Текст книги "Верность (СИ)"

Автор книги: tarpusha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Глава 1. Туман ==========

Яков Платонович Штольман, руководитель сыскного отделения полиции Санкт-Петербурга, угрюмо сидел за своим служебным столом. Настроение было прескверным, подчиненные бесили, голова трещала. Хотелось выпить и завыть дурным голосом, но приходилось хлебать давно остывший чай и заниматься делами. Впрочем, дела всегда спасали Штольмана от хандры.

…

Дождливым осенним вечером Штольман вернулся из короткой командировки в Волхов. Поездка выдалась бесполезной и унылой, давно разыскиваемый убийца оказался лишь наглухо молчавшим любителем чужих жен. После выяснения личности развратника его пришлось отпустить. Проштрафившиеся местные полицейские виновато разводили руками: «Ваше высокородие, не умеем-с, как вы, уж простите деревенских. Благодарствуем за помощь», заискивающе улыбались и пытались всучить Штольману в извинение ведро с клюквой.

Обдумывая на утомительной обратной дороге, где же теперь искать настоящего преступника, Яков слушал лепет подросшей дочурки. Малышка делилась довольными междометиями, изредка украшая их словами “мама–папа-дюк”. За ее щебетом Яков забылся в рваном сне, так и не услышав Верочкин удивленный возглас “Мама?”

…

Войдя в дом, Яков привычно сбросил плащ и шляпу на вешалку у входа, разулся и направился в гостиную.

– Дюк, хороший мой! – подхватил он выбежавшего навстречу сына на руки.

– Как вы тут без меня?

Малыш был непривычно серьезен и молчалив. Он с такой силой вцепился в плечи отца, что Яков насторожился.

– Дюк, что с тобой?

– Аня! – негромко окликнул Штольман, входя в спальню.

Анна Викторовна в домашнем платье сидела на постели, опершись на высокие подушки. При взгляде на мужа она широко улыбнулась, аккуратно сняла ноги с постели, надела тапочки. Подбежав к Якову, она легко поцеловала его в щеку, а затем в губы.

Яков опустил сына на пол, ответил на объятие. Стан жены под руками Якова вздрагивал, и он отстранился, посмотрев на жену внимательнее. Под его пристальным взглядом Анна смешалась, и Яков мягко поднял ее лицо за подбородок.

– Аня, что произошло?

– Нет, нет, все в порядке. Я просто соскучилась, – тонкие пальцы дрожали, когда Анна положила их на грудь мужу.

Прищурившись, Штольман отошел на шаг. Первое впечатление его не обмануло – с женой что-то случилось. Улыбка была слишком широкой, взгляд – жаждущим. Это могло бы польстить Якову, если бы не подспудное ощущение неправильности происходящего, которое почти никогда его не обманывало.

«Так соскучилась? А почему я – не так? Изменила? Ну что за глупости…» – он нахмурился, не понимая, в чем дело.

Дюк дернул отца за рукав.

– Пап! Ты не уедешь сейчас?

Личико сына было напряжено в ожидании ответа.

– Нет, сынок, скоро же такой день, – Яков присел на корточки, выудил из кармана пиджака смятый фунтик с засахаренной клюквой.

– Вот тебе с Ладоги передали. Так и сказали – лучшему юному полицейскому Петербурга ко дню рождения. И его сестренке, – Яков погладил сына по вихрам.

– Аня, как Верочка?

В открытую дверь спальни, громко хлопая ладошками по паркету, вползла малышка. Завидев отца, она радостно взвизгнула, неимоверно быстро прошлепала на четвереньках, ткнулась в ноги.

– Па-па-па-па! – громкий приветственный крик огласил спальню, цепкие пальчики вцепились в штанины.

Кряхтя, Верочка распрямилась, поставила одну ножку в пинетке на стопу. Встала, запрокинула головку, гордо глядя на отца, и тут же захныкала, шлепнувшись на попу.

– Привет, ягодка, – Яков поднял дочь на руки, поцеловал ее в шейку.

Хихикая, Верочка подставляла бочки под тискавшие ее руки. Дюк наконец немного расслабился и тоже смеялся, щекоча сестре пяточки.

Анна искренне улыбалась. В глазах её была неприкрытая радость от встречи. А в глубине прятались удивление, тревога и нервное ожидание.

…

Понаблюдав, как Шурочка Капитонова, няня Штольманов, укладывает Веру спать, Анна пробормотала: – Они такие милые…

– Милые? – хмыкнула Шурочка.

