Текст книги "Не в сказке (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– К черту театр и мои показы, – Мир, забывший о том, что хотел сказать, жарко, остро, с мгновенно проснувшейся страстью поцеловал его губы. – Я просто хочу тебя.

Макс гортанно рассмеялся, докружив его до собственного стола, сдвинул в сторону бумаги и усадил Мира на столешницу. Несильно прикусил нежную мочку, мазнул губами по высокой скуле, прихватил зубами пухлую нижнюю губу…

– Максим Всеволодович, Арина Александровна пришла, по поводу… ой, простите, пожалуйста… – Рита, секретарь, страшно покраснела и снова нырнула за дверь, а Макс с тихим стоном отстранился.

– Прости… кажется, обстоятельная беседа со спонсором, на сегодня сделает из меня бревно в постели…

Мир отвернулся, кусая губы. Кто бы сомневался…

Он слез со стола, поправляя одежду.

– Я сейчас уйду, – для разговора о постановке было немного не то время, но ему нужно дать ответ и чем быстрей, тем лучше. А эта… спонсорша подождет.

– Отец Страхова собирается ставить мюзикл по «Дориану Грею». Сегодня я прошел пробы, и мне предложили главную роль.

Макса буквально развернуло на месте.

– Тебя… что? – Не шок. Не испуг. Не недоверие. Он услышал. И все понял верно. Вот только в глазах – обида. И не понять, почему. То ли от того, что в мюзикл Страхова, то ли от того, что театр другой, не «Луна». А может?.. – Почему ты ничего не сказал?

Они всегда делились всем. Всеми победами. Но и поражениями тоже, сколь бы болезненными для гордости они не были. Что изменилось?

– Потому что я не верил, что это возможно, – Мир пожал плечами. – И я не хотел тебе мешать. В последнее время ты и без меня слишком замучен.

– Замучен или нет, без разницы, Мир! Ты, как бы загружен ни был в прошлом году, все равно интересовался, как дела у меня с номинациями, а я знал, что ты готовился открывать «Эгоиста» и помогал тебе. А ты помогал мне. – Макс тряхнул головой. – Если бы тебе только захотелось на сцену, неужели ты думаешь, что отец не предоставил бы тебе такой возможности? Или я? Я бы тебя в «Монпансье» снял бы, прояви ты хоть каплю заинтересованности в ЭТОМ плане…

– Отец никогда не видел во мне актера. Да и ты тоже. Домашние сценки, разыграть Петра на спор – и все. Ты и отец… – Мир на мгновение зажмурился, словно пытаясь взять себя в руки, остановить поток слов. – Вы видели только друг друга. Я знаю свои способности, знаю, что мне никогда не сравниться ни с тобой, ни с отцом. Поэтому никогда и не был «заинтересован в ЭТОМ плане». И эти пробы… Всего лишь разговор с собой, Макс. Всего лишь минутный интерес, смогу ли я сделать это. Если бы не Петр… я бы никогда не пошел на этот кастинг.

– Дурак ты, Бикбаев, и уши у тебя холодные! А знойный мэн Страхов – сука, потому что даже позвонить не соизволил, и сказать что в Москве. – Макс отвернулся. Отчего-то было больно. Но выплескивать ее, эту боль, на Мира он не стал. – Ты знаешь, что тебе каждый твой «разговор с собой» удается. Хоть ресторанчик, хоть дом моды, хоть танцы… хоть пение с театром.

– Почему ты злишься, Макс? Это были всего лишь пробы. Да, меня позвали, но это не значит, что у меня получится. Или… дело в другом?

– Это пробы, Мир. Это ТВОИ пробы. В театр. В чертов мюзикл. И ты просто не посчитал нужным мне об этом сказать. – Макс тряхнул головой. – Чем ты еще мне не хотел мешать?

– А что бы ты сделал, если бы я сказал тебе об этом раньше, а не сейчас? – на лицо Мира легла тень. – Повернись ко мне. Пожалуйста. Я не хочу разговаривать с твоим затылком.

– А чем тебя мой затылок не устраивает? – Макс обернулся. – Обычно ты не против. – Губы исказила болезненно-ироничная улыбка. – Я не знаю, что я сказал бы тебе тогда. Наверное, поддержал бы. Как всегда. Помог бы с вокалом, забил бы на встречи.

