Текст книги "Верность (СИ)"

Автор книги: tarpusha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Антон Андреевич, – никого другого Штольман не мог привлечь для своего деликатного дела.

– Запросите управление Евпатории – пусть немедленно отправляются в особняк богача Смолякова. Если Нина Нежинская там, состряпайте какую-нибудь причину, чтобы ее привезли в управление и задержали. Например, нужны показания по недавнему делу.

Антон кивнул.

– Хорошо, ЯкПлатоныч. Я Нину Аркадьевну месяц назад встречал, тогда как раз Немчинова отравили. А что, она замешана?

– Пока не могу сказать, – Штольман хлебнул остывший кофе и, поморщившись, отставил стакан.

“Анечка, пожалуйста, будь там”, – взмолился Яков, зная неугомонный характер любимой.

“Я отправлю тебя домой под охраной, плевать мне на Смолякова. Только не исчезай, милая…”

– И пусть обращаются вежливо, она лишь свидетель.

Проводив взглядом отправившегося на телеграф Коробейникова, Яков потер виски. Найти жену нужно было срочно. Незадолго до отъезда Штольмана из дома Дюк молча протопал в свою комнату, и больше его было не видно – не слышно. А это уже предвещало неприятности.

“Папа. Папа. Па-а-па…” – захныкала Верочка.

Яков вздохнул.

“Потерпи, ягодка, скоро приеду. Хотя тебе маму надо…”

…

Анна, похожая на подростка в наскоро сколотой по фигуре одежде, осторожно спустилась по лестнице. Выглянула за дверь.

– Куда, подданная? – перед лицом Анны затормозил призрак.

– Ты такая быстрая! Погоди, еще один остался, ворвань ему в гортань. Щас пойдет ежиков пасти…

Через минуту в холле появился хорошо одетый господин – в сюртуке, шляпе и узких брюках – лосинах. Правда, вместо туфель из-под лосин выглядывали босые ноги императора.

– Я похож на твоего муженька, подданная?

Затащив одежду в какую-то нишу, Анна переждала, пока девушка в фартуке прислуги скроется на кухне, и прошептала:

– Он не мой, Ваше Величество. Вон, взгляните, на лестнице портрет висит. Макс – толстенький.

– Ватин ему в гузно, – выругался император, расправляясь.

Через холл пролетела тросточка. Шляпа сдвинулась набекрень. Босоногий Макс вырос на полметра.

– Во! – пробормотал Павел Петрович и залюбовался собой перед зеркалом.

– Хоть сейчас в Сенат штаны протирать, дырку им на попку.

– Жди здесь, подданная, пока я рукой не махну.

Последние интонации бывшего агента Романова были так похожи на инструкции Якова, что Анна вздохнула.

“Сокол мой ясный, куда меня занесло… Где искать, а главное – как вернуть тело, что ты любишь…”

…

Крепкий темноволосый мужчина в кепке, до этого неустанно обходивший особняк кругами, присел под кустом, вынул из кармана бутерброд. Сглотнув слюнки, раскрыл было рот. И вздрогнул.

Неподалеку от куста спиной к нему стоял хозяин и нетерпеливо постукивал о землю тросточкой.

– Господин Смоляков! – подскочил охранник.

– Я на посту, как велено. Происшествий не отмечено! Ваша супруга не выходила!

“Макс” тросточкой поманил его за собой.

– Там ничего подозрительного нет, я проверял! – мужчина завернул за угол.

– А что это вы босиком, Максимилиан Аристархович?

– Любопытный какой, прищепку тебе в нос…

За углом особняка что-то шмякнуло, вскрикнуло и шлепнулось в песок. Тросточка отлепилась от затылка охранника. Валявшийся в пыли картуз заменила модная шляпа.

– Не ешь землю, опарыш, рано привыкать-то…

…

Добравшись на попутной телеге до вокзала, Анна узнала расписание и присела на дальней скамье дожидаться призрака. Поезд на Москву и Петербург отходил вот-вот, и Анна немного расслабилась.

“Скоро уже буду дома, мои хорошие. Вы же все равно узнаете меня?” – она помнила, что ни малыши, ни Яков не усомнились в ней, когда полгода назад она превратилась в старуху.

– Держи денюжки, подданная, – Павел, появившись из ниоткуда, кинул ей перетянутый резинкой сверточек.

– Кэп и спрашивать ничего не стал, говорит, раз для мадам Анны, значит – надо. Возвращать не требуется.

