Текст книги "Покажи мне свой мир (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Как с Полом?

– Да.

– Как он умер?

– Я знаю, что ты носишь ребёнка, тебе не стоит сейчас об этом слушать, ладно? Просто погиб – и всё, тебе этого знания достаточно. Его кремируют сегодня же, нечего с этим тянуть. Вернёмся к Глэйду: когда он очнётся, мы переведём его в палату. Мы ещё будем давать им снотворное, чтобы большую часть суток они спали. Вот когда ему станет получше, и он сможет проводить какое-то время в сознательном состоянии, приходи к нему почаще. А сейчас, если ты хочешь кому-то помочь и оказать моральную поддержку, будь с Дэнни. Вот уж кому и правда сейчас ни до чего будет.

– Хорошо. Но всё равно хоть раз-то в день можно мне приходить? Хоть ненадолго?

– Я вообще тебе не запрещаю, приходи, конечно. Только Глэйду от этого никакой пользы. А вот Дэнни очень нужна помощь. Он, кстати, ничего ещё не знает, за ним только что пошёл Майки. А Мэган сейчас прибежит к Роджеру – он ведь, как-никак, муж его брата. Самый близкий омега, получается. Ты бы лучше пока ушёл, тут сейчас такая сцена будет, тебе лучше не смотреть и не слушать.

– Нет, я останусь. Я чувствую себя виноватым перед Дэнни за то, что мой муж выжил, а его – нет. Я должен быть здесь, когда он всё узнает.

Я был слишком взволнован, напуган и потрясён горем, чтобы заметить то, что назвал Глэйда мужем. Меня отвели в комнату, где находилось тело Пола, и мы остались там – ждать Дэнни. В коридоре послышались шаги, и в дверном проёме показался Майки, поддерживающий бледного, дрожащего Дэнни. Его, как и меня, выдернули из постели посреди ночи, и его светлые волосы были спутаны, на нём была свободная футболка и мягкие спальные штаны. Он уже знал, что произошло, но ещё не осознавал. Когда он увидит тело, его с головой накроет ужас, боль и одиночество. Мы должны быть рядом.

За ними в проходе маячил не менее взволнованный и напуганный Мэган. Дэнни медленно подошёл к столу, на котором под белой тканью лежало тело его мужа. Майки не отходил от него ни на шаг, а Мэган подошёл ко мне и, повернув к себе лицом, прижал мою голову к своему плечу.

– Не смотри, не надо.

Я обнял его за талию и прижался к нему, как ребёнок, просящий защиты у взрослого. Послышался шорох ткани – хирург откинул простыню, чтобы открыть лицо Пола. Несколько секунд в комнате стояла жуткая звенящая тишина, потом послышался всхлип и стон, а потом комнату заполнили глухие, судорожные рыдания.

Я так и стоял, прижимаясь к Мэгану, а тот осторожно поглаживал меня по спине. Дэнни плакал долго, надрывно, захлёбываясь рыданиями. Все молчали. Наконец я почувствовал в себе силы повернуться и посмотреть. Дэнни стоял к нам спиной, наклонившись и положив голову на грудь, закрытую белой тканью, сжимая её пальцами. Майки стоял рядом, не решаясь дотронуться до него, хирург молча смотрел в пол. Я посмотрел на Мэгана – его глаза были влажными от слёз. По моим щекам тоже покатились слёзы, и только сейчас я осознал, что будь на месте Пола Глэйд, я бы точно так же горько рыдал над его телом. На меня будто снизошло озарение – я ощутил всю глубину и силу своих чувств к нему. Долго я отказывался поверить, что могу испытывать что-то к Глэйду, но, взглянув на чужое горе, я остро почувствовал всё, что накопилось в моей душе.

Дэнни же тем временем затих, всё так же лежа головой на груди мужа. Он тяжело дышал, и продолжал отчаянно сжимать белую ткань, будто надеясь, что это поможет вернуть Пола к жизни. Майки, всё это время стоявший рядом, бережно обнял его за плечи и отстранил от безразличного ко всему тела. Они медленно направились к выходу из комнаты, у Дэнни дрожали пальцы, а ноги подкашивались, и в какой-то момент он начал обмякать в руках Майки. Единственный альфа в комнате моментально оказался рядом, поднял потерявшего сознание омегу и быстрым шагом вышел в коридор.

