Текст книги "Female Robbery (СИ)"

Автор книги: tower

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Пролог ==========

Прежде чем начать с главной части, лучше начать с начала. Потому что, как ты поймешь смысл середины, если не знаешь пролога?

tower

***

POV Лили

Однажды, не помню точно когда, может, мне было лет шесть, а может, даже и меньше, да и какая разница? Так вот, однажды к нам в дом заявился человек в черном. Вглядываясь в его довольно грубые черты, я невольно проникалась сожалением к этой личности, ведь его выражение лица постоянно прибывало в скорби, а глаза так и лучились болью к этой жизни. Я помню, что подошла к нему. Мы о чем-то беседовали, вот только уже вряд ли припомню о чем. Но единственное, что всплывает в памяти о том дне, были эти слова: «Жизнь – череда разочарований и горя. И она изредка будет разбавляться радостью, которая, по сути, не принесет тебе ничего».

Тогда я засмеялась про себя, потому что прекрасно понимала, что это не так. А чтобы убедиться в этом, достаточно только взглянуть в окно. Посмотреть на то, как поют птицы, как цветут цветы и расцветает жизнь. Но истина, как оказалась, была еще очень далеко, а мир не делится на черные и белые цвета. Он намного красочней, намного более объемистей, но тем и жесток.

Сейчас же, когда внутри пустота обволакивает сознание, я начинаю понимать, что люди делятся на два типа: на безнадежных романтиков и суровых реалистов. Да только знаете, романтикам в этой жизни достается намного больше боли, намного больше скорби и чистой воды страданий. Ведь реалисты – прагматичные люди, у которых все идет по одной сплошной, они рано или поздно привыкнут, всегда привыкали, а вот мечтателям не дано. Они будут упорно верить во что-то хорошее и груда разочарований свалится на их головы. Мечтатели, будут уходить в свой мир… но, а что, если там руины? И так холодно, что совершенно пропадает желание там находиться, что тогда? Кто мне ответит?

Знаете, если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил бы меня о самом плохом воспоминание моего детства, то я бы сказала, что оно само. Это чертово детство, которое навсегда сломало меня. О Мерлин, я бы отдала все на свете, лишь бы забыть его навсегда, но, а пока… Меня зовут Лили Эванс. И это моя история. Это история может задеть вас до глубины души, а может, оставить равнодушным, и вы забудете ее через пару секунд. Только сейчас мне как-то плевать. Мерлин, мне так хочется кричать, мои легкие разрывает и меня не остановить. Это – танец крика и разбой моей жизни.

Конец POV Лили.

На улице было сыро. Да, точно, очень сыро и этот воздух, пропитанный давно уже сгнившими листьями, мог разрезать легкие. Семилетняя Лили Эванс вышла на улицу, а после того, как вдохнула воздух, раскашлялась. Слишком много яда скрывалось в ее городе, слишком много всего отравляло ее. И это был 1967 год. Год, когда она должна пойти в школу. Год, о котором она мечтала, и которого так ждала. Хоть лето и было позади, но Лили еще грело то обжигающее солнце, и она могла поклясться, что лучи могли прожечь в ней дыру. Она поежилась. Сегодня был первый день в ее новой школе, и Лили так надеялась, что ее примут хоть там, что у нее появятся друзья и компания. Обидно, но надежды остро ранят.

Лили перепрыгнула на следующую ступеньку, а потом на еще одну и, засмеявшись, она упала на мягкую траву. А затем, повернувшись на спину, Эванс устремила свой полный любви к жизни взгляд на небо. Небо было ясное: ни тучки, ни одного признака на дождь и это светлое понимание бодрило ее. Она сильно рассчитывала на этот день. Вдруг, Лили услышала, как разбилась посуда. Быстро вскочив, она незаметно прокралась к месту, откуда исходил этот звук. Это была кухня. Родители опять ссорились, и сердце Лили наполнилось острой болью.

– Ты никуда не пойдешь! – голос матери раздался по всему дому. Так было всегда. Ее отец постоянно куда-то уходил, а Лили никак не могла взять в толк, куда же? Смутное волнение тяготило ее разум, а сцена, разворачивающаяся перед глазами, заставила девочку вжаться в стену, вцепиться в нее до белизны пальцев, до хруста косточек.

