Текст книги "Покажи мне свой мир (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– А такого?

Он хлопнул в ладоши (заставив меня подскочить на месте), и в комнате стало светло. Я зажмурился, когда свет резанул по глазам, но постепенно привык, и встал вопрос о том, чтобы посмотреть на существо, сидящее напротив. Однако я внимательно рассматривал собственные ступни, торчащие из-под одеяла, лишь бы не смотреть в его сторону.

– Ну, что же ты не смотришь? Тебе ведь интересно, правда? Ты о мутантах только слышал, да и то только Первичных. Ну же, посмотри на меня.

Я закусил губу и зажмурился. От страха. Секунды текли медленно, и я в какой-то момент понял, что лучше покончить с этим сразу. Вот прямо сейчас – посмотреть, ужаснуться и умереть. Ну или хотя бы упасть в обморок. Медленно и боязливо я поднял взгляд и посмотрел прямо на него. То, что я увидел, несколько отличалось от моих ожиданий. Нет, не «несколько» – абсолютно отличалось. Я сидел и смотрел на него, как кролик на удава, и не мог оторвать взгляд.

Первое, что притягивало внимание – его глаза. Они были не больше, чем у обычного человека, но радужка была чёрная, поэтому непонятно было, где она заканчивается, а где начинается зрачок. Когда я оторвался от его глаз, которые следили за мной с нескрываемой насмешкой, я смог рассмотреть его всего целиком. Его кожа была вполне обычного цвета, приятного, только намного светлее, чем у меня. В некоторых местах по ней струился узор из крошечных чешуек, сплетавшийся и закручивающийся самыми разнообразными линиями и изгибами. Три широкие полоски ползли по голове – две от висков и одна ото лба – к затылку. Его спину я не видел, так что непонятно было, кончаются ли эти полоски на затылке, или сбегают дальше по спине. Узоры вились по широким мускулистым плечам, по груди, животу, скрываясь за одеялом, накрывавшим бёдра. Уж не знаю, сколько я на него пялился, но отвлек меня его смех. Он засмеялся, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза, сверкая белоснежными зубами. Я заметил, что у него не две пары клыков, как у людей, а четыре – правда, точно таких же по форме.

– Я не думал, что это будет так смешно, – он откинулся обратно на подушки. – Ну что, налюбовался?

– Надо же, ты не мутант… то есть, мутант, но не такой. Ты совсем не страшный.

– Что, умирать передумал?

Я не ответил ему, молча уставился на него, намереваясь рассмотреть повнимательнее. Приглядевшись, я понял, что основная часть узоров на коже – татуировка, а чешуя, очень маленькая, гладкая и блестящая, занимает совсем немного места. Только на голове все чешуйки были настоящими. Ещё я обратил внимание на то, что у него нет ресниц, да и брови – всего лишь полоски более тёмной кожи, чем вся остальная. Выходит, раз уж у него нет ни бровей (в общепринятом представлении), ни ресниц, ни волос на голове, значит, волосы у него не растут вообще.

Мутант замер и наблюдал за мной внимательно, с серьёзным лицом, но с таким хитрым прищуром, что было ясно – он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Вернёмся к вопросу о том, принципиально ли тебе быть со мной или со своим мужем. Как я понял, мой вид не вызывает у тебя благоговейного ужаса и дрожи в коленях, так что аргумент «мне противно» забудь. Что-нибудь ещё?

– Да. Я ведь уже сказал, и это главное: то, что я замужем, означает, что я должен быть верен своему мужу. Понимаешь?

– Понимаю, – он кивнул головой. – Ну, а он не изменял тебе? Ты уверен в этом?

– Это тебя вообще не касается. Он очень хороший, он всегда обо мне заботился. И он придёт за мной. Вот увидишь, он придёт.

Он хмыкнул, пожал плечами и поднялся с постели, демонстрируя мне спину, сплошь покрытую узорами татуировки. Я грешным делом подумал, что Дюку далеко до его статной фигуры, горделивой осанки, не говоря уже о росте. В нём было метра два, не меньше. А может и больше. Я, наверное, едва ему до груди достаю. Кажется, он заметил, что я откровенно им любуюсь, ухмыльнулся и неторопливо начал одеваться.

