Текст книги "Сегодняшний вчерашний день (СИ)"

Автор книги: Stashe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Я хотел бы объясниться до конца. Бытует мнение, что навьи каким-то неизвестным нам способом заманивают людей в свои подземные города, изучают их, а затем отправляют наверх, в человеческие поселения, но при этом как можно дальше от родного. Навьи, как злые духи, враждебные нам существа. Мы вынуждены сохранять видимость дружелюбия, поддерживать равновесие, поскольку они сильнее. У них есть оружие, против которого нечего выставить, поскольку навьи умеют влиять на погоду, движение земли, сводить с ума на расстоянии, слышать мысли. Я еще раз спрошу, что можно противопоставить такому могуществу? У нас люди умирают при операциях от заражения крови, а они умеют воскрешать мертвых! Когда человек попадает к ним, то обо всем забывает, как вы сейчас. То, что они сделали, ужасно, грязно! Через какое-то время после обряда посвящения память возвращается, рассудок снова становится чистым и трезвым, а придуманная жизнь кажется обычным сном. После того, как доктор осмотрит вас, мы подумаем, когда лучше провести обряд.

Ян надеялся, что на его лице не отразилось никаких чувств. Стать жертвой опыта ему совершенно не хотелось. Он был реально испуган и напряжен. Беспомощность не настраивает на оптимизм. Янат мог лишь надеяться, что зрение вскоре восстановиться, а травмы не окажутся опасными. Незримый собеседник меж тем продолжал разглагольствовать, источая медовое дружелюбие в каждом слове:

– Навьи действуют методами, которые мы не в состоянии объяснить. Бывшие пленники утверждают: они применяют яды, пытки, воздействуют на психику. Несчастные начинают нести околесицу, говорят о неведомых мирах, прошлых жизнях на других планетах, что-то совершенно немыслимое. Они узнают людей, местных жителей, которые и знать не знали об их существовании. Некоторые пленники обретают ложные воспоминания, другие сохраняют рассудок и говорят о родных поселках, с которыми у нас заключены договора о торговле, но зато теряют зрение, у них слабеет слух или отказывают внутренние органы, появляется тик, слабеют ноги или руки. Сомнительная удача сохранить разум в такой ситуации, не так ли? Бывает, пленники умирают или остаются убогими до конца жизни. У вас самого сохранились какие-то воспоминания о пребывании у них?

Янат попытался быстро вывернуться, а поскольку подозрительным его собеседнику могло показаться что угодно, старался балансировать на тонкой грани между правдой и ложью. Не зная, с кем имеет дело, Ян просто не представлял, насколько тот опасен и чего стоит ожидать. Оставалось косить под идиота, в надежде, что удастся разобраться по ходу дела:

– Меня не пытали, – честно сказал он, – но помню я немногое. Удар Любомира пришелся в голову, меня до сих пор мутит и полный бардак в мыслях. С трудом удается даже имя припомнить. Быть может, перенесем допрос на попозже?

– О, простите, это не допрос, – сразу открестился неизвестный. – Мне, напротив, хотелось бы придать вам уверенности, сообщить, рядом друзья и помощь, любая помощь, которая будет оказана незамедлительно. Хотелось сгладить… ну, впрочем, вам лучше?

Янат дотронулся до лица, и тряпка съехала набок. Он сразу зажмурился, страх получить омерзительные ощущения, как ранее на берегу, заставил его стать очень осторожным.

– Здесь света достаточно, чтобы смотреть, но он приглушен, не бойтесь. Если глаза по-прежнему сильно болят, подождите доктора и не пытайтесь их открывать, – сочувственно произнес незнакомец.

– Я попробую, – нерешительно сказал Янат и сквозь щелочки попытался разглядеть потолок. К его удовольствию, зрение восстановилось практически полностью. Он шире открыл глаза, заново привыкая к таким обычным до того ощущениям. Какое оказывается счастье – просто смотреть. Тем не менее, Ян решил притвориться. Демонстративно щурился, переводя взгляд с предмета на предмет, подслеповато моргал. Естественно, захотел он рассмотреть и своего загадочного собеседника.

Зрачки Яната непроизвольно расширились, когда незнакомец перестал таковым быть, потому что прямо напротив сидел ни кто иной, как Виталий Самойлов собственной персоной.