Бочком-бочком вдоль кустов к Анне подкралась призрачная женщина с необъятным бюстом. Она поправила голову и вдруг гаркнула по-французски на весь вокзал:

– Полли, кнехт тебе в загривок! Что тебе кок дал?

– Ой, Марьюшка, забыл… – охнул призрак, смутной белой тенью метнувшись за пути.

Анна улыбнулась.

– Здравствуйте, госпожа Габсбург-Лотарингская. Как вам семейная жизнь с агентом Романовым? Кораблики больше не взрываются?

– Ой, не говори, русская – медаль мне за мужество. Рассеянный вот еще стал, ну это немудрено, в полтораста-то годков…

Пожаловавшись на память возлюбленного, Марья Антоновна меланхолично добавила:

– Шарль теперь записки пишет, так Полли забывает, где эти записки. Но что надо, помнит… Тортила мой сейшельский…

– Во, подданная, держи пирог от Жерара, – всполошенный своей забывчивостью, Павел плюхнул промасленный сверток на лавку рядом с Анной.

– Я ему шепнул, что мадам Анна худенькая, так он у Люка отобрал.

– Юнге полезно, а то вымахал выше грота – ванты рвутся, – хмыкнула королева.

Проголодавшаяся Анна с удовольствием впилась в рыбный пирог.

Призраки участливо смотрели на нее, будто мать на блудного отрока.

– Что-то ты подурнела, русская… Может, с твоим что не так? – королева Франции вновь вздохнула, припомнив ладного Штольмана в тоге из простыни.

– Очень вкусно! – Анна прожевала кусок и встала со скамейки.

– Ничего, Марья Антоновна, справлюсь, не впервой. Передавайте благодарность морякам. А вам, супруги Романовы – искреннее спасибо за помощь.

– О-ла-ла, – Мария-Антуанетта покачала головой, едва не уронив ее на заплеванную семечками землю.

– Жерар там что, вместо барабульки рыбу фугу запек, фугас ему в плиту?

– Муравьев им в панталоны, – согласился император.

Анна непонимающе повертела головой в картузе.

– Гаврошик, куда ты без нас? – ухмыльнулась королева Франции.

– Императорам тоже нужен отпуск…

– … ветер нам в гланды! – хором закончили призрачные правители.

…

– ЯкПлатонович, там вас Петр Иванович спрашивает, – подбежал к столу Штольмана Коробейников, – говорит, срочно.

– Миронов? А что не заходит?

– Не желает отвлекать тут всех…

Удивившись редкой для Миронова стеснительности, Яков вышел из Сыскного отделения, прошел в холл, где сидел дежурный.

– Петр Иванович, приветствую. Что с Верочкой? – коротко пожав руку родственнику, Яков склонился над дочкой.

На руках у Шуры Капитоновой, захлебываясь, рыдала Вера. Побагровевшее личико ее сморщилось, по щекам текли крупные слезы.

– Па-па! Па-па! – звенело в холле управления.

Яков подхватил изворачивающуюся малышку, и та сразу притихла.

– Что такое, ягодка моя? – Штольман утер дочурке слезы.

– А без вас не унималась, Яков Платонович, – пробормотала Шурочка, веки которой были набухшими и красными, будто недавно она тоже плакала.

– Чего я только не делала – и кормила, и играла, даже купать пробовала. А она плачет все пуще и пуще. Ой, это же не главное…

Яков похолодел. Не главным рыдания дочки могли быть только в одном случае.

Непривычно серьезный Петр Иванович склонился к уху Штольмана.

– ЯкПлатоныч, Дюк исчез.

========== Глава 5. Спасать маму ==========

– Вы у дома искали? – Штольман прижал к груди Верочку так крепко, что она пискнула.

– Конечно, ЯкПлатоныч. И дом весь обыскали, и вокруг. Шура по деревне бегала с вопросами, не видел ли кто, я по лесу ходил-кричал, Зайцев ваш – на побережье, – волосы Миронова слиплись под шляпой, да и сам Петр Иванович выглядел взъерошенным.

– Я хотел Дюку подарок заранее приготовить, чтобы он не видел, прошел в детскую проверить. И вот…

Яков лихорадочно перебирал причины, по которым сын мог исчезнуть из дому.

«Похищение? Шантаж?»

– Шура, записок в доме не находили? Под дверью, в створках окон, где угодно?

