Текст книги "По вере каждому (СИ)"
Автор книги: Steeless
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Повернулась и пошла – туда, где слышалось тихое пение, откуда доносился запах ладана, где, наверное, незримо стояли они – несколько из них, кто не шел сейчас рядом со мной. Потому что кто-то из них наверняка шел – осторожно поддерживая под локоть. И кто-то наверняка ступил дальше в грозном дозоре – туда, где гнездилась нечисть, а теперь была только чистая, даже слишком светлая майская питерская ночь.
Присела перед заросшим травой пятачком земли – земля была теплой, и кто-то шепнул с правого плеча – прямо и строго: «Здесь». Коротко размахнулась и всадила непобедимое орудие, выкованное Циклопами, в землю.
И увидела, как трескается и истлевает в дым черный металл и потухают алые глаза драгоценных камней, как скукоживаются собачьи морды: здесь умерли те, кем ты никогда не сможешь повелевать.
Ну да. Клим же говорил, что ему обжигало пальцы, когда он читал Евангелие. Жезл мог исполнять свое предназначение на земле обычного кладбища. Жезл убило прикосновение к смерти тех, кто так и не отрекся от своей веры. Иной веры.
А мне, наверное, пора.
Бедные пацанята уже пришли в себя и с подвыванием показывали олимпийские рекорды между деревьями. Клим лежал, где упал, скорчившись, закрывая руками лицо, и когда я попыталась его поднять – поняла, что его трясет, как в лихорадке. Пришлось садиться рядом, трясти за плечи и гладить по голове. Наверное, сцена была идиотской, но меня это волновало мало.
– Ну, хватит уже, – говорила я. – Уже хватит. Его больше нет. Слышишь? Теперь его нет. Понимаешь? Не бойся…
Он прошептал что-то – сначала по-гречески, потом по-русски, голос был сорван, я только поняла: «…едва не вернулся».
– Ты же мне этим жизнь спас, так что не считается, – говорила я уверенно, а вот внутри было уверенности поменьше. – И все закончилось хорошо, так что совершили, можно сказать, подвиг. Парни живы… жезла нет… ты ведь слышал? Ты видел? Нас защитили…
– Тебя защитили, кирие, – шепнул он, поднялся, сел и спрятал лицо в ладони. – Меня… меня жгло. Весь путь… весь путь насмарку. И кого я обманывал, я не смогу, не смогу никогда, я слишком…
… «подземный бог»? Могла поспорить, что он договорит это. Но он сказал страшнее:
– …трус. Однажды я просто…
– Ну уж хренушки, – внезапно и мрачно приложила я. – Мне, честно говоря, все равно, кто ты там такое. Зато не все равно, что твои сородичи собираются творить беспредел. И что они как-то нехорошо дышат нам в затылок. А значит, эти самые стенки они и без того изрядно расшатали. А потому, если ты мне тут сейчас вдашься в грех уныния – получишь под античный зад боевой сумочкой. Встал, включил мозги, быстро прошарил, как нам дальше действовать и вообще отбиться от супостатов!
Тон свое взял: античный гостенек шмыгнул носом, вытер ладонью лицо и недоуменно на ладонь же посмотрел.
– Впервые после Титаномахии, надо же, – отметил тихо. Поежился. – Пойдем, кирие.
Поднимался он все-таки с трудом, так что мне пришлось подставить ему плечо.
Чувствовала я себя на удивление неплохо. Для человека, у которого еще пару дней назад все было вполне пристойно, а теперь… ну да, один вот насыщенный день за другим. Но уж обо мне даже воспитательницы в детском саду говорили, что мне бы в органах работать. Стальные, мол, нервы.
И вообще, вокруг была весна. И ничего, что кладбище. Уже занимался рассвет, и начали подавать голоса птички. Золотились солнцем листочки. И одуряюще-сладко пахли цветы – так вот откуда тот самый запах! Я-то думала, кому нужно было засаживать эту часть кладбища нарциссами?
– …гйяти то канете, басилисса му…**
– Опять по-гречески, – устало откликнулась я на задумчивую тираду над своим ухом. – Так, стоп… стоп. Ты что, о жене сейчас говоришь?