– Я не готовился к этим пробам. И ты переживал бы мою неудачу больше, чем я сам. Ладно… – Мир с силой провел по лицу. – Поддержи меня сейчас. Скажи, что мне делать. Если я соглашусь, это значит, что все мои планы полетят к чертям. Даже я не смогу разрываться ТАК. А если откажусь, то… Я не знаю, что будет на самом деле. Но знаю, что буду жалеть. А еще мне страшно. Страшно того, что вы с отцом были правы, не видя во мне актера, и я просто не смогу. Ты сам играл Дориана. Ты знаешь, как это.

– Как есть дурак, – вздохнул Макс, устало обнимая его. – Не иначе как Страх тебе по ушам поездил, или солнышко в темечко напекло. Разрываться ты сможешь. Это у нас у всех семейное. Вон, мама твоя вполне себе совместила работу и дом. У тебя все получится. Главное – Диму на премьеру пригласить. В день премьеры.

– Папа будет в шоке, – устало выдохнул Мир. – А Петр изменился. И, как он сказал, будет играть лорда Генри. Ладно, Макс, тебе пора. А то твой спонсор, – кривая усмешка исказила четкие черты лица Мира, – передумает.

– Она – не мой спонсор и она не передумает. Ей слишком нужен спектакль. – Макс нахмурился. – Я постараюсь закончить с ней быстрее. Меня держит только разговор с ней. А после – я в твоем распоряжении.

Мир кивнул и, как только за Максом закрылась дверь, вытащил телефон из кармана.

– Я хочу прочитать сценарий и прослушать музыку. Ты можешь это устроить?

– Это означает «да»? – вопросом на вопрос ответил Страхов. В его голосе слышалось… нечто, что заставляло волоски на затылке встать дыбом. По коже будто стадо мурашей маршем прошлось. – Конечно, могу. Когда и где?

– Это означает «я еще подумаю», – Мир покосился на часы. – Чем быстрей, тем лучше. Как насчет сегодня? Хотя… Ты можешь это просто скинуть мне «электронкой»?

– Могу, – голос приобрел мягкие мурлыкающие нотки. – Вопрос в другом. Не хочу. Мне куда приятнее тебя видеть. И слышать. А не общаться с экраном монитора.

Мир только головой покачал:

– Все еще играешь? Тогда как насчет того, чтоб заехать в гости? Макс не очень обрадовался, узнав, что ты в городе, от меня, а не от тебя.

– Я вообще ни с кем не планировал пока встречаться, поэтому никто и не знает о том, что я в городе, кроме одной милой девушки. И тебя. Ну, а теперь и Макса. Так что думаю, с официальным визитом Сокола мне придется посетить. Потом, – Петр усмехнулся. – Хорошо, я скину тебе сценарий.

– Ты так не желаешь с ним встречаться? – что-то дернуло Мира в его словах или, может, интонации. – Ты действительно изменился, – он выдохнул еле слышно. – А как насчет музыки?

– Я им переболел, Мир. Я им наконец переболел, – Страхов вздохнул. – А за музыкой приезжай завтра в «Бархат». Отдам диск и партитуры.

– Переболел? – Миру на мгновение показалось, что он ослышался. Петр так долго сох по Максу, что Мир думал, что это навсегда. И теперь слышать подобное признание от Страхова было… неуютно. Почти дико.

– А что тебя так удивляет? – так и кажется будто Петр выгнул бровь и с великолепной иронией смотрит прямо в глаза. – Больше десяти лет прошло. Я не нужен ему. У него есть ты. Единственный, кто ему по-настоящему нужен. Неужели ты думаешь, что мне искренне хотелось подыхать, понимая, что повторения той ночи не будет никогда? Хотя бы и так, жестоко. Лучше тебе не знать чего мне это стоило, Мир. Лучше тебе вообще не знать, каково это, вытравливать, выдирать его из себя. С кровью. С душой выдирать, выжигать в себе любовь к нему. Все, Мир. Я смог сделать это, так что за Макса можешь не беспокоиться.

– Теперь я начинаю беспокоиться за тебя, – Мир нахмурился. – Не буду врать, говоря, что понимаю, чего это тебе стоило, но у меня хорошее воображение. Что теперь, Страх? Чем ты занял его место?

