Текст книги "Ультралюбoff (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Облезешь. Я не санитарка. Плохо тебе – скорую вызову. Хорошо тебе – «шашечки». Жить у тебя не буду. Кормить – тоже. У меня есть кого кормить и есть где жить!

– Это кого же? – удивлённо подняв бровь, спросил красавчик.

– Рысю. Он нормальный парень, жрёт всё, молчит, на руки не лезет и гуляет сам по себе.

– Это кота, что ли? Я тоже жру всё!

– Зато лезешь и болтаешь!

– Жестокий ты, Люба…

– Не дави на жалость, не выйдет.

– Любослав, я помочь хочу. Раз я стал причиной твоих неудобств, то мне и исправлять ситуацию.

– Ничего мне от тебя не надо. Про Светку – верю. Иди-ка ты, мил друг, отсюда, Христом Богом прошу, иди, – практически умоляю и говорю с ним, как с человеком, а не как иконой стиля. Ставлю его на ноги и даже презрительный взгляд выдавливаю из себя.

Тут на горизонте нарисовался хозяин салона Петрович. Прикатил наш колобок. Видать, парни уже доложили про заваруху. Быстро. Блин. Теперь ещё премии лишит. А мне сейчас деньги позарез нужны. За квартиру платить. Спасибо Ваську, пустил меня в квартиру брата. Тот уехал на заработки к америкосам. Вот и попросил за квартирой приглянуть. Васёк никогда мою Светку не уважал, как узнал о разрыве, так по плечу хлопнул, поздравил со свободой:

– Наконец-то, Люба! Давно пора было эту сучку крашеную послать нахер. Никогда она мне не нравилась. Доила тебя и никакого сена взамен. Не парься, ты мужик видный, рукастый. Другую бабу тебе найдём. Вон у моей жёнки подруга есть, разведёнка, с хатой…

– Не до того мне сейчас, Васёк. Неужели ты не понимаешь?

– Ладно, друг, не парься. Похолостуй пока. Может, ты и прав – нахрена эти жёны? Только головняк от них один. Вон моя на днях…

– Прости, мне надо идти работать. Хочу пораньше сегодня освободиться. Хату нужно найти.

– Хату? А ты у брательника маво перекантуйся. Он к пиндосам отчалил на пять лет по контракту. Только год там. А хата у него пустая. Маленькая, правда, одноклеточная. Но там всё есть: мебель там, удобства, техника. Он просил за ней присмотреть. Так ты и присмотришь.

– Неудобно как-то, он же хозяин. Без его ведома…

– Да ты что! Неудобно ему. Валька моя уже запилила меня: сдай да сдай. А кому я её сдам? Квартиранты же щас вурдалаки. Всё разнесут вдребезги и свалят. А ты проверенный. Ты ж ещё и ремонт там забабахаешь. Я ж тебя знаю. Ха-ха. Соглашайся!

– Ладно! Только за деньги. Я буду тебе платить за аренду. Мне бесплатно не надо!

– За деньги так за деньги. Сговоримся. Возьму натурой. Чё ты дёрнулся, придурок? Я ж про ремонт не шутил. Там…

– Всё-всё, уболтал, языкалка, беру. Когда можно въехать?

– Да хоть сегодня.

– А кота можно с собой взять?

– Кота? Ну да ладно, бери, друг.

– По рукам?

– По рукам!

Так я и оказался вместе с Рысей квартирантом Васька. Вернее, брательника его. Всё едино. Поэтому опоздал Дар со своей помощью, нашлись люди добрые.

Петрович же Дара узрел, ручки пухлые расправил аки крылья, сейчас взлетит и будет с ладошки клевать. Наш начальник во всей своей красе: волосики дыбом, глаза на лбу, красный весь, в ярости на меня зыркает и виновато, соболезнующе на Дара взгляд переводит. Обнаружил знаменитого клиента в крови, теперь бегает вокруг, шипит на меня:

– Что тут происходит? Ты что себе, Люба, позволяешь? На клиентов руку поднимаешь?

– Да я ничего, Петрович, случайность это…

– Какой я тебе Петрович? Сергей Петрович! Не хами, премии лишу!

– Сергей Петрович, ну что вы так налетели на Любу, – подал голос коварный, – ничего же не случилось. Мне стало плохо, кровь носом пошла, так ваш сотрудник мне помощь оказал. Тряпочку вот выделил. Всё нормально, у вас отличные работники.

