Текст книги "Верность (СИ)"

Автор книги: tarpusha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Их Яков забрал погулять, – придумала Нина.

– Анечка, а ему можно доверять малышей? Может, он их украл? – не на шутку перепугалась Марья Тимофеевна.

– В Затонске недавно был такой случай! Купец Попов осерчал на супругу, забрал шестилетнего сына и уехал с ним в Сибирь, к своим родителям. Аннушка, ты должна ее помнить – Настенька Попова… Так она едва руки на себя не наложила!

Миронов успокаивающе погладил жену по плечу.

– Маша, не будем паниковать заранее. Дождемся Штольмана и все выскажем.

– Лучше угости нас, хозяйка, чаем с дороги, и расскажи, как вы живете, – чуть подталкивая женщин, он направил их в столовую.

«Как хорошо, что у меня нет родственников! Не было до вчерашнего дня…» – Нина лихорадочно стала вспоминать, как ведут себя младенцы и мальчишки.

«Надо что-нибудь нейтральное сочинить. Про кашу, коленки, игрушки. Ну ничего, эти Мироновы всегда казались мне немного наивными. Дура я, надо было условие ставить, чтобы без детей… Хотя, если их заберут в Затонск, нам будет легче. Якоб еще подуется пару деньков и придет, как миленький, никуда не денется – другой-то Анны нет», – небрежно указав Шурочке на чайный сервиз, Нина прошла к обеденному столу.

«Еще умолять меня будет, дурашка».

…

Дверь купе, в котором ехала Анна, вновь задергалась. В Севастополе в ее купе так никто и не сел, хотя оно было двухместным.

– Вы позволите? – раздался интеллигентный юношеский голос.

– Да-да, проходите. Прошу прощения… – Анна открыла дверь, едва не ляпнув «… я отвлеклась».

Она вздохнула. Вряд ли стоило ожидать в попутчицы одинокую девушку или бабку.

«Осторожнее надо с окончаниями, я – мальчик», – настрожила себя Анна, проверяя, не вылезли ли волосы из-под кепки.

Высокий молодой человек в недорогом костюме, из нагрудного кармана которого торчал белоснежный платок, протянул ей руку.

– Копейкин, Алексей Семенович. Рад знакомству.

«Ой. Чуть ладонь для поцелуя не подала! Как же все-таки это сложно…» – Анна как можно сильнее сжала пальцы юноши.

– Ан…тон Московкин, – отрекомендовалась она, загрубив голос кашлем.

Приветственно улыбнувшись, молодой человек окинул взглядом купе и повернулся к выходу.

– Тут у меня еще саквояжик…

– Осторожнее с этим типом, подданная, – буркнул с багажной полки Павел Петрович.

– Знаем мы таких! Очочки, платочки… потом веночки на могилке…

– Почему веночки? – не удержалась Анна и тут же прикусила язык.

– Потому что, подданная, твоему это не понравится, монокль ему в глаз, – объяснил призрак, подозрительно глядя на копошившегося в коридоре юношу.

– Ты хоть кем вырядись, подданный твоих ухажеров на ниточки размотает и саван соткет.

– А потом снова на тряпки раздербанит, нож ему в голенище, – согласилась королева Франции.

– Очень уж он у тебя нервный по этому делу…

Копейкин, пыхтя, втащил в купе тяжелый чемодан и закинул его на багажную полку.

– Котейкин, бубенец тебе в бобон! Молока опился? – заорал император, вытаскивая из-под чемодана Марью Антоновну.

Голова Марии-Антуанетты покатилась к краю, грозя свалиться на незадачливого пассажира.

– Закатай его в ковер, Полли! Тут целая королева сидит, а он – чемоданом, риф ему в форштевень! Слыханное ли дело!

Спасая ситуацию, Анна порывисто схватила юношу за локоть.

– Алексей Семенович! Можно вас на минутку!

Молодые люди вышли из купе.

Самодержец поймал на лету голову в буклях, вернул ее возлюбленной и умиротворяюще запыхтел:

– Марьюшка, ты цела? Давай не будем высовываться? Хочешь, орхидеюшка моя, на паровозике покатаемся?

…

«Какая еще другая мама?» – недоумевала Анна, уцепившись за поручень в коридоре и вполуха слушая болтовню попутчика о стажировке в Москве.

«Не мог Яков новую женщину в дом привести! Не мог! Тогда что за женщина, как мама?»

