Текст книги "Ультралюбoff (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Отрывок из середины тетради, хранившейся на полке между книгами ==========

29 декабря

Сегодня домой рано пришёл, сижу вот, зырю на раскрытый шкаф

вечером иду в кафе «Ультра», говорят, там здорово

че надеть?

Надо подарки купить

Вчера чудесно сдал зачёт у Самойлова, с первого раза! Пашка не сдал, лох!

Самойлов предложил у него курсач писать, надо с кем-нибудь посоветоваться

Че же надеть?

Я в последнее время думаю об этом.

30 декабря

еле заставил себя сесть за эту грёбаную писанину

мне херово!!!!!!!!!!!!!!

невыносимо

это надо было так улететь! Мне пить нельзя, развозит так, что себя не узнаю. Но всё кругом вертелось, орало, всё было таким убойным, что остановиться было невозможно. Влил в себя столько, что был пьян как фортепьян.

И вот…

Как теперь жить? Не могу смотреть на себя в зеркало, противно. Хочется кинуть в стекло чем-нибудь. В глаза свои блядские! Урод! Я грязный, я отвратителен сам себе!

Единственное, что спасает – это осознание того, что никто не видел. Мы с тем парнем были совсем одни в тёмном закутке этого долбаного клуба. И ведь не по пьяни всё творил, не отмажешься! Протрезвел вмиг как глаза его увидел!

Всё, что было, это было ужасно, страшно, крышесносно, жарко и, блядь, невыносимо… Поэтому рыдаю, пока никто не видит, я ж мужик… Да не, не мужик… Пидор! Сгибает меня и колбасит всё утро. Даже сейчас, на трезвую голову вспоминаю его неистовые руки, его судорожное дыхание, его запах, его глухой стон… Так стонут те, кому больно. В его глазах страх и отчаяние…

Родичи укатили на турбазу, праздновать. Мне оставили миллион наказов и миллиард таблеток, они думают, что я заболел. А я заболел… Болит всё, жжёт внутри. Никого не хочу видеть. Буду лежать здесь один и ненавидеть себя…

Звонил Пашка, звал опять в «Ультру». Сказал, что не пойду, что перепил вчера, что денег нет. Теперь жалею, может, стоило пойти? Вдруг я его опять там увижу? Увижу и что? Неужели подойду? Нет, нельзя в «Ультру» идти: если он там, то подойду, буду ходить вокруг и мою крышу снесёт окончательно. Надо успокоиться, надо переждать, наваждение пройдёт и всё будет как обычно. Никаких извращенных желаний! Я – парень, нормальный, здоровый и даже симпатичный. И он тоже… чёрт!

Я обратил на него внимание ещё в…

========== 1. Нелюба ==========

Опять. Как надоело. Нет сил. Как надоело. Спать пора, а сна нет. Усталость есть, а сна нет. Месть или оскал судьбы? И за что? Спать, спать, спать. Раз овца, два овца, три овца, четыре овца, пять баран… Тьфу… Нет, не усну. Надо пойти выпить. Может, полегчает.

Кряхтя, я соскользнул с диванчика и проплыл по обшарпанному коридору на кухоньку, вернее, на нашу общую «перезакусочную» для мастеров. Придя, щёлкнул выключателем и ничего не получил. Свет не зажёгся. Долбаный свет и тот против меня. Конечно, он поддерживает тёзку. Пришлось чапать к волнующе гудящему холодильнику на ощупь. Как результат – синяк на ноге и перевёрнутые миски моего кота. Но зато приплыл к холодильнику. Хорошо, никто не видит, как здоровенный мужик урчит от удовольствия, потребляя (со слов жены, злоупотребляя) молоко. Ну, там пиво, водку, виски, коньяк и прочее «шо горыть» – понятно. А чтобы молоко?! Вот и жена всегда говорила…

…Вернее не говорила, а визжала. Холёное, гладенькое лицо некрасиво перекашивало, сразу проявлялись пятна и выпучивались глаза. И текст как заезженная пластинка: ты не мужик, ты рохля, ты всё просрал, ты даже, как нормальные мужики, бухать не умеешь, а только молоко лакаешь. В процессе ора ещё сильнее заводилась, понимала, что выглядит мегерой, и это подхлёстывало. Действительно, кому сказать, что не смог изжить детскую страсть к молоку? Мужики на работе ржут потихоньку. Позорище. Не пиво, а молоко. Ха-ха!