Покачав головой, расстроенная Капитонова ответила: – Нет, Яков Платонович, вы же нас инструктировали. Когда Петр Иванович появился, я Верочку успокаивала, а Зайцев ходил отнести обед вашей… ну…

– В комнату к Нежинской Дюк не заходил?

Миронов вылупился на родственника.

– Нежинская? Она у вас гостит? Аннет же её, мягко скажем…

– Я вам позже объясню, Петр Иванович, – Яков был не готов пересказывать дикую историю с обменом телами.

«Что еще? Пошел маму искать? Куда? Дьявол, застрелиться, что-ли, чтобы Аня меня услышала? Разве что…»

– Шурочка, Дюк перед исчезновением спал? Он же с утра набегается, а после обеда вы его укладываете, так?

Шура закивала.

– Да, Яков Платонович, верно.

«Может, Аня его из сна вызвала?» – припомнил Яков способность жены разговаривать с духами спящих.

«Но Миронов тогда, проснувшись, ничего не помнил. А Дюк, возможно, помнит? Он же как-то говорил, что мама ему снилась, когда мы его дома надолго оставили…»

– Новости, Антон Андреич? – отвлекся Штольман при появлении Коробейникова.

Тот развел руками.

– Полицейские Евпатории навестили особняк. Там им сам Смоляков заявил, что супруга днем куда-то исчезла и что он заплатит за ее возвращение.

«Час от часу не легче, Штольманы! Всех привязывать надо!» – рассердился Яков на свое непоседливое семейство.

«Хоть ты, Верочка, еще бегать не умеешь», – он поцеловал дочку в лобик.

«Вера, тебе брат не сказал, куда собирается?»

Верочка широко улыбнулась.

«К маме! Чух-чух!»

…

– Коробейников! – рявкнул Яков, входя в отделение.

– Лазарев, Викентьев, все свободные агенты – ко мне!

Полицейские быстро сгрудились у большого стола и уставились на начальство.

– Мальчик, четыре года, на вид немного старше. Сегодня после полудня убежал из дому, возможно, собрался на вокзал. Узнать у всех извозчиков с конюшен Черной Речки и Старой Деревни, были ли в Лахте. Разделить меж собой вокзалы. Опросить городовых, железнодорожников, побирушек – всех. Найти ребенка! – Яков, отбросив сантименты, четко отдавал приказания.

– Яков Платонович, как выглядит малыш? – опытный служака Ферапонтов знал, с чего начинать.

Штольман на мгновение прикрыл глаза рукой, протер лицо.

– Похож на меня. Это Дмитрий, вы его знаете. Дмитрий Яковлевич Штольман.

…

Когда Яков сам направился к выходу из управления, он заметил, что и Миронов, и няня его детей так и не уехали домой в Лахту.

– Шура, в чем дело? Я уезжаю.

– Па-па! – Вера потянулась к отцу.

– Ягодка, я пока не смогу тебя взять, дела, – Яков поцеловал пальчики дочки, отошел на шаг.

И тут же зажал уши от пронзительного крика, в котором звучала горькая обида.

«С тобой!»

Капитонова попыталась было выйти из здания, но Верочка извернулась в ее руках и, продолжая истошно вопить, едва не упала на каменный пол.

– Яков Платонович, вот она сегодня полдня так – кричит, а потом задыхается… – Шура чуть не плакала.

– Не знаю, что с ней делать, разве что успокоительным напоить.

Взяв дочку на руки, Штольман укоризненно на нее посмотрел.

– Зайка, папа занят, надо Дюка найти. Пожалуйста, подожди меня дома.

Малышка упрямо замотала головой и открыла ротик, приготовившись завизжать.

– Хорошо-хорошо, – сдался Яков, – поедешь со мной.

«Чух-чух?» – улыбнулась Верочка.

Тяжело вздохнув, Яков кивнул.

«Веревки из меня вьешь, хитрюга. Вся в мать…»

– Петр Иванович, в Лахте сейчас только Зайцев, а сегодня еще собирались приехать Виктор Иванович с супругой. Вы их встретите?

– Упаси… – отпрянул Миронов, представив, как Мария Тимофеевна допрашивает его об Анне, Нежинской и внуках.

– Шурочка! – он обернулся к няне. – Вы же сможете сказать, что Яков Платонович с семьей… э… ненадолго уехал? И скоро вернется?

Капитонова нерешительно пожала плечами.

– Ну вот и отлично! Пойдемте, я вас в пролетку посажу, а сам поеду внука искать, – Петр Иванович распахнул перед Шурой дверь.

