Текст книги "Умру и буду жить (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Моё спасибо.

Пожалуй, такое со мной впервые, когда удовольствие только мне. Но и это не всё, в это утро мне преподнесли в дар новые очки. Дело в том, что старые я в порыве строительного энтузиазма разбабахал вдрызг: они упали с носа, а потом я на них спрыгнул. Крак-крак – и нет стёкол. И вот дар в кожаном футляре! Мазур не хочет, чтобы я был слишком близко к кому-то во время стрижки? Смешно… Но очки прикольные, не затемнённые, формы browline с тоненькой серебряной линией по низу и тяжёлой широкой синей дужкой по бровям. Я недоверчиво посмотрел на Мазура:

– Колись, кто выбирал? Ты не мог…

– Нормального ты обо мне мнения… Выбирала Сонька, кротовская фифа. Она вообще на тебя глаз положила, в смысле хочет тебя приодеть… Но я разрешил только выбрать очки.

Короче, утро обещало новую жизнь. Испортила настроение только красная книга афоризмов. Какого чёрта, вообще, её открыл? Забежал в «свою комнату» на секунду, за сумкой. И вспомнил о своей забаве, даже число загадывать не стал, ткнул пальцем первую попавшуюся фразу: «Настоящий враг никогда тебя не покинет. С. Е. Лец». Этот Лец-удалец, может, слово напутал? Хотел про друга сказать? Хотя про друга было бы скучно и поговорочно. А этот Лец-огурец вроде весь из себя юмористический польский афорист. Ну и хрен с ним!

Никаких врагов не было. Салон встретил меня восторженно. Васька Бечкин – крот-массажист – и то выполз из своей норы и потрогал меня за лицо.

– Разжирел, слепошарый! – это он меня так называет после того случая, когда я слепым притворялся.

– Торпеду тебе в зад! Ты за реберья-то его потрожь! Измотало его на ебическом фронте! Пойдём жрать! – это только Гала так могла высказаться, она «пила чай» после каждого клиента. Причём чай всегда зелёный – для похудения, но заедалось всё печеньками, вафельками и «низкокалорийными» тортиками. В первый день на записи было всего два человека, но потом принимал и без записи. Чувствую себя человеком. С работы меня забрал Мазур: заехали ровно в семь (хотя парикмахерская работает до восьми). Пришлось ехать, Ленка-маникюрщица и Любка из солярия выбежали меня провожать, вернее позырить на Мазура и на его машину. Они в прошлый раз отсутствовали. Теперь восполняли пробелы.

В этот же день дома я отыграл роль уставшего раба на плантации, поклевал Анину еду, поклевал носом стол, засыпая на ходу, был уволочён Мазуром в спальню, раздет, укрыт одеялом и оставлен в покое. Что и требовалось для моего полного кайфа. Налаживается…

Чувствовал себя счастливым. На следующий день звонил маме. Гала стояла рядом и «правила» мои реплики, изображая лицом эмоции, что я должен был проявлять в разговоре с мамой. Мама спросила, как моё здоровье, сказала, что в нашей с Олесем комнате всё по-прежнему, велела приезжать на «сорок дней». А ещё поинтересовалась, знаю ли я Руслана Стоцкого. Я не ответил напрямую, а мама сообщила, что «Руслан сразу сказал, что помочь сможешь только ты, Стась. Он настаивал, чтобы мы тебе позвонили. Он был прав…» Я бы и дольше проговорил с мамой, но она начала спрашивать про Мазура, кто он мне? Пришлось свернуть беседу.

На третий день работы, уже вечером – за полчаса до окончания трудовых будней – дежавю.

– Но он работает в дамском зале! И у него клиентка! – завопила Юленька в приёмном холле (мы его называли предбанником).

– Пусть его кто-нибудь заменит! – и этот голос не Мазура. Чёрт! И клиентка как на зло уже сидит довольная причёской, уже лаком брызгаю на её бравый кок… Юленька вновь отодвинута, Стоцкий входит в зал, за ним какая-то быкообразая шестёрка.

– Заканчивай! – приказывает он мне. Конечно, при посторонних людях я возгудать не буду. Медленно снимаю с клиентки пеньюар, ещё раз брызгаю лаком, угодливо интересуюсь, не нужно ли украсить декоративными шпильками? Блин, не нужно. Как-то бы дотянуть до Андрея? Но это не удаётся. Стоцкий хватает меня за запястья, с грохотом бросив баллон с лаком в пластиковую кювету, волочёт меня вон.