– Останови, – как всегда голос отца до безобразия спокоен. Как будто сейчас ничего не происходит, ничего важного. Он встал, захватив портмоне, и вальяжно вышел из комнаты, а через минуту дом озарил горестный полувскрик и звон бьющегося стекла.

Сердце Лили пропустило удар, ей никогда не нравились эти разговоры. Она с горечью посмотрела на мать, которая сидела на полу и держалась за стол, плача. Младшая Эванс прикрыла маленькой ладошкой рот и попыталась успокоиться, заставить себя улыбнуться, но только ничего не помогало. Никогда не помогало. Лили видела это каждый божий день, она слышала, как бьется посуда, девочка чувствовала, как рушится их семья, и как же больно по ночам тихо молиться, чтобы они были вместе. Чтобы они помирились, и у Лили была бы полноценная семья. Семья, о которой она мечтала, и которую у нее так бессовестно отобрали.

В тот день она не пошла в школу. Как и в последующую неделю. Лили решила остаться с матерью, она не могла бросить ее в таком состоянии, а отец так и не пришел. Вскоре, когда младшая Эванс тихо прокралась на кухню, дабы выпить молока, она услышала, как ее мать – Мелисса Эванс постоянно повторяла одно и то же слово «Развод», и вот тогда-то до сознания маленькой и глупенькой Лили медленно стало доходить, уже ничто не будет так, как раньше. А затем странные люди в строгих костюмах, радостное выражение лица ее отца и крики матери. Когда же пришло время выбора, с кем оставаться девочкам, Лили ответила, что только с матерью, а Петуния…

– Я остаюсь с отцом, – заявила она, и ей никто не стал мешать. А мешать собственно было и некому.

Лили хорошо запомнила, как хлопнула дверь, как опустела комната. В этом воздухе был уже не яд и острота, а только боль. Она подошла к семейной фотографии и посмотрела на старый черно-белый снимок, где стоял, улыбаясь, ее отец, придерживая малышку Лилс, которая сидела у него на плечах. Мелисса Эванс радостно улыбалась в объектив, доверчиво прижавшись к мужчине, обнимая свою старшую дочь, не менее счастливую Петунью, чьей улыбкой можно было бы спокойно подавиться. Лили, ощущая слезы на своих щеках, яростно разорвала фотографию, пытаясь остановить истерику. Она выкинула снимок в камин, а потом долго еще стала наблюдать, как языки пламени поглощают его. И в этот момент, она словно безумная шептала единственные строки:

– Надо жить по-новому, без остатка…

Anything, anything,

Ничего, ничего,

Don’t tell them anything,

Ничего не говори им,

Anything, please.

Ничего, пожалуйста.

We’re gonna die…

Мы умрем…

The Neighbourhood – Female robbery

========== Воспоминание 1. Мальчишка Северус Снейп ==========

Лили положила в рюкзак учебники и, посмотрев на себя в зеркало, улыбнулась.

– Пока, мама! – громко крикнула она, но Мелисса Эванс неотрывно смотрела в окно, никак не реагируя на внешние факторы.

Сегодня, спустя месяц, Эванс наконец шла в школу. И да, это выглядело действительно странно, но сейчас, когда ее матери стало намного лучше, Лили могла приступить к обучению, не боясь за нее. В этот важный и значимый день, она лихорадочно думала о том, что ждет ее в школе. Хорошо ли ее примут, какой попадется коллектив, и что за учитель будет главенствовать над ней. Эти нелепые вопросы занимали ее голову весь день, и Лили так сильно надеялась, что все повернется в лучшую сторону. Девчонка быстрым шагом вышла на улицу и пошла по тротуару. Вокруг ездили машины, люди спешили на работу, и Эванс им улыбалась, испытывая такую щемящую радость, что не сложно было и поперхнуться ею.