– Это когда Дмитрий Яковлевич днем штору на веревочки порезал, он был милым? Или когда Вера Яковлевна сжевала квитанции в холле?

Шура погладила по голове Верочку, пошептала ей что-то на ушко.

– А что вы ее не поцелуете, Анна Викторовна? Верочка без поцелуя не заснет, забыли?

– Ой, да. Задумалась я что-то… – Анна склонилась к дочери.

В детской Дюка Анна попыталась повторить поцелуй.

– Не хочу, – сердито буркнул малыш, отворачиваясь к стене.

…

Потянувшись к воротнику рубашки, Яков помедлил. Не хотелось ему ложиться в постель и обнимать жену. Вот не хотелось, и все тут.

«Что за напасть? Старею я, что ли? Или устал, будь эта поездка неладна…»

Он повел подбородком.

«Глупости какие. Обниму сейчас Анечку, и все пройдет».

Он разделся, натянул пижамные штаны, залез под одеяло. Притянул к плечу Анну. Она уткнулась в широкую грудь и глубоко задышала, не в силах сдержать возбуждение.

– Яков, я так скучала… – рука Анны прошлась по щеке Штольмана, повернула лицо к себе.

Поцелуй показался Якову каким-то горьким. Когда дрожащая ладонь коснулась его паха, Яков поежился. Тело его не выказывало никакой готовности, во рту стояла отвратительная горечь, от которой никак не удавалось избавиться. Он сглотнул. Ладонь погладила его решительнее.

Не желая обижать жену, Яков осторожно отвел её руку, встал с постели.

– Аня, мне надо еще поработать, – Штольман отвернулся от едва прикрытой груди жены и вышел в гостиную, сжимая ладонями занывшие болью виски.

Анна дернула ночнушку за кружево, и нежная ткань расползлась в кулачке. Кулак стукнул по подушке.

«Стареем, милый…» – было написано на ее красивом лице.

…

Пытаясь не думать о странности своей интимной реакции, Штольман наконец смог погрузиться в давно тянувшееся дело с ограблением лавки в Апраксином дворе, когда шеи его коснулись душистые волосы. Яков улыбнулся.

– Милая, – сидя на диване, он развернулся к спальне, – прости. Неважно себя чувствую.

Жена медленно обошла диван, подошла к Якову, игриво потерлась коленкой о его колени. Яков развел бедра. Анна чуть толкнула мужа к спинке, чтобы ему было лучше видно. Распахнула на груди пеньюар, под которым уже не было ночной сорочки. Уперлась руками в кожаную обивку над плечами мужа.

Штольману внезапно стало душно. Сердце забилось быстрее, как бывало в минуты опасности, руки похолодели.

«Что со мной? Какая тут опасность?» – он заставил себя взять прекрасные груди в ладони.

В затылок будто вонзились иглы, и Яков дернулся. Прикрыв полы пеньюара, он выбрался из-под нависающего тела жены, сощурился. Помотал головой.

«Дьявол, не могу».

– Аня, – он откашлялся. – Похоже, у меня температура. Наверное, простудился в дороге, пойду выпью…

– Травок тебе заварить, Яков? – разочарование в голосе Анны было явным. Она медленно отступила в центр гостиной, пряча за спиной дрожавшие от страсти руки.

«Коньяка я сейчас выпью», – Штольман не собирался менять свое любимое лекарственное средство.

– Не стоит, я сам. Ложись, Аня, я приду позже.

…

Проснувшись с тяжелой головой, Яков обнаружил, что так и не дошел до спальни и уснул на диване. Шея болела от неудобной подушки, голова гудела, тело не проявляло никакой радости от нового утра. Яков спустил ноги с дивана, протер лицо руками.

«Нда. Вот так и начинается старость. Что ж, когда-то это должно было случиться», – философски заключил он, растирая шею.

– Давай помогу, – прохладные ладони легли ему на плечи.

– Спасибо, Анечка, – Яков, не заметив дернувшегося века жены, повернулся к ней и благодарно поцеловал ладонь.

Анна улыбнулась.

– Ты выздоровел? Может, не пойдешь в свою полицию, отлежишься?

В голосе её была забота.

– А я тебя в постели полечу…

Её тонкий палец прошелся тыльной стороной по подбородку Якова.

Он вздрогнул.

«Срочно на службу. Там и долечусь».