– Никуда не пойду с тобой! – начал орать я. – Юля! У меня в сумке телефон, найди там номер Мазура, он подписан «мой эм», звони ему, скажи, что меня похищают!

– Никто тебя не похищает! – обрывает меня Стоцкий. – Мне надо с тобой поговорить, это десять минут! И вам, девушка, лучше никуда не звонить, а то действительно придётся похитить…

Юля стоит, выпучив глаза. Моя клиентка – развесив уши. Дамочка, пришедшая на маникюр, – раскрыв рот. Индийско-китайско-японская композиция «три обезьяны наоборот»: ух ты, что я вижу, ни фига себе, что я слышу, пойду-ка всем расскажу!

Стоцкий волочёт меня вон из салона. На углу стоит его машина, знакомое вольво. Меня толкают в неё.

– Оставьте нас! – распоряжается ублюдок, и из машины выскакивают двое. Сам он садится рядом со мной на заднее сидение, нагибается к рулевому управлению, блокирует двери. Я забиваюсь в угол, смотрю исподлобья.

– У тебя будут проблемы, – угрожаю ему я.

– У меня давно проблемы. А ты о своём покровителе? Я всё узнал про него. Не настолько он крут, чтобы выкручивать мне руки. Талант, московская прописка и три года зоны – не гарантия его превосходства. Он тебя купил? Сколько он заплатил?

– Нисколько!

– Ты – шлюха, тебя можно только купить… Только вот не понимаю… Почему не я? Ты продаёшься потенциальному убийце! Ты готов крутить задом перед всякими потными уродами! Ты отсасываешь богатым перхотным толстякам! Я же предлагал тебе нормальную жизнь, я тебе предлагал свою любовь, свои деньги… Я урод? Я хуже всех этих твоих клиентов? Я хуже Мазурова? Ну! Отвечай!

Я молчу. Говорить, что он хуже, бессмысленно. Уже говорил, тысячу раз.

– Уже восемь лет, не так ли? Восемь лет я таскаюсь за тобой повсюду, как попрошайка! Вымаливаю крошечку Стася…

– Это ты так вымаливаешь? Позорные фотографии в общаге, избиение на улице, спаивание какой-то отравой и похищение, штук пять симкарт, которые я вынужден был сменить… А как ты скупил все места в купе, и я вынужден был не ехать домой, чтобы не оказаться под тобой в этих комфортных железнодорожных условиях. А угрозы и избиение Мишки Соколова ради того, чтобы он пару недель провёл в больнице? И как апофигей – гори, гори, моя квартира, моё съёмное жильё! Плати, плати собой, парниша, сними противное бельё! Сколько ты Мураду денег заплатил, чтобы организовать моё бессрочное рабство? Но когда всё сорвалось, ты пошёл на крайние меры! Неужели ты думаешь, что я прощу тебе Олеся? Что я прощу тебе своих родителей?

– Я Олеся не подсаживал на иглу. Это его выбор. Просто так случилось, что он покупал в конторе. А я должен был лечить его и носиться с ним? И лечил, и носился бы, будь ты моим! Так что ты сам виноват в его смерти! Я даже не видел, как он сдох!

– Подсадил его ты! Не надо заливать сейчас! И ты это сделал не год назад, а восемь лет назад! Ненавижу тебя!

– Похуй, что ненавидишь! – Ой, Стоцкий начинает материться, это значит, он в бешенстве, он ведь дюже интеллигентный и выражается только по особому случаю. – Всех остальных ты тоже не любишь, но спишь с ними! Мне остоебенило носиться за тобой, умирать от ревности… Я правильно понимаю, что Мазур не продаст тебя мне?

– Правильно понимаешь!

– Но ведь ты у него не в рабстве? Раз он разрешил тебе работать? Раз ты приезжал на похороны один? Он не удерживает тебя силой?

– Он любит меня.

– Это ничего не значит. Я тоже люблю, но ты не остаёшься…

– Потому что я ненавижу тебя, а его… его люблю, – эк, как я объяснил! Но если не понимает этот ублюдок, что я никогда не прощу его, никогда не приду к нему! Пусть думает, что Мазур – моя судьба.

– Не пизди! Ты не умеешь любить! – делает презрительное лицо Стоцкий, он не верит…

– Мне параллельно, что ты там обо мне думаешь!