Комментарий к Невеселье на кладбище
* Мертвые, повинуйтесь и приди…
** Зачем тебе это нужно, царица моя…
========== История любви и немного табуретки ==========
Альтернативная история похищения – в студию! С интересом выслушаю мнения о Персефоне)
На рассвете Питер был пустоват, красив и по-майски ароматен. И я это сейчас не только о нарциссах или отсутствии утреннего смога.
Любовь витала в воздухе. Трепетала крылышками. И имела античный, подозрительный облик.
– Вот эх, – сказала я, обнаружив в себе неспособность даже выругаться после пережитого. – Нет, честно. Ну, она-то тут зачем? То есть, причем? То есть, за что тебя-то?
– Думаешь, не за что? – откликнулся Клим. Он уже на меня не опирался, но продвигался рядом со мной по питерским улочкам в состоянии тихого самобичевания, тихой грусти и аномальной задумчивости. Словом, хоть ты дай ему в руки камушки, чтобы лучше уж их по воде пускал. Или же бери оный камушек в руку и пытайся выстучать оттуда прежнего Клима.
– Можешь не рассказывать. С утра-то… – зевалось длинно и сладко. Хотя вообще-то после пережитого я по идее месяц должна не спать. – Ладно, давай начинать с начала. Давно ты знал?
– Не знал. Подозревал… наверное, с Цербера.
– А, да, – сказала я раздраженно. – Эту собачку за нами абы-кто бы не послал. Жезл тоже приобрел такую ненормальную мощь поэтому?
Ну да, а почему бы еще. Будись, мой полусонный технарский разум: мы все же были на православном кладбище. В двух шагах от могилы мучеников. А до того Клим годами жезл с собой в чемодане таскал – и ничего. Раз уж так жахнуло – совсем рядом был тот, кто мог жезлом как минимум управлять.
А при отсутствии Аида его женушка – де-юре руководитель подземного мира номер один. Остается закономерный вопрос…
– Вот что ты ей сделал, серьезно?
– Ну, – это прозвучало уже почти в прежнем тоне, – как ты понимаешь, для меня-то достаточно быть самим собой. Кирие, мы с женой… разные.
– То есть, она тебя не любит, – настроилась я, припоминая историю с похищением. Что там было – колесница, насильное кормление гранатом, мрачный-ужасный муж?
– На Олимпе не любят, – осек Клим коротко и резко. – В подземном мире, впрочем, тоже. Если любят – это плохо заканчивается. Любовь застывает – превращается в долг и пустую вежливость. Становится постылой страстью, которой легко пресытиться. Переходит в ненависть.
– Как будто только у вас, – покривилась я.
Пожатие плечами.
– У смертных любовь часто сопряжена с самопожертвованием. У нас этот компонент отсутствует начисто. Мы ничем не рискуем – может, от этого она словно обесценивается…
– Потому что вам не нужно рисковать?
– Нет, потому что на Олимпе не любят. Я, случайно, тебе об этом не говорил? Думаю, не обязательно жертвовать жизнью – достаточно хоть чего-то. Пойти против воли Громовержца и лишиться его милости – если вспомнить историю Ареса и Афродиты. Отказаться от шашней со смертными – если вспомнить историю… все истории, ха.
– Я тут как-то припоминаю, – заметила я между прочим, – что в источниках как-то маловато сказано о твоих шашнях со смертными. Или с подземными…
– …кирие, ты вообще подземных-то женщин себе представляешь?!
– …или вообще с кем бы то ни было. И ты рискнул столкнуться с… ну, как там назвать это самое, что Деметра ваша учинила?
Снова смешок. Невеселый, выжатый изнутри.
– Ах, да. Эту историю ваши аэды и вовсе вывернули наизнанку. Слишком много глупости. Слишком много трусости. Никакого величия. А получилось. – ну да… Ужасный царь подземного мира, невинная Персефона и гневная мать.
… и я как-то уже понимаю, что настоящая версия от всего этого в корне отличается. И что у меня нет ни шанса ее не слушать.