========== Глава 2. Она нашлась ==========

– Дорогая, ты, как всегда, великолепна, – полноватый немолодой мужчина поцеловал кончики её пальцев.

– Это платье так оттеняет твои карие глаза! Я потрясен твоим вкусом!

Анна пошатнулась, едва не упав, но за спиной оказалась дверь, а мужчина подхватил под руку.

– Что с тобой, дорогая? Ты так побледнела!

Мужчина, на голове которого красовалась короткая, призванная скрыть лысину рыжеватая стрижка, с тревогой смотрел на Анну, а его пухлая рука уже обвивала ее талию.

Пискнув, Анна прикрыла рот ладонью. Следуя примеру мужа, скрывающего эмоции от посторонних, Анна давно уже училась не давать волю первым порывам, и с годами это стало немного получаться.

“Карие глаза? Где Верочка? Я что, сплю?”

Она ущипнула себя за запястье. Только что у нее на руках хихикала Вера, а теперь…

Анна стояла в комнате, освещенной лучами заходящего солнца из высоких французских окон. На полу был разложен богатый ковер, по стенам высились шкафы с книгами. Развешанные на темных обоях картины и старинные пищали создавали впечатление музея.

Рыжеватый мужчина пощелкал перед лицом холеными пальцами.

– Ниночка Аркадьевна! Не стоит восхищаться предметами искусства, когда перед тобой – твой преданный обожатель!

В ближайшем стеллаже отразилась точеная фигурка бывшей фрейлины ее Императорского величества. Голова Анны безвольно стукнулась о стекло.

…

В ноздри ударил тошнотворный запах одеколона. Закашлявшись, Анна отпихнула склонившегося над ней мужчину, приподнялась на локтях.

– Дорогая, ты выспалась наконец? Уже утро. Я всегда говорил, что эти клетки до добра не доведут, – мужчина кивнул на так и валявшиеся на полу отрезанные корсетные шнуры.

Окно в спальне было не с той стороны. Кровать была другой. И сама спальня! Анна вспомнила, что произошло вчера, и ужас от осознания ситуации вернулся.

“Яков же скоро приедет, а я где? А дети?” – эта мысль привела Анну в чувство получше парфюма.

Она вскочила с постели, на которой возлежала в пышных подушках, и обнаружила, что платье на спине расстегнуто, а корсет безжалостно разрезан.

– Выйдите немедленно! – чужой, знакомый еще с Затонска голос вырвался из ее уст.

Анна попятилась к трюмо, сжимая у лопаток расходящееся платье.

Мужчина комично пожал плечами.

– Что за неуместная скромность, Нина? Мне и так пришлось ночевать на диване, так ты брыкалась во сне. Разве нельзя попросить по-доброму – Макс, котик, оставь меня одну… – он плотоядно улыбнулся.

Опустив голову, Анна решала, завизжать ей или разбить зеркало медной лягушкой с трюмо.

“Яков. Дети…”

Она мило улыбнулась, чувствуя, как сводит скулы.

– Пожалуйста, Макс, оставьте… оставь меня одну. Мне нужно привести платье в порядок.

– Разумеется… В том гардеробе – твои новые платья, и кстати, я еще жду за них благодарности.

Рыжеволосый облизнул губы.

– Напоминаю, что в обед нас ждут в гостях, но если ты предпочитаешь покувыркаться, я не против…

…

“Это не кошмар. Это катастрофа…” – Анна изо всех сил протерла глаза, защипала до красноты запястья, чуть не разбила зеркало лбом, пытаясь избавиться от отражения Нины.

Укусив себя за палец, Анна уселась на пышную кровать.

“Дом. Чужой. Макс какой-то. Ой, он же Нинин любовник! То есть мой? Я-а-ко-ов!”

Анна упала на матрас, уткнулась в подушку.

“Надо проснуться. Сейчас еще посплю немного и проснусь. Это что же я, за игрой с Верочкой заснула?”

Нелогичность ситуации опять скинула Анну с постели. Подбежав к окну, Анна раздернула гардины, и взгляд ее заскользил по темной морской глади.

“Ой… Море… А дождь где? Пожалуйста, пусть я недалеко от дома…”

По воде проплыла шлюпка с намалеванным на борту именем “Нюра”, и Анна вздрогнула.

“Хотя бы не в Италии. Все, надо домой”.

…

Выйдя из дверей управления на Пантелеймоновскую, Яков отступил на шаг. Проходившая мимо барышня в кокетливой шляпке крутанулась в пируэте, разглядывая полицейских, и обещающе улыбнулась Штольману. Нахмурившийся Яков прошел к мостовой.

