Текст книги "Парный танец (СИ)"

Автор книги: Tau Mirta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Давай… уже.

Люциус наклонился, лизнул его в пересохшие губы и прошептал:

– Нам некуда спешить.

И следующий час (два, три, сутки, неделя?) показал, что действительно – некуда. Мир Гарри состоял теперь из медленного скольжения, горячей тяжести чужого тела, вкуса соли на губах и беспорядочных задыхающихся поцелуев. От каждого движения Люциуса внизу живота словно бурлила огненная лава, а сердце стучало так, что заглушало чьи-то – может, его? – тихие стоны. Гарри отзывался, прижимаясь к нему, двигался навстречу, пока их жар не стал одним целым: рука Люциуса сжала его член, даря особое – до боли, до крика – наслаждение, а он, кончая, стиснул его внутри, заставляя последовать за собой.

Чуть отдышавшись, Люциус поднял голову; широким движением стёр испарину с его лба, быстро поцеловал и скатился на спину. Наступившую тишину тут же заполнило его сонное дыхание. А Гарри всё лежал, потрясённо глядя в потолок. Мыслей не было, и хорошо. Не до них сейчас. Солнце село, в комнату вползли прозрачные июньские сумерки. Гарри осторожно поднялся, нащупал палочку и кое-как наложил Очищающее. После призвал лёгкое шёлковое покрывало и лёг рядом с раскинувшимся Люциусом, смутно надеясь, что на этот раз он не уйдёт.

====== Глава 6 ======

Проснулся Гарри от того, что длинные волосы немилосердно щекотали нос и губы. Он фыркнул, отодвинулся, но ощущение тёплого сонного тела рядом было таким приятным, что он вновь обнял девушку.

Девушку?

Гарри открыл глаза, поморгал и убедился, что обнимает за талию мирно посапывающего Люциуса. Он хотел ущипнуть себя – так, на всякий случай, но характерная боль, проснувшаяся вместе с ним, убедительно доказывала, что всё это взаправду. Припомнив предыдущий вечер, Гарри вспыхнул и уткнулся в подушку. Оказывается, он многого не знал о своём теле. Ну и вообще, о себе. Потому что несмотря на то, что ощущалась неловкость и страшновато было ждать пробуждения Люциуса, Гарри не хотел, чтобы он просто встал и ушёл. Хотя… Даже если это всего лишь секс на одну ночь, то, по крайней мере, хороший секс. В ушах далёким эхом прозвучали его… их стоны. Не хороший, а лучший секс в его жизни. С Люциусом Малфоем. Который не ушёл наутро. Вот ведь.

– Как же громко ты думаешь, – пробормотал вдруг Люциус. Гарри вздрогнул и отлип от подушки.

– Э-э… Что?

Люциус перевернулся на спину и, не открывая глаз, пояснил:

– Твои мысли слышно на весь дом.

– А-а, – Гарри изо всех сил старался не сильно пялиться на него, но получалось плохо. Теперь можно было сказать, что он видел Люциуса разным, но видеть его таким – чуть взъерошенным, тёплым со сна, это было что-то совсем уж невероятное. – И что же это за мысли?

Люциус взмахнул рукой и с выражением произнёс:

– «И что же дальше?»

– О, неужели так громко? – Гарри мог лишь надеяться, что ему удался шутливый тон. – Ну и что?

– Что «ну и что»?

– Дальше-то что? – Гарри увлечённо рассматривал спинку кровати. Люциус приоткрыл один глаз, проследил за его взглядом и усмехнулся. Отбросив покрывало, он сладко, до дрожи потянулся и, задумчиво уставясь в потолок, начал:

– А дальше я, коварный соблазнитель, брошу тебя и уйду, растворившись в закатных лучах. Именно в закатных, это важно. Ты, обманутая девица… Не щипайся, не надо. Так вот, ты поймёшь, что роза твоя увяла и кувшин разбит, и что никто уже не возьмёт тебя замуж. Пойдёшь и утопишься в парковом пруду. Именно в парковом…

– …это важно! – Гарри ржал так, что чуть не упал с кровати. Люциус косился неодобрительно, но в уголках его рта пряталась улыбка. Отсмеявшись, Гарри сел на кровати.

– У меня встречное предложение.

– Какое же?

– Пошли завтракать, – он вновь весело фыркнул. – До заката время есть! Я ужасно голоден.