– Я ничем и никем не хочу заменять его. Просто не хочу. Просто секс. И никаких обязательств. Хороший секс на одну ночь или на несколько, – фыркнул Страхов. – Не нужно работать моим психотерапевтом, куколка. Но если очень хочется, то завтра в «Бархате» в обед. Буду тебя ждать.

Он отключился без предупреждения. Отбился и все. До завтра. И понимай, как хочешь.

– Как скажешь, Петр, как скажешь… – Мир вернул телефон в карман. Действительно, какое ему дело до Петра. Не претендует больше на Макса и хорошо. Все остальное его точно не касается.

Мир тряхнул волосами и, немного поколебавшись, устроился в кресле Макса ожидать хозяина.

Хозяин появился часом позже. Злой как черт и усталый до такой степени, что без слов повалился на узкий диванчик в углу и прикрыл глаза. Помолчал немного, тяжело вздохнул.

– Если бы была другая возможность поставить этот спектакль, я бы это сделал. Без вот этой вот… Она считает, что сама будет выбирать актеров. Что в нашем случае – кто платит, тот и заказывает музыку… Она ни хрена в театральной кухне не понимает. Ни-хре-на!

– У нее уже есть кто-то на примете? – Мир отложил в сторону листок бумаги, на котором рисовал очередной эскиз, встал и, подойдя к Максу, присел перед ним на корточки. – Отправь ее к моему отцу. Он умеет обращаться с подобными особами, – подался вперед, проводя ладонью по его лицу. – Поехали домой, хороший мой. Я сделаю тебе массаж и уложу спать.

– Прости меня, я не хотел портить тебе вечер, светлый, – Макс поцеловал раскрытую его ладонь. – Но черт, как же она меня достала… Я не хочу вмешивать в эту историю еще и Диму. Это будет так по-детски.

Мир отвел на мгновение глаза. В последнее время их маленькая семья все больше напоминала ему супругов, уже успевших обзавестись внуками. Любовь, забота, особенная нежность. И редкие всплески настоящей страсти. Обиды не было. Только легкая горечь на кончике языка. Они слишком нужны друг другу, чтобы обижаться. И сердце все также замирает от этого «светлый».

– Как ребенок, ты ведешь себя сейчас. И нет ничего стыдного в том, чтобы свалить проблему на человека, который, во-первых, сможет разобраться с ней лучше, а, во-вторых, судя по коротким репликам твоего отца, уже заскучал без этих самых проблем, – Мир легко поднялся и потянул Макса на себя. – Поехали домой, родной. Я буду читать сценарий, а ты – сопеть мне в макушку, и это будет лучшим окончанием дня.

– Я люблю тебя, Мир, – Макс запечатлел на его губах почти целомудренный поцелуй, мысленно проклиная себя и собственную слабость. Эта спонсор выматывала его так, как никогда не выматывал ни один спектакль и ни одна съемка. Ему хотелось быть с Миром. Хотелось любить его, заниматься с ним любовью. Но руки дрожали и, судя по всему, именно Бикбаеву садиться за руль. – Боюсь загадывать и планировать, но… давай не строить никаких планов на эти выходные? Совсем никаких планов. Только ты и я. И отключенные телефоны?

– Давай. Но ты же знаешь, что у нас все равно ничего не выйдет, – Мир только вздохнул. – Все, родной, забудь о работе хотя бы сейчас, – он не удержался и провел раскрытой ладонью по спине Макса, мазнул по заднице и убрал руку. В ближайшее время близость ему точно не светит. А любить почти засыпающего Макса – на самом деле удовольствия мало.

Держа его за руку, Мир вышел из кабинета, небрежным жестом отметая всех желающих добраться до Соколовского, довел его до машины и открыл перед ним дверь. Устроился рядом и потянулся к ремню безопасности. Мимолетно коснулся губ, криво усмехаясь:

– Мне нравилось, когда ты пристегивал меня. Иногда мне хочется проткнуть покрышки и «упасть тебе на хвост», чтобы меня снова катал только ты.

– Падай, – улыбнулся Макс. – Хочешь, завтра отвезу тебя на работу? А потом вечером за тобой заеду? А еще лучше, вот, да, завтра я ни-ку-да из дома не выйду. Устрою выходной. Пусть Юрка сам справляется.

Макс погладил округлое его колено под джинсами и довольно сощурился. Отпускало. Медленно, но верно. И накатывала усталость, но она была скорее приятной.

