Текст книги "Давай попробуем любить (СИ)"

Автор книги: Sofie Montero

Соавторы: Зарина Солнцева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 15

«И такая чистая, по сравнению со мной, от этой детали мне становиться не по себе, и хочется остервенело смывать всю грязь этого мира с собсвенных рук, что бы иметь призрачное право касаться этой атласной кожи.»

Садэр Ориандрэ

Сила.

Ловкость.

Жестокость.

Эти три преимущества, которые нам, шаадам, вбивали в головы с самого детства.

С юных лет каждый мальчишка нашей крови начинал изучать искусства войны. Зачастую не зная ни имени своей матери, ни родственников. А отца, если удача улыбнётся, то один раз в год, когда того отпустят со службы, может быть, навестит в специальных школах своего отпрыска.

Даст воспитательный подзатыльник за то, что сделал, и то, что не сделал. Может быть, даже погладит украдкой по коротко стриженной макушке, как и у всех воспитанников, тайком, чтобы никто не увидел эту слабость сильного воина. Расскажет сыну о великих подвигах и сражениях, о карьере, почестях, которые ждут впереди. И уйдёт, оставляя сопливому мальчишке трофейный кинжал или порцелан.

А бывали и те, к которым вообще никто не приходил. Не потому что не хотели приходить те отцы. А потому что не пускала земля. Тяжёлая, чёрная, под которой были захоронены бравые солдаты. Потому что жизнь шаада – это кровь и сабля, кровь либо своя, либо чужая.

Те дети росли особенно жестокими. Обозленные на весь мир. Впрочем, как и я.

Наша культура… отличалась этим от многих рас. Нас с пеленок приучали ни к чему не привязываться. Есть только родина и цель, приказ и исполнение этого приказа. Враг и товарищ.

Я погряз в крови достаточно рано, даже не помню, было ли мне тогда шестнадцать.

Так или иначе, но и так тяжёлый нрав огрубел до невозможности. И иногда, даже я, рассматривая своих друзей и товарищей, понимал, что терпят они меня, такого «доброго», лишь потому, что с самого начала вместе. Оттого, что не раз из загробного царства возвращались. Друг дружку прикрывали. Потому что притерлись. Привыкли.

Ведь когда стрела торчит меж ребер в паре сантиметров от сердца, совсем не принципиально, кто тебя тащит в госпиталь: гаргуль или оборотень.

Но мои товарищи – они другие.

Они мужчины, которые привыкли к трудностям этой жизни. Каждый по два метра с рубцами от прожитых битв.

Они сильные, никто из них и не пошатнется от моего удара, не вздрогнет от повышенного тона и даже бровью не поведет от холодного взгляда. А Бельяр и вовсе так треснет кулаком по морде, что скалиться будет нечем.

Про Баатара вообще молчу, горгульи всегда мог красочно послать в самые глубокие места и отдаленные маршруты, не стыдясь в объяснениях и метафорах. Они солдаты, пусть кто-то из семьи побогаче, кто-то из бедных.

Кто-то с родителями, а кто-то, как я, без матери и без отца.

Это уже не имело значения для нас.

Но…

…держать в своих руках такое хрупкое тело, как крылышки бабочки, было так удивительно приятно и в то же время страшно до одури причинить ей вред.

Я не привык к подобному, я не привык к таким.

Обычно казарменные девки или подстилки в тавернах были здоровыми бабами, сговорчивые и сами знали, что делать. Их нельзя было засмущать или ранить чувства.

Я и не знал до недавних пор об этих чувствах.

А с другими женщинами у меня разговора и не было.

Свою мать я не знал, да и с другими матерями не знакомился. Не было мне с чем сравнить, сколько себя помню, в специальной школе жил.

Сестёр у шаадов тоже в принципе в природе нет, слишком густая кровь. Да если и рождаются, то отцы не забирают девочек от своих любовниц, только мальчиков.

Девочки не носят нашей крови, не унаследствуют крылья от отцов и другие черты шаадов, зачастую они рождаются в расе своих матерей, с лёгким физическим уклоном в отца.

И дело ведь не только в красоте. За пятнадцать лет службы у самых могущественных правителей нашего мира я прошёл вдоль и поперёк все четыре континента. От Молочного Океана до многогранного царства наагов, разве за все эти годы я не повидал красавиц?

Их было много, и те, которые продавали своё тело, и те, которые в позолоченных дворцах продавали свою гордость. Даже те, кто ради богатства продавали собственную душу.