– Я тоже, – с некоторым удивлением заметил Люциус. – Но зачем куда-то идти? Давай здесь поедим.

– Хорошо, если хочешь, я принесу сюда, – Гарри натянул пижамные штаны.

– Причём здесь ты? – Люциус смотрел с недоумением. – А эльф?

– А, да просто я иногда люблю сам готовить, – Гарри смущённо улыбнулся. – Получается, конечно, не так хорошо, как у Кричера, но и не совсем плохо. Что бы ты хотел?

– Ничего, – Люциус, наконец, перестал его рассматривать и поднялся. – В смысле, как хочешь. Я тоже спущусь. Ванная там?

– Ага. Я буду на кухне.

Гарри шустро сбежал по лестнице, вспоминая, что у него есть из продуктов. Когда в кухню вошёл Люциус, ветчина уже была нарезана тонкими полосками, а на плите грелись две маленькие сковородки.

– Омлет, – объявил Гарри, взбивая яйца – по-маггловски, венчиком. – Ты не против?

– Нет, – Люциус прохаживался туда-сюда, осматриваясь. – И не помню, когда в последний раз ел на кухне. Разве что на первом курсе Хогвартса.

– Если хочешь, накрою тебе в столовой, – не удержался Гарри. – И буду прислуживать. С опахалом.

– Обойдёмся без опахала, – царственно отмахнулся тот.

– О, спасибо.

– …но только сегодня.

Гарри рассмеялся и тоже скользнул взглядом по комнате. Кухня была обжита ещё со времен Ордена как самое уютное место в доме. Он даже не стал ничего менять, только, по обыкновению, добавил пару окон. Теперь солнечный свет заливал массивный дубовый стол и заставлял щуриться присевшего за него Люциуса. Тот задумчиво наблюдал за Гарри.

– Никто ещё не готовил для меня так, – сказал он наконец.

– Ну, всё когда-то случается в первый раз.

– Тебе ли не знать, – сказано это было самым что ни на есть невинным тоном. Гарри покраснел и чуть не выронил миску. Маленькая месть за опахало.

– Ты не мог бы принести сок из кладовки? – выдавил он, спиной ощущая и взгляд Люциуса, и его довольную улыбку.

– Конечно.

Когда он выложил омлет на подогретые тарелки, сок – томатный и тыквенный – уже стоял на столе. Гарри улыбнулся тому, что Люциус запомнил его слабость к тыквенному соку. Сам он его, кажется, на дух не переносил. Гарри взмахнул палочкой, и одна из тарелок подплыла к Люциусу.

– Посуда тоже обычная. Но если хочешь, вытащу для тебя фарфор и столовое серебро.

– О, да хватит уже. И вообще, важна не посуда, а то, что в ней, – нравоучительно заметил Люциус.

– Хм, – Гарри устроился на высоком табурете. – А если тебе не понравится еда, то закидаешь меня вилками?

– Обязательно. Но потом пришлю корзину ирисов.

Неторопливый завтрак на солнечной кухне был ещё приятнее оттого, что ели они молча. Если два года назад Гарри понял, что готовить для себя – это совсем не то же самое, что готовить для Дурслей, то теперь он думал, что делать завтрак на двоих куда приятнее, чем на одного. Неизвестно, о чём думал Люциус, но ни одна вилка в Гарри так и не полетела, из чего он заключил, что омлет одобрен.

– Мне пора, – Люциус отложил салфетку и поднялся. – Спасибо за завтрак.

Гарри тоже встал, не зная, куда девать руки. Хотелось ненавязчиво выяснить, когда они увидятся, если увидятся вообще, но ничего изящного и остроумного в голову не приходило. Люциус тоже молчал, но его взгляд казался выжидающим.

– А давай… Давай я для тебя камин открою? – выдал наконец Гарри, стараясь не покраснеть. Через пару бесконечно долгих секунд Люциус ответил:

– Полагаю, так будет удобнее.

Они чинно прошли в гостиную, Гарри пробормотал необходимые заклинания.

– Вот. Можешь теперь вызывать меня и приходить, когда хочешь.

«Он в курсе, как работают камины, болван».

Люциус, к счастью, удержался от замечаний. Он шагнул к камину, но потом передумал: повернулся к Гарри и, коснувшись его подбородка, легко поцеловал в уголок губ.