– Ну, вот и проверим, как ты любишь… Короче, так… У Мазурова самое ценное, что есть – это его бизнес. Фирма держится на его имени, он гениальный архитектор… Почему такое лицо? Ты не знал? Ха! Любит он Мазурова! Они строят оригинальные коттеджи, выполняют сложные заказы. Мазуров – генератор идей, он уникальный специалист, просчитывает архитектуру невероятных форм. Ты не знал? Видишь, как ты любишь… Я его лучше знаю, чем ты! Три года зоны – жуткий удар по его бизнесу, к нему приезжали в колонию, чтобы он проработал проекты. У него крепкая команда, и все они молятся на своего бога Мазура, а он молится на свои дома. Ты был у него в офисе? Нет? Отлично любишь… Так вот, на весах ты и его дело. Если ты через три дня не будешь у меня, то бизнес Мазура будет рушиться как карточный домик. Пшик! Пшик! Пшик! И ничего не останется.

– И как же ты сможешь разрушить его бизнес?

– В буквальном смысле! В буквальном! А напоследок он сядет, твой любимый зэк! Хм… и я уверен, тебя вызовут свидетелем на суд. История повторяется дважды: один раз в виде трагедии, другой в виде фарса. Сказал Наполеон. А я подберу тебя! А если нет, то хотя бы сделаю тебе больно!

– А если я скажу… Что мне пофиг на судьбу мазуровского бизнеса! Да и на него… тоже… – это я уже произношу нерешительно.

– Значит, не любишь его! Нашим легче! Андрей Вадимович будет устранён к обоюдному нам с тобой удовольствию. И ты всё равно будешь моим.

– Руслан! – взвыл я, понимая, что любой вариант устранения Мазура мне не подходит. – Что изменится, если я к тебе приду? Я не перестану тебя ненавидеть. Наоборот!

– Изменится то, что ты не будешь больше ни с кем трахаться. Только со мной, пусть даже насилием, пусть редко. Но я буду знать, что ты только мой! У меня мозг в труху превратился от бесконечной ревности. А твоей любви мне не надо! Мои надежды на неё уже давно выжжены. Теперь главное! Ты понял мои условия? Три дня, и ты у меня!

– Я расскажу всё Андрею, и он…

– И он потеряет бизнес, учти, я сразу это узнаю… И он сядет. Будет за что.

– У него отличная служба безопасности, они смогут…

– Они не успеют, как только ты рассказываешь или не приходишь через три дня, я начинаю действовать… А лучше так, через два дня!

– Ты бздишь! Что ты можешь сделать?

И он шёпотом говорит:

– Взорвать домики!

– Ты сошёл с ума!

– Я это сделаю не своими руками… Дело уже «на мази». А ты потом ничего не сможешь доказать: слово проститутки против слов уважаемого человека. Осталось твоё решение. Мой телефон у тебя есть.

– Он не сможет без меня, – теперь шёпотом говорю я.

– А я? – орёт он мне, опасно приближаясь и наваливаясь на меня. И тут в стекло машины постучали. Это человек Стоцкого:

– Руслан, за ним едут…

Ублюдок проводит своей рукой по моему лицу, по шее, груди к животу, к паху и напоследок шипит в меня:

– Это всё моё!

Меня выперли из машины. Три шестёрки и как всегда стильно одетый, мерзко элегантный, опасно красивый Руслан Стоцкий сели в вольво, дружно хлопнув дверками, мотор взвыл – и машина исчезла.

Так, мне нужно собраться с мыслями. Есть три дня… Или два? Или лучше сразу сказать? Дамиру? Или самому Мазуру? А может, Стоцкий врёт? А если не врёт? Похоже на какие-то крайние меры. Хотя с поджогом квартиры тоже было ништяк. Блядь! Стоцкий сошёл с ума, он псих!

С другой стороны к парикмахерской подъезжает «мерс». Бегу туда. Из машины выглядывает Мазуров, опять растрёпанный, круги под глазами, галстук снял и часы циферблатом «вверх ногами». Этот не умеет быть элегантным. Кричу ему:

– Я сейчас!

– А ты откуда это? – недоверчиво спрашивает Андрей, но я уже убегаю, в салон за сумкой. «Пока-пока» всем встревоженным работницам ножниц, чмок Гале, и я плюхаюсь в «мерс».

– Андрей, у меня каприз.

– Что-то новенькое. На карусельки?

– Поехали к тебе в офис! Я хочу посмотреть!

– Зачем? Давай завтра, а сейчас домой.