Нет, не от внешности этой куколки меня так нещадно лихорадит. Хоть и стоит признать, что от этих грозовых глаз душа уходит в пятки.

На самом деле меня влечёт к ней, как мотылька огонь, то, что она прячет от всех. Наверное, простота и нежность, мягко переходящие в решительность и упрямство. Где-то внутри что-то сжималось, стоило подумать о ней в чужих руках.

Кто-то внутри шептал: «Она наша ведьмочка…».

И я верил этому голосу, потому что он не раз спасал из тяжёлых ситуаций.

Но как мне с ней справиться? Ведь Давина открыла мне другую грань женской сущности.

Забота, нежность, аккуратность.

Пожалуй, я не мог сравнивать все эти слова с женщинами до недавнего времени. Я даже не испытывал их к слабому полу.

А сейчас сижу, как дурак, и трепетно обнимаю девчонку в своих руках. Согревая худые плечи и ноги жаром своих ладоней.

А она маленькая.

И такая чистая по сравнению со мной, от этой детали мне становится не по себе, и хочется остервенело смывать всю грязь этого мира с собственных рук, чтобы иметь призрачное право касаться этой атласной кожи.

Давина.

Давина Фиалковски.

Моя маленькая куколка Дави.

Бельяр был прав, когда так назвал эту маленькую ведьмочку. Был в ней кукольный шарм, который делал девчонку нереальной.

Большие серые глаза с сиреневым отливом, как дымка утреннего тумана, который стремительно чернел, стоило девчонке разгневаться. Белая атласная кожа и эфимерная хрупкость, как и густые тёмные локоны, слегка закрученные в кудри. Манящие губы, тронутые лёгким оттенком розовых лепестков роз.

Такой была моя куколка.

Её тихое сопение щекотало мою шею, заставляя страсть бежать по венам, будто вода в гейзерах. Ощущать голой кожей её тяжёлую мягкую грудь через тонкий материал моей рубахи было самой жестокой пыткой.

Чувствовать, но не иметь возможности касаться. Держаться зубами за собственное самообладание, лишь бы не спугнуть это маленькое сердечко, что мирно билось в её грудной клетке, отдаваясь вибрацией по моему телу.

Тяжело вздохнув, я откинулся головой назад, прижимаясь спиной к валуну, мои крылья по-прежнему скрывали нас от лишних глаз, сохраняя девчонку в мягком, тёплом и уютном коконе из перьев и живой плоти.

Здесь было темно, ведь крылья так плотно смыкались вокруг нас, оставляя лишь крохотные надрезы над моими плечами и вверху, где соприкасались наросты в форме когтя, оставляя прорези для воздуха, чтобы не задохнуться, но для меня данная темнота не была помехой, я и так чувствовал её чуть ли не нервными окончаниями, так тонко она вошла под кожу.

Прикрыв глаза, я попытался уснуть, аккуратно отпуская руки вдоль её тела, чтобы не искушать себя всякий раз, но разве это возможно? Когда её стан будоражит самые далёкие и порочные мысли, толкая осуществлять горячие сны, которые мучают мою бедную голову уже не первую ночь.

Куколка же спала крепко, уставшая насыщенным днём, полным приключениями и работой. А ведьмочка, как успел заметить сегодня и Эктар, не ленилась и почти каждую минуту пропадала по полям в поисках причины пагубного состояния урожая Изумрудной Долины. Правда, пока что находила она себе лишь приключения на округлую задницу.

Чёрт возьми, ну вот надо было вспомнить про эту мягкую часть её тела?!

Руки сами потянулись к мягким изгибам пониже спины, без проблем находя в темноте, как будто делали так тысячу раз, аккуратно приласкали, ощущая мягкую плоть сквозь слой ткани, и ещё крепче прижали к себе. Разве смогла бы на моём месте даже каменная скульптура уснуть?

Сомневаюсь.

В дальнейшем мои руки больше не слушали меня, а слушали мои самые потаенные желания.

Дави слегка заворчалась во сне, беспокойно ёрзая на мне в попытках найти более удобную позу, спокойно позволив ей это сделать, тем временем ощущая, как капельки пота от напряжения стекают по лбу, я дождался, когда девчонка обопрётся обо меня одним лишь плечиком и правым боком и обнимет второй рукой моё плечо, тихонько засопит дальше, щекоча мою голую грудь влажными от дождя волосами, пусть и собранными на макушке.