Я понял, что чересчур дружелюбно с ним болтаю. Будто это не он изнасиловал меня, украл из родного дома и оторвал от семьи.

– Отпусти меня. Я хочу домой.

– Нет, – и продолжил молча одеваться.

– Я всё равно сбегу, чего бы мне это ни стоило. Я лучше с собой покончу, чем буду рожать тебе детей.

– Кажется, мы с тобой выяснили, что я не урод. Почему же ты так не хочешь моих детей?

– Потому что они твои. Я не люблю тебя. Ты не мой муж. Я ничего тебе не должен. И, кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

– Глэйд.

– Так ты отпустишь меня домой?

Он не ответил. По его лицу видно было, что обсуждать тему отправки меня домой он не собирается.

– Я сейчас уйду по делам, – он, наконец, соизволил ко мне обратиться. – Дверь оставляю незапертой, ты можешь выйти в коридор, но далеко не уходи – потеряешься.

– Понятно. Я хочу есть.

– Я тоже, – он повернулся и посмотрел на меня, плотоядно облизнувшись. Я вздрогнул, забираясь на постели повыше к изголовью, пытаясь сообразить – он правда собирается завтракать мной, или только шутит. Ответ стал ясен, когда он расхохотался, прикрыв ладонью глаза. – Ты ужасно смешной. Если ты всё время будешь так реагировать на мои шутки, честное слово, я чертовски повеселюсь за ближайшие девять месяцев.

Я подавленно замолчал. Произошедшее этой ночью вовсе не располагало меня к шуткам и смеху, а он веселился, как ни в чём не бывало, перестав обращать на меня внимание. Я бы хотел отвлечься и рассмотреть комнату получше, в ярком свете, но мне было слишком паршиво и страшно, чтобы глазеть по сторонам. Краем глаза я только заметил, что Глэйд отошёл вглубь комнаты, положил ладонь на гладкую металлическую стену и громко спросил:

– Что на завтрак?

Я не понял, кого он спрашивает, но решил промолчать.

– Эй ты, груда железа, я с тобой разговариваю.

Ну, груда железа – это явно не я. Он от души пнул стену, и она отъехала. Из неё выдвинулась горизонтальная панель, тоже сделанная из металла, на которой стояли пластиковые миски и контейнеры.

– Ну то-то. Ещё раз меня проигнорируешь – сдам на переработку. Понял?

– Так точно, сэр, – ответил неживой голос. – Такого больше не повторится, сэр.

– Эй, ласточка, иди сюда, – он оглянулся на меня.

– Я? – глупо переспросил я. – Почему ласточка?

– А потому что залетел.

Я пошатываясь встал с постели, завернулся в одеяло и прошествовал в таком виде к Глэйду, гордо задрав нос. Мысли о его глупых шуточках оказались моментально забыты, когда я увидел, с кем, а точнее, с чем он разговаривал. За отъехавшей панелью находилось табло, светящееся разноцветными значками и пестрящее кнопками. Отъехавшая стена была дверцей складной, так сказать, кухни. Горизонтальная поверхность служила столом, а после приёма пищи задвигалась обратно, оставляя много свободного места. Разумно. Но меня потрясло другое – здесь было полно техники. Настоящей техники, сделанной из специального сплава, с кнопочками и датчиками – раньше я читал о подобных вещах, но никогда не думал, что смогу когда-нибудь увидеть это своими глазами. А то, что Глэйд с ней – с техникой – разговаривал, было удивительно. В книгах, которые я читал, всеми приборами и машинами, так или иначе, управляли при помощи рук – сначала рычаги и кнопки, потом сенсорные экраны. Я читал о приборах, реагировавших на определённые звуки – так Глэйд включил свет хлопком. Но чтобы техника понимала речь, да ещё и отвечала вполне разумно – такого я не мог и представить.

– Господи, откуда у тебя всё это?

– Всё это что?

– Всё… это. Машины, электрический свет.

– Тебе объяснить, что такое электричество и откуда оно берётся?

– Да нет, это я знаю, но почему у вас всё это есть, да ещё и работает?

– Наверное, потому, что мы не сидели сложа руки, как вы. Все эти железяки сделаны нами, по старым чертежам и книгам, причём мы их доработали и усовершенствовали. Вы, кстати, тоже могли бы этим заняться. Не знаю, что вас заставляет вместо этого сажать картошку и доить коров.