– До вечера?

– До вечера.

Гарри ещё некоторое время мечтательно улыбался зелёному пламени, а потом встряхнулся и потопал наверх. Самое время пройтись по магазинам и пополнить запас продуктов.

В конце концов, омлетом никого не удивишь.

Ласковый июнь улетел с последним вздохом прохладного ветерка; Лондон залило золотистой июльской патокой. Старожилы говорили, что такой жары не было уже много лет. Город, словно смущённый непривычным положением дел, притих и задремал, увязнув в янтаре солнечного марева, из которого пёстрыми бабочками вырывались отпускники. Гарри погодных катаклизмов попросту не заметил: в его собственной спальне в эти дни бывало куда жарче. И если поначалу доминирующей эмоцией было банальное удивление, то потом всё стало и сложнее, и интереснее.

Они виделись каждый день. Иногда гуляли или обедали где-то, иногда, наплевав на приличия, просто шли в постель. Люциус по-прежнему избегал говорить о себе, но каждый день добавлял новый штрих к его характеру, и Гарри их все запоминал. Так, теперь он знал, что Люциус – жаворонок. Тот мог и вовсе не сомкнуть глаз ночью, но встать на рассвете и, заявив сонному Гарри, что «тем, кто встаёт к полудню, в бизнесе делать нечего», уйти. Но случались дни, когда ему не нужно было рано уходить, и тогда выяснялись другие, не менее увлекательные вещи. Например, то, что просыпаться Люциус любит медленно: с потягиваниями, поцелуями и неторопливым утренним сексом, который ощущается ярче, полнее. А ещё ему нравилось смотреть на Гарри в момент оргазма. Он мог заставить его кончить два или три раза подряд – рукой на члене или пальцами внутри, и только после этого, насмотревшись, взять своё. Поначалу Гарри это чертовски смущало, но он быстро привык. Отношения с Люциусом вообще кого угодно могли излечить от стыдливости. Чего стоила привычка расхаживать нагишом по спальне. Гарри неоднократно предлагал отвести его на маггловский нудистский пляж и получал в ответ убийственно серьёзную лекцию о пользе солнечных ванн.

– Между солнечными ваннами и эксгибиционизмом есть разница, – подкалывал его Гарри.

– Есть, – соглашался Люциус. – И она заключается в названии. А вообще, ты сам создал все условия, когда истыкал этот дом неприличным количеством окон.

– Эй, тогда ты сказал, что тебе нравится!

– Тогда мне было нужно затащить тебя в постель.

– А сейчас не нужно, что ли? – притворно обижался Гарри.

– Сейчас сам пойдёшь, – фыркал Люциус.

«Пойду», – всякий раз мысленно соглашался Гарри, но продолжал дразнить его. Когда он сильно донимал Люциуса, тот, в отместку, просил исполнить на бис достопамятный приватный танец. Вот и в этот раз, причёсываясь поутру перед зеркалом, он изъявил такое желание. Гарри предсказуемо смутился.

– Чёрт, я сто раз тебе говорил, что был тогда под зельем.

– А я тебе в сотый раз повторяю: подобное зелье не может дать что-то, чего в тебе нет. Оно просто подталкивает, высвобождает. Значит, ты сам не хочешь, – Люциус повернулся, одарив его задумчивым взглядом. – Почему? Это было хорошо. И мне нравится смотреть на тебя.

– Не на что тут смотреть, – пробурчал Гарри и, привычно замотавшись в простыню, двинулся в ванную.

– Подожди, – Люциус перехватил его, другой рукой нащупывая палочку. – Не двигайся.

– Что… – Гарри ощутил лёгкое жжение под веками: заклятие Ястреба, обычный заменитель его очков, которые Люциус так и не вернул. Мир вокруг обрёл нормальную чёткость. Люциус взмахнул палочкой во второй раз.

– Энгоргио! – зеркало увеличилось вдвое и отразило их в полный рост.

– Что ты де… – простыня Гарри отлетела в угол. Люциус ухватил его за локоть и мягко подтолкнул к зеркалу, развернув спиной к себе.

– Смотри, – шепнул он.

