Текст книги "Туман гор Кайана (СИ)"
Автор книги: Shkom
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Нельзя было отрицать долю истины в его словах. Я не подумал об этом во время паники, но да – шансы встретить того же самого медведя были чрезвычайно низкими, невозможными.
– Но учти, младший обслуживающий персонал, – заговорил он в своём привычном тоне. – Если вдруг тебе и твоей любознательности захочется высказаться в какой-нибудь… подходящий для этого момент, то окажется, что мои слова, как и долг перед тобой за моё спасение, были лишь твоей выдумкой.
– Мог бы и не говорить.
– Судя по общему уровню соображения нашей команды, нет – не мог.
***
Нужная нам деревня была расположена у реки Кросс-Крик – ещё более мелкого потока воды, чем Сквирел, чьи воды омывали старый посёлок. Спрятанный в густых вечнозелёных лесах, он едва-едва издавал шум, так что, хоть и увидеть его нельзя было из-за деревьев, сложилось впечатление, что то был и вовсе очень мелкий ручеёк.
На дворе было пять часов после полудня. Должно было начать вечереть, но полно – только цвет неба поменялся с серого на тёмно-серый. Поднимаясь вверх по течению, мы то и дело слышали всякую живность из бесящей и пугающей нас белой пелены. Сколько себя помнил, туманы всегда сходили быстро. Появлялись утром – когда тебя ещё по старой рутине подкидывало в шесть без явной на то причины, и ты просто смотрел в окно, а пропадали уже в восемь, но не на Аляске… Чёртов «последний рубеж»…
– Кто идёт?
На нас из границ леса с осторожностью шепнул хриплый, будто влажный старческий голос.
– Свои, Амарук, – отозвался Дэн. – На рыбалку собираешься?
– А, Даниель… Ты всё-таки принял мои речи про Обитель?
– Нет, я ещё не настолько выжил из ума, старик, – улыбнулся тот в серую пустоту, обнажив жёлтые зубы. – Но вот мои друзья хотят и будут очень рады исследовать эту твою Обитель как вдоль, так и поперёк.
– Верно. Моё имя Джордж Форвард, а это – моя команда.
В ответ начали раздаваться шаги. Неспешные и тихие, будто бы их владелец плыл по воздуху, они не задевали собою ни одной ветки на земле, не заставляли шуршать ни один лист. Правду говорят: настоящего охотника можно отличить уже по ходьбе.
К нам вышел сгорбленный старик среднего роста, одетый в бурую кожаную накидку. Так сразу нельзя было сказать, сколько именно ему было лет, но торчащие седые локоны, зачёсанные назад, редкая и острая щетина на подбородке, куча морщин на впавших щеках, и сам возраст, давящий ему на вечно полузакрытые глаза и густые брови – всё это говорило только об одном: обладатель того лица был очень-очень стар.
Он обошёл каждого из нас, игнорируя жесты приветствия. Словно пёс, обнюхивающий новоприбывшего гостя, он глядел на нас, вглядывался, внюхивался, искал что-то так, будто знал, что точно должен был это что-то найти. И лишь потом, спустя многие секунды неловкой тишины и закрепления за ним титула «чокнутый старикан» на веки вечные, он встал перед нами и, высоко подняв голову, пожал руку главному, произнеся своим широким ртом лишь собственное имя:
– Амарук.
– Что… это… блядь… было? – очень медленно выговорил Рональд, смотря на старика из-за плеча.
– Я лишь осмотрел вас и убедился, что дух не нанёс вам никаких ран.
– Какой к чёрту дух?
– Тот самый, что заставил вас бежать, не единожды падая, путаясь в собственных шагах и мыслях – этот дух. А теперь пойдёмте. Кажется моим старым костям, что время не для рыбалки.
Пока мы шли по лесу, меня не покидала одна простая, но ничем не подкреплённая мысль: «Что-то в этом старике не так». И дело было даже не в вызывающем поведении или взгляде, полном холода и безразличия, нет – было что-то ещё.
Мы вошли на территорию деревушки, и, должен сказать, ничего не изменилось внутри меня – всё тот же туман окутывал всё те же почерневшие стены редких домов, вся та же тревога пронзала до самых костей, а над исчезнувшей землёй, будто шпиль горы, парил тоже почерневший деревянный крест – верхушка небольшой местной церкви. Всё выглядело обветшалым… Нет. Всё выглядело заброшенным.
Ах, да – ещё люди. Они пугали даже сильнее. Слабо заметные, медленно текущие во мгле силуэты. Как и Амарук, они были очень немногословны и безумно тихи – молча шли по воздуху, будто бы плывя в вязком молоке. И ещё их глаза – возможно, это было лишь отражение той мглы, но создавалось стойкое ощущение, будто бы все они были слепы, будто бы холод, окутывающий Аляску зимой, проморозил и их глаза, заледенил их души. И даже приветствием был только лёгкий кивок. Клянусь, замри обитатели той деревушки на месте, и я бы тут же принял их за стволы деревьев, за чучела, стоящие у грядок в своей невзрачной одежде, но нет – это были живые люди, это были силуэты живых людей.
– Располагайтесь.
Дверь со скрипом открылась, впустив нас и туман внутрь дома. Там было всё ровно так, как я и предполагал: стены из тёмных посеревших брусьев, куча выцветших тряпок, ковров, скатертей на полу и стенах, защищающих ту хибарку от холода, на редких окнах – тёмно-белые, почти прозрачные гардины, висящие на непрочной ниточке, и кругом она – пыль, несущая в себе запах времени.
– Вот уж не думал, что застану тебя в этом доме снова, – сказал Даниель идущему впереди Амаруку.
– Я здесь лишь до того времени, пока не построят алтарь.
Должен признать, со спины он сам походил на какого-нибудь старого хищника – накидка, точно сшитая из шкуры медведя, воротник из какого-то тёмного пушистого зверька, сами волосы, похожие чем-то на дикую волчью шерсть… Его точно нельзя было назвать человеком современным.
– Алтарь? То есть Тек не врал, когда говорил, что?..
– Юный Теккейт слишком много болтает.
Мы вошли в небольшую комнатку, играющую роль гостиной. У окна с крестообразной деревянной рамой стоял старый стол, накрытый какой-то клеёнкой, у него – два стула и один табурет. Все стены были увешаны разными картинами или фотографиями, стёкла в рамах коих настолько запылились, что уже было невозможно разглядеть содержимое. Но также там были и символы старой религии – какие-то полотна с узорами, образы странных звереподобных существ, скрывающихся в лесах, различные символы из дерева или нитей.
– Ты же знаешь, что об этом думает…
– А ей-то какое дело? – старик взял с полки бледно-красный кувшинчик и, открыв его, наполнил комнату ароматом трав.
– Большое, Амарук. Она – мэр, а я – её муж. И наша задача…
– Ваша задача… – оглянулся он. – Кайана. Ты же не чувствуешь власть своей жены здесь, верно? Не чувствуешь свою собственную?.. Кто бы вообще мог подумать, что сын Адралтока и Атаксаки, пускай и названный колонистским именем, будет пресекать его истинную веру…
– Не начинай. Ты – единственный, кто не прошёл через сиккитик из наших.
– Бред! – оскалился старик. – Ваша проклятая демографическая статистика не учитывает многих из нас.
– Не разделяй наш народ на «вас» и «нас». Даже если так, сколько здесь, по-твоему, «наших»? Оглянись – многие уже давно белые, как снег, а больше половины и вовсе смешанные. Даже твой сын…
– Не смей заикаться о моём сыне! Как ты можешь говорить всё это даже после того, что вы все!..
Тот ударил по столу кувшином, и дом накрыла тишина.
– Алтарь… – продолжил он. – Будет построен. Хочешь ты того или нет. Твои боги – это сказки. Мои же духи снизошли ко мне.
Даниель посмотрел на того со всем возможным презрением. Думаю, ему точно было что ответить. О, судя по продолжительному молчанию, у него было много того, чем он мог ответить, но нет – лишь выпустив свою ярость из себя громким выдохом, наш проводник покачал головой и направился к двери.
– Как знаешь, – его медленный шаг и тембр голоса говорили куда больше, чем он мог бы сказать словами. – В конце концов, я и так в курсе, что ты с высоты своего возраста не внемлешь моим советам.
– Если смеешь напоминать мне о!..
– Я ничего не смею, старый мудрый Амарук, нет – просто констатирую факт. Где Тек? – Дэн застыл у двери.
– Разумеется – в церкви, – тот высоко задрал подбородок. – Юный Теккейт тоже участвует в…
Но дверь захлопнулась, так и не дав старику договорить. Он всё молчал, смотря то на дверь, то на кувшин, то на нас. Нечасто в жизни мне доводилось чувствовать себя настолько нежеланным.
– В общем… – попытался начать Джордж.
– Не надейтесь, что этот разговор никак не относился к вам, – он всё ещё держался за бледно-красный кувшинчик, словно за уплывающий оплот здравомыслия. – Вы не лучше, чем он. Вы здесь чужды. Они вас здесь не ждут. Если ваше правительство, что мнит себя хозяином этих мест, решило позволить вам опорочить Обитель – так и быть. Но наши обычаи вам придётся соблюдать. И то, как здесь к вам будут относиться, не регулируется ничем, – оглянулся он на нас и тоже направился к выходу. – Ни вашим богом, ни вашим правительством.
Покинув нас, Амарук оставил после себя только дребезжание окон от удара петлей входной двери. Слои пыли, поднявшиеся в воздух, начали курсировать помещение из «оттуда» в «туда», поражая своей бесцельностью.
– Потрясающее, блин, отношение к приезжим.
– А вы ожидали другого от инуита, Сэм?
– Я ожидал другого от человека в принципе, – в ответ мистер Форвард рассмеялся искренним низко-хриплым смехом.
– Надеюсь, что вы никогда не покинете США – традиции гостеприимства некоторых народов поразят вас до смерти.
– Но Даниель – инуит, – поддержал я напарника. – И вот этот старик – инуит. Почему такое?..
– Поддерживаю, – кивнул Рональд. – Даже мужичьё за полярным кругом дружелюбнее будет.
– Ну, это просто объяснить господа – нам везёт.
– Охренительное, блин, объяснение.
– Дело в том, что из примерно тридцати тысяч инуитов, оставшихся на территории Аляски, нам попался человек из «старой школы».
– А-а-а-а, – потянул Рон, – ты про…
– Если кратко – это воспитанник школ пятидесятых-шестидесятых годов. Тогда правительства Канады и США всеми силами пытались окончательно подавить самоидентификацию эскимосов как отдельного народа. Большинство из них и так уже было христианами, но вот принудительное переселение и обучение в школах целило именно в вопрос самосознания.
– Так себе получилось, мистер Форвард.
– Именно. Те же ученики, вернувшись домой, начали бороться за права своего народа, так что…
Следующие несколько часов мы провели в прослушивании исторического да культурного прошлого местных народов, пока Даниель, где бы он ни был, точно не торопился. Исходя из тех самых историй, нам действительно везло. Впрочем, казалось мне, дело было вовсе не в том, к какому народу принадлежал Амарук – мудаки всегда были и будут интернациональным явлением.
Но через несколько часов, когда уже начало смеркаться, когда разговоры медленно перетекали в тягучее молчание и пустоту, всё ещё ничего не менялось – ни Даниеля, ни того старика всё ещё не было. Причём сколько у каждого из нас не возникало возможности выйти и проверить – когда очередная тема беседы изживала себя – никто этого не делал. Словно сбежать то ли от медведя, то ли от лося, то ли от призрака так и не удалось, словно он всё ещё был там, в той серой мгле, словно он сам был этой мглой. И только они – свыкшиеся со смертью и одиночеством люди, не чувствовали её присутствия.
Речь шла даже не о Даниеле, что, без шуток, смело покинул нас в поисках своего товарища. Речь шла скорее о таких, как Амарук – действительно холодных, безразличных ко внешним обстоятельствам. Если забыть о его характере, то его нрав, его внутренняя сила были просто поразительны – он сумел пронести веру в то, во что все верить отказались, сквозь декады, сумел противостоять миру даже тогда, когда мир начал противостоять в ответ. Но его цель… Нет, нельзя было абстрагироваться от того, кем он являлся, нельзя было им восхищаться или даже просто уважать за выбор. Ведь… Жертвоприношения, детоубийства, странные чудовища и чрезвычайно жестокие наказания и законы – это явно не то, к чему следовало бы возвращаться. Это явно не то, как стоило бы жить – жить прошлым, жить сказками.
– Тони? Эй, Тони, ты вообще слушаешь? – голос Джорджа начал пробиваться ко мне в мысли сквозь тишину. – Тони!
Смит резко обернулся, отвернувшись от окна. Его голос звучал по-другому – очень тихо и удивлённо, будто бы он был загипнотизирован тем, что происходило снаружи.
– А?
– Я говорю: что думаешь?
– Я?.. Я не… Скажи, а тебе не показались все эти люди каким-то… странными?
– Люди?
– Ну да – те, что снаружи. Сколько ни смотрю на них – они всё бродят. Так тихо. А ещё их глаза…
– Ты о чём? – он встал со своего места и пошёл к окну. – Здесь не должно быть… А… Действительно. Странно.
В тот момент уже все были обращены на него и окно рядом с ним, все смотрели на те мрачные, почти неразличимые тени, полутона тумана.
– Что странного?
– Эмма в телефонных разговорах говорила мне, что деревня рядом с пещерой заброшена. Мол: что это всё – лишь плод сумасшествия какого-то шамана, потерявшего всю свою деревню вследствие наводнения.
– Как, блин, понимать «плод сумасшествия»?
– Это… Не важно, – помедлив, ответил мистер Форвард. – Я бы не стал воспринимать это, как правду. Тем более, если вот они – люди.
– Люди, с которыми что-то не так, – подправил я.
– Это, блядь, точно. Ещё и тот чёртов старикашка – сначала обнюхал всех, словно собака, а потом ещё и за «обитель» втирать начал… Вы же поняли, что он?..
Дверь отворилась. На пороге стояли Амарук, опустивший голову и держащий руку на плече Даниеля, и сам Даниель, в чьих глазах был неестественный, нечеловеческий страх.
– Всё в порядке, Дэн? – осторожно спросил я того.
– Вам нужно будет пройти с ним, – указал он на старика.
– В чём, блин, дело, Даниель?
– С ним, – вновь повторил он.
– Юный и глупый Даниель, – Амарук не двигался с места и не поднимал головы, всё больше и больше походя на ожившую мумию, – уверовал. Увидел. Увидел и поверил в то, что вы все видели, во что вы все верили, но так боялись признаться. Если вы и вправду хотите пойти в Обитель – вам придётся пройти со мной. Придётся пройти ритуал, что избавит вас от вашей наивности. Так что…
– Да? А если мы не захотим принимать этот религиозный бред?
Тот остановился и, смотря на Энтони, какое-то время молчал. Хотелось бы пошутить о том, что в любом другом штате Смита упекли бы уже за оскорбление чувств верующих и забанили в Твиттере, но атмосфера явно была не для шутки. Одно дело иметь своё мнение – в этом нет ничего плохого. Другое – вызывать им конфликты – такого делать нельзя. Жизнь, как и политика – это игра в лесть с выгодой для себя.
– Ты считаешь то, от чего ты бежал не так давно, бредом, чужак? – в тоне голоса появилось явное раздражение.
– Верно. Я могу поверить в израненного вами же медведя и в то, что у кого-то была слишком тонка кишка его добить, но не в ваши ритуалы. Знаешь, как я стал атеистом, старик? Я прочёл Библию, – голос того был абсолютно спокойным, хотя он тоже понимал, что что-то было не так. – И больше, чем лицемеров и идиотов, я ненавижу людей, прикрывающихся за догмами, за религией. Вы мне отвратительны. А ситуация у вас здесь явно не для плясок с бубном. Вот, что я тебе скажу: мы сейчас просто пойдём к нужной нам пещере, задокументируем всё и уберёмся отсюда, чтобы ты мог проводить свои свистопляски в гордом одиночестве, как и многие декады раньше. Что ты на это скажешь? Что сделаешь, а?
В тот момент он поднял руку и легонько ударил Даниеля по плечу. Ничего не произошло. Он оглянулся назад в туман, и хлопок повторился с большей агрессией, а уже ровно через мгновение послышался свист, а ещё через одно в ноге нашего проводника торчала стрела.
– Оставаться на местах!
Он очень быстрым для старика движением вынул кривой нож из-за пояса и приставил Дэну к горлу. Через несколько секунд из тумана показался рыжий и очень бледный парнишка, держащий наготове деревянный длинный лук.
– Что же я сделаю?.. – повторил он вопрос и, наконец, поднял голову. – Я буду настаивать.
========== Глава 4. Анимизм Воплощённый ==========
– Какого хрена?!
Сэм почти подпрыгнул со стула, откинув тот в сторону, и уже было рванул к Даниелю.
– Ч-ш-ш-ш, – Амарук лишь ещё сильнее вдавил нож в горло нашему проводнику. – Сказано было: не дёргаться.
Дэн, стиснув зубы и прокусив губу, всё пытался посмотреть на своё простреленное колено. Не хотел бы я даже представлять, что за боль он испытывал, но я знал о подобной слишком хорошо.
Учёных парализовало – замерев в остолбенении, они уставились на инуитов дикими, полными непонимания и отчаяния взглядами. Их можно было понять – ситуация из спокойной резко превратилась в ту, к коей не привык обычный человек: их лишили зоны комфорта, сузив её до минимума, их заставили подчиняться против воли, забрав все свободы, их инстинкты внушали им страх, повторяя, что ради безопасности нужно просто сорваться и бежать прочь. Да, их точно можно было понять.
Пока не появился лучник, у меня даже была мысль о том, чтобы бросить кувшинчик с травами в голову нашему не умалишённому шаману и поскорее захлопнуть дверь. Но кроме того, что времени, чтобы сделать это, так и не хватило, это было бы чистой воды самоубийством – быть окруженным в деревне вдали от цивилизации. Хотя… Кто мог знать, было ли самоубийством не сделать так?
Из тени тумана спустя несколько секунд показался и сам чёртов стрелок – рыжий, высокий и белый как само молоко парнишка лет двадцати, широта чьих бёдер явно говорила о наличии какой-то болезни, стёршейся из моей памяти. Взглянув на нас широко открытыми голубыми глазами, он замер, как те же учёные, и уставился прямиком на Сэма, всё ещё стоящего наготове.
– Теккейт, – приказным тоном обратился старик, – возьми самого воинствующего из чужаков под нож. Я возьму его, – указал он лезвием прямо на меня.
– А что остальные?
– А остальные… потащат предателя.
Как только Сэм подошёл с поднятыми руками к рыжему, тот приставил ему к горлу небольшой охотничий нож, а старик бросил нашего проводника прямо на учёных. Остриё стрелы сломалось при падении, Дэн завыл.
– Берите это животное и идите вперёд. Можете нести его вдвоём, можете – втроём. Если будете идти нарочито медленно, или один из вас окажется таким же подлым лисом, как этот сучий сын – умрут все. Ты, молчаливый чужак, пойдёшь со мной. Правила про медлительность и побег тебя тоже касаются.
Подняв руки, я, смотря прямо на врага, осторожно пошёл вперёд. Чёртов старик. Чёртов сын старика. Нужно было попробовать идею с вазой. Попробовать что-нибудь другое. Попробовать, чёрт побери, хоть что-то, чтобы не оказаться бараном на бойне, к голове которого невинно приставяли пистолет со стержнем, и, нашёптывая ласковые слова, нажимали спусковой крючок. Но нет. Но, блядь, конечно, нет…
Дверь отворилась, туман тут же ударил в нос свежестью и влагой. На дворе уже давным-давно потемнело. Силуэты треугольных крыш смешались с верхушками гор в темноте, высокие деревья стали вытянутыми, извращёнными воображением чудовищами, пытающимися съесть луну, и лишь фигуры редких людей – убийц, мелькающих в дымке, никак не изменились.
– А если… – заговорил испуганным шёпотом лучник. – А если они не одобрят всего этого, пап?
– Ступай смело, юный Теккейт. Если в твоём сердце, в тебе самом будет искреннее желание – они одобрят, – но сам старик тоже не горел желанием двигаться.
– Дохрена ты выёбисто говоришь для того, кто стоит на месте, – Рональд, в одиночку держащий под руку Даниеля, вышел из домика.
– Лучше закрой свой рот, чужак, а не то…
– Не то что? Твой грёбаный сынуля и мне колено пробьёт? Что вам от нас нужно, а?!
Амарук, резко повернув корпус, приставил нож прямо к горлу геолога и, посмотрев на того со всей возможной для прожившего жизнь отшельника ненавистью, произнёс:
– Чтобы вы молчали и шли вперёд.
С лица Рональда не спадала улыбка, больше похожая на оскал. Он пытался бороться, пытался казаться более сильным, нежели был на самом деле. Ему это удавалось.
– Давай пустим его вперёд, пап. Добрые намерения, плохие намерения – ты видел, что они сделали с Инуком.
– Инук теперь у Агуты.
– И что?! Ты видел, чтобы хоть кто-нибудь вернулся вместо него?! Как ты вообще можешь так говорить, когда речь идёт о!..
– Ладно! Ладно… Но вперёд пойдёшь ты, – после этих слов я почувствовал, как остриё лезвия ткнуло меня в спину через куртку. – Если захочешь увидеть свою команду живой – не побежишь.
– Почему ты вдруг решил?.. Чего мне?..
– Вперёд, – остриё ткнуло меня ещё больнее. – Не заставляй смерть дожидаться.
Другого не оставалось – пришлось идти вперёд. Через страх… Нет, даже хуже – через незнание собственного врага. Человек, пробивший собственному собрату ногу стрелой, не стал бы бояться другого человека. По крайней мере, если бы тот был один. Так что это было?.. Медведь? Что похуже?
Я неспешно и осторожно зашагал к церкви – туда, куда кивком указал мне Амарук. Ступая так, будто в земле были закопаны мины, оглядываясь, будто в каждом доме была засада, а на каждом дереве был снайпер, внюхиваясь и вслушиваясь, будто по многоквартирному дому пустили газ, а я собирался дать смерти прикурить. Чего мог бояться такой, как Амарук? Чего мог опасаться?
«Хуже гибели только ожидание гибели», – сказал как-то какой-то мудрый и, по-видимому, живучий сукин сын. Он был прав. В тот момент, когда мой бок царапало лезвие, мой взгляд лишь искал, за что бы ухватиться – где же должно было произойти то самое изменение, влекущее за собой опасность? Но ничего не происходило. Деревья всё так же трещали своими ветвями, в домах, кажущихся пустыми, всё так же не горел свет, а ещё были люди, всё так же бродящие вокруг.
И тут меня словно осенило: если и было что-то, о чём знал и чего боялся шаман, то был и шанс на то, что об этом знал Даниель. Я лишь на немного замедлил свой и без того крошечный шаг, чтобы оглянуться на того, но бесполезно – кажется, он отключился из-за болевого шока.
– Стой! – вдруг остановил меня старик, и мы замерли на месте. – Не шевелись.
Глаза бешено дёргались в поисках опасности. Вправо-влево, влево-вправо. Безумно быстро билось сердце, пытаясь вырвать грудную клетку. Как бы ни пытался избавиться от страха – это инстинкт, нельзя избавиться от подкорки собственных мозгов, можно только подавить, но… и этого не получалось. Совсем не того я ожидал от вылазки в горы, чтобы настраивать себя на опасность.
Мы простояли так целую вечность, слушая давящую тишину, прерываемую лишь холодным ветром, пока я не увидел его – слабо заметный силуэт, летящий через дымку возле нас. «Какой-то житель?» – промелькнуло у меня в голове. Но почему приближающийся сосед заставлял старика, чьё лицо застыло то ли в злости, то ли в презрении, бледнеть?
«Деревня у пещеры заброшена, – вспоминал я тогда. – Лишь плод сумасшествия местного шамана», – но тогда… кем были все эти люди?
Как только силуэт начал приближаться, мой рот прочно закрыла рука, а остриё пробило куртку, оставив небольшое ранение на спине. Намёк был более, чем понятен – не издавать ни звука. Тень становилась всё ближе. Разгребая собою туман, она медленно плыла в нашем направлении. Ни звука шагов, ни амплитуды рук, ни даже… ни даже движения ног. Тогда я и понял, в чём была странность: люди, двигающиеся по деревне, не делали ничего, чтобы двигаться – они действительно «плыли» в тумане, лишь изредка покачиваясь из стороны в сторону.
И глаза. Чем меньше расстояния между нами оставалось, тем больше я понимал: мне не удавалось разглядеть ни одной черты лица, кроме глаз. Ни цвета волос, ни формы головы, ни выражения эмоций – чернота. Но только не глаза. О, их было видно более, чем хорошо. И ещё они казались круглыми. Слишком круглыми.
Ближе. Ещё ближе. Кем был этот силуэт? Чем он был?! Почему, сколько бы он не приближался, он не становился отчётливее?!
Позади меня вдруг раздался тихий, но очень быстрый шёпот на неизвестном мне языке – парнишка-лучник нашёптывал что-то, совсем не скрывая своего страха. Когда мы поравнялись с той тенью, клянусь честью, я не слышал ни дыхания, ни шума от ходьбы, ни даже шарханья штанин одна об другую – ровным счётом ничего. Да и он сам… прошёл мимо, словно нас и не существовало.
– Ёбаный… – не успел Рональд выговорить, как рыжий парнишка тут же закрыл ему рот.
– Идём дальше, – почти беззвучно прошептал мне старик, и мы пошли.
Шаг за шагом мы приближались к церкви, шаг за шагом многие тени, бродившие вдали от старой избушки, становились всё ближе, шаг за шагом непонимание того, что же всё-таки происходило в той деревне, росло.
– Они окружают нас, па, – быстро оглядываясь по сторонам, торопил шамана его сын.
– Не сбавляй шаг.
– Что за херня здесь вообще происходит?!
– Закройте рты, если жить хотите, и идите вперёд, – то был первый раз, когда с ним никто не спорил.
Сколько бы мы ни прошли, церковь, казалось, не приближалась – всё тот же старый деревянный крест витал над туманом ровно на том же расстоянии. Хотелось идти быстрее, хотелось бежать быстрее, но не было возможности – старик крепко держал меня за плечо, буквально впиваясь в него своими когтями через куртку.
– Эй, старикан, не хочу нагнетать, но твои ебучие дружки…
Мы оглянулись и увидели, что все фигуры застыли прямо позади нас. С того расстояния, что отделяло нас, невозможно было разглядеть, но готов спорить, готов поставить все деньги мира и своё звание, что в тот момент, когда мы посмотрели на них, они смотрели на нас.
– Хватайте предателя под руку и ускоряемся, чужаки, – всё таким же спокойным тоном ответил Амараук. – Побежите – умрёте.
Нельзя было придумать худшей ситуации, и дело было даже не в угрозе жизням или страхе неизвестности, нет – дело было в доверии врагу: некому было верить, кроме врага, так что приходилось подчиняться.
***
Двери церкви отворились и, как мы вошли, тут же заперлись. Изнутри здание казалось бы типичной католической церквушкой, если бы не одно но: куча фотографий на стенах. Самых разных: портреты мужчин, женщин, детей, стариков, фото с рыбалки, охоты, различные трофеи или просто приятные глазу пейзажи, мелькающие в тусклом свете восковых свеч.
Пыльные окна, пыльные скамьи, рядами идущие к пьедесталу с большим деревянным крестом на нём, комната пастора за всем этим – всё в том старом здании было таким, будто бы его не трогали целую вечность. Но было что-то другое – запах трав, смешанных друг с другом, характерный привкус сырости на языке. Да и… кто-то же зажёг свечи, верно?
– Разбудите его, – ткнул старик на Даниеля, но никто не шевелился.
Учёные повалились у двери, как брошенные марионеточные куклы. Рональда одолевали настоящий страх и паника, Смита – непонимание и усталость, а Джорджа – одышка. И лишь один Сэм, пытаясь смотреть сквозь щель в двери, не уставал задаваться простым, но ни черта не риторическим вопросом:
– Что это за херня сейчас была?!
– Разбудите, я сказал.
Но никто и не думал двигаться. Ещё бы – погоня от медведя, ранение проводника, взятие в плен и странные… люди – этого всего было явно много для нескольких часов. Для одного дня или недели, месяца – этого всего было чертовски много для простых людей.
Глухой стук, и через мгновение в моей голове уже раздавался гул. То явно был не простой старик, старик с непростой жизнью – понимая, что я и Сэм были единственными, кто мог дать отпор, он быстро решил проблему, оглушив меня и не оставив собственную спину открытой.
Но именно там – на грязном, пыльном деревянном полу до меня и стало доходить: да, то действительно была простая католическая церквушка, построенная не католическим Амаруком. Странно было видеть шамана в таком месте, но ещё более странно было осознание, что он, якобы, возвёл это собственноручно. И если всё то место было «плодом сумасшествия старого шамана», то все те фотографии на стенах и люди на них… Это были люди из прошлой деревни, из погибшей, исчезнувшей почти под корень деревни. И хуже этого осознания, хуже того, что за нами сейчас гнался непонятно кто, было понимание, что этого кого-то, по идее, не должно было здесь быть.
– Встань, изувер! – по пустому залу эхом пронёсся хлопок от удара. – Чёртов предатель!
– Полегче с ним, пап! Агута разберётся, предатель он или нет.
– Не оставлю я ему одному такого удовольствия! – тот вновь ударил Дэна по щеке. – Я хочу, чтобы это животное само видело низость своего неверия! Чтобы само познало вкус неправоты, что несло все эти годы за собой!
– Пожалуйста, – Джордж, держась за сердце, еле выговаривал слова, – объясните, что здесь происходит!
В тот миг Даниель и открыл глаза. Амарук с потрясающей для старика силой одним рывком поднял того с колен и, приставив тот самый нож к горлу, громко зашептал всем присутствующим ответ, после которого Дэн впал в настоящую панику:
– Агута вам объяснит.
– Ты… Да ты шутишь, старик, – попытался улыбнуться Дэн. – Шутишь ведь?
– Конечно, шучу, – на лице того тоже появилась едва заметная, больше похожая на жалостливую, улыбка, что тут же исчезла за жестоким взглядом. – С таким, как ты, он даже разговаривать не станет.
Затем последовал очередной удар. Упавший Даниель вновь завыл, но ударивший быстро заткнул ему рот и, вновь приставив лезвие к горлу, обратился к нам:
– Бежать отсюда без него – самоубийство. Если хотите прожить дольше, чем несколько часов – подходите по одному к моему сыну, он свяжет вас верёвкой.
– Да?! А как насчёт того, что один из нас просто грохнет тебя и твоего сынка, ублюдок?!
– Можете попробовать. Но будьте уверены, – он сделал на шее нашего проводника небольшой надрез, – моя рука будет быстрее ваших. Сядьте на первый ряд и не сопротивляйтесь.
– Не взду!.. – Дэн хотел что-то сказать, но не смог – холод металла, вжавшегося в его горло, остановил поток слов.
– В ваших же интересах не медлить.
Всех нас посадили на первую скамью – прямо перед небольшим подиумом с пьедесталом на нём. Через пыльные окна пробивался слабый лунный свет. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем парнишка, вяжущий всем руки, дошёл до меня – кроме того, что он связывал руки каждому, он ещё и вязал нас между собой, будто бы мы действительно могли броситься бежать без проводника…
– Зачем ты это делаешь? – спросил его я, хоть и был уверен, что каждый спросил его о том же. – Просто послушание? Преданность отцу? – но тот молчал. – Ответь мне!
– Вы многого не видели, – стоило признать, что хоть на вид он и казался шестнадцатилетним не до конца сформировавшимся подростком, узлы он вязал очень хорошо. – Если всё получится – папа наконец сможет зажить спокойно. Как раньше – без ночных кошмаров, без постоянных плачей и выпивки… Без этой деревни, – он посмотрел мне прямо в глаза, силы в его взгляде было больше, чем я думал. – А этот шанс – всё, что ему нужно.
– Но в чём состоит этот шанс для тебя?!
– А вам… – он на миг оглянулся на своего отца и перешёл на шёпот. – Вам ещё не стало ясно? Всем вам? – он затянул последний узел жёсткой толстой верёвки и взглянул на нас поочерёдно. – Действительно – изуверы… Тогда и говорить не о чем – сами увидите, если не способны видеть сейчас.