– Надо же… И они понимают всё, что ты говоришь?

– Да.

– И я тоже могу с ними говорить?

– Да.

Я повернулся к табло и улыбнулся ему (сам не понял, зачем).

– Ээ… привет.

– Доброе утро, сэр. Чего желаете, сэр?

– Чего желаю? О чём это он? – я повернулся к мутанту и спросил его шёпотом, будто до этого обращался не к роботу, а к человеку, которого не понял и стесняюсь переспросить.

– Есть что будешь на завтрак?

– Давай то же, что и ты. Если это не человечина, конечно.

– Очень смешно, умник. Как обычно, – это он сказал экрану. – И ему то же самое.

– Сейчас сделаю, сэр.

Я стоял и в восхищении таращился на монитор, который так ладно отвечал на вопросы и задавал их сам. Глэйд, пока я глазел на блестящие приборы, зябко поёжился и легко топнул ногой.

– Отопление. Эй, где подогрев пола? Да что ж это за хрень?

– Да что такое-то? – я оглянулся на него, – чего ты?

– Пол, мать его, холодный как кусок льда. И подогрев, кажется, тоже меня игнорирует.

– Меня вы на переработку не сдадите, сэр, – не замедлил отозваться голос откуда-то снизу.

– Оо, ты так в этом уверен?

– Уверен, сэр. Это слишком затратно, сэр.

Ага, я понял. Пол динамит требования своего хозяина, потому что его не боится. Ну надо же. Однако он, и правда, очень холодный.

– Эй, послушай, может, ты всё-таки включишь подогрев? У меня тоже совершенно замёрзли ноги, и было бы здорово, если бы стало хоть немного потеплее.

– Для вас что угодно, сэр, – ноги окутало приятным теплом. – Рад буду служить вам, сэр.

Оглянувшись на Глэйда, я узрел непередаваемое сочетание изумления и злости на его лице.

– Это что ещё сейчас было? Какого чёрта ты меня игнорируешь, а его слушаешься?

– Ты очень груб с ними.

– Они же тупые железяки, какая им разница, как я с ними разговариваю?

– Вот именно поэтому они и не хотят делать то, что ты велишь. Грубиян.

Он не нашёлся, что ответить, поэтому молча уселся на выехавший прямо из пола табурет, похожий на перевёрнутый остриём вниз конус, и принялся сосредоточенно есть, сердито нахмурив брови. Я сел на такой же стул рядом и заглянул в тарелку. Она была наполнена белой массой, кажется, не имеющей запаха. Я ткнул в неё ложкой, и она вошла в вещество, как в масло.

– Что это за гадость?

– Это смесь питательных веществ в чистом виде. Всё, что тебе нужно для поддержания сил. Хватает на весь день при низкой физической активности.

– Я это не буду.

Он равнодушно пожал плечами:

– Ничего другого нет. Не хочешь – не ешь.

– А в стакане что?

– Питательные вещества из яблока, винограда и лимона. На вкус как сок.

– То есть, нормальной еды у вас тут нет?

– А чем тебе эта не нравится?

– Видимо, тем, что это белая студенистая гадость, на которую противно даже смотреть.

– Всё тебе противно, ну что ты за человек такой? Умолкни и ешь, если не хочешь сидеть голодом. Либо это – либо ничего, понятно?

– Значит, буду сидеть голодом! – я вернулся к постели, накрылся одеялом с головой и замер.

Доев, Глэйд ушёл, и у меня появилось время на то, чтобы пожалеть себя и всплакнуть. Вот значит как. Я в плену у мутанта, беременный от него (ну, вероятнее всего), понятия не имею, где мой муж и, в довершение ко всему, здесь нет нормальной еды. И лучше умереть с голоду, чем есть гадость без вкуса и цвета. Одно было хорошо – всё-таки Глэйд не был людоедом и не планировал сожрать меня. Но всё равно себя было очень жалко.