– Коробейников, что вы думаете, глядя на эту девушку?

Антон, шедший впереди, закашлялся и покраснел. Он тоже заметил красотку.

– Думаю, Яков Платонович, что хорошо, что у меня невеста есть.

“Нда. Вот и я тоже… Нормальная у меня реакция, девушек от бабушек отличаю. Может, это не со мной что-то не так…”

“Мама бяка!” – гневный возглас Верочки так неожиданно раздался в голове Штольмана, что он сбился с шага и наступил Коробейникову на ногу.

– Что, ЯкПлатоныч? – затормозил Антон.

– Не идем уже?

Яков прислушался. Дочка продолжала на что-то сердито жаловаться, и он кивнул.

– Антон Андреевич, давайте без меня.

Отправлять Коробейникова одного на место ограбления можно было спокойно, Штольман решил составить компанию заместителю лишь для того, чтобы проветрить многострадальную голову.

– Я сейчас уеду, вернусь в отделение, доложите.

– А владелец лавки? – Антон невзлюбил суетливого купца еще с его визита в управление.

– Справитесь.

Потерев виски, Яков вышел на мостовую и позвал пролетку.

“Зря я на службу уехал, в семье не разобравшись. Уже и дети жалуются”.

…

Дома в гостиной Яков увидел приоткрытую дверцу сейфа и сына, крадущегося на цыпочках с Фуфелькой в руках.

– Дюк, ты куда? Это ты сейф открыл? – Штольман поймал малыша за рубашонку.

Сын, помотав головой, заговорщицки прижал палец к губам.

– Папа, пойдем…

На кухне Дюк выпустил рыжую красавицу и прошептал: – Мамафуфля, кис-кис-кис.

Фуфелька вдруг шлепнулась на пол, расставила широко лапы и громко замурчала.

– Это её, Яков Платонович, мама-кошка вылизывает, – улыбнулась от плиты Шурочка.

– Вы видите?

– Нет, что вы. Дмитрий Яковлевич рассказывает, – Шура вручила заглядывающему на стол Дюку печенье.

– И мама не видит, – расстроенно вздохнул Дюк.

– Может, она не мама?

– Чего не видит, сынок?

Дюк укоризненно взглянул на отца, которому приходилось все разъяснять.

– Мамыфуфли не видит. И Зубамищелка.

Припомнив, что Дюк уже давно играет с призраком огромной собаки, Яков наконец понял.

– Шура, вам Анна Викторовна… – взглянув на сына, Яков наклонился к уху няни и продолжил совсем тихо, – не показалась сегодня странной?

Капитонова смутилась.

– Сынок, поиграй в коридоре, пожалуйста, – Яков выпроводил малыша из кухни.

– Шурочка, прошу вас. Вы что-то заметили?

– Э… – под тяжелым взглядом хозяина дома Шура решилась.

– Анна Викторовна, она сегодня Верочку покормить решила… Спрашивала у меня, где соски и молоко.

После того, как у Верочки вылезли молочные зубки, Анна перестала кормить ее грудью. А в конце лета малышка наотрез отказалась от сосок и требовала ложку, чтобы кушать, как взрослая, из тарелочки. Ложкой Верочка пока умела лишь разбрасывать еду, но соски категорически отпихивала.

В затылке Якова забил набат.

– Спасибо, Шура. Верочка поела нормально?

– Разумеется. Я тарелочку с размятыми овощами ей принесла, покормила – скушала за милую душу.

…

Яков прошел в спальню и застал жену за разбором драгоценностей в шкатулке. Анна нечасто их надевала, и никогда не любовалась просто так, без повода.

Штольман кашлянул.

– Милая… – в затылок вновь вонзились иглы, и Яков едва удержался от стона.

– Да, Яков, – подняла на него жена безмятежный взгляд. – Ты что-то рано…

– Не хотел тебя беспокоить, но у меня убийство никак не раскрывается, – это было правдой.

– Последняя жертва, некая Инна Мельникова, была найдена отравленной. Ты могла бы…

Анна поежилась.

– Цианид?

“Моя Аня спросила бы – узнать у жертвы”, – Штольман не понимал, куда исчез его любимый медиум.

– Результаты экспертизы еще не готовы. Ты могла бы разузнать, кто желал ее смерти?

