Текст книги "Не в сказке (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Но упасть ему не дали. Страхов подхватил, прижимая к себе подрагивающими от напряжения руками. У самого ноги подкашивались. Стоял на одной только силе воли. Но упасть не позволяли ошметки гордости.

Ненавидеть бы Мира… Слишком многое он бросил ему под ноги. Слишком многое. Только ненавидеть не выходило. Хотелось, до безумия, до полной потери рассудка. Даже сейчас, после сокрушительного оргазма.

Заставить себя шевелиться Петр смог через пару минут. Подхватил на руки безвольного расслабленного Мира, порадовавшись про себя, что с него джинсы вот так не свалились. В несколько неловких шагов пересек холл и вошел в гостиную, где и опустил Мира на диван, окончательно избавив долгожданного любовника от одежды.

Тот слабо застонал, окидывая расфокусированным взглядом комнату. Еще почти минуту на то, чтобы взять под контроль дыхание и рассудок. Тело, казалось, звенит от все еще гуляющего в нем удовольствия, тесно сплетенного с болью. Мир шевельнулся и еле заметно поморщился. Не смертельно, но саднит.

А еще не хотелось ничего говорить. Зато почему-то захотелось курить. Мир выгнулся и потянулся к пачке сигарет, лежащих на журнальном столике у изголовья. Вытянул одну, нащупал зажигалку и прикурил.

Петр сел на пол, вытянул ноги, запрокинул голову на диван, щекой касаясь обнаженного плеча Мира. Хорошо. Слишком хорошо. Теперь понятно, почему на этом человеке буквально помешано столько народа. Его манекенщицы, его окружение, даже его клиенты. Его хотят все. Вот только имел до сих пор – только один человек.

Нет, это даже не смешно, но он хотел Мира снова. И это становится любопытно. Кто кого затрахает до неадеквата?

– Я хочу тебя. Снова.

Мир лениво выпустил струйку дыма и, чуть сдвинувшись к краю, усмехнулся:

– Незаметно.

Петр неторопливо поднялся на ноги и стащил с себя джинсы вместе с бельем. Потом – повернулся, демонстрируя степень собственного возбуждения. И собственное совершенное тело заодно.

– Достаточно убедительно?

Мир оценил. Вскинул бровь, усмехаясь скорее тепло, чем ехидно:

– Боюсь, моя задница не выдержит еще одного такого марафона. Отвыкла.

– Значит, мне придется с официальным визитом посетить местный душ. В противном случае твоя задница действительно имеет все шансы пострадать, – вздохнул Страхов.

Мир расхохотался. Отправил недокуренную сигарету в пепельницу и провел ладонью по животу и ниже. Капли собственной спермы уже засохли и стягивали кожу. Не самое приятное ощущение. Но избавляться от него почему-то упорно не хотелось. Петр оказался потрясающим любовником. Именно таким, какого Мир хотел.

Повернувшись к стоящему перед диваном обнаженному Страхову, Мир долгим задумчивым взглядом окинул его с ног до головы и неосознанно облизнул кончик пальца. Пожалуй…

– Ключевое слово – такой марафон…

– То есть любой другой марафон тебя вполне себе устроит?

Петр плавно опустился перед диваном и стащил Мира к себе на колени, почти плотоядно ухмыляясь. Заставил локтями опереться о мягкое сидение позади себя и прижался губами к основанию шеи, лизнув наметившийся след.

– Звучит так, словно это мне не хватило одного раза, – хмыкнул Мир. Он сидел на коленях Страха и был настолько открыт… Но он давно забыл что такое стыд. Да и чувство беззащитности почему-то возбуждало.

Ему нравился взгляд Страха. Нравилось смотреть на пламя в его черных зрачках и знать, что он – тому причина. И всплыли вдруг в памяти собственные слова… О да, если бы не Макс, он бы в него влюбился.

Губы Петра проследили четкую линию шеи и плеча. Ладони с мягкой уверенной силой скользнули вдоль бедер вверх, погладили плоский подтянутый живот, мазнули по груди, снова вернулись к крепкой заднице.

На этот раз спешки не было. Как не было грубости или боли. Петр был предельно осторожен, входя в раскрытое его тело. Почти нежен. И только поцелуй был таким же голодным, как их первый раз, случившийся не далее, как несколько минут назад.