Поезд дернулся, и Анна едва не упала. Удивившись, что Алексей Семенович не подает ей руку для помощи, Анна опомнилась.

«Там же я! То есть я сейчас – Нежинская в одежде мальчишки, а дома в Лахте осталось мое тело. И Яков будет его любить? О-о-о, нет!»

Копейкин что-то рассказывал о перипетиях службы мелкого чиновника. За окном поплыл перрон, провожающие замахали платочками, некоторые женщины утирали слезы.

Анне внезапно стало дурно.

«А если я не смогу вернуться в свое тело? Так и останусь замужем за толстым Максом? Никогда не обниму Дюка и Верочку? А какая-то другая женщина будет с ними и моим Штольманом? О, боже…» – невозможная догадка пришла ей на ум.

«Неужели я здесь, а там – Нина? Я-а-а-ков!»

Голова ее закружилась, ноги подогнулись. Анна навалилась на поручень. Вдруг далеко в проходе она увидела светловолосого охранника с хвостиком на затылке.

«Макс здесь! Меня ищут!»

Отчаяние оторвало ее от дум, придало сил, подтолкнуло к действию. Она вспомнила, как однажды в парке Яков целовался с ней за кустами, а потом, когда они вышли на аллею, подшучивал над ее пунцовыми щеками: «Милая, не волнуйся, нам можно было и не прятаться. Если мы поцелуемся на людях, все отвернутся».

Приближался кондуктор. Он вежливо стучал в каждую дверь и, не дожидаясь ответа, входил в купе. За спиной у него маячил блондин, всматриваясь в пассажиров.

Анна дернула дверь своего купе, втащила за собой Алексея, мило ему улыбнулась. Приподняла на голове кепку, позволив увидеть короткую, но все же женскую стрижку. Быстро затолкала волосы обратно, плюхнулась на колени к оторопевшему Копейкину. И прижалась губами к его губам.

Дверь за спиной открылась после повелительного стука. Анна, не оборачиваясь, махнула рукой на купейный столик.

– Тьфу, срамота, – пробормотал охранник её теперешнего мужа.

– С мальчишкой!

Смущенный кондуктор молниеносно проверил билет Копейкина и испарился из купе. Дверь закрылась. Алексей удивленно перевел дух и вновь приник к сладким губам, а Анна начала вырываться.

– Эй, котяра драная, перо тебе в ухо! – Павел Петрович надел подушку на голову юноши.

– Убери лапы! У этого цветочка садовник есть! Он тебя в земельку уложит, тяпкой распашет и будешь хреном колоситься!

– Прошу простить, барышня… Увлекся… – Алексей выплюнул изо рта угол подушки и осторожно ссадил Анну со своих колен.

– Вы от кого-то скрываетесь? Помощь не требуется?

…

Взбешенный Штольман, глядя в стеклянную витрину лавки, едва не сломал в руке деревянный квадратик.

«Ну, Анечка! Ну, медиум мой ненаглядный, только вернись! Я тебе покажу, как прыгать по чужим телам!»

Столкнувшись на Николаевском вокзале с агентом Викентьевым, Яков вместе с ним уже допросил городовых. Пока все было безрезультатно – разгуливающего в одиночестве малыша никто не видел.

– Яков Платоныч! – крикнул Миронов, подбегая к нему.

– Скорый на Москву отходит через минуту! Кондуктор сказал, что кудрявый мальчишка лет четырех-пяти пробубнил что-то про маму в вагоне и юркнул внутрь. Мальчик был в сером, будто морском, плащике, а на кармашке – косой крест! Это наверняка он!

Штольман вспомнил, что полгода назад Анна по просьбе Дюка вышила ему на плаще и рубашках синий Андреевский крест.

– Викентьев, передайте остальным отбой! – велел Яков подчиненному, торопясь за Мироновым.

Обрадованная Верочка на руках у отца залопотала: – Дю, Дю, Дюк!

========== Глава 8. Спасатели ==========

Добежав до последнего пассажирского вагона состава, Штольман остановился.

– Любезный, это на Москву? – спросил он проводника в форме, уже закрывавшего дверь.

– Так точно, – кивнул служитель. – Отойдите, господин хороший, мы отправляемся.

– Петр Иванович, вы с этим человеком разговаривали?

Запыхавшийся Миронов помотал головой и махнул рукой вперед по ходу поезда.

– Вагона три вперед, вон, где синенькие начинаются.

