Текст книги "Контрольный в душу (СИ)"

Автор книги: Solter

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Тюрьма для «сливок общества», – хриплый голос заставил обернуться – это говорил сидящий на диване юноша. – Больше никакой разницы.

– Мы хотя бы выйдем через четыре месяца, – пожав плечами, я тоже опустился на диван, сев так, чтобы быть подальше от этого несчастного.

– Кто доживет, тот и выйдет, – мрачно пошутил темноволосый и наконец посмотрел мне прямо в глаза, протягивая руку: – Стив.

Я ответил на рукопожатие, тоже представившись и отмечая, что ладони у него на удивление холодные, когда мои наоборот – горят словно изнутри.

– А это Эван, его отец – владелец сети ресторанов на севере, – продолжил мой новый знакомый, кивком головы указывая на потирающего лицо руками парня. – Мой папаша когда-то с ним конкурировал, пока не переключился на автомобильные салоны. А твои родители?.. – взгляд, направленный мне в лицо, красноречиво давал понять, что мои мама и папа просто обязаны чем-то владеть.

Обманывать мне не привыкать, но в голову, как назло, не лезло ничего подходящего, потому я и отмахнулся, решив, что здесь, в клинике, абсолютно не имеет значения, кто мой отец, кто моя мать, и кто вообще я сам такой:

– Они в Перу, – и пожал плечами, отворачиваясь, давая понять, что тема выбрана не самая перспективная.

Парень оказался понятливым, так что этот вопрос больше не поднимал, зато показал вторую часть нашего блока, дверь в которую я сперва принял за встроенный в стену шкаф, настолько она была узкой. Относительно небольшая ванная комната с угловой душевой кабиной, которая понравилась мне с первого взгляда, была светло-голубого цвета, что делало ее очень похожей на какой-то больничный кабинет. Самое странное – здесь не было ни одного зеркала, даже самого маленького. Если бы я был чуть более подозрительным, решил бы, что это Альфред позаботился о моей безопасности, но я явно не самая важная шишка в этой комнате.

– Эй, пацаны! – хриплый голос Эвана едва доносился из-за двери, похоже, тут хорошая звукоизоляция. – К кому из вас мужик пришел?..

Мы со Стивом удивленно переглянулись, и только потом я вспомнил, что Альфред обещал зайти попрощаться, так что «мужик» – это, наверное, именно он и есть. Так и оказалось, военный ждал меня в коридоре, и встретил вопросом о том, как мне новая компания. Пожав плечами, я сказал, что пока еще не понял, а озвучивать то, что вроде бы все не так уж плохо, как я боялся, пока не стал. За несколько часов, когда видишь только внешний лоск и очень малую часть всего, что придется узнать в будущем, тяжело составить какое-то мнение. Тем более, если ты изначально настроен ненавидеть это место.

– Переживаешь?.. – мы неторопливо прогуливались в сторону выхода, и остановились в холле второго этажа, как раз там, где начиналась лестница вниз.

– С чего бы? – излишне самоуверенно ответил я, насмешливо фыркнув. – Ты же сказал, что меня не будут пытать. И я вообще уже взрослый мальчик, ты так не думаешь? – невольно снова начал злиться, огрызаясь на чрезмерную заботу, как кот на собаку. – Справлюсь как-нибудь.

– Не сомневаюсь в тебе.

– Вот и не сомневайся.

– И не стану давать никаких советов.

– Вот и не давай.

– Разберешься во всем сам.

– Еще бы я не разобрался.

– Тогда удачи.

– И тебе удачи.

На прощание это смахивало мало, но мужчина, похоже, больше не собирался ничего говорить, потому что развернулся и зашагал по лестнице вниз. Пока он шел, я неотрывно смотрел в его спину, почему-то не двигаясь с места и не возвращаясь в комнату. И вот когда он уже почти исчез на повороте лестницы, я не выдержал:

– Альфред! – он обернулся, слегка удивленно на меня глядя, видимо, и в самом деле думал, что я уже свалил. – Спасибо тебе.