– Нет. Мне хочется сейчас! Тем более от вашего офиса до дома ближе, чем с Ломоносовского, там на выезде пробка по-любому. Пли-и-из!

– Вообще-то я устал. И твоя причуда кажется мне странной.

Но я уговорил.

***

Офис был уже пуст. В зеркально-стеклянном здании внутри – консервативный дуб, классический паркет, хрустальные люстры, кожаные пуфы для посетителей. Мазур ведёт меня в свой кабинет. Когда там включается свет, я оказываюсь в каком-то удивительном помещении. По одну сторону сверху вниз полки книг. Они разнокалиберные и разностилевые, сбиты друг с другом, в них много папок, регистраторов, ящичков, книг, альбомов и даже свитков. У французского окна полукруглый стол с двумя мониторами, рядом стоит магнитная доска с палитрой цветов. С другой стороны чертёжная доска с пружинной рейсшиной, над ней нависает огромный куполообразный плафон, который направляет поток света на лист, на нём скат крыши с проставленными замерами. В комнате несколько деревянных стульев с вычурными спинками – все стулья разноцветные: красный, жёлтый, изумрудный, белый. На ближней стене, рядом с дверью, в багете большая фотография – Мазур и Кротов счастливые улыбаются в камеру, держат в руках высокий кубок в виде Эйфелевой башни, диплом, красные цветы. Здесь Мазур такой, с каким я познакомился тогда – пять лет назад. В комнате удивительный пол: белый, со стеклянным блеском, по центру в круглом «проёме» циферблат часов. Но самое удивительное по всей стене слева: здесь много стеллажей, на которых макеты домов, усадеб, коттеджей. Я стал рассматривать, а Мазур ходит за мной, дышит мне в затылок, поясняет:

– Это я сделал для одних нуворишей, им захотелось русскую сказку… Вот. Мы взяли картинки XVII века, что осталось от дворца царя Алексея в Коломенском, и попробовали пофантазировать. Видишь, какие башенки? А это для одного артиста, ему захотелось фахтверк. А ландшафт не позволял! Берёзы кругом! И видишь, видишь… мы к неметчине добавили изразцы, и ап! Берёзы на месте! А вот этот домик. Да-да, это домик! Я в Японии подсмотрел, он белый-белый, как сахар. Снаружи, конечно, интереснее, чем внутри. Меня ассиметрия привлекает, ну и сложность дизайна… Не знаю, как он там живёт, этот странный художник. А вот этот домик тебе как?..

Макетов было много. Штук пятнадцать. Андрей подводил меня к каждому и любовно рассказывал о каждом. Я сначала смотрел на удивительные по своему разнообразию проекты, а потом смотрел на экскурсовода. Андрей излучал свет. Он на меня так не смотрел, как на свои домики. Он называл милые моему «дизайнерскому» слуху словечки, свободно перечислял все новаторские приёмы, которые придумал для того или иного дома. Не стесняясь заявлял, что «вот это я стырил у Гауди», а «это подглядел у Шехтеля». Кое-где морщился: «Это понты! Мне самому не нравится, дом не для жизни!» Передо мной был не Мазур, кто-то другой… Я понимаю, почему он пропадал на работе обычно, почему он в воскресение выходил… Стоцкий был прав: я совсем не знал Андрея. Почему я считал, что он тупоголовый бизнесмен, обручённый с криминалом?

– Андрей, а что вы сейчас строите?

– О-о-о! Хорошо, что ты спросил! Ты видел когда-нибудь кривые дома в Сопоте, что Шотинский и Залевский построили?

– Видел. На фотках.

– Вот! Идея та же: «детскость» и кривые плавные линии, там крыша на чертеже, она как беретка. И будущий хозяин – оригинал. Кинорежиссёр. А ещё один мафиози заказал дом в восточном стиле, с арабесками и тонкими колоннами. Его поразила Гранада и Кордова. Меня тоже поразила, вот смотри, какое чудо получается! Даже жалко будет ему продавать, этому толстому верблюду, – он показывает последний макет с маленьким тёмно-коричневым дворцом с вытянутыми изящными колоннами по фасаду, завершающихся ажурными арками. Квадратная крыша превращена в сад, окна в домике удлинённые, аскетичные. Красиво… Наверное, дорого…

Это дорого для Андрея. У меня начинает ныть в области сердца. Я не могу допустить, чтобы жизнь Мазура опять покатилась под откос. Это уже невозможно для меня. Это стало дорого для меня? Я только-только с ним познакомился, надо обдумать…