– Сигнальте машинисту! – велел проводнику Яков.

– Нужно немедленно остановить поезд.

– В одном из вагонов – опасный преступник! – добавил Петр Иванович.

Служащий даже глазом не моргнул, он просто отвел руку Штольмана от поручня и закрыл дверь. Далеко впереди раздался гудок паровоза. Лязгнули колеса, состав медленно тронулся.

– Па-па? – Верочка недоуменно поморгала длинными ресницами.

Ей тоже очень хотелось найти братца.

Яков решительно дернул на себя ручку двери и ступил в тамбур. За ним втиснулся Петр Иванович.

– Господа, господа, – стал грудью напирать на них проводник, но тут малышка громко завизжала, и он одумался.

– Ну что же вы, господа, вроде бы приличные люди… Это скорый поезд, в нем важные пассажиры едут, а вы – как пираты на абордаж. Выходите, пока мы скорость не набрали, – он пошире открыл дверь.

– Я – Штольман, начальник уголовного сыска департамента полиции. Это со мной, – Яков, указав на Миронова, не сдвинулся ни на дюйм.

Заметив по лицу проводника, что у того исчезло желание выпереть нахалов, Штольман добавил:

– Преследую беглеца, мальчишку лет четырех. В поезде такого не видели?

Служащий помотал головой.

– Когда следующая остановка?

– Не будет остановок, господин Штольман. Богатые пассажиры доплатили за скорость, им в Москве к утру надобно быть. Вроде как с пути все составы уберут специально для нас. Обычных пассажиров предупредили, кому надо было в Любань или Тверь, вернули деньги. Может, все-таки сейчас сойдете?

С сомнением посмотрев на убегающую ленту перрона, проводник потянулся закрыть дверь.

– Хотя с младенцем уже не стоит.

Яков тоже взглянул на мелькающие за стеклом опоры вокзала.

– Петр Иванович, вы со мной?

– Ну разумеется, ЯкПлатоныч. С удовольствием помогу в воспитании нашего опасного преступника.

Петр Иванович уже забыл, как они с братом умилялись проделкам маленькой Анны, не в силах хотя бы поставить ее в угол.

– Плащик задрать и надавать по штанишкам, а то вырастет хуже, чем …

Штольман только вздохнул.

…

Пришлось Анне рассказать Копейкину, что она убегает от рассерженного мужа.

– Я, Алексей Семенович, перед ним ничем не провинилась. Просто мне срочно надо в столицу. А он, как оказалось, против… – Анна горестно пожала плечами.

Алексей Семенович слушал и участливо кивал. Он постарался забыть о поцелуе – мальчишка, сидящий перед ним, неожиданно оказался замужней дамой, и дальнейшие вольности были невозможны.

– Ну ты даешь, подданная, – буркнул Павел, затолкав свою королеву подальше от края полки.

– Я же двух охранников прибил, клей им в тыковки. А муженек твой, наверное, думает, что это ты такая ловкая.

Стук в дверь прервал призрака. Анна не успела остановить вежливого Копейкина – тот встал с дивана, открыл дверь. И тут же уселся обратно, понуждаемый грубым толчком в плечо. В проеме появился белобрысый охранник. После проверки соседнего вагона он вдруг вспомнил, где видел этот серо-синий пиджак и темную кепку.

– Нина Аркадьевна, Максимилиан Аристархович вас очень ждут, – хмуро произнес блондин, не собираясь распространяться, какой нагоняй получил от хозяина после освобождения из подвала.

– Мы с Геннадием все поезда проверяем. Без вас велели не возвращаться.

– Любезный, оставьте это, дама не желает, – вступился Копейкин.

Блондин поднес к его уху увесистый кулак.

– Тихо, студентик. Я сегодня уже одно животное спустил с лестницы, так что увянь, очки потеряешь. Тут дело семейное.

Протянув руку к Анне, охранник подтолкнул ее к выходу.

Анна с поникшей головой вышла из купе. Копейкин встал было следом, но дверь перед его носом с грохотом закрылась.

Павел возмущенно ухнул.

– Ах ты, моль недоеденная, сметану тебе в лоб! Объявляю третий раунд!

Мутные облачка через щель выбрались в коридор и вдоль потолка двинулись за блондином.

…

В тамбуре Анна споткнулась, оперлась о локоть охранника. От чужого запаха и кислого вкуса металла во рту ей вновь стало дурно.

– Маладца, подданная! – одобрил самодержец.