Мы с Майком и Мэганом переглянулись, и мутант осторожно накрыл лицо покойника белой тканью. Мы вышли подавленные и молчаливые, заглянули в операционную, надеясь найти Дэнни именно там. Да, он сидел на стуле в уголке, уже пришедший в себя. Его всё ещё трясло, бледные губы были сжаты в тонкую полосу, а пальцы нервно сжимали подол футболки. Майки с Мэганом помогли ему встать, обняли с двух сторон, кивнули мне, чтобы я шёл за ними, и вышли из операционной.

– Одну минутку, я догоню.

Я быстро подошёл к Глэйду, всё так же спокойно спавшему, и осторожно, несмело дотронулся губами до его плотно сжатых губ.

– Отдыхай. У нас всё будет хорошо.

Я догнал ребят безо всякого труда, потому что они подстраивались под медленный шаг Дэнни. Мы отвели его в квартиру Майки, потому что ему нельзя сейчас было быть одному. Мэган отправился спать в квартиру Дэнни, потому что детей тоже нельзя было оставить. Джер был выпровожен на диван в гостиной, потому что гостя уложили в спальне. Меня Майки выставил, потому что я беременный и мне нужно больше спать и меньше волноваться, но я сказал, что мне страшно спать одному, и остался в квартире Майки. Мы прекрасно уместились втроём на широкой кровати, Дэнни положили посередине. Ему вкололи сильное успокоительное, и он должен был вскоре заснуть. Говорить не было никакого желания, и мы некоторое время пролежали в полной тишине, а потом заснули. Сумбурная, беспорядочная и страшная для многих из нас ночь скоро должна была закончиться.

Утро тоже не добавило радости. Мы проспали до полудня, проснулись хмурые и с гудящими головами, а на Дэнни вообще было жутко глядеть – его светлые волосы спутались, глаза покраснели от слёз, а кожа цветом напоминала скорее простынь. Позавтракав в абсолютной тишине, мы спустились на больничный ярус – для кремации Пола ждали только нас.

Дэнни позволили подойти к мужу ещё раз, но прикасаться уже не дали. Все мутанты были в респираторах, а Мэган, пришедший почти одновременно с нами, зайдя в помещение, хрипло вдохнул воздух и закрыл рот и нос ладонью – видимо, мутанты острее чувствовали запах разложения, чем мы. Омеге тоже дали респиратор, и он, как и ночью, встал позади меня, положив обе ладони мне на плечи. Дэнни несколько минут смотрел на бледное безучастное лицо, а я подумал, что они ведь разговаривали ещё вчера, до этой сумасбродной вылазки. Ещё вчера Пол шутил с ним, говорил о каких-то мелочах и глупостях, уверял, что всё будет хорошо, что объявление тревоги – только формальность и все в безопасности. Одним словом, он делал и говорил то же самое, что Глэйд мне. И я сейчас тоже пойду смотреть на бледное лицо своего мужа, безразличное к происходящему вокруг. Только вот пройдёт несколько дней, и его глаза, начисто лишённые ресниц, приоткроются, он улыбнётся мне слабо, попытается оправдаться хриплым голосом за свой совершенно безмозглый поступок. Потому что он живой. А вот Дэнни в последний раз видит лицо человека, которого любит.

Я не видел его лица, но на каком-то подсознательном уровне я знал, что он тихо плачет, как и я. Я не выдержал этой беззвучной драмы, подошёл к нему сзади и крепко обнял за талию, прижимаясь мокрой щекой к его лопатке. Он накрыл ледяными ладонями мои руки.

– Всё ребята, начинаем, – послышался искажённый респиратором голос альфы.