– Чееерт… – выдохнул Мир, падая назад на диван. Вторжение Петра оказалось для него почти неожиданностью. Как и тот факт, что тело мгновенно откликнется на него, вспыхнув снова. Не бушующий пожар, но огонь. И такая чувствительная кожа. – Твою мать, Страх… – слова сами слетали с языка с каждым новым неторопливым и осторожным толчком. Другое удовольствие. Совсем новое. Мир мотнул головой и снова выгнулся в его руках, почти зависнув аркой над диваном.

– Ты что-то хотел сказать?.. – прошептал Пётр, неспешно покусывая острый напряженный сосок. Мир заводится с пол-оборота. Как только ему удавалось держаться так долго, и молчать?

– Да… Нет… Когда-нибудь я просто сверну тебе шею за это… – стон Мира был болезненным. Но и удовольствие, которое дарил Страх, тоже было на грани боли. Не яркое, но слишком острое.

Мир неосознанно облизал пересохшие губы:

– Неудобно… Хочу на пол…

Столик полетел в сторону. Пётр совершенно бесцеремонно откинул его, чтоб освободить себе пространство. Подхватив Мира за талию, медленно развернулся на месте и осторожно опустил его на пол, так и не соизволив выйти из подрагивающего тела. Склонился к нему, покрывая грудь мелкими короткими поцелуями.

Мир тихо рассмеялся, провожая взглядом ни в чем не повинный стол. Рассмеялся, и застонал громко, протяжно, запуская пальцы в черные, как смоль, волосы. Попытался собрать в горсть слишком короткие для этого прядки, недовольно дернул одну, такую непокорную, и крепко обнял за плечи, заставляя накрыть собой.

Стоны, вскрики, с силой обвивающие его бедра ноги, пальцы, полосующие его плечи… царапинки щиплет, когда в них попадает пот. Жарко… хорошо. Не хочется ни о чем спрашивать, хочется снова услышать его крик. Еще один толчок, еще… чуть изменить ритм, заставляя его захлебнуться протяжным «О!..»

Короткая вспышка боли словно обняла бедра Мира и утонула во вспышке удовольствия. Вернулась снова и снова утонула в другой вспышке, еще более яркой.

– Да, Пьер, да… – Мир метался по полу, кусая губы и почти всхлипывая. Он завис над краем пропасти, готовый в нее упасть, и тут Страхов замедлился, почти остановился. Мир протестующе застонал, сжал его внутри себя…

Петр вскрикнул, забился, силясь удержаться, но смог лишь резче войти в него и соскользнуть в яркий продолжительный восторг, чувствуя, как содрогается под ним Мир, самая большая ошибка в его жизни.

– Чееерт… – на этот раз кости не ломало. Но кровь, казалось, все-таки достигла своей точки кипения и теперь сердце бьется о грудную клетку, словно пытаясь спастись. Тяжесть тела Петра ощущалась как-то странно, да и он был все еще внутри него.

Отдышаться тот пытался с пару минут. Потом осторожно вышел из расслабившегося тела и, перекатившись на спину, увлек на себя Мира. Погладил поясницу, узкие бедра, точно успокаивая, настраивая на вполне мирный лад, а потом тихо фыркнул.

– Если ты сейчас не встанешь и не оденешься, я за себя не ручаюсь. Вообще.

Мир только хмыкнул:

– Ты не похож на монаха.

– А ты – на всех прочих, – Петр коротко поцеловал его обнаженное плечо.

– Я уникален, я в курсе, – Мир задумчиво очертил кончиком пальца его скулу. Пару мгновений словно о чем-то размышлял, подался вперед и прижался к его губам поцелуем.

На секунду тот прикрыл глаза, позволяя Миру эту ласку, и оторвал его от себя.

– Бикбаев, уникальный ты мой, будь человеком. Или тебе себя ни капельки не жалко, так я же могу продолжить, но завтра на репетицию ты не встанешь.

Мир небрежно пожал плечом и скатился с него. Неторопливо встал, стараясь не сильно морщиться, шагнул к дивану и опустился на него.

– Душ налево. Полотенце найдешь там же.

Петр тяжело вздохнул. Поднялся с пола, потянулся всем телом, и вдруг подхватил Мира на руки. Кажется, ещё немного и это войдет в привычку.