– Скажи, что тебе плохо, что срочно нужен воздух!

Преодолевая дурноту, Анна прошептала: – Пожалуйста, откройте дверь…

Блондин недоверчиво покосился на беглянку. Но бледность на лице Анны была неподдельной, а ему было приказано доставить супругу хозяина целой и невредимой. Погремев дверью, охранник распахнул ее, припер к железной стенке вагона.

Шляпа блондина покатилась к подножке.

– Тьфу ты, стой! – он прыгнул к открытому проему.

Поднаторевший в помощи морякам с парусами и веслами, Павел Петрович придал корме блондина ускорение.

– Ой-ей-ей! – император участливо высунулся из вагона, наблюдая за тем, как охранник кувыркается по склону.

– Это тебе за Герасика, чтоб его в крынку со сливками уронили…

Вернувшись в тамбур, призрак перевернулся в воздухе и радостно взвизгнул:

– Технический нокаут! Белая моль выпала с ринга!

Анна улыбнулась.

– Спасибо, Павел Петрович. Он там не убился? Жалко все-таки…

– В этом болоте, чай, не утонет… – пыхнул император, глядя на тянущиеся вдоль насыпи илистые заводи.

– Вон, хлюпает, чтоб ему хамса уши скушала. Эй, подданная, ты чего?

Забыв о преследовании, Анна скрючилась в углу тамбура, усмиряя позывы к тошноте.

…

– Как это – нет перехода? – удивленно спросил Штольман проводника.

Тот пожал плечами.

– В конце состава все такие вагоны, впереди – с переходами. Набрали с миру по нитке. Зато у нас паровоз последней модели – передняя тележка, четыре оси, конденсация пара! Быстрее всех на дороге! – служитель гордо перечислял достоинства паровоза, будто сам его создал.

Штольмана совершенно не интересовали достижения инженерной мысли. Он прервал словоохотливого проводника.

– Любезный, как пройти по вагонам?

– Э… Ну… Никак. Это вагон третьего класса, здесь пассажирам ресторан не положен. Уборная разве что, так вон она, с краешку. Ну и чай, это уж моя забота.

Яков передал Верочку Миронову, снял пиджак, засучил рукава рубашки.

– Что, по сцепкам полезете? – испугался проводник.

– Это запрещено правилами! Я вас не пущу!

Стащив с пояса кобуру, Штольман красноречиво провел дулом бульдога по ногам железнодорожника. Тот попятился.

“Па-па! С тобой!” – взвизгнула возбужденная Верочка.

Штольман склонился над дочерью и строго погрозил ей пальцем.

“Так, зайка моя. Это мужские дела, девочки ждут в безопасном месте. Побудешь с дедушкой”.

Малышка на руках Петра Ивановича приготовилась зареветь.

Яков вздернул бровь.

“Вера, прекрати. Я сказал – нет”.

Обиженно засопев, Верочка отвернулась к лацканам дедова пиджака, взяла в рот пуговицу и стала демонстративно её обслюнявливать.

“Вот, вот. Молодец, ягодка. Хоть кто-то в семье меня слушается…” – Яков поцеловал дочурку в обиженный затылок, кивнул Миронову.

– Обыщу весь поезд. Если найду, заставлю машиниста притормозить хотя бы для того, чтобы вернуться к вам. Прошу, Петр Иванович, вы только никуда не исчезайте.

– Разумеется, ЯкПлатоныч. Не беспокойтесь.

Миронов вынул пуговицу изо рта внучки, поднял её на вытянутых руках и задумчиво осмотрел темное пятно на своем пиджаке.

– Ягодка, а у папы на руках ты этого, конечно, сделать не могла? Меня поджидала?

Хихиканье Верочки сопровождало Якова, пока он вылезал на внешнюю стену вагона и, цепляясь за поручни, полз к сцепке.

“Ну, Штольманы, скоро выстрою я вас в рядок и раздам всем сестрам по серьгам. Распустились, хулиганы. Еще только призраков не хватает. Будет вам дома и участок, и полиция, и следственные действия…” – бормотал про себя Яков, выдергивая штанины из промасленных охвостьев тросов, так и норовивших поймать его за ноги.

Как его возлюбленная Аня сможет вернуться в свое тело, он и представить не мог.

“Буду любить, какая есть. Хотя с этим наверняка будут сложности…”

…

Грустившего в купе Алексея Копейкина вдруг что-то больно щелкнуло по затылку. Молодой человек поднял голову – в купе никого не было. Он опять откинулся на мягкий оголовок и задумался о дамочке-сорванце.