– Ну что вы, что вы. Приятно такое слышать, – Петрович сдулся сразу. Как все маленькие любят лесть! Сразу подобрел – волосики улеглись, румянец побледнел, глазёнки умаслились.

– Может, пройдём в мой кабинет? Там можно умыться. А я вам чайку налью настоящего, китайского. Копчёный чай, мне партнёры недавно передали. Поговорим за чашечкой. Мы ценим своих постоянных клиентов, а вы из самых постоянных.

Дар стоит, кивает и улыбается натянуто. А в глазах нет улыбки. И не сводит этих зелёных фонарей с меня. Ну, чего вперился? Что я ему должен? Вдруг он встрепенулся:

– Вот зашёл об осмотре бэхи моей договориться. Только ему и могу доверить, – кивает на меня, я ему в ответ кулак скрутил и так, чтобы Петрович не видел, демонстрирую. – Люба – машинный Бог. Моя девочка даже в салоне при покупке не была такой ухоженной, как после его золотых рук! – И лицо такое ангельское-блядское. Ресницами своими опахальными ших-ших, ветер гоняет. Глазищами своими изумрудными из-под них сверкает лукаво. Брови соболиные заломил пиками Эвереста. Губы покусывает, аж пунцовыми стали, припухли. Вот же ж тварь. Что ж он, падла, делает?! Это же ж оргазм во плоти.

Петрович просто потёк, на цыпочки встал, как за дудочкой факира, кобра очкастая (ха, очки – и те вспотели), идёт за его словечками. И чего это хлыщ перед колобком так распелся, хвостом вертит, пальцами своими длинными и белыми по плечику поглаживает? Только что на меня кидался. Я ревную, что ли?! Я что, РЕВНУЮ? Я что, совсем охренел? Мне что, проблем мало от этого, этого, этого…

Жопой чую, какую-то каверзу готовит, как яму ловчую копает. И точно, пришла беда и подруг привела.

– Вот думаю, просить вас об эксклюзивной услуге, как для VIP-клиента. Я надеюсь, я в этом статусе у вас нахожусь?

Петровича ажно подбросило. Забулькал, замахал руками, волосики опять выстроились в ряды, как члены Политбюро, все «за» подняли кончики свои:

– Конечно, как вы могли иначе подумать? Да мы для вас всё, всё что угодно… Какую услугу вы хотели бы у нас получить? Всё сделаем в лучшем виде, не сомневайтесь.

– Мне очень дорога моя «девочка». Ну, вы меня понимаете…

– Да-да…

– Не перебивайте! Так вот, моя работа подразумевает различные ситуации. Иногда за руль совершенно нельзя садиться. Вот и нужен в этих случаях квалифицированный шофёр. А я свою «девочку» кому попало не доверю. Только надёжному, проверенному человеку. И не только я. Ряд моих знакомых имеют такую же проблему. Вот и организуйте, Сергей Петрович, для таких ваших новых клиентов услугу автомастера-шофёра по вызову. А лично мне бы хотелось, как VIP-клиенту, чтобы мой персональный мастер был доступен в любой момент, мало ли как в жизни бывает? Чтоб мог и домой подъехать в случае нужды, ну Вы меня понимаете? В любой момент мог бы мной заняться.

Я завис. Это чего это он сейчас мне предлагает? Это я сейчас по первому щелчку его пальцев буду подскакивать и нестись к нему в апартаменты, словно шлюха по вызову? Я что, шлюха? Это ему зачем надо? Унизить меня в очередной раз? Я, как некоторые, экстерьером своим элитным не шалавлю! Набрал воздуха в грудь побольше и проревел:

– На объездной тебя отвипят! Ишь чего удумал…

– Заткнись, Люба, без тебя решим, – это Петрович встрял. – Не ты тут пока хозяин!

– Так я и говорю, такая услуга будет оплачиваться по специальному тарифу. У Вашего салона хорошая репутация, строгая дисциплина, надёжные подчинённые. Думаю, что такая услуга может особо понравиться тем клиентам, у кого жёны на представительских авто по магазинам разъезжают и во всякие дорожные приключения вляпываются. Я могу своим друзьям порекомендовать ваш эксклюзивный салон. Такую услугу в нашем городе не оказывает пока ещё никто. Вы могли бы быть первым, застолбить, так сказать, за собой рынок.