– Все началось с того, что Деметра решила выдать дочь замуж. Именно она, да. Об обете девственности вопрос вообще не стоял: все олимпийские троны уже были заняты, и такой обет сделал бы Кору второстепенным божеством. Ну, а Деметре бы достались насмешки Геры, Афродиты и Латоны: поверь, не у одних смертных есть желание выдать дочь замуж за знатного жениха. Желательно еще и красиво – чтобы осталось в веках. Арес отпал из-за любовницы-Афродиты: Деметра не хотела для дочки судьбы Геры. Аполлону хватило ума посвататься снисходительно. Со словами “ну, раз больше у твоей дочери нет шансов”…
– Представляю, что там началось, – пробормотала я.
– Не представляешь, кирие, – с ухмылкой отозвался Клим, – брат серьезно задумывался, не припрячь ли сестрицу в качестве кары для олимпийцев. Был еще Гермес, но ты же его видела. Кто в здравом уме за него замуж пойдет?
– А за тебя кто? – выдала я, собрав в кулак свой здравый смысл.
Клим глянул как-то даже обиженно. Затрепетал ресницами – позвольте, мол, а я не идеальный жених?
– Честно скажу – сестра размышляла долго. Ничего, говорит. Ты, конечно, придурок. Трус, к тому же. Подвигами себя не отметил. Но какой-никакой, а все-таки царь трети мира. И сын Крона, к тому же. Может, еще со временем и остепенишься. Главное – на публике попытайся себя уж как-нибудь да изобразить…
– Силы небесные! – простонала я, воображая, что из Клима могло вылупиться на публике.
Двое прохожих из тех, кто встал пораньше, шарахнулись и посмотрели опасливо.
– Обижаешь, – почти весело откликнулся гостенек, – на смотринах я-то как раз переступил через себя и внушал страх и трепет. Был, как и полагается, надменен, величественен, не говорил – вещал, венец на пальце не крутил, невидимкой не шастал… ничего не украл, кстати. И не сдох со скуки —, а вот это было самым удивительным. Образцовый, в общем, царь подземного мира, даже облик принял соответствующий. Зевс с Посейдоном чуть со смеху не лопнули. Кора, кажется, была тоже под впечатлением…
– То есть, стоп… – зевота пропала, придушенная тонной удивления. – Вы с ней, что же, виделись? А это самое, что она танцевала, а ты ее увидел, вызвал колесницу, похитил… там еще нарцисс был.
Ну, уж если я что-то помнила из мифологии – то этот миф. Помимо подвигов Геракла. И эпизодических знаний о Тесее и Персее.
– Кирие… – тяжкий вздох о моей заблудшей душе. – Забудь об этой, не побоюсь вашего языка, голимой аэдской пропаганде! Это была самая обычная олимпийская свадьба. Смотрины. Танец невесты. Похищение невесты – таков обычай. Дар, то есть, нарцисс. Мать, показывающая свое горе – еще один обычай… хотя признаюсь, Деметра тут переусердствовала. Для Олимпа это было традицией. Вот, правда, танцевать Коре пришлось слишком долго: когда я увидел, я малость…
– Пришибся зрелищем? – подсказала я.
И впервые увидела на лице Клима подобие смущенного румянца.
– Да уж, мягко сказано. Она меня потом еще упрекала: сколько можно было торчать за кустами и медлить? С колесницей я тоже основательно все провалил. Не поверишь: Посейдон даже уроки со мной проводил. «Хватаешь ее – прыгаешь на колесницу, хватаешь – прыгаешь, хватаешь – прыгаешь…»
– На манекене тренировались? – спросила я, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.
– На Гермесе, – хихикнул Клим. – Гестия отказалась, Афина сразу предупредила, чтобы не смели ее красть. А племянник признавался, что в жизни так не ржал… Ну, а я… в общем, наверное, не следовало спрашивать, поедет ли она со мной. Ну, а вдруг она бы испугалась. Или ей больно было бы.
Мне как наяву вообразился фэйспалм всего олимпийского населения.
– …в общем я договорился до вопля Коры «Клянусь серпом Крона, да кто из нас кого похищает?! Хватай меня уже!» – потом еще чуть ее не уронил, а к тому времени еще мои кони – тоже с немалым чувством юмора – уже решили тронуться с места… очень неудобно бежать за колесницей в свадебных одеждах, да еще и с невестой на руках, знаешь ли.