– Налево… заодно тебе спинку потру.

От позорного девчачьего визга от неожиданной выходки любовника Мира спас только спазм в горле. Зато от почти бешеного взгляда Страхову было не спастись.

– Ну, давай, милый, испепели меня грозным взглядом на месте! – Петр широко ухмыльнулся и, толкнув дверь бедром, шагнул в ванную. Осторожно опустил Мира в поддон душевой кабины и в задумчивости замер. – Это было самое верное решение, взять тебя сюда. Где тут инструкции, как справиться с этим агрегатом?

В свое время, когда Дима делал ремонт в доме, он полностью перекроил ванную комнату, совместив просто огромное джакузи и хитроумную душевую систему, самой простенькой из функций которой был контрастный душ с гидромассажем. Макс этот агрегат обожал. Наличие «этой хреновины» в доме избавляло его от необходимости посещать массажиста.

Естественно, Петр придуривался. И справился с выбором температуры и интенсивности распыления воды очень и очень быстро. Плеснул на ладони гель для душа и легкими ласкающими движениями принялся намыливать плечи и спину Мира, разминая, массируя усталые мышцы.

Тот только что-то благодарно мурлыкнул, откровенно подставляясь под его руки. Уходящий день действительно был очень тяжелым, и вода в сочетании с легким массажем действовала просто сногсшибательно. Хорошо… Как же хорошо. Мир откинулся голову, подставляя лицо тугим прохладным струям.

– Боюсь, что ответной любезности я тебе не окажу. Ты не сильно на это обидишься?

Петр легонько прикусил мочку его уха и фыркнул.

– А можно идентичную любезность заменить несколько… м-м-м… другим рукоблудием?

– Хм-м? – бровь Мира недоверчиво поползла вверх, он подался назад, прижимаясь к стоящему за спиной Петру всем телом. Что-то горячее и почти твердое уперлось ему в бедро.

– Боооже… – почти простонал Мир, тихо смеясь. – Теперь я знаю, почему у тебя никого нет. Ты просто секс-машина, Пьер. Бедные твои девушки… Сбегают, наверное, на третий день?

– Стебись-стебись, – Петр плавными круговыми движениями прошелся ладонями по его груди. – Если ты думаешь, что я со всеми так, то глубоко ошибаешься, свет очей моих. Или ты все-таки решил бегать и дальше?

Мир запустил пальцы в его волосы и, явно дразня, потерся о его тело.

– Секс на одну ночь, Пьер, – напомнил он Страхову его же слова. – Как скоро тебе надоест?

– А тебе… хочется быстро мне наскучить?.. – Петр поймал губами уголок его губ и на секунду с силой прижал его к себе. Кончиками пальцев прошелся по нежной мягкой плоти. – Если у меня есть только одна ночь, то… давай продолжим шоу?

– Пожалей мою задницу, Пьер, – фыркнул Мир, разворачиваясь к нему. Долгую минуту просто смотрел в его глаза, словно что-то ища там, а потом с неожиданной силой толкнул его к стене. Шагнул следом и плавно опустился перед ним на колени. Словно рисуя линию, провел кончиком пальца по напряженному стволу, соединяя капельки воды. Вскинул голову, ловя взгляд, а потом неторопливо потянулся вперед, касаясь губами головки.

– Это… значит… да?.. – Страхов прикусил губу, тихо зашипел и немного неловко отвел со лба Мира прилипшие мокрые прядки волос. Удержать себя на месте и не податься вперед, на встречу легкой ласке, удалось, хотя бедра просто закаменели от напряжения.

– Это всего лишь «идентичная любезность», – тот невинно улыбнулся и опустил ресницы, пряча взгляд. Легко лизнул нежную кожицу, и медленно, аккуратно принял напряженную плоть, сжимая ее губами и лаская языком.

Петр только глухо застонал. Судорожно сглотнул, сжал до хруста пальцы, аж костяшки побелели, да налились кровью глубокие следы-полумесяцы на ладонях.

Нет, это безумие просто так прекратить невозможно. Не выйдет. Страхов смотрел на склоненный светлый затылок и «плыл», теряясь в ощущениях. Ошметками сознания он понимал Макса, которому кроме Мира, вот этого вот человека, который сейчас стоит перед ним на коленях, никто больше не нужен. Красивый, яркий, самодостаточный… Зачем смотреть по сторонам, если есть ОН?