И стоит, грудь выпятил. Памятник прям! Вот говорил классик: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», а тот сам себе и классик, и памятник. Гордится собой, в глазах вновь победный блеск. А Петрович наш соображалку напряг, жадность подключил, между ушами словно машинка для пересчёта купюр появилась. И видать, сумма сошлась. Петрович расцвёл, заколосился.

– Какая хорошая идея! Мы готовы стать VIP-салоном. Давно готовы. Такая мысль и у меня была. Вы просто с языка идеи хватаете. И кого вы видите своим мастером? Я сразу распоряжусь выделить его в ваше полное ведение. Будет только вас обслуживать.

– Конечно, Любослав. Какие ещё будут варианты. Я ж говорю, что за ним моя девочка как за каменной стеной. Я выбираю Любу!

Меня перекосило. Это что ж, меня только что продали в рабство? Я фигею. Я мужчина слабый, легковозбудимый. Да и паника нарастать начала, только с ней справился. Ведь судя по этому довольному лицу отладка, чистка, диагностика его асфальтовой БМВ X5 с коварным «фасадом» потребуется через день, ОН будет меня скоро вызывать, чтобы коврики почистить. Факт!

– Люба – отличный выбор. Не извольте беспокоиться. Всё оформим в лучшем виде. – Петрович прогнулся (хотя как может колобок прогнуться?). Словно смотрю старый фильм про трактирных официантов: да-с, никак нет-с. Тьфу-с!

– Сергей Петрович, вы, как я вижу, действительно без меня разобрались. А ведь обо мне договариваетесь. Я точно тут не лишний? – как можно более зло вставляю я.

Хозяин салона схватил Дара за локоток и уже направился в свой офис. Услышав мой вопрос, отмахнулся:

– Ну что ты, Люба, пыль поднимаешь. Ты удачи своей не видишь. Такие люди тебе такое доверие оказывают, зарплату подниму. Не гунди! Пойдёмте, Дар Александрович, нам нужно обговорить специальные тарифы.

– Да-да, Сергей Петрович, пойдёмте, – и глянул на меня ласково. У меня аж язык в глотку запал. Стою, молчу, глазёнками своими лупаю. Ситуацию обозреваю. Обозреватель, бля. Эти два работорговца урулили, а меня ноги подвели, и я просто сел на пол, где стоял, голову опустил. Вот дожился, меня только что продали. Ну что, Любочка, подвигай попкой! Тьфу, мерзость какая. Никогда не думал, что доживу до такого позора и на глазах у кого? У НЕГО. Позорище. И что, я смирюсь? А вот хрен вам, господа фазендейро! Пусть Хуаниты, Розиты и Изауры вам машины VIP-обслуживают! Уволюсь. Уволюсь нахрен!

Поднял голову и посмотрел на салон. А мне здесь нравилось работать. Пацаны подобрались хорошие. И тут из-за меня у них такая подляна присунулась. Им-то за что? Хотя, может быть, для них это и неплохо, зарплата вырастет, а работы будет меньше. Васька вон по меринам спец, Олег япошек чухонит так, что пыль стоит, Михмих может франциков обслуживать. А я, конечно, немочек шустрю: баварки и авдотьи – моя тема. В принципе идея-то неплохая. Особенно если мужики будут под капот бабских машинок заглядывать. Да и связи завяжутся с нужными людьми. Только вот мне такая связь активно не нравится, та, что у меня завязывается. Сидел себе тихо, не отблёскивал, никого не трогал. И вот нарвался. Что ему от меня надо? Что я ему плохого сделал? Машину ему смотрел? Смотрел. Конфетку сделал? Сделал. Ужинами кормил? Кормил. Штрудлями потчевал? Потчевал. Пятна на одежде чистил? Чистил. В чём я ему отказал? Правильно, ни в чём. Может, как раз потому, что не отказывал? Вот придурок конченый! Кто, спросите, придурок? А оба: один – придурок, другой – конченый! А он что в ответ мне сделал? Пришёл в семью, и где та семья? Нет семьи, тю-тю. Перед соседями меня позорил? Позорил. Теперь перед мужиками нашими концерт устроил? Просто бенефис, а не концерт. Вот что им теперь говорить, как объяснять всё случившееся? Вечно от него у меня одна головная и сердечная боль! Зеленоглазая сердечная боль…

Так, всё, успокоился. Взял себя в руки. Ты мужик или тряпка? Я ж тоже щи лаптем не хлебаю. Чай тоже в универе не за красивые глазки оценки ставили. За мозги ставили. Вот их и надо включить. А мозги что мне говорят? Правильно, что ничего хорошего ждать рядом с Даром и не приходится. А неприятностей мне и даром не нать. Каламбур, твою ж… Нужно держаться от него подальше. Я ведь не машина, не железный. Ты хочешь ближе присунуться ко мне, Дар, под кожу влезть? Зачем? Проверить на прочность? Я прочен, я железобетонен, я неукротимый Халк, разрублю узел одним ударом. Решительно направляюсь в кабинет Петровича.