Она подошла к ржавым воротам школы, неловко отварила их, зашла вовнутрь и замерла. Вокруг ходили толпы людей, которые о чем-то говорили. Кто-то смеялся, кто-то же наоборот относился равнодушно к происходящему, а кто-то и вовсе походил скорее на мертвеца, нежели на ученика престижной школы. Каждый человек, проходящий мимо нее, чем-то да и отличался. Один мальчик жестикулировал настолько эмоционально, что случайно заехал по лицу младшей Эванс, из-за чего, впоследствии, извинялся минут пять. К слову, этот мальчик был первым, кто предложил ей помощь, поэтому, именно сейчас она стояла возле дубовой двери, ведущей в класс. Подождав минуту, Эванс постучалась.

– Войдите, – голос был мягким, как вата. Скорее всего, это был голос ее новой учительницы, и ей он нравился.

Аккуратно открыв дверь, Лили вошла в класс и замерла в самом центре. Когда она подняла свои изумрудные глаза, то поняла, что большинство ребят смотрят на нее с каким-то отвращением и непониманием. Эванс задумалась, чем же она хуже? На ней было такое же платье, как и у всех. У нее было все то же самое, что у них у всех, и их странные взгляды ставили девочку в тупик. Сейчас ей не нравился тот факт, что она оказалась в центре внимания. Лили чувствовала себя омерзительно здесь, в центре, и ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть эти взгляды, полные презрения и ненависти.

– Здравствуйте, – голос предательски дрожал.

– Так значит ты – Лили Эванс? – учительница ей улыбнулась, и от этой улыбки становилось легче, но стоило вновь посмотреть на свой новый класс, как легкость вмиг испарялась. – Куда же тебя посадить…

Учительница рыскала глазами по кабинету, а Лили замерла в ожидании. Казалось, что даже весь класс как-то неестественно притих. Всем было интересно, кто же этот «счастливчик».

– Ах, ну сядь к Северусу Снейпу. Это единственное свободное место.

Лили взяли за руку и куда-то повели. Она никуда не смотрела, только на пол. Эванс не смела поднять голову. Вскоре, сев на свою парту, она стала доставать учебники, так и не взглянув на своего соседа, а после, уставилась в окно. Признаться, ей уже не нравилось это здание. Оно было враждебным и неродным. Вновь оглядевшись, Эванс заметила, какие все-таки пафосные дети окружали ее. Белоснежные, хорошо отглаженные, рубашки, без единого пятнышка пиджаки, – все это казалось каким-то неестественным для непоседливой Лили. А еще эти презрительные взгляды и тривиальные улыбки.

– Эй, – ее кто-то пихнул, и она чуть не вылетела из-за парты. Лили повернулась. На нее смотрели черные глаза, у которых, казалось, не было конца. Эти глаза напоминали ей черную воронку, которая могла засосать кого угодно. Лили вздрогнула и сглотнула образовавшийся ком. Мальчик был… грязным. Неподстриженные волосы, к тому же сальные. Ногти, под которыми торчала грязь и желтые зубы. Почему они не смотрели на него с таким отвращение, что смотрели на нее?

– Чего тебе? – она не любила незнакомцев. И обращалась с ними жутко грубо.

– Меня зовут Северус, – Снейп протянул руку.

– Да я знаю, – прошипела Лили, отвернувшись обратно к окну.

Больше они не разговаривали, еще через неделю Эванс прозвали ненормальной и все стали сторониться ее. Лили бродила по коридорам, блуждала по классам и чувствовала это чертово одиночество. Оно ей абсолютно не нравилось. И вот, однажды, что-то лопнуло внутри, подтолкнуло к отчаянному шагу, и она решила подойти к одной компании.

Это был конец урока. Класс был пустым, по крайней мере, Лили никого не заметила. Она долго продумывала этот разговор, представляла во всех деталях, поэтому, когда Эванс все же решилась, в ее сердце зародилась крошечная надежда, которая гласила, что все может быть действительно хорошо.

– Привет, – Лили лучезарно улыбнулась и посмотрела на ребят. – Давайте дружить?

Они переглянулись. По их лицам трудно было определить что-либо, но вдруг, они залились громким смехом, а затем, толкнули ее, отчего Эванс упала на пол.

