Текст книги "Покажи мне свой мир (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

========== Глава 1 ==========

Меня зовут Бэлл. Я омега из рода людей. Возможно, моя принадлежность к роду может показаться излишней – к чьему же ещё я могу принадлежать? – однако это уточнение имеет смысл. Мне двадцать три года, пять из которых я прожил в браке. Детей у меня нет. Пожалуй, это всё, что нужно знать обо мне – намного интереснее то, что представляет из себя мир, в котором я живу.

Всю свою жизнь я прожил в городе, который когда-то назывался Шериданом и принадлежал штату Вайоминг. Почему когда-то? Это долгая история.

Старый мир, достигший расцвета компьютерных технологий, медицины, социальных благ – рухнул.

Это происходило медленно, но неотвратимо. Как известно, путь цивилизации вымощен консервными банками: долго, очень долго планета сопротивлялась насилию людей, которые вырубали леса, загрязняли воздух и воду, истребляли животных, создавали вирусы и всячески пытались идти ей наперекор.

Начались эпидемии новых, неизвестных болезней, против которых не было вакцины, и на человечество обрушился страшный удар – этим болезням оказались подвержены только женщины. И постепенно, одна за другой, они умерли.

Передовые учёные, великие умы двадцать второго столетия, попытались воссоздать женщину искусственным образом, но она не прожила и нескольких дней. И тогда людям ничего не осталось, как создать вирус, способный запустить мутацию в уже зрелом человеке, ещё рождённом от матери, изменить его геном и перестроить его организм. Действие вируса заключалось в трансформации человеческого – мужского – тела так, чтобы в нём развились внутренние женские органы. Многие добровольцы, согласившиеся испытать сыворотку на себе, не пережили эксперимента, однако путём многих жертв генетикам всё же удалось сформировать гермафродитизм, передающийся потомству.

Новый пол, мужской, несмотря на наличие женских органов, вызвал волнения. Общественность не сразу смогла принять мысль, что все мужчины, оставшиеся на Земле, хотят или не хотят, должны вступать в гомосексуальные отношения для продолжения рода. Однако выбора у них не оставалось.

Долгое время вирус корректировался и совершенствовался: с точки зрения физиологии он был идеален, но для решения возникшей социальной проблемы требовалось трансформировать не только новый пол – омег – но и старый.

Оставшиеся не заражённые мужчины не были готовы нарушить правила ушедшего вместе с гибелью женщин мира, и демографический кризис не только не закончился, но и усугубился. К работе были подключены психологи, социологи, огромный штат учёных, которые совместными усилиями нашли решение проблемы. Гены волков, создававших брачные пары на всю жизнь, были включены в состав сыворотки, и теперь спутник жизни выбирался единожды, раз и навсегда; созданная пара была нерасторжима.

Новое поколение родившихся детей отличалось от родителей: рождавшиеся только с мужскими органами мальчики, внешне ничем не отличавшиеся от своих отцов, тоже подверглись влиянию сыворотки во время созревания в утробе, и теперь могли метить принадлежавшего им омегу – и эта метка, чаще располагавшаяся на шее, плечах или ключицах, значила больше, чем кольцо на пальце и печать в паспорте вместе взятые.

Женщины, которых ещё помнили старики, постепенно оказались забыты, потому что чувства альфы, нового мужчины, испытываемые к омеге, были намного сильнее, чем чувство мужчины к женщине. Даже самые яростные противники вируса, встретив свою истинную пару, теряли голову и становились самыми нежными, самыми заботливыми и надёжными мужьями для своих омег.

На некоторое время в мире наступила благодатная тишина, всё вернулось на круги своя: люди жили, как прежде, работали, заводили семьи, растили детей и внуков. Но, как и всё хорошее, это затишье должно было рано или поздно закончиться.

Началась Третья Мировая война, инициатором которой выступили США, и очень скоро враждующие стороны применили ядерное оружие. Многие страны Европы были начисто стёрты с лица Земли, крупнейшие города Америки, Канады, России, Японии и Китая были уничтожены, а большая часть человечества пала жертвой бомбёжек. За техногенной катастрофой последовали природные – ледники, давно уже пугавшие учёных, начали таять с немыслимой скоростью, и огромная часть суши была затоплена. Под воду ушла и так безлюдная Европа, Япония, все крупные (и уж тем более мелкие) океанские острова, Панамский перешеек, соединявший Северную и Южную Америку, да и сами материки значительно уменьшились в размерах, и горстка выживших вынуждена была уйти вглубь страны, подальше от смертоносной воды.

Дикие животные постепенно вымерли, уничтоженные радиацией и голодом. Человечество утеряло все свои достижения – без электричества остановились заводы, рухнула связь с окружающим миром, и людям пришлось возвращаться к своим истокам – к жизни без света и воды в домах, к ручному производству одежды и вещей первой необходимости, к частному производству пищевых продуктов (проще говоря, к содержанию огорода). Все тут же ринулись читать давно забытые книги о выращивании картофеля и о разведении домашнего скота. И всё было бы хорошо, но отравленная радиацией земля порождала уродливые, ядовитые подобия бывших растений, непригодные для пищи.

За неимением другого пропитания люди ели то, что могли вырастить своими силами – и это привело к жутким последствиям. Вместо чудесных розовеньких малышей на свет стали появляться отвратительные уродцы, агрессивные и не приспособленные к жизни в обществе. Обычные дети тоже рождались, и таких особо берегли – чтобы не случилось чего. А уродцы, подрастая, начинали приносить массу проблем, поэтому спустя некоторое время их всех посадили в грузовики (те, что ещё работали), отвезли куда-то далеко и оставили в бесплодной пустыне.

Всех рождающихся мутантов сразу же отвозили подальше, не внимая мольбам убитых горем омег. Как вскоре выяснилось, это было роковой ошибкой: оставленные под палящим солнцем дети и подростки не только не погибли, но образовали свою колонию в Буффало. Всех младенцев, которых отвозили в пустыню, они подбирали и вскармливали (Бог знает чем), и постепенно кучка отщепенцев преобразовалась в целый город, населённый агрессивными мутантами, по большей части альфами, которые совершали налёты на Шеридан.

Сначала их нападения рассматривались как простое мародёрство и грабёж, но вскоре стало очевидно иное – они под шумок уводят к себе омег, чтобы те могли родить им детей. Никто из альф, пытавшихся отвоевать своих супругов, назад не вернулся. По городу прополз омерзительный слух о том, что мутанты едят тех, кто попал к ним в лапы. Людям свойственно приукрашивать и без того жуткие вещи. Со временем жители города смирились с тем, что вернуть назад украденных омег невозможно, поэтому вокруг Шеридана начали банально воздвигать укрепления, чтобы можно было давать мутантам отпор.

За пару сотен лет люди приспособились к жизни в мире, наполненном радиацией, и постепенно количество мутантов, рождённых от нормальных людей, почти сошло на нет. Мутанты всё так же пытались проникнуть в город, чтобы увести в плен омег, и, как ни грустно это звучит, порой им это удавалось. Но, всё же, постепенно жизнь вошла в какую-никакую колею, вполне себе размеренную и спокойную.

Со времён войны прошло четыреста лет, со времени, когда нормальные дети стали появляться на свет чаще, чем мутанты – примерно двести. Я родился спустя четыреста лет после страшной катастрофы, которая разрушила наш мир. Сейчас всё более-менее тихо, мы приспособлены к жизни в неверном свете восковых свечей, среди домашнего хозяйства.

Дома, в которых изначально жили наши предки, давно перестроены заново, их окружают бесконечные амбары, пристройки, овчарни и хлева, в которых мы разводим домашних животных, храним зерно и другие продукты сельского хозяйства.

О Доядерной Эпохе теперь можно узнать только из старых книг, которые мы храним, как зеницу ока, оберегая их от солнечных лучей и влаги, чтобы ни в коем случае не утерять свою историю, сказки о волшебном мире, в котором люди ездили на работу в собственных машинах, ходили в театры и на выставки, летали – летали! – в самолётах. Не надо было идти пешком через весь город, чтобы поговорить с другом, достаточно было по-зво-нить ему. А ещё можно было не заниматься готовкой еды, потому что кухонная техника делала всё самостоятельно. Иногда, когда я часами вожусь у печки с кастрюлями мне очень хочется, чтобы у меня была плита с газом. Ну или хотя бы электрическая плитка. И когда на холоде стираю бельё, очень хочется, чтобы машина сделала это за меня. Читая книжки, я всегда думаю о том, что погибший во время войны мир был настоящим чудом. Ведь в нём было столько всего полезного и интересного, чего сейчас мы и вообразить себе не можем.

А в книгах можно прочесть даже о тех временах, когда не было альф и омег, а были мужчины и женщины, леди и джентльмены. Женщины носили платья, очень разные – пышные, узкие, короткие и длинные, использовали всякие краски и украшения с драгоценными камнями, чтобы подчеркнуть свою красоту. Но это было совсем давно, потом – в двадцатом и двадцать первом веках они стали носить брюки, коротко стричь волосы – и стали похожи на нас, омег.

Я люблю читать книги. Они, конечно, мало походят на жизнь – в них всё как в сказке, даже поверить трудно. Добрая фея из “Золушки” кажется мне даже более реальной, чем, например, метро. Я знаю, что в больших городах сохранились тоннели метро, правда, очень мало: большая часть сводов обрушилась ещё во время войны от бомбёжек. Но в то, что осталось, соваться не следует: в темноте, сырости и грязи живут твари хуже мутантов, неразумные, плотоядные, отравленные радиацией. Сам я никогда в городах побольше не был, но когда старики ездили торговать овощами и хлебом в Ранчестер и Дейтон по сохранившимся остатками автострады, они рассказывали много историй о заброшенных и полузаброшенных городах.

Лучше не думать о тех ужасах, которые творятся вокруг нас каждый день. Единственное, что помогает хоть ненадолго сбежать от реальности – книги. Я, кажется, перечитал уже всё, что было у нас дома, обменивался с друзьями и роднёй, но некоторые книги не устаю перечитывать снова и снова. В книгах всегда всё идеально: красивые люди, богатые дома, изысканные манеры. В жизни всё иначе – нет-нет, я не жалуюсь. По понятиям Ядерной Эпохи я живу в достатке и спокойствии, а чего ещё можно желать? Разве только детей, но мы с Дюком побаиваемся пока – наслушались жутких историй о мутантах.

Моя жизнь, сытая и спокойная, отличается от книг, но я стараюсь и не думать о том, как бы всё могло быть. Да даже о том, как бы всё сложилось до войны, когда ещё истинность не стала сказкой для детей. Я хотел бы, как в книге, пережить настоящие потрясения, любить, сталкиваться с препятствиями, проходить испытания, в конце концов. Много книг было написано уже после исчезновения женщин – жадные до сенсаций писаки моментально взялись плодить истории о том, как первые омеги, страдавшие из-за своей “неполноценности” в глазах мужей, всё ещё помнивших женщин, преодолевали все преграды и находили любовь и истинную пару. Все эти романы, омегами же и написанные, однообразны и, в общем-то, ни в какое сравнение не идут с романами девятнадцатого и двадцатого веков, но и их мне читать приятно и интересно. В конце концов, чем плохи “Ромео и Джульетта”, переделанные на новый лад? Те же страсти, те же чувства, те же преграды, такой же трагический финал – только, наверное, в жизни так не бывает. Не было ни во времена женщин, ни во времена омег.

Наверное, сказки всё это – настоящие чувства. Я замужем уже довольно долго, но метка Дюка так и не проступила. Я знаю, что он не испытывает ко мне любви. Между нами много чувств: привязанность, теплота, дружба и братство, что угодно, только не любовь. То, что происходит ночью в нашей постели похоже скорее на механическое удовлетворение физической потребности, причём его, а не моей. Я, собственно говоря, просто позволяю ему делать то, что называется супружеским долгом, и очень редко мне действительно это нравится. В книжках-то всё не так. В книжках, что у девушек, что у омег, от одного поцелуя должны колени подгибаться, а поцелуи Дюка – супружеские, короткие, хоть и ласковые, и поцелуями-то сложно назвать.

Я ценю его. Я запросто могу перечислить многие его достоинства, которые могли бы послужить толчком к пробуждению чувства, но это бессмысленно – за пять лет брака ни одна струна в моей душе не шевельнулась, ни одной нежной мысли по отношению к Дюку я не припомню. Мне с ним спокойно, я знаю, что этот человек будет достойным отцом моих детей – и только.

Но сейчас мы живём не в тех условиях, чтобы жаловаться. Такое понятие как «истинная пара» стало красивым преданием, передающимся из уст в уста. Сейчас главное не любовь, а крепкий брак, способный обеспечить несколько здоровых малышей. Все так живут. Я за всю свою сознательную жизнь не помню ни одного омегу, который мог бы похвастаться меткой на плече. Зато пятью крепкими детишками – это сколько угодно.

Мои вот родители вырастили четверых детей, всю жизнь прожили мирно, можно сказать, добрыми друзьями. Но я не видел, чтобы их глаза светились, когда они смотрели друг на друга. А в книжках я читал, что глаза должны светиться радостью, когда смотришь на любимого человека. Да я и сам видел, что глаза папы сияли мягким ласковым светом, когда он смотрел на нас, своих детей. Когда Дюк сделал мне предложение, я спросил папу, стоит ли мне выходить за него, если я его не люблю. Я до сих пор помню его ответ: «В наше время не приходится выбирать. Дюк славный парень, иди за него, и всю жизнь будешь за каменной стеной». Я и пошёл. Папы теперь нет, так что муж и братья – это всё, что у меня есть, и я это ценю.

***

Нам предстояла вылазка в пустыню – мы должны были отойти от Шеридана примерно на десять миль, чтобы разведать обстановку и посмотреть, нет ли где следов пребывания мутантов из Буффало. Альфы совершали такие броски примерно раз в неделю, и если поблизости оказывались мутанты, город тут же объявлял тревогу. Вот и сейчас альфы, включая моего мужа, собирались в поход.

На этот раз они решили взять и меня. Я, собственно, не из пугливых, а в обществе дюжины крепких альф мне и подавно бояться нечего. Я, конечно, поинтересовался, зачем это они берут омегу с собой в пустыню, где за каждым камнем может быть мутант. Дюк объяснил мне, что в городе по статистике омег больше, чем альф, поэтому мы должны хоть немного разделять обязанности своих мужей. Драться с мутантами нас никто не заставляет, но вот сходить на разведку, научиться оценивать обстановку, различать следы на раскалённом песке, в конце концов, научиться быть бдительными – это нам не помешает.

Первым пойду я – нас будут брать поодиночке, потому что в случае нападения одного омегу защитить проще, чем нескольких. Потом будут раз в месяц брать по одному омеге – пока это только «проба пера», так сказать, и возможно, новшество не приживётся.

Я решил, что приключения мне не помешают, поэтому согласился, не раздумывая. Дюк вооружил меня ножами (на всякий случай), мы надели маскировочные костюмы, которые практически сливаются с песком, и вышли из города. Путь оказался утомительным – альфы бодро шагали под палящими лучами, как будто не зная усталости, а я шёл между ними, в середине, чтобы постоянно быть у всех на виду. Они без конца подгоняли меня, изнемогшего от жары в душном костюме, торопили, подталкивали в спину. К вечеру из-за меня мы не прошли и пяти миль. Пришлось остановиться.

Дюк помог мне развести костёр, поставил подпорки и повесил котелок, Гэри достал бурдюк с водой, и я занялся готовкой. Склонившись над разложенными на ткани кусками мяса, овощами и зеленью, я быстро резал, разделывал, орудуя одним большим ножом. Альфы принялись устанавливать палатки, переговариваясь и тихо смеясь. Вокруг царил непроглядный мрак, стало холодно, и Дюк накинул на меня свою куртку. Палатки пришлось поставить впритык к костру, чтобы было хоть что-то видно.

Наконец приготовления закончились, и мы сели кружком вокруг костра. Каждый достал свою миску, я разлил им по полторы поварёшки горячего, исходящего душистым паром супа, и они молча набросились на еду. Джон, доев первым, принялся рассказывать леденящие кровь истории о мутантах, портя аппетит всем, кто ещё не окончил трапезу.

Поев, мы завалились спать – по три-четыре человека в одном шалаше. Я привычно подкатился под тяжёлую руку Дюка и крепко заснул, чувствуя себя в полной безопасности.

Утром же первое, что я почувствовал, был холод. Дюка не было рядом. Открыв глаза, я оглянулся и обнаружил, что в палатке нет вообще никого. Ну правильно, альфы долго не спят, особенно в экстремальных условиях. Я выбрался из шалаша, потянулся и оглянулся кругом. Шалаши стояли вокруг меня, палило солнце, над кострищем висел пустой котелок. А вокруг было пусто.

– Ребята? Где вы? – я не на шутку испугался и заметался среди палаток и песчаных взгорий. – Эй, ну выходите, не смешно! Где вы все? Дюк? Рассел? Гэри? Где вы?

Двадцать минут пробегав как угорелый, заглянув во все палатки и за каждый холм, я молча вернулся к кострищу. Мои движения были автоматическими и слегка замедленными. От ужаса волосы на моей голове встали дыбом. Я осторожно сел на песок перед пятном золы и поджал ноги, уткнувшись подбородком в колени.

Их нигде нет. Вещи на месте. Это может значить только одно – ночью на нас напали мутанты, и всех альф убили, а, может, и забрали в плен. Но меня-то почему не тронули? Зачем им альфы? Кажется, альфы им нужны только для того, чтобы их… съесть.

От этой мысли меня затошнило. Господи, какой ужас. Мне нужно идти к городу, здесь оставаться нельзя. Может, мне повезёт, и я дойду целым и невредимым.

Я поднялся и побрёл в сторону, где по моим представлениям должен был находиться Шеридан. От жары кружилась голова, ноги стали ужасно тяжёлыми, и я с трудом мог двигаться. Солнце, стоявшее уже близко к зениту, пекло как сумасшедшее, и я быстро почувствовал тошноту и головокружение, как при солнечном ударе. Мне очень хотелось пить, но бурдюк я не догадался взять с собой – слишком был напуган.

Не знаю, сколько мне удалось пройти, но наступил момент, когда во рту всё пересохло, страшно заболела и закружилась голова, и я, тихо застонав, повалился на горячий песок. Не успел я окончательно потерять сознание, когда мне на голову нацепили мешок и, сграбастав меня в охапку, кинули на что-то твёрдое. Я забрыкался, как слепой котёнок, закричал, не особо надеясь на помощь.

То, на чём я лежал, завибрировало и загудело, и я понял, что оно двигается. В мешке дышать стало труднее, и я начал задыхаться, захрипел, скребя пальцами по твёрдой гладкой поверхности под собой. Сверху на меня вылилась вода, и мне сразу стало заметно легче. Правда, в такую жару она тут же и высохла, но всё равно облегчение было весьма ощутимо. То, в чём я лежал, двигалось достаточно плавно и осторожно, и я снова начал отключаться.

Из забвения меня вывели тем, что, поставив в вертикальное положение, подтолкнули в спину. Низкий голос повелительно бросил:

– Иди.

Тяжёлая рука сдавила моё плечо и повлекла куда-то. Сначала мы шли в полной тишине, разбиваемой только гулким эхом наших шагов, а потом раздался странный шуршащий звук, и мы вошли в помещение, наполненное голосами. Голоса были повсюду, вокруг меня, они то приближались, то отдалялись. Я не вслушивался, но звуки обычной человеческой речи придавали храбрости и успокаивали. Я выдохнул с облегчением – это совсем не похоже на логово мутантов. Значит, я попал к людям, о существовании которых поблизости мы и не подозревали. Я успокоился – учитывая, что людей на всей планете осталась всего пара сотен тысяч, а может и ещё меньше, свои своих убивать не будут. И, возможно, Дюк с остальными альфами уже здесь. Я расслабился и покорно шёл туда, куда меня направляла сильная рука. Только мешок, мешок-то зачем? Что за глупые предосторожности?

Мы несколько раз сворачивали то направо, то налево, и, наконец, остановились. Снова раздался странный звук, и мы, переступив через порог, зашли в новое помещение. Было прохладно, а когда с моей головы сорвали мешок, оказалось, что и совершенно темно. Всё та же рука увела меня вглубь комнаты и усадила на что-то мягкое, как мне показалось, кровать. Мой невидимый проводник вышел, оставив меня одного, в полной темноте и тишине.

Понятия не имею, сколько прошло времени, прежде чем часть стены непонятным образом вдруг отъехала в сторону, позволив очень яркому свету квадратом лечь на пол, хоть немного осветив комнату. В проёме показалась высокая фигура, быстрым шагом прошедшая внутрь, и тут же стена вернулась на своё место, погрузив всё в полную темноту. Я не видел того, кто вошёл, но слышал – его шаги были уверенными, словно он различал очертания предметов в темноте. Я решил, что он просто живёт в этой комнате и знает, где тут что лежит. Я видел в нашем городе слепых от рождения людей – они безошибочно ориентируются в хорошо знакомом пространстве, не натыкаясь на предметы. Он молчал, и меня начало это пугать – я не имел понятия о том, что он собирается со мной сделать, где я, и человек ли он вообще.

– Эй… – я не увидел, оглянулся он, или нет. – Привет… Кто ты? И где я?

Ответа не последовало. Я каким-то шестым чувством ощутил его приближение.

– Ты что? Что ты делаешь?

Сильные руки подняли меня, как тряпичную куклу, и с лёгкостью переложили выше, видимо, к изголовью кровати. Я сдавленно охнул, больно ударившись головой. Я почувствовал, что всё те же самые руки беззастенчиво стягивают с меня штаны.

– Да ты что? Как ты смеешь?! Я замужем!

– Больше нет, – я впервые услышал его голос – низкий, с хрипотцой.

– Да кто ты такой?! – пожалуй, ещё никогда в жизни мне не было так страшно. Он был сильный, явно альфа, и намерения его, увы, были вполне очевидны. Голос мой срывался, дрожал, и вообще это было состояние, близкое к истерике, но она была, кажется, вполне уместна в той ситуации, в которой я оказался. – Где я?

– Ты в Нижнем Шеридане, городе мутантов.

– Что-о? Какая чушь, мутанты в Буффало! Какой ещё Нижний Шеридан, ты, придурок? – я отбивался изо всех сил, отталкивал руки, будто прилипшие ко мне, но это было безуспешно – он был в два, а то и в три раза сильнее меня.

– В Буффало давно никого нет. Мы уже лет десять как истребили этих обезьян, а вы даже не заметили.

– Но кто-то же крал наших омег?

– Мы. – Я похолодел. С ужасающей быстротой я понял, что за существо сейчас было рядом со мной, сопоставил опустевшие палатки, грубость того, кто привёз меня сюда. Нижний Шеридан, город мутантов.

– Так ты мутант? Отпусти! Отцепись от меня, урод! Не трогай меня!

Больше он не сказал ни слова, зато моё “не трогай меня”, с высоких нот спустившееся до шёпота, стало моей молитвой. Будто слова могли что-то исправить. Содрав-таки с меня штаны (что удалось ему без особого труда, несмотря на то, что я сопротивлялся, как мог), мутант придавил меня своим немалым весом к постели и, сжимая пальцами запястья, чтобы я не вырывался, коленом раздвинул мои ноги.

Глупо было строить невинную овечку, учитывая, что я вот уже пять лет замужем, но мне было страшно и отвратительно. Чёрт возьми, это был мутант! Один из тех самых, которые едят людей и крадут омег! Сейчас он закончит своё грязное дело, привяжет меня к постели, и я целых девять месяцев буду пленником, пока не рожу ему ребёнка. А потом он убьет меня… Если только Дюк не придёт за мной. А вдруг? Да, он сейчас тоже в плену, но ведь из каких только переделок он ни выбирался!

Вспомнив о муже, я уже не мог перестать о нём думать. Да, он немного грубый, да, мужлан, есть такое, но он ведь мой, такой хороший и добрый, тот, кто всегда защищал меня, что бы ни случилось. И да, я не люблю его, но как же хочется сейчас к нему! Заснуть рядом с ним и забыть обо всём этом кошмаре…

Мутант, однако, своими действиями не давал о себе забыть хоть на минуту. По моему телу прошла дрожь отвращения, когда я понял, что он совершенно голый (и почему-то очень холодный) и лежит на мне сверху, когда ощутил его дыхание на своём лице. Хотел было отвернуться и задержать дыхание, чтобы не ощущать это зловоние, которое исходит из его открытого рта, но понял вдруг, что зловоние – только плод моего воображения. От него не пахло ничем отвратительным – запах альфы, причём даже приятный, вот и всё. Это открытие не заставило меня перестать брыкаться и не прекратило моих попыток укусить его, но ему моё сопротивление, кажется, не мешало вообще.

Он вошёл в меня и сразу начал размеренно двигаться, не произнося ни звука. Я затих, понимая, что вырываться уже нет смысла. Отвернувшись в сторону, насколько это было возможно, я беззвучно заплакал, представляя себе свою дальнейшую судьбу. Мутант, почувствовав, что сопротивление сломлено, отстранился и перевернул меня на живот, дёрнув наверх мои бёдра. Снова ощутив его в себе, я заревел с двойной силой, уже не сдерживаясь и тихо поскуливая. Он двигался так размеренно, будто ничего и не чувствовал, так резко и быстро, будто был не человеком, не мутантом, а машиной. А я вспоминал своего мужа, стоя в этой нелепой и унизительной позе, которую даже Дюк никогда себе не позволял, и ревел в три ручья. Наконец всё это кончилось, а точнее выражаясь, кончил он, издав полустон напополам с каким-то звериным рыком. Я тихо вскрикнул, когда он вышел и отстранился от меня, отполз подальше, надеясь хотя бы попробовать отбиться, когда он попытается меня связать, но он не попытался. В комнате было тихо.

Разговаривать с ним, а, тем более, дотрагиваться до него я не хотел, однако расслышал, что он дышит глубоко и размеренно. Будто уже заснул. Что ж, он не собирается привязывать меня к постели? Мне же лучше.

– Я сбегу, – тихо выдавил я сквозь зубы, надеясь, что он меня уже не услышит.

– Не сбежишь. Тут полно охраны, да и из комнаты не выйти без отпечатка моей ладони. А у тебя вряд ли достанет смелости отрубить мне руку. Я прав?

Я не ответил. Свернувшись калачиком на противоположной от мутанта стороне постели, я подтянул колени к подбородку и заснул, измотанный слезами, насилием и страхом.

========== Глава 2 ==========

Всю ночь мне снились кошмары. Я видел монстра, отвратительное человекоподобное существо, от одного вида которого любого бы бросило в дрожь. Его фигура была перекошена, словно он когда-то получил тяжёлые травмы, и кости срослись неправильно. Его кожа была покрыта наростами и полипами, издающими тошнотворный запах, его лицо не заключало в себе ни единой правильной и хоть сколько-нибудь привычной черты – глаза разного размера, правая бровь нависает над глазом так, что его почти не видно. Рот, всё время полуоткрытый из-за деформированной верхней губы, которой почти нет, хищный оскал кривых жёлтых зубов, массивный подбородок неправильной формы, кожа тёмно-серого цвета испещрена глубокими шрамами и морщинами, а голова покрыта редкими длинными волосами.

И всю ночь эта отвратительная тварь насиловала меня, издавая гортанные булькающие звуки и истекая слюной и белой пеной, которые капали изо рта прямо на меня. Ужас напополам с гадливостью и тошнотой не отпускал меня всю ночь, а когда я наконец-то проснулся, в полной темноте и сравнительной тишине, нарушаемой только моим и чьим-то ещё дыханием, я похолодел от осознания, что мой сон – всего лишь гипертрофированное и приукрашенное отражение реальности. Всё, что мне приснилось – ну, почти всё – было правдой. Я не видел мутанта, только силуэт на фоне открывшейся двери. И, как мне показалось, фигура была вполне себе нормальная, я ведь поначалу даже принял его за человека. Какой он был наощупь, я не помню – мне было совсем не до этого. Я неожиданно понял, что умру на месте, если мутант окажется хоть наполовину таким, каким был в моём сне. От отвращения.

Я лежал тихо, стараясь не разбудить его и оттягивая тот момент, когда я его увижу. Нельзя сказать, чтобы я чувствовал что-то на физическом уровне, но я был на девяносто девять процентов уверен, что я забеременел от этого монстра. От мыслей о том, каким родится ребёнок, меня прошибло на слёзы. Ну почему? Почему я? Что со мной теперь будет? Нет, нельзя так думать, Дюк обязательно придёт за мной. Он придёт и заберёт меня отсюда. А ребёнок… Да ну, может и нет его. Может, пронесло на этот раз, так что не всё ещё потеряно. От мыслей о муже слёзы хлынули с двойной силой и, кажется, я начал достаточно громко всхлипывать и хлюпать носом.

– Ты что, плачешь, что ли?

Я аж подскочил. Ну вот, теперь он проснулся.

– Эй! – он зашевелился, и я догадался, что он приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на меня. Ну или хотя бы в мою сторону, если только он не видит в темноте.

Я не ответил. У меня не было ни сил, ни желания с ним говорить, но сдерживать всхлипы стало невозможно, и я разревелся уже в полную силу, подвывая, вздрагивая и размазывая слёзы по лицу.

– Почему ты плачешь? – голос прозвучал, кажется, немного растерянно, но я всё равно задохнулся от глупости и наглости этого вопроса. Отвечать ему я опять не стал – просто потому что не смог. Он действительно не понимал, что не так. Он не видел причины для слёз. Он притащил меня сюда, связанного, задыхающегося, напуганного, изнасиловал, может быть, убил моего мужа и моих друзей. Его вопрос звучал просто по-идиотски. – Не плачь, ведь я не сделал тебе больно.

Выходит, по его понятиям, единственное, что могло пойти не так этой ночью – это причинённая мне боль? Я даже рыдать перестал от удивления.

У меня не было никакого желания вести с ним разговоры, но ответить, всё-таки пришлось – а то, наверное, не отстал бы.

– Больно не сделал, но ты меня изнасиловал. Понимаешь? Ты просто взял, притащил меня сюда…

– Вообще-то, не я, – поправил он.

– Какая разница, кто? Я попал сюда, напуганный, не имеющий понятия, где все мои товарищи, мне и так было тошно и гадко, а ты взял и… ты надругался надо мной. Ведь так нельзя, – слёзы хлынули с новой силой, и я сел, подтянул ноги к груди и уткнулся лицом в колени. – Так нельзя, я замужем, я же не твой… Как так можно…

– Но ты и не его. Правда? Ты замужем за этим твоим… ну как его… Дюком? но ведь его метки на тебе нет. А это значит, что ты его не любишь. Так какая тебе разница, с кем быть, с ним или со мной?

– Не важно, люблю я его, или нет. Я его супруг, я клялся ему в верности, и не нарушил бы своей клятвы, если бы не ты. К тому же, ты мерзкий, отвратительный мутант. Я знаю, какие вы. Мне рассказывали. Мне страшно, я боюсь, что будет, когда я тебя увижу, кажется, лучше умереть. Ты жуткая тварь, и я не стану носить такого ребёнка.