– Пожалуй, я сам отключу твой телефон. ВСЕ телефоны, – пробурчал Мир. – А еще дверной звонок, домофон и солнце заодно. Чтобы не разбудило. И попробуй только не выспаться, – он сдвинул брови, изображая строгость. – Надеюсь, завтра я закончу пораньше. В три у меня интервью, а в обед я встречаюсь с Петром: он должен отдать мне треки к постановке, – Мир немного помолчал, колеблясь, но все-таки произнес. – Он больше не болеет тобой…

– Я не болею тобой, от февраля до Москвы… – тихонько выдохнул Макс. – Я… рад. Я, правда, рад. У него есть кто-то? Или он назло кондуктору купил билет и топает пешком?

Макс мягко сполз на сидении ниже и теперь смотрел на Мира из-под полуопущенных ресниц, пристально, нежно.

– Секс на одну ночь, – Мир пожал плечами. – Или не на одну. Так, по крайней мере, он сказал. Он сильно изменился.

– В последние пару лет у нас с ним были не самые теплые отношения, я знаю… – Макс научился доверять Миру. И не просто доверять, но и доверяться. Даже тогда, когда хочется до дрожи в руках перехватить руль. Мир водит хорошо. Очень хорошо. Просто со временем его странная страсть к лихачеству, отточенная на курсах экстремального вождения, приобрела несколько иные оттенки. – Просто, несмотря на все наши непонятки, я действительно думал, что мы все еще друзья. Хотя бы… приятели.

– Он вообще не хотел пока никому говорить, что в городе. Я и еще какая-то девушка были единственными, кто знал, что он вернулся, – Мир подождал, пока переключится светофор, и снова стронул машину с места. – И… Макс, думаешь, после той безумной ночи вы могли остаться друзьями? Это… было бы слишком больно для него. Так что я его понимаю.

– Не знаю, Мир. Но я не мог не попытаться сохранить наши отношения, понимаешь? Это сложно, забывать. Но можно. – Макс закусил губу. – Он сумел. Но так, как было нужно… нет, как было удобно ему. Это его выбор… что ж…

– Мне нравится, когда ты дуешься, – Мир припарковался у крыльца родного дома, в котором они с Максом жили последние пять лет после того, как «папы» купили дом подальше от городской суеты и переехали. Щелкнул ремнем безопасности и, подавшись вперед, коснулся его губ. – Приехали, родной, вытряхивайся. В душ, а я пока сценарий распечатаю. Или сначала ужин?

– После ужина я обленюсь, так что в душ, а затем ужинать. А потом я буду щекотать твой бок своим сопением, – улыбнулся Макс, ответив на нежный поцелуй.

– Иди, – Мир кивнул и выбрался из салона. Проследил за исчезающим в глубине дома Максом и прошел следом. Пока тот журчал в душе, быстро разогрел лазанью, оставшуюся после позднего завтрака, распечатал сценарий и с чашкой горячего чая устроился в кресле.

В душе Макс плескался недолго. Вышел посвежевший и явно повеселевший. На минутку застыл, прислонившись плечом к дверному косяку, наблюдая за Миром, погруженным в чтение. Улыбнулся. Какие разные, иногда противоречащие друг другу желания, он вызывает. Даже вот такой, домашний, уютный, в старых потертых джинсах и домашней футболке.

«Валить и трахать!» – вопил Макс глубоко внутри.

«Обнять и нежить…» – нашептывало alter ego.

Просто сидеть на полу, обнимать его колени, наблюдая за переменой эмоций на его лице, за малейшими оттенками чувств. Как он сможет пережить эти две недели в Берлине без Мира?

– Я люблю тебя… – Макс преодолел разделяющее их расстояние и опустился на пол, устроив голову на коленях любимого мужчины.

Мир отложил в сторону сценарий и подался к нему. Запустил пальцы во влажные волосы и, перебирая прядки, улыбнулся.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю. Ужинать?

– Ужинать, – кивнул Макс. – Ты знаешь, ты просто святой человек! Ты терпишь меня целых десять лет и до сих пор любишь. Только святой может терпеть мои стенания и метания.

Мир фыркнул, не сильно дернув его за волосы.