– Симпатичная, – вздохнул Алексей. – Старше меня, по глазам видно, но это ничего. А какая фигурка точеная…

– Прибьют ведь, идиота кусочек, – жалостливо пробормотала Марья Антоновна.

– А кого еще попросишь? – Павел Петрович осторожно выдергивал из кармана юноши купюры.

– Ну, будет на одного интеллигента меньше. Бабы новых нарожают.

– Полли! – королева яростно взмыла над супругом и постучала по нему головой.

– У тебя треуголка вместо мозга? Что ты такое говоришь, горшок лапотный! Манж дла мард!

Российский самодержец выронил купюры и забился на полку. Когда его королева переходила на французский народный, дело пахло керосином.

– Марьюшка, я это… Не подумав… Прости медведя заполярного! Хочешь, маленького привиденыша заведем, воспитаем его по нашему?

Отходчивая королева водрузила голову на положенное место.

– Да? А где мы его возьмем?

Задумавшись, император вдруг вспомнил об Анне.

– Табарнак! Там же подданная без чувств валяется, а я тут…

– Эй, жертва Штольмана, вставай! Надо подданную спасать! – он помахал десяткой перед носом Копейкина и бросил ее на порог купе.

Озадаченный Алексей попытался поймать денежку в воздухе. Но император был ловок и настойчив. Красненькая кокетливо перепархивала с место на место, будто гонимая ветром, пока не улеглась у двери в тамбур.

– Что за чудеса, – изумился Копейкин, поймав наконец свою купюру.

– Балбес глуподырый! – сменил лексикон император.

– Мухоблуд, шершень тебе в щеку! Дверь открой!

– Ой! – юноша стукнулся лбом о дверь в тамбур, и дверь распахнулась.

Анна в беспамятстве лежала на грязном полу тамбура, ладони ее были прижаты к животу.

– Нина Аркадьевна, вам плохо? Давайте в купе перейдем! – заохал Алексей, поднимая легкую как перышко женщину на руки, и пронося ее в вагон.

…

Анна очнулась на купейном диванчике. Сидевший слишком близко Копейкин судорожно махал на нее газетой, взволнованные призраки таращились с верхней полки.

– Нина Аркадьевна! Как вы себя чувствуете? Вот, попейте водички…

Нежно придерживая девушку под спину, Алексей помог ей сесть, поднес к губам стакан. Нагнулся ближе, чтобы не капнуть на точеный подбородок.

– Уже лучше, спасибо, – напившись, Анна отстранила стакан.

…

Штольман, к счастью для себя, не увидел этой сцены, иначе сорвался бы с очередной гремящей сцепки. Забравшись на следующий вагон, Яков осторожно присел на четыре точки, пережидая поворот. Пробежал по крыше до конца. Ругаясь про себя на скользкие кожаные ботинки, сполз на площадку, окончательно испортив рубашку. Проверил цвет следующего вагона и убедился, что зеленые наконец-то остались за спиной. Следующий был синим.

Пугая приличных пассажиров, Яков уже по коридорам миновал несколько классных вагонов, проверяя каждое купе, заглядывая в каждую уборную и тамбур. Дюка нигде не было. Штольман начал отчаиваться.

“Дьявол, может, ошибся Петр Иванович? Все равно надо до машиниста добраться, не пойду уже по верху…” – Яков вытер грязную руку о брюки, достал из-за пазухи иконку.

“Где ты сейчас, милая? Надеюсь, сейчас я найду нашего непослушного отпрыска, а потом поеду искать тебя хоть до моря… Ох ты ж, а куда я дену детей?”

В окне проступила картинка. Над Ниной склонился тот же самый молодой человек, что целовал ее недавно, и расстегивал пуговички мужской рубашки.

– Тво… – вырвалось у крайне редко ругающегося Якова.

Сжав зубы, он сунул иконку обратно.

Анна за сотни миль от мужа вздрогнула и отстранила теплые руки Копейкина от своей груди.

Штольман перебрался через тендер и оказался перед грязным бункером, в котором хранился уголь для паровозной топки. Чтобы пройти этот вагон, Яков перелез через борт, спрыгнул на грузовую платформу. Посреди нее высились кучи угля, расползшиеся по сторонам подобно осьминогам. С левого края слышалось какое-то бормотание. Яков подкрался ближе.