– Ой, Яков, что-то я не в духе для этих расследований. Может, попозже спросишь, если у вас в полиции не получится? – Анна закрыла шкатулочку и убрала в шкаф, прикрыв каким-то платком.

Шкатулку с драгоценностями жены Штольман обычно хранил в сейфе гостиной, иначе от них, с предприимчивостью Дюка, не осталось бы и ниточки, а жемчужины из ожерелья пришлось бы вынимать из детских ртов и носов.

“Моя Аня с порога бы кинулась узнавать, как я себя чувствую. Можно быть не в настроении. Но можно ли забыть, что любит дочка, и перестать заботиться о близких?”

– Хорошо, Аня, так и сделаю.

Он подошел ближе, через силу поправил завитки на шее жены. Нарочито поморщился от боли в затылке.

– Скажи мне что-нибудь ласковое, милая.

Не реагируя на гримасу, Анна вскочила, обняла его за шею, приникла к груди.

– Милый Яков, я всегда так по тебе скучаю. Хорошо, что ты сегодня пораньше.

“Милый Якоб”, – отчетливо вспомнилось Штольману.

Он отстранил супругу и тихо вышел из спальни.

…

Пройдя в столовую, Яков вытащил из-за пазухи иконку святого Иакова – волшебное зеркальце, всегда помогавшее находить Анну. Потер деревянный квадратик в ладони, всмотрелся в смутные отблески на стекле.

Женщина, которую он знал под именем Нины Нежинской, с растерянным видом стояла на песке. За спиной ее высились горы. Рядом с женщиной, обнимая ее за талию, стоял полный мужчина, на правой ладони которого золотом блестело кольцо. Нежинская высвободила руку, и тот же блеск ударил в Штольмана, будто поддых.

Стекло, выбитое резким движением кулака, разлетелось на мелкие куски. Не обращая внимания на порезы, Яков в ярости сжал иконку.

– Вашу, Нина Аркадьевна… святую простоту! Где моя жена?

========== Глава 3. Он вернулся ==========

Выбежав к морю, Анна оглянулась на изысканный, выстроенный на пологом склоне особняк с башенками, вдалеке за которым высились горы.

“Что это, Крым? Как мне отсюда домой добраться, денег то нет… Павел Петрович очень бы помог, он все что угодно достанет,” – вспомнила Анна знакомого призрачного хулигана, бороздящего океаны в компании безголовой Марии-Антуанетты.

Ридикюля Нежинской Анна в спальне не нашла, а по комнатам шарить не решилась.

“Попросить добрых людей на вокзале купить билет в долг? А где он, вокзал?”

По обе стороны от особняка, насколько хватало глаз, тянулись начинающие желтеть рощицы. Редко разбросанные тут и там дома взирали на море пустыми пыльными окнами, вправо уходила песчаная дорога.

“Пойду до вокзала пешком”, – решилась Анна, с сомнением взглянув на свои изящные домашние туфельки.

“Да хоть и ноги сотру, все ближе к дому. Верочка, зайка моя, как ты там без меня?”

Но не пройдя и нескольких шагов, она была остановлена на удивление сильной рукой, ухватившей её за талию.

– Куда ты собралась, Ниночка? – раздраженно спросил ее рыжеватый мужчина.

– Нас у Сапегиных ждут, ты забыла? Мне обязательно нужно там быть, деловые интересы, знаешь ли… – смешно напыжась, толстячок пожевал губами.

– И ты, как моя супруга, обязана сопровождать меня в таких визитах.

Только стальная хватка толстяка помешала Анне вновь упасть в обморок.

…

Штольман в бешенстве вышел из столовой, широкими шагами пронесся по коридору. Наткнувшись в холле на сына, пинавшего стену тапком, Яков опомнился и остановился. Хмурая гримаска на лице наследника очень уж напоминала его собственную.

– Дюк, ты на что сердишься?

– Это не мама! – топнул ногой Дюк.

– Она про праздник не помнит!

Яков присел на корточки, обнял сердитого малыша.

– Потерпи, сынок. Я помню про твой день рождения. А мама сейчас плохо себя чувствует.

Насупленные брови Дюка разошлись.

– Ее полечить надо? Из бутылочки?

“Дальше надо коньяк прятать. Хотя – сын полицейского, везде найдет… Разве что в сейф. И ключ с собой носить”, – Яков представил, как Нина сует свой нос в семейные документы.

– Спасибо тебе, хороший мой, – поцеловав сына в макушку, Штольман обратил внимание на свою порезанную ладонь, перехватил ее платком.