Панель, на которой лежал Пол, медленно въехала в специальную камеру из огнеупорного сплава, закрылась створка, и один из альф нажал кнопку, после чего послышался приглушённый шум огня, вырывающегося из горелок. Дэнни, более-менее державшийся, сорвался, когда створка захлопнулась и навсегда отделила его от мужа. Он отцепил мои руки и рухнул на колени, давая волю рыданиям. Никто не посмел остановить его и попытаться утешить. Каждый из присутствующих знал только понаслышке, что это такое – потерять истинную пару. Несколько минут спустя один из мутантов подошёл к омеге, положил руку ему на плечо и тихо проговорил:

– Тебе лучше уйти, ладно? Его прах мы принесём сами, не стоит тебе на это смотреть.

Мэган спохватился, а точнее, расслышал тихие слова самый первый, подошёл к Дэнни, осторожно поднял его за плечи и повёл в сторону выхода. Чтобы не уходить далеко, мы решили подождать в операционной, где всё ещё лежали неподвижные выжившие.

Все сели на стулья в уголке помещения, Майки крепко держал Дэнни за руку, а я подошёл к Глэйду. Капельницу ему переставили в другую руку, потому что раствор давался бесперебойно, и на бледной коже уже расползлось чёрно-фиолетовое пятно. Повинуясь какому-то инстинктивному желанию, я склонился к его руке и поцеловал синяк, потом ласково погладил пальцами. Несколько минут я простоял рядом с ним, поглаживая холодную руку, с улыбкой глядя на его, вообще-то, достаточно безмятежное выражение лица.

– Я ещё приду к тебе сегодня, хоть ты этого даже не осознаешь. Отдыхай.

Вернувшись к друзьям, я был потрясён видом Дэнни. На его лице запечатлелось абсолютное безразличие ко всему. Он был пугающе спокоен и молчалив, и это говорило только о том, что он перешёл к следующей стадии – оцепенение физическое и эмоциональное. Это защитная реакция, кажется. Он сидел неподвижно, глядя в одну точку где-то на полу, совершенно не реагируя на слова и прикосновения.

– Что это с ним? – прошептал я, глядя на Мэгана.

– Он успокоился, и теперь его кинуло в другую крайность. Это пройдёт, не переживай.

Я сел рядом с Майки, и в комнате воцарилось тяжёлое молчание. Мы ждали долго, наверное, около часа. Нас специально выставили раньше, чтобы Дэнни поскорее успокоился. Под конец часа мы начали реагировать на любой самый тихий и неприметный звук, ожидая шагов со стороны «крематория». Каково же было наше удивление, когда в комнате раздался тихий страдальческий стон. Мы подскочили, причём Дэнни тоже, и кинулись искать источник звука.

Стонал здоровенный альфа, которого Майки назвал Эшби. Ну, логично, этот гигант и должен бы очнуться первым. Ему и раны перенести легче, и наркоз на него влияет слабее. Мэган умчался в смежное помещение звать врача, а мы окружили альфу, пальцы которого медленно зашевелились и сжали накрывающую его простыню. Через несколько мгновений Мэган уже нёсся обратно в сопровождении врача. Тот держал в руках новую баночку для капельницы, которую торопливо повесил на штатив. Сменив баночки, он пояснил:

– Здесь только обезболивающее и физ. раствор, без снотворного. Пусть просыпается, ему давно пора.

Он похлопал Эшби по щекам, достал из кармана фонарик и, оттянув приходящему в себя альфе веки, посветил ему в глаза.

– Давай, просыпайся, друг. Просыпайся-просыпайся. Ты в больнице. Ну же, очнись.

Постепенно Эшби сумел открыть глаза и сфокусировал взгляд на враче. С трудом приоткрыв рот, он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только сухой хрип. Доктор смочил ему губы мокрой тканью, и ему, кажется, стало легче. Дождавшись подмоги, врач вывез каталку в коридор и повёз её к палатам.

Дэнни вернулся в операционную и снова сел на стул, мы с Мэганом тоже остались, а Майки последовал за врачами, чтобы помочь в случае чего. Дэнни снова впал в анабиоз, да и мы сидели молча и неподвижно. Когда, наконец-то, принесли небольшой металлический сосуд с прахом, его взял Мэган, и мы, выйдя из операционной, отправились к палате – искать Майки. Тот, однако, попросил его не ждать, потому что Эшби нужна была сиделка. Ну и кто подходил на эту роль лучше, чем «сестра милосердия»? Никто.