– Ага. С крылышками. И рожками. А если верить папе, то еще иногда с копытцами и хвостом. Вставай, чудо мое. Извини, на ужин только утренняя лазанья. Надеюсь, ты не против. Готовить что-то сейчас у меня нет настроения. Да и сил.

– Не против, – Макс поднялся на ноги, опершись обеими руками о подлокотники кресла. – Я люблю и рожки твои, и крылышки, и копытца. И особенно хвостик с кисточкой.

– Чучело, – нежно выдохнул Мир, тоже вставая. – Десять лет прошло, а язык как был без костей, так им и остался, – он прошел вслед за Максом на кухню. Стол был уже накрыт, так что ему осталось только сдвинуть свои приборы в сторону и разложить листочки с текстом. – Знаешь, мне нравится то, что я читаю. Из этого может получиться действительно грандиозная вещь.

Макс на миг поджал губы, а потом, вздохнув, принялся за еду.

– Что ж, я рад, что тебе это интересно. Нет, правда, рад. И я уверен, что у тебя все получится. Потом задерешь нос, распушишь кисточку на хвосте, и снова станешь владельцем цветочной лавки, магазина мягких игрушек, ювелирки всякой и нижнего белья. А вообще, тебе стоит переговорить с хореографом. У тебя все-таки в постановках опыт не маленький.

– Танец там не главное, – рассеянно проговорил Мир. – Голос и актерская игра. Это не так, как в шоу твоего отца. Мне… на самом деле хотелось бы попробовать. Но я увязну в этом по самые уши. А через два месяца показ в Монте-Карло.

– И ты боишься, что не успеешь? Чудо мое, – Макс потянулся к нему и коснулся тонких пальцев. – Балда… У тебя эскизов хватит на пять коллекций, а девчонки в мастерской ночевать в ней готовы, только бы ты улыбнулся. Каждый шов, каждую ниточку! Тебе достаточно надуться, и они за ночь перешьют все с нуля.

Мир чуть поморщился.

– Сейчас эти эскизы, может, и актуальны. Но через два месяца их можно будет спускать в унитаз. Все слишком переменчиво… – он отодвинул листочки от себя. – Нет, нужно дождаться музыку, – потер виски усталым жестом. – Заканчивай без меня, солнц. А я в душ и в постель.

– Хорошо, иди ложись, светлый, я приберусь и приду.

Макс проводил его долгим взглядом и с силой потер лицо ладонями. Они оба чертовски устали. Но то ли еще будет. Две недели в Берлине… два месяца на подготовку к показу на Неделях моды в Монте-Карло, которые устраивал князь Монако. В этом году Мира впервые официально пригласили принять участие в таком грандиозном мероприятии. И это действительно было очень важно для него.

Макс доел остатки лазаньи, загрузил посудомоечную машину и долго смотрел в окно, точно никак не мог решиться на то, чтоб пойти в спальню. Что-то дергало, не давало покоя. Может поведение Страхова?

Мир юркнул в постель и выдохнул, расслабляясь. Покрутился немного, а потом свернулся клубочком. Холодно… И ломает. А еще страшно ошибиться. Простой вопрос. Да или нет. Да – и он рехнется, пытаясь успеть ВСЕ. Нет – и будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

Да или нет?

Да или нет…

Макс скользнул в спальню почти неслышно. За годы он изучил обстановку и мог пройти по дому с завязанными глазами. Кис недовольно мяукнул, когда Макс чуть сдвинул его, и, нырнув в постель, обнял Мира. Прижал к себе, согревая собственным теплом. Мир мерз страшно, и для того, чтобы согреть его, иногда приходилось включать систему обогрева. Погладил светлые прядки, легко коснулся губами шеи, шепнув едва слышно:

– Доброй ночи, светлый мой…

Мир прикусил губу, опуская ресницы. Нежность… Всепоглощающая нежность. Любовь. Мягкая, уютная. Вот только огня… больше нет.

– Спокойной ночи… Спи сладко, мой любимый паяц…

___________________

фик про переодевание: https://ficbook.net/readfic/3628121/9496977#part_content

фик (секс втроем): https://ficbook.net/readfic/3628121/9497020#part_content

========== Часть 2 ==========

4.

Все утро он не мог найти себе места. Необходимость принятия решения висела над ним дамокловым мечом и мешала сосредоточиться на работе. В конце концов, Мир даже дал себе нечто вроде зарока. Если ему не понравится музыка, он скажет «нет» и потом не будет жалеть об этом.