Особенно жена изгалялась в последний раз. Всё припомнила. Всё сказала. Во все раны соли с избытком, не щадя, не жадничая. Ни одной не пропустила. Нет, одну пропустила. Самую… Стоп. Не надо. Не помнить, не думать. И чего ей было мало? Деньги зарабатывал хорошие, всё ей отдавал. Только это Светлану ещё больше бесило. Не мужик – даже заначку не мог затихорить. Странная. В доме всё для неё. Всё ухожено. Есть приготовлено. Люблю готовить. Да и получается: оладьи и пирожки мои она на работу таскала. Так после первого относа она меня просто замордовала. Ей сказали, что таких пышных и лёгких, и воздушных ещё не пробовали. Жена, не будь дурой, именно себя выдала за автора этих оладий. Сколько я их для её работы перепёк! Что они там – помешались на этих оладьях? А после блинно-вишнёвого торта её зачислили в знатные кулинары. Это мою Светлану-то? Которая не отличит муку от крахмала? Смех да и только. Но я дисциплинировано поддерживал её реноме первоклассной домохозяйки.

А она как королева. Только молчала бы. Так нет, любая причина, даже не причина, а вернее, её отсутствие становилось поводом для ссоры. А там пошло-поехало:

Во-первых, «всю жизнь ей испортил» – а чем, собственно, что на руках носил?

Во-вторых, «куда глаза глядели» – а я как бы и не сильно маскировался от её глаз. Сама ж выбрала. Настаивала. Загнала в угол.

В-третьих, «тело мужика, а мозги бабьи» – к телу ластилась, а мозги имела.

В-четвёртых, «мужик, а имя такое, что стыдобища» – а когда-то сама говорила, что это так романтично.

В-пятых, «даже увлечения бабьи» – ну не люблю я сауны, рыбалки, охоты, футбол, хоккей, пьянки, зато куховарка расслабляет.

В-пятых, всё предыдущее другими словами.

И, главное, в постели она устала быть за мужика, нет от меня никакой выдумки, инициативы, изобретательности, страсти…

В последний раз она вообще завелась из-за пустяка. Позвонил старый друг – договориться посмотреть ходовую. Просто позвонил, пожаловался. Не на блядки же звал! Он и благодарен всегда: понимает, что любая работа должна оплачиваться. Нет, она завелась! Весь ужин по кухне разметала. Орала, брызгала слюной, кричала по старой схеме. Правда, было и новое: третьего в постели она устала терпеть. Так и сказала. А когда я не понял, то разъяснила истерически, что третий – я и есть. Начала бить посуду, швырять банки со специями и сыпучими. В процессе погрома испачкалась, разлютилась вусмерть – стоит пёстрая жар-птица, базлает так, что соседи стали по батарее стучать. Порезала силиконовые формы, порвала мой передник, схватила мою рецептурную книгу. Я взывал к ней, пытался успокоить, отобрать книгу. Для меня там всё моё спасение. Говорят, что нельзя готовить еду в плохом настроении. Особенно к тесту не подходи. А у меня всё наоборот: я в тесте топил все беды и невзгоды. Как начинал месить, так сразу успокаивался, и тесто мне отвечало взаимностью, такая выпечка получалась! Так Светка иной раз куражилась:

– Я тебя уже второй день довожу до белого каления, где твои пироги?

Но в этот раз всё было по-особому плохо. Жена не могла никак остановиться, оскорбляла, проклинала. А как слова кончились, вытолкнула из квартиры и стала выкидывать вещи. В порыве истерики выкинула своё демисезонное пальто и грохнула электронную фоторамку. Соседка-старуха к глазку дверному припала, впитывает мой позор. А потом Светка с балкона крикнула, закрепляя мою безоговорочную капитуляцию:

– Это теперь моя квартира, Люба-Шлёпогуба! Развод мне Зинка поможет оформить. Вали отсюда, тюха!

Пришлось тащиться в мастерскую. Куда ж на ночь глядя пойдёшь? Пока перекантуюсь там. Пусть подавится квартирой. Хватит. Сил моих больше нет терпеть эти выходки. Лучше сдохнуть в одиночестве. Этот брак с самого начала был ошибкой. Может, оно и к лучшему. Потом найду хату. Рыську с собой заберу. Мне много не надо, было бы место, где спать, да кухня. Жаль, нет возможности завести тесто. Жаль.