Поднявшись на свой ярус, мы решили пойти в квартиру Дэнни – дети, вероятно, были напуганы и растеряны тем, что проснулись и увидели Мэгана, а не своих родителей. Им было шесть и восемь лет. Я видел их впервые – никогда до этой ночи не общался с Дэнни настолько тесно, чтобы приходить к нему в гости. Дети сидели в гостиной перед большой плазменной панелью и смотрели мультики. Они слегка смутились, когда в квартиру вошло трое взрослых, поздоровались, выключили мультик и притихли. Мы прошли в комнату, усадили Дэнни на диван, и его сыновья сразу же поняли, что что-то не так, только взглянув на его лицо.

– Мальчики, вам сейчас лучше идти к себе, ладно? – Мэган улыбнулся им. Дети покорно поднялись и ушли, озадаченно переглядываясь.

***

Здешние устои не подразумевали никаких обрядов, связанных с погребением. Возможно, это следствие того, что здешние мутанты произошли не непосредственно от человека, а от той уродливой ветви, которую сами же в итоге истребили. Мутантам из Буффало не было известно, что такое скорбь, поэтому никаких обрядов они не проводили. Те мутанты, среди которых я живу вот уже три месяца, прекрасно знают, что такое горечь утраты, но они отрицают религию, потому что они – дети разума и технологий, они смотрят на мир научным взглядом, именно поэтому они не соблюдают древних порядков погребения. Во-первых, они сожгли тело Пола, чего в Шеридане не сделали бы никогда. Во-вторых, до погребения нужно ждать три дня, а мы не прождали и нескольких часов.

Хотя, конечно, и в Шеридане три дня выдерживались не всегда, особенно в жаркие летние месяцы – по вполне понятным причинам. Потом, после похорон обязательно должно быть застолье, на которое собирают всех родственников и друзей, чтобы вспомнить усопшего, поговорить о нём, почтить его память. Здесь, как я понял, никаких поминок ждать не приходится. А ведь они предназначены даже не столько для того, чтобы вспомнить и посидеть всем вместе за столом. Поминки готовят самые близкие родственники, и это способ отвлечься от тяжёлых мыслей. Вся эта суета, окружающая проводы ушедшего, призвана облегчить боль тем, кто его любил.

И вот сейчас я столкнулся с тем, что мы явились в квартиру, а что нам делать, не имеем никакого понятия. Сейчас никому нет дела до разговоров, фильмов или книг. Спать мы уже не сможем, и, вроде бы, надо чем-то заняться, но нет ни сил, ни желания. Чтобы занять бедного Дэнни хоть чем-то, мы отправили его в душ, смыть с себя негатив, так сказать, а я, во избежание всяких там необдуманных поступков вроде попытки утопиться, сидел в ванной на полу и караулил.

В итоге, когда он нарисовался, открыв дверь кабинки и выпуская наружу клубы пара, я закутал его в большое полотенце, голову ему вытер полотенцем поменьше, чтобы он не простыл, и мы усадили его на диван – отпаивать чаем. Он всё ещё пребывал в какой-то прострации, и мы с Мэганом приготовили (точнее, заказали) завтрак, поели сами, накормили Дэнни и его детей.

Поев, мы с ним отошли в сторонку и пошушукались на тот предмет, стоит ли говорить детям правду. Я был уверен, что это плохая идея, а вот Мэган считал, что лучше сказать сейчас, чем кормить их глупыми надеждами и пудрить им мозги. Конечно, в первую очередь об этом спросить нужно было Дэнни, но он был в слишком плохом состоянии. В итоге мы решили, что подождём, пока отец мальчиков более-менее придёт в себя, а уж тогда это решать ему.

Через час появился Майки, который сбился с ног, не зная, к кому в квартиру мы пошли. Он оказался более деятельным, чем мы, быстро занял детей какой-то тихой, но интересной и долгой настольной игрой, причём оставил их в одной с нами комнате, тихо ласково поговорил с Дэнни, а нас с Мэганом отправил восвояси, заявив, что всем скопом мы тут ни к чему.