Слова дались мне нелегко, я не привык особо благодарить людей, особенно за то, чего я их не просил делать. С языка так и рвалось что-нибудь язвительное, и я бы все-таки не выдержал, если бы Альфред хоть что-либо мне ответил. Но он промолчал, только махнув мне рукой – этого оказалось вполне достаточно, чтобы я расслабился.

Вернувшись в комнату, я застал точно ту же картину, что и в первый раз – Эван на диване, запрокинув голову на спинку, а Стив у окна, в руках он держал лист бумаги, внимательно его изучая. Еще несколько таких же распечаток лежало на столе, взяв одну, я понял, что это почти то же расписание, что и на двери, только более подробное, с какими-то фамилиями и обозначениями, вникать в которые сейчас было не с руки. Судя по нему – сегодня перед ужином, уже буквально через двадцать минут, нас соберут в аудитории и подробно все объяснят.

Отлично. Теперь точно во всем разберусь.

– Еще кто-то четвертый должен подрулить, – заметил Стив, недовольно дернув уголком губ. – Последний автобус приехал совсем недавно, тут написано.

Четвертого мы ждали недолго, всего каких-то пять минут за тривиальным разговором, и дверь без стука отворилась. Мы втроем синхронно повернули головы – я с интересом, Стив с недовольством, а Эван почти безразлично.

– Чего пялитесь? – парень принял наше внимание в штыки, опустил сумку на пол и щелкнул выключателем у двери, зажигая освещение. Яркий свет дневных ламп на миг заставил нас всех зажмуриться, а когда я первым открыл глаза, то с трудом поверил увиденному:

– Томас?..

========== Глава 8 ==========

Смириться с тем, что теперь я живу по графику, оказалось крайне тяжело, слишком уж претит натуре вставать в одно и то же время, ложиться спать по расписанию и делать другую кучу вещей ровно в срок. Но поначалу приходилось терпеть это, хотя для себя я решил, что, когда разберусь и освоюсь, можно будет этот дебильный график нарушать.

На первое же утро мы все прошли полное медицинское обследование. Это вышло гораздо быстрее, чем я предполагал, процедура была комплексной, но требовала на одном из этапов наркоза – уж не знаю, зачем. Соль в том, что когда я пришел в себя на больничной койке, на моей левой руке уже красовался какой-то браслет, вполне мягкий, но толстый. Что-то написано на ремешке, цифры, буквы, мое имя курсивом, и внутри явно что-то механическое, железки пальцами чувствовались. Объяснили, что эта штука нужна для того, чтобы информация о моем состоянии постоянно была доступна – пульс там, давление, но все равно это мне совершенно не понравилось.

В восторг от браслета не пришел никто в нашей комнате. Стив долго пытался хоть как-то его стащить, потому что разрезать было нечем – в блоках не наблюдалось ничего острого. Последний наш вариант – разбить оконное стекло – был оставлен на потом, хотя мы со Стивом думали, что оно слишком прочное для такого. Но пробовать сейчас все равно нельзя – наверняка засекут.

Томас со мной общаться почти не хотел, вопросы игнорировал или посылал меня довольно грубо, а я все никак не мог успокоиться, интересуясь, как он сюда попал. Слишком круто для простого совпадения, но не разобраться без посторонней помощи. Ничего, у нас впереди четыре месяца, успею.

За пару дней мы все втянулись в режим клиники. Нас неплохо кормили, но пить давали одну только воду – ни чая, ни кофе, ни сока, ни даже ненавистного мне молока. Одна вода. «Специально разработанная диета, вода насыщена витаминами» – так это издевательство называлось. Но ничего страшного, я в Сан-Франциско питался куда хуже и как-то выживал.

В лечении тоже не было ничего страшного, это даже толком не похоже на само лечение – так, одно название. Мы по двое оказывались в небольших комнатах-отсеках, стерильных, бело-синих, оставались там примерно на полчаса, а потом выходили и проходили какую-то небольшую проверку, когда на руку цеплялся электронный аппарат, а на монитор выводились ломаные линии и понятные только работникам обозначения. Как я понял, там был какой-то напитанный неизвестно чем воздух, но я разницы заметить так и не смог.