Пальцы погладили ещё раз округлые бёдра и медленно поднялись вверх к тонким изгибам талии. Следы недоедания хорошо отображались на её талии. Она не была прям скелетом, и всё-таки я знал, что ей не помешало набрать парочку килограммов.

Наверное, в это мгновение даже стало стыдно за острое замечание по поводу её аппетита в гостях у пожилой пары.

Будто извиняясь, я погладил большим пальцем выпирающую тазовую косточку и поднялся вверх, беглым прикосновением пересчитывая ребра девушки. И запоминая на ощупь каждый кусочек этого тела.

Вернулся к синяку на животе и опять легонько погладил, снова прося мысленно прощения за этот урон. Кто же мог подумать, что ловкий боец Садэр Ориандрэ, прозванный Ягуаром за предусмотрительность и холодный рассудок, так оплошает с этой куколкой?

Достав левую руку из-под рубахи, я аккуратно надавил девочке на левое плечо, чтобы она легла спиной на мою грудь для её и моего удобства. Немного похныкав себе под нос от недовольства, она всё-таки приняла нужную позу, по-прежнему положив голову мне на предплечье.

Но она опять завозилась, и вдруг я понял, что всё дело в волосах. Протянув пальцы, я не стал заморачиваться с узлами, удлинил ноготь на безымянном пальце и просто разрезал шнурок, мокрые кудри змеёй сползли мне на грудь, холодя кожу и приводя тем самым мои мозги на место.

Ничего, обсохнут, а мне не так уж и неприятно. Чтобы и дальше не искушать себя и тревожить Дави, я сунул одну руку под рубаху, согревая кончиками пальцев синяк, а вторую так же мягко отпустил на левую грудь, ощущая её приятную тяжесть и нежность.

Прикрыв глаза, я умиротворенно вздохнул, тяжесть дня накатывала и на меня, да, я тоже был на ногах с первыми лучами солнца. Искали следы разбойников.

При страстных «пытках» в постели с Баатаром местная подавальщица обмолвилась про то, что к югу от Каменки есть заброшенная шахта из-под минералов, говорят, в последнее время там кто-то шастал.

С одной стороны, идеальное место для схрона разбойничьей швали, так мы подумали, и Эктар отправил нас втроём проверить. На деле же это местные мальчуганы устроили себе войнушку на старых развалинах шахты.

Мы им как следует подзатыльников понадавали и за шкирку отправили домой, не успели дойти до Сентры, как напоролись на обеспокоенного Бельяра.

Давина опять пропала, на этот раз её никто не видел, но хозяин таверны, где мы остановились, вспомнил, что о юной практикантке спрашивали сыновья одного фермера, это было единственной ниточкой, и медведь поскакал к ним.

Опасаясь, что девчонка опять могла вляпаться в неприятности. Не знаю, в какой момент я осознал умом, что мой жеребец под моей рукой скачет за Бельяром.

Слава богам, нашлась целой и невредимой.

Довольно вздохнув от этой мысли, я сильнее сжал её в своих руках. Сказать, что буду аккуратным, то сказал, и то, что сама ляжет в мою постель, да только как сдержаться и не касаться этого тела?

И при этом не спугнуть, и стать для нее ближе всех мужчин?

Вот в чем вопрос…

Глава 16

«В жизнь все до безобразие просто, есть мужчина и есть женщина и если этих двух тянет друг к другу, не вижу причины почему им не быть вместе.»

Бельяр из Рода Бурых Медведей

Я бессовестно сидела у камина в таверне и усиленно делала вид, что чертила карту местности, хотя мои мысли были далеко от географии и уроков картографии, что нам преподавали в академии.

Жар опалил щёки, стоило вспомнить события нескольких дней ранее. Пожалуй, так близко с мужчиной я не была ни разу за свои совсем не юные годы.

Так бесстыдно черпать тепло его тела, спрятавшись за широкие мягкие крылья от бушующей грозы, и где-то внутри я была готова признаться самой себе, что в руках Садэра я позволила себе слабость – забыть и о душевных терзаниях.

В одной мужской рубахе и чулках! О боги, и как я не сгорела со стыда, не знаю.

Ведь ночью, засыпая в коконе его крыльев и колыбели крепких рук, почему-то я позабыла и о приличиях, и о собственных принципах, всего-то хотелось сухого, теплого укрытия от холодного дождя и спокойного сна.

Не знаю, что послужило в ту ночь моему крепкому сну. То ли непогода, то ли крепкие руки, то ли истощённый организм просто впал в спячку, как сурок на зиму.

В любом случае спала я на редкость крепко и даже спокойно.