Наревевшись вдоволь, я наконец-то решил немного осмотреться. Комната была большая, с гладкими серыми стенами, блестящими, видимо, сделанными из какого-то сплава. Кровать, стоявшая в нише, была отгорожена от “кухни” невысокой стеной, где-то по пояс Глэйду, и на её толстом срезе висели две футболки,стоял наполовину пустой пластиковый стакан “сока”, а подальше, ближе к изголовью кровати, лежал плоский прямоугольный предмет, который я, как ни вертел в руках, не смог опознать. Со стороны нижней части кровать была отгорожена от малюсенькой прихожей, почти сливавшейся с комнатой, декоративной ширмой: она ничего не скрывала и стояла здесь, очевидно, для красоты. Вообще, это было, кажется, единственное украшение глэйдова жилища: она поднималась выше моего роста, переплетаясь металлическими ветвями разной толщины, как дерево или кустарник, и её присутствие сразу делало комнату не такой пустой и холодной.

Свет лился из встроенных в потолок панелей, и я несколько раз хлопал в ладоши, забавляясь тем, что он при этом включается и выключается. Потом я встал с постели и подошёл к уже закрывшейся панели, за которой скрывалось говорящее табло.

– Эй, это снова я. У тебя есть имя? Как мне тебя звать?

Панель отъехала и табло возвестило:

– Хозяин зовёт меня грудой железа, сэр.

– Это слишком грубо. Давай я буду звать тебя… – я задумался. – Ну скажем… Точно! Эл. Я буду звать тебя Эл. Ты не против?

– Это лучше, чем груда железа, сэр.

– Вот и я так думаю, – я улыбнулся ему. – Слушай, Эл, а ты не можешь приготовить что-то, хоть немного напоминающее настоящую еду?

– Такого блюда нет в моей программе, сэр.

– Тебе нужно сказать точно, что я хочу?

– Да, сэр.

– Можешь сделать жареный картофель с тушёными овощами и курицей?

– Я не располагаю натуральными продуктами, сэр. Я могу сделать блюдо, по вкусу, форме и запаху напоминающее картофель с овощами, сэр.

– Годится.

Наевшись, я поблагодарил Эла за завтрак и прошёлся вокруг комнаты, заговаривая со всем, что, по моему мнению, могло мне ответить. В итоге оказалось, что в комнате было полно собеседников (ну, говорить с ними можно было только на определённые темы, но это было уже что-то).

Оказалось, что панель справа от кровати может имитировать окно, а точнее, вид из него, причём на выбор: зелёная горная долина, фруктовый сад, пышно цветущий розовыми цветами, горы. Я выбрал ночной пейзаж со скалами и водопадом – немного мрачный, но вполне соответствующий моему настроению. Поглазев немного на картинку, я развалился на широкой постели, раскинув руки и ноги и надолго замер.

– Сэр?

Я уже не удивлялся монотонным голосам оборудования, но это, всё-таки было неожиданно, и я немного испугался.

– Что?

– Я могу предложить вам просмотр фильмов, сэр.

– Правда? Здесь есть фильмы?

– Есть, сэр. Визор на стене может показывать не только фотографии. Какой фильм желаете посмотреть? Исторический, мелодраму, комедию?

– Я хочу что-нибудь, где будут женщины. В длинных платьях и с причёсками. Очень интересно посмотреть, какие они были. У вас есть «Унесённые ветром»?

– Есть, сэр. Включать?

– Да!

Я был в восторге. Книжку я читал, и не раз, но никогда не мог бы представить, что смогу посмотреть фильм. За «Унесёнными ветром» последовал «Парфюмер», потом «Звёздный десант», а дальше я открыл для себя мультики. Я рыдал над «Золушкой» и «Аладдином», потом посмотрел «Валл-и» и «Планету сокровищ». Я был просто покорён. Одним словом, я смотрел всё подряд, что предлагал мне бесплотный голос, и счастью моему не было предела. Когда я досмотрел «Белоснежку», у меня уже страшно болела голова, и я лёг спать, решив, что пора завязывать с многочасовым киносеансом.

Глэйд не пришёл этой ночью вообще, и это меня обрадовало: его общество угнетало и вгоняло меня в тоску. Мой утренний, почти дружелюбный разговор с ним был коротким мигом, когда я забыл о том, что он со мной сделал. Я был так впечатлён говорящей кухней, что на время отвлёкся, вот и всё. И видеть его теперь мне совершенно не хотелось.

