой, тихий, всепрощающий. Лучшее время для езды на мотоцикле – никакого трафика.
– Но…
– Мы не надолго – проведу Вам познавательную экскурсию, Ватсон.
Он горько хохотнул этой её тенденции не утруждаться его слушать и с напором продолжил:
– Я принес кофе и хотел бы…
– Ага, – подхватываясь с кресла, бросила Мелинда. – Поставьте его куда-нибудь.
Её выбравшиеся из-под толстовки обнаженные ноги оказались поджарыми и стройными с острыми коленями и короткой арабской вязью татуировки на внутренней стороне правой стопы – там, где между пяткой и взбугрившейся под бледной кожей косточкой западала тень. Джон проследил за её ногами взглядом, пока Холмс прошла мимо него и свернула в кухню, а потом отхлебнул из одного из стаканов. Он совершенно ничего не знал о своей соседке, им не выпадало шанса толком познакомиться, и он не был уверен, что выпадет в ближайшее время – общение с Холмс выходило каким-то односторонним: она говорила, резко отчеканивая слова, прерывая его и каким-то невообразимым образом видя насквозь, а он лишь оторопело слушал и, выходило так, покорно слушался. Было в этой некоторой презрительности и не шаблонности Мэл что-то привлекательно дикое. Ватсон осклабился в стакан, сделал ещё один глоток и, подойдя к столу, отставил обе порции кофе между поднятыми вверх тормашками стульями. Из двери своей примыкающей к кухне спальни вышла Мелинда. В черных джинсах, с всё ещё натянутым на голову капюшоном и рукавами толстовки, выбивающимися из-под рукавов длинного пальто и почти прячущими её пальцы.
– Поехали? – спросила она и, не дожидаясь ответа, зашагала к лестнице.
Лондон и в самом деле оказался особенным. Джон вел «Триумф-Бонневиль» с отцовской меткой – выгоревшим кругляшом наклейки сбоку бензобака – просто посередине полосы и никто не норовил прижать его к тротуару или перегородить проезд на светофоре. Улицы были пустынными, на витринах магазинов и дверях офисов были опущены жалюзи, редкие прохожие на остановках кутались в воротники и шарфы, растирали руки и нетерпеливо переступали на краю тротуара, высматривая автобус. Низко повисло серое небо.
Холмс сидела сзади, отодвинувшись на самый край сидения и удерживаясь руками за его края, прикасаясь к Джону лишь изредка и случайно – по инерции толчка после переезда возвышенного перехода или неровности. Указывая дорогу, она коротко хлопала его по тому плечу, в какую сторону следовало повернуть. Её маршрут проходил мимо Букингемского дворца и музея Тейт Британия, по мосту Воксхолл через Темзу рядом с восславленным фильмами про Джеймса Бонда зданием Секретной службы, а затем свернул в жилые кварталы. Густо запаркованные улицы постепенно сужались, чем дольше они ехали – тем больше пешеходов на тротуарах торопились на работу, а у съезда на парковку большого магазина электротехники «Каррис» – над поднятым шлагбаумом висел его большой указатель – и вовсе обнаружилось небольшое столпотворение. Несколько десятков людей, многие из которых были одеты в форменные объемные куртки «Каррис», перегородили ведущую к большой кирпичной коробке магазина дорогу и с любопытством выглядывали поверх голов друг друга. Там, куда они пытались заглянуть, на парковке, виднелись ярко располосованные бока полицейских машин и взблескивали синие маячки. Вместо шлагбаума, поднятого тонкой мачтой в серое небо, проезд закрывала подрагивающая на ветру полицейская лента.