Нет, Петр не любил… слишком больно любить. И слишком поздно. Для него, однолюба, уже поздно. Тогда почему? Потому что его чувственный голод под силу утолить было только тому, кто сам был средоточием чувственности.

– Господи… да…

Мир только улыбнулся про себя. О, у него было время на то, чтобы стать почти идеальным любовником. Он играл ощущениями Петра, как виртуоз – на музыкальном инструменте. Чуть-чуть боли, чтобы коснулась края сознания и сразу следом – яркое, чувственное удовольствие. Жар и напор, от которого подкашиваются ноги и еле заметные касания, чистая нежность… Ты покричишь для меня, Петр?

Зажмуренные глаза, искусанные губы, стоны, слетающие с них, как листья под напором ветра, он стоит на чистом упрямстве и ещё потому, что за спиной стена. Наверное, это единственное, что ему еще осталось, потому что на самом деле он уже давно у ног Мира.

Он кричит почти беззвучно. Кричит всем телом, купаясь в остром удовольствии, граничащем с беспамятством, а когда сил не остается совсем – вскрикивает, почти болезненно и стонет, протяжно, горько, выдыхая его имя. Одно только имя:

– Миииир…

Тот поймал его почти у пола. Устроил, как смог, закрывая собой его лицо от водяных струй. Провел ладонью по щеке, пытаясь поймать взгляд затуманенных глаз.

– Пьер… – позвал тихо, на грани слышимости, и голос утонул в шуме льющейся воды.

– Спасибо… – ослабевшие пальцы накрыли его руку, и Петр улыбнулся, глядя на Мира из-под полуопущенных ресниц. Прижался дрожащими губами к теплой влажной ладони и вздохнул. – Ты просто чудо.

– Не пугай меня так, – Мир отразил его улыбку.

– А ты за меня испугался? – выгнул бровь Петр. Вот только она дернулась и вместо великолепной иронии получилось просто забавное поигрывание. – Приятно, черт побери! Извини, просто так получилось.

– Дурак ты, – бросил Мир и столкнул его со своих коленей. С трудом поднялся, распрямляя затекшие ноги. Тряхнул волосами, разбрызгивая капли воды и потянулся за шампунем.

– Может быть, – Петр склонил голову к плечу, и щекой прижался к его бедру, задумчиво глядя, как Мир намыливает волосы. – А может мне и правда приятно. Что ты испугался. Хотя, с тебя станется рассматривать меня на предмет как бы так половчее вытащить бездыханное тело, чтоб потом не объяснять, почему Петр Страхов скончался от оргазма в твоем душе.

– Для скончавшегося ты был все еще слишком жив, – хмыкнул Мир, откидывая голову, чтобы смыть пену, попавшую на лицо. – Да и бледность тебе бы не пошла. А ты хотел бы умереть от оргазма? Или все-таки – тихо и спокойно во сне?

– Героически. Или на сцене, – Петр поднялся на ноги и удовлетворённо вздохнул. Ненасытный организм, получив разрядку, наконец, угомонился. Во всяком случае, вид капель воды, стекающих по совершенно потрясающему обнаженному телу Мира, не вызывал в нем острого желания немедля валить на пол и трахать до потери пульса. Но от поцелуя Страхов все-таки не удержался.

– Позер, – не обидно бросил Мир, смывая пену с волос. В последний раз провел по ним и отступил, давая Петру место. – Кофе? Чай? Или я могу не разыгрывать гостеприимного хозяина? – серые глаза мягко искрились от смеха.

– Апельсиновый сок и сигаретку, и можно без дури. Своей хватает, – Петр подставил лицо струйкам воды, всем телом потянулся, чувствуя, как поют мышцы, как звенит каждый нерв. – Обещаю сегодня больше не приставать.

– Тогда обещаю не портить твою физиономию. Хотя не скажу, что у меня не чешутся кулаки, – Мир вылез из кабинки и, накинув на себя полотенце, вышел из ванной. Промокнул волосы, а потом обернул его вокруг бедер.

Апельсиновый сок нашелся в холодильнике. Там же обнаружилась початая бутылка белого «Муската». Мир вернул столик на место, водрузил на него сок, вино и два бокала и, найдя на полу пачку сигарет, прикурил у окна.