Кровать была огромная, под стать хозяину, и я свернулся на ней жалким комочком, у самого изголовья, и накрылся одеялом с головой. К счастью, мысли о судьбе Дюка и ребят заняли меня совсем ненадолго, и я, утомлённый непривычно проведённым днём, быстро заснул. Этой ночью я спокойно спал до утра, и мне снились не отвратительные уроды, а прекрасная Скарлетт ОʼХара, танцующая вальс с Джимбо Хоккинсом.

Комментарий к Глава 2

https://vk.com/albums-82539217?z=photo-82539217_408984188%2Fphotos-82539217

Глэйд

========== Глава 3 ==========

На следующий день я осмелился совершить небольшую вылазку из комнаты – Глэйд оставил её открытой специально, чтобы я мог немного освоиться.

Несмело выглянув за дверь, я увидел длинный коридор, сделанный из такого же светлого сплава, как и стены глэйдовой комнаты. По обеим сторонам коридора тянулись бесконечные вереницы дверей, на каждой из которых стояли порядковые номера. Свет лился сверху, электрический и неживой, совсем не похожий на приятный тёплый свет свечки. Впечатление от этого длинного узкого коридора было бы мрачным, если бы по нему не ходили туда-сюда люди. Точнее, мутанты. Их было не очень много, но они шли по своим делам, заходили в комнаты и выходили из них, разговаривали друг с другом, смеялись.

Несколько раз мимо меня промчалась ватага сорванцов лет пяти-шести, состоящая в основном из альф – омега был только один. Все они были разные. То есть, все были похожи на людей, но у каждого из них была своя особенность, отличавшая его от других малышей. У одного были чешуйки – как у Глэйда, только сине-зелёного цвета. Другой красовался небольшими костяными наростами на голове и огромными оленьими глазами, а третий обладал довольно узкими жёлтыми глазами с поволокой и острыми зубами. Он мне напомнил крокодила и, присмотревшись к нему, я отметил ещё и хищную быстроту и плавность движений.

Единственный среди них омежка был хорошенький, с большими зелёными глазами и копной рыжих кудряшек, обрамлявших круглое личико с задорными конопушками на носу. Единственное, по чему можно было понять, что он – не человек, были вертикальные зрачки, как у кота. Вообще-то, у него была какая-то кошачья грация. По обрывкам фраз, долетавшим до меня среди хохота и визгов, я понял, что дети играют в храбрых рыцарей, спасающих принцессу (омегу) от жуткого дракона (парнишка с чешуйками).

Взрослые не особо утихомиривали разбушевавшихся малявок, поэтому они с упоением носились и кричали, сколько им вздумается. Я даже остановился посмотреть, чем закончится потасовка рыцарей со стражами принцессы. Пока рыцари, несмотря на всю свою доблесть и отвагу, были в явном минусе, и принцесса готова уже была пасть от зубов дракона. Ну и выдумщики. Ажиотаж дошёл до такой степени, что самого младшего мальчишку, крепыша лет пяти с небольшими синими наростами на лысой голове, больно ударили по плечу, и он горько расплакался, потирая кулачками глаза. Все остальные замерли, робко дотрагиваясь до него и прося успокоиться, самый старший альфа, которому, наверное, было около семи лет и который был похож на Глэйда, нахмурился и велел малышу успокоиться и не вести себя «как глупая девчонка». Я с любопытством отметил, что слово «девчонка», давно вышедшее из обихода у нас, в Шеридане, здесь используется даже самыми маленькими детьми – это говорит о том, что они растут на фильмах и книгах, которым уже несколько веков, и они хранят память о тех временах, когда были женщины.

На рёв, однако, отреагировали взрослые. Дверь, как и в комнате Глэйда, отъехала, и из неё показался альфа с густой копной рыжих волос с чёрными прядями и с такими же вертикальными зрачками, как у омежки. Он присел рядом с рыдающим малышом, бережно обнял его; тот доверчиво прижался ко взрослому и немножко успокоился.

– Дэнни, что у тебя случилось? Тебя ударили?

– Мы это… плечо ему задели. Мы случайно. Играли, – это заговорил старшенький, нервно ковыряя носком ботинка блестящий металлический пол и хмуря кожистые брови.