Гораздо хуже было переносить ту самую «практику», которая «духовная». Когда мы обсуждали этот пункт с ребятами в комнате, предположили, что это какая-то религия, и нам ее собираются навязывать. Но нет, ничего подобного. Нас тоже поделили на небольшие группки, человек по десять-двенадцать, и долгих полтора часа читали какие-то лекции – и так каждый день. Вовсе не про религию, а про другие страны, политический строй, про животных, про климат, еще черт знает о чем, словно кто-то открывал всемирную энциклопедию, тыкал пальцем наугад в любую тему, и потом нам ее преподавали. Много было лекций о здоровье, об оказании первой помощи и прочей ерунде.

А в целом это напоминало школьный курс по всем отраслям.

Таблетки давали стабильно каждый вечер за ужином, потому проблем по поводу ломки я не испытывал. Из нас четверых периодически хреново было только Эвану, но он был не только наркоманом, но еще и заядлым курильщиком. О сигаретах здесь, естественно, и речи не могло быть.

Примерно спустя неделю я начал замечать, что Томас куда-то постоянно пропадает. В те короткие часы свободного времени, что нам были выделены, он еще оставался в комнате – спал или листал книги, но вот после отбоя, когда свет в комнатах автоматически пропадал, а в коридорах глушился почти полностью, он уходил. Выжидал примерно час, то ли пока мы заснем, то ли пока утихнет шум за дверью, там ведь время от времени проходили работники. Он ложился не раздеваясь и двигался почти бесшумно, но я спал прямо над ним, потому один раз проснулся от скрипа закрываемой двери, когда Томас только-только вышел. Ждать его пришлось целых три часа, но я старался не спать, слишком интересно было. Даже душ принял два раза, чтобы глаза не слипались. А он вернулся, так же тихо и почти незаметно, повалился на кровать и через пять минут уже спал мертвым сном.

После той ночи это продолжалось еще три раза – не каждый день, а с перерывами, а потом я не выдержал, любопытство взяло верх. Дождавшись, пока Томас после ужина зайдет в наш санузел, я прошмыгнул туда следом, после чего закрыл дверь на замок: в комнате оставался еще Эван, но было уже плевать, что он о нас подумает.

– Эй, Томас, – прислонившись спиной к стене, позвал я. – Пора поговорить.

Грубые методы воздействия никогда не были моим коньком, как, впрочем, и убедительные слова, потому пока я решил просто не выпускать Томаса из помещения. Если попробует прорваться – я его ростом выше, не знаю, сильнее или нет, но уже какое-то преимущество.

– Куда ты бегаешь ночами? – начал я с самого безобидного вопроса, ну в самом деле, не о погоде же мне с ним говорить. – Уже три раза, и это только те, что я заметил.

– Значит, ты не очень наблюдательный, – недружелюбно ответил Томас, начав раздеваться и давая тем самым понять, что разговор окончен.

Но я с ним согласен не был, потому притворился идиотом и продолжил:

– Ответь на вопрос, – постарался придать голосу твердости, но наружу рвалось одно лишь раздражение, что ж, тоже не так плохо. – Просто скажи мне. Чего ты боишься?

Он на пару секунд замер, отвернувшись, словно обдумывая мои слова, а потом вздохнул и как ни в чем не бывало продолжил стягивать с себя одежду.

– Не твое дело, Дэн, ладно? – он говорил уже без прежней агрессии, довольно тихо и спокойно. – Ну чего ты привязался? Оставь меня в покое.

Черт, кажется, сейчас я веду себя точно так же, как Альфред по отношению ко мне. Навязываю помощь, когда она человеку совершенно не нужна. Хотя о помощи-то я ни слова не говорил, мне просто интересно, и ничего больше. Я далеко не такой альтруист, как этот Флемминг.