– За что? – не понял Дюк.

“За то, что умерил во мне жажду убийства”.

– За то, что у меня такой добрый сын.

…

Женщина в спальне стояла перед зеркалом и презрительно щипала себя за талию, пофыркивая: – Ну надо же так себя запустить! Просто какая-то ленивая, толстая тетка с рынка…

Гнев вновь, будто молотом, ударил в виски Штольмана. Сжимая кулаки, он помедлил перед раскрытой дверью из гостиной, сделал шаг в спальню.

– Нина, – произнес он ледяным тоном.

Дернувшись, Нина обернулась к двери.

– Ты что, Яков? Кого ты зовешь? Опять вспомнил эту фрейлину?

– Полноте, госпожа Нежинская! – Штольман, уже уверенный в обмане, подошел ближе к лже-супруге, попытался взять ее за локти и тут же опомнился.

– Ты думала, я не отличу подмены? Ты полагала, что мои дети запросто примут новую мать? Что за самонадеянность? – почти кричал он.

– Где моя Анна?

– Яков, ты болен! – отшатнулась Нина.

Штольман недобро сощурил глаза.

– Нина, немедленно отвечай! – преодолевая себя, он положил ладони на шею бывшей фрейлины.

– Ты не посмеешь! – она взвизгнула, сдирая его руки с горла.

“Дьявол, она права. Анечка, я не смогу причинить тебе… твоему телу боль”, – тяжело дыша, Штольман отошел к окну.

Нежинская потерла горло.

– Яков, ну что за глупости? Я твоя жена, у нас дети. Совсем ты со своей полицейщиной замотался, милый…

– Что будет завтра?

Нина покопалась в памяти.

– Мои именины?

“Опять только о себе. Угораздило же меня с такой женщиной связаться…” – Штольман едва не выбил очередное стекло, теперь уже в спальне.

– Где моя Анна? – яростно спросил он.

Нина Аркадьевна мягко улыбнулась, в глазах ее плескалось плохо скрытое торжество.

– Да вот же я, милый, что с тобой? Может, тебе к доктору сходить?

Несвойственный Анне взгляд отрезвил Штольмана. Он взял себя в руки и решил хотя бы на время прекратить балаган.

– Прошу, выйди из спальни, – Яков преувеличенно вежливо открыл дверь, указывая Нине на выход.

– Зачем, милый? Мне никуда не нужно.

Яков закрыл глаза.

“Нет, я не смогу ее ударить”.

– Пожалуйста… – помедлив, он выдавил: – Аня.

Сжав зубы, он прикоснулся к спине Нежинской, провел её в гостевую комнату второго этажа. Когда Нина попятилась, он подтолкнул ее внутрь, закрыл за собой дверь, повернул в замочной скважине ключ.

“Где же Анна?”

– Зачем ты меня запер? – возопила мнимая супруга.

– Что подумают дети, изверг?

Штольман покачал головой.

“Мои дети, Нина, тебя волновать не должны…”

…

– Макс, пожалуйста, не сейчас, – Анна вынырнула из-под дурно пахнущего плеча супруга Нежинской.

– Я не в настроении.

“Яков, прости, опять я в какой-то передряге…”

– А когда, изволь спросить, дорогая Нина, ты будешь в настроении? – визгливо осведомился мужчина, удерживая Анну за локоть.

– Ты уже неделю мне это твердишь! В конце концов, у меня есть права на тебя!

“Ой, ну что же мне делать?” – Анна, чуть не плача, отодвинулась от негодующего Макса.

“Какие права? Мне домой надо, к детям и Якову, а не чужих мужей улещивать…”

Судя по негодованию рыжего, благонравная супруга не часто баловала его интимными ласками.

“А вы куда подевались, Нина Аркадьевна? С какой стати мне вместо вас надо этого озабоченного…” – Анна осеклась, не желая возводить напраслину на, возможно, хорошего человека.

– Макс, пожалуйста, подожди еще немного. Мне что-то нехорошо…

– Хватит отговорок, Ниночка, – распаленный сопротивлением, Макс толкнул жену на кровать.

– Раздевайся!

“Нет, нет, нет,” – Анна попятилась, судорожно пытаясь что-то придумать.

Взгляд ее вновь упал на медную лягушку.

“Бабушка Макса, дедушка, кто-нибудь – придите! Помогите вашему внучку… А то я его пристукну!”