Наследник старого остзейского рода Дмитрий Штольман, по уши вымазанный в мазуте и черной пыли, закопавшийся ногами в уголь по самые коленки, задиристо спорил с мальчишкой раза в два старше его.

– А моя мама может с мертвяками разговаривать!

– Заливаешь! – такой же грязный шкет грыз конфеты, как заметил Яков по валявшимся рядом оберткам, с их кухни.

– Ни капельки! – младший Штольман осекся, вспомнив, что родители просили его не делиться этим фактом с окружающими.

– А мой папа – полицейский. Он кого хочешь найдет!

Яков встал у сына за спиной.

– Дмитрий Яковлевич Штольман? – он взял малыша за шиворот и вытащил из угля.

– Вы арестованы за побег. Ваши оправдания?

– Папа! – заорал Дюк, в порыве чувств бросаясь Якову на шею.

– Мама потерялась! Я поехал ее спасти!

От пуда мальчишеского тела Штольман съехал по куче угля и завалился на спину. На грудь ему упал сын, сверкая широкой белозубой улыбкой на чумазом личике.

– Ты тоже будешь спасителем!

========== Глава 9. Убийца ==========

Понимание, что с ней происходит, ударило Анну как обухом по голове.

«Она беременна. Нина беременна. А теперь это я», – Анна смотрела на взволнованного Копейкина, и не видела его.

Она видела только своих малышей, которые остались без мамы. Видела Якова, который остался с женой, да не той. Видела свою добрую, но заполошную мать, готовую поверить любой искусной небылице, что непременно сочинит Нина.

«Но Дюк же поверил мне. И Яков поверит! Он не сможет быть с Ниной, пусть и в моем теле! Ведь не сможет же… А со мной сможет, когда я беременна от Макса? Толстого, потного, рыжего Макса. И рожу я не темноволосого хулигана, а рыжего пухлячка. Рыжий – рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой».

Решения, как вернуть свое тело, не было. В голову лезла всякая чепуха.

– Эй, русская, опахало тебе в щечки, – королева Франции сочувственно кивнула.

– Что ты, табарнак, грустная такая? Может, покушать принести? Полли!

Павел Петрович уже наполовину втянулся в щель, когда Анна поморщилась.

– Не хочу есть. Ничего не хочу. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

– Разумеется, Нина Аркадьевна, не буду вам мешать, – обиженный Копейкин встал с дивана напротив.

– Если пожелаете, я могу поменяться с кем-нибудь купе.

– Алексей Семенович, простите, – тут же извинилась Анна.

– Вы хороший человек, и я не против доехать вместе с вами до Москвы. Я уже в порядке.

«Ничего не в порядке. В моем теле – чужой ребенок. Нет, я в чужом теле с ребенком. То есть…» – отвернувшись к стене, Анна сжала веки, чтобы не расплакаться.

«Не буду про это думать. Не хочу».

…

Дюк радостно прыгал, не замечая, что Яков еле сдерживается, чтобы не отшлепать беглеца.

– Пап, пап, а как ты меня нашел? Я хотел тебя подождать! Но мама же… – малыш вспомнил про маму и дернул Штольмана за брюки.

– Ты тоже к маме?

Штольман вздохнул. Воспитательный момент был упущен, да и не хотел Яков наказывать подрастающего мужчину за храбрость. Что он мог сказать сыну? Сиди дома, мама сама как-нибудь справится?

– Дюк, – Яков повернул к себе замурзанный подбородок сына.

– Ты куда едешь?

– В Москву! – выпалил юный путешественник.

– А потом?

Малыш помялся. Куда ехать потом, он еще не думал. Ему казалось, что вот он сядет в поезд, доедет до конечной остановки, а там его встретит мама с широкой улыбкой. И обнимет его, и погладит по голове, и споет любимым голосом песенку про пальчики и мальчика Дюка.

– Нельзя так, Дмитрий, – Штольман поднял его на руки.

– Путешествие требует подготовки. Обязательно нужно было меня дождаться, посоветоваться, узнать, куда ехать. Взять деньги, продукты. Ты подготовился?

– Да!

Сияющий четырехлетка предъявил отцу печенье и конфеты.

– И защищать взял… – Дюк вспомнил, что этот подарок ему еще не подарили, и осекся.

– Что ты взял? – Яков охлопал карманы сына, ожидая найти нож.

– Дмитрий Яковлевич!