Светлана так-то неплохая женщина. Была. Она ж не виновата, что ей досталось такое нечто. И имя… не она ж меня им окрестила. Зато как она по нему проходилась! Родители даже не подозревают, как тяжело жить на свете автослесарю Любославу. Или просто Любе, Любчику, Любке, Любаше. И ничего не сделаешь, как прилипло. Никто в упор не хочет называть Славой. Когда представляюсь новому человеку, глаза прячу и сумбурно называюсь. А те обязательно: «Ка-а-а-ак? Как? Как? Люу-у-уба?» И тут уже ни о каком «Славе» речи нет! Только Люба-Любаша. А вы эту Любу видели? Здоровый, сутулый, как с грузом на плечах, в перепачканной робе, лицо топором рубленное, руки как лопаты. Золотые лопаты. Ну какая Люба?! И всё-таки Люба!

Намучился с этим именем. В детском саду дразнили – дрался, кидался игрушками в обидчиков. В школе дразнили – дрался, матерился. В институте дразнили – бил так, чтобы мало не показалось никому. В армии сразу стал бить, во избежание, для профилактики. Всю жизнь доказывал всем, что не Люба, а Любослав. Спортом занимался, пауэрлифтингом. Фигуру построил нормальную такую – мужик. Вуз выбрал мужицкий, автотранспортный. И работать пошёл честно, как мужик, в автомастерскую, а не очередным менеджером по автопродажам, хоть и закончил с красным дипломом. От предложений выгодных и престижных отказался, остался в мастерской работать простым автослесарем.

Светка меня ещё в вузе приметила, преследовала. Правда, она была мне долгое время параллельна, пока самому не стало тревожно, что девушками не интересуюсь. Уже пора, а интереса нет. Сначала подумал, что учёба и работа забирали все силы. Потом начал замечать, что на парней голова поворачивается сама собой. На парней, не на девок! Не может быть! Нет. Я не Любка. Не Любка. Тут и проявилась она. Светка была упорной. Яркой была, хотя красотой и не блистала, зато умела произвести впечатление. Тёмная шатенка с большими глазами, с хищными подводками-стрелками, с огромными серьгами-кольцами. Одевалась броско: красное, изумрудное, золотое, чулки с узорами, декольте до лифчика. Вела себя напористо. Умела к себе привлечь внимание. Познакомившись со мной, увидела перспективы: умею зарабатывать деньги, спокойный характер, управляем, отличник, а значит, хорошее трудоустройство и карьера. Развернула всё по правилам осады, брала на измор, гнала добычу на дискотеки, преследовала в институте. А мне было лестно, что такая деваха около меня вьётся. Всё мне сюсюкала: какой ты хороший, какой ты нежный, какой ты надёжный, какой ты интересный, какое у тебя имя необычное. Сначала я держался, сопротивлялся ей. А потом случился этот звериный ужас, мой позор… с запахом влажного кедра… как тот, что рос у самого дома… Сломался, глянул на Светку и подумал, что она – мой выход из бреда и моё искупление. Да и пахнет сиренью, а не смолой, не деревом, не грехом. С облегчением сказал ей: да.

Тут Светка развернулась. Сначала изолировала всех знакомых женского пола, потом прошлась по друзьям. Вычистила зону общения и заполнила только собой. Окружила, подсекла и в постель уложила. И даже получила своё, законное. Вот и свадебные колокола запели. Всё было хорошо. Сначала. Она заканчивала экономический факультет, мечтала, как будет женой ушлого чиновника или успешного предпринимателя. А когда после университета остался в мастерской, как туча опустилась. Бойкот на целый месяц. Всё, что раньше нравилось, теперь вызывало раздражение. Долго Светлана не могла смириться с моим «вывертом». Пилила, позорила, угрожала разводом. Мирили только большие деньги, что приносил домой. На них и купили новую квартиру, обставили её, купил ей машину (негоже звезде ТВ общественным транспортом чуходиться), наряды из бутиков (она должна соответствовать высокой должности). Светка устроилась работать на телевидении шестым прихлебалой у восьмого прихвостня, но зато на ТВ! Кичилась этим передо мной. Меня от знакомых скрывала, врала обо мне. Конечно, у такой королевы не может быть мужем автослесарь. Вот и стал я в её рассказах хозяином автосалона.