– А кстати, ЯкПлатоныч, где же Аннет? В город уехала? – поинтересовался Миронов, отправив Шуру.

Нахмурившись, Яков помедлил. Дядюшке Анны сказать стоило.

Штольман отвел родственника в угол и тихо спросил: – Вы, Петр Иванович, в переселение душ верите?

Миронов так и замер с открытым ртом. Похлопал глазами, одернул пиджак. Недоверчиво осмотрел Якова с ног до головы и, убедившись в его серьезности, закрыл рот. Затем Петр надвинул котелок поглубже и кивнул.

– Скорее да. В кого же переселилась наша Аннет? В Коробейникова?

…

Анна и не подозревала, что вызвала такую бурю в семье. Устроившись в купе, Анна закрыла за собой дверь, проверила время на станционных часах.

«Он сейчас спит, наверное. Я только на секундочку…»

Она позвала своего малыша из сна, и тот тут же возник рядом над кожаным сиденьем.

– Тетя? – Дюк настороженно взглянул на нее, не понимая.

– Дюк, это я, мама. Я очень по тебе соскучилась, – Анна погладила свою кровинку по бесплотным вихрам.

Сын полицейского не доверял незнакомым тетям даже во сне.

– Не обманываешь?

– Ох ты мой Штольман… Нет, солнышко, не обманываю. Ты – мой любимый взрослый сын, которому завтра стукнет целых четыре года, – Анна, улыбнувшись, привычно подула малышу в лоб, и Дюк захихикал.

– Ты как мама… А выглядишь не так. Почему?

Ей не хотелось врать сыну.

– Мне пришлось… стать этой тетей и уехать ненадолго. На юг. Не волнуйся, милый, я скоро к вам приеду. И спою тебе, как раньше.

Она запела незнакомым малышу голосом:

Здравствуйте, ладошки, хлоп-хлоп-хлоп,

Здоровеньки, ножки, топ-топ-топ.

Добро утро, пальчики, тюк-тюк-тюк,

Добро утро, мальчик…

– Дюк, Дюк, Дюк! – подхватил сынишка любимую песенку.

Отбросив сомнения, Дюк обрадованно прыгнул в раскрытые объятия и очутился за спиной Анны.

– Мам, ты где?

– Хороший мой, я в твоем сне, – она повернулась так, чтобы обнять малыша. – Я так тебя люблю…

Он ластился, подставлял щечки под поцелуи.

– Ты далеко? Туда на лошадке надо ехать?

– На поезде, – улыбнулась Анна, вспоминая мальчишеский запах своего первенца.

– А Верочка тебя ждет! И папа! А еще у нас дома есть мама, но она другая, – щебетал малыш, не заметив, как изменилось лицо Анны.

– Солнышко, как это – уже есть мама? Я же твоя мама…

Пожав плечами, Дюк попробовал прижаться к ее груди.

– Ты мама, но не такая. А она – как ты.

Дверь купе задергалась. Анна наскоро поцеловала сына в макушку.

– Спи, счастье мое…

…

Проснувшись в своей комнате, Дюк протер глаза, притянул к себе плюшевого мишку и вдруг задумчиво нахмурил бровки. Спрыгнул с кровати, натянул штанишки и рубашку, повозился со шнурками ботиночек.

– Мам, я помогу! Я уже большой! – он встал на цыпочки перед дверью и провел носом по карандашной отметке роста, которую Анна сделала еще летом.

– Вот какой!

Стоя посреди детской, Дюк сосредоточенно подумал. Выбежал в коридор, пробрался в родительскую спальню, залез в шкаф. На третьей полке за сложенными рубашками лежал подарок на завтра – пружинный пистолет с резиновыми стрелами-присосками.

– Я совсем немножко пораньше, – извинился Дюк перед шкафом.

– Папа всегда с рельвером. И мне надо!

Малыш вспомнил, что мама в поездки брала ему печенье, сбегал на кухню, нагреб в карманы сладостей.

– И плащ! – на улице было уже не жарко.

Вооружившись и одевшись по погоде, четырехлетка с трудом открыл входную дверь и выбежал из дому, так никем и не замеченный. Добежав до проезжей дороги, ведущей из Лахты в город, Дюк встал на обочину. При виде медленно ехавшего экипажа он, подражая отцу, помахал рукой. Лошадка осторожно прижалась вправо и остановилась.

– Пострел, ты почему один? – возница недоуменно оглядел окрестности.