Из ванной я в тот раз вышел без настроения, без ответов, зато с пониженной самооценкой, волком посмотрел на Эвана, вопросительно поднявшего брови, и полез на свой второй ярус, обозленный на весь свет.

Следующие дней пять Томас сидел тихо, как мышь под веником, видимо, испугался все-таки моего внимания к его персоне или думал, что я расскажу кому-нибудь из работников. Мы все так же вместе посещали постоянные осмотры и циклы лечения, в которые добавились кроме наполненных «особенным» воздухом комнат еще и какие-то уколы. Кололи не в вену, но в руку, поначалу я жутко боялся, хотя и пытался не подавать виду, но боли от игл почти не было, так что быстро привык. Лекции во второй половине дня стали интереснее, но и сложнее – психология, экономика и даже теория вероятности. Мы по-прежнему ничего не записывали, только слушали и очень часто вели открытый диалог с лектором. Никто все еще толком не понимал, для чего это нужно, но пропускать занятия было нельзя, электронный браслет тщательно фиксировал все посещения.

А во вторник я снова проснулся от шума, успел увидеть, как Томас выходит за дверь. Оставлять это так просто я уже не хотел, слишком сильно любопытство, потому торопливо поднялся, по-быстрому одевшись, и тоже вышел в коридор, немного подрагивая от нервов – в первый же день нам сообщили о том, что выходы за пределы комнат во внеурочное время далеко не приветствуются.

Коридор был просторен и пуст, оранжевые лампы на потолке светили тускло и неприятно, ощущение, будто я очутился в каком-то малобюджетном фильме. Естественно, Томаса уже и след простыл, но я не готов сдаваться так легко, так что прошелся по коридору до конца, вслушиваясь в звуки за каждой дверью. Тишина, ничего. Вернулся и потихоньку выбрался в холл, тоже безлюдный. Сунулся на лестницу, чтобы подняться наверх, уже успел преодолеть несколько ступенек, как раздался звук чьих-то шагов, причем со стороны холла. Выругавшись, я рванул по ступенькам, стараясь не шуметь, но я не уверен, что меня все же не было слышно.

Здесь коридор точно такой же, только нумерация блоков другая, больше никаких отличий. Судя по звукам, кто-то поднимался по лестнице следом за мной, а прятаться тут абсолютно некуда. Ну все, Дэн, сейчас запалят, и дернуло тебя вылезать…

Впрочем, несмотря на все отрицательные и негативные мысли, сдаваться вот так просто в руки здешнего правосудия я не собирался. Двинулся вдоль темного коридора, пока из-за одной двери не раздался чуть слышный скрип половиц и тихий шепотом, слов в котором было не разобрать. С учетом того, что из холла уже доносились негромкие мужские голоса, это было то, что нужно.

– Все молчат, – предупредил я, быстро перешагнув порог комнаты, которая, к счастью, была не запертой. – Там идут.

И больше никаких разговоров, живущие здесь оказались понятливыми, хотя я их пока не видел, глаза к темноте привыкали долго. Замок закрыть я не успел, потому что его щелканье наверняка привлекло бы ненужное внимание, так что оставалось надеяться, что заходить в этот блок еще кто-то не решит.

Теперь шаги в коридоре раздавались гораздо четче – два человека, они уже не говорили, но по звукам было понятно количество. Прошли, замерли в конце коридора, кто-то что-то сказал, двинулись обратно. За это время я все же сумел рассмотреть в тусклом свете из окна комнату и хмурился теперь, ожидая, когда можно будет говорить. А сказать было что.

Здесь был Томас, он сидел на столе, вцепившись в его край руками. Рядом, почти вплотную, стоял какой-то парень, по виду старше нас обоих – где-то двадцать пять или около того. Второй замер у окна, потому мне был виден только силуэт. Где двое остальных, тоже живущих в этом блоке, я не представлял, потому что кроме меня тут больше никого не было.

Самым отвратительным было то, что я заметил размазанную по лицу Томаса кровь – судя по всему, разбита бровь.

– Уходи, Дэн, – первым не выдержал именно он. Взгляд в пол, голос напряженный, словно натянутая до предела струна. – Я же просил оставить меня в покое.