Я засмеялась в голос, рискуя обидеть своего спутника. Он, правда, не обиделся. Усмехнулся, взъерошил волосы.
– И это, как говорится, было только начало. Дальше она меня увидела в настоящем обличии. Потом была грандиозно проваленная мной сцена, в которой жених должен овладевать принадлежащим ему… Ну, кто ж знал, что невеста должна отбиваться и кричать, а меня парализует с первого ее крика. В общем, Деметра, там, наверху, продолжала играть в грандиозную олимпийскую свадьбу, а я совершал ошибку за ошибкой, поступая слишком… не по-олимпийски. Ну, а потом трусость взяла свое.
Он замолчал и шел теперь рядом со мной с таким видом, как будто ничто на свете его не интересовало.
– Ты ее отпустил, – проговорила я наконец. – Без всяких распоряжений Зевса.
– Ага, – откликнулся Клим. – Как только понял, что помолвка была ошибкой. И что мне больно от ее слез. И что я не тот, кто ей нужен, а настоящим царем и Владыкой мне не быть. Я испугался себя, испугался ее и поступил дважды как трус: попытался сделать вид, что ничего не было. Вернул невесту на Олимп. Что там началось, кирие… от Деметры меня спас только шлем, Зевс серьезно вопрошал, не сдурел ли я, Кора плакала – отказ жениха от состоявшейся невесты – позор…
И опять я струсил и не сумел отстоять и это решение. Мы придумали ту историю с гранатом и разделением половину года на половину. Деметра сама и предложила все свалить на нее. Для достоверности даже готова была устраивать увядание природы раз в год. А если бы я не попытался сбежать – жена смогла бы проводить в подземном мире сколько угодно времени. А лето было бы вечным.
Мне остро не хотелось, чтобы он договаривал. Мне даже хотелось – чтобы Питер кончился. Или чтобы на нас свалилась еще какая-нибудь мифологическая пакость.
Исповеди все же принято выслушивать не так.
– Ну, а мы, конечно, поженились… Кора получила мужа-труса, который чуть не отрекся от нее. Этого она мне так и не простила. Да и моя вечная несхожесть с олимпийцами… Я получил… что я получил, кирие, а?
Я не ответила. Запах нарцисса наполнял воздух, прилипал к щекам. Казалось – та, о которой говорит Клим – идет где-то неподалеку, в весеннем ветерке, в облике Весны… глядя усталыми глазами.
– Не могу сказать, что мы не притерпелись друг к другу со временем. Но мы все же друг друга мучили. И когда пришла пора – я решил…
– Пусть будет лучше для всех, ага? – догадалась я.
Он кивнул.
– Ушедший за грань навек приравнивается к сгинувшему в глубинах Тартара. Она теперь царица подземного мира. Может избрать себе в мужья, кого захочет. Не думал, что она присоединится к другим олимпийцам в их попытке проломить мой котел…, но кто знает, может, ее заставили. Или, может, у них и это традиция.
– Вот честно, откуда ты взялся такой? – не выдержала я.
И получила озадаченное пожатие плечами.
– Кирие, я просидел у Крона в утробе гораздо дольше, чем остальные. Поневоле слегка спятишь и начнешь отличаться от остальных! Не говоря уже о вечности разбирания судов.
Я откликнулась умеренно злобным рычанием. Задумаешься тут, когда к нашей милой компании присоединилась еще богиня весны. По совместительству – царица подземного мира, явственно желающая не только насолить бывшему муженьку, но еще и наперчить, и сверху лавровым листком приправить.
В воздухе, помимо любви, витало ясно что-то нехорошее.
– И вообще, что там в головах у женщин – это для меня всегда был темный лес, – вполне себе радостно прибавил вдруг Клим, и я поняла, что он стряхнул с себя хандру. – Вот ты знаешь, например, с какой тщательностью моя матушка приправляла нас медом и специями, чтобы Крон не подавился? Или Гера. Ты думаешь, она злится на Зевса из-за его похождений? Ха! Она серьезно думает, что ее муженька каждый раз совращают коварные смертные. Растанцевались тут, понимаешь, красивые такие. А он, бедный чистый и невинный… Или вот, например, ты, кирие.
– Чего я-то? – буркнула я. Как у совершенно нормального технаря четвертого курса – у меня-то лист любовных историй был совершенно чист.