– Не плачь, всё сейчас пройдёт. Ну-ка, покажи, – альфа осторожно оттянул ворот футболки и осмотрел ушибленное плечо. – Тут нет ни синяка, ни царапины. Перестань плакать. Уже всё в порядке. Да? Вытри слёзы. А вы, ребята, играйте осторожнее, в следующий раз мне придётся позвать отца Дэнни, и вам изрядно влетит. Золотко моё, – он подхватил на руки омегу, своего сына, – тебя тут не обижают?

– Нет, папа, я принцесса Фиона, – малыш улыбнулся отцу, и тот рассмеялся.

– А где Шрек в таком случае? Нету? А я что, король?

– Да, – рыжик звонко чмокнул родителя в щёку, и тот опустил его на пол.

Из комнаты следом за альфой вышел омега, и при взгляде на него у меня перехватило дыхание. Человек, омега, совершенно рыжий и кудрявый. Я его знал – эти рыжие вихры я ни с кем бы не спутал. И я не просто его знал, он был моим другом. Это был Майки. Я не видел его уже пять лет. Как раз столько… Боже мой, как раз столько, сколько на вид лет маленькому омежке. Майки старше меня на два года, значит ему сейчас примерно двадцать четыре – двадцать пять. Да, точно, ему было всего девятнадцать, когда он пропал. Даже замуж выйти не успел.

Я стоял и молча пялился на то, как Майки подходит к рыжему мутанту, обнимает его за плечо и спрашивает «Что случилось, милый?». Я неприязненно поморщился подтверждению своих догадок. Наконец рыжая чета заметила, как я на них таращусь, и Майки сделал такое лицо, будто я в зеркало глянул – открытый рот и выпученные глаза. Несколько секунд он молча смотрел на меня, игнорируя вопросы альфы, а потом с визгом бросился ко мне на шею. Я стоял, не имея сил обнять его в ответ, слушая его щебетание и не веря себе. Как он может быть здесь? Он жив? Почему же он не вернулся домой? Зачем остался? Постепенно его слова стали доходить до моего разума.

– О Боже мой, Бэлл, я так скучал по тебе! Я думал, что никогда тебя уже не увижу! Я слышал ты замужем, кажется за Дюком, да? А дети? У тебя есть дети? Как мой папа, как его сердце? Пойдём, пойдём скорее, ты всё мне расскажешь!

Он потащил меня за руку в комнату, но, проходя мимо всё ещё недоумевающего альфы, остановился.

– Бэлл, познакомься, это мой муж, Джер. Джер, это Бэлл, мой друг, которого я не видел миллиард лет.

Альфа протянул мне руку и с осторожностью пожал мою.

– Очень приятно, – я ответил на автомате, всё ещё переваривая слова «это мой муж».

– А этот маленький рыжик – мой сын. Арчи! Арчи, иди сюда!

– Не мешай им, – отозвался Джер, – они играют. Потом познакомишь.

– Ладно, ладно, Бэлл, пойдём скорее, я напою тебя настоящим чаем и мы поболтаем! Проходи. Сколько времени ты здесь? И у кого? Видимо, где-то недалеко? Садись, садись скорее, дай я посмотрю на тебя. Боже, тебе ведь было всего семнадцать, когда я видел тебя в последний раз! Ты так изменился! Совсем взрослый уже… Так у тебя есть дети?

– Теперь будут, – я мрачно ухмыльнулся.

– Но… Ты же был замужем, там? Как же Дюк?

– У нас пока нет детей.

– Пока? В каком это смысле – пока? Ты что, вернёшься к нему?

– Да, причём как можно скорее. Ты знаешь, как можно слинять отсюда?

– Да ты в своём уме? Что ты найдёшь там, наверху? О Боже! Только не говори мне, что Дюк твой истинный! Милый, тогда ты и правда должен вернуться туда, здесь тебе будет плохо… Просто оказавшись здесь, я понял, что мой истинный – Джер, и я не собираюсь никуда уходить от него.

– Господи, Майки, ты можешь остановиться хоть на минуту?! Дай мне ответить! Нет, Дюк не мой альфа. Но и здесь я не останусь.

– Ну и дурак, – буркнул обиженный моей резкостью омега.

– Прости. Я просто напуган. Я здесь всего второй день, понятия не имею, где я, а как только меня привели в комнату, этот бессовестный подонок Глэйд набросился на меня, как на кусок мяса, и теперь, чёрт возьми, я наверняка беременный. Как мне реагировать? Меня оторвали от привычной жизни, от моих родных, мне плохо здесь, а не там.