– С уродами – не дружим, – они смотрели на нее свысока, их глаза светились ярким огнем ненависти, и в тот момент Лили поняла, что ей никогда не стать частью общества, она его тень. Жалкая пародия на живого и счастливого человека. Господи, да она же сама по себе жалкая. Ненужная и никчемная.

Дверь хлопнула, и Эванс дала волю слезам, только это не были слезы грусти и печали, нет. Это были горькие слезы разочарования. Она плакала и плакала, пока эта грусть не стали душить ее. Это были невыплаканные слезы обиды на отца, на сестру. Слезы жалости к матери и слезы непонимания.

– Зачем тебе эти идиоты? – Лили быстро подняла глаза и увидела перед собой Северуса. Это был опять он.

Лили проигнорировала его и встала с пола, а Северус подошел к ней чуть ближе, вглядываясь прямо в глаза. Знаете, бывают все-таки настолько глубокие глаза, что становится страшно и тошно. Смотришь в эти черные воронки, понимая, какое ты ничтожество, и пропадаешь. Пропадаешь от жалости и ненависти к себе, а эти глаза все смотрят, и смотрят прямо в душу.

– Ты же особенная, а они идиоты, – с каким-то благоговением проговорил он.

Лили захотелось засмеяться, и она никак не могла понять почему. Эванс, недолго думая, протянула ему руку, которую он тут же пожал.

– Друзья?

Мальчишка в магловской одежде пожал руку в ответ. И с того дня, Северус всегда был рядом с ней, он был такой же тенью, невзрачной личностью, и он шел за ней по пятам. Теперь, когда Лили шла по коридорам школы, эти серые стены не так душили ее. Для нее началась новая жизнь с яркими красками. И может, там дальше, за горизонтом, ей повезет?

========== Воспоминание 2. Школа чародейства и волшебства ==========

Им было одиннадцать, и они оба были странными. От них маглы держались подальше, хотя бы потому, что от этой парочки так и веяло чем-то ненормальным. И этот дикий запах отпугивал обычных, тех, кого это поражало и настораживало. В классе они были попросту изгоями: молчаливыми, замкнутыми, но никак не тихими. Определенно. Лили и Северус никогда не оставляли своих обидчиков в покое. Их месть была настолько утонченная и оригинальная, что глупые детки-одноклассники по праву боялись и остерегались их.

– Скоро к тебе придет какая-нибудь волшебница, – тихо шептал Сев. – И она отдаст тебе письмо.

– Да, – с благоговением проговорила Лили и на секунду представила все это в своей голове. – Это будет чудесно.

Северус сразу понял, что Эванс волшебница. Просто, когда он посмотрел в ее изумрудные глаза, то сразу понял, она одна из них. А потом, Снейп подружился с ней, рассказал о магии. В последствии, ее выброс стихийной магии стал неконтролируемый, отчего Лили иногда и плакала, потому что это пугало ее. Помниться, однажды, когда они стояли в очереди, в столовой, к Лили подошла ее одноклассница, Розета.

– Уродка, – сморщилась брюнетка, и он почувствовал, как его подруга разозлилась. Вдруг, все стаканы, что лежали на подносе вдребезги разбились, ошпарив надоедливую одноклассницу кипятком.

Таких случаев было довольно много. И от этого Лили становилась в глазах одноклассников еще более ненормальной и странной. Пожалуй, ее репутации мог позавидовать любой учитель. Никто не мог заставить замолчать класс, как Эванс. И от этого девочка только хохотала. Она смеялась над людьми, смотрела на них долгим взглядом, который говорил, что ей абсолютно все безразлично.

– Северус.

– А, – они лежали на траве, переполненные надеждами на счастливое будущее в Хогвартсе, и мечтательно глядели на облака.

– А почему ты ходил в мою школу? Ты же маг и знал это с самого начала. – Лили уставилась вдаль, но при этом внимательно наблюдала за другом.

– Отец заставил, – Сев говорил об отце с какой-то ненавистью. И Лили прекрасно понимала его чувства.