Ян онемел. Возможно, именно это не дало ему совершить какую-нибудь глупость. Человек, смотрящий на него вежливо и благожелательно, остался невозмутим. Простая логика, вкупе с робкой интуицией твердили Янату в унисон – перед ним не притворство. Этот Самойлов его не знал или же являлся виртуозным лгуном, поскольку сильную неприязнь начальника скрыть было бы весьма затруднительно. Но в свете текущих событий остро вставал вопрос, так кто же тогда сидящий на стуле человек? И человек ли?

Глава 22

22 глава

Жизнь – штука местами переменчивая и крайне опасная. Но, тем не менее, когда она пресна, мы требуем соли и перца, а получая их, удивляемся собственной неготовности откушать такое блюдо. «Сидела бы ты тогда в своем болоте, да не квакала» – когда-то сказала Яну Инга, еще в бытность их дружбы, в качестве ответа на пустячную жалобу.

Ян смотрел на сидевшего перед ним Самойлова, понимая, что внезапно получил тот самый толчок, которого ему так не хватало для восстановления равновесия. Он (пинок) был особенно ценен тем, что исходил от олицетворения его врага.

Янат всегда неохотно признавал собственные недостатки. Хотя, помнится, мягкая Инга могла быть довольно жестокой, когда разговор заходил о дисциплине или правилах их работы. Ян, который всеми фибрами души ненавидел ограничения и нормы, не желал видеть в ее словах и каплю правды. Например, что она вечно покрывает его, поскольку, несмотря на хамство и пренебрежение правилами, у него хорошо работает голова, что дает ему отличную фору перед другими контактерами. Она покрывала его даже там, где не следовало: когда он несколько раз чуть не завалил контакт глупым поведением, когда нарушил протокол безопасности и повредил ноги. Терпели его вовсе не за гениальность, а как то жестко указала в порыве гнева Инга – за связи и происхождение. Он сам ценность. Уникальный генетический материал. Ян ее за эти промывки мозгов временами ненавидел. А в глубине души знал ее слова – правда.

Только рано или поздно все игрушки кончаются взрослыми разборками. Сейчас, он мог рассчитывать только на себя, потому что теперь уж абсолютно точно, страховать его просто некому. Янат постарался изобразить самый искренний и живой интерес к происходящему, но на фоне мучительной боли, якобы его терзавшей. Голова до сих пор гудела как медный таз, но все это можно было перетерпеть. На самом деле, мозги судорожно перерабатывали информацию. Ян не мог отказаться от обряда, но согласиться неизвестно на что, как жертвенный баран еще хуже. Следовало придумать что-нибудь и оттянуть сладостный момент единения до тех пор, пока не удастся выяснить побольше.

Кто такой мужчина, с вежливым выражением лица сидящий напротив? Кто из двоих настоящий? Какова цель двойника? Кроме того, ему нужно хотя бы попытаться разузнать о жителях поселка до того, как станет невозможным избегать принятых здесь традиций. То, что обряд вызовет нарушения в психике, Янат даже не сомневался. Самойлов яснее некуда обрисовал ситуацию:

– Хотелось бы узнать чуть больше об обряде, – сказал Ян, изображая легкое сомнение и умеренную встревоженость:

– Конечно, – Самойлов расплылся в улыбке, – я расскажу вам перед самим процессом.

– А сейчас?

– Нет. Понимаете, люди, пришедшие оттуда, очень ранимы. Они все вокруг видят в черном свете, они уверены, что окружающие им врут, хотят причинить вред здоровью. Их реальность кажется им существующей, а прочее выдумками. Признание их миров существующими, ложных воспоминаний подлинными. Вам тоже сейчас кажется, что я пытаюсь заморочить голову?

– А те люди, которые говорили о выдуманных мирах, они говорили одно и тоже?

– Нет, – безмятежно ответил Виталий, – разное. Говори они одно, я бы задумался. Ведь не может же такому количеству мерещиться один и тот же бред? Я, несомненно, заинтересовался бы таким явлением. Но их фантазии разнообразны и потому бессмысленны. Мы обыкновенные дети нашего мира. Измученного, кривого и больного. Потомки тех, кто наполнил планету ядом и горечью, тех, кто уничтожил большую часть знаний, смел с лица земли цивилизацию. Наших предков.

– Значит, есть теория о том, почему так произошло, где мы жили раньше, те, кто поплыл по волнам грез?