– Чего я там не видел? – Гарри нехотя глянул в зеркало и осёкся. На себя он и впрямь смотреть не любил: невысокий, тощий, взъерошенный – одно расстройство. Но сегодня в зеркале показывали нечто более волнующее – парня, пойманного в объятия Люциуса. Тот наклонился и шепнул:

– Разве тебе не нравится то, что ты видишь?

Гарри завороженно следил за тем, как зеркальный двойник Люциуса нежно поцеловал свою добычу в шею. Влажное прикосновение к собственной коже ощущалось теперь вдвое острее. Рука Люциуса прошлась по груди и скользнула ниже. Гарри чуть прикрыл глаза и откинул голову ему на плечо, теперь уже неотрывно следя за тем, как сладко зажмурился его двойник – того холёная ладонь по-хозяйски гладила по смуглому животу.

– Я уже говорил, как мне нравится твоя гладкая кожа? – кончики пальцев дразняще надавили на лобок, но тут же вернулись. – Нравится ещё и тем, что ты теперь совсем обнажён, дальше некуда. Такой красивый…

Указательный палец покружил вокруг пупка, слегка царапнув чувствительную кожицу. Гарри вздрогнул и прижался к своему – невидимому – Люциусу плотнее. Люциус зеркальный довольно улыбнулся и широким жестом провёл по бёдрам своего Гарри. Тот чуть прогнулся, словно кот.

– Такой гибкий...

Умелая ладонь знакомой, желанной тяжестью легла на его член. Гарри застонал, не отрывая глаз от своего двойника – у того на скулах разгорелся жаркий румянец и взгляд стал совсем потерянный.

– Такой отзывчивый… – лилось в ухо.

Гарри задыхался от полноты и силы ощущений. Образ, прикосновение, голос – ощущения обрушились на него с утроенной силой. В поясницу уже давно упирался твёрдый член Люциуса, и осознание того, что и он завёлся почти мгновенно, что и ему это нравится, сносило крышу окончательно. С пересохших губ слетел ещё один стон, и Гарри закрыл глаза, чтобы не видеть, как его немой двойник вскидывает бёдра навстречу ласкающей ладони, как белые пальцы скользят, поглаживают, сжимают его.

– Смотри, – в который раз услышал он и подчинился. Зеркальный Люциус большим пальцем собрал влагу, выступившую на гладкой головке, и потянул руку к губам. Кончиком языка он медленно слизнул лакомство и, подняв глаза, встретился взглядом с Гарри. Тот судорожно сглотнул и выдохнул:

– Я больше… не выдержу.

От улыбки, которую Люциус подарил ему через зеркало, по позвоночнику побежали мурашки.

– Выдержишь.

Он развернул Гарри боком и опустился на колени. Несколько томительно-долгих секунд, и его обожгло горячим дыханием:

– Ты по-прежнему можешь смотреть…

А потом весь мир сузился до одной точки, до горячего рта, в который почти целиком погружался его член. Это было невероятно, запредельно хорошо, и Гарри до крови закусил губы, чтобы не кончить сразу же, от первого движения языка. Его руки лихорадочно шарили по плечам Люциуса, но не было сил даже опереться, и тот, сидя на пятках, держал его сам. Смотреть вниз было совершенно невыносимо – невыносимо возбуждающе; Гарри глянул в зеркало и не смог отвести взгляд. В положении Люциуса не было ничего от подчинения – он брал, как и всегда. Блаженно прикрытые глаза, влажные губы, скользящие по члену, бугрящиеся от напряжения мышцы – Гарри, откинувшись назад, выгибался в его руках, почти теряя сознание от наслаждения. Но его ещё хватило на то, чтобы потянуть Люциуса за волосы, вынуждая отстранится.

– Что?.. – выдохнул тот, облизывая губы.

– Трахни меня.

Впервые Гарри произнёс эту фразу вслух. И ему понравилось: и то, как хрипло прозвучал его голос, и то, как хищно сузились потемневшие глаза Люциуса. Мерлин, только бы не вздумал его дразнить, только не сейчас…

Но Люциусу явно было не до игр. Он гибко поднялся и развернул Гарри лицом к зеркалу. Нетерпеливые руки огладили бёдра, пальцы скользнули по ложбинке, туда, где ещё с ночи было горячо и влажно. Гарри опёрся ладонями о зеркало и расставил ноги, чем заслужил короткий поцелуй в плечо и объятие такой силы, что затрещали рёбра. Люциус пробормотал заклинание, которое они оба терпеть не могли – смазка получалась ледяной, но сейчас даже это не помешало. Гарри ощутил знакомое давление и интуитивно прогнулся, облегчая проникновение. Быстро, резко, почти жёстко – в этот раз Люциус не медлил, но всё было правильно, так, как надо. Войдя полностью, он остановился, давая Гарри время привыкнуть, а тот готов был кончить от одного лишь ощущения заполненности, от прикосновения паховых волосков к ягодицам. Его рука сама метнулась вниз, но была мягко перехвачена.