– В упор не видишь интереса к тебе твоего приятеля. Нет, правда?!
– Он мне не прия… это ты про Алика сейчас?! – я замерла на перекрестке какой-то там линии Василеостровского.
– Елена и Александр*… – въедливо продолжал Клим, закатывая глаза. Он точно решил отыграться на мне за собственную исповедь. – Это напоминает мне один миф, который… ну, для Трои там точно нехорошо кончилось, но в целом, все было вполне красиво…
– Прибью заразу, – углом рта сообщила я. – Слушай, Климушка. Ты и мужчин-то не очень как-то понимаешь, если решил, что Алик интересуется хоть чем-то, помимо танков, гоблинов и… во что он там еще играет?
– Ну, иногда люди погружаются в вымышленный мир, потому что робки для реальности, – глубокомысленно выдал Клим. – Но мы тут пообщались, пока ты спала…
Я издала стон, напоминающий последний крик смертельно раненой чайки.
– … когда выяснилось, что я тебе не жених и даже близко к этому делу не приближаюсь – дело пошло быстрее… Вот ты знаешь, что ты – оказывается, неприступная крепость?
Ага. И в бойницах арбалеты торчат со всех сторон. Я посмотрела на Клима взглядом давно не евшего удава.
– Вот! – тут же обрадовался бывший божок. – Вот я тебе о чем говорю! Вот и он не представляет, как к тебе можно подойти! Нет, вот ты посмотри на себя: умная, красивая…
– … по стандартам подземного мира?! – вскипела я, поскольку мнение о своей внешности у меня было вполне реальным.
– … обладающая приятной мягкостью фигуры, как Нефела, богиня облаков… Но чем, чем можно покорить столь цельную личность?
– Выход с колесницей бы не подошел, – прикинула я. – Особенно с Аликом: он меня вряд ли поднимет. Гы-гы.
– А другие выходы? – резонно предположил Клим. – Как насчет даров?
Мне как-то не по делу вспомнилась роза, подсунутая под мой локоть на парту на какое-то отдаленное восьмое марта. Явно ошибочно.
– …или танцев?
– Я на наши сборища не хожу! – шикнула я гневно. Водка-пиво-пьяные поцелуи, тупые шутки. Ага, сейчас, как же.
– …приглашения пойти куда-нибудь вместе?
Если считать приглашением «Э-э, слушай, мне тут билеты в обсерваторию бесплатно достались, тебе не надо?». Или «Слушай, я что-то вообще тут не понял, объяснишь? С меня кафешка».
– Да мне некогда было, – сказала я кисло.
– …предложения помощи?
– А мне-то нафига?!
Уж с курсачом или лабой я вполне могу справиться и сама. Не то что девицы, строящие из-за этого глазки парням.
– И он ведь при этом замечательно понимает, что он не принц твоей мечты, – невозмутимо продолжил Клим, у которого были реальные возможности познакомиться с моими кулаками.
– Нет у меня там никаких принцев!
– …небогат, не настолько решителен, не так образован, не так смел…
Я вздохнула. Жизнь превращалась в хаос все больше – просто руки опускались. Даже ушатать Клима сумочкой по голове уже не казалось хорошей идеей.
– Слушай, ну замолчи ты, пожалуйста, – прибегла я к последнему средству. – Мне правда сейчас не до этого. И не до Алика. Алик меня сейчас волнует только в том плане, что нужно бы ему что-нибудь соврать.
И вообще, у нас с ним ничего общего.
И плевать мне на то, что он тыбрил мои конспекты, дабы поставить их на полки как воспоминания о своих чувствах. Или, я не понимаю, зачем он их тыбрил?!
Не могу сказать, что мои размышления в течение всего обратного пути касались только этого. Но что врать Алику – я так и не смогла придумать. Кладбище, Керы, стресс, новые факты о мифологии. Есть, с чего впасть в ступор.
И вообще, когда мы дошли до халупы Алика – оказалось, что соврать будет трудновато.
Внутренний двор местами порос нарциссами, местами был покрыт пропалинами. На месте двери сарая красовалась оплавленная дыра.
Алик, хмуро поправляя очочки, сидел на крыльце в крайне задумчивой позе. Был он, пожалуй, вполне спокоен.