Правда таки вскрылась. Однажды она уехала на работу и забыла дома права. Я перед работой двинул к ней, позаботился. Пришлось представляться, чтобы к ней пропустили. Какой был удар! Эффект бомбы с паралитическим газом. Для всех. Я узнал о своём бизнес-успехе, Светкины сослуживцы – о её вранье. Светка была в ярости. Словно это я врал. Неделю на морде её ответ заживал. Ладно, проехали. Пришлось ей перейти в другой отдел. Хотя это пошло ей на пользу, она расцвела. На работу теперь летела. Теперь она стала ближе к звёздам экрана. Вот одна звезда и зацепилась за подол её модного платья. А с её подола да в мои мозговые норы – нахрен не выгонишь, не вытравишь эту рожу.

Хотя чего грешить-то: не рожу, а мордашку. Да и всё остальное из комплекта ангела. Вот кто мог стать причиной моей бессонницы – и легко становился. Красивый, статный, властный, уверенный в себе, успешный, обласканный и избалованный людьми. Зелёные наглые глаза и тонкие аристократические пальцы, которыми он выразительно щёлкал, как кастаньетой. Сверкал при этом сапфировым ролексом с запястья и жемчугом зубов. Он вообще почти всегда улыбается, ухмыляется, лыбится, хохочет. Лёгкий человек. Тяжёлые думы. Мечта. Проклятье…

За что это? Ведь уже почти смирился, почти уговорил себя, справился… Задавил в себе. Нельзя. Не поймут. И так имя провоцирует, хотя не провоцирует, оно говорит. Уже смирился, что ничего не будет. Светку притерпел. А тут ОН. Звезда. Все разговоры жены о нём. И такой, и сякой, и мужик. Не то что некоторые. А этот гад так и лезет: «Посмотрите тормозную, Любослав, послушайте, что-то стучит, Любослав». То «дайте консультацию», то «помогите выбрать», то «посоветуйте», то «научите». Так и лезет. Жена довольна, аж лоснится. Выпендривается. Меня подталкивает. «Вам нужна помощь? Конечно-конечно, Любаша поможет, так ведь? Вы заходите. В любое время. На ужин не останетесь? Я сегодня потушила очень удачный пряный рис, а какая запеканка с тыквой и шампиньонами получилась, пальчики оближете!» И он оставался. Хвалил золотые ручки хозяюшки. «Ещё кусочек шарлотки? Вам же понравилось? Конечно-конечно, Люба вам завернёт с собой домой кусочек. Всё для дорогого гостя». А этот хмырь всё ухмылялся. Целовал ручки Светке. И косил на меня с прищуром. Извинялся за беспокойство, но за версту видно – брешет. Нифига ему не стыдно. Его визиты к нам домой стали слишком частыми. Неприлично частыми. Старуха-соседка уже не просто поджимала губы при виде меня, а откровенно говорила своим боевым подругам по скамейке у подъезда, что именно лохи-мужья создают шлюх. А те кивали согласно и провожали меня осуждающими взглядами. Я проскакивал мимо них, вжав голову в плечи. Я был уверен, что между Светкой и этим Даром, который вовсе не подарок, ничего нет. Не знаю, откуда такая уверенность, но она была. Наверное, я чувствовал, что Светка бесится, набрасывается на меня ночью. Ведь если кошка сытая, так и сметанка целая. А тут не так!

Конечно, надо было прервать череду этих визитов. Но не было сил. Хоть в петлю лезь, всё всколыхнул в душе, сволочь. Весь пепел поднял со дна. За что? Как выдержать?.. Появляется у нас, как с проверкой, будто что-то прикопал, и поглядывает, охраняет. Что прикопал? Нет, надо быть сильнее. Хватит позора, пусть шляется к нам домой, но уже без меня! Я пас. С меня хватит их разврата, этих наглых зелёных глаз. Я здесь, с Рысей. В покое. Лишь бы не видеть его, лишь бы не видеть…

========== 2. Не подарок ==========

Лишь бы его увидеть, согласен даже потерпеть Светкины домогательства. Она сегодня необыкновенно восторженная и решительная. Ждёт меня после эфира, как на карауле виндзорский гвардеец. Даже волосы начесала, как медвежью шапку. Стоит торжественно, не шевелясь, но меня увидела – встрепенулась, повела плечиками, огладила свою талию, щёки втянула, а губки выпятила розовым сердечком. Типа секси.