Мэган отправился домой, чтобы проведать своего малыша, с которым оставался муж, а я снова спустился в больницу – больше мне идти было некуда. Сидеть дома в одиночестве не было никакого желания, а так я хоть буду среди людей.

Трое оставшихся всё ещё были в операционной – пока они не очнулись, им в любой момент могла понадобиться помощь. Среди всего отряда, то есть, из пяти человек, считая Пола, я знал только Глэйда и Роджера. Остальных я видел в первый раз. В операционной оставался только один мутант, которого я не успел разглядеть. Я подошёл к нему, ласково погладил по руке, потому что мне стало его жалко.

Мне вообще их всех было жалко. У него были жёсткие волосы, оттенком напоминавшие волчью шерсть, и я догадался, что это – брат погибшего парня, Грэга, кажется. Он спокойно спал, и его лицо было так же безмятежно, как лицо Глэйда. Ну да, они спят, им сейчас совсем не больно. И они ещё не знают, что произошло с беднягой Полом.

Потом я подошёл к Роджеру, поправил ткань, накрывавшую его до груди, погладил по щеке и направился дальше – к Глэйду. Он всё так же спокойно спал, сохраняя на лице умиротворённое выражение, и я подтащил из угла операционной пластиковый стул, чтобы сесть рядом.

Столы, на которых лежали раненые ребята, были слишком высоки, и когда я сел, горизонтальная поверхность оказалась вровень с моей головой. Я прислонился виском к металлическому краю стола и прикрыл глаза. Глэйд жив, и это самое важное. Но он мне ответит за то, что вытворил. Взрослый альфа, а ведёт себя как глупый мальчишка. Ну кто отправляется на поверхность земли отрядом в пять несчастных мутантов, когда в пустыне бесчинствует какой-то монстр? Это не просто безрассудство, это глупость или даже безумие. А если я ещё узнаю, что они шли пешком, ему вообще не жить. Конечно, они не просто так подались к людям, была какая-то причина, но это ведь надо было делать большим отрядом, на бронированных машинах, вооружившись до зубов. Тогда бы у всех был шанс выжить. А они, как дети, честное слово.

Однако я прекрасно понимал, что не соверши они эту глупость, я бы ещё тысячу лет не понял, что люблю этого лысого дурака. А теперь ему ничего не грозит, он спит себе спокойненько, поправляется. Совсем скоро он будет здоров и снова всё будет хорошо.

У всех, кроме несчастного Дэнни.

Я грешным делом подумал о том, что лучше бы погиб кто-то из холостых альф. Конечно, у них тоже есть семьи, у некоторых есть братья или родители, но смотреть на горе Дэнни было невыносимо. Хотя нет, лучше бы не умер никто. Маленький комочек жизни, сидящий у меня в животе, рано или поздно тоже станет вот таким вот бесстрашным и безрассудным альфой, и мне будет больно потерять его, даже когда я буду старым. Родители Роджера были бы убиты горем не меньше, чем Дэнни, а уж родители Грэга и его брата – тем более, потому что потерять обоих детей – это страшно. Да, лучше бы все остались живы.

Мне не дали долго посидеть с Глэйдом – доктор всё переживал за мою беременность, поэтому посоветовал идти домой. Я уныло поплёлся к Дэнни, чтобы, опять же, не сидеть дома одному. Там были Майки с Мэганом, а ещё Энди, Ник и Лэсли – омеги разных возрастов, пришедшие навестить вдовца. Лэсли был примерно нашего возраста, а Энди и Нику было около сорока – сорока пяти. Они сидели за столом и тихо разговаривали, сочувственно глядя на Дэнни. Оказалось, что Энди – отец Мэгана, который пропал из Шеридана примерно двадцать пять лет назад, то есть, за два года до моего рождения. Ему было сорок два, а Мэгану – двадцать три, выходит, Энди было всего девятнадцать, когда малыш появился на свет. На них было мило смотреть – в каштановых волосах старшего омеги ещё не виднелась седина, он был красив зрелой красотой, а его взгляд был полон отеческой ласки, на кого бы он ни посмотрел. На его руках сидел малыш, сын Мэгана, теребивший дедушку за ворот свитера и весело гукающий, не понимая общей подавленности, витавшей в осиротевшей квартире Дэнни.