– Дядя, мне на вокзал надо! Мы с бабушкой ехали. А я до ветру слез, и бабушка не заметила… – Дюк изобразил на мордашке отчаяние.

Представить, что родители не заметят, как он исчез из коляски экипажа, малолетний фантазер не смог, а бабушка иногда была рассеянна.

– Она теперь плакать будет!

– Да? – извозчик хмыкнул.

– Может, домой вернешься? Бабушка увидит, что внука потеряла, и приедет?

– Курица безмозглая, – буркнул мужик в сторону так, чтобы не услышал мальчишка.

– Там никого нет…

Возница почесал в затылке.

– Какой вокзал, ты хоть знаешь?

– Который на юг! – Дюк искренне полагал, что любой поезд на юг привезет его к маме.

– Николаевский, наверное, – мужик подсадил мальчишку в коляску и погрозил ему пальцем.

– Не ходи больше до ветру без спроса! Привезу на вокзал, сдам городовому, пусть сам твою бабушку ищет.

…

Мария Тимофеевна, опираясь на руку мужа, вышла из экипажа и расплылась в улыбке.

– Ну, наконец-то! Где же моя Аннушка?

Никто из Штольманов встречать Мироновых не вышел, и Виктор Иванович покачал головой. Он постучал во входную дверь, подождал. Открыл дверь сам.

– Аннушка! Дмитрий! – крикнул он в холле.

– Встречайте гостей из Затонска!

Из коридора, ведущего в столовую, выбежала Шурочка и поклонилась.

– Здравствуйте, господин Миронов. Здравствуйте, Мария Тимофеевна. Как вы доехали?

– Доехали-то хорошо, а где все? Где именинник? – мать Анны быстро проверила гостиную и комнаты на первом этаже.

Раздевшись, она отправилась на второй этаж, таща за собой мужа.

– Маменька! Маменька! – раздался громкий крик из-за закрытой двери.

Нахмурившись, Миронов подошел к гостевой комнате, подергал за ручку двери.

– Анечка?

– Папенька, здравствуй! Выпусти, пожалуйста, меня заперли! – жалобным голоском произнесла Нина, обрадовавшись неожиданной помощи.

– Что за нелепица? – грозно вопросил Виктор Иванович появившегося на этаже Зайцева.

– Почему Анна Викторовна в собственном доме сидит под замком? Немедленно выпустите мою дочь!

Бывший полицейский помялся. Что говорить родителям Анны, он не знал, а спорить с разгневанным адвокатом побаивался.

– Яков Платонович приказал, господин Миронов…

– Я всегда говорила, Витя, что нельзя доверять полицейскому! – взвизгнула Мария Тимофеевна, неумолимо надвигаясь на Василия Ивановича.

– Штольман с ума сошел! Сейчас же давайте сюда ключи!

========== Глава 6. Нинон и тень ==========

Около года назад на одном из столичных приемов Нину Нежинскую просто-таки атаковал некий распаренный толстячок в хорошем костюме. Представившись Максимилианом Смоляковым, толстяк предлагал то шампанского, то прогулку, а то и жизнь в лепестках роз. Нина фыркала и уклонялась. Для Макса тот вечер закончился ничем. А вот для Нежинской…

На следующий день ей прислали приглашение в скромный особняк на Большой Посадской. Заинтригованная коротким именем “Михаил” на визитке, Нина явилась в назначенное время, нажала на пипку звонка. В холле ее неволить не стали, вышколенный слуга провел прямо в гостиную и оставил одну. Озираясь, Нина оценила богатую обстановку и, раз уж ухаживать за ней было некому, устроилась в кресле без приглашения.

Вдруг из-за ширмочки раздался голос:

– Да-да, Нина Аркадьевна, присаживайтесь. Надеюсь, вас не затруднила эта короткая поездка? Вы меня не знаете, а вот я вас – очень даже хорошо.

Нежинская удержалась от гримаски. Этот глухой, замедленный голос… Кто-то забывчивый, возможно, и спутал бы его с другими, но не она. Дальний родственник императорской семьи хотел остаться неузнанным? Пусть так, теперь ей даже спокойнее.

Принесли чаю. Затем булочек, от которых Нина отказалась. Затем старик за ширмой закурил сигару, и кольца дыма поползли по гостиной.

– Вам же знаком некий Максимилиан Аристархович Смоляков? Так вот…

В итоге все свелось к банальному шпионажу. Сердечный интерес холостого железнодорожного магната к Нине на том приеме заметили, ее статус вдовы был всем известен. Оставалось только пойти толстячку навстречу и снова выйти замуж.