А вот наутро, проснувшись, не знала, то ли пинаться и ругаться, то ли аккуратно убрать лапы шаада со своей груди и живота и убраться подальше от него, делая вид, что ничего не заметила.

Пока я решала, Садэр проснулся и всё решил сам. Впрочем, как всегда.

Сместил руку чуть ниже на мой живот и аккуратно развернул боком к себе, прижимая к крепкой груди, чуть хриплым голосом приказывая:

– Поспи ещё немного, время раннее.

И я спала. Так сладко спала, что впору было самой удивляться от такого интуитивного доверия к этому мужчине и в нежданных переменах в самой себе.

Совсем же недавно клялась, что его полюбовницей не стану, что не лягу под какого-либо, кроме своего мужа, а тут…

И главное, вроде ничего такого не делает.

Не тискает при всех, не лезет целоваться. Не приказывает и не смеет говорить мне какие-то похабные шуточки или намеки.

Но все, чёрт возьми, уже сделали выводы, что я его собственность. От этого хотелось побиться головой об стену.

Мужская солидарность, чтоб её!

И главное, ведь не могу его ни в чём упрекать!

Что мне сказать на эти мимолетные касания тонких пальцев к моим волосам, талии, рукам?..

Куда не пойду, он рядом, «совсем случайно». Но я-то понимаю, что это не так, ведь даже в просторном зале на расстоянии я ощущала затылком его пронзительный взгляд синих глаз из-под ресниц.

А потом, как мне противиться ему, когда шаад каждый раз, стоит мне усесться за стол, наполняет мою дошечку до верха едой с коротким и властным:

– Ешь.

Кто платит за все эти кушанья, я не хотела думать. Главное, что меня не трогают. Хотя вроде староста Сентры, когда заселял меня в этот постоялый двор, говорил, что распорядился насчёт еды для меня.

Но сдается мне, кормят меня каждый день мясом далеко не по настоянию того пожилого наага.

Теперь я ещё сильнее прониклась пониманием к Алисии. День ото дня приходилось всё сложнее.

Мозги превратились в кисель от всех этих взглядов и случайных касаний мужчины.

Его забота, сила и внимание подкупали получше любых подарков. Сестра в своё время в такую же ловушку попала.

Тот аристократ, чтоб его чесотка жить мешала, был до одури обходительным с сестрой. Дарил подарки, защищал от других, показывал ей самые прекрасные места столицы. Кто бы не растаял в такой сказке? Особенно девчонка без рода и племени, которая всю жизнь опекала младших сестёр и ничего кроме ужасов войны не видела.

Алисия влюбилась в него, и сейчас мне стыдно за то, что я её осуждала в прошлом. Слава богам, хоть хватило ума не сказать ей всё это вслух.

Но вскоре обман наага разбился, как хрустальная статуэтка.

Наверное, судьба так издевается надо мной, заставляя пройти через то, что прошёл близкий мне человек.

И если быть частной с самой собой, не будь я осведомлена о том, как закончились отношения моей сестры с мужчиной из другой расы, то быть может и растаяла под этими синими глазами.

Но каждый раз, когда я ловлю себя на мысли, что опять думаю о нем, грустно вздыхаю. И молюсь про себя, чтобы отстал от меня и нашёл себе другую игрушку на ночь.

От этого так вдруг больно становится на сердце. Потому что действительно нравится.

Так въелся под кожу, что невольно всякий раз ищу его взглядом, стоит услышать хриплый голос, пропитанный холодом самых высоких гор.

Потому что не могу уже согреться одним одеялом, а так хочется ещё хотя бы один разочек почувствовать мягкие перья на своей коже.

Я схожу с ума, раз думаю о мужчине, честное слово.

– Ты уже дырку карандашом сделала в этой несчастной карте.

Приятный бас Бельяра звучит совсем рядом, и я испуганно подпрыгиваю на стуле, отводя руки от куска бумаги, как от огня.

– Что? Ааа… – растерянно чешу я затылок и виновато улыбаюсь, разворачивая карту так, чтобы прикрыть дырку локтем.

Медведь же присел за стул рядом. Сегодня в малом зале посетителей почти не было. За окном светило яркое солнце, и горожане, как и простые крестьяне, гнули спину либо в лавках, либо в поле.

Мне же велели без сопровождения носа из таверны не высовывать, и при этом припечатали свои слова таким выразительным взглядом, что спорить резко перехотелось.

– Ну чего грустишь, куколка?

Рыжий подпер щеку рукой и неспешно потянулся другой к плетеной корзинке с орехами на середине стола, но вот беда, взгляд его глаз не рассматривал меня почти не моргая.

С чего ты взял, я вовсе и не грущу.

Пожала я плечами, пряча глаза под сению волос, делая занятой вид. Но Бельяр не был бы Бельяром, если бы не сказал всё, что думает.

– Ну да, ну да… – фыркнул он, хрустя орешками. – То-то я не вижу, одна горделивая ведьмочка тяжко вздыхает в одном углу, а другой упрямый балбес упрямо фырчит в другом.

– Я не гордая. – тут же возмутилась я, отбрасывая и карту, и карандаши, вскакивая на ноги. Но тут же присела обратно, стыдясь своей реакции. Как ребёнок, не иначе. – Просто я осторожная.

Попыталась оправдаться, на что рыжий медведь лишь ядовито заметил:

– Да что ты говоришь? Ты и осторожность! Я тебя умоляю, девочка, ты за две недели умудрилась трижды потеряться, ногу покалечить, под дождём промокнуть и вывести пару раз Садэра из себя.

От всего перечисленного я натурально начала гореть от смущения. Я и не знала, что достала им столько неприятностей.

– Послушай, куколка, ты вроде девочка умная. Ну разве ты слепая и не видишь, как он вокруг тебя круги наматывает? Ну на кой чёрт мучить и себя, и его?

Сокрушительно покачал головой мужчина, своим жестом демонстративно показывая, что он не лучшего мнения о моих умственных способностях.

Стало обидно.

Я тут и так внутри себя истерзаю, а он так напирает и чуть ли не дурой обзывает.

– Тебе легко говорить, Бельяр, ты же мужчина и в придаток оборотень. – обида так и звенела в моём голосе. – У тебя, наверное, таких дурочек, как я, во всех городах по одной.

– А вот тут, ведьмочка, прикуси язычок. – нахмурил густые рыжие брови медведь, и орех в его кулаке жалобно пискнул, превращаясь в горсть муки. – Я пусть и монахом не был, но никому лапшу на уши не вешал. А Садэр к тебе не на одну ночь напрашивается…

– А на сколько? – вскипела я, бросая на мужчину злобный взгляд. – Две, пять, десять? Все равно поматросит и бросит. Не ровня я ему! Понимаешь ты это или нет?!

– Нет, не понимаю! – прогремел густой бас оборотня. – Не ври себе, девочка! Хотел бы для забавы только тело, давно бы под ним лежала и не пикнула даже. Или ты думаешь, мы все насильники? Так нет, ему душу твою подавай, потому что тебя всю хочет. А ты ерепенишься. Скажи, чего желаешь, и он сделает. Не мучай так!

– Как же у тебя все легко и просто, Бельяр! – покачала я головой, чувствуя горечь на языке. Выходит, в их глазах я ещё и стерва, что цену себе набивает.

– Это ты ошибаешься, Давина, – вздохнул медведь, нервно стряхивая ореховую пыль с рук. – В жизни все до безобразия просто, есть мужчина и есть женщина, и если этих двух тянет друг к другу, не вижу причины, почему им не быть вместе.

Его слова ещё сильнее запутали меня. А следующее, что услышала я, и вовсе выбили почву из-под ног:

– Впрочем, ты ещё молода и неопытна. Надумала себе небылицы и теперь свято в них веришь.

Продолжать разговор смысла не было, пока внутри все кипело от обиды. Недосказанные слова горчили на языке, а горло сдавило от недостаточи кислорода.

Пропасть, над которой я карабкалась по тонкой верёвке своего самообладания, всё сильнее тянула меня к себе. И, кажется, из этой практики невредимой мне домой не вернуться.

Душевно уж точно.

Встав со стола, я скомкала нервно карту и, не сказав ни слова, развернулась, чтобы убежать в свою комнату. Но, как по закону подлости, тут же в кого-то врезалась.

Знакомый запах ледяных гор защекотал ноздри. Это был Садэр.

– Дави, что случилось, я слышал твой повышенный голос.

– Ничего. – буркнула, пытаясь обойти мужчину, чтобы убежать по-быстрее из их компаний. Как и ожидалось, никто мне этого не позволил сделать.

Ловкие, крепкие руки вмиг, словно змеи, обняли мою талию, крепко прижали к мужскому телу.

Кажется, с утра они ходили на место преступления. На местных жителей напали шайка разбойников, были жертвы. Я слышала случайно, как кухарка сплетничала об этом с подавальщицей.

Так или иначе, ему сейчас «недо меня».

– Я же сказала, всё хорошо. Отпусти.

Уперлась я руками в широкую грудь, но добилась лишь того, что Садэру надоело изображать статую, и, не обращая ни капли внимания на мои манипуляции, мужчина придержал меня за талию одной рукой, а второй ловко схватил за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Давина, что он тебе сказал?

Чуть ли не по слогам проговорил, с такой тихой интонацией тотального контроля и где-то закованного в него гнева, что даже мне стало не по себе.

Сглотнув, я попыталась отвести глаза от синих омутов, в которых тонула, но пальцы на подбородке сжались сильнее, причиняя почти что боль.

– Садэр… мне больно.

Вздохнула я приоткрытыми губами, не скрывая боль в голосе, что причиняли его пальцы, запрокинув мне голову вверх и сжимая челюсть.

Секунду он рассматривал меня с тем холодом и гневом, а потом резко отпустил, я тут же отпустила голову и с трудом удержалась от желания погладить челюсть и смягчить пульсирующую боль.

Будто прочитав мои мысли, мужчина очень аккуратно пригласил кончиками пальцев покраснения на моём подбородке, которые оставили его пальцы ранее. Это прикосновения напоминало касания пера. Точно такого же мягкого, как и перья на его крыльях. Те самые, которые уберегли меня от холода и грозы в ту ночь в пещере.

В разрез своим действиям ранее мужчина ослабил хватку и попытался меня коснуться более мягко, но я, действуя больше инстинктивно, чем разумно, воспользовалась шансом и выскользнула из крепких рук. Трусливо унося ноги по деревянным половицам в свою комнату, я услышала позади только насмешку медведя.

– Как малые дети.

А потом глухой удар, но он утонул в противном скрежете двери моей комнаты, которую я тут же закрыла на ключ, не вынимая оного из замочной скважины. Опустившись на пол спиной к двери, я подобрала под себя ноги и прижалась ухом к двери, пытаясь различить сквозь громкий стук моего сердца гневные шаги шаада, подходящие к двери.

Но ничего не было слышно, в ушах по-прежнему стучало лишь моё сердце.

Лёгкий ветерок пришёлся по комнате из распахнутого окна, я дёрнулась. Почему я с утра окно не закрывала?

Точно, хотела проверить жилое помещение.

Не обратив должного внимания на распахнутое окно, я по-прежнему вздрагивала от каждого шороха за дверью, видимо поэтому знакомый мужской голос совсем близко от меня так шокировал.

– Почему же ты убежала, девочка моя?

Сердце пропустило удар, потом ещё один. Медленно разворачиваясь, я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Передо мной на корточках сидел Садэр. Он рассматривал меня на этот раз не так холодно и пристально. Наоборот. На дне этого синего пламени теплилась забота и грусть.

Протянув руку, он аккуратно провёл ладонью по макушке и пригладил волосы.

– Мне страшно.

Сказала как есть, смаргивая слезинки с уголка глаз. Я так устала от всего этого. От внутренней борьбы, от его образа в снах.

– Чего ты боишься, Дави?

Тонкие пальцы скользнули по щекам, очертив скулы и стирая большим пальцем влагу на ресницах.

Этот вопрос прозвучал так искренне, что мою плотину прорвало:

– Что ты сделаешь мне больно.

В недоумение его брови поднялись на лбу, а потом мужчина и вовсе нахмурился.

– Почему ты думаешь, что я тебя обижу, куколка?

– Потому что ты шаад, а я человек. Ты воин с почестями и социальным статусом, а я адептка с кучей проблем. Такие, как ты, связываются с такими, как я, только в одном случае. А я любовницей не хочу быть, Садэр. Не хочу.

По щекам потекли горькие слезинки, было так обидно на судьбу. Потому что этот мужчина действительно нравился, от этого становилось ещё хуже на душе.

– Хватит плакать, Давина.

Тяжко вздохнул мужчина и протянул ко мне руки, без труда он сам сел на пол и переместил меня на свои колени, мягко поглаживая по спине.

– Слышишь меня, куколка? Не надо думать только о плохом, иначе твоё юное сердце очерствеет. А в нашей с тобой паре сволочь, уж извини, но я.

– Паре?

Мой собственный голос звучал хрипло и очень тихо.

– Ведьма, разве ты не слышала о шаадах? – с усмешкой поинтересовался он у меня. – Мы либо побеждаем, либо умираем. Третьего не дано.