Мэган же был целиком и полностью занят Дэнни, хоть и сидел рядом с отцом. Я присоединился к этому своеобразному траурному чаепитию, и мы просидели до вечера, причём постепенно гости сменялись – ушли Энди, Ник и Лэсли, пришли другие омеги, даже некоторые альфы.

Я был рад, что поминки, хоть это бесконечное чаепитие нельзя было так назвать в полном смысле слова, всё же состоялись. Бледный, одетый во всё чёрное Дэнни немного приободрился. То есть, под «приободрился» я подразумеваю то, что он вышел из прострации и более-менее впопад отвечал на обращённые к нему слова гостей. Дети Дэнни прекрасно понимали, что что-то происходит, и это «что-то» не принесёт им ничего хорошего. Они сидели за столом рядом с отцом, молчаливые и смущённые, большими глазами глядя на гостей и слушая разговоры взрослых.

К вечеру гости разошлись, мы втроём – я, Майки и Мэган – занялись уборкой, отправив детей и Дэнни спать. Однако так просто все они не ушли. Сначала вернулся Дэнни – поблагодарить за помощь (уж непонятно, что он имел в виду – моральную поддержку или то, что мы всем скопом в этот момент мыли посуду), потом пришёл старший мальчик, спросил, что сегодня было за странное событие. Мы всё же решили пока ничего не говорить детям, особенно на ночь. Пришлось что-то соврать, и дети остались удовлетворены.

На этот раз все разошлись по домам, кроме меня. Кто-то должен был остаться с Дэнни, а я был единственным, кого дома никто не ждал. Когда мы навели на кухне и в гостиной сравнительный порядок, Майки с Мэганом разошлись по домам, а я улёгся на диване в гостиной – чтобы не разбудить Дэнни. Да и мне как-то неловко было бы лечь в постель на месте погибшего Пола. В этом мне мерещилось какое-то святотатство. Одно дело лечь в постель на месте Джера, который жив, здоров и похрапывает себе спокойно в соседней комнате. А постель Пола и Дэнни была теперь, как бы, чем-то священным, и я не дерзнул нагло нарушить это своим появлением. Я заснул очень скоро, утомлённый сегодняшними событиями как морально, так и физически.

***

После Эшби пришёл в себя Роджер, да и то только через день. Меня тогда не было с ним, мы с ребятами сидели у Дэнни, но меня и Майки попросили спуститься к больным, а Мэган остался с другом. Мы застали альфу уже в палате, он был всё ещё в сознании и всё повторял одно слово – то ли «посыльный», то ли «посланник». Эшби тоже вывели из искусственно поддерживаемого коматозного состояния, ему было лучше, и он смог прояснить ситуацию.

Оказалось, что отряд этих брутальных и безмозглых храбрецов успел договориться с людьми об облаве на монстра, и вчера мы должны были отправить «стратега и тактика», так сказать, с нашей стороны, чтобы обсудить всё детально. Поскольку выжившие бравые рыцари находились в отключке, донести эту мысль они могут только сейчас, поэтому посланника надо отправить срочно, пока люди не засомневались в наших силах. И как вы думаете, кто должен был распорядиться об этом? Никогда не поверите. Я.

Сначала я подумал, что Эшби крепко ударился башкой, если говорит такую чушь. Но потом мне объяснили, что я – супруг главы общины, а значит, если Глэйд до сих пор без сознания, подобные решения принимать должен я. Это особенно умно и восхитительно, учитывая, что я ни черта в этом не понимаю. Ну, надо так надо.

Без помощи я бы не справился, и мне помог Джер. Мы собрали примерно пятнадцать (холостых по моей просьбе) альф, велели им взять столько оружия, сколько они могут унести, посадили их в два бронированных грузовика и отправили в Шеридан с наставлениями ни в коем случае не возвращаться обратно ночью. Лучше вернуться утром – так безопаснее. Джер поехал с ними – он был шестнадцатым и главным. Майки десять минут не мог от него отлипнуть, плакал и просил беречь себя, в итоге мне пришлось его оттаскивать и успокаивать, втолковывая, что днём им ничего не угрожает.