– Нет, – прошелестело возле уха, и Люциус прижал его ладони к поверхности зеркала, накрыв своими. – Кончишь без рук.

– Что?? – но тут Люциус сделал первый – пробный – толчок. – О-о…

Каждое его движение Гарри встречал вскриком. В зеркале он мог видеть, как его тело вздрагивает под этими нежными ударами, он чувствовал каждый дюйм обжигающей плоти внутри и лихорадочные поцелуи-укусы – в висок, щёку, шею, куда придётся. Лицо Люциуса за его плечом – искажённое страстью, но ещё более красивое от этого, их сплетённые пальцы и отражение в зеркале – слишком много, слишком хорошо. Но последней каплей стало то, что Гарри поймал в отражении свой собственный взгляд, затуманенный и плывущий. Он всхлипнул и кончил одним длинным мучительным движением. Люциус издал низкий горловой звук и, отпустив его руки, крепко прижал к себе. Пара резких толчков, и он глухо застонал ему в шею, омывая изнутри горячей спермой.

Гарри не был уверен, что сможет устоять на ногах, и ощутил смутную благодарность, когда Люциус, не выпуская его, попятился к креслу. Он сел, устроив Гарри на коленях, и несколько минут они просто молчали, откинувшись на спинку и пытаясь восстановить дыхание.

– Ну, что ты теперь думаешь? – спросил наконец Люциус. Блуждающий взгляд Гарри наткнулся на белые потёки, пятнающие зеркальную поверхность.

– Я думаю, это хорошо, что зеркало немагическое, – глубокомысленно изрёк он.

Они рассмеялись – насколько хватило сил, а потом Гарри ощутил плечом знакомое мерное дыхание и осторожно соскользнул с его коленей. Он нашёл в кровати свою палочку и вернулся к креслу. В их близости ему нравился даже этот момент: когда он накладывал Очищающее и укрывал заснувшего Люциуса. Было в этом что-то… трогательное, что ли. И да, ещё кое-что из «Занимательных фактов о Люциусе Малфое»: после оргазма он отрубался ровно на двадцать три минуты, хоть часы сверяй. Гарри улыбнулся и, оставив его дремать в кресле, отправился готовить завтрак. Но зеркало перед уходом всё-таки почистил.

А то ему и так досталось.

– Я сегодня буду занят, – сообщил Люциус за завтраком через пару дней. – И завтра. И послезавтра, возможно, тоже.

– О, – Гарри подождал немного, но тот ничего не добавил. – Ну ладно. Пиши письма, если что.

– Зачем? Теперь можно говорить через камин.

– Ты не понимаешь. Элоиза страдает без твоего филина.

Люциус вопросительно вздёрнул бровь.

– Любовь у них, – пояснил Гарри, улыбаясь.

– Чушь, – фыркнул Люциус. – Гаспару нет дела до подобных глупостей.

– И почему же?

– Он немолод и почтенен.

– Как ты? – невинно уточнил Гарри и вместо прощального поцелуя получил весомый подзатыльник.

Проводив Люциуса, он задумался, чем бы заняться. Дел оказалось предостаточно: давно не навещал Андромеду, две недели не разбирал письма, с Роном обещал повидаться. Н-да, совсем из жизни выпал. Ладно, сначала корреспонденция.

Узрев огромную кучу готовых к отправке писем, Элоиза чуть не заклевала его насмерть и сменила гнев на милость только после того, как он пообещал ей свидание с Гаспаром. И, как ни странно, оно состоялось: Люциус прислал очень короткое, но ёмкое письмо, в котором сообщал, что иногда тоже хотел бы быть сиротой без родственников. Гарри мысленно отметил, что он сообщил ему о причине отлучки, и повеселел. На следующий день он повёл Андромеду с Тедди в Эмералд-парк (буря восторга у всех троих), а вечером встретился в Лондоне с Роном.