– Ты притащил за собой дружбана, котенок?.. – задумчиво протянул стоящий рядом с Томасом парень, развернувшись и двинувшись ко мне. – Он, конечно, не фонтан, но на один раз сойдет, если пришел.

О чем идет речь, я понял сразу, не дурак. Подобные разговоры и словечки я помню еще с того клуба, где познакомился с Артом и где потом проводил несколько интересных вечеров примерно такого же направления, как здесь и сейчас. Страха не было, хотя оппонент и был меня на голову выше и шире в плечах. Только раздражение и недовольство – чертов Томас, угораздило же тебя…

– Он и на один раз не фонтан, котенок, – расстроил я его, тоже делая шаг навстречу. Это клиника, реабилитационный центр, а не грязная подворотня и не какой-то туалет в клубе. Здесь все гораздо проще. – Не сегодня.

Отступаю в сторону, планировка тут такая же, как и в нашем блоке, потому на пути у меня оказался один из вещевых шкафов. Это не дерево, а спрессованные опилки, черт знает, как оно называется правильно, но шкафы очень легкие, ясно с первого взгляда. Пара секунд уходит на то, чтобы толкнуть шкаф вбок и завалить его на пол, за это время чужие пальцы успевают сомкнуться на моем предплечье, но теперь это без разницы – грохоту уже столько, что наверняка слышал весь корпус.

– Сука, ты что! – в его голосе настоящий испуг, другие тоже в шоке, застыли и пялятся на меня. А я стою и улыбаюсь, уже слыша шум в коридоре.

Разборки оказались продолжительными, затянулось все до четырех утра. Мы все вчетвером долго сидели в одном из кабинетов в административной части центра, выслушивая самую настоящую лекцию про правила поведения и прочее. Поначалу я думал, что нас запрут в каком-то карцере, отдельных комнатах или отправят домой, но порядки здесь оказались другими, потому мы отделались одним выговором. Еще, конечно, записали наши индивидуальные номера и имена, сказали, что возьмут на учет и сообщат родителям. На последнее мне было вообще глубоко насрать.

Единственным, что хоть как-то смахивало на наказание за нарушение дисциплины, было то, что нас лишили свободного времени, и на эти несколько часов запирали в отдельной комнате для отдыха – мы четверо и один наблюдатель, женщина, которая была совершенно неразговорчива и все время решала кроссворды в газете. Казалось бы, самое время познакомиться со своими соучастниками получше, но болтать никто тоже почему-то не хотел. Парень, посчитавший, что я «не фонтан», – его звали Майклом, просто занимал целый диван и, кажется, спал. Другой, Коди, сидел рядом с Томасом, и они читали одну книгу на двоих, один я изнывал от безделья, лапал листья растения в вазоне, мерил комнату шагами.

На второй день мне это надоело просто до умопомрачения, утренний час я еще пережить сумел, но два часа вечером… Даже от одной мысли об этом мне хотелось выть. Раньше никогда такого не было, я мог очень долго валяться дома в постели, ничего не делать, но и не мучиться от этого – странно, что изменилось?

В итоге я после лекции (на этот раз – о технологии производства автомобилей) выпросил у Томаса книгу, кажется, пришло время и мне немного почитать. Всю художественную литературу, что у него была, он успел уже раздать по рукам, потому мне достался учебник по Теории вероятности. Все же лучше, чем ничего, тем более, об этом даже уже была лекция…

Наше принудительное «заключение» должно было закончиться через неделю, и за это время я не только закончил читать этот учебник, оказавшийся на удивление интересным, но и прочел далеко не тоненькую «Точку обмана» Брауна. Со смешанными чувствами я держал эту книгу в руках, понимая, что я могу читать быстро и вдумчиво, и это – самое интересное! – может приносить мне удовольствие. Это было невероятным открытием, но более впечатляющим было то, что я хотел читать дальше, потому что, перевернув последнюю страницу, почувствовал ужасную тоску.