Занимаясь всей этой неразберихой, я упустил момент, когда очнулся Глэйд. Его уже перевели в палату, и ему выделили четверть часа, чтобы пообщаться со мной. Войдя в палату, я сразу же кинулся к нему, но, вовремя опомнившись, не обнял крепко, а только присел рядом и взял за руки. Он улыбался мне, тихо говорил, периодически устало прикрывая глаза, выслушал мой отчёт об отряде, отправленном к людям, похвалил меня за то, что я всё сделал правильно, но не прошло и десяти минут, как он стал тяжелее дышать и морщиться от боли, и ему снова начали вводить снотворное. Он заснул, всё так же держа меня за руки.

Я посидел с ним ещё немного, а потом отправился к тоже недавно очнувшемуся Нэду – у него теперь не было брата, а пожилых родителей решили пока не беспокоить. А ему ведь тоже хотелось чьего-то участия. Я держал его за руки, как и Глэйда, безо всякого намёка, просто чтобы он почувствовал мою заботу и сочувствие. Ему тоже хватило десяти-пятнадцати минут, чтобы устать, и я вернулся домой.

Теперь нам оставалось только ждать – когда поправятся ребята из отряда номер один и вернутся те, что из отряда номер два.

========== Глава 7 ==========

Джер и ребята вернулись, как я и предполагал, только наутро, чтобы избежать темноты. Мы, вообще-то, не были уверены, что тварь, убившая Пола и Грэга, не может напасть днём, но наши надежды оправдались, и отряд вернулся без потерь и даже без приключений.

Джер сразу же пришёл в палату к Глэйду, чтобы рассказать об успехах переговоров и о планах на будущее, которые они обсуждали с людьми, однако плачевный вид последнего вынудил отложить разговор на более благополучные времена. Глэйду, и правда, было совсем не до отчётов и не до планов, его страшные раны, хоть и затягивались быстрее, чем у обычного человека, всё же, причиняли ему нестерпимую боль, и он вряд ли смог бы сосредоточиться на разговоре о монстре.

Однако главную новость, всё же, он не мог не выслушать: в пустыне, рядом с перевёрнутым грузовиком нашли мёртвого зверя, именно того самого, который напал на первый отряд. Они всё-таки смогли его убить, прежде чем оно растерзало их всех. Джер с одобрения Глэйда распорядился о том, чтобы тело перевезли в лабораторию для исследования, и сам присоединился к группе альф, которые должны были этим заняться.

Мы с Глэйдом остались в палате одни. Я сидел на краешке его кровати и поглаживал по мускулистой руке, рассказывал ему о всякой ерунде, заставляя улыбаться, отвлекал его внимание от острой боли, причиняемой ранами. Теперь я знал точно, что с ним произошло: у него была рассечена грудь, как и у всех, но кроме того, бронежилет не защитил от когтей его живот, и только чудо спасло ему жизнь – ещё чуть-чуть, и были бы смертельно повреждены внутренние органы, а тогда ему бы уже ничто не помогло.

Мне как-то казалось, пока он был без сознания, что я закачу ему истерику, как только он очнётся. Я думал, что буду злиться и орать на него за то, что он подверг свою жизнь опасности и чуть не лишил нашего ребёнка полноценной семьи. Но каждый раз, когда я видел его измождённое слабостью и болью лицо, когда я брал в руки его ледяные ладони, когда видел, каких усилий ему стоит терпеть эту страшную боль, я и думать забывал о том, чтобы высказать ему всё, что я думаю о его идиотской смелости. Я чувствовал только сострадание и нежность, все мои мысли были сосредоточены на том, как бы отвлечь его, как облегчить его боль.

И, о Боже, он почувствовал, он понял всё, что я так резко осознал, когда увидел его на грани смерти, лежащим на операционном столе. Он не сказал мне ничего, но в его взгляде я видел такую благодарность за мою теплоту к нему, что у меня аж слёзы наворачивались на глаза. Он был тяжело болен, и ничто не приносило ему больше успокоения, чем моё сочувствие и ласка. Он выглядел по-детски трогательно, и во мне всеми красками играл материнский инстинкт.