Особенно если учесть, что на расстоянии метра от него с малость прибалдевшим видом мотал головой… головами белый мопсик.
– Ик, – сказал мопсик, увидев меня. И неверным шагом отодвинулся на пару шагов.
– А-ва-вава-э… – произнесла я подобие приветствия.
– Ух ты, – произнес Клим оптимистично. – Он уже не в кадке.
Алик еще раз поправил очочки. Майское солнце поливало рыжиной его макушку.
– Я его не кормил, – заговорил он оправдывающимся тоном. – Честно. Даже в сарай не заходил. Тут просто к вам пришли. Пришла. Она. Оставила кое-что.
Представляю, кто – она. И не просто представляю, а вижу, что оставила.
Даже если бы Клим и не смотрел на гранат на столике, как на ядовитую змею.
– Ну, а потом ушла. А из сарая – этот…
Мопсик покосился на Алика и отполз еще. Он не выглядел желающим познакомиться ближе.
– То есть, он тебя не съел, – зачем-то сказала я.
– Ну, он тут на меня попер, так я его по голове табуреткой, – отозвался Алик задумчиво. Поднял руку, показал остатки табуретки. – Меня дед научил, что кобель должен вожака признать: у него деда овчар был бешеный…
Оставим вопрос, сколько раз пришлось применять табуретку. Поднимем вопрос, почему это моего одногруппника все же не съели.
– Я тебе сейчас задам крайне тупой вопрос, – тон получался вполне себе извиняющимся. – Ты крещеный?
– А то как же, – удивился Алик и вытащил из-за майки цепочку с нательным крестиком и еще каким-то медальоном. – Мне вот еще дед дал, тут частица какого-то креста…
– Уууууу, – приложил нас Цебер, сверил одинаково ненавидящими взглядами и прошествовал в сарайчик. Явно намереваясь упаковаться обратно в кадку.
За моей спиной тихо хмыкнул Клим:
– Ну конечно – ничего общего!
Комментарий к История любви и немного табуретки
* Александр – прозвище Париса. Да, в общем, у него с Еленой кончилось печально. Особенно для Трои.
========== Бескрайняя нежность и немного футбола ==========
Внимание! Присутствуют описания лютого измывательства над бедным подземным животным. Любителям бедных подземных животных и членам подземного “Гринпис” к прочтению не рекомендуется.
Нет, ребята. За последнее время я как-то решительно перебрала экстрима, хотя никогда им как-то серьезно не увлекалась. И еще – есть у меня нехорошее чувство, что даже если я вдруг воспылаю желанием лезть на Эверест или прыгать с тарзанкой… это, как говорится, несколько блекнет.
А потому нужно было начинать жалеть себя, поступать по-технарски умно, да и вообще…
– Ну, – сказала я, косясь на Клима, который рассматривал двор с видом «я – не я, жена не моя». – Рассказывай.
И походкой воина, вернувшегося из похода (в котором он завалил превосходящего по силам противника) проследовала в хижину Алика. Я слышала, я ощущала каждой клеткой кожи этот сладкий зов изнутри. Практически пение сирен, исходящее от старенького дивана.
Диван, правда, жалобно вздохнул, когда я на него грохнулась, но в целом больше не протестовал.
Объяснения Клима с Аликом прошли мимо меня, хотя они с какой-то радости устроились в той же комнате, но на стульях. Я спала, как совесть коммунальщика в снегопад, и только изредка в сон залетало что-нибудь этакое…
– А тебе вообще обязательно было втягивать ее в эти ваши олимпийские разборки?!
– …
– … я так понял, эти твои родственники прокачали выносливость. Чаще лезут.
– …
– … а ты не можешь там… ну, заклинание скастовать для того, чтобы это дело запечатать…
– …
– Во что уверовал?!
Тут я поняла, что дальше разговор будет долгим, потрясла головой и засопела активнее. Тут же на меня кто-то неумеренно заботливый накинул пледик, и проснулась я уже явно через несколько часов, когда эмоции прогорели, а в комнате запахло кофе и печеньками.
Еще в комнате проходил последний этап мужского совета на глобальную тему «Что делать?»