Там во всю чай фильдеперсовый наливается, какая-то коврижка обветренная на стол выставляется, только что рабыни в шальварах мух не отгоняют от бесценного клиента. Я материализовался на пороге, тщательно копируя грозовую тучу с молниями, и жёстко, безапелляционно выпалил:

– Петрович, я увольняюсь. Ищи замену. Две недели, как положено, отработаю и всё. Давай бумагу, я заявление писать буду!

Выпучили глаза оба сказочных персонажа – колобок и лис зеленоглазый. Что? Удивлён? Не дождёшься…

========== 4. Ход конём ==========

Дождался, значит! Увольняется он. Чёрт! Ну вот нахера поехал к нему? Зачем он мне вообще сдался? Четыре года! Почти четыре года я, как идиот, окучиваю мужика! Мне секса не хватает, что ли? Да пошёл он… Или я пошёл? Да пошёл-ка я отсюда! Я чего ждал-то вообще? Что он припадёт ко мне, такому сладкому? Если он совсем по бабам, то с хрена ли надежда такая? Мы с их круглым начальником рты открыли от такой его решимости. Хотя нихрена не выглядит Люба решительным, мямлит, глаза долу, лопатами своими кепарик какой-то теребит…

Эти лопаты меня и добили. Не знаю, голого его не видел… тогда. Но руки его, блядь, что же это за руки! Это те единственные руки, на которые я согласен! Даже биммер свой ревную, когда тот нежно его по загривку хлопает этими руками, с сетью венок по кисти, с длинными волосками по предплечью, с квадратной ладонью, жёсткой кожей на ней, с белыми полукружиями в основании ногтя, с продольной впадиной к локтю. Ах ты, гад! Даже просто помощь не можешь принять от меня? Да я тебе услугу оказал, что отвязал от Светки! Я ж ничего не прошу взамен! Я ж не кидаюсь на тебя! Просто смотрю! Я ни разу даже не ухватил его толком за вожделенное тело! Я, блядь, ангел долготерпеливый, а он…

– Сергей Петрович, – медленно поднимаюсь я. – Я, пожалуй, пойду… Вижу, что Любослав как-то превратно всё понимает. Хочу, чтобы он остался у вас в сервисе, друзей я своих к вам подгоню, как и обещал. А мне VIP-мастер пока не нужен, я, конечно, не отказываюсь от ваших услуг, нет-нет… Я, если что, сразу к вам! Просто не будем портить отношения с Любой! – Я подхожу к онемевшему вмиг любимому автослесарю, хлопаю его по плечу ободряюще, тот вжимается в дверной косяк, от меня, как от палочки Коха, отшатнулся. Я что, такой урод? От меня дерьмово пахнет? У меня кожа в струпьях? Чего он шарахается? Чувствую, как злоба поднимается со дна моей сущности. Никто ещё так не динамил меня, ведь он даже не догадывается о моих истинных намерениях, с чего же такое отвращение? Стопудово не из-за Светланы: она испилила его вдоль и поперёк, живого места нет. Обаятельно улыбаюсь Сергею Петровичу, ещё более обаятельно Любе и протискиваюсь мимо него, на выход.