В «Бархат» он скорее влетел, чем вошел. Еще от порога заметил Петра, лениво изучающего меню и, стремительно пройдя через зал, сел напротив.

– Привет, – откинул прядь волос ото лба и перевел дух.

– Ну, здравствуй, бесенок, – кивнул ему с улыбкой Петр. – Я знал, что ты придешь. Не утерпишь. Что себе за ночь понапридумывал?

– Я должен знать, от чего отказываюсь. Или на что соглашаюсь, – Мир ответил на его улыбку. – Да и ты разрешил мне поиграть в твоего психотерапевта. От такого предложения я не мог отказаться.

– Зубастый, – хмыкнул Страхов. – Музыка здесь. – Он достал из кармана пиджака микродиск и положил его на стол рядом с собой. – Тебе так хочется поиграть в моего психотерапевта? Зачем тебе это нужно?

Мир аккуратно убрал диск.

– Считай, что я чувствую ответственность за то… что случилось тогда. И что похерил вашу дружбу с Максом. И теперь я хочу знать, как ты.

– Лучше всех, – пожал плечами Петр. – Снимаюсь в тех фильмах, в которых хочу, делаю что хочу. А похерил не ты. Не ты звонил, Мир. А вообще – не важно все это. Однажды что-нибудь подобное бы произошло. Раньше или позже.

– Я мог бы это остановить. И ты не знаешь всего… Это Я все это начал. Я заикнулся о ком-то третьем. Это я спровоцировал Макса. Ты никогда не знал меня по-настоящему. Не знал, на что я способен. И… я рад, что ты делаешь то, что хочешь. Но что с твоей жизнью, Петр?

Петр резко подался вперед, притянул его за шею и крепко поцеловал, совершенно наплевав на огорошенный взгляд официанта.

– Ты тоже никогда не знал меня по-настоящему. Я же сказал: делаю что-то, что хочу. А хочу я тебя. Раньше или позже.

– Зачем? Почему? Почему я? – шансов понять Страха как-то… не то чтоб у Мира не было. Но и принять это он не мог. – Из-за Макса?

– Ты считаешь это местью? – сильные пальцы очертили точеную скулу. – Нет, это не из-за Макса. Просто я увидел тебя на твоем показе пару недель назад. Ты так изменился, Мир. Из котенка стал Хищником. И вот такой ты мне нравишься. Ты.

Мир выдохнул и медленно отстранился, чувствуя, как раздвигаются губы в шалой улыбке.

– Острых ощущений не хватает? Все идет так, как ты хочешь, и тебе стало скучно? – он склонил голову к плечу, глядя на Петра по-новому и поневоле чувствуя, как начинает быстрее бежать кровь по венам от адреналина. – Ты знаешь, что я принадлежу Максу. Знаешь, что я – его. И все равно…

– По глазам твоим вижу, что тебе нравится, – Петр прикусил губу, пряча улыбку. Такую же шалую и безумную, как у Мира. – Знаю что он – твой, но мне все равно, потому что ты – кот, который гуляет сам по себе, а окружающим просто позволяет гладить себя, не более того.

– Я никогда не строил из себя пай-мальчика, – Мир погладил кончиком пальца ножку высокого бокала. – Но я люблю его. Оно не стоит того, Петр.

– Я и не говорю, что ты его не любишь. Или чтобы ты его бросал. Нет, – Петр покачал головой. – Я видел, как ты смотришь по сторонам, Мир. И я помню, как это было раньше. Ты никогда и никого не пытался поманить взглядом. Никого, кроме Макса. Потому что больше никто тебе интересен не был.

Он откинулся на спинку, дождался, пока официант принесет традиционный апельсиновый сок и чизкейк. Повертел в пальцах веточку мяты, которой была украшена тарелка, слизнул белую сахарную пудру с зеленого листочка.

– А сейчас тебе скучно. Адреналина не хватает? – Страхов выгнул бровь. – Даже на показе это читалось по твоему лицу. Тебе нравилось, как на тебя смотрят все эти женщины и мужчины. Тебя, а не твоих моделей раздевали взглядами. И ты пытаешься меня убедить, что тебя сейчас все устраивает? Не верю, куколка… Тебе хочется, чтобы тебя вжали в стену и целовали, пока губы в кровь не сотрутся, а потом швырнули на какую-нибудь более-менее горизонтальную поверхность и оттрахали до полного выноса мозга. Вот что тебе на самом деле нужно.