– Спроси у Коди, может быть, он свое уже дочитал, – посоветовал мне Томас, когда я его уже достал просьбами и требованиями выдать что-то еще из литературы. – Или попроси своих, чтобы привезли.

«Своих». Через два месяца после начала курса было что-то вроде «дня посещений», когда в центр свободно могли приезжать родственники пациентов, на их визиты отводилась большая часть дня. Хорошая мысль, но просить мне было не у кого – вряд ли Дерек вообще обо мне вспомнит раньше, чем по окончанию всех четырех месяцев.

– Давай ты сам у своих просто попросишь побольше, м? – вздохнув, проговорил я. – Мне что угодно, хоть еще учебников. Только без формул, пожалуйста.

С той памятной ночи на третьем этаже Томас немного изменился: больше не избегал меня, разговаривал как нормальный человек, а не как тинэйджер в депрессии. Да и внешне были заметны перемены, оказывается, у него светлые волосы, которые он все время красил в насыщенный черный. Здесь, естественно, делать этого было нельзя, потому корни начали отрастать, а я, заметив это, отловил Томаса в коридоре и удостоверился в своей догадке – блондин.

Были только две вещи, о которых он не хотел говорить: то, как он попал сюда, и то, что творилось с ним, когда он уходил ночами. Самое интересное, как назло.

Как бы там ни было, ночью Томас всегда спал на своем месте, в своей кровати, но уходить стал днем, в свободное время, которое теперь действительно стало свободным. На улицу почти никто не выходил, как раньше: погода показывала характер, часто лил дождь, а когда дождя не было, оставались большие холодные лужи, так что о нормальных прогулках можно было забыть. Меня это не волновало, на тот момент я уже так увлекся литературой, что мало на что обращал внимания. Оказалось, что книги есть еще и у Стива, и у некоторых других ребят, так что занять себя я мог, в отличие от Томаса.

Я сидел на подоконнике, стараясь обойтись без искусственного света как можно дольше, когда дверь отворилась, и зашел он. Это было странным хотя бы потому, что минут десять назад он только ушел, причем в замечательном настроении. Сейчас же – глаза в пол, руки сжаты в кулаки, и как только Томас стянул ботинки и бросил принесенную книгу на кровать, тут же направился в ванную, с грохотом закрыв дверь.

– Томас! – позвал я через пару минут, когда из ванной не донеслось ни единого звука.

Он не отзывался, чертов придурок, заставляя меня нервничать сильнее, так что я в итоге захлопнул книгу, оставив ее там же на подоконнике, и подошел к двери. Заперто, что не удивительно, на этот раз он оказался куда предусмотрительнее. Подергав ручку, я принялся стучать, давая понять своей настойчивостью, что уходить без результата не собираюсь.

– Впусти меня, пожалуйста, – решив сменить тактику, я принялся обращаться к нему максимально ласково, сам не знал, что способен на такое. – Томми, пожалуйста, впусти…

Он ненавидел, когда его называли Томом, но о «Томми» никогда речи не было, потому я рискнул и, кажется, не прогадал – щелчок замка, поддавшаяся напору ручка, и я уже внутри.

Томас сидит на полу рядом с дверью, обхватив колени обеими руками, на штанине у него кровь – ткань светлая, так что видно сразу. Опускаюсь рядом, тяну за рукав, но он только крепче сжимается, молчит, кусая губы и отворачиваясь от меня.

– Томас… – зову тихо, не убирая пальцев с его руки. – Я никому не скажу, ладно?..

Сперва кажется, что ответа я не дождусь, но он все же едва заметно кивает, расслабляется. Снова тяну его за руку, на этот раз он поддается, и я вижу на запястье идеально ровные кровоточащие полосы. Поперечные, частые, словно забор, и явно свежие, оттого и следы на одежде. Все понятно…

– Чем? – зеркал здесь нет, разбивать нечего. Никаких ножей, бритв с открытым лезвием, мало того, даже вилок нет – едим ложками, и это вполне удобно. Разве что ногтями, но от ногтей следы другие, совершенно, я же видел, сколько раз царапал сам себя во время ломки.