– Гарри! – Рон сгрёб его в объятия, отчего в памяти последнего тут же всплыло слово «гризли».

– Боже, ты и впрямь стал ещё больше, или мне кажется? – проворчал он, с искренней радостью обнимая друга. Рон расхохотался.

– А ты чего хотел, нас на физподготовке гоняют и в хвост и в гриву! – сияющая улыбка Рона не оставляла сомнений в том, что он очень доволен таким положением дел. – Познакомься, кстати, – он пошарил у себя за спиной и выудил оттуда стройную блондинку. – Это Лесли.

«Очередная валькирия», – подумал Гарри, пожимая изящную, но крепкую ручку будущей аврорши. Валькириями Джинни именовала всех подружек Рона, и её можно было понять: боевитые девушки сменяли друг друга чуть ли не каждую неделю, и Гарри не вспомнил бы сейчас имя предыдущей роновой спутницы. И зачем он всегда их притаскивает? Не поболтаешь толком. С другой стороны, даже хорошо: вдвоём они неизбежно заговорили бы по душам, и кто знает, к чему бы это привело. Гарри засунул подальше мысль о том, как Рон может среагировать на известие о Люциусе, и решил просто получить удовольствие от общения со старым другом.

Жара по-прежнему стояла адская, совершенно не лондонская. А человечество – по крайней мере, та его часть, которая обучается в университетах – знает один способ борьбы с этой напастью.

Холодный лагер(1).

…Очнулся Гарри от того, что кто-то медленно, но верно выцарапывал ему мозг. Вернее, не кто-то, а что-то. Звук. Ужасный, убийственный, кошмарный… шелест газетных страниц. Он с трудом отлепил лицо от подушки и со скрипом (так ему показалось) повернул голову.

– Доброе утро, – поприветствовал его Люциус, выразительно посмотрев на часы. Гарри проследил за его взглядом. Полдень. А что вчера было?

– А что вчера было? – пробормотал он.

– Вероятно, ты встречался с друзьями, – кисло предположил Люциус.

– О, – в голове у Гарри запузырились воспоминания. – Точно.

Тут до него дошло, что он валяется на софе в гостиной, а рядом восседает Люциус и смотрит таким взглядом, что газета в его руках почти дымится.

– Ты извини, что я в таком виде, – предприняв героическое усилие, Гарри сел. – Мы вчера немножко перебрали.

– Ну, если это у тебя называется немножко… – голосом Люциуса можно было бриться – тому, кто не боится опасных лезвий.

– Э-э, – затуманенные извилины гарриного мозга неохотно зашевелились. – А ты уже закончил? В смысле, дела, родственники?

Похоже, часть извилин, которые отвечают за связную речь, вообще смыло к чертям. Люциус оценил.

– Родственников я закончил, да, – он с треском отбросил газету. – И подумал, что мы могли бы сегодня сходить куда-нибудь, но теперь вижу, что фатально ошибся.

– Ну, не так уж и фатально, – пробормотал Гарри. – Эй, подожди! Давай вечером поужинаем?

Люциус обернулся у самого камина и окинул Гарри таким взглядом, словно прикидывал, какую казнь назначить.

– Хорошо, – сказал он тоном, в котором ясно слышалось: «И только попробуй сделать что-нибудь не так». – Напишешь.

И с этим лаконичным напутствием отбыл. А Гарри пополз в ванную, задаваясь двумя вопросами: почему Люциус так разошёлся и что это за дрянь скрипит на зубах.

Ответ был один и тот же – помада самого мерзейшего густо-алого оттенка, размазанная по лицу и шее Гарри. Создавалось ощущение, что он вчера целовался с вампиром, и при этом непонятно, кто кого закусал. Пока Гарри ошарашенно разглядывал себя в зеркале, в голове проносились смутные картинки, в которых фигурировали встреченные вчера в недобрый час подружки Лесли. Опознав в нём Великого Героя (изрядно подвыпившего к тому же), девицы тут же кинулись в атаку. Особенно усердствовала одна из них. Гарри с отвращением припомнил, как на его бедро интимно легла лапка с маникюром цвета несвежей крови – того же оттенка, что красовался сейчас на его лице и горле. Вот зараза. Он помнил, как отбрил её (вежливо первые три раза, невежливо – остальные пять), а девица, видимо, решила отомстить: украсила его пиявочными засосами и вымазала заодно в помаде. Нет, ну какие дуры бывают, думал Гарри, пытаясь соскрести с лица народную любовь. Хорошо хоть, что ночевал один. Но всё равно на месте Люциуса он бы тоже, пожалуй…

О. Люциус.