Мир хмыкнул. Страх попал в точку. В последнее время хотелось именно этого. Чтобы кто-то хоть на четверть часа взял на себя ответственность. Позволил почувствовать себя слабым. Ведомым.

– Возможно. А ты решил мне в этом помочь? – Мир окинул его быстрым взглядом, отмечая почти совершенное тело. – С чего вдруг такой альтруизм? Хотя это не важно. Если я и хочу чего-нибудь в этом роде, то исключительно в исполнении Макса, – о том, что тот в последнее время предпочитает ведомую роль, он решил умолчать. Мир обожал заниматься любовью. Ему нравился процесс, он любил удовольствие, которое дарил Макс, но… Тот любил нежность. И ненавидел доставлять ему, Миру, боль. Любую, даже самую маленькую. И подобные вспышки страсти, о которых говорил Страх, остались в прошлом.

– Альтруизм? Окстись, душа моя, ни разу, – Петр рассеянно соскребал с тонкого песочного коржа запеченную творожную массу. – Ты любишь секс. Я люблю секс. А это может быть очень хорошим сексом. Только и всего.

В глаза Мира словно плеснуло яркой зеленью. Он потянулся, как сытая кошка, и медленно поднялся.

– Я не буду твоей игрушкой на одну ночь, Петр, – произнес тягуче. – Так что обрати свое внимание на кого-нибудь другого. Я прослушаю музыку и дам тебе ответ. Если ты, конечно, теперь этого еще хочешь.

– Об одной ночи речь не шла, – во взгляде Петра мелькнуло и скрылось восхищение. Он залпом допил сок, бросил на стол деньги, поднялся, неспешно, лениво обошел стол и, обняв его за талию, с силой прижал к себе. Столик в нише бросался в глаза только, если знать какой именно столик ищешь. – Кто-нибудь меня не интересует.

Мир отклонился назад, выгибаясь аркой и даже не пытаясь выбраться из его объятий. Слишком… волнующими и горячими они были. Все это так… непохоже на Макса…

– Петр-завоеватель? Не твое амплуа, Страх. Пожать плечами и обратить свой взор на другой объект – это был бы идеальный образ идеального циника. Я не буду твоим. Да ЭТО тебе и не нужно, но и игрушкой твоей я тоже становиться не собираюсь. Ни на одну ночь, ни на несколько. У тебя куча поклонников обоих полов, неужели не нашлось никого достойного твоего царственного взора? – Мир смеялся. Смеялся открыто, дерзко. Словно проверяя реакцию или нервы на прочность. Ему начала нравится эта игра…

– Моя куча поклонников обоих полов ни разу не привлекла моего царственного взора, а я себя начинаю чувствовать царственным болванчиком, который долбится своим царственным лбом о стену и как заведенный повторяет одно и тоже. – Петр склонился чуть ниже, касаясь губами изящно очерченной скулы. – Мои поклонники обоих полов мне не интересны. Я хочу тебя. Именно тебя и только тебя. – Властно, сильно прижаться к его губам, накрыть его рот своим, покорить, увлечь, завоевать, заставить отвечать со всей возможной страстью. И пусть не здесь и не сейчас, но хотеть. Хотеть тоже.

Мир на мгновение опешил от такой резкой, сильной атаки. Поцелуй Петра был странным, почти диким, очень голодным. И да, в нем была вся та страсть, о существовании которой он почти забыл.

Мир позволил себе ослабить контроль лишь на пару секунд. Позволил чуть податься вперед, мурлыкнуть в его рот. Пара секунд, и Мир с силой вонзил зубки в насилующие его рот губы. Не до крови, но очень чувствительно. Оттолкнул Петра от себя, облизываясь и чуть шало улыбаясь.

– Ты потеряешь ко мне интерес, если я с тобой пересплю?

– А тебе так хочется, чтобы я потерял к тебе интерес? – дышал Страхов тяжело, будто стометровку промчался. Но выгнул бровь с великолепной иронией.