Вскоре, Эванс попрощалась с другом и медленно побрела домой. Вообще, положение в ее семье ухудшилось. Мать, по истечению четырех лет со времени развода, совсем слетела с катушек и стала пить. В доме было находиться просто невозможно, в комнатах сидели грязные люди, от которых несло спиртным за километр. И как еще в дом Мелиссы Эванс не наведались люди из органов опеки, оставалось для Лили загадкой. Очень часто, когда алкоголь совсем дурманил разум ее матери, Эванс сильно получала. Бывали такие случаи, когда старшая Эванс, замахнувшись, резко падала на пол и билась в каких-то непонятных судорогах. А иногда, когда ненависть Лили закипала с огромной силой, Мелисса начинала задыхаться или просто, ее мать разворачивалась и уходила из комнаты прочь. С тех самых пор, как Эдвард Эванс навсегда покинул их дом, она не получила от него не одной весточки. Казалось, ее отец попросту забыл о ее существовании, а про Петунию и говорить было ничего. Они и так общались напряженно, а сейчас и вовсе не разговаривали.

На руках младшей Эванс всегда были синяки, порезы, но больше всего доставалось лицу, ее мать не раз уже разбила Лили нос. В такие моменты, она проклинала свою жизнь, свой выбор и саму себя. Эванс осталась с ней из добрых помыслов, но в итоге обрела не самую лучшую семью. Хотя, ее никогда и не было.

Девчонка нахмурилась и, подняв глаза, посмотрела на свой дом. На первом этаже уже горел свет, и раздавались пьяные голоса. Лили смекнула, что попасть в свою комнату у нее получится только через окно, не смотря на то, что ее комната находилась на втором этаже, она без особых трудностей преодолевала это препятствие и после пяти минутной борьбы с ветром, оказывалась в теплой комнате, которая была полностью в желтых тонах. Поэтому сейчас Лили полезла по пожарной лестнице и с легкостью открыла окно, которое никогда не запирала. Она упала прямо на кровать, больно стукнувшись рукой о железо кровати, и, зашипев, посмотрела на небо. Еще был только день, но темные тени съедали небосвод. Лучи солнца гасли, однако сейчас этот процесс был почти незаметен.

Эванс принюхалась. Летний воздух всегда по-особому пах. Это был запах цветов, счастья и жизни и, наверное, именно за это она не любила это время года. Ее легкие намного больше любили зиму. Ее холод, запах сна и смерти. Лили могла часами вдыхать воздух и закрывать глаза, представляя далекие страны и место, где бы у нее было все. Из мыслей, ее вытащил дверной звонок. Лили быстро поднялась и выглянула из окна. На пороге, возле дома, стояла странная женщина. На ней была длинная и изумрудная мантия, на голове – остроугольная шляпа.

Эванс сразу догадалась, что это ведьма, и вместе с этой мыслью ее охватил страх.

Лили быстро выбежала из комнаты, но было поздно. Дверь открыла ее мама, и Эванс вдруг осознала, что ничего не выйдет. Эта мысль причинила ей боль, острую и ноющую боль в груди.

– Здравствуйте, Я – Миневра МакГонагалл. И я хочу поговорить с вами о вашей дочери, – Лили осмотрела женщину. Седые волосы, сухие губы и морщины. «Да», – подумала она: «С такой женщиной лучше не спорить»

– Что опять натворила эта паршивка? – Мелисса еле стояла на ногах и сильно шаталась.

– С вами все в порядке? – подняла бровь Миневра и растерянно посмотрела на мать. Бутылка, что находилась в руках Мелисы выпала, и осколки разлетелись во все стороны. В этот момент у младшей Эванс возникло какое-то животное желание, ей захотелось просто взять этот чертов осколок и сделать порез на руке. И она еле справлялась с этим порывом агрессии.

– Ой, – пьяно хихикнув, проговорила Мелиса и ушла, совсем забыв про женщину и Лили.

– Простите, – тихо сказала Лили и вышла вперед. – Если хотите, проходите.