– Тебе скажи… – вздохнул он, облизывая губы. – Бумагой.

Я удивленно присвистнул – изобретательно. И правда, я даже не подумал бы про книги, у которых есть довольно твердые листы, вот и учредители, видимо, тоже об этом не думали, не запрещая нам чтение.

– Расскажешь?.. – вот сейчас он меня должен послать, я жду этого и знаю, что не обижусь, но Томас молчит. Он молчит, я жду, не выпуская его руки из своих ладоней, и в конце концов слышу:

– Просто Коди… Помнишь его? – ответа он не ждет, потому я просто киваю головой. – Я к нему пришел… за книгой, ну… – слова даются ему нелегко, но я не тороплю, несмотря на то, что дикий интерес просто распирает изнутри. – А они там с этим… – Томас неопределенно махает рукой. – Суки… Чем я хуже, скажи, Дэн, чем я хуже?!

– Ты не хуже, Томми, не хуже, – не умею успокаивать, но пытаюсь изо всех сил, обнимая его за плечи, потому что он весь дрожит.

– Думаешь? Думаешь, не хуже? – смотрит в глаза, словно утопающий, цепляющийся за соломинку.

– Конечно, я же точно знаю, – улыбка сама собой появляется на лице, кажется, парня начинает отпускать.

– Да, ты знаешь… – соглашается он, цепляясь за меня, тоже пачкая одежду кровью. Из комнаты начинают доноситься какие-то звуки, наверное, кто-то из ребят вернулся. Я уже собираюсь подняться, но Томас не дает, тянет к себе – где у него столько силы? – и довольно грубо прижимается к моим губам, разводит их языком, настойчиво и сильно, я даже не успеваю среагировать. Целует, так же отчаянно и немного зло, кусая, хоть и не до крови.

Я совершенно не понимаю, почему он это делает и как реагировать. Не неприятно, просто необычно – я мало целовался в жизни, и Томас явно в моем небольшом рейтинге среди первых. Даже начинаю отвечать, совсем немного, потому что в себя еще не пришел, но нас прерывает звук открывшейся вовнутрь двери.

– Вот гомики, – Стив, я смотрю на него снизу вверх, готовый в любой момент вскочить и врезать, если понадобится, но он только улыбается, махая рукой. – Да мне пофиг, лижитесь на здоровье, предупреждать только надо.

И выходит, тщательно закрывая за собой дверь. Томас смущен, снова отворачивается, но я даже не думаю что-то ему говорить, просто помогаю подняться, а потом выхожу и сам – слишком уж порастрепались у меня чувства после всего этого.

========== Глава 9 ==========

Устаканившаяся, наконец, погода радовала частым снегопадом и почти полным отсутствием ветра и дождя, что позволяло нам подолгу гулять на улице, используя под это все имеющееся свободное время. Поначалу я не видел толку в этих прогулках, выходил только за компанию, но очень быстро оценил всю прелесть снежного ковра на земле. В тот день нас было особенно много – человек пятнадцать сразу, лекция выдалась слишком утомительная и сложная, хотелось развеяться. Не помню, кто начал первым, но в Томаса, идущего рядом со мной, врезался снежок, следом за ним послышался веселый смех, и второй комок полетел уже в меня.

Я почти увернулся, набрав голыми руками пригоршню снега, запустил его в издевательски посмеивающегося Стива, попал точно в грудь. Не представляю, что потом произошло, но в течении пяти минут снежная война захватила абсолютно всех. Ребята прятались за деревьями, падали в сугробы, снежки летели во все стороны, и продолжалось это добрых полчаса, пока большинство вояк не устало и не начало замерзать.

Покидая поле боя одним из последних, я невольно улыбался и думал, что такого развлечения в моей жизни не было уже очень давно, наверное, с самого детства.

