Текст книги "Не в сказке (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Я ему больше не нужен… Не нужен… – Он мучительно-долго вздохнул и усилием заставил себя выпрямиться. – Пусть не боится… я не наделаю глупостей… мешать не стану… я сегодня же съеду. Сниму номер на пару дней, потом квартиру подыщу…

– Дурак ты мой… – Влад почти нежно провел по его волосам. – Глупый, влюбленный мой мальчик… Пойдем, – он крепко сжал его руку, так, чтобы у Макса и сомнений не возникло в том, что он сможет удрать, и повел за собой. Ребенок. Сколько бы ему ни было лет, для него он все равно будет ребенком. Мальчишкой с голубыми глазенками.

Машина и дорога в полной тишине. Не домой – на дачу. Туда, где никого, кроме них не будет. Где от каждой пылинки веет теплом, родным теплом.

Ворота, двор, крыльцо, уютный диван. Влад усадил на него сына и накинул на плечи теплый, пушистый плед. Опустился рядом, притягивая к себе и запуская пальцы в его волосы.

– Ребенок… Я понимаю тебя. Знаю, как это больно. Знаю. Но эта боль – ничто на самом деле…

Макс прижался к отцу, зажмурившись. Они давно в последний раз сидели так, вдвоём, чтобы никого рядом. Всегда были Дима или Мир… Или они оба… семья…

– Я знаю, КАК тебе больно сейчас, но если ты оттолкнешь его, не дашь Миру шанс, разлука будет в сотни, тысячи раз больнее. Поверь мне. Просто поверь мне. Это будет не жизнь. Это медленная агония. Да ты и сам это видел, – Влад улыбнулся светло, солнечно. – Между мной и Димой много чего было, но сейчас я счастлив. Просто и безоговорочно счастлив. Перетерпел, переболел. Миру сейчас тоже больно. И страшно. Он любит тебя. Дай ему шанс сказать это прежде, чем принимать решение, объяснить что-то. Ошибка обойдется вам слишком дорого. Малыш… Я не хочу, чтобы ты также как я, двадцать лет сходил с ума без него. Дай ему шанс. Это все, что я прошу.

– Я уже схожу с ума, пап, – выдохнул Макс. – Просто… Это Пётр. Понимаешь… Это не кто-то тебе совсем незнакомый, абстрактный любовник твоего любимого человека… Это Пётр, который признавался в любви МНЕ, который… мой лучший друг, предатель… Я всегда боялся, что однажды стану ненужным… и вся эта слава – она… я просто пытаюсь убедить себя… самоутвердиться, а я хочу только быть нужным ему…

– На свете не найдешь двух таких не похожих людей, как ты и Петр, – Влад спрятал улыбку в уголках губ. – Жизнь не стоит на месте, люди меняются. Но как бы Петр не изменился, он не стал бы делать это назло тебе. Да и Мир не позволил бы этому случиться, будь это так. Ты нужен ему, родной. Загляни в его глаза, и ты сам это поймешь.

– Я не могу, пап… не могу… не сейчас… – Макс сжался в комок, спрятав лицо в коленях. – Я не могу его видеть сейчас. Пожалуйста… можно я пока здесь останусь?.. только ради бога, пап, ничего не говори ему…

– Я… понимаю, – Влад отвел глаза, пряча боль. – Оставайся. Я скажу ему, что ты не хочешь его видеть, – он немного помолчал, а потом вдруг сказал: – Может, тебе стоит поговорить с Петром? Дай ему в морду, напейтесь только вдоем. Пусть он расскажет, зачем это нужно ЕМУ. Станет легче…

– Может быть… может быть я даже не убью его…

А в памяти вспыхнуло, загорелось, отравляя то самое: гуляй где хочешь… спи с кем хочешь, только всегда возвращайся ко мне, блудный кот… И он возвращался, возвращался как и обещал. Но почему настолько больно?

Пётр – лучший любовник, чем он? Да, однозначно. Просто у Страхова-младшего опыта было куда как больше, чем у него. Когда появился Мир остальные стали не интересны и не нужны.

– Решать тебе… – Влад вздохнул, мягко касаясь губами его лба. – Просто прошу тебя… не делай ошибок.

– Я не могу ничего обещать, пап, – тихим надтреснутым голосом сказал Макс. – Что бы я сейчас не сказал – это будет почти ложь. Мне нужно время… Мне нужно время…

***

Мир появился на пороге отцовского дома спустя сутки. Бледный до синевы, с огромными, почти черными кругами под глазами, он застыл на пороге, глядя на открывшего дверь Влада. Пару долгих минут они смотрели друг на друга, а потом Влад просто притянул его к себе, крепко обнимая. Без слов, без упреков. Мир вцепился в него, как утопающий за соломинку, уткнулся лицом в плечо и тихо-тихо застонал…

– Скажите, что с ним все в порядке… это все, что мне надо…

– С ним все в порядке, – Влад перебирал длинные пряди. – Я разговаривал с ним. Дай ему время. Просто дай время. Он должен это пережить. А потом вы поговорите, и примете решение.

– Спасибо, – Мир отстранился, пряча глаза.

– Все у вас будет хорошо, ребенок, – Влад улыбнулся одними уголками губ. – Иди, ты, наверное, и дома еще не был.

– Мой дом там, где Макс, – он болезненно улыбнулся и сбежал с крыльца, а через минут огни его машины растворились в вечерних сумерках.

***

Пётр был дома. И явно его ждал. Просто потому, что без слов и без оправданий отступил в сторону. Размениваться на слова не стал и Макс. Коротко, без замаха ударил, мгновенно рассадив о твердокаменную челюсть Страхова костяшки пальцев. Да, он был ниже, да, несколько тоньше Петра, что совершенно не отменяло его умения драться, приобретённого, может быть, слишком рано. Если о твоей семье пишут в таблоидах, если тебя самого называют кто гадким утёнком, а кто и горбуном из Нотр-дама, другого выхода, кроме как силой постоять за себя попросту не существовало.

Пётр рухнул на пол, ошалело потряс головой и стёр тыльной стороной руки кровь с разбитых губ. Тяжело поднялся на ноги, вскинув чуть мутный взгляд чёрных глаз на бывшего приятеля. И снова рухнул, сваленный ещё одним ударом.

– Полегчало? – криво усмехнулся он, глядя на Макса снизу вверх.

– Сука ты… – выдохнул Макс бесцветно, захлопнув за собой дверь. – Оставь его… Ты же знаешь, что он единственный, кто мне нужен… Это потому что я не спал с тобой, да?.. Решил мне красиво показать, что всё равно не позволишь нам вместе быть?..

– Я люблю его, – Пётр снова встал, придерживаясь за стену. У Макса тяжёлая рука. Когда несколько лет жизни ходишь исключительно хватаясь за любую опору, волей-неволей заработаешь себе богатырские плечи и сильные руки. Да и не пожалел его Макс. Не за что.

– Да что ты? – интонации не поменялись ни капли, только голубые глаза потемнели почти до черноты. – И меня ты любишь? Любвеобильный…

– Нет, – качнул Пётр и застонал от нахлынувшего головокружения. Как минимум сотрясение.

– Нет, – красивые губы Макса исказила вымученная улыбка. – И давно НЕТ? М?..

– Давно, – Пётр не боялся. Он не пытался даже защититься. Он просто стоял и смотрел, чуть покачиваясь, опираясь рукой о стену.

– Ты отнял у меня единственный мой смысл, Пётр… – Макс отвернулся и, открыв дверь, шагнул прочь.

– Не отнял, – бросил ему в спину Страхов. – Он никогда не полюбит меня так, как любит тебя. И никогда со мной не будет.

– Я не хочу ни видеть тебя, ни знать… никогда…

***

Мир тряхнул головой, и длинная челка легла на глаз. Он раздраженно сдул ее, а потом отвел за ухо. Ничего, он привыкнет. Как и к коротким теперь волосам и к тому, что с сегодняшнего дня модельера Ратмира Бикбаева больше не существует. Осталась чистая формальность: сообщить об этом всему остальному миру.

В дверь коротко стукнули, и Мир нехотя отвернулся от зеркала. Кто там еще?..

– Войдите, – голос был спокойным и глухим. Последний месяц он всегда был таким. Пустым.

Пётр вошёл, аккуратно прикрыв за собою дверь, замер у порога, прислонился плечом к откосу, точно твёрдо вознамерился никуда собеседника не выпускать, покуда не будут расставлены все точки над «i». Чуть усталый взгляд скользнул по истончившейся фигуре. Мир… изменился. И не сказать в лучшую сторону или худшую. Просто изменился. По-прежнему тонкий, по-прежнему красивый, он, кажется, стал ещё красивее, утончённее… Только теперь в его красоту вплелась нотка тоски и невысказанной, невыкричанной боли.

– Не делай этого, – тихо сказал Страхов, рассматривая его. Наконец, налюбовавшись, оторвался от двери и медленно подошёл к нему. С нежностью погладил чёткую скулу, глядя в глаза. Такие отстранённые. Такие спокойные, как два омута.

Пётр закусил нижнюю губу, привычно уже коснувшись кончиком языка небольшого шрама. Макс… не пощадил никого из них. Только разбитые в кровь губы зажили. А души кровоточат до сих пор.

Взгляд Мира смягчился, стал виноватым и почти нежным. Выкинув на мгновение все мысли из головы, он качнулся вперед, целуя его губы. Не жалея. Просто лаская, нежа только-только зажившую ранку.

– Я не могу, Пьер. Я больше не хочу этим заниматься. И не буду. Все закончилось. Спасибо, что все еще со мной…

– Глупый любимый мой человек, – улыбнулся Пётр, обнимая его. – Это твой дар. Это твоё призвание. Сколько народу выстроилось в очереди за твоими творениями. Ничего ещё не закончилось, а я буду с тобой при любых раскладах, если ты, конечно, в монастырь не соберёшься… меня туда не возьмут, слишком грешен…

– Как оказалось, мой дар работал только, пока Макс был со мной, – на этот раз улыбка Мира была больше похожа на гримасу треснувшей маски. – Я просто хочу уйти. Хочу, чтобы обо мне все забыли. – Еще один осторожный поцелуй и Мир отошел. – Я виноват во всем сам. В том, что позволил этому случиться, в том, что струсил, не смог объяснить… Когда все пошло не так? Когда просто хороший секс стал чем-то большим? Что я упустил?

– Это ты так думаешь, – вздохнул Страхов. – Ты бываешь весьма убедителен. Особенно когда тебе плохо, и если убеждаешь самого себя. Но ты упустил то же, что и я. Я ведь тоже не знаю, когда ты стал мне не просто нужен, а необходим как воздух… Послушай, посоветуйся с отцом, он мудрый человек, они оба мудрые. Не бросай всё. Пожалуйста.

– Нет, – жестко, почти резко ответил Мир, вскидывая голову, и прядка снова упала на лицо. – Это моя жизнь. А если она не нужна тому единственному человеку, ради которого я жил, то… я буду делать с ней все что захочу. И мне плевать, что будет дальше.

Пётр дёрнулся, как от пощёчины. Улыбнулся через силу. Ну вот и расставили всё по местам. И на сей раз – окончательно. Потянувшись, он мягко заправил за ухо выбившуюся прядь, и сдержанно кивнул. Это было… больно. Ещё больнее чем-то, что отколол Макс, придя к нему домой. Просто Макс был прошлым. А Мир – настоящим. Стремительно утекающим сквозь пальцы настоящим.

– Хорошо, как скажешь, – Пётр мягко коснулся губами его лба и, не оборачиваясь, вышел из осиротевшего кабинета.

Только отъехав достаточно далеко от офиса Мира, он заставил себя ещё раз набрать почти позабытый номер. Макс вызов принял. То ли давно и прочно забыл его номер, то ли просто удалил и, глядя на высветившиеся цифры, не смог вспомнить, кто же это звонит.

– Он собирается закрыть дом моды и объявить об этом на послезавтрашней пресс-конференции. Тебе плевать на меня, но на него, я надеюсь, тебе не плевать. Он губит себя. Из-за того, что считает, будто он совсем тебе больше не нужен. И не перебивай меня, Соколовский. Заткнись и слушай. Я ухожу. Совсем ухожу. И делаю это ради него. Потому что люблю его. Но он любит ТЕБЯ. И ты будешь полным кретином, если не остановишь его. Всё. Счастливо оставаться.

Пётр сбросил звонок и зажмурился.

Почему в жизни всё так… херово?

13.

Мир отстучал сообщение Петру, который упорно отказывался отвечать на звонки и, отбросив телефон в сторону, рухнул плашмя на постель. Провел ладонью по белью и свернулся в клубок, давя внутри стон. Белое поле, алые маки… Ничего не изменилось. Здесь, в квартирке, где они когда начали жить, все было так же, как когда-то. Десять лет назад. Огромный диван в гостиной, зеркала в спальне, забытый магнит на холодильнике…

Они были здесь счастливы. Когда-то… Когда в их мире было только они двое. Кто виноват? Все? Или виноватых нет? Есть. Он сам, сам во всем виноват. Позволил себе… что? Стать самим собой? Пойти на поводу у своих желаний? Нет. Будь это просто секс, он сумел бы признаться Максу и тот… поворчал бы, поколотил стену, но не ушел. Простил. А он… позволил перерасти этому в нечто большее. Позволил Петру влюбиться. Позволил собственному сердцу решить что он, Страхов, тоже нужен ему.

Мир резко выпрямился и судорожно вдохнул. Показалось, что он задыхается, что воздух вдруг исчез. Вскинулся, хватаясь за горло, и рухнул обратно на постель, когда живительный газ достиг легких. Снова свернулся в клубок и закрыл глаза, вжимаясь лицом в подушку. Больно… Макс… ну где же ты…

Макс с чувством выматерился. Дом был пуст. Совсем пуст. Отключен был даже холодильник и, судя по тяжёлому спёртому воздуху – кондиционер. Мира здесь не было со дня прилёта. Кис всё это время тусил у родителей. Вернувшись в машину, он какое-то время просто сидел, глядя на алеющее небо. Завтра будет ветрено.

Чертыхнувшись, он снова завёл мотор и рванул по старому адресу, в ту самую квартиру, в которой они прожили самые первые, счастливые и беззаботные три года. Естественно, больше ему податься некуда. В противном случае, Пётр предупредил бы, что Мир… у него.

Он уже давно сменил старого «мерина» на более удобную новую модель. Но отчего-то снова кольнуло в груди. Вот так же он возвращался тогда, с жутким похмельем, чтобы сказать, как любит. Чтобы просить прощения.

Он жил? Нет, просто существовал, пытался жить без него. Простить ли? Нет, ведь Мир… был с Петром. А значит, Макс ему больше не нужен и любовь Страхова заменит ему всё. Выходит, нет?..

Парадное, пятый этаж, знакомая до малейшей царапинки в обивке дверь. У него есть ключи, но он просто звонит в неработающий звонок. Потому что права войти, как хозяину, у него нет. Или может есть?.. Может, именно этого в нём не осталось? Решимости покорять, как когда-то? Решимости сказать: «Я тебя люблю» когда все и вся вокруг против?

Он достал ключи и вошёл. Сам.

Неслышно обошёл квартиру. Кухню, гостиную… тихо скользнул в спальню. Дверь даже не скрипнула. Вот он. Бледный. Осунувшийся. Длинные блондинистые локоны сменились радикально-короткой стрижкой. Говорят, стрижкой при тяжёлых стрессах отчаявшиеся заменяют самоубийство.

Злости нет. Только боль плещется глубоко в душе. Боль и страх. По-прежнему страх. Что исправить ничего нельзя. Что он всё-таки опоздал. Макс прилёг на постель и, крепко прижав его к себе, зарылся носом в стриженный затылок, вдыхая такой родной запах.

– Что же ты творишь…

Мир вздрогнул, напрягся, а потом обмяк, зажмурившись. Макс… Он здесь. Он рядом… В груди словно что-то взорвалось и испуганными птицами полетели, заторопились слова. Невысказанное отчаяние, невыплаканная боль и огромная, как мир вина.

– Прости… Прости, Макс… – глаза жгло даже под закрытыми веками. – Я люблю тебя, ты мне так нужен. Всегда был нужен. Меня нет без тебя. Я не живу без тебя, не существую, – он сжимался все сильнее и больше всего на свете сейчас боялся открыть глаза. – Ты… Я не могу без тебя. Прости…

– Я люблю тебя, светлый… – выдохнул Макс. – Не понимаю, особенно сейчас, но люблю. Жизнь без тебя – не жизнь… Но что же ты творишь, хороший мой… Мы вместе и так дров наломали, а ты собираешься дрова в щепки перемолоть… Я не оставлю тебя. Прости, я… так боялся, что стал тебе совсем не нужен…

– Не понимаешь… – эхом выдохнул Мир, поворачиваясь к нему. – Я сам себя не понимаю. Я… столько всего натворил, любимый мой, – он робко, боясь, что его оттолкнут, провел ладонью по щеке. – Любимый. ЛЮ-БИ-МЫЙ. А ОН им не был и не будет никогда. Ты – мой день, мое солнце, нежность моя. А он… огонь, страсть, боль, которая мне нужна. Макс… но только без тебя я не выживу. Меня не станет, если ты уйдешь, не простишь. Только рядом с тобой мне тепло.

– Я не могу причинять тебе боль… – Может, всё дело в памяти? В том, как много лет назад ему приходилось вытаскивать Мира, теряющегося в роли? ТОГДА ему нужна была эта боль. Тогда у них и выхода другого не было. – Не могу, светлый мой… – Макс нежно коснулся его губ поцелуем и шепнул как когда-то давно: – Делай что хочешь, будь с кем пожелаешь, мой блудный кот… только всегда, слышишь? Всегда возвращайся ко мне… я слишком тебя люблю…

В ответ Мир вжался лицом в его ладонь, пряча горячие, долгожданные слезы.

– Люблю тебя… Люблю!

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Эпилог, но не конец. “Последнюю точку” смотрим дальше.

Эпилог

Пётр ещё раз оглядел кавардак, воцарившийся в гардеробе. Вроде бы всё сложил, и в то же время… куда девать все эти шмотки – не известно. И вроде не так долго в Москве пробыл, а гляди ж, сколько всего скопилось. Отдельно лежали несколько вещей. Три пары брюк, две футболки, рубашка, пояс… всё с логотипом «РБ». Оставить. Забыть. Иначе будет только больнее.

Мир звонил. Каждый день. Сыпал сообщениями. Но Пётр молчал. Потому что стоит только ответить и всё завертится по-новой. А он дал слово Максу. Хотя, прежде всего, себе.

В дверь настойчиво позвонили, и Страхов, тяжело вздохнув ещё раз, побрёл открывать.

– Убегаешь? – Мир, стоявший на пороге, шагнул вперед, не давая Петру и шанса остановить его. Оглядел сложенные вещи, закусил губу, а потом обернулся. – Не надо, не уезжай. Ты действительно мне нужен, – улыбка коснулась губ. – Я знаю, что я эгоист. Но мне нужна твоя любовь. Без нее я не буду целым.

– Я обещал, – Пётр прикрыл за ним дверь и прошёл в комнату. – Если я останусь, он… всё равно для него я на всю оставшуюся – враг. А для тебя… ты всё расставил по местам тогда, – он устало опустился на краешек заваленной вещами постели. – Я слишком люблю тебя, чтобы оставаться мальчиком на пару ночей от случая к случаю.

– Дурак, – выдохнул Мир, подходя к нему вплотную. – Ты стал частью моей жизни. Необходимой мне частью. Я не знаю, как все это будет дальше, но я не хочу тебя терять. А Макс… он понял, принял. Пьер… Я не буду ничего тебе обещать. Но не уезжай. Пожалуйста, – Мир склонился к нему, приникая к губам. – Пожалуйста.

Пётр собрал в горсть его короткие волосы, а потом, обняв, рывком опрокинул на постель, подминая под себя, наплевав на разбросанную одежду, часть из которой была плодом работы Мира.

– Я хочу тебя каждую секунду. Я вижу тебя в лицах других. Ты моё наваждение, Мир… и мне больно от того, что он… не важно, Мир, забудь… Мне, правда, лучше уйти, пока мы не натворили ещё бОльших бед.

– Самый большой мой страх уже случился. И закончился, – Мир улыбнулся, лаская кончиками пальцев его искаженное лицо. Словно пытался стереть с него боль. – Как мне уговорить тебя? У меня слишком мало дорогих мне людей. Не лишай меня себя.

– Я хотел бы ненавидеть тебя, Бикбаев, а ещё лучше никогда-никогда не знать, – Пётр прижался губами к его губам со всё той же жадностью, с тем же жаром, с которых всё началось так давно и недавно. – Но я люблю тебя. Просто люблю.

– Тогда люби меня. Просто люби. Как можешь, как хочешь, как умеешь. Люби.

– Люблю, – выдохнул Пётр, понимая, что решение в очередной раз изменилось кардинально, а бронь билетов придётся отменить. Но… немного позже, возможно…

***

Мир, словно не веря тому, что вернулся домой, захлопнул за собой дверь и прошел в дом. Разулся и, наскоро смыв с себя дневную пыль, прошлепал по полу коридора и замер перед дверью в спальню. Тонкая полоска света на полу… Не спит. Ждет? Мир на мгновение зажмурился и, давя зарождающийся страх, повернул ручку. После того, как он уехал от Петра, выставившего его за порог, предварительно дав обещание, что не будет пытаться сбежать, Мир навестил пап. И пять минут на «чайку попить» затянулись почти на три часа смеха и разговоров серьезных и не очень. И когда Мир спохватился, часы показывали уже начало одиннадцатого ночи.

– Извини, я заговорился с папами, – Мир виновато улыбнулся и тут же скользнул под одеяло. – Они передавали тебе привет, – помолчал немного, а потом, потянувшись вперед, коснулся губами его плеча. – Люблю тебя…

Макс закрыл книгу, отложив её на прикроватный столик и, чуть сдвинув в сторону приоткрывшего один глаз Киса, легонько поцеловал любимого. Любимого, вернувшегося домой. К нему.

– Я тоже люблю тебя, светлый… Спасибо, что ты есть у меня…

Это не КОНЕЦ, смотрим следующую часть.

========== Последняя точка ==========

Мир стоял у окна и нервно курил. Мял сигарету тонкими длинными пальцами, скупо улыбался, глядя на то, как словно впавшие в детство отцы играют в снежки во дворе. Их смех звенел в морозном воздухе, глаза сияли от такого простого, но такого огромного и светлого счастья. И пусть обоим уже далеко за сорок, сейчас, среди наметенных за день сугробов резвились двое мальчишек, влюбленных друг в друга до одури. Озябшие пальцы, побледневшие от мороза улыбчивые губы согревали дыханием и легкими поцелуями.

Мир докурил сигарету, отправил ее в пепельницу и, прикрыв глаза, уперся лбом в холодное стекло окна. В родительском доме всегда тепло. А вот в его собственном… Не холодно, нет. Просто… сквозняк. Дует по ногам, ласкает спину и плечи. И с этим нужно что-то делать. Мир знает, что именно. Но решится на это не так-то просто. Хотя… виной больше, виной меньше – какая уже ТЕПЕРЬ разница? Он сделал звонок полчаса назад. А сейчас нужно просто заставить себя выйти из этого дома, сесть в машину и проехать пару десятков километров. А потом…

…Он выскользнул из дома незаметно. Оставляя за спиной счастливый смех, почти бегом добрался до машины, нырнул в салон и, запрещая себе думать, рванул автомобиль с места…

…Касаться его было больно. Чувствовать ЕГО касания – невыносимо. Но Мир, как мазохист, снова и снова ластился, как большой кот, подставляясь под жаркие губы и наглые ласки. Волной подавался навстречу каждому движения внутри себя, словно пытаясь впечатать в свое тело это ощущение близости.

А потом, когда все закончилось, он сел на разворошенной постели, вытянул из пачки сигарету и выдохнул:

– Что держит тебя здесь, Пьер? В этой стране, в этом городе?

Страхов повернулся на бок и чуть заметно нахмурился. Губы дрогнули, но растянулись в тонкой улыбке, а в следующий момент Пьер уже выбрался из постели и, набросив на себя черный шелковый халат, сел в кресло.

Бокал коньяка и сигарета. И пристальный взгляд. Но не на Мира, а в окно, на заснеженный город, расчерченный черными нитками дорог.

– Ты лучше, чем кто бы то ни был, знаешь ответ на этот вопрос, мой грешный. Или… вернее будет сказать «не мой»?

Мир опустил ресницы, чуть сильнее сжимая сигарету. Он так и думал… Черт, от этого еще больнее.

– Я больше не могу быть с тобой, Пьер. Хочу, но не могу, – он подтянул ноги и обнял руками колени, зло усмехнувшись. – Я слабак и тряпка, раз позволил всему этому случиться, но, пожалуй, надо ставить точку. Знаешь, чем вы с ним похожи? У вас в глазах одинаковая боль. И причина – я. Пьер, я не могу так больше. Ты нужен мне, ты очень мне нужен, но я не выживу без него.

– Кого ты пытаешься обмануть, грешный? М?.. – выгнул бровь Пьер. В его глазах действительно плеснула боль. И скрылась за ресницами. Тогда, кажется, так давно, когда он сам пытался уйти, вырвать из души и сердца любовь к этому человеку, Мир не позволил ему сбежать. Его взгляд, его руки, его губы будто приковали Страхова к нему. Это не могло длиться вечно. Да. Кажется, это судьба, уходить и пытаться все забыть. Чтобы жить, а не выживать, медленно умирая от смертельной раны глубоко внутри. – Ты просто наигрался. Удовлетворил свою маленькую потребность, и на самом деле просто устал. Окей, свободен.

Серые глаза полыхнули. Мир встал с кровати, медленно подошел к расположившемуся в кресле мужчине и влепил сильную пощечину.

– Не смей, – почти прорычал он. – Я никогда не играл с тобой. И мне нужен был ТЫ. Ты и сейчас нужен. Но, похоже, это ты играл со мной все это время.

– Ми-и-ир, – протянул Петр, глядя ему в лицо. – Ну что ты как маленький, а? Ну трахались мы с тобой, ну обоим хорошо было, ну зачем этот драматизм теперь?

На щеке расцвел алый след ладони. Больно. Только физическая боль то, что творилось у него внутри, перебить все равно не сможет, сколько не избивай.

– Мог бы и по телефону сообщить, а так пришлось через весь город тащиться.

Мир вдруг хмыкнул и подался вперед, втираясь телом между его бедер.

– Хорошо играешь, Страхов. Только забываешь, что я всю жизнь прожил рядом с актерами. Маска циника подходит тебе идеально, признаю, – он склонился ниже, приникая к ярким губам, и шепнул:

– Прости. Прости меня, Пьер. Мы никогда не будем друзьями с тобой. Ты постараешься забыть меня, я знаю. А вот я даже пытаться не буду. Ты вернул мне меня самого. Спасибо.

– Уходи, Бикбаев. Я ненавижу долгие прощания, прощальные ночи и прощальные поцелуи. Это пошло и отдает дешевым пафосом. Поэтому просто уходи. Ты все решил, а я знал, что рано или поздно это случится, – Страхов мягко, но непреклонно удержал его, не позволяя длиться поцелую.

Год назад он купил билет с открытой датой. Осталось совсем немного: бросить в сумку вещи, закрыть дверь и сесть в самолет. И больше никогда сюда не возвращаться. Даже на день. Даже на час.

– Я уйду, когда сам посчитаю нужным, – в голосе Мира прорезался металл. – И мне плевать, насколько пафосными ты сочтешь мои слова. Если бы ты был мне безразличен, я бы ограничился смс-кой. А теперь просто не дергайся, – Мир всегда был сильным, по-настоящему сильным. И Петр удержать его не смог. Мир качнулся вперед и впился, буквально вгрызся в его губы. Без нежности, без ласки. Сильно, жестко, словно пытаясь стереть их контур. И закончил поцелуй также внезапно, как и начал. Отстранился, выпрямился, отошел и принялся одеваться. Ему больше нечего сказать. Хотя, нет, есть. Но Петр слушать его не будет. Что ж, тем хуже для него, Мира. Ему хотелось бы, чтобы Пьер простил его. Не сейчас. Когда-нибудь. Но, похоже, придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. Но он сам заслужил это, так что винить можно только себя.

Джинсы, рубашка, пояс… Рука потянулась к широкому браслету на прикроватной тумбочке и замерла в воздухе. Пара секунд колебания, и Мир сгреб совсем другую вещь. Массивное кольцо, которое принадлежало Петру. И плевать на все.

– Спасибо за все, – голос был ровен и уже почти прохладен. – Можешь ненавидеть меня, но я рад, что ты был в моей жизни.

Выдержать. И не сломаться под взглядом.

И все-таки, сколько не пытайся – Мира забыть невозможно. Это выше человеческих сил. Выше воли. Выше желания. Можно сколько угодно убеждать себя в том, что с глаз долой – из сердца вон. Не будет этого. Просто не будет.

Мир снова станет светиться на модных показах, жизнь вернется в привычное русло, но как забыть эти ночи и дни? Как? Никто не сравнится с ним. Никто и никогда. Потому что место в сердце занято. Им. Навсегда.

– Прощай. – Слово горчит на губах. Но лучше нацепить улыбку, чем показать настоящую боль. Пусть Мир считает, что он ненавидит его, пусть думает, что не простит никогда в жизни. Пусть так. Чем будет знать, что любим. До последнего вздоха любим.

– Прощай, – только выдох в ответ. И взгляд – виноватый, нежный, запоминающий, страстный. – Прощай… – шаги, стук двери, сквозняк, тишина…

…Дома было тихо. Ни телевизора, ни музыки, ни шума воды в душе. Макса нет. Задержался на работе. Опять. Мир поднялся по лестнице, не включая свет, зашел в их спальню и рухнул на кровать, обнимая и вжимаясь лицом в подушку. Она пахла Максом. Его шампунем, его теплом, им самим. Да, он все сделал правильно. Правильно. Но сердце болит, до стонов болит. Где же ты, мой солнечный? Я так хочу, чтобы ты обнял меня…

Макс появился минут через пятнадцать. Просто на первом этаже открылась дверь, просто разнеслись по дому шаги и негромкий эмоциональный голос в очередной раз послал по известному адресу кого-то, кто посмел сказать что-то нелицеприятное о каком-то спектакле.

Он, конечно, сбросил пальто на диване в холле и там же разулся, чтобы быстро взбежать по ступенькам. В комнату пахнуло морозной свежестью вечера.

– Привет, – Макс опустился на постель рядом с ним и обнял, прижавшись холодной щекой к его щеке. – Мне тебя сегодня так не хватало…

Мир коротко застонал и, развернувшись, вжался в него, обнимая так, что у Макса на мгновение перехватило дыхание.

– Прости. Мне надо было закончить одно дело, – Мир зажмурился, кусая губы. Глаза нещадно пекло, в уголках глаз собралась соленая влага, и он тихо-тихо всхлипнул, наконец отпуская себя. – Теперь я только твой, родной. Только. Твой. Прости меня за боль.

– Я люблю тебя, светлый мой, – Макс сжимал его в объятиях, губами нежно снимая горько-соленые слезинки. Больно. Да. Но именно эта боль и доказывала им обоим раз за разом, что они живы и что их чувство тоже живо. – Я очень, очень тебя люблю. Слышишь? Все хорошо, Мир, нежный мой, все хорошо.

Мир судорожно вздохнул, а потом зашептал быстро-быстро в целующие губы. Так, словно боялся, что Макс его остановит.

– В нашем мире снова только ты и я, Макс. Обещаю… Обещаю, слышишь, что никто и никогда не встанет между нами. Меня нет без тебя, просто нет. Макс, люблю тебя. Только… Будь рядом, будь со мной. Не забывай, просто держи за руку – это все, что мне нужно, чтобы быть счастливым.

– Ты единственный в моей жизни, слышишь? И мне больше никто не нужен. И никогда не был нужен. Только ты, – Макс нежно гладил его волосы, вдыхая такой родной, такой тонкий его запах. Его мужчина. Смысл его жизни. Сколько лет прошло, но на других смотреть как не хотелось, так и не хочется. – Ты и я.

– Только ты. Только я, – пальцы вплелись в светлые мягкие прядки, губы коснулись губ сначала робко, почти невинно, а потом поцелуй стал сильным, яростным. Они снова заявляли права друг на друга.

«Ты мой и ничей больше…»

«Я твой и ничей больше…»

«Я твой и пусть весь мир катится к черту!»

«Ты мой и это не изменить».