Миневра посмотрела на облезлые стены, на пятна, что красовались на обоях. Перевела взгляд на пол, который был усеян осколками и вдруг, резко подняла глаза прямо на девочку. Маленькая, она была очень худой и нескладной, но в ее глазах горел странный, небывалый огонь. И эта решительность могла сжечь все что угодно на своем пути.

– Нет, спасибо. Давайте перейдем на улицу.

Эванс кивнула и вывела женщину в сад, в котором уже ничего не росло, кроме сорняков. Когда-то раньше, Мелисса Эванс очень гордилась своим садом, лелеяла его и ухаживала, но теперь – это уже не приносило ей былой радости, а перспектива работать – вообще ужасала.

– Вы замечали за собой какие-то странности?

– Я знаю, что я волшебница, – прямо сказала Лили. – И я знаю, что вы тоже.

Миневра на секунду опешила. Еще никогда не случалось на ее практике, чтобы маглорожденный ребенок знал о своем происхождении. Она вновь окинула девочку своим долгим и серьезным взглядом, а потом спросила:

– Но, откуда?

– По-моему, сейчас это не самое важное, – туманно проговорила Эванс, а женщину поразил ее острый ум, который очень редко встречался у детей да и у взрослых тоже.

– Что ж, – она замялась. – В таком случае, это письмо ваше.

Лили дрожащими руками взяла конверт и пробежала глазами по строчкам. Радость, восторг и счастье – вот что она испытала. Лили вновь и вновь вчитывалась в строки, но когда Эванс подняла глаза, чтобы сказать спасибо странной женщине, той уже не было…

========== Пролог 2. Начало странной истории ==========

Эта странная история началась с того, что Лили ненавидела внимание. Эти оценивающие взгляды, ехидные смешки и тихий шепот, в котором никогда не было ничего хорошего, выводили ее из себя. Наверное, поэтому она решилась на этот смелый, а может и глупый поступок. Лили стала стирать память каждому ученику, кто видел ее в тот момент, когда она оказывалась в центре, выходила к доске или отвечала на уроке. Эванс могла проделать это и с учителями, но она не делала такого опрометчивого и серьезного шага.

Иногда она задавалась вопросом, зачем ей это делать? Неужели нельзя просто оставить все так, как есть? Но каждый раз, думая об этом, Лилс понимала, что она слишком боится. И страх взял верх, Эванс была слишком одержима им. Вот так Лили стала чем-то вроде тени. Ее все видели, чаще всего никто не обращал внимание, разумеется, кроме чертовых Слизеринцев, которые не упускали шанса поиздеваться над маглорожденной гриффиндоркой. Все дошло до того, что Эванс стала часто признавать, что все они, люди, которые ее окружают – марионетки. И дело было не в том, что она считала себя выше их или чем-то лучше. Просто всегда, когда Эванс бросала короткие взгляды на окружающих, она понимала, что их жизнь течет абсолютно бесполезно и бессмысленно.

Однако, знаете, каждая система дает крах и эта не исключение. Это был самый заурядный и обыкновенный урок ЗОТИ. Все шестикурсники сидели за партами и балдели, пока профессор Дитер пытался объяснить тему.

– Молодые люди! – монотонно проговорил профессор, но никто не обратил внимания. – Сейчас же прекратите болтать!

Класс вновь шумно загудел, и мистер Дитер устало вздохнул.

– Еще год и сваливаю отсюда к чертовой матери! – пробурчал профессор, а еще громче добавил. – Кто сейчас же не замолчит, неделю будет кормить электрических пираний!

Этот суровый приговор подействовал не на всех. За самой первой партой сидело четверо ребят, которые обменялись оценивающими взглядами. Подав знак классу, который говорил, что можно вести себя как обычно, на их лицах появилась торжественная улыбка, которая не предвещала ничего хорошего. Для учителя, разумеется. На самом деле – это была традиция. Каждый год к ним в школу приходил новый учитель по ЗОТИ, и еще на втором курсе Мародеры решили, что будут доставать беднягу. Все пять лет они справлялись с этой задачей на отлично, и сейчас в их головах созрел план.

– Готов? – тихо спросил Джеймс у Сириуса.

– Как никогда, – азартно заметил Блэк.