Что-то Света необыкновенно прямолинейна, прёт как танк:

– Я жду тебя! Как прошёл денёк? Правда, славный сегодня эфир? Ты великолепен, как всегда! Я просто любуюсь тобой! Ой! Хи-хи… Галстучек съехал немножко, давай я… – и дальше очевидное – холодными пальцами по шее мне проводит, к ушам подбирается. Ноздри раздула, аж пар идёт. Всем видом своим показывает: «Мой голубчик! А я такая страстная штучка! И вся твоя, мой голубчик!»

Мимо прошествовала Маргоша – ярцевская секретарша – фыркнула, губёшки поджала, в глазах негодование. Стоп, стоп! Я никому ничего не обещал! Хоть и Дар, да дарить себя никому не обязан. Распустили слюни! Расставили капканов – смешных и не очень! И почему-то каждая считает, что именно она способна захомутать и пристроить к тёплому бочку. Вот и Светлана – возомнила себя секс-бомбой и бомбит мои территории. Грустно наблюдать за потугами этой оккупантки. Ещё грустнее отвечать ей. Сколько уже лет она меня окучивает? Сначала были просто быстрые взгляды и райского вкуса пирожки в качестве угощения. Потом взгляды удлинялись, становились томными, пирожки подавались только мне, а не для всего коллектива приносились. Следующий шаг: новогодний корпоратив, где эта изобретательница облила меня розовым шампанским и потащила к себе домой – чистить драгоценный костюм – так, как только она умеет. Ей вышел облом, а мне – счастье. Я, конечно, не очень рассчитывал её мужа увидеть, ведь если замужняя баба меня волочёт к себе домой явно раздевать, то мужа как бы не предвидится! Но он предстал – и в самый спасительный момент. С меня уже в пылу «очистительной» страсти стянули пиджак и рубашку, холодные пальцы исследовали рёбра, живот, подбирались к пупку… И тут ррраз! Мой герой дверцу открывает! Растерян, смущён, рот беспомощно открыл, брови вздёрнул, но вижу – кулаки-то сжались, вены на охренительных руках вспучились. Зол?

– Люба! Представляешь, я Дару перепачкала всё-всё! Рубашку мы сразу в стирку бросим! А вот пиджак… у тебя же был какой-то пиндосовский очиститель… – застрекотала Светлана, ничуть не смутившись и не испугавшись мужа, напротив, я почувствовал раздражение, гнев: сорвался с крючка сахарный крендель!

Люба вдруг взял мою рубашку, посмотрел на неё внимательно – так, как будто он взялся диагностировать мотор или узлы какие в моей бэхе. А потом, блядь, понюхал рубаху! Я понимаю, конечно, он всего лишь убедился, что пятно винного происхождения, но меня чуть не подбросило от этого его жеста. Жар в ладони перетёк, я сглотнул судорожно. Светка это сразу на свой счёт приняла, стала мужа выпроваживать, совсем баба сбрендила. Стерва! Но я уже не с ней, я уже весь его. Женские руки от себя отвёл, незаметно помаду с шеи стёр и за Любой почесал. Ради приличия стал рубашку из его рук вырывать, типа да ладно, у меня дома тоже стиральная машина есть. А у самого мысль: «Не отдавай, не отдавай! Вообще вмочи мне за жену! А лучше уходи от неё, шлюхи! Уходи… ко мне!»

Он и не отдал, правда и не вмочил, и от жены не ушёл. Вижу же, что дёргается, что я противен ему, взгляд свой отводит, бурчит себе под нос что-то, моих касаний чурается. Терпел весь оставшийся вечер меня: сначала мой пиджак чистил, потом кормил нас со Светкой (хотя та всем видом своим показывала, что яства – её рук дело, но я-то давно в курсе, кто главный держатель кухонных активов в этой семейке). Светка трындела безостановочно, дифирамбы мне в уши вливала. Люба хмурился. Когда я предложил выпить кальвадос, что мне Анна Валентиновна – наш продюсер – задарила (а я предусмотрительно забрал с собой подарочную коробку с драгоценным Пай д’Ож), Люба не смог скрыть брезгливости на лице. А Светка пнула его под столом. Пришлось парню за стеклом идти. Принёс ликёрные рюмки. Светка покрылась красными пятнами, зашипела на бедолагу, полезла в буфет за круглыми коньячными бокалами на низенькой ножке. Я осмелился по-дружески похлопать Любу по предплечью, типа ерунда, что бокалы неподходящие, мне пофиг! Тот в ответ отодвинулся от меня ещё дальше, почти к самому выходу с этой маленькой кухоньки. Ещё тогда была какая-то удивительная коврижка с яблоками, к кальвадосу самое то! Неужели это тоже Люба пёк? Я сожрал всё. Этим, кажется, даже несколько растопил его холодность. Ему приятно смотреть, как я уплетаю эту «шарлотку».