Буквально вылетаю на воздух, на стоянку, к моей высокой бэхе-брюнетке. Прости, девочка моя! Но принципы важнее! Завожусь и гоню в ближайший двор, отлично, как раз место глухое, никаких тебе камер и любопытных глаз. Достаю ключ на семнадцать, домкрат. Я, конечно, шарлотки печь не умею, но машину-то вожу, не настолько я и лох, как рисуюсь перед Любушкой. Приподнимаю кузов, откручиваю диски, добираюсь до болтов суппорта, беру другой ключ и ослабляю крепы. Чёрт… Что я делаю? Прости меня, брюнетка моя хищноглазая. Ставлю диски на место, ласково пинаю по резине. Выворачиваю из двора. Сразу стучит под ход машины. Ты не идиот, Дар Гольдовский? Да хрен! Всё равно завтра нос вспухнет, в эфир не выйду, так что аккуратненько сейчас подмочим репутацию золотого мастера. Надо только осторожно смоделировать, чтобы ко мне не было претензий – скорость в норме, знаки соблюдаются, алкоголя нет и не было… Еду на предельной там, где можно, и чёрт – бэха начинает вилять и стучать чаще. На перекрёстке направляю мою брюнетку правой бочиной прямиком на светофор, ибо люди же идут, а я геройски могу пожертвовать (чуть-чуть) собой и своим немецким конём. Бамс! Фуххх! Белые кулаки раздуваются и прижимают меня к сидению, но до того удар я получил… дышать сложно, и почему-то вижу, как круглый Петрович гладит мою рубашку, старательно обводя пуговки, разглаживая манжеты, расправляя ткань. А руки у Петровича, блядь, такие красивые, что я ему говорю:

– Нахрен гладить рубашку? Погладь меня!

А он мне в ответ:

– Мне есть кого гладить!

– И кого же?

– Рысю, он ласковый и глаза у него зелёные!

– Погладь меня, у меня тоже зелёные!

– Так ты не ласковый, ты – тварь!

– Я хороший, я не тварь… – мне обидно, но чувствую, что дышать стало как-то легче, и шумно кругом:

– Ой! Это же Гольдовский с телевидения! Да-да, это он!

– Отойдите, гражданки!

– Скорая-то скоро?

– Гражданки, отойдите, я сказал! Ничего страшного! Всего-то чмокнулся в столбик!

– Так кровь же! А он жив хоть?

– Отойдите, гражданки! Жив! Не мешайте движению…

– Что тут произошло?

– Да вот, стукнулся парень.

– У него что-то с машиной было, вихлял последние метров двести, вот он и повёл бэшку свою на таран, не смог, видать, справиться с ней…

– Просто герой геройский!

– Так, вы, пожалуйста, не уезжайте, подпишите протокол, как свидетель, а вас я попрошу уже нахрен уматывать, сейчас службы приедут, не разойдёшься. Эй, эй! Кто разрешал фотографировать? Что за люди? Проходим мимо, проходим! А вы поезжайте!

Потом события закрутились ещё быстрее, понаехали люди разные: врачи в глаза светят, гаишники что-то тут же выспрашивают, журналюги фоткают, и даже с нашего телевидения приехал Пашка Тимофеев с угрюмым оператором «незнаюкакзвать». Тут же ничтожная травма в виде ушиба локтя и ещё раз стукнутого носа до шума в голове(но кровь-то отлично устрашает обывателей) превращаются во вселенскую трагедию. Слышу краем уха, как Пашка вещает, что «только сегодня, известный телеведущий, руководитель информационной службы телеканала был в эфире, но сразу после работы отправился в автосалон, и вот…» Кошусь на коника своего многострадального: мда, фейс подпорчен, но не настолько сильно. И вот, Любочка, меня везут в больничку, а гаишники уже названивают в автосервис на Южной.

Тут же в больничку вызвал своего адвоката – Шолля Эдуарда Натановича, сказал, чего хочу, и честно признался, что вины Любочки почти нет. Эдуард Натанович тот ещё прохиндей, пообещал «независимую экспертизу» и нормальный такой счёт невиновному, плюс возмещение упущенной выгоды в связи с моим «неэфирным видом», а значит, потерей денег. Мой врач, что тут же сидел, прикидывая барыш с такого замечательного пациента, как я, пообещал диагноз «сотрясение» выправить, что якобы сотряс мне мозги «некто раньше», а в авто мне совсем худо стало. В общем, с успехом оправдываю свою репутацию «твари», что мне Петрович (или не Петрович) во сне определил. Уснуть не мог всю ночь, видимо, совесть не давала, сочинял сцену, как Люба узнал об аварии, о том, что я в больнице. Не сбежал бы из города… Шолль сказал, что задержать его не должны, оснований нет. Пожалуй, это был бы перебор, если бы Любку задержали, я и так постарался…

А утром – делегация в палату к умирающему мошеннику: Шолль, Петрович, Люба. Первый аки Демосфен: ораторствует, всякими интересными юридическими словечками кидает в нас, глаза добрые-добрые, участливые-участливые, а сам страшные вещи говорит и бешеные суммы называет. Второй явно чесоткой заразился: нервно чешет себе все места, включая энные, при этом волосья, как радары, вверх устремились – улавливают адвокатские угрозы. Третий – самый горемыка. Серый, унылый, сгорбленный, сидит и время от времени головой мотает и произносит:

– Этого не может быть, этого просто не может быть.