– Ребят, а может не стоит? – Римус пытался достучаться до совести друзей, но всегда забывал, что та сбежала от них уже давно.

– Мы делали вещи и похуже, – отмахнулся Сириус и высоко поднял руку. Класс смолк. Все стали смотреть на уверенного Блэка, который впервые за историю своего обучения поднял руку. Красивая улыбка Сириуса и удивленное выражение лица профессора. Тот еще не знал, с кем связался.

– Мистер Блэк, у вас что-то случилось? – Дитер уставился на ученика, словно последний – привидение.

– Профессор, – на лице Блэка появилась ангельская улыбка. – Я вот смотрел на вас, смотрел на то, как вы запыхались и подумал, что как же это непросто возиться с этими…учениками.

Профессор ничего не понимал, это было все очень странным.

– Ох, ну, это так неожиданно, – все что смог, проговорил он.

– Знаете, на вашем месте я бы не выдержал и давно уволился, – авторитетно заявил Бродяга, подмигивая Джеймсу, который сжимал склянку с зельем

– Мистер Блэк, – казалось, что профессор был на пороге инфаркта, но вдруг, он резко выпалил. – Прекратите срывать урок своим безобразным поведением. Из-за Вас, молодой человек, Ваш факультет может решиться баллов…

Профессор пустился в долгие и довольно нудные объяснения, и пока Мистер Дитер был занят, Джеймс Поттер незаметно для всех вылил прозрачную жидкость в стакан профессора. Пнув Сириуса под столом, Сохатый дал понять, что план реализовался и можно отступать от натиска «боевой крепости». Бродяга сел и теперь оставалось дождаться кульминации. Однако долго ждать не пришлось, ибо через несколько минут, Профессор Дитер залпом выпил всю жидкость, находящуюся в стакане, а весь класс озарился дружным хохотом.

– Что происходит? Немедленно успокойтесь! – Мистер Дитер пытался успокоить класс, но ему это не удалось. А ведь на самом деле, посмеяться было над чем. Вместе обычных человеческих ушей, у профессора свисали исполинских размеров уши слона и, когда рука преподавателя взметнулась вверх, дабы пригладить волосы и снять напряжение, он почувствовал, что с ним явно что-то не так. – Что…

Профессор повернулся к зеркалу, дабы убедиться, что его ощущения обманчивы, и замер. Казалось, прошло немыслимое количество времени, прежде, чем весь класс не содрогнулся от крика профессора:

– МИСТЕР БЛЭК.

Пришло время смеяться и Сириусу. Мистер Дитер напоминал скорее помидор, нежели адекватного человека, и казалось, что еще немного, и он лопнет от переполняемой его ярости. Блэк повернулся к классу и стал их осматривать. Все, абсолютно все смеялись и аплодировали. Кто-то согнулся пополам, кто-то одобрительно кивал головой и вот, он заметил, что некая рыжеволосая девушка сидела с суровым выражением лица и явно не одобряла их поступок.

Он не помнил ее имя, не знал кто она, точнее опять же, не помнил. Единственное, что он знал о ней, так это то, что они одноклассники, и она возиться с грязным Нюнчиком. Он мысленно скривился и вдруг почувствовал, как будто замирает. Еще чуть-чуть и он уже стоял неподвижно, лишившись всех чувств.

– Мерлин, – Лили устало потерла глаза и вышла из-за своей парты.

У нее кружилась голова от этого громкого смеха, а выходка этих Мародеров и вовсе оставила равнодушной.

Она вышла в центр класса. Осмотрела учителя и, взмахнув палочкой, с легкостью сняла действие зелья. Лили забрала стакан, вылила его содержимое в раковину, а сам стакан заколдовала и тот исчез. Эванс безразличным взглядом оглядела класс. Она задумчиво накрутила локон на палец и осознала, что таким мертвыми и тихим ей нравится он больше. На ее лице появилась улыбка. Ей нравились такие моменты, и она обожала вытворять нечто такое вновь и вновь.