– Конечно. Мы называем это явление «Сегодняшний вчерашний день». Но не сегодня. Для начала, вам стоит прийти в себя и немного поднабраться сил. Простите мою невежливость, но вы засыпали меня вопросами, а я даже не потрудился узнать ваше имя и пол. Простите еще раз, все потому, что вы очень истощены, а стрижка короткая. Я не уверен кто именно передо мной.

– В тоннелях плоховато с едой, – рассеяно ответил Янат.

Самойлов выжидающе молчал. Ян спохватился:

– Да, конечно. Янат Шептунова.

– Вы женщина? – в голосе Виталия сквозило легкое удивление, – вы отважны. Любомиру должно быть стыдно вдвойне.

– Оставим, – Ян нарисовал улыбку, а затем направил разговор в нужное русло, – он не знал, а внешность у меня непримечательная. Я тоже хотела бы узнать ваше имя. И спросить, могу ли я немного прийти в себя, до обряда? Ведь, как я понимаю, избежать этой чести нельзя, если я хочу быть принятой в ваше общество?

Самойлов делано вздохнул, выражая сожаление, и дружелюбно улыбнулся:

– Новичкам очень трудно понять простую вещь – вы больше не пленники. Навьи чудовища, они жестоки к людям. Они заставляют их верить в то, что им везде грозит опасность. Сейчас, здесь, безопасно. Это дом, который они отняли у вас. Я еще не знаю, из какого поселка вас выкрали, но найду.

Ян мрачно слушал, а на лице его блуждала растерянная улыбка нежданно спасенного человека. Самойлов добавил:

– Ходите, где хотите, я выделю провожатого на первое время. Общайтесь с людьми, выздоравливайте, набирайтесь сил. Когда доктор решит, что вы полностью здоровы, проведем обряд. Не раньше. Что же касается возможностей избежать, – Виталий прокашлялся, деликатно прикрывая рот рукой. Ян механически отметил, что жестикуляция один в один с Самойловым со станции:

– Не советую отказываться. Дело в том, что поселок автономное сообщество. Мы сами обеспечиваем себя, отвечаем за благополучие и развитие нашего хозяйства. Психически больные люди, пребывающие в плену фантазий, угроза для стабильной и счастливой жизни, они нарушают равновесие, будоражат рассудок, порождают ненужные слухи, в конце концов, просто недееспособны. Мы не можем позволить себе содержать таких людей за счет других членов общества. Им предлагают уйти через валы в пустыни. Климат там жесткий до невозможности. Это не верная смерть, нет, но выжить там непросто. Однако мы всегда оставляем выбор за человеком. Я повторюсь еще раз, вы не пленница, и находитесь среди друзей.

Самойлов душевно, широко улыбнулся и дотронулся ладонью до плеча Яната, чуть сжав его. Похожий жест Кэро в свое время подбодрил Яна, в случае же с Самойловым вызвал реакцию с точностью до наоборот. Он почувствовал себя загнанным в очередную ловушку. Из огня в полымя.

– Отдыхайте, скоро подойдет доктор. Мне нужно идти. Я глава поселка и у меня всегда очень много дел. Ах, да. Мое имя Виталий, Виталий Самойлов. Приятно познакомиться. Скоро увидимся, уважаемая Янат.

Ян весело скалился, провожая спину знакомого незнакомца, и чувствовал, как его лицо постепенно перекашивает. Вот это да! Он не просто попал куда надо, он попал в самую точку. Осталось лишь понять, что к чертям собачьим, тут происходит?

Глава 23

23 глава

Янат сидел на стуле, откинувшись на деревянную, грубо сколоченную спинку, и мрачно жевал нижнюю губу, постукивая себя при этом указательным пальцем по носу. Его взгляд был расфокусирован, словно мыслями он находился очень далеко от места, в которое его забросила судьба. Мысли эти были тяжелыми, нехорошими, как и настроение. Если бы не усталость последних дней, если бы не количество информации, необъяснимой и пугающей, единственным чувством подчинявшим его разум стал бы страх.

Нет ничего более ужасного, чем беспомощность перед грядущим, неуверенность в собственном рассудке, в том, что окружающая реальность действительно существует. Этот замкнутый мирок, проклятая деревенька, стал рычагом, выбивавшем у него из-под ног почву. Временами Янат с трудом удерживался от некоторых предположений. Воспоминания, да что там, вся жизнь, мир, который он помнил, здесь превращались в декорации людьми свято уверенными в своей правоте. Эта непоколебимость начинала смущать его ум, превращая крошки сомнений в гору камней, готовых покатиться и погрести под собой рассудок.