========== 13. ==========

Я думал, думал всю дорогу. Андрей заметил, что я «какой-то не такой». Я сказал, что впечатлён его работами. Мазур зарделся, а я развил тему:

– Знаешь, сейчас мне кажется, что тогда ты смеялся над моей беседкой. Ты, оказывается, гений, а тут я со своим жалким пыхтением…

– Дурак ты! Мне очень понравилось. Правда. И потом, я ведь не дизайнер! На форму как раз у меня может не хватить фантазии, подсматриваю у других. Моя задача придумать технологию, как сделать такую крышу или такой балкон… А это не дизайн, это точная наука… Может быть, если соединить твою фантазию и мои цифры и чертежи, что-то и получилось бы!

– Мазур, да ты ещё и скромняга! – отреагировал Иван.

– А почему твой дом такой простой?

– Простой? Я не парился особо. Выполнял заказ жены бывшей, а ей готика и конструктивизм были не нужны. Да и я солидарен с ней. Дом должен быть удобным. Заказчикам нравятся архитектурные изыски, это, прежде всего, потому, что выкаблучиваются друг перед другом. А мне не нужно… Да и не достроил я дом. Не успел… – Андрей отворачивается, смотрит в окно.

– Если тебе не трудно, расскажи, кто тебе Филин? – я решил наверстать все темы… на всякий случай. Но Мазуров замолчал. Тогда не выдержал Иван:

– Он был начальник службы безопасности до Асхатыча. Отморозок он! И не смотри на меня волком! – зло говорит водила Мазуру. – Это он тебе друг-одноклассник, а мне никто! Он невменяемый был, стопудово! А как, бляха-муха, дёрнет своего порошка, так всё, звездец всей округе, разбегайся, народ! Всем этим должно было кончиться!

– Иван, заткнись. Нормальный был Филин. Без него бы я фирму не создал. Тему закрыли! Я и так перед ним виноват… всё!

– Ты виноват в том, что не дал ему меня убить? – добиваю Мазура я. – Или в том, что не отомстил?

– Я сказал, замяли тему! Всё!

И Мазур включил громко радио, отвернулся и набычился. Это даже хорошо… Мне надо подумать. Направления мыслей:

Во-первых, кому мне лучше рассказать об угрозах Стоцкого? Мазур – будет орать и носиться туда-сюда, он неуравновешенный в гневе. Это плохо, это заметно. Иван – слишком прост, предсказуем, тут же скажет Мазуру и «смотри предыдущий пункт». Дамир – доверяю, но надо это сделать так, чтобы никто не увидел, не донёс Стоцкому. А может, на Кротова выйти? Нет, его я совсем не знаю.

Во-вторых, что мне делать: плюнуть на Мазура или выбрать его? Про то, что речь не идёт о выборе между Стоцким и Мазуровым – это однозначно. Руслан по-любому получит меня либо мёртвым, либо совершенно невменяемым. Когда я думаю о Мазуре, то здравый смысл талдычит мне: он тебя купил, он тебя искалечил, он хотел лишить тебя глаз, он насиловал тебя – не забывай, не забывай. И тут же поверх этих картинок: Мазура выворачивает без меня, он стоит рядом со мной у обновлённой беседки, он с гордостью доверяет мне в руки опасную бритву, он поит меня коньяком, вытирает лицо от слёз и соплей, настаивает на том, чтобы я не купался в говне в одиночку. И ещё карты: Андрей выходит из подъезда моих родителей, а потом мне звонит отец, Мазур тащит меня за шкирку вверх, вверх. Мазур целует меня в пуп и говорит: «Моё спасибо». Мазур рассказывает о домиках… Бита! Так как всё это козыри! Разве я могу на него плюнуть?

В-третьих, что собирается взрывать и крушить Стоцкий? Мне домики тоже жаль. И как он намеревается это сделать? И вот ещё: он сказал, что Мазур сядет! Я аж вздрогнул! Что я всё о домах? За что Мазур сядет? У Стоцкого в планах не только отобрать у него пару проектов? Думать, думать… Я пытался выстроить всё в стройные тезисы, а получается опять каша из вопросов… Мучительно.

Дома проворачиваю важное дело: роюсь в телефоне Ивана. Тот оставил его на кухонном столе во время обеда и умотал в душ. Сначала проверил на наличие телефона Стоцкого, что в моём «чёрном списке» хранится. Так, последние цифры «…333», листать легко. Уф-ф-ф… Нет этого номера. Иван не может быть «тайным агентом», нет, исключено! И ещё из его контактов переписываю телефон «Асхатыча».

Уже ночью в постели пристаю к Андрею, обвиваю его руками, подкрадываюсь к его уху:

– Андрей, ты меня любишь?

Он отвечает не сразу, он недоволен:

– Что тебе?

– Ну, скажи-и-и… Ты же уже сказал тогда на дороге! Я внимательный!

– Люблю. Спи.

– Правда любишь?

– К чему это?

– А если б я тебя попросил… ты бы смог отпустить меня?

– Ты хочешь уйти? Уже?

– Это только вопрос.

– Для меня это очень тяжёлый вопрос. Не мог бы ты не задавать его?

– А твоя любовь – это любовь или одержимость?

Андрей разворачивается ко мне:

– Я не знаю. А ты бы как хотел?

– Любви.

– И всё-таки ты хочешь любви. Я тоже хочу.

– Андрей, я стараюсь. Так ты бы отпустил меня? Ты не ответил.

– Зафига ты завёл эту песню? Что-то случилось?

– Расскажу завтра.

***

В башке некий червь роет норы, сверлит дыры, работает, падла, неустанно. Не мог спать, на работе тоже думаю только о сложившейся ситуации. Незадолго до перерыва, который образовался неожиданно, ибо клиентка позвонила и сообщила, что не приедет сегодня, звоню Дамиру Асхатовичу. Он удивлённо поклялся, что рядом с ним никого нет.

– Мне нужно встретиться с вами, я не могу молчать об одном деле. Речь идёт именно о безопасности вашей фирмы. Но давайте это устроим так, чтобы никто не видел, как мы разговариваем.

– Говори, что ты придумал и куда мне приехать, – Дамир сразу понял, что дело серьёзное.

– Через час я пойду на обед, в кафе «Фан-Фан», знаете где? Приезжайте туда. Только без огласки и без помпы.

– Хорошо. Увидимся.

Я всё делаю правильно. Дамир – мудрый человек, и ведь очевидно, что «мою проблему» решал всегда он: и с Мурадом он договаривался, и меня разыскивал, и отправился в Смоленск с нами…

Когда я приехал в кафе, официант с порога мне заявил, что меня ждут, и отвёл в закрытую зону на второй этаж. Там в огороженном кабинетике сидел Дамир. На столе еда, он уже обедает. Мужчина пододвинул мне порцию ризотто с рыбой и сразу заявил:

– Говори, что случилось!

И я, хлюпая едой, приблизившись ближе к Дамиру, снизив заговорщически голос, рассказал о Стоцком. Не всё, но самое главное – о его угрозах завалить бизнес Мазурова.

– Что думаешь делать ты? – безэмоционально спросил Дамир, как только я замолчал. – Пойдёшь к Стоцкому?

– Это исключено. Скорее умру. Я жду вашего совета. Что мне сделать, чтобы Андрею не навредить?

– Во-первых, рассказать ему всё. Он взрослый мальчик, ваши личные отношения решите сами. Во-вторых, действовать буду я, и я понял, что нужно действовать осторожно. Он дал тебе два дня? То есть сегодня и завтра, а прийти ты к нему должен… когда?

– Видимо, послезавтра.

– И на этот день он планирует что-то взорвать?

– Я не знаю. А есть ли какое-нибудь мероприятие послезавтра?..

– Да, сдаём объект. Дом режиссёра Гольца.

– Это который сказочно-детский с береткой вместо крыши?

– Да, это который идиотско-маразматический, кривой. Твой враг сказал, что «дело на мази»… значит, я лично проверю на предмет взрывчатых веществ этот дом. А ещё лучше… Негласно отодвинем срок приёмки, чтобы даже если рванёт, людей рядом бы не было. Проверим и людей на крысятничество…

– Дамир Асхатович, а как вы думаете, почему Стоцкий сказал, что Андрей сядет?

– Ответственность за безопасность здания несёт всё-таки хозяин фирмы, да и тот, кто считал. А это Мазуров – два в одном. И если что-то рушится, да ещё и на головы людей, то прокуратура возбуждает дело…

– Но он был уверен, что Мазурова обвинят, а ведь если доказать, что это взрыв, то будут осуждать не архитектора…

– Значит, что-то хитрое. Не тупо пластит или гексоген. Что-то технологическое. Шайтан! Надо сказать Мазуру. Я ему скажу об опасности, с глазу на глаз. Но о твоих отношениях с этим Стоцким ты уж сам!

Я радостно киваю. Переложил груз проблем! Мне уже не кажутся слова Стоцкого такими страшными! Мне уже верится, что тот в большей степени блефовал! И даже неудобно будет, если что-то взрывчатое не найдут. Дамир уже почти доел свой обед, допивал чай, когда спросил:

– Получается, что Андрей деньги отвозил именно этому Стоцкому? Ты знал?

– Да, – и мне стало стыдно.

– И почему молчал?

– Извините.

– Даже интересно, как Андрей на это отреагирует… Всё, до свидания. Звони, если будут какие мысли.

Дамир небрежно бросил тканевую салфетку и оставил на скатерти деньги. Не оглядываясь, удалился из кафе. А во мне что-то всё равно осталось – что-то смутно тревожное, вроде сбросил гору, но какой-то остроугольный камень завалялся, он впился в душонку и давит прямо на сердце. Даже ходить с этим камнем тяжело, а тем более стоять и стричь кого-то. Факт, одну клиентку «зарезал», слишком коротко сделал для такой толстой шеи.

Уже семь, а меня не забирают. Я начал волноваться, сижу мимо уха пропускаю болтовню Галлы, у которой тоже клиенты закончились. Она что-то про Мурада рассказывает, они, оказывается, на фоне поисков меня и совместного распивания азербайджанских вин как-то пересекаться стали часто. Видимо, неукротимая Гала запала в масляные глазки исполнителя любых желаний. Гала что-то про детей Мурада рассказывала, типа какой он, «ядрён-батон, папаша ахуительный», всех подженил, дворцами обеспечил, сейчас младшенькому готовит свадьбу на пятьсот ртов, как только тот с «испаний» возвратится. Мы уже все Галины припасы подъели, а за мной не едут. Нервно. Чувствую себя как дитё, которого родители забыли из садика забрать. Обидно. Но не звоню. Я же знаю, что Дамир должен был поговорить с Андреем.

Машина приехала, уже когда салон закрывали. Ни Андрей, ни Иван никак не проявляли особых эмоций. Как будто всё по-прежнему. Иван рассуждал о том, как нужно мазуровской матери баню переложить, о том, как он в детстве с отцом печь в деревне мастерил. Андрей молчал, но и на меня не смотрел. Та же сцена за ужином. Мазур, как обычно, удрал перед печеньками, он чай не пьёт, сладкое не ест. Извращенец!

Перед тем как всё же отправиться в спальню, к Мазуру, зашёл к себе. Надо собраться с духом. На кровати лежит книга афоризмов, открытая на цитате о враге. Перечитываю её ещё раз, ниже следующий афоризм: «Жизнь устроена так дьявольски искусно, что, не умея ненавидеть, невозможно искренне любить. Горький М.» Может, это наконец обо мне? Если я ненавижу Руслана, на ненависть к Мазуру меня просто не хватило, несмотря ни на что! Ненависть – она неделима, как и любовь. Но могу ли я испытывать любовь такого же накала, как и ненависть? Не мешает ли мне эта ненависть, не перебивает ли она вкус другого чувства? И зачем эти мысли? Сейчас конкретные проблемы решать надо! Захлопываю книгу, иду с ней к Мазуру, оставлю мудрость там.

Андрей лежит одетым на заправленной пледом кровати, свет выключен. Увидев, что я зашёл, он похлопал рукой рядом, показал, чтобы я шёл к нему. Я положил книгу на тумбочку и так же, не раздеваясь, вытянулся параллельно ему.

– Рассказывай, – тихо шепчет Мазур.

– Сначала скажи, Дамир ничего не нашёл?

– Ничего. Рассказывай.

– Спрашивай, я не знаю, с чего начать.

– Кто он?

– Стоцкий Руслан. Я познакомился с ним в одном клубе, я тебе рассказывал, там, где я попробовал амфетамины. Он меня старше, уже тогда он занимался бизнесом, отец записал на него свои предприятия. Но… не в этом дело. Он был в компании четырёх парней, все успешные, наглые, интересные. Мне было лестно войти в их круг. Ну и вошёл. Руслан меня сразу окружил своим обаянием, а я слушал его, развесив уши. Через какое-то время я понял, что он ко мне клеится. Лапал меня, когда напьётся, сажал на колени, вдруг сделал дорогой подарок – продвинутый тогда телефон. Это была последняя капля. Я исчез из этого клуба…

– А Олесь остался?

– Да. Он остался. Потом была неприятная сцена. Руслан приехал за мной в школу, вызвал с уроков, стал «наезжать» на меня, почему я его игнорирую. А я так прямо и сказал, что, мол, мне не нравятся его ухаживания, что я нормальный парень, не голубой. Тот сначала растерялся, а потом стал что-то блеять про любовь, про мои глаза, про какую-то неодолимую силу… я был твёрд. Сказал: нет. Тогда он накинулся на меня с поцелуями, но я выкрутился из его захвата и сбежал. Стал бегать от его преследований. В какой-то момент мне показалось, что он от меня отстал. Я перестал видеть его машину, получать его смс-ки. А потом всё это произошло с Олесем.

– Олесь задолжал и Стоцкий потребовал расплаты от тебя? – догадывается Андрей, разглядывая потолок.

– Я не сразу понял, что это Стоцкий. Однажды Олеся ужасно избили, он родителям не говорил причин и не называл нападавших, но мне-то сказал. Он назвал сумму. Мне она показалась не просто заоблачной, а бредовой. Я, как старший брат, решил вступиться, родителей решили не посвящать. Пошёл в этот клуб к Ферзю – именно он наркоту продавал. Тот мне и расписал в красках судьбу моего брата. Но тут же предложил, что если мне его жаль, то могу помочь: на твоего брата вряд ли кто соблазнится, а ты красавчик. Отработай давалкой ночь, простим долг.

– И ты согласился.

– Осуждаешь?

– Кто я такой, чтобы осуждать! Что дальше?

– А я расскажу тебе, что дальше, – я почему-то стал заводиться. – Я знал, что мне предстоит, даже попробовал подготовить себя. Но без опыта – это бред. На квартире, куда мне велено прийти, было трое человек: Ферзь, некий Аникин и Стоцкий. Я настроился быть сталью, бесчувственной чугункой, уговаривал себя не бояться, отстраниться, как бы потерять сознание. Бесстрастно выполнил их приказ раздеться и встать на колени, а потом пришлось взять в рот у первых двух. У меня не получалось, меня рвало. Ублюдки хлестали по лицу, тыкали хуями в лицо, в глаза, обкончали меня с ног до головы, заставили петь «Крылатые качели», подбадривая: «Веселее! С воодушевлением!» А потом взревел Стоцкий, который всё это время сидел на диване и следил за камерой на столе. Он заорал что-то типа: всё, мужики, теперь я. Бросил в меня тряпкой, велел обтереться, а потом приказал ползти за ним в другую комнату. Я не понял «про ползти», попытался встать, но он меня пнул в живот так, что я начал задыхаться. «Как он умеет делать ротиком!» – стал издеваться Руслан и потащил меня за собой за волосы. Короче, всё что было дальше, я не то чтобы не помню, помню, но стараюсь никогда не вспоминать. Он меня насиловал и в рот, и в задницу, я был весь в крови. Я был сплошная боль, сплошная дыра. По-партизански я молчал только в начале, потом орал, потом сипел, потом только открывал рот, выдыхая немой стон. Слёзы тоже кончились очень быстро, я не мог стоять, тем более сидеть. Как он бил меня, не замечал. Я думал, что умираю, и лучше бы умер… Но нет, только отключился. А потом началось самое странное. Очнулся вымытый, в шикарной белой постели, не поверишь, подумал, что уже там, на небе… Но рядом был этот дьявол, значит, это был ад. Он мне улыбался. Он меня нежно целовал. Пытался меня накормить, напоить. Но я был весь боль. Больно было открывать рот, дышать, моргать, думать… Стоцкий меня потом отвёз домой, родителей не было, только Олесь. Тот забегал. Вопросительно заглядывал Руслану в глаза и вопросительно выдыхал: я ещё должен? Тот рявкнул, что нет. И наконец ушёл. Я лежал три дня. Встал, потому что нужно было идти на Последний звонок, да и родители приехали. Им сказали, что мы напились и нарвались на хулиганов. Мне влетело за то, что я таскаю за собой младшего брата… Но ад продолжился. На Последний звонок явился Стоцкий. Я сбежал прямо из зала. Но он догнал на улице. Затолкал в машину. Говорил ужасные слова о любви, лез целоваться, говорил, что всё придумал, что мы будем жить вместе. Я НЕ ПОНИМАЮ! КАКАЯ ЛЮБОВЬ? – уже ору я в равнодушный потолок.