…

Штольман, сжимая иконку и глядя на барахтающуюся под толстяком Нину, тщетно пытался сглотнуть. Рот его пересох, а в глазах защипало.

“Кому-то придется за это ответить…”

…

Сухонькая старушка, вышедшая откуда-то из-за шкафа, резво запрыгнула с ногами на кровать. Подплыла к рыжему, призрачной ручкой-палочкой потрясла его за плечо.

– Максик, отойди от барышни, ты ей не нравишься. Ты, конечно, и мне не нравишься, но что уж тут… Все ж таки родная кровь…

Отбиваясь от потных объятий, Анна прохрипела: – Бабушка, как звали его первую собаку?

– Ой, милочка, дай бог памяти… Вертится что-то такое… склерозное…

– Нина, что за чушь про собаку? Немедленно снимай все это! – запыхтел Макс, скользкими от волнения пальцами пытаясь стащить с жены платье.

Старушка воззрилась в потолок, будто там было высечено имя.

– Э… Забытый труп? Залитый суп?

– Да отстаньте же вы! – в стараниях выбраться из-под противного тела Анна, оттолкнув локоть со своего горла, попала коленом во что-то мягкое.

– Завитый чуб! – наконец выдохнула бабка.

Скатившись с кровати и согнувшись в три погибели, Максик отвлекся на свою боль.

– Нина! За что?

– Завитый чуб, – прокашляла Анна невозможную кличку, и бабка быстро-быстро закивала седенькой головой.

Рыжий разогнулся и, потирая живот, уставился на жену.

– Откуда ты знаешь, как звали моего первого жеребенка? Ты ведьма, да? А клялась, что ненавидишь все это… потустороннее!

– Ведьма, – не стала скрывать Анна, отползая к дальнему углу постели.

– Еще я знаю, что ты обманул Сапегина с железнодорожной концессией. И если ты меня не тронешь, я никому не буду об этом рассказывать.

Не вполне понимая, что скрывалось под разговором Макса и его собеседника перед картиной охоты в лесу, Анна ткнула пальцем в небо. И, похоже, угадала.

Ошеломленный Макс, забыв про боль и похоть, мигом оценил угрозу своему бизнесу.

– Так, дорогуша. На встречу я тебя не возьму, будешь сидеть дома под замком и думать над своим поведением. Я не потерплю шантажа в семье.

…

Штольману пришлось тщательно подбирать слова, чтобы объяснить Шурочке и Василию Ивановичу, их мастеру на все руки, почему хозяйка дома заперта в гостевой комнате. Капитонова и до этого убедилась в подмене Анны Викторовны, а Зайцев, бывший полицейский, лишних вопросов хозяину задавать не привык.

– Шура, Василий Иванович, не пускайте Дюка к той комнате и будьте поласковее с малышами, – Яков не знал, долго ли Верочка выдержит без мамы.

– Я постараюсь разобраться как можно скорее.

“Узнаю в управлении, за кем замужем Нежинская, и где у них владения на побережье. И надо туда ехать, пока моя Анечка…” – он не смог внятно додумать мысль, от которой сводило пальцы на руках и ломило виски.

…

Потливый Макс супругу в комнате запирать не стал, ограничившись сменными охранниками, один из которых прогуливался по красивой мраморной лестнице, ведущей с первого этажа на третий, а другой без устали обходил особняк снаружи.

В спальне Анна, перерыв одежду Нежинской и Макса, решила остановиться на мужском наряде – Нине с её худенькой фигуркой так было легче затеряться в толпе. Широкие брюки спадали. Взглянув на себя в зеркало, Анна не удержалась от усмешки – она была похожа не на Штольман, не на Нежинскую, а на гавроша с парижских баррикад. Не хватало только картуза, чтобы скрыть волосы.

– Эй, охлопок… – окликнул ее знакомый голос с подоконника.

Призрачный император подлетел поближе, сунулся вздернутым носом в шкаф, взглянул на трюмо. Обвел презрительным взглядом мальчишку перед зеркалом и, не ожидая ответа, взмыл под потолок.

– А кто ж меня звал, штаны вам в рукав?

Анна так и охнула. Запнувшись от неожиданности об еще неподвернутые штанины, она приземлилась на ковер и широко улыбнулась.

– Павел Петрович, как же я рада вас видеть, вы не представляете! Вы откуда здесь?

– Табарна-а-а-к… – задумчиво протянул самодержец.

– Ты хто, шкет?

– Анна Штольман, Ваше Величество. Вы еще у моего мужа агентом Романовым служили, помните?