– Если я скажу «да», то совру. Если «нет» – тоже совру, – Мир пожал плечами с не менее великолепно сыгранным безразличием. – Мне всегда нравилось играть с огнем, и ты это знаешь. Но я не хочу изменять Максу.

– Ты не хочешь изменять Максу, – задумчиво протянул Петр. – Но при этом ты изменяешь самому себе, потому что отказываешь себе в исполнении собственных желаний. Это не игра с огнем, Мир, это переливание из пустого в порожнее.

Страхов кончиками пальцев погладил его по щеке. – Даже не знаю, чего мне хочется больше. Пожалеть тебя или позлорадствовать, ведь на твоем месте мог быть я…

– И ты бы тогда изменял Максу? И чтобы это тогда была за любовь? – Мир чуть отклонился назад, уходя от прикосновения. – Не его вина в том, что я такой. Что мне мало его нежности. Это – МОЯ вина, – глаза потемнели, сравнявшись цветом с грозовыми облаками. – И, знаешь, что еще… Тот день, когда я был согласен, чтобы ты меня поимел, остался в прошлом.

– Не вина, – Петр покачал головой. – Не вина, Мир. Темперамент и либидо всего лишь. Тебе мало, потому что просто нежностью твоего пожара не затушить. – Он разжал объятия, отпуская такого желанного пленника. – И да… если мне захочется кого-нибудь ПОИМЕТЬ, я сниму шлюху. С тобой же мне хочется заняться сексом. И желательно не раз.

Теперь Мир вскинул бровь.

– Мило, – он сузил глаза, и вдруг подался вперед, рванул Петра на себя. – Тогда убеди меня в том, что это стоит того, чтобы потом мучиться. Я проживу без твоей страсти. А вот без Макса – нет, – уголок губ дернулся вверх, и Мир сам прижался к его губам, целуя так, как давно уже не целовал. Чтобы все нервные окончания на губах заискрили, чтобы кровь грохотала в ушах. Макс… Макс с ума сходил от таких поцелуев. Они срывали все запоры, заставляли его терять контроль. Было хорошо, но Миру было больно. И потом Макс боялся поднять на него глаза, чувствуя себя виноватым, почти насильником. И от этой его беспричинной вины Миру было больнее стократ. И он перестал. Забыл, забил свой темперамент куда-то вглубь, для Макса оставив только свою нежность и каплю, лишь каплю всей своей страсти. Как слаб он оказался, если Петр так легко и быстро заставил ее пробудиться вновь. И теперь его Мир целовал так, как когда-то Макса. Без жалости. Почти с ненавистью.

И Петр его игру принял. Жадно, жарко, больно, до дрожи в коленях, до сорванного дыхания. Так откровенно, без малейшего смущения, показывать собственное желание… раскрытыми ладонями с силой проводить по бедрам, на миг сжать напряженные ягодицы под тонкой тканью джинсов, погладить поясницу, а потом почти с грубостью оторвать от себя напряженно подрагивающего, почти звенящего, как струна, мужчину и, глядя в потемневшие глаза, шепнуть в припухшие, чуть приоткрытые после воистину безумного поцелуя губы:

– Так достаточно для тебя убедительно?

– О, да, я убедился, что ты меня хочешь. И что стыд тебе не ведом, – Мир огляделся и только криво усмехнулся, заметив ошарашенный взгляд официанта. Подобными отношениями в их время уже мало кого удивишь, но в «Бархате», похоже, подобной наглости еще не видели. – Но нет, Петр. Нет, – он вскинул на него взгляд и провел по волосам, приводя их в порядок. – Через два месяца у меня показ в Амстердаме. И если музыка мне не понравится, я откажусь. Уверен, что ты легко найдешь себе другого Дориана.

– Мне не нужен другой Дориан, Ратмир, – шепнул Петр. – Но, кажется, я с ума сойду раньше, чем ты это поймешь. А музыка тебе понравится. Но ты и сам это знаешь. Увидимся, бесенок.

Он развернулся и быстрым шагом направился к выходу, попутно сунув в карман рубашки официанта пару сотенных. За шокотерапию.

– Хочешь сказать, что если я откажусь, ты тоже откажешься от постановки? Не смеши меня, Петр Страхов, – Мир резко отвернулся от стола и, кидая взгляд на часы, устремился к выходу вслед за Петром. В три у него интервью с «Американским подиумом». И это важнее всех постановок в мире.