Петр вышел минут через пять. Короткие волосы топорщились в разные стороны, полотенце обернуто вокруг бедер. Кажется, даже вот такой, разморенный горячей водой, сексом и усталостью после долгого дня, он был спокоен и уверен в себе.

Он подошел к окну неслышно. Обнял со спины, коснувшись губами мокрых волос.

– Я не буду просить у тебя прощения. Потому что не жалею. И не пожалею никогда.

– А я и не ждал этого от тебя, – Мир пожал плечами. – Ты успокоился? – сделал затяжку и протянул ему, не глядя, свою сигарету.

Страхов принял сигарету и глубоко затянулся. Зажмурился.

– Сейчас? Да. А завтра… не знаю.

Мир только хмыкнул.

– Надеюсь, что завтра ты найдешь себе другой объект, – поколебался немного, но все-таки спросил. – Я могу оставить тебя на ночь. Если хочешь.

– Нет, Мир. Спасибо, но нет.

«Спасибо» за предложение остаться или «спасибо» за…… Петр был рад, что Мир не мог видеть его глаз. Но именно в глазах было вот это: не надейся. Не поможет.

– Если я останусь, мы оба завтра не выйдем из этого дома.

– Как хочешь, – снова пожал плечами Мир и развернулся в его руках. – Я бы сказал тебе «спасибо». Но не буду.

– Это будет лишнее, – кивнул Петр.

Легкость растворялась в реальности. Все верно. Адреналин распадался в крови, прекращая свое будоражащее воздействие. Еще немного и все закончится.

– Надеюсь, завтра на репетиции ты меня ненавидеть не будешь.

– У меня есть причины тебя ненавидеть. Но это – не из их числа, – Мир светло улыбнулся. – Сок?

– Сок, – Петр дернул светлую прядку, поймав ее губами. – А все остальные причины совершенно точно не стоят твоей ненависти. Они слишком мелкие, чтоб о них помнить. Честно. Я вот не помню!

– Ну, еще бы… – хмыкнул Мир, выскальзывая из его рук. Подошел к столу, налил себе вина, а Петру – сока и протянул ему его бокал. – Если я скажу тебе, что из всех друзей Макса ты меня интересовал больше всех, ты сильно зазнаешься?

Сок Петр пил мелкими глоточками, чтобы не посадить голос.

– Даже не знаю, что тебе на твой пассаж ответить. Данька всегда был зубоскалом, Стасик по сей день Веркин подкаблучник, а остальных ты знал плохо. У тебя просто выбор был небогатый. Но… я помню твои слова, Мир. Только жалеть о несбывшемся как-то глупо. Потому и не жалею, что Макс стал нашей точкой пересечения.

– Я разбил вашу с ним дружбу. Прости, – Мир действительно жалел о той сумасшедшей ночи. До сих пор жалел. Петр был любимым другом Макса и когда они начали отдаляться…

– Это все равно случилось бы. Рано или поздно. С тобой или без. На трезвую голову или под кайфом. И все равно мы разошлись бы. Знаешь, как говорят – по-доброму или брыканиями, но случится то, чему была судьба случиться. Вы остались. Я уехал. Вы добились всего здесь, а я исколесил всю Европу и добрый кусок Востока.

– Заметно, – хмыкнул Мир, проводя ладонью по его обнаженной груди. – Мне всегда нравился твой загар.

На самом деле он хотел сказать другое, совсем другое. Но вовремя прикусил язык. Страх хоть и не любит больше Макса, не стоит бередить старые раны.

– Он всегда был на всем теле, – ухмыльнулся Петр. – Да, с самого рождения ни стыда ни совести. Мне даже в порно предлагали сниматься. Очень приватном. А денег предлагали столько, что по нашим меркам я года три мог жить, ни черта не делая, и при этом не бедствовать. Девушка узрела меня, загорающего на пляже с борта своей неприлично дорогой яхты. Первый раз в жизни я смывался под покровом ночи, да еще и из отеля выбирался через служебный выход.

Мир представил себе Петра, улепетывающего от назойливой поклонницы, и чисто, звонко расхохотался. Картинка вышла почти сюрреалистическая.

– Неужели ты отказался от возможности поиметь девушку да еще и неплохо на этом заработать? Или те, которые сами падают к тебе в руки, тебя не привлекают?