– Ниночка Аркадьевна, я предлагаю вам поработать на будущее железных дорог России, – выспренне продолжил инкогнито.

– Если вы достигнете успеха, то в скором времени вновь окажетесь вдовой. Но уже гораздо, – голос покашлял, – гораздо богаче, чем сегодня.

Нежинская встала с чудесного, обтянутого парчой креслица.

– До свидания, любезный. Я, к сожалению, не заинтересована.

– Да, да, я понимаю ваши сомнения, – слова стали вылетать из-за ширмы чуть быстрее.

– Вас же первой и заподозрят в смерти мужа. Но перед этим вы встретитесь с моим посыльным, сообщите ему желаемое время и уедете, куда душа пожелает. Так вы окажетесь вне подозрений.

Кресло за ширмой заскрипело. Старческий голос, напротив, окреп и приобрел масляную гладкость.

– А уж мой человек провернет все без сучка, без задоринки. Уверяю вас, это и в моих интересах, ведь позже вы сможете продать вашу долю дороги по приемлемой цене. Пока наследников у Смолякова нет. Если он умрет сейчас, его доля перейдет к членам железнодорожного общества, и… – мужчина замолчал.

“И ее покупка выльется для вас в слишком большие деньги”, – догадалась Нина.

Это уже звучало более реально, соображениям финансовой выгоды Нина верила больше, чем лозунгам о патриотизме. Но недаром она столько лет провела в дворцовых интригах, чтобы ввязываться в дело, не проверив самостоятельно все, что только возможно.

Слухи, сплетни и факты, раздобытые ей через столичных знакомых, подтверждали желание кашляющего старика. Нина согласилась. И поначалу казалось, что не зря. Вначале все шло так, как задумано.

Смоляков часто брал ее в поездки по железке. Нина регулярно отчитывалась нанимателю об интересовавших того вещах. И хотя нелюбимый ею Макс, подогреваемый редкими и искусными интимными ласками, требовал больше, это не было проблемой.

Проблемой была тень. Темная тень, скользившая за Ниной по пятам – и в дороге, и в пакгаузах, куда Нина заходила под предлогом поиска мужа, и даже в собственном доме. Доказательств слежки за собой у Нины не было. А страх нарастал. Наняв шпика, она попыталась было с его помощью проследить за этой тенью, но шпик за оплатой не вернулся и вообще пропал без вести.

Последний месяц оказался для Нежинской сущим адом. Она похудела. От страха ее даже начало тошнить – почти бесплотная тень преследовала ее постоянно. Нина стала подозревать, что это – человек ее нанимателя. Когда в Петербурге она узнала о неожиданной смерти Немчинова, коллеги мужа по железнодорожному обществу, Нину внезапно озарило. Ее тоже убьют.

“Никакое хранящееся в банке письмо мне не поможет. Очередной несчастный случай, исчезновение лишней бумажки – и все, прощай, Нина Аркадьевна. Раньше надо было думать…”

Постройка новых дорог и перевозки по ним сулили такие взятки и откаты, что Нина поняла – она в этом море акул лишь озерный карасик. Пытаясь сбежать от страха, она даже уговорила мужа съездить на неделю в Италию. Но и там тень следовала за ней неотлучно. Выхода не было.

“Штольман! Штольман может помочь. Якоб всегда помогал, пусть и сторонясь меня в последние годы. Он не откажет! Он все еще помнит нашу любовь!”

Мысли о бывшем любовнике вновь стали преследовать Нину во сне и наяву. В постели, представляя на себе сильные руки Якоба, Нина настолько удивляла супруга страстностью, что тот разгорался и хотел еще. Опомнившись в очередной раз в потных объятиях, Нина сослалась на недомогание и получила передышку. Хотя и знала, что это ненадолго – пухленький Макс оказался стальным в том, что касалось его желаний.

Однажды днем, проходя мимо храма Святого Николая, Нина оглянулась в поисках тени и поежилась. Набожность её была необходимым атрибутом службы при дворе, но те времена давно прошли.

“Святый боже, святый крепкий, святый… помилуй мя… Тьфу! Как у тебя, бедняга, времени-то хватает на исполнение треб всех этих страждущих?” – Нина брезгливо выдрала подол из рук грязной нищенки.

“Вот святому Штольману я бы молитву вознесла. Но он станет меня слушать лишь в одном случае – если я обернусь его возлюбленной женушкой…”

Нина вгляделась в выцветшее южное небо, и жестокая складка появилась у ее рта.