Сын горестно вздохнул. Здесь он и сам знал, что был неправ. И сейчас отец мог отобрать подарок.

– Пап, ну это же все равно мне? Ведь мне же? – личико Дюка сморщилось, он был готов расплакаться.

Облегченно выдохнув, Штольман увидел брошенный на уголь плащик, в кармане которого угадывался игрушечный пистолет.

– Ты из спальни стащил? И тебе не стыдно?

– Прости, пожалуйста. Можно я его оставлю? Пожалуйста… – Дюк утер нос рукавом, отчего и лицо, и рукав стали еще грязнее.

«Защитник мамин. И ведь попал, куда хотел – и в экипаж сел, и в поезд. Точно надо в кадеты отдавать», – думал Яков, сетуя на предприимчивость наследника и одновременно гордясь им.

– Пойдем, путешественник, там дедушка с Верочкой волнуются.

– Деда! – взвизгнул Дюк, поняв, что внушение закончилось и пистолет не отберут.

– А давай сначала паровозик посмотрим! Мы одни боялись, что наругают…

Попутчик Дюка – беспризорный мальчишка, помогший малышу залезть в бункер, с настороженным видом стоял в сторонке.

Яков кивнул парнишке.

– Как вас величать, юноша, и сколько вам лет?

– Колян. Ну то есть Николай Савельев. Десятый пошел.

– Вы почему один, без взрослых?

Колян шмыгнул носом.

– А пошто они мне? Мне и так здорево, вон, ехаю куда хочу. У меня нет взрослых! – сплюнул он в уголь.

Потянувшись потереть подбородок, Яков понял, что сейчас станет похож на Дюка.

– Ясно, юноша. Пойдемте паровоз смотреть.

…

Долгие часы в дороге Анна провела на диванчике, выходя лишь в уборную и изредка присаживаясь выпить чаю. Голова ее будто отупела. Мысли, спотыкаясь о факт чужого тела, мужа и ребенка, таяли в наступающем сумраке. Отчаяние брало верх. Вечер плавно перешел в ночь, а женщина в обличье Нины Нежинской все угрюмо глядела в окно.

Когда Копейкин вышел в коридор проветриться, призраки пошептались о чем-то на своей багажной полке и спланировали вниз.

– Подданная! Подданная, корону тебе в пробор! Ну очнись же! Греби веселей! – запыхтел самодержец, трогая Анну босой пяткой.

Тяжело вздохнув, Анна прошептала: – Мне некуда грести, Павел Петрович. Я уже приплыла.

Царственные особы переглянулись – настроение подданной было непривычно подавленным. Нужно было что-то делать.

– Русская! Смотри, как я умею, – королева Франции хихикнула, подпрыгнула и поймала оторвавшуюся голову в следующем прыжке.

– Это петанк, шарик нам в поросенка! В Марселе мы с Полем всех обыграли!

Призрак фыркнул. – Марьюшка, кто шары-то гонял?

– Да брось, Полли! Ты без моих инструкций чуть Жерара не прибил!

– Я думал, в него надо попасть, биту ему в рюху… – опытный городошник Романов предпочитал играть по своим правилам.

Натужно улыбнувшись, Анна отвернулась на другой бок. Ей было не до игр. Чья-то злая прихоть превращала ее жизнь в кошмар.

…

Машинист поворчал на безбилетников, но дал мальчишкам подержаться за рычаг скорости и даже дернуть за ручку на струне, открывающей паровозный свисток.

Дюк был в восторге.

– Папа, я возю паровоз! – он дудел бы и дудел, но не желавший оглохнуть Яков вовремя убрал его руку.

– Вырасту, стану машинитом!

Хмыкнув, Штольман спустил сына на железный пол.

– Несомненно. После того, как станешь полицейским, моряком и офицером с саблей.

– Любезный, прошу, остановите состав на пару минут, мы перейдем в вагон. С этими обормотами я через тендер лезть не собираюсь, – обращаясь к машинисту, Яков кивнул на сына и Коляна, увлеченно разглядывающего манометр.

Машинист нахмурился.

– Не могу, господин хороший. Мне заплатили за скорость, начальство голову снимет, если узнает.

– Хорошо, как скажете. Я пока на угле посижу. Дюк, малыш, поиграй тут с дядями, – Яков подмигнул сыну и повернулся к выходу из кабины.

Мальчишки, как по команде, потянулись к рычажкам. Кочегар резво задвинул заслонку топки и спрятал лопату за спину.