На очередное «не может быть» Шолль уже психически-патетически вздымает руку и указует на звезду в бинтах:

– Как это не может быть? А это тогда что? Мираж? Глюк?

Люба охотно кивает, типа «да, мираж, да, глюк». Петрович, уловивший ещё какую-то опасность, пихает Любу в бок и начинает скулёж:

– Любослав всё выплатит, всё залатает, у него руки золотые…

– Выплатите вы, а уже потом через солидарную ответственность спросите со своего работника всё, кроме судебных издержек.

Слово «судебных» стало ключевым, и Петрович подскочил с места:

– Неужели нельзя без издержек? Может, без суда?

– Конечно, примирение сторон в досудебном порядке возможно. Договаривайтесь! – и опять указующий жест в мою сторону.

– Дар Александрович! – и Петрович трагически заломил руки.

– Если я виноват, то всё, что положено, выплачу, – бурчит Люба и тут же получает в бок от Петровича.

И я начинаю исполнять собственную партию:

– Я что, ублюдок какой? Понимаю всё! Сам виноват прежде всего: я ж приехал в сервис чиниться, а сам машину не оставил, да ещё и сел в таком состоянии…

Люба жалобно всхлипнул, Петрович радостно встрепенулся, а Шолль отрепетированным жестом всезнающего юриста («sed lex, dura lex») предупредительно вскинул палец и показал, чтобы я умолк.

– Эдуард Натанович, я хочу поговорить с Любославом один на один, – продолжал я.

– Конечно-конечно, поговорите, всё уладится! – закудахтал Петрович, хлопнул Любу по плечу и показал ему жалкий пухлый кулачок. А Шолль выразительно наклонился ко мне и шёпотом, но весьма слышимо строго произнёс:

– Не дури, закон на нашей стороне, не нужно благородства… – Театр великого актёра лишился в лице моего адвоката! Нас поспешно оставили одних.

Люба смотрел в пол и мучил свои кулаки.

– Любослав… – слабым голосом начал я, но тот меня остановил.

– Я пока не знаю, как ты это сделал, но ты это сделал спецом. Я разберусь, как только мне пригонят твою бэшку на ремонт. Такой тупой лажи с моей стороны быть не может. Ты не мог неделю разъезжать с подобным браком! Я всё сделал чики-пики!

– А я и не разъезжал, я всю неделю на чужих тачках ездил, так получилось… Ты можешь по одометру пробег посмотреть. Но это не суть! Люба, мне на хрен деньги не нужны твои, а за починку я тебе ещё и заплачу, сам приобрету то, что нужно. Я же понимаю, что у тебя и так проблемы. Замнём всю эту бурду.

– А взамен что? Ты же ничего так просто не делаешь…

– Хватит! – Я дёргаюсь, пытаясь встать на локтях, но, видимо, что-то всё-таки стряс, поэтому сразу падаю на подушку и более слабым голосом продолжаю: – Хватит выставлять меня ублюдком! Я к тебе всегда хорошо относился, Светку твою не соблазнял, наоборот, отфутболил, твои золотые руки рекламировал как мог, ни разу тебе и о тебе дурного слова не сказал, пришёл тебе помощь предложить, а ты как… как… я не знаю… как капризная баба! Мечешься: то он скорбный муж, которому откровенно похрен, что его благоверная мутит с неким хлыщом, то он, видите ли, в ярости, когда ему правду говорят!

– Стоп! Не надо проповедей! Чего тебе надо, благодетель? Да не дёргайся ты! Лежи, раз уж башку стряс!

– А я скажу. Раз уж я такой бесполезный здесь обозначился, то ты поживёшь у меня: сначала у меня с неделю будет больничный, доктор велел лежать. Но потом я не смогу на работу не ходить, на мне отдел. С таким красивущим лицом в эфир, конечно, не полезу, но руководить смогу, ты меня до телецентра довозить будешь на своей, а там, глядишь, и мою починишь. И не нужно сейчас придумывать пердулу, раздувать свои комплексы. Скажи «да»! – последнее я всё же крикнул.