“А может, и есть там кто, наверху? Помогите мне, прошу, избавьте от последствий неверного шага. Меня ведь обманули! Я не хочу умирать так рано! Я заслуживаю жизни! Я заплачу любую цену! Эй, там!”

Тень, следующая за Ниной по пятам, удовлетворенно вздохнула. Эта женщина была готова продать душу. Тень это устраивало.

…

Нина сидела в спальне и с тревогой рассматривала себя в зеркале.

“Похудела. Волосы стали тусклыми. А это что?” – она с ужасом потрогала гусиные лапки у внешних уголков глаз.

– Кто здесь? – дернувшись, Нина ткнула себе пальцем в глаз и взвизгнула.

За ее спиной стоял стройный мужчина. Это был Штольман.

– Якоб! Как ты сюда попал? – бросилась к нему Нежинская.

Штольман знакомо сощурился, но взгляд его Нина поймать не смогла.

– Сядь, Нина, а то упадешь. А я бы этого не хотел.

Ноги ее подкосились. Только что она была рядом с Якобом и вдруг очутилась в кресле.

– Не будем терять времени, – сев на постель, он откинулся на подушки, поерзал плечами.

– Неплохо… Я правильно понимаю, что ты хочешь без следа исчезнуть из жизни супруга?

Дрожь прошла по телу Нежинской. Язык прилип к нёбу. Изумленная появлением Штольмана из ниоткуда, она с трудом сглотнула и прошептала: – Да… Якоб, откуда ты знаешь?

– Оттуда, – загадочно произнес Штольман.

Он прошелся по комнате, легко трогая безделушки.

– Ты избрана, – хохотнул он, и дрожь в ней пробралась глубже.

Бывший ее любовник никогда так не хихикал. Нина изо всех сил всматривалась в такого желанного мужчину и не узнавала его.

– Если пожелаешь, я сделаю так, что ты окажешься в любом теле по твоему выбору. Хоть невестой цесаревича стань. Мне Россию не жалко, – незнакомец пальцем подрисовал бюсту Петра Первого черные усы.

Все тело Нины дрожало, будто желая раствориться в прозрачном осеннем воздухе за окном.

– Что за чушь, – наконец смогла выдавить она.

– Кто ты? Ты не Якоб. Немедленно убирайся из моего дома.

Мужчина хмыкнул.

– Дошло наконец. Конечно, я не он. Просто его образ так сильно запечатлен в твоем сознании, что грех было не пошутить.

Он повернул голову к окну, моргнул. Шторы загорелись. Он облизнулся. Огонь погас, а мужчина превратился в предыдущего мужа Нежинской, умершего от апоплексического удара.

– Ну хочешь, Нинон, нарисую на полу пентаграмму. Позажигаю черных свечей на концах звезды, задымлю благовониями, налью куриной крови. А потом вознесу мессу.

– Н-не надо…

Незнакомец выглядел теперь, как заурядный клерк из банка – костюм, начищенные туфли, стрижка. Вот только в глаза ему Нина никак взглянуть не могла, не было у него глаз. И дрожь её не унималась.

“Господи, кто же это?” – мысли ее беспорядочно метались, не останавливаясь ни на чем.

Сосредоточиться было почти невозможно, но Нина попробовала.

“Так. Я скажу… Что сказать? Да? Он же не сделает. Или сделает? Чушь. Тогда можно сказать?”

– Короче, дамочка, будете тело выбирать, или я ухожу? У меня вас таких много.

– Л-любое? А можно моложе?

Он сплюнул, и на полу зашипело.

Зубы ее начали стучать. Она чуть отклонилась в кресле и взглянула на пол. Дырка в ковре расширялась, будто разъедаемая кислотой.

Отдернув немеющие ноги, Нина пробормотала:

– Тогда… Миронова. То есть Штольман, Анна Викторовна.

Мужчина, ухмыльнувшись, взглянул через потолок куда-то в небеса.

– Заметано. Про душу, надеюсь, помните?

– Не совсем… – теперь начало сводить судорогой руки, на лбу выступил холодный пот.

– Вы хотите сказать, что ее надо отдать? Сейчас?

Он захохотал так громко, что трюмо пошло трещинами.

– Можете и сейчас. Правда, до вас окружающие жаловались – с такими трудно общаться. Но воля ваша.

– О, нет, тогда как у вас обычно? Почему вы не подсказываете? – Нина даже рассердилась.