Вдруг, в глазах резко потемнело, и она мертвой хваткой

вцепилась в ближайшую парту, закрыв при этом глаза. В этот момент Лили не услышала, как из коридора стал раздаваться звук каблучков, а через пару секунд дверь открылась.

– И ты представляешь, Магния. Он просто подошел и, не сказав и слова…– Лили распахнула глаза и поняла, как сильно она влипла. Это были ее одноклассницы. Марлин МакКиннон и Магния Делюр. Они никогда не разговаривали, потому что не имели ничего большего. И вот сейчас. В такой ненужный момент. МакКиннон развернулась. – Что…

Чары заклинания спали. Весь класс ожил, и все уставились на Лили, которая появилась как бы из воздуха.

– Мистер, Блэк! Я немедленно отведу вас к… – профессор ощупал свои уши и пришел к выводу, что они уже нормальные. Но, как это могло случиться? Дитер развернулся и увидел Лили. – Мисс Эванс, а вы что здесь делаете?

Эванс почувствовала новый приступ головокружения. Она вновь схватилась за парту, но на этот раз все пропало перед глазами намного раньше.

***

Лили резко приподнялась. Оглядевшись, она с ужасом пришла к пониманию, что находится в Больничном крыле. В голове мигом пронесся весь день и его события. Девушка с маниакальным отчаяньем запустила свои тонкие и холодные пальцы в рыжую шевелюру и тихо прошептала:

– Черт, – Лили готова была проклинать себя до конца дней за свою невнимательность. Она падала в обморок часто, это была болезнь, которая появилась еще с детства. Почему сейчас, почему именно сегодня, неужели судьба не могла подождать еще немного? А хотя, разве был в этом смысл. Что случилось, то случилось.

Лили встала и нагнулась за рюкзаком, что лежал возле кровати. Она вытащила карманный ножик и села на кровать. Этот ножик – последний подарок ее отца, прежде, чем последний ушел от них. Для Эванс навсегда останется загадкой, почему же она все-таки оставила его у себя, но предпочитала и вовсе не задуматься на этот счет. Раз, Лили открыла ножик и его чарующая сталь засверкала. Два, ножик закрылся и этот блеск, что одурманивал разум, пропал.

Ей нравилось такое состояние, отчего она провела пальцем по стали, оставляя первую царапину. Мучить себя – это искусство, заставлять чувствовать физическую боль – подтверждение того факта, что она не тень, а человек. Лили долго еще смотрела на то, как капли крови, стекая по ладони, падали на пол. Вскоре Эванс встала и медленно побрела в свою гостиную. Крадясь по комнатам одногруппников, она стирала им память. Но, когда она пришла в комнату к Мародерам, тех не было, как и не было Магнии и Марлин в своих постелях.

Лили прислонилась к стене и сползла вниз. О, она влипла. Сильно.

Но понимание – это не прогресс, прогресс – решение.

========== Марлин МакКиннон и Мародеры. Первые шаги ==========

Еще с детства Лили успешно поняла, что никому нельзя доверять. Когда она порывалась переступить через свой внутренний барьер и, наконец, открыться человеку, последний буквально после нескольких встреч втаптывал ее чувства в грязь, а иногда и доходило до оскорблений. И, в конце концов, – она разочаровалась в людях, в их словах. Ей стало все равно, плевать.

Хогвратс, некогда теплый и уютный, превратился в холодные, резные камни, на стенах которых часто играли тени между собой. С каждым днем ей казалось, что одиночество впитывает все ее внутренние силы. Лили Эванс сходила с ума, билась в своем отчаянье и полностью погружалась в пелену тоски, которой причиняла столько ненужной боли. Огонь догорал в камине, в гостиной торжествовал покой. Секунда и последняя искра отправилась в мир иной, и комната опустилась во мрак. Дыхание и храп учеников растворялись в каменных стенах, это было прекрасное, тихое бремя… Лили мирным сном спала в кровати, и если бы в этот момент она бы встала и вышла в гостиную, то услышала очень интересный разговор…

– Да говорю же тебе! Она не так проста и глупа, как хотела бы показаться…она наверняка что-то задумала, – мужской голос что-то бормотал, а второй человек тяжело вздохнул.