Гарри загнал себя под холодный душ и залился Антипохмельным, пытаясь придумать, как бы умаслить Люциуса. Ничего путного на ум не шло. В конце концов он попросту смотался в справочную министерства и у знакомой секретарши выяснил название самого пафосного и дорогого ресторана Лондона. В «Олимпе» его поначалу приняли нелюбезно – футболки и джинсы в этом храме хрусталя и позолоты не котировались, но когда Гарри ненавязчиво продемонстрировал шрам на лбу, свободный столик сразу нашёлся. Сделав заказ на вечер, Гарри отправился домой, написал короткое письмо и вручил Элоизе.

– Уговори его, девочка!

Видимо, Элоиза обладала недюженным даром убеждения. Люциус пришёл. Гарри за аперитивом поведал ему свою версию случившегося вчера, но особого впечатления это не произвело. Беседа не клеилась. Гарри пристыженно жевал что-то мерзостное по цене дома в пригороде Лондона, Люциус запугивал официантов презрительно приподнятой бровью – то левой, то правой. Те на провокации не велись, и к концу ужина он всё-таки оттаял и разразился речью. Нет, даже так: Речью. Как ещё назвать тот образец ораторского искусства, Гарри не знал. Началось всё с рассуждений на тему развлечений современной молодёжи; потом замелькали фразы типа «отсутствие вкуса» и «интеллектуальный уровень». В результате получилось, что Гарри каким-то непостижимым образом виноват в том, что принадлежит к новому поколению, и, попутно, в том, что у них с Люциусом большая разница в возрасте. Нет, прямо об этом не говорилось, но идея проходила сквозь речь красной нитью. Или даже канатом, канатом цвета давешней помады. К концу великолепного спича Гарри так заслушался, что с трудом подавил желание встать и поаплодировать. Вообще-то он ожидал чего-то в этом роде. Люциус был одним из тех людей, к которым невозможно применить фразу «неуверенность в себе», и всё же Гарри откуда-то знал, что тема возраста неминуемо всплывёт. Наверно, потому, что разница значительна, а в обществе такое традиционно осуждается. Как бы то ни было, для Гарри никакой проблемы не существовало и он планировал убедить в этом Люциуса – если тот, конечно, позволит.

– Речь – супер, – сказал он, салютуя ему бокалом вина. – Ты – прирождённый дипломат.

Люциус нахмурился, но Гарри вскинул ладонь.

– Нет, погоди, дай договорить, – он глотнул вина и смерил Люциуса задумчивым взглядом. – Я, в общем, говорить не очень умею, но суть в том, что мне на разницу в возрасте плевать, и я не понимаю, почему это волнует тебя или кого бы там ни было. Я… – он неопределённо взмахнул рукой. – Чёрт, да я хочу тебя так, что зубы сводит, и при чём тут какая-то разница в возрасте?!

За соседними столиками воцарилось заинтересованное молчание, и Гарри понял, что последняя фраза прозвучала чересчур громко. Чёрт… Выступил, ничего не скажешь. Люциус смотрел на него с нечитаемым выражением, и в какой-то момент Гарри подумал, что сейчас он обзовёт его импульсивным сопляком и пошлёт куда подальше.

– Зубы, говоришь, сводит, – задумчиво произнёс Люциус, стягивая салфетку.

Гарри кивнул, чувствуя, как губы расползаются в широченной улыбке.

– Тогда не понимаю, какого чёрта мы тут сидим.

(1) – пиво низового брожения; как правило то, что мы называем светлым пивом, и есть лагер

====== Глава 7 ======

За окном расплескалось очередное знойное утро: океан дрожащего золотого света врывался сквозь распахнутое окно, оставляя на полу горячие брызги солнечных зайчиков. Гарри пёк блины. Не самый лучший вариант завтрака для такой жары, но вот захотелось. Блины шипели сразу на двух сковородках, и Гарри не услышал Люциуса: тот подошёл сзади и мягко обнял. Рука, держащая половник, дрогнула, и жидкое тесто выплеснулось прямо на раскалённую плиту. Люциус отшатнулся, а Гарри попытался как можно быстрее убрать пятна и клубы едкого чада. Вот чёрт. Кое-как очистив плиту, он взмахом палочки сгрёб посуду в угол и, нацепив на лицо самую непринуждённую улыбку, обернулся.