Виталий был честен. Он сдержал обещание. Яната никто не контролировал, не задавал вопросов, не следил за ним. Более того, им вообще не интересовались.

Самойлов сделал официальное заявление, после которого косые взгляды прекратились, как отрезало. Ян пробыл в деревне почти полторы недели и за это время, никто не пытался заговорить с ним, узнать о чем-либо, словно он разом превратился в пустое место. Хотя на его вопросы, заданные в лоб, отвечали, ответы оказывались совершенно бессмысленными.

Он не понимал, почему так происходит, пока ситуацию не прояснила Бьянка Вискотти, врач, великолепный специалист ксенобиолог, пропавшая как раз перед прибытием на Навь Инги. Эта женщина потрясла Яната больше других. Она смутила и расстроила его, создала первую трещинку, которая пробила брешь его безупречной уверенности. Ян забеспокоился не из-за ее слов, они укладывались в схему общего помешательства, а из-за действий женщины. Врач профессионал, раньше она легко оперировала сложнейшими терминами, а теперь сообщала ему о питьевой воде, которую следовало набирать из определенного ручья, рассказывала о сезоне дождей, о своей работе на грядках, где росли капуста, морковь и сыне.

Ян слушал спокойную речь, призванную отвлечь его от болезненных манипуляций с головой и зверел. Не мог поверить, что она говорит серьезно. Он читал ее досье. У Вискотти не было детей, женщина потеряла близнецов при родах. Она не могла больше рожать, поскольку отказалась от пластики и не стала восстанавливать матку. Бьянка ненавидела все, что не связывало ее с работой, была трудоголиком, жуткой эгоисткой, одиночкой и поклонницей урбанизации. В личном деле перечислялись все пунктики Бьянки, в том числе и то, каким фантастически дорогим, новейшим оборудованием напичкана ее квартира. Она палец о палец не ударила бы, дома за нее работали машины. Психологические характеристики, записи бесед, Ян знал достаточно, чтобы не верить ни единому ее слову. Каким образом? Ни один из людей не имеет идеального прошлого, все подвержены фобиям, ошибаются, совершают плохие поступки, теряют кого-то, но не меняются вот так, на сто восемьдесят градусов, превращаясь из первостатейной сучки в добродушного садовода. Бьянка Вискотти полет грядки и воспитывает чужого ребенка? Чем же ей промыли мозги? Как она добровольно пошла на такое?

Янат ничего не мог рассказать Вискотти, да она бы и не поверила. Вчерашнее стало далеким, отступило в тень, посерело, поблекло, и в других обстоятельствах Ян такое свое состояние посчитал бы нормой. Исследователи, контактеры всегда вынужденно приспосабливались и в условиях чужих миров отодвигали обычную жизнь на то время, когда можно будет расслабиться, но не перечеркивали вообще.

Деревня, полная доброжелательных, печальных, суровых, нервных, жестких – разных людей, за плечами каждого из которых было прошлое, но ни один из них его не помнил. Янат ходил по узеньким пыльным улочкам, мимо разбросанных посреди плохо расчищенных джунглей кособоких домишек и узнавал почти каждого, кто попадался на пути. Его безупречная память услужливо предоставляла информацию, досье на жителей деревни. Он вздыхал с облегчением, понимая, что многие живы и не погибли, как-то все думали, но ломал голову о причинах, которые завели их сюда. На протяжении десяти лет люди пропадали, уходя в неизвестность, чтобы потерять одну жизнь и обрести другую. Почему?

Янат пытался хоть как-то объяснить себе происходящее и не мог. Это было ужасное чувство: вроде бы все лежит на поверхности, но нет ни единой зацепки, ни одного факта. Его окружали свидетели и очевидцы, которые ничего не могли рассказать. А Самойлов? Человек, который так похож на того Самойлова, с орбиты. Кто из них настоящий? Одни вопросы и ни одного ответа.

Люди существовали жизнью недоступной пониманию Яната. Они выглядели нормальными: ели, смеялись, ссорились. Здесь жили семьями, он видел детей, играющих в пыли. Но не могло такого быть. По определению, не могло.