– Не… нельзя… – опять испуган Люба, опять включил застенчивого медведя. – Я машину починю и, что он там говорил, эти… выгоды возмещу. И будем квиты!

– С каких барышей? Ты клад где-то отрыл? Или наследство предвидится? Не будь лопухом!

– Я буду лопухом, если соглашусь…

– Да почему? – я даже застонал от этого тугодумия (или упрямства). – Короче, Люба, не вынуждай меня всю эту хрень юридическую затевать, просто скажи «да»! Я ж не замуж тебя зову! И потом, я хочу, чтобы ты пластиков этих с брынзой напёк…

– Плачинды которые? С перцем и сыром?

– Их самых.

Люба покраснел и вытер потные ладони о джинсы.

– Мы договорились? – дожимаю я любимого кулинара. – Меня через пару часов домой отправят, я на тебе поеду, так и знай… Мы договорились? Не придумывай там в голове своей ничего! Нет опасности! Нет никакого подвоха! Мы договорились?

И он кивает головой. Уф-ф-ф… Правда, тут же поднимает эту самую голову и спрашивает глухо:

– Деньги же выгоднее… Зачем тебе это надо?

Я отворачиваюсь к окну, сейчас буду рисковать:

– Ты мне нравишься. Вот и всё. Скажи мне «да»!

И он не успел ответить, так как дверь распахнулась и влетел ураган. Ураган прижал руку у груди и тоненьким голосом заголосил:

– Уи-и-и! Бе-е-едненький!

Светлана.

И мы, не договариваясь с Любкой, выдохнули:

– О, не-е-ет!

========== 5. Дар Дару недаром ==========

О, да-а-а! Получи, фашист, гранату! Экой хищной птицей кинулась моя – уже бывшая – жена к болезному. Сегодня Светка была при параде. Надела песцовую шубку, что выпросила недавно у меня, нанесла боевой раскрас, распустила волосики.

Теперь на больничной койке разворачивалась очередная шоу-программа под кодовым названием «Мать Тереза в полном песце вершит чудо воскрешения наложением губ». Правда, пациент как-то не очень мёртв, а наоборот, живенько сучит конечностями и что-то там булькает. И такое смешное булькает:

– Светлана, что вы делаете?! Не надо меня целовать! Нет у меня там ран! Не надо там трогать! Не надо, я говорю! Да не надо целовать! Дайте вздохнуть!

А Светка, как принц-целовальщик-массажист (эх, вот как надо было спящую красавицу поднимать из гроба! Светку надо было подключать), пыталась одновременно и делать искусственное дыхание «рот в рот», и провести сеанс мануальной терапии. Проще говоря, лапала бесстыдно ручонками и губёшками Дара свет Александровича. Ну ни стыда, ни совести у бабы. И чего я с ней раньше не развёлся? Воистину, что ни делается, то к лучшему.

Я решил засветить своё присутствие, ибо Светка была как чумная. Влетела, даже меня не заметила. Я кашлянул.

– Я пойду, выздоравливайте!

Светка подскочила и ураганом на меня налетела:

– Убийца! Мразь! Ублюдок! Ненавижу! Мокрица! Это всё ты подстроил!

Лицо перекошено, помада размазалась, когтями своими пытается до лица моего достать. Но я уже учёный тобой, Светочка. Схватил её за руки и отбросил от себя.

– Света, успокойся! Ничего не случилось.

– Как не случилось?! Ты хотел убить Дара, ничтожество! Это из-за меня? – последнее она заявила почти гордо. – Лучше бы ты сам погиб!

И вдруг рык потряс больничную палату:

– Заткнитесь, оба! Меня что, здесь нет? Светлана, со мной всё в порядке, я сам виноват. Не надо было садиться за руль, когда машина не в порядке. Любослав тут не при чём…

Я снова встрял с возмущением:

– Она была в порядке, я свою работу знаю…

– Убирайся отсюда, – Светка снова кинулась к Дару. – Я добьюсь твоего увольнения с работы. Я тебе этого не прощу.