– Повар из меня сегодня… так себе, – он замолчал под пристальным взглядом Люциуса.

– Ну и что это было? – знакомым недобрым тоном спросил тот.

– Где? – Гарри до последнего надеялся избежать объяснений.

– Только что. И до этого несколько раз. Ты отпрыгиваешь от меня, словно ошпаренный.

«И вовсе не так», – подумал Гарри, но промолчал. А Люциус, похоже, разозлился не на шутку.

– В чём дело? Тебе противны мои прикосновения? Приходится терпеть? И ради каких же таких целей, позволь узнать?

– Я вовсе не хотел…

– Вот именно! Всякий раз, когда я подхожу незаметно, ты вырываешься, словно я какой-то… – он замолчал, подбирая слово.

– Так не подходил бы! – Гарри тоже не выдержал.

Люциус взвился со стула. Его сдвинутые брови не предвещали ничего хорошего, но Гарри уже спохватился и примирительно вскинул ладонь.

– Ладно, ладно. Орём друг на друга, словно давно женаты, – он неловко улыбнулся. Люциус не отреагировал на неуклюжую шутку, но вновь сел, всем своим видом показывая, что ждёт объяснений. Гарри тоже влез на табурет и привычным жестом взъерошил волосы на затылке.

– Это, понимаешь, такая штука… Боязнь прикосновений. Как бы. Из детства. Типа от того, что дядя иногда задавал мне трёпку, – Гарри пытался говорить шутливо и не сильно ёрзать под пристальным взглядом Люциуса. – Это не психоз, это просто… Ну, то есть всё нормально. Просто я иногда могу вот так отпрыгнуть, если незаметно подойти. Но ты здесь не причём, правда.

На самом деле, Гарри заметил это за собой совсем недавно – раньше не до того было, и даже сходил к университетскому психологу. Было очень неприятно рассказывать про все регулярно получаемые «трёпки» и просто случайные затрещины и подзатыльники, которые прилетали неожиданно и безо всякого повода – «чтоб не зарывался». По мнению Гарри, ничего страшного в этом не было. Многих детей дерут, подумаешь, большое дело. Психолог долго вещал на тему его душевной организации и детских травм, но Гарри из той беседы вынес лишь одно: ощущение, что его сравнили с кисейной барышней. Ну, или с запуганным ребёнком. Глупо, в общем. Он искоса глянул на Люциуса, опасаясь, что придётся объяснять всё в подробностях.

– А что у нас есть к блинам? – спросил тот.

Гарри радостно соскочил с табурета.

– Я хотел с творогом…

– Только не творог.

– Свежий мёд…

– И не мёд.

– Не знаю тогда, какого чёрта тебе надо, – буркнул Гарри, пытаясь сдержать улыбку, и нырнул в кладовку. – Вот, грушевый джем двухлетней выдержки, будешь? – проорал он оттуда. До его слуха долетел шелест газеты. – Эй, без меня не начинай!

Вообще-то Гарри недолюбливал газеты – курса эдак с пятого. А уж после победы… Вернее, ПОБЕДЫ, именно так называли это газетчики. А его – Великим Героем. Впрочем, это не мешало им запускать самых немыслимых «уток» и всячески портить кровь Гарри и остальным. Неудивительно, что исправно доставляемые на Гриммо газеты («Пророк» подарил бесплатную пожизненную подписку, чтоб его), Гарри пролистывал наспех. Но чтение газеты с Люциусом было занятием поистине захватывающим. Он не только знал всё обо всех, но ещё умел прокомментировать ту или иную новость так, что Гарри иногда покатывался со смеху. На этот раз он прохаживался по списку министерских назначений.

– Один здорово напоминает горного тролля… Второй оценки на СОВ ставили из жалости, я помню… Третий вообще хаффлпафец!

– А что ты имеешь против хаффлпафцев?

– Ты шутишь? Да их к управлению подпускать нельзя, развалят всё по камешку!