В тот вечер был ещё один финт: он мне рубашку гладил, когда та после режима «сушка» была торжественно извлечена из барабана стиральной машины. Светка меня пыталась развлечь, пока её муж с загадочным видом скрылся в комнате. Но запах утюга и шипение пара я уловил всё равно. Отправился на поиски туалета и таки подсмотрел. Здоровый мужик, перед ним гладильная доска, как игрушечная приспособа, да и утюг в руке очень трогательно смотрится. Гладит ткань сначала ладонью, потом стальной раскалённой платформой, любовно манжеты расправляет, пуговки обходит. Я тоже сначала за пуговками и пальцами его наблюдал, а потом на задницу вылупился. Вот нахрена ему такая фигура, если он не пользуется всем этим, балбес! Я же узнавал, никого, кроме Светки, нет у мужика, да и не было: шугается всех баб, верен своей жене.

Еле ушёл тогда от них. Не несли меня домой ноги. Правда, после этого случая Светлана активизировалась на работе. Пару раз внаглую зажимала меня по углам, словно я собственность её, принадлежность нательная. Обхамил дамочку с загребущими руками. Но через месяц мириться приполз, целых два повода придумал: шарниры на подвеске разболтались, только её чудо-муж мне помочь может, а как я по оладьям и пирожкам самой чудо-жены соскучился, дескать, одинокий, холостой, некормленый. И опять по-новой: полувздохи, полувзгляды, полукасания – Светлане и исподволь, нечаянно, исключительно по делу вздохи, взгляды и касания – Любке. Что ж за имя такое кручёное? Любослав. Люба. Люб. Любимый.

Я его так давно про себя называю. Любимый автослесарь. Любимый муж подруги. Любимый кулинар. Мой первый. Мой забывчивый любовник. Хотя даже представить его, такого брутального, по-мужски скроенного, бензином и хлебом пропахшего, в качестве нежного любовника для нежного мужчинки не-воз-мож-но! Да ещё и женат… Поэтому и остаётся только представлять. Даже не рыпаюсь сильно все эти годы, не пристаю к мужику. Всё надеюсь, что для меня эти фантазии – лишь бредни зажравшегося красавца, перекушал я женского обожания.

И вот Светлана – ещё одна добавочка к этому столу. Шепчет мне интимно в ухо:

– Не уйдёшшшь от меня! Сегодня я свободна!

– Светик! Солнце моё. Да я разве куда ухожу? Отпусти пиджак, а то пуговку оторвёшь.

– Дар-р-р… – мурчит Света. – Мы можем ехать ко мне. Совсем. Он не придёт.

– Убила, что ли, мужа?

– Всё. Выгнала. Я твоя-твоя!

– Как выгнала? За что? Куда?

– Ну, Дар-р-р… Какая тебе разница куда… Наверное, к маменции своей поехал на дачу или к своим машинам – их облизывать отправился. Он не пропадёт! Поехали ко мне? Но сначала в ресторан! – про ресторан это она разудало воскликнула так, как будто к цыганам и к медведям зазывала. И тут же сладким голосочком добавила: – А то у меня голяк дома! А на десерт – я сама! Поехали?

– Вы разводитесь, что ли?

– Считай, что уже развелись!

– Квартиру разменивать будете?

– Дар, ты что? Он же настоящий мужик! – у неё это звучало как обвинение. – Он не оставит бедную женщину на улице. Он мне всё оставил. Хватит о нём…

– Подожди. А он из города не уедет теперь?

– Не знаю. Не уедет, наверное. Всё, пошли! – И она тащит меня за собой, ухватившись за запястье. И не то чтобы я безвольный баран, я просто несколько в ауте.

– Свет, а из-за чего вы вдруг разбежались?

– Из-за тебя! – Она резко останавливается – так, чтобы я влетел в её тело и хапнул дозу Jadore, жутко модного аромата у всех наших женщин. – Я ему так и сказала, что он лишний!

– А он?

– Он ушёл! Я не понимаю! Ты сейчас о нём беспокоишься? Я одна осталась, я! Пожалей меня, а?