– Я не продаюсь, Мир, – Петр поставил опустевший бокал на столик и наклонился за сброшенными в спешке джинсами. Бросил на подлокотник полотенце, натянул на влажное ещё тело бельё, кое-как влез в джинсы. – Что бы ты теперь обо мне не думал – я не продаюсь.

– Ты внезапно разучился понимать шутки? – Мир вернул бокал на стол и скрестил руки на груди.

– Нет, – Страхов покачал головой. – Просто этот же вопрос мне задал и мой агент следующим утром по телефону. – Он медленно подошел к нему, и приобняв за талию, заглянул в глаза. – Если завтра после репетиции я вдруг решу тебя украсть… ты сильно сопротивляться будешь?

– Да, – серьезно ответил Мир. – Ты поймал меня сегодня. Но теперь я сыт. И не думаю, что завтра что-нибудь изменится.

– А потом приедет Макс и все закончится. Но я все равно попытаюсь, – легкий, почти невесомый поцелуй. Всего только касание губ. Петр шагнул назад и, больше не глядя на Мира, вышел. По дороге подхватил свою футболку и аккуратно прикрыл за собой дверь.

По крайней мере честно.

На дне бутылки все еще плескалось шампанское. Не началась, по сути, еще ночь, а ему уже хочется надраться до зеленых чертей.

Однажды, одна из фанаток отца Мира написала для него песню. Динамичная, в общем-то, довольно прилипчивая песенка, ее потом, много лет спустя, записала молодая группа, которую продюссировали Влад Андреевич и Дмитрий Амиризович. Надо сказать, группу они раскрутили лихо и песни из вышедших трех альбомов активно ротируются на станциях. Даже самые первые, в том числе и «Адреналин». Помнится, Макс тогда пошутил, что песня охренеть как подходит обоим Бикбаевым. Они – адреналин тот еще. Вот только когда понимаешь, что они нужны становятся каждую минуту, каждую секунду – уже слишком поздно, чтобы сматывать удочки.

«Ну упс!» – разводил руками Макс и улыбался при этом самой обаятельной из арсенала своих улыбок. Забавно, но стоило только Миру улыбнуться так же – как Макс тускнел. Все-таки рядом с Бикбаевым кто угодно потускнеет. Он, как и его отец, в кадре не терпел никого. Даже если рядом стоит любимый человек. Он один притягивает взгляды. А те кто рядом – всегда в тени.

Петр свернул к круглосуточному супермаркету. Купил пару бутылок самого дорогого шампанского из тех, что там были, и, вызвав драйвера, откупорил одну прямо на стоянке. Пил быстро, прямо из горлышка, ничуть не заботясь о том, что пенная жидкость время от времени почти фонтаном била. Все равно.

Нет, он не любил. И не влюбился. Это не жадность и не чувство противоречия. И это не назло Максу. Не из мести и не из желания разрушить почти семейную идиллию. Это не блажь, не желание заполучить того, кого хотят без преувеличения все вокруг.

Что это? Он и сам не знал. Но больше всего на свете желал одного: повторения этого совершенно безумного вечера. И платить готов был любую цену. Без преувеличения.

Мир закрыл за ним дверь, запрещая себе о чем-либо думать, выключил свет во всем доме, оставив только подсветку на лестнице, поднялся на второй этаж, протянул руку к двери в спальню и… уронил обратно. С силой закусил и без того болезненно распухшие губы и развернулся в другую сторону.

В бывшей отцовской спальне ничего не изменилось. Они с Максом не тронули здесь ничего. Мир прикрыл за собой дверь и, отбросив покрывало с кровати, юркнул под одеяло. Свернулся клубочком, пытаясь согреться… А через пару минут все запреты рухнули. И мысли, которых он так боялся, вихрем закружились в голове.

Он изменил Максу. Он. Изменил. Максу. Любимому. Изменил. И никакие оправдания не помогут. Он мог все остановить. МОГ. Но не захотел.

Мир глухо застонал и перевернулся на другой бок. Поморщился от льющегося из окна лунного света и отвернулся. Стыда не было. Только боль. Вина. И страх, что узнает. Узнает и не простит.

– Прости… Прости, Макс…

========== Часть 4 ==========

7.

