Текст книги "De dos caras: Mazmorra (СИ)"
Автор книги: Shayndel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Чего глаза закатываешь, белобрысая мразь?
Он быстро теряет сознание, радуясь этому. Нет, он не готов на переговоры с Волдемортом, несмотря на постоянные уговоры и напутствия Умелого. Пожалуй, он слишком не доверяет себе, и его защиту легко сломают, даже если Хмурый еще не до конца перевоплотился. Драко больше чем уверен – Хмурый бы выпытал у него все до мельчайших подробностей. А дальше бы всех убили. По его вине. Поэтому он блаженно проваливается в успевшую стать желанной темноту, переносясь в пространстве в тот самый “городок ожидания”. К ее губам и теплой коже. К горящему ощущению пощечины от ее руки и удивленно-озадаченному взгляду карих глаз от его нелепого признания в любви.
*
Находясь почти постоянно в молчании, не считая редких звуков автомобильных гудков и чьих-то громких возгласов из приоткрытого окна, Гермиона снова и снова прокручивает в мыслях беседу с Грейс, отмечая ее явную заинтересованность в Гарри. Возможно, стоит попытаться завести разговор о нем, и тогда Грейс наконец откликнется и заговорит. Она не спит по ночам, бродит по комнате, касаясь пальцами стен, и подолгу стоит у окна. На вопросы Гермионы она не отвечает, словно дала обет молчания. А днем ложится на пол и вслушивается в землю, иногда пугая этим Гермиону. Но страх за происходящее с Гарри и Малфоем гораздо сильнее, и в одну из ночей Гермиона подходит к стоящей у окна Грейс и тихо шепчет, словно беседуя сама с собой:
– В тот день… он особенно запомнился мне. Когда мы искали крестражи, искали выход… – горло тут же предательски сжимает, заставляя запнуться, – Гарри был очень расстроен… Подавлен, как и все мы, но как-то по-особенному, – она вздыхает, – мы постоянно прятались, переходя с места на место, словно блуждая в одних и тех же воспоминаниях. На какой-то момент это так затянуло, что я была готова оставить все и продолжать прятаться… Ведь что-то бы точно поменялось, не смогло бы продолжаться вот так… Но он не такой, – легкая улыбка касается губ Гермионы, – он не переставал искать пути даже в такое время. Ему было не важно, в какую цену обойдется победа, уже столько всего было пройдено, столько потерь и горечи…
– И что же он сделал? – звучит голос Грейс, но ее взгляд не отрывается от окна.
– Пожертвовал собой…
Вот те слова, возвращающие Грейс в эту маленькую комнату в городке на севере Ирландии. И она разворачивается к Гермионе лицом:
– Значит, есть в нас что-то общее… – легкая грусть отражается на ее лице, на мгновение она улыбается, но тут же холодеет. – Хорошо это или плохо, решать не мне, – она прикрывает глаза и замолкает, и Гермиона уже успевает отчаяться, когда Камерон внезапно продолжает:
– Двое бывших Посвященных убедили меня отдать им Гарри. Отдать для Хмурого.
Гермиона беззвучно охает – будто подтверждаются ее самые ужасные предположения – но Грейс спешит ее разубедить:
– Это такой обман, – она выдвигает ладонь вперед. – Они скажут Хмурому, что заманили и задержали Гарри, и Хмурый последует за ними в указанное место. И там действительно будет Гарри, но будут еще существа из Второго Подземелья, которые помогут обманом провести обряд разделения души.
– Разделения души? – перебивает Гермиона, ощущая, как удушливый спазм сжимает горло.
Грейс решительно кивает:
– Только это теперь способно сдержать ту возрождающуюся злость в теле Хмурого. Мы не способны…
– Но это… но мы не можем… – Грейнджер на секунду отворачивается и зажмуривается, дыша глубоко и приказывая себе не терять самоконтроля и не повышать голос. Затем она продолжает, чувствуя, как безумно колотится сердце:
– Грейс, послушай меня, прошу тебя, – ее голос звучит относительно спокойно, но в душе все клокочет, и она молит Мерлина услышать ее немую просьбу – не допустить подобной участи для Гарри! Любой ценой.