А ещё я думал, что наш сын тоже когда-нибудь станет вот таким здоровенным лысым бугаем, но от этого я не стану обожать его меньше. А я его уже обожаю. Стоит мне подумать, что этот маленький человечек, который, наверное, ещё не больше грецкого ореха, скоро появится на свет, и я смогу подержать его на руках, поцеловать, как у меня душу щемит от радости и предвкушения. Я совсем не боюсь родов – здесь такая медицина, которая способна поставить на ноги мутанта с распоротым животом, что уж тут говорить о рожающем омеге.

Может быть, если бы не произошли все эти страшные и трагические события, я впал бы, как и полагается во время беременности, в депрессию, но обстоятельства сложились иначе: я знал, что тяжёлые роды мне не грозят, был безмерно рад тому, что Глэйд жив, а кроме того, я упивался чувством нежности и любви к нему – впервые в жизни. Меня со всех сторон окружала любовь, разная, но одинаково важная – я смаковал новые чувства к своему (вот уж теперь я в этом не сомневался) альфе, испытывал нежность и трепет к малышу, так крепко со мной связанному, я по-дружески обожал Майки с Мэганом, моих неразлучных друзей, я любил кроху Арчи и его рыжего папашу, любил горькой сострадающей любовью овдовевшего Дэнни. Да, кажется, я любил всех, купался в этой любви, и мне впервые в жизни было так спокойно и легко. Я ощутил, что нашёл своё место, свой дом, обрёл близких и друзей, которые так важны для меня, и я впервые понял, что это такое – счастье.

Однако моё счастье было чему омрачить – бедняга Дэнни был подавлен и отрешён от окружающего мира, и то время, когда я не был с Глэйдом, я проводил именно с ним. Он практически ничего не ел, мало разговаривал и всё время плакал. Джер, вернувшийся после перевозки трупа мутанта, оторвал меня от Дэнни, и я был вынужден идти с ним – мои обязанности супруга главы никто не отменял. Я спустился в лабораторный ярус, но посмотреть на монстра мне не дали – заявили, что это зрелище не для моей омежьей впечатлительности. Я вполне согласился – не очень-то мне хотелось смотреть на это чудище, и я с радостью остался стоять за дверью. Джер отсутствовал всего около пятнадцати минут, а когда вышел, на его лице смешались отвращение, удивление и брезгливость.

– Ну что, какое оно?

– Не могу сказать, что это выглядит так уж мерзко, но ужасно – это точно. Он огромный, больше похож на зверя, но в нём, как это ни страшно, присутствуют человеческие гены. Я не берусь сказать, на какого зверя он похож больше, но морда у него, вроде как, медвежья. Он перемещается на четырёх лапах, и в такой позе мало чем отличается от животного, но грудная клетка напоминает человеческую по форме. К тому же, она в меньшей степени покрыта шерстью, и поэтому видна очень даже человеческая мускулатура – у него ярко выраженная большая грудная мышца и прямая мышца живота, совсем как у человека. Хотя, конечно, это только общее впечатление, вообще-то, на человека он даже приблизительно не похож. Кроме грудины у него на человека похоже строение кисти – пальцы длиннее и расположены совсем не как у медведя, но общее впечатление, что это, всё же, лапа животного. Руки тоже покрыты шерстью, а человеческие напоминают только формой, к тому же на них здоровенные кривые когти. Задние лапы тоже не похожи на медвежьи, это скорее близко к какой-то кошке, но намного крупнее и толще – чтобы выдержать такую тушу. Короче говоря, это удивительный гибрид медведя, парочки других животных и человека. Зрелище жутковатое. А самое главное, я уверен, что он такой не один. Откуда-то же он взялся? Значит, его родители хоть примерно похожи на него. А если есть родители, то они наверняка плодят таких же, как он. А уж дальше, сам понимаешь, это дело быстрое – наплодятся вокруг, а мы станем их добычей. То есть, уже, по сути, стали, но вскоре это приобретёт массовые масштабы.