С утра из рук валилось совершенно все. За полчаса с момента появления, Мир успел нарычать на своего секретаря, забраковать пару уже готовых костюмов и теперь пил мелкими глоточками обжигающий кофе, одновременно пытаясь привести в порядок расшалившиеся нервы. Через полтора часа – репетиция в театре. Хорошо, что сегодня в планах нет никаких танцев, иначе к вечеру он имел бы все шансы рухнуть прямо на сцене.

Мир отставил чашечку в сторону и принялся собираться. А уже через час подъезжал к театру. Смотреть в глаза Петра он не боялся. Просто со вчерашнего вечера возненавидел зеркала.

Пётр был до тошноты свеж и бодр. Шутил и смеялся, подкалывал похмельную Светлану и собственную «супругу», бледневшую при одном только упоминании алкоголя. Кажется, только шампанским вчера у коллег дело не ограничилось.

– Что не весел?.. – Страхов рядом нарисовался как-то вдруг, ни взглядом, ни жестом не выдав ничего. Точно и не приключилось вчера между ними. – Если хочешь убить меня – давай, ты будешь Отелло, я, так и быть, позволю придушить себя как примерная Дездемона.

– А мне есть, к чему тебя ревновать? – Мир вскинул бровь, здороваясь со всеми. – Мы сегодня в костюмах или можно не переодеваться?

– Я тут тебе реальную возможность прибить меня и не мучиться предлагаю, а ты ещё капризничаешь, – фыркнул Пётр. – Мы сегодня не в костюмах, так что можешь расслабиться.

– Я решил отложить расправу над тобой до лучших времен, – Мир ослепительно улыбнулся одной из девушек, и та расцвела, кажется, даже позабыв о своем похмелье. – Да и следов страданий на твоем лице я не наблюдаю. Тебе все равно, а с собой… я сам разберусь.

– Актёр я или где в конечном итоге? К тому же, у меня есть ещё полторы недели. Страдать я буду потом, – шепнул Пётр.

– Что у тебя есть? – Мир сузил глаза.

– Полторы недели, грешный мой, – выдохнул Пётр так, чтобы слышно было только ему.

– Тебе не хватило? – Мир вскинул голову, глядя на него с отчаянием, бешенством и чем-то еще.

– На что спорим, что и тебе тоже не хватило? М?.. – Пётр смотрел ему в глаза спокойно и уверенно. Будто говорили они совсем не о проведённом вечере, а о какой-нибудь попойке.

– На эти полторы недели, – Мир сказал это прежде, чем успел прикусить язык.

– Идёт, грешный мой, – Петр дыханием ожёг скулу и отошёл, бросив на него долгий выразительный взгляд.

Мир только скрипнул зубами ему вслед и, пообещав себе, что не даст Страху возможности даже приблизиться к себе, окунулся в суету.

***

На часах было уже почти восемь вечера, когда Мир вспомнил о времени. Воспользовавшись тем, что на сегодня его работа закончена, а Страхов – еще занят своей сценой с Бэзилом, Мир, коротко попрощавшись с режиссером, тенью понесся к выходу, чуть не забыв свою сумку. Проверять себя на прочность и выдерживать атаки Петра ему не очень-то хотелось. Бегать от Страхова, конечно, было стыдно, но это он точно переживет.

Манёвр Мира от внимания Петра не ускользнул. Страхов только досадливо прикусил губу, но поделать ничего не мог. Оставить сцену незавершённой возможности не было. А впрочем…

Пётр поймал его на стоянке, у машины. Он просто стоял, опершись бёдрами о капот, скрестив руки на груди, и ждал. Наблюдал, как выходит из дверей Бикбаев, как идёт, как достаёт ключи… Сигнализация ведь срабатывает только на угрозу. Если пнуть, или попытаться открыть дверь, проникнуть в салон.

Мир споткнулся, когда взгляд наткнулся на темную фигуру. Выматерился про себя, а потом вскинул голову и неторопливо дошел до машины. Не глядя на Петра, отключил сигнализацию, открыл дверь…

– Хорошо иметь отца-режиссера, правда? Отойди, придавлю.

– Ой, кто бы говорил, – коротко улыбнулся Пётр, плюхнувшись на переднее пассажирское. – От сына режиссёра слышу.

– Вот только я в постановках собственного отца не участвовал, – Мир кинул на него насмешливый взгляд. – Решил прокатиться со мной до моей работы? Так девушек моих уже там нет, а я помех не терплю.