– Тебе довелось встретить Гарри… нормальным, – она разворачивает к себе Камерон за плечи, подавляя желание сдавить их до болезненного хруста, – ты никогда не видела, как его разум разрывает на части, не видела, как он… – Гермиона замолкает, на мгновение зажмуриваясь, стараясь не поддаваться врезающимся в разум воспоминаниям, – сдавливал мое горло…
Она сжимает челюсти до боли, но эмоции все равно берут свое:
– Пытался задушить! И ты сочла себя вправе решать за него, подвергать его подобной участи! – она срывается на крик. – И это ты мне будешь рассказывать о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! – Гермиона с силой встряхивает Грейс, не без удовольствия отмечая, как ее голова резко откидывается назад. – И любовь никогда не бывает простой… – крик переходит в злое шипение: – Это почти всегда больно, почти всегда до слез, и если ты сейчас же мне не скажешь, где Гарри, я клянусь, я убью тебя…
Камерон словно деревенеет в ее руках, в глубоких синих глазах вспыхивает и тут же гаснет страх – словно укол, возвращающий в реальность.
– Он в заброшенном ангаре, – голос Грейс звучит еле слышно и Гермионе приходится прислушиваться, – рядом со стадионом торговли. Его… должны были подготовить. Необходима полная уверенность, что он выдержит снова… сдержит это зло в себе.
– Как ты могла так поступить? – выплевывает Гермиона, не скрывая отвращения. – Он ведь доверился тебе! Я точно знаю, раз пошел за тобой, забирая нас с Малф… – ее голос надламывается и Гермиона отворачивается, отпуская плечи Грейс и облокачиваясь спиной о стену рядом с окном, стараясь унять колотящееся сердце. Малфой. Она старалась не думать о нем в эти дни. Это было слишком – наподобие пытки. Но лишь наподобие, ведь по-настоящему пытали его. Возможно, в это же мгновение, возможно, он зовет ее, просит помочь, как когда-то он вернулся за ней, совершенно неожиданно показав себя с другой стороны… В памяти против воли возникает его низкий голос, произносящий слова любви…
Справившись с собой, Гермиона вновь начинает говорить – тоном, не допускающим возражений:
– Раз ты пошла на это, то будет мало сказать мне, где Гарри, и мало – помочь предотвратить этот обряд. Я хочу… чтобы ты помогла мне спасти Малфоя.
Слова повисают в воздухе, и Грейс осторожно разглядывает ее профиль и поджатые губы, затем, будто извиняясь, тихо произносит:
– Это несколько жизней. Для меня это лишь несколько жизней.
Гермиона кидает на нее строгий взгляд:
– Что ты хочешь этим сказать?! – у нее появляется острое желание хлестнуть эту девчонку по бледной щеке.
Грейс кладет руку себе на сердце:
– Если оно остановится ради спасения всего – я тут же его остановлю. Даже вырву собственными руками. Но этого мало. Это еще одна жизнь, еще одна, которая не поверила вовремя, не прислушалась и не переступила через гордость и свои желания. Я ничто, Гермиона. Я не могу это остановить, не сможешь и ты. Как и твой Малфой. Боюсь, вся мудрость и величие этих миров растрачены. Остается только насилие. И им же мы и пытаемся остановить войну, – она зажмуривается и испускает рваный стон, полный боли и отчаяния, сползая при этом на пол. И замолкает.
Гермиона сглатывает подкативший к горлу ком. Разворачивается к окну – взгляд бегает по подоконнику, по серой улице за окном, стараясь зацепиться хоть за что-то, что подскажет верный путь. Сейчас нельзя допустить ошибки. И становится ясно – больше нельзя оставаться в стороне. Но ей слишком мало известно – а за окном, будто назло, все серое и безликое, и взгляд возвращается в комнату, падая на склонившуюся