– Ну, шо, – вещал Алик, блестя очочками и явственно воплощая вместо меня силу технарского разума, – судя по тому, что было сказано тебе этим… ангелом… вариантов нет. Запечатывать портал должен ты – вот иди себе, запечатывай.
– Цементу бы мне, – донеслось с другой стороны колченогого столика. – Кирпичей античных. Стратий*, я говорил: я не подозреваю, как…
– Ага, не знаю, не подозреваю, мозгов не имею, разрешаю хоронить за плинтусом. Ты эту штуку придумал…
– Потому что боялся!
– Сейчас, значит, мало боишься?
Ушам своим не верю: Клим оправдывается. Это как же его Алик ухитрился достать за краткий промежуток времени?
Как-то поневоле начинаю проникаться уважением, да.
Ответной гримасы Клима я не увидела, но Алик вгрызся в печеньку с остервенением. Немного подумал и предположил:
– Так это… напугать?
– Как? – спросил Клим с должным смиренномудрием психиатра, который в пятый раз за день общается с буйным. – Стратий, ты же, наверное, понимаешь, что я тут, вроде как… бывший царь подземного мира… так что меня трудновато будет испугать криками «Бу!» из-за угла.
– Хм, – ответил Алик, который явно полагал, что было бы желание, а средство найдется. – Ну так поскольку ясно уже, что маны у тебя осталось по минимуму, а твоя семейка и так, и так тебя достанет – пора бы уже как бы и бояться.
Судя по выражению физиономии Алика – на него Климовские улыбочки не действуют. И лукавые взгляды – тоже. Он их встречает своим непроницаемым занудством.
Почувствовав, что разговор начинает катиться в пучины маразма, я выползла из-под пледика и взяла командование в неслабые женские руки.
– Значит так. Отставить мысли о глобальном, доставить мысли о конкретном.
– Хошь печеньку? – тут же конкретно среагировал предположительно влюбленный в меня Алик.
Печеньку, кофе, а также чего покрепче я хотела, но пришлось удовлетвориться первым и вторым.
– Глобальное – это, одначе, хорошо. Но у нас тут вроде как Цербер в сарае, – провозгласила я и посмотрела на Клима так, будто это была персонально его вина.
Судя по физиономии Алика – у Климушки не нашлось времени, дабы просветить моего однокурсника в этом плане. Сейчас физиономия была очень и очень озадаченной. Мол, вот так раз, а я его табуреткой…
– Приручить, как я понимаю, его нельзя, – продолжила я безжалостно. – Упаковать во второй раз в кадку – тоже не фонтан. Если он будет шататься тут и дальше – он еще больше расшатает твою, Клим, хрупкую психику и твою, Алик, нехрупкую мебель.
– У меня бита есть, – с готовностью встрепенулся Алик. – А если того… святой воды на нее побрызгать – может, прокатит?
Мы с Климом посмотрели на него малость опасливо.
– Почему он вообще не исчезает? – наконец сформулировала я. – То есть, почему его назад не выкидывает?
Клим немного подумал над чашкой кофе – и поднял на меня невиннейшие глаза инженера, который сейчас будет объяснять, что вот, станок старый, его…
– Так, видать, заклинило малость!
После чего бог подземного мира разразился вдохновенной тирадой о пространственно-временных парадоксах, их влиянии на порождения Тифона и Ехидны и на возможности выживания данных порождений в нашем несовершенном мире. Тирада закончилась тем, что созданию-то в принципе пофигу, а вот миру может конкретно не поздоровиться «тем более, что резиновые покрышки явно пришлись кому-то по вкусу».
– Погоди, то есть, дело в том, что ему тут тупо нравится? – спросил в это же время предположительно менее конкретный, чем я, Алик.
Клим посмотрел на меня, посмотрел на Алика и аккуратно кивнул, обозначая нашу проблему на ближайшее будущее.
– Кирие, если учесть, что и я тоже сбежал в этот мир не только из-за горячей веры в Единого, но и из-за особенностей подземного мира…
– Да, помню, – угрюмо сказала я, ковыряя скатерть, – тебе там негде было пускать камешки.
Алик поправил очочки и встал, приняв привычное положение чуть ссутуленной оглобли.