– Свет, у меня вообще-то на сегодня другие планы были! – начинаю я возвращать форму жеребчика. – У меня встреча в восемь с Анной Валентиновной, сейчас меня в банке ждут, Ярцев велел не опаздывать, да ещё и машина… Свет, а твой муж меня не убьёт?

– Дар! – Светлана топнула ножкой, словно малый капризный ребёнок. – В кои-то веки! Я всё устроила! Какой Ярцев? Какая Валентиновна? Какой муж? Кого он убить-то может?

– Так, Светуля, ты не разводи здесь воду с солью. Я тебя не просил расставаться с Любой, я ничего тебе не обещал. Тем более что остаюсь свободным человеком. У меня сейчас дела. Слышишь? Дела. Будь умницей, не позорься. Тут и так все на нас поворачиваются.

Выкручиваю руку из её захвата. Пользуюсь нагло её замешательством и ретируюсь. Не слишком быстро? Не слишком ли понятно, куда бегу? Нет. Я сначала, конечно, в банк – закрываю сегодня кредит ипотечный. Моя просторная квартира, сияющая комфортом и умной техникой, теперь воистину моя. Но после всё же направил свой идеально работающий биммер в знакомый автосервис. Так-то с машинкой всё в порядке, разве только маленькие белёсые царапины на кожаном кресле одна шалава своим маникюром оставила. А это вряд ли по Любкиной части…

Автосервис «Мастер» на Южной улице – непривычно чистое и современное здание, зеркальные ленточные окна которого портили непрезентабельные корявые вывески: «Шиномонтаж», «Кузовной ремонт», «Автоэлектрика», «Слесарные работы», «Автомойка», «Диагностика», «Ремонт двигателя», «Запчасти для иномарок – тут». Реклама из сферы фантастики. Правильные водилы и так знают, что «Мастер» на Южной – это приоритет в деле заботы о своём железном конике. Я долго не выходил из машины. Обдумывал, что скажу Любе. Мне нужно его убедить, что я не враг, что Светка – не мой вариант.

Я решительно направляюсь в цех слесарных работ к Любе, минуя мальчика-рецепциониста. Тот меня узнал и приветливо махнул рукой. Люба в зале был один. Ковырялся под синей Шкодой Фабия, которая была подвешена на четырёхстоечном подъёмнике. Руки с ключом задрал кверху, и майка на спине задралась, а рабочие джинсовые штаны, наоборот, спустились, оголяя ямочки на пояснице. Что за немецкое порно! Но нельзя любоваться долго, иначе выдам себя. Уверенно иду к нему и хлопаю по пояснице – там, где голая кожа, типа дружески хлопаю и вместо «привет»:

– Нифигасе порно!

Люба вздрогнул, выронил ключ и поменялся в лице. Только я пока не понял, как: он боится меня, что ли? Молчит, хлопая белёсыми ресницами.

– Люба, посмотришь подвеску? Мне кажется, что расхлябались шарнирчики, неуверенно как-то управляю…

Тот глубоко вбирает воздух.

– Э-э-э… на прошлой же неделе смотрел, – глухо наконец выдаёт он.

– Посмотри ещё, ты ж на прошлой неделе тормозные диски менял.

– Ну-у-у… оставляй машину, я посмотрю… – почему-то виновато сказал Люба, вот ведь врезать должен мне! Почему он так реагирует?

– Ты ночью, что ли, смотреть будешь?

– Можно и ночью.

– А жена ругаться не будет?

И он от меня пошёл куда-то вглубь, куда-то в тёмный коридор, ускоряясь, сжимая плечи. Чёрт! Я за ним! Хватаю его за плечи, он сбрасывает мои руки, толкаю его в спину – мёртвому припарка, кричу:

– Да! Да, я знаю, что ты ушёл от неё! И отлично себя чувствую при этом! Чтобы там она ни говорила, я не собираюсь с ней жить! И никогда не собирался! Я не спал с ней – и не собирался это делать!

Люба резко останавливается, испуганно озирается. И я тоже только сейчас заметил, что в коридор из боковой комнаты выглядывают какие-то мужики. Люба поворачивает обратно, хватает меня за рукав и волочёт за собой, в своё царство – туда, где нет любопытных глаз.

– Чего тебе нужно от меня? – хрипит он, откидывая меня так, чтобы я ровно очутился под шкодой.

– Я помочь хочу. Ты оставил ей квартиру, как лох! Ты собираешься здесь жить? На задних сиденьях ремонтируемых машин спать, а в автомойке душ принимать? Какого хрена?

– Я найду, где жить. Буду снимать. А квартира – Свете, она и так меня терпела столько лет.

– Ты идиот? У вас даже детей нет! С каких она должна получить всё?

– Я так решил. Тебя это не должно волновать.

– Ты мужик, да? Ах, какие мы благородные! Она подставляет себя под другого, унижает тебя, пользуется и пользует, а он мужик, видите ли! Светка – потаскуха! Ты слепой, что ли?

Стремительно, резко, зло, шварк мне по моему рабочему месту. Ха! Как я завтра в эфире появлюсь? Отлетел от его удара, на задницу приземлился. Сладко-солёный вкус и запах – из носа кровь. Неужели он Светку любит? Смотрю на него из-под руки, которой сжал нос, сквозь пальцы надуваю кровяные пузыри: красиво получается, зрелищно.

– Она… она моя жена… – Ах, дружок, неуверенно как-то ты её защищаешь, испугался, что покалечил гламурное лицо? – Она ни в чём не виновата. Я ушёл. Так надо. Я не хотел до крови… Я…

Растерян. Дожму Любку. Откидываюсь назад на спину, хрен с ним, с чудным костюмом в рубчик.

– Лёд хоть принеси, – умирающим голосом мямлю я. – Сотрясение, наверно… – добавляю я порцию горя.

Люба забегал туда-сюда, схватил тряпку для обтира, остановился:

– А у нас нет льда…

Я издаю героический стон. Люба тут же оказывается надо мной, сжимает, бережно двигает, ласково открывает лицо, в глазах его отражается моя наглая окровавленная морда. Обтиром он начинает промакивать мне лицо, потом вообще охренел: плюнул на тряпку и вытирает вокруг носа. Мне так только мать в детстве делала, когда я с качелей брякнулся.

– Блин, – сиплю я. – Как сейчас? Эфир завтра…

– Я виноват. Давай я скорую, вдруг и вправду сотрясение…

Вот дурачок! Но эта его слабость мне на руку, я выстраиваю все мысли и слова по ранжиру, в определённом порядке, и жалобным, но уверенным голосом заявляю:

– Не надо скорую. Я и так вам принёс только проблемы. Вези-ка меня домой ко мне на проспект Победы, сам я, пожалуй, не смогу. А у тебя ведь смена закончилась? Заодно и перекантуешься у меня, пока жильё не нашёл…

Опс! Люба вздрогнул, завис. Пришлось перезагрузку делать: щёлкнул перед ним пальцем:

– Люба, едем!

Он выдохнул:

– Я только довезу.

– Ща-а-ас! Довезёшь и останешься, будешь меня обхаживать теперь, кормить с ложечки… Не дрейфь, я смирный так-то…

Вижу, Любка сопротивляется, в глазах кофейного зерна тревога критического уровня, и даже губу закусил. Ну… не сопротивляйся! Позволь мне!

========== 3. Сопромат ==========

Не-не, не позволю! Не позволю ему уговорить себя! Это чтобы быть с ним рядом практически постоянно, да ещё и ночевать в одной квартире? Не допущу! Я что-то отупел, наверное. Сопротивляйся, Любка! У меня что, крыша совсем поехала от этих хитро-зелёных глаз? Он же играет со мной. Зачем ему, записному красавцу, любимцу публики, моя несуразность дома? Жалеет, пытается извиниться? Есть за что. Ведь это он Светку вздрючил против меня. Я ж не тупой и не слепой. Если раньше она как-то ещё меня терпела, то после знакомства с ним словно с цепи сорвалась.

Ирония судьбы: а ведь у них ничего не было. Таки не было! Светке не обломилось. Хорошо-то как! Блин, что это я начал, распустил слюни?! Соберись, Любка! Сейчас нужно болезного домой доставить. С чего это я должен его везти? Ща ему «шашечки» вызову. Раз не хочет скорой, то пусть таксисту мозги выносит. А у меня и так мозги вниз стекли, ещё уговорит меня по дороге… не, не… Блин, откуда кровищи-то столько? Нафига я размахался кулаками? Он вроде даже правильно всё сказал. Пристроился в моих руках и даже уже тереться об меня начал. Так, надо ставить его вертикально и выставлять вон. Позорище, да и только. Вон уже и пацаны увидели и услышали чего не надо. Теперь ещё и это им надо будет как-то пробрехать. И что я им скажу? Скрутил морду кирпичом и наконец категорично ответил: