Текст книги "Дом у железной дороги (СИ)"

Автор книги: Squ Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Мы вернемся. Мы, мать твою, еще вернемся.

Я вдруг понял, что за мной следят. Теперь это не было паранойей или галлюцинацией. За мной следят. Следят еще с города. Несколько раз менял ветки в метро, а они все продолжали следить. Двое парней в гражданской. Думали, что затеряются. Но их выдавали их же рожи. Таких головорезов в девяностых было полно.

Я только подумал, что это даже забавно, как быстро менты подсуетились и наняли на меня черт знает кого. Что они планировали написать в рапорте? «Преследовали подозреваемого, но на него напали неизвестные, и – бам! – это те самые преступники, которых мы сто лет ищем»? Нет, скорее всего, все так же врать будут про то, что это они сами меня отловили. Меня. Ха. Даже льстит, что они так высоко меня ценят, раз ссут напасть самостоятельно.

Я повел их за собой. Хотел выехать за город, пристрелить одного, а второго потребовать выложить все. Подумал, что отстрелю ему ухо. Или пальцы. И попрошу передать мой пламенный привет Грому. Но тогда же у них будет мотив для того, чтобы завести на меня уголовное? Черт бы побрал этих сраных ментов. Придется обоих прикончить.

Они сидели на задних сиденьях автобуса, когда я ехал к конечной. От нее как раз удобно дойти до машины за полчаса. Я сто лет нормально не стрелял и, честно говоря, даже как-то по этому соскучился. Наверное, это Сергей на меня так повлиял своими разговорами странными про кровь и жертвы, и империю и тому подобное. В любом случае, я был уверен, что готов убивать.

Абсолютно.

Когда я вышел на остановке, эти двое уже стояли позади. Прошел несколько метров, чтоб дождаться, когда все эти бабульки свалят. Подумал и пошел дальше. А эти позади шли, тоже ждали, когда совсем безлюдно будет. Я все перебирал пальцами по пистолету в кобуре и ждал удобного момента.

Когда отошел достаточно далеко от остановки, осмотрелся. Ближайшая деревенька далековато. Поблизости, разве что, железная дорога. Ну, и моя машина в километре от.

– Олег Волков?

Не дал им шанса. Развернулся и выстрелил (шум отдал в затылок, и я зажмурился – а вот и головная боль – накаркал). Зажмурился всего на секунду, но этого хватило. Когда открыл глаза, один крыл меня благим матом, держась за ухо, и я понял – сейчас или никогда. И пока второй хватался за пистолет, я уже направлял на него свой.

– Жаль, что Игорю не передадите привет.

И нажал на курок. Еще раз. И еще раз.

И почувствовал, что душа в пятки уходит.

Я идиот. Один патрон.

В следующую секунду я уже не думал – бежал. Мне выстрелили в ногу, а я бежал. Прямиком к железной дороге. Помнил, сколько там вагонов старых брошенных, за одним из них мог спрятаться и переждать. Соображать приходилось быстро. Слышал только, как мне что-то кричат вслед, а разобрать не мог. В ушах свистело, а бежать становилось все сложнее.

Идиот. Идиот, идиот, идиот! Я же помнил, что надо было проверить патроны, я же, блядь, помнил.

Новый выстрел, и я чувствую, что земля под ногами горит. Сжимаю свою ногу покрепче, надеясь так унять боль, и бегу дальше, прямо к первому вагону. Пока я могу соображать – я выживу. Я обязан выжить.

Осматриваюсь и хватаю с земли булыжник. Не патроны, но тоже ничего.

– Он за этой хренью! – я опускаю взгляд и понимаю, что я и тут облажался. Мои гребаные ноги можно увидеть, если просто наклониться.

Выскакиваю из-за угла и швыряю булыжник прямо в лицо одного из них, того, который поближе. Кажется, тот же, которому я ухо отстрелил. Уклоняется. Сука!

Я сразу же бегу к другому вагону, стоящему на других путях, и земля вновь горит под ногами – новый выстрел. Вижу, что за вагоном уже ждет второй. Разгоняюсь, преодолевая боль, и выскакиваю первым, и бью прямо ему по лицу стволом пистолета. Чтобы не дать очухаться – меж ребер кулаком и другим снова в лицо. Вам меня не победить, уроды.

Пинком отправляю его на землю и наступаю на лицо ботинком, выхватывая его заряженный пистолет и разворачиваясь к подбежавшему дружку с простреленным ухом. Мне есть что терять. А значит, я выживу. Я широко улыбаюсь и стреляю в него, вдавливая голову второго ногой в землю.

– Вам, сука, не победить меня, – и на мгновение я слышу его голос вместо моего. Это знак. Это знак того, что он со мной. Что я обязательно выживу.

Я стреляю в него, когда он бежит на меня. По всем законам кино. Даже сдул бы дым со ствола, если бы он был. Но вместо этого я наслаждаюсь видом этого оборванца из девяностых, лежащего в метре от меня с простреленной головой. И разворачиваюсь для того, чтобы застрелить второго.

Вопль.

Я ничего не вижу из-за боли, когда он сжимает мою ногу прямо в месте выстрела. Прямо пальцами. Прямо в самое мясо. Боль длится мгновение, но этого хватает для моей ошибки. Я убираю ногу с его лица, пытаясь спастись, и сразу же получаю булыжником в лицо. Острая боль в правой половине лица, и, кажется, я слышал хруст. Я не успеваю ничего сообразить. Просто яркая, жгучая боль, которая пришла на смену старой.

Падаю на спину и слышу новый выстрел. И не сразу понимаю, что в меня попали. Боль раскатывается по всему телу. И замирает в животе. Когда я открываю глаза, понимаю, куда именно мне выстрелили.

– Бешеная ты сучка, Волков, – я пытаюсь ползти, но дыхание спирает от нового выстрела. Чувствую, как все внутри немеет, а дышать становится сложнее. Легкое свистит. Я переворачиваюсь на живот, превозмогая себя, и хватаюсь пальцами за шпалы, подтягиваясь, пока он перезаряжает пистолет.

Выстрел. Еще один.

Вопль. Срываю голос.

Сразу две пули в сразу две ноги.

Выстрел.

Отпускаю шпалу и падаю лицом в гравий.

В поясницу.

Я знаю, я выживу. Выберусь. Пусть и без ног, но выберусь.

Я не могу думать о боли. Я думаю лишь о нем. О нем, там, в подвале. О том, что он там. Один. И что если я не приду – никто не придет. Я должен выжить. Я обязан это сделать.

Цепляюсь за шпалы, за рельсы, за камни. Но ползу вперед. По железной дороге. Потому что я знаю, что где-то там есть мой Сергей. В нескольких километрах. Пустяк. Я доберусь.

Меня хватают за волосы и силком поднимают.

– Бешеная, блядь, ты сучка, Волков. С тобой же по-хорошему хотели, а теперь что? – резко опускают на гравий обратно, и я захлебываюсь в крови вместо крика. Нос точно хрустнул. Мне не послышалось. – Что вот тебе Костян сделал, а? С тобой побазарить хотели, а ты его пристрелил. Мне теперь что Любке сказать, уебок? – поднимает и опускает снова. Снова и снова. Я захлебываюсь. Все пытаюсь нашарить камень покрупнее, чтобы врезать ему. Новый выстрел. Пальцы не слушаются. – Я тебе сказал не рыпаться!

Не слышу его. С трудом разбираю слова. О таком в рапорте не напишут.

Сергей.

Господи, там ведь Сергей.

Я силюсь что-то сказать, но изо рта кровь течет не переставая. Господи. Г о с п о д и, дай мне сил.

– Я все спросить хотел. Вы с тем пидором реально еблись? – чувствую дуло у самого затылка. Слова как сквозь вату. Новый удар лицом о гравий, и я не вижу одним глазом. Господи, как же, блядь, больно. Боль перекрывает все мысли. И сквозь боль, сквозь эту сраную вату я все еще слышу голос. – А пидорам, знаешь, пидорская смерть. Яйца бы тебе отстрелить по-хорошему, но я сегодня в хорошем настр…

Не слышу его снова. Только увеличивающийся шум. Чувствую, что веки закрываются. Он что-то говорит, говорит, говорит. И вдруг отпускает мне волосы. Падаю лицом обратно в гравий и сразу же хватаюсь за землю. И ползу.

Я выживу.

Я знаю.

Там Сергей. Там мой Сергей, который остался дома один. Кто его накормит, если я сдохну здесь, как собака?

Я делаю усилие и открываю глаза. И ползу дальше. Сантиметр за сантиметром. Я доберусь, Сергей, я обязательно выживу ради тебя.

– …твоего пидорского дружка мы и убили, Волков, – как сквозь белый шум слышу. Не слушаю. Пусть говорит, что захочет. Я не о нем думаю. Я думаю о Сергее.

Ползу вперед. Боль – ничто. Боль – всего лишь тупое человеческое чувство. Я знаю, что переживу это. Я уверен. Я выживал и не в таком. Я лишь чувствую, что дышать совсем сложно. Но хватаюсь. За рельсу. Подтягиваюсь. К Сергею.

Тяжелая нога. На спине. Задыхаюсь. От крови во рту. И пытаюсь. Ее выплюнуть.

Там Сергей. Там мой Сергей.

Я поднимаю. Голову и. Открываю глаза. Там Сергей. Я хочу. К нему. Просто обнять. Я сумею. Я подтягиваюсь. Не двигаюсь. С места.

– Ебаный ты педик.

Я чувствую. Сергей рядом. Вот здесь.

Я чувствую. Дуло. У головы.

Выстрел.

========== Самоуничтожение ==========

Комментарий к Самоуничтожение

Сергей

Его все еще нет. Я не знаю, сколько времени прошло, потому что сколько бы я ни смотрел на часы, которые он подарил мне, стрелка не двигалась ни на миллиметр. Мои внутренние часы, которые только, я думал, пришли в норму, дали сбой. Все было просто: если Олег рядом, значит уже вечер или ночь, если нет – утро и день. Но ни утро, ни день не могут быть бесконечными. Но я чувствую – прошла целая вечность. А его все еще нет.

Лампочка мигает. Она под самым потолком. Он оставляет ее включенной (всегда, когда уходит), а я не могу выключить. Пробовал разбить – сил не хватило. Я только чувствую, как слабею с каждым часом (а может, и минутой – я совсем запутался во времени). И все жду, жду, жду, когда он вернется. Свет уже с ума сводит, а дышать под одеялом – единственном темном месте в этой проклятой комнате – слишком сложно. Кислорода и так не слишком много, а отопление только ухудшает положение.

Боже, как же у меня болит голова.

Меня все еще тошнит, но уже попросту нечем: не помню, когда в последний раз ел. И я не понимаю, сколько времени уже здесь нахожусь. И с каждым днем (часом и минутой) задаюсь одним и тем же вопросом: за что? Почему он бросил меня? Почему он оставил меня здесь умирать? В полном одиночестве, наедине с собой (а хуже этого не может быть ничего – это не преувеличение и не жалоба, это – чистая правда).

Я не знаю, что сводит меня с ума сильнее: голод, яркий свет, который я не могу выключить, или он. Каждый раз, когда он просыпается, я чувствую, что постепенно теряю себя, как бы странно это ни звучало. Я превращаюсь в монстра. В того монстра, сотворенного моими собственными руками. Я создал этого монстра давно, очень давно, он был частью меня всю мою жизнь, но проснулся лишь сейчас, чтобы уничтожить меня и занять мое место. Он сильнее меня, хитрее меня, беспощаднее и кровавее. То, что я творил с этими бездомными уродами – детские игры рядом с тем, какие картины показывал он мне. И в моменты, когда он это делал, я чувствовал, что способен на это. Что я способен схватить нож и одним им вершить правосудие, справедливое, чистое, которое заслуживает этот город. Одним ножом я смог бы устроить настоящий геноцид невежд и недостойных, а после они добили бы себя сами. А потом я открывал глаза и чувствовал тошноту. Как будто вся кровь, весь гной этих глупых людей скопились у меня в желудке, и организм стремился отвергнуть их как можно скорее. Я боялся того, что увидел. Я вдруг осознавал, сколько крови на моих руках, осознавал, скольких я убил, и на меня накатывала истерика.

Я болен. Я болен ментально, я болен физически. Я хочу наружу. Я хочу дневной свет. Я хочу чистый воздух. Иначе я сойду с ума окончательно.

Я лишь одного не понимаю – за что. За что меня возненавидел Олег, что решил оставить здесь навсегда. Что он сделал с ним, чтобы Олег так со мной поступил?

Я слышу, как урчит мой желудок, и в какое-то мгновение мне кажется, что он ест себя изнутри. Я сжимаюсь и стараюсь надавить руками на него посильнее, чтобы заглушить всю боль, все ощущения.

За что, за что, за что, з а ч т о, черт возьми?

Огонь накрывает меня с головой, и я чувствую, как моя кожа вспыхивает. Пламя прожигает ее, оставляя огромные уродливые дыры, сквозь которые не видно мяса – сразу кости. И пламя охватывает их, превращая в пепел, и я теряю опору, теряю и кислород, когда пламя врывается прямо в мою глотку, забираясь глубже, выше, вырываясь изо рта. Я пытаюсь заплакать, чтобы хоть немного потушить огонь – пламя из глаз лишь больше его распаляет. Я пытаюсь кричать – черный дым густо валит из моего рта, пока языки пламени скрываются в глотке, сжигая ее дотла.

Все вокруг в огне. Все вокруг к р а с н о е.

Когда я просыпаюсь, чувствую тошноту, но только открываю рот – ничего. Глотка все еще горит, а остудить ее нечем – свой стакан с водой я осушил еще в первый день.

Что умещается в черточку между датой жизни и смерти? Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, что было со мной до. И не помню ничего. Вся моя жизнь, моя работа, проект моей жизни, все, чем я так сильно дорожил, – ничто. Пустой звук. Как будто это было и не со мной, как будто я видел это где-то на картине, которую никогда не смог написать бы сам. Не помню практически ничего до него. И это меня пугает. Пугает даже больше, чем все мои сны, пугает больше, чем он. Цепляюсь за свое сознание, представляю его библиотекой, в которой открываю книгу раз за разом, полку за полкой, но под обложкой – чистые страницы. Нет даже нумерации.

А был ли я вообще? Может быть, и не было никогда меня до? Может, все это я придумал, пока сидел здесь, в четырех стенах? А может, и за ними ничего совсем не было никогда, может, и Олег лишь плод моего воспаленного воображения?

Нет. Нет-нет-нет-нет, я живой, я реальный, я из кожи и плоти, я такой же, как все другие люди. И Олег живой и реальный.

Просто задерживается.

Впервые в жизни.

Наверное, просто покупает для меня что-то большое. Может, новый дом присмотрел? Поближе к городу, подальше от дороги, с большим садом и возможностью подключения кабельного и проведения интернета. Точно. Так и есть. Ему тоже понравилась картина, которую я представлял, которую я ему описывал, и он просто хочет сделать для меня сюрприз.

Подождать всего пару часов, и он появится рядом. Он ведь не мог бросить меня. Олег бы никогда не бросил меня. Только не Олег.

Нож вонзается рядом с позвоночником – и я кричу во весь голос, пока лезвие опускается ниже, ниже, ниже, а потом резко вверх – до самой шеи – и снова вниз, до самого копчика. Я пытаюсь спастись, но при каждом движении кости выпирают из спины, вскрывая кожу окончательно, расправляясь, как крылья, и вспарывая меня до самой макушки. Нечеловеческая боль.

Где же Олег? Здесь становится тяжело дышать, и я уже не понимаю, что правда, а что ложь. Что подкидывает мне мое воспаленное сознание, а что действительно есть передо мной.

Я отощал. Сколько я уже не ем? Голова постоянно кружится и болит и все время хочется спать. Но как только я закрываю глаза, моя жизнь превращается в кошмар. Я словно попал в Ад при жизни. А, может, я уже и не жив давно, и когда открываю глаза, всего лишь перехожу от одного круга к другому. Не знаю. Не знаю. Я не религиозен ни разу и никогда не верил. Но в последнее время все чаще сомневаюсь в том, что Ада нет. Я не могу не верить в Ад, пока сам в нем нахожусь.

Они разрывают меня на куски. Все они: их опухшие от спирта лица, их кожа, провонявшая помоями, их старая рваная одежда. Они рвут меня на куски, как стая голодных собак, и сжирают мою плоть у меня на глазах, и ждут, когда кто-нибудь решится вырвать голову. Хотят уничтожить ее в последнюю очередь.

Боже мой, Олежа, где же ты?

Как же хочется пить. Как же хочется есть. Как же хочется, черт возьми, просто жить.

Пытался дойти до рации – не смог встать с кровати. С трудом смог сдвинуться на край, чтобы упасть на пол – по ощущениям, как будто упал минимум с третьего этажа. Ощущаю себя мешком с костями. Каждое движение приносит боль. Я просто дышу, а внутри как будто ножи в каждый орган вонзаются.

Олег, пожалуйста, возвращайся скорее.

Олег не вернется.

Олег больше никогда не придет за мной.

Олег забыл меня.

Олег нашел новую жизнь.

Олег оставил меня.

Я не хочу умирать.

Я не могу открыть глаза и не могу вдохнуть. Все передо мной смешалось. Я даже не могу понять, о чем конкретно я думаю

Господи

Я чувствую что умираю

мне с каждой секундой все сложнее оставаться в сознании

во рту так сухо и все внутри так сильно болит

я смог доползти до двери но на большее меня не хватило

я пытаюсь дышать через рот но от этого мне становится слишком больно как будто мои легкие вот-вот лопнут

я просто хочу жить

я слышу тихие шаги

клац-клац

когти по кафелю

и мягкая шерсть под боком

мой волк мой синий волк который спас меня однажды пришел спасти и сейчас

мой теплый мягкий синий волк обнимающий мое тело вокруг

фыр-фыр

клац-клац

я слышу тихие шаги

я слышу как дверь отворяется

я слышу тихое дыхание рядом с собой и трачу последние силы на то чтобы открыть глаза

сжимает мою руку

самые пальцы

олег?