– Глэйд, значит… Ну что, он отличный альфа, ты просто не знаешь его.

– Я и не хочу его знать. Понятно? Я хочу домой!

– Знаешь, я не буду в это лезть. Мне тоже поначалу было тяжело. Я тоже боялся, тоже хотел вернуться домой, к папе. Кстати, а как папа?

Я судорожно сглотнул, не зная, как сказать Майку, что его папы вот уже два года как нет в живых. Я молчал, глядя в сторону.

– Бэлл. Как мой папа?

– Майки… Твой папа, понимаешь, он… он умер. Два года назад. Мне очень жаль…

Глаза моего друга наполнились слезами.

– Что ж… Он уже был старенький, я знаю… А я ведь хотел, Господи, я хотел как-нибудь увидеться с ним… Только я боялся, что он не поймёт меня, станет уговаривать остаться там… Я боялся, а теперь…

– Не плачь. Того, что есть, уже не изменишь. Он умер легко, если это хоть как-то тебя утешит. От сердца, во сне. Совсем не мучился.

Он молча покивал головой, как бы говоря, что сейчас успокоится. Мне стало совестно за то, что я явился к нему и горькой новостью нарушил его семейную идиллию. Хотя, с другой стороны, оставшись здесь добровольно, он виноват в какой-то степени в смерти отца – ведь тот с трудом пережил исчезновение сына. Я погладил друга по ссутуленной спине, зная, что в такой ситуации прикосновение поможет лучше, чем слова.

– Слушай, – Майки вытер слёзы и взглянул на меня, – давай я устрою тебе тут небольшую экскурсию? Всё равно тебе придётся задержаться здесь на некоторое время.

– Зачем это мне задерживаться?

– А если ты и правда носишь ребёнка Глэйда? Ты считаешь, что Дюк усыновит малыша с чешуёй и чёрными глазами? Я вот что-то не верю.

– Чертовщина. Ну, а вдруг пронесло?

– Вряд ли. Так что тебе придётся остаться здесь. А я вполне мог бы показать тут всё. Тебе всё равно надо как-то отвлечься от невесёлых мыслей, да и мне тоже.

– Хорошо, хорошо, это неплохая идея. Сходим. К тому же я соскучился по тебе. Да не просто соскучился, я-то думал, что никогда тебя не увижу!

Он улыбнулся мне. Я глотнул ароматный чай и закрыл глаза от удовольствия. Откуда у них это чудо? Я никогда не пробовал настоящего чая – только суррогат из растений, характерных для Америки. Вкус был дивный, совсем непривычный – чуть горький, чуть терпкий, ароматный.

– Райский напиток. Откуда он у вас?

– Выращиваем. У нас плантации.

– Да ты что? А Глэйд вот всякую дрянь ест, мне даже смотреть противно.

– Да, мутанты предпочитают есть пищу, приготовленную искусственно, из биомассы, какого-то сырья – я не вдавался в подробности – и эта штука совершенно не содержит в себе радиации. А под словом «мы» я подразумевал живущих здесь людей. Омег, то есть. Мы, как и ты, отказались есть эту белую гадость, и наши мужья разрешили нам разводить некоторые растения. Тут это, конечно, трудно, здесь нет ни нормальной земли, ни солнечного света, но землю нам добыли оттуда, сверху, а солнечный свет мы заменяем специальными лампами.

– Ты что, тут не один? Есть ещё омеги?

– Конечно, и все наши, из Шеридана. Нас тут около пятидесяти, самого разного возраста. Есть совсем старички, отцы тех мутантов, которые уже и сами имеют детей. Многих ты знаешь – тут Шерри, Джейк, Дэнни, Лэсли, Мэйс. Они все оказались тут в ближайшие десять лет. Есть ещё Альвин, Энди, Ник и Эммет. Они пропали, когда мы были маленькими, помнишь?

– Подожди, а зачем они здесь? Почему мутанты не могут жениться на своих омегах?

– К сожалению, омеги здесь почти не рождаются. Мой Арчи – первый омега, родившийся тут за двадцать лет. До него Мэган – он твой ровесник. Больше нет никого.

– Но почему?

– Никто не знает. У Первичных мутантов из Буффало тоже своих омег не было. А теперь там вообще никого нет. Наши около десяти лет назад зачистили город. Эта ветвь эволюции, а я бы сказал – деградации, уничтожена подчистую. Остался один единственный. Они зовут его Боб. Он что-то типа подопытной крысы. Наши учёные исследуют его, содержат в охраняемом помещении, кормят. Он достаточно молодой по нашим понятиям, но они долго не живут. Думаю, лет через пять-десять он умрёт.

– А сколько ему?

– Пятнадцать или шестнадцать. Для их вида это вполне взрослая особь.

– И что, на него можно посмотреть?

– Не уверен, что это хорошая идея. Он ужасный. Я после него долго кошмарами мучился. Да и жалко его. Знаешь, он же понимает, что он – пленник. Наши, может быть, во время экспериментов делают ему больно. Я не знаю. Но он, при всём своём отталкивающем уродстве выглядит таким несчастным и одиноким, что иногда хочется просто поговорить с ним. Он умеет разговаривать. То есть, с ним нельзя вести беседу о Сикстинской Капелле, но поговорить о чём-то простом – можно. Если он и говорит что-то, то только то, что ему больно, или грустно, или холодно. Жалуется, короче. Чувствует, что я сопереживаю ему.

– Ты так часто его видишь?

– Я кормлю его. Никто особо не хотел заниматься его содержанием. Как откачивать у него тонну крови и костного вещества – так они первые. А как накормить – ну, это ниже их достоинства, они же альфы, пусть омеги об этом пекутся. А омеги боятся. До меня его кормил Мэган, а теперь – я. Я всё время с ним говорю. Спрашиваю, как у него дела. Ужасно жалко его. Я знаю, что стоит мне зайти в клетку, как он съест меня и кусочка не оставит. Но говорить снаружи совершенно безопасно. Поведением он напоминает дикое животное. Пока он беззащитен, он тянется к моей ласке. А если только я попадусь ему в лапы – он меня убьёт. Их вид не знает, что такое привязанность, жалость, благодарность.

– То есть, ты не отведёшь меня посмотреть на него?

– Ну, если ты правда хочешь – отведу. Но только потом не жалуйся.

– Слушай, а ведь если здесь есть телевизор, свет, всякие электрические штуки – наверное, и связь с другими жилыми местами тоже должна быть?

– Да, мы поддерживаем связь с мутантами по всему миру. То есть, там, где они есть.

– А где есть?

– В бывшей Канаде есть, в Африке, в Китае и России. Всё, кажется. С Австралией связи нет. А там, где есть мутанты, есть и люди. И везде населённые пункты находятся подальше от берегов Мирового Океана. Правда, насколько я знаю, там хуже – Вторичные живут вперемежку с людьми, Первичных никто не истреблял, только кое-где. Опасно там жить. Да и у нас тоже, наверху, то есть. В Буффало-то никого нет, но это же была не единственная колония. Но здесь, в Нижнем, бояться нечего – охрана на всех ярусах и въездах, патрули, ночные дежурства. Безопасно. Не хотел бы я жить наверху, если честно. Там всё время нужно чего-то бояться, а здесь нет.

– Потрясающе… – я пропустил его рассуждения о безопасности мимо ушей – меня волновала только связь с другими населёнными пунктами. – Слушай, от тебя столько нового можно узнать! Был какой-то ещё вопрос… А, вспомнил: как вы так быстро научились выращивать и перерабатывать чайные кусты?

– Ничего не быстро, плантации тут уже есть много десятков лет. Я просто присоединился к выращиванию, – он улыбнулся. – Слушай, а давай сходим к другим омегам? Многие будут рады тебя видеть.

– Давай не сейчас, ладно? Может, завтра. Я должен немного прийти в себя от количества информации.

Я не успел закончить фразу, как дверь отъехала, и в ней нарисовался рыжий Джер с Арчи на руках. Малыш хныкал и капризничал, и альфа поспешил передать его Майки. Тот бережно прижал сына к себе и тихонько заворковал с ним, успокаивая и баюкая. Арчи очень быстро заснул в ласковых отцовских руках, и когда его глазки закрылись, его стало совершенно невозможно отличить от обычного человека. Майки отнёс его в соседнюю комнату и уложил в кроватку.