Железнодорожник крякнул.

– Вон там, впереди, двухпутка и полустанок. Дольем в тендер воды и через три минуты тронемся.

…

Петр Иванович, войдя в купе первого класса, не стал сдерживаться и шлепнул внука по попе.

– Дюк, ты знаешь, как мы волновались? Дедушку чуть удар не хватил!

Хихикнув, ничуть не обидевшийся Дюк переспросил: – А как он тебя хватал, деда? За голову? А ты убежал?

– Убежал… – немного успокоившийся Миронов вполне натурально держался за сердце.

– За тобой бежал всю дорогу быстрее паровоза! Боялся, что ко дню рождения не успею.

– Ой! У меня же он завтра! А торт будет?

Мужчины переглянулись. Праздник без Анны, где-то меж столицей и Москвой…

– Дюк, давай немного подождем с праздником и подарками, пока маму твою не найдем. А то ей будет обидно. Ты потерпишь пару дней? – Штольман погладил сына по кудрям.

«Анечка, мы тебя ждем в любом обличии…»

– Скоро Чудово, там мы выйдем и поедем домой, – Яков решил, что после одной уступки машинист пойдет и на вторую.

– Па-па! – хором завопили дети.

Две детские мордашки с одинаково обиженным выражением уставились на Штольмана.

«К ма-ме!» – пискнула Верочка.

– Мы же к маме едем! Не надо домой! – Дюк пнул ножку купейного столика, скривился от боли и отвернулся.

Миронов закатил глаза.

Штольман вздохнул и притянул к себе малышей. Судя по названиям станций, которые он пару раз углядел за спиной Анны, она тоже ехала в Москву – это была кратчайшая дорога из Крыма в столицу.

– Соскучились по маме?

Дюк обнял его за шею, совсем как в два годика, и серьезно шепнул на ухо: – Пап, я за маму боюсь. Она в другой тете…

Верочка, уткнувшись Якову в грудь, засопела.

«К маме», – произнесла она уже жалобно.

Скорый поезд Петербург-Москва больше остановок не делал.

…

Не было отражения Нины в зеркале. Не было чужого ребенка.

Был Яков, обнимающий ее крепко-крепко сильными руками, шепчущий на ухо: “Милая моя. Анечка моя. Я люблю тебя любую, только вернись. Куда ты исчезла, радость моя?”

Яков гладил ее горячими ладонями по волосам, отводил от висков локоны, сухими губами сцеловывал страх с бьющейся жилки.

Шептал вновь и вновь: “Я с тобой, милая. Я с тобой навсегда”.

Держал ее за руку, улыбался так нежно, как умел только он – сокол ее ясный.

Но страх возвращался. Серый, тусклый страх черными длинными лапами хватал ее за плечи, отворачивал от любимого, показывал будущее без Якова и малышей. Анна всхлипывала, и Штольман прижимал ее к себе еще крепче.

“Не бойся, это лишь сон”, – нежно шептал ее возлюбленный, целуя так, будто это был их последний поцелуй.

Тусклый туман спустился меж ней и мужем, разделив их.

Черная лапа грубо схватила ее за плечо, заунывный голос заглушил любимого.

“Вы убийца. Вы поплатитесь за это”.

…

Кто-то настойчиво тряс ее за плечо.

– Нина, да хватит уже притворяться! Вставай, я вижу, что ты не спишь. Что за маскарад?

Анна открыла глаза и повернулась. Поезд стоял на станции, в небе желтела четвертинка стареющей луны. Из приоткрытого окна тянуло запахом мазута, вареной кукурузы и осени.

Нависнув над ней и кривя лицо, Макс выплевывал гневные слова. Толстые губы его напоминали вылезших после дождя червяков.

– Я не позволю насмехаться надо мной, Нина! Немедленно вставай! Как бы я не стал тебе противен, я не могу допустить, чтобы моя жена ехала в этом клоповнике!

Рядом с Максом стоял второй охранник, темноволосый Геннадий. Копейкина в купе не было.

Над головой Геннадия Павел Петрович, громко бормоча, примеривал откуда-то взявшийся булыжник:

– Вот же настырные ребята, камень вам в могилку. Щас вас рядком уложим, в лючок провалим, по шпалам раскатаем. Будут потом вас бутербродиком на гробик намазывать. Лепота…

Марья Антоновна, встопорщившая кружева на пышной груди, тоже была готова кинуться в бой.