Иначе… вот с этого места и начиналось то, что сводило Яна с ума почище беспамятных людей. В голове крутились снимки области, на которых никогда не замечали никаких следов жизнедеятельности, построек, живых существ. Черт, когда они находились на орбите, он сам неоднократно просматривал потоковое видео в режиме реального времени, ужасаясь следам оставленным войной и силе природы, способной преодолеть такие разрушения. Исследуя местность, Ян бродил повсюду, хотя далеко в горы не совался, ему рассказали о хищниках, которые нападают на одиночек, и потом мысленно совмещал снимки с тем, что увидел. Он пришел к выводу – сомнений быть не может, то место. И снова одни вопросы – как? Почему? Каким, черти его дери, образом?

Открытие поставило его еще в больший тупик, плюс, теперь Ян знал, с чем придется столкнуться, если он попытается сбежать. Смерть от радиации ему не грозила. Земля давно остыла и не убивала больше, но невозможно было ошибаться, глядя на столь явные признаки прошлого. Переход, если он рискнет, будет не просто тяжелым, а смертельно опасным.

«Ядерный кратер от примерно 500—мегатонной сверхбомбы, километров так тридцать в поперечнике. В центре, как и положено озеро, кругом буйные джунгли, а замыкает все система концентрических валов. Хрен перелезешь, там ядерный стеклянистый шлак, хуже вулканического стекла и склоны крутые.Нет, это даже не скалы – сплошной громадный вал с шершавой стеклянистой коркой, типа очень крупного наждака. Чтобы сбежать, потребуется здорово попотеть. Возможно, найти узкую трещину. Ведь за столько лет могли и должны были образоваться промоины, овраги? Климат способствует. Если так, то чем тогда грозит сезон дождей? Наверняка узкие трещины превращаются в ловушки, где легко утонуть, попасть под обвал или в грязевой поток. Кроме того, чем ближе к сердцевине кратера, тем круче вал. Первый идет где-то под сорок пять градусов, не меньше. С обратной стороны он, да и остальные уже меньше и более пологие, но как преодолеть этот первый? Подъем в таких условиях сам по себе испытание, больше похожее на самоубийство. Не зря Самойлов так спокоен. Он понимает, что у меня просто нет выхода. Виталий или превратит меня в счастливого идиота, или предложит умереть в горах. О, черт! Черт, черт!»

Ян размышлял о вариантах и чем дальше, тем тяжелее становилось у него на душе: «Да, он мог бы попытаться вырваться, и если бы ему нечеловечески фортануло. Даже добраться до базы, хотя шансы к этому стремились к нулю. Но он по-прежнему ничего не выяснил и совершенно ничего не понимает, а происходящее с каждым днем заставляет все сильнее сомневаться в собственной нормальности. Они, люди вокруг, действуют на психику, заставляют беспокоиться. Как же тяжело бороться, словно само это место разжижает мозги, размывает прошлое, превращая воспоминания в фантомы. Когда Виталий закончит обряд, что произойдет с ним дальше? Он ведь не обычный человек. Как самому себе объяснить перемены, которые периодически случаются с его телом и разумом?»

Соблазн – коварный искуситель. Он начал мягко нашептывать Янату, что это могло бы стать выходом. Никаких страданий, никаких сомнений, никакого прошлого. Жизнь с чистого листа. А как же семья? Да, может он обманет других, но себя? С его-то метаболизмом и регенерацией… опасно делать ставки на вероятность сейчас, когда яд или что-то еще на проклятой планете внезапно ускорило его цикл, прервав нормальную фазу на середине. Это превращение доставляло Янату немало проблем. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько больным и разбитым. У него ныли кости, мышцы, по ночам снились кошмары, он просыпался от судорог и диких болей в паху. Проклятая планета желала его уничтожить, но Ян не привык сдаваться. Он не собирался позволять убить себя, ни за что! Решимость его единственное оружие, способ преодоления физической ущербности, слабости. Злость всегда придавала ему силы, а сейчас Янат был очень зол. Он ненавидел, когда его загоняли в угол.

У него был один единственный шанс, последняя не разыгранная карта, на которую Ян собирался поставить свое «Я». И выиграть.

– Яна? – Он вздрогнул и перевел взгляд на дверь.

Самойлов улыбался как сытый кот:

– Нам пора. Время пришло.