– Ахх-ре.. – за время морских странствий в компании языкастой Марьюшки Павел Петрович стал выражаться еще более изысканно.

– Где тут Штольман, шелупонь в костюмчике? Та была дамочка справная, а ты – как не ел неделю, торт тебе в рот. Чего обманываешь? Щас как люстру уроню!

Анна захихикала. Рот ее неудержимо разъезжался в улыбке.

– Павел Петрович, да я это, я! Тут какое-то колдовство произошло, я пока не поняла, в чем дело. Но помните – медведики Маша с Мишей, Павлик второй рыженький, кораблик взорванный? Как ваша супруга незабвенная поживает? Голову не потеряла?

– В Севастополе на рейде морячков гоняет, – император облетел Анну по кругу и вновь недоверчиво запыхтел: – Что время с людьми делает, песок тебе в ладошку…

– А где твой мелкий, с которым так здорово баловаться? В лягушку колданули?

Вернувшись к своим невзгодам, Анна перестала улыбаться.

– Ваше Величество, очень нужна ваша помощь. Мне срочно нужно домой, в Петербург, а тут охрана…

Император перекувыркнулся в воздухе, взвизгнул. Погремев чем-то в гардеробной, он вылетел в комнату, взгромоздился на люстру и оттуда уронил на пол два башмака.

– Ух-ха-ха! Тапки смени, подданная! Давно я никого с лестницы не ронял, локоток им в лубок!

========== Глава 4. Побег ==========

Полетав вокруг особняка, Павел Петрович засек внешнего охранника у фасада.

– Ути-пути, маленький. Ну гуляй, гуляй, шпажку тебе в ножку…

Призрак, пыхтя, забрался в узкое окошко над землей и оглядел подвал в сумрачном свете.

– Кыс-кыс-кыс…

Пушистое черное чудище, чем-то смахивавшее на корабельного охламона Павлика, было притянуто к окошку и почесано за ухом.

– Как тебя там – Пушок? Черныш? Герасим? Пойдешь биться за честь подданной, кросс ему в нос?

Кот согласно заурчал.

– Эт-та хорошо… – император вылетел на мраморную лестницу и, притаившись за тумбочкой, дождался внутреннего охранника – длинноволосого блондина лет тридцати с хвостиком на затылке и буграми мышц под рубашкой.

Припомнив удовольствия, которым предавались моряки в приморских городишках, Павел загундел:

– В черном углу… в черном трико… Герр-а-ась из Ефф-па-а-тории!

Правый прямой в голову котяра, из-за отсутствия практики, провести в полете не смог. Но когтями по щеке зацепил знатно.

Заревев от боли, блондин схватился за щеку.

– Откуда ты взялась, тварь? – он ринулся вслед за удиравшим противником в кухню.

Черное чудище, чувствуя за собой опасность, юркнуло в дырку под дверью в подвал.

– Кормят вас бабы почем зря, – проворчал мужчина, промокая царапины платком.

– Поймаю – на горжетку развалю…

– Эт-та мы еще посмотрим, кого на мех пустить, моль обкусанная, – обиделся Павел Петрович.

Вновь вытащив кота из сумрака, император сунул в пасть кусочек мяса, утащенный с кухни, и одобрительно буркнул:

– Маладца, Герасик. Давай еще раунд?

На этот раз Герась, приземлившись на охранника, технично смазал его по уху левой лапой и толкнул в шею задними, удирая.

Блондин с разорванным ухом взвыл. Бросившись за обидчиком в подвал, охранник на бегу достал ключи, сноровисто отомкнул замок и потянулся к полочке со свечами.

– Неспортивно, – посетовал тренер, пихая блондина в зад.

Дужка замка упала, ключ повернулся в замке. Сверху на темечко блондина, загремевшего по ступенькам в подвал, упала банка со сметаной.

– Во-о! Кушай, Герасик, заслужил, – Павел Петрович, порадовавшись результату схватки, всосался в дырку и взмыл над кухней.

– А у меня еще куч-ча дел!

…

Штольман выяснил через знакомых, что теперешний муж Нежинской, некий Максимилиан Смоляков, считался богатым даже по столичным меркам. Сейчас ему принадлежало несколько доходных домов и особняков в Петербурге, Москве и Евпатории, а также Харьковско-Азовская железная дорога. Дорогу эту в народе звали не иначе, как Хамско-Адская, из-за сервиса и драконовских цен на билеты.