– Инструкции-с. Все должно быть по воле субъекта, без насилия. Но если спрашиваете – обычно после смерти.

– А смерть… когда?

– Ой, дамочка, ну вы как с Марса свалились. Я не по этой части. Давайте, – он мерзко хихикнул, – заявляйте ваши намерения.

Не решившись уточнить, по какой части стоящий перед ней незнакомец, Нина сцепила пальцы рук и нетвердо произнесла:

– Хочу получить… переместиться… занять тело Анны Штольман. И отдать за это душу после смерти.

Она выдохнула.

– Так правильно?

Мужчина вновь превратился в Штольмана. Подняв бровь, он серьезно посмотрел Нежинской в глаза и вымолвил: – Ты всегда меня понимала, Нина.

Дрожь исчезла. Страх пропал. На руках у Нины сидел младенец, который вдруг выплюнул изо рта игрушку и пронзительно закричал.

========== Глава 7. Притяжение ==========

«Какой вокзал? Варшавский? Балтийский? Финляндский? Думай, советник», – приказывал себе Штольман, пока экипаж выезжал на Литейный.

– Налево, любезный! – велел Яков извозчику.

Направо Литейный переходил в Александровский мост. Переехав через Неву, можно было попасть на Финляндский вокзал, а оттуда уже в Карелию и Выборг.

«Балтийский? Оттуда только в Петергоф. Что Дюк мог услышать от мамы? Где Евпатория, он не знает, да и слово трудное…»

– ЯкПлатоныч, – сидевший рядом Миронов, похоже, занимался тем же самым расчетом.

– Помните, летом я с Аннет и малышами в Затонск ездил? Я тогда Дюку рассказывал, что дальше Затонска – Тверь, потом Москва, а если еще дальше ехать, можно и к теплому морю попасть. Может, он запомнил?

Штольман рассеянно кивнул.

«Куда мог отправиться мой смелый малыш?» – спросил он себя, а затем закрыл глаза и отрешился от гомонящего города. Он всегда так делал, когда нужно было найти ответ из множества вариантов. И чаще всего интуиция его не подводила.

«Николаевский. На юг», – всплыли в сознании четкие слова.

– На Невском – тоже налево, – выдохнул Штольман обернувшемуся извозчику.

«Найду, будет сидеть в комнате без прогулок, пока Аня не вернется…»

– Па-па-па, – щурилась Верочка, радуясь солнечному осеннему дню и теплым рукам отца.

«Нда, ты права, Верочка. Тогда у нас не дом, а тюрьма получится», – и Штольман решил, что позже придумает для сына воспитательные меры помягче.

Сперва его нужно было найти.

…

– Аннушка! – Мария Тимофеевна обняла дочь.

– Почему ты под замком? Это Штольман? Я с ним разберусь, пусть только посмеет явиться!

Благодаря недавнему опыту общения со Штольманом Нина уже сообразила, что в новой семье ей лучше молчать и делать то, что ожидают. Она улыбнулась.

Виктор Иванович широко раскрыл руки.

– Дорогая, мы так соскучились, – крепкие объятия Миронова едва не раздавили Нину.

Он чуть отстранил от себя женщину, которую принимал за дочь, вопросительно на нее посмотрел.

Нина клюнула «папеньку» куда-то в подбородок.

Миронов вздохнул. Обычно Анна приветствовала его гораздо сердечнее.

– Ну хоть так… Действительно, Аннушка, в чем дело?

– Яков… он… вчера вечером выпил лишнего. И ему показалось что-то… Я уж не разобрала, что он там бормотал. Вот и привел меня сюда, сказал, чтобы я подумала.

Марья Тимофеевна побагровела.

– Мой зять – запойный пьяница! Какой кошмар! – она в гневе схватила мужа за рукав.

– Мало нам твоего брата, Витя! Сделай же что-нибудь!

Нахмурившись, Виктор бережно взял ладони Нины в свои, проверил её запястья.

– Аннушка, он не бил тебя? Синяков не наставил? Может, пока не поздно, забрать тебя в Затонск?

Обхватив Нину за плечи, он прошел с ней по коридору до детской Дюка. Заглянул внутрь.

– А где же наш именинник? Где Верочка?

Стоявшая в отдалении Шура открыла было рот, но Зайцев незаметно приложил палец к губам. Пугать пожилых родителей Анны действительно не стоило, и Капитонова промолчала – пусть самозванка сама выкручивается.