Подобные забавы продолжались изо дня в день, приносили массу удовольствия и даже дали возможность мне со всеми познакомиться – поскольку я от природы не слишком общительный, до сих пор не знал имен и половины товарищей по несчастью. Изменилось и многое другое, к примеру, наши непрекращающиеся лекции из разряда «духовной практики» переросли в практику вообще.

Сперва мы делали оригами. Складывали из белоснежной бумаги бабочек, журавлей и еще какие-то штуки, они у меня очень плохо получались.

Через несколько занятий после оригами настал черед кулинарии. Большинство из нас настороженно взирало на стол с продуктами – овощи, фрукты, зелень, ничего сложного. Что-то типа салата в случае с овощами, и (неоригинально) фруктового салата в случае с фруктами. Удалось это довольно просто, только Стив чуть не отхватил себе ножом полпальца. Залепил порез пластырем и продолжил, ничего особенного.

До перевального момента нашей жизни в центре – половины всего срока – оставались считанные дни, когда нам объявили, что время лечения сократится, а взамен ему нам предстоит выбрать себе занятие по душе и им же потом заниматься. Сказано все это было настолько официально, что я поначалу не мог понять, чего от нас хотят, Томасу даже пришлось разжевывать это в комнате по второму кругу. Терпению его можно позавидовать, другой бы плюнул, махнул рукой и оставил дожидаться завтрашнего дня.

Все это дело происходило в соседнем крыле центра, куда мы раньше не совались, и напоминало больше всего уличный балаган. Весь первый этаж похож на огромный холл, кое-где с колоннами и арками. Везде неизменные вазоны, яркий свет ламп и много, очень много шума.

– Глянь, это там барабаны? – окликнул меня Томас, который с того памятного, но единственного поцелуя постоянно рядом со мной ошивался, будто ища защиты. – Ну точно они, идем, посмотрим!

Суть всей затеи в том, чтобы каждый из нас попробовал себя в каком-то начинании – музыка, рисование и всякое такое. Выбрав что-то, понравившееся больше всего, нам предстояло заниматься этим несколько часов в день… всего-то. Ничего тяжелого, но я вовсе не был уверен, что подберу себе дело по нраву. Да и зачем? Я могу спокойно читать книги, если родители Томаса их привезут, этого вполне достаточно.

– Хочешь попробовать? – закончив дубасить по барабану, спросил Томас, обращая горящий взор к синтезатору, находящемуся тут же.

– Надо все попробовать, – рядом оказалась миловидная девушка с бейджем, одна из многочисленных работников центра. – Берите палочки, – в моих руках оказались две длинные деревяшки, которые я неуверенно сжал пальцами. – Да не бойтесь вы их так. Ударяйте в барабан, но не слишком сильно.

Это даже не барабан, целая установка – отметил я про себя, стукая по одному из инструментов. Звучит, что. Другой тоже звучит, а самый большой – нет, наверное, по нему чем другим надо ударить. Впрочем, увлекательным я это занятие не нашел. Просто так, может, и интересно, но чтобы играть профессионально, надо слишком много ума.

Перепробовал я действительно очень много всего. Просто ходил следом за Томасом, брынькал на гитаре, тыкал в клавиши синтезатора, мазюкал кистью по бумаге, дрожащими руками пытался вылепить из глины лошадь. Ради прикола попробовал писать стих, но дальше двух строчек с ужасающей рифмой не зашел, мысли из головы в этот момент словно испарились.

– Я вернусь на музыку, ага? – примерно в конце зала, когда мы стояли рядом с декоративной клумбой, усеянной цветами, произнес Томас. Ответа не дождался, умчавшись обратно к барабанам и гитаре, не знаю, что ему именно приглянулось.

А я стоял, слушал в пол-уха объяснения насчет разных видов удобрений для цветов и ощущал, насколько мне здесь тяжело. Похоже, в этом огромном зале не было ничего, что хоть немного могло меня заинтересовать. Больше всего времени я провел в небольшом закоулке с книгами, смотрел на них, читал названия, но когда престарелый мужчина сказал, что здесь можно попробовать себя в деле писателя, я убрался – не мое, чувствую же. «Моего» тут вообще не водилось.