– Зато участвовал в постановках Соколовского, – пожал плечами Пётр. – Да и что мне твои девушки, Бикбаев? Мне хочется увидеть тебя… на столе… среди твоих выкроек…

– И не мечтай, – бросил Мир, трогаясь с места. – Дальше порога я тебя не пущу. Так что тебе лучше выйти сейчас.

– Значит, дальше порога не зайдёшь и ты. Рабочий день закончен, – тяжёлая ладонь опустилась на его колено, плавно поднялась вверх и чуть сжалась, накрыв пах.

Мир стиснул зубы и поблагодарил небо за то, что держит руль в руках и концентрация на дороге мешает ему сосредоточиться на том, что делает Петр. На наглом касании, на которое, к его ужасу, тело отреагировало волной поднявшегося из глубины жара, подавить который, к счастью, сознанию удалось довольно быстро.

– Ты нашел лучший способ покончить жизнь самоубийством, – хмыкнул он. – Продолжай в том же духе, и мы впишемся в ближайший столб.

– Не впишемся, если ты съедешь на обочину, – пальцы с мягкой уверенной силой методично сжимались, массируя напрягшуюся плоть. – А если и нет – это будет приятная смерть. Хоть и не такая пафосная, как мне представлялось.

Мир сдвинул брови. Тело и сознание словно разделились. Тело откликалось на ласку и требовало продолжения, но рассудок холодно отмечал, что если Мир сейчас пойдет на поводу у своих желаний, то…

Мир свернул с проспекта на боковую улицу, ударил по тормозам и с досады ударил по рулю. Пробка. Ну, твою мать… Заполошно оглянулся, еще надеясь вернуться, но позади уже стояла машина.

– Черт! – в голосе звучало почти отчаяние. Дорога, стелющаяся под колеса, была его спасением. Мир медленно выдохнул, стараясь не прислушиваться к тому, что творится с его телом. – Петр, все, хватит. Закончили, – отпустив руль, он накрыл его пальцы своей ладонью, не давая двигаться. – Убери.

– Нет, – покачал головой Страхов, склонившись к нему. Почти больно прикусил нежную кожу в основании шеи, опускаясь мелкими поцелуями-укусами ниже, расстегивая пуговицы, пока не прижался губами к животу.

Мир резко выдохнул, словно его ударили. Перед глазами на мгновение потемнело и взгляд расфокусировался.

– Да когда же ты успокоишься?! – слова с губ сорвались сами. Отстраниться? Но куда? Дверь не открыть. Откинь спинку назад – и тут же подставишься. А драться с Петром в салоне машины… Бред.

– Через полторы недели. Может быть, – рубашку он расстегнул до конца и, отбросив руку Мира, взялся за молнию на его брюках.

Пальцы Мира тут же сжались в его волосах. Потянули, а через секунду держали уже только воздух. Короткие, гладкие и шелковистые пряди просто выскользнули из его руки.

В ответ рычаг звонко щёлкнул, и спинка водительского сидения плавно откинулась назад, опрокидывая Мира фактически на спину. И плевать, что они в пробке стоят. В пробках можно проторчать не час и не два. И много чего успеть. Например…

Пётр расстегнул на нём брюки и, высвободив быстро наливающуюся плоть, накрыл губами головку, проследил языком вены, обвивающие ствол под тонкой кожей, тихо гортанно рассмеялся.

Сдержать стон Миру не удалось. И тихое «остановись» прозвучало почти, как мольба. Горячий рот Петра мутил рассудок, а тихий смех прошелся по позвоночнику мягкой лапкой.

Вместо ответа Страхов только шире распахнул на его груди рубашку и погладил раскрытыми ладонями грудь, покатал меж пальцев напряжённые горошинки сосков, глубже вбирая в себя его возбуждённый член.

Мир выгнулся, царапая пальцами обивку сидения. Кровь зашумела в ушах, и с языка сорвалось долгим стоном:

– Ненавижуууу….

Смех с губ Петра так и не сорвался. А был бы он торжествующим. Восторженным. Совершенно довольным. Наверное, он напоминал бы кошачье урчание. Только Пётр молчал, лаская такое желанное тело, исторгая из него тихие стоны и проклятия. Но ему, кажется, было всё равно.