И такое меня разобрало зло – на них обоих: на Светку эту ополоумевшую, на Дара, что как-то жалобно на меня уставился, что я вдруг развернул свои мозги на сто восемьдесят. Ты хочешь моего переезда? Ты его будешь иметь! Недаром говорят: «Будьте осторожны в своих желаниях. Иногда они исполняются». Я исполню твоё желание, наперекор Светке, чтобы не считала меня «тюхой». Да и ты, Дар, пожалеешь. Я тебя тако-о-ой заботой окружу…

– Вряд ли, Света. Я уже уволился. Вот к Дару Александровичу иду работать шофёром и личным автомастером. Для безопасности, так сказать. И во избежание.

Немая сцена. И хоровой вскрик:

– Это правда?!

– Ага, – мой сольный номер.

Я с удовольствием отметил поражённые взгляды обоих. Бывшая жена стояла как рыба – и только рот открывала. Сказать ей было нечего. А может быть, и есть чего. Только мне уже всё равно. Её слова меня больше не трогают и мнение ничего не значит. На Светку было страшно смотреть: побелевшее лицо, размазанная помада, потёкшая тушь, всклокоченные волосы. И глаз дёргается. И чего её так вставило?

На Дара тоже было приятно для моего самолюбия смотреть. Его вечная самоуверенность слетела с него, как крыша с дома в ураган. Зелёные бездны распахнуты, и в них светится… неверие? Радость? Почему там радость? Я ж не конфетку ему предложил.

– Это невозможно!

– Возможно! – уже наш с Даром хоровой ответ.

– Это неправда! Ты этого не сделаешь! – Светлана пришла в себя и начала активно продвигать свою политическую платформу.

– Это правда, – чересчур поспешно ответил Свете болезный. – Я сделал предложение Любославу перейти ко мне на работу и после случившегося понимаю, что это надо делать в срочном порядке. Вот, не уследил за машиной – и результат налицо.

Уф, я выдохнул с облегчением, не подвёл.

– А я против… – Светка встала руки в боки.

Я не стал слушать её вопли:

– Дар Александрович, я пойду, заберу свои вещи из мастерской. И Рысю, – на последнее выразительно нажимаю. – Потом вам позвоню.

– Буду ждать, Люба!

Развернувшись рывком, пошёл к выходу из палаты. За закрытыми дверьми в палату силы меня оставили. Я дополз до ближайшего стула и рухнул на него. Обхватил голову руками, сжал её, скукожился. Мне надо прийти в себя и подумать. Хорошо подумать. Всё обмозговать…

И что это было? Со Светкой всё понятно: дура – она и есть дура. Теперь я видел, что с Даром у неё ничего нет и не будет, как бы этого она ни хотела. А я бы хотел. Нет, не чтобы у него с ней, а чтобы у него со… мной? Да, чёрт возьми, со мной! Именно со мной! Чего кривить душой, мне нравится Дар. Всё то время, что знаю его, гоню от себя мысли всякие вредные. Но как он может не нравиться? Ну то, что он красив, про это понятно. Но он же ещё и внимателен, именно ко мне внимателен. Всегда замечал такие мелочи, которые для других – мелочи, а для меня – важные детали: мне приятна оценка моих кулинарных изысков, подумал о моих чувствах в связи с разрывом со Светкой, похвалил меня перед Петровичем. И чего я на него взъелся? Он же мне и правда не сделал ничего плохого. Даже у Петровича заступился, хотя именно я ему морду подрихтовал.

Бли-и-ин, лицо – это ж его рабочий инструмент. Чем я думал? Дурак ты, Люба! И правда, мозги стекли ниже пояса, кулаками машешь, а головой не думаешь. А если бы он сильнее ударился, сломал себе что или убился, не дай Господь? Сразу вспомнился недавний рассказ Михмиха о соседе, который при падении ударился виском и сразу помер. Я похолодел, и струйка холодного пота побежала по спине. Слава Богу, что ничего такого не случилось! И я поклялся, что никогда, никогда больше я не подниму на Дара руку. Пальцем к нему не прикоснусь.

Хотя как хочется, до зуда в пальцах, дотронуться до его волос, расправить вечный завиток слева над ухом, пройтись за этим самым ухом, костяшками по бархатистой на вид шее, обойти совершенную линию скул, задержаться на решительном подбородке и подняться к манящей пропасти рта, окружённого неимоверно мягкими даже на вид губами. Прильнуть к этим губам и видеть, как у него изумрудный взгляд туманится желанием и медленно гаснет под веками и тяжёлым опахалом чернющих и густых ресниц… Так, началось, стояк. Надо успокоиться. Это не дело, что я как школьник?! Надо подумать о чём-то другом, отвлечься. О, о машине.