– То есть, я извиняюсь, если этому… Церберу понравилось у нас – значит, и другие… которые из твоего царства… тоже могут…?
По невинной озадаченности на лице Клима становилось ясно, что этот вопрос он не продумал.
Я тоже встала, принимая обычное для себя положение «огромный бешеный хомяк в состоянии средней степени ярости».
– Стало быть, нужно сделать так, чтобы ему тут разонравилось. Чтобы еще и другим заказал?
Уж в чем я специалист по жизни – так это разочаровывать окружающих.
*
В общем-то, мы выглядели как компания друзей, собравшихся на пикничок. Может, потому, что Клим так и не сменил шлепанцы и майку с принтом, хотя позаимствовал у Алика джинсы. Ну, и потому, что петляли по лесной местности (да, и такая под Питером есть), а у самого Алика за костлявыми плечами висел рюкзачок. Правда, из рюкзачка слышалось полное ненависти сдавленное подвывание.
Поимка Церберомопса проходила в режиме жесткого ахтунга и осуществлялась мной и Аликом (как двумя условно православными особями). С добавлением щедрых советов от державшегося в стороне экс-Аида. Советы были в духе: «Не хватайтесь за хвост, огнеопасно!», «Если молитву почитать – оно, может, вернее пойдет!» В результате диван времен Первой Мировой скорбно скончался, кадка от капусты оказалась подожженной, я измазалась копотью по уши, а с Аликом мы пару раз столкнулись лбами, как олени в брачный период. Спасло нас то, что сволочная увертливость белого мопсика все же пострадала после памятного удара табуреткой.
Сбой системы координат позволил аидскому отродью попасться в расставленные мною сети. Пеленали мопсика совместно – отрезками разрезанной кем-то веревки, в четыре руки.
– Нормальная… такая… ачивка, – выдохнул однокурсник в финале.
Ну, а в рюкзак к Алику я эту тварь засунула больше из практических соображений: вдруг да опять атака злобных родственников, а мне будет куда проще спасать Клима, если у меня за спиной не будет ничего хтонического.
Кажись, пока я искала выборы места, Алик еще пытался просветиться по этому поводу у Клима. Мол – как, мопсика в рюкзаке можно считать примером моего благорасположения? И как бы тогда ко мне в ответ подкатить?
– Стратий, я свою жену на колеснице упер, – просветили Алика в ответ. – И сделал это бездарно. И вообще, она меня ненавидит. Ты точно хочешь моего совета?
Но вообще-то я не особо прислушивалась, шла шагов на двадцать впереди и пыталась наконец мыслить. Мыслить, вспоминать и сводить воедино получалось гораздо лучше без голосов за спиной.
К заросшему глубокому карьеру, в котором когда-то добывали глину, мы выскочили как-то внезапно. Клим, конечно, высказался на тему, что «подошло бы языческое капище», но в нашем положении так рисковать точно не следовало.
На дне карьера, среди пластов отработанной глины, было то ли болотце, то ли озерцо. Костер на берегу мы зажгли сразу же как остановились.
– А не сбежит? – осведомился Алик, осторожно вытряхивая из рюкзака сверток-мопсика.
– А вот сейчас увидим, – отозвалась я и на всякий случай перекрестилась.
Освобожденный от веревок мопсик смерил меня лютым взглядом. Продемонстрировал было бездонную глотку – я отреагировала вполголоса: «Вах, баюс-баюс» (после сцены на кладбище мопсики мне были уже побоку). Визгливо рыча, покосился красными глазками на Алика.
– Криптовато, – сказал тот и поблестел очочками заинтересованно.
Зато вот Клим попятился. Он-то, конечно, помнил свою роль, но балансировать на грани «сейчас жахну» – это вам не камешки по Ладоге пускать.
– Кирие, я помню твой план и твои выкладки… – мопсик медленно наступал, попыхивая хвостом-драконом, – но хочу напомнить, что у меня нет вашей защи…
Тут мопсик подобрался для прыжка на бывшего хозяина и пропустил мой разбег. То есть, в конце-то он как раз повернул голову, но времени у него оставалось – выпучить до предела красны глазки, оценить мой кроссовок и потом с недоуменным «и-у-у-у-у-у-у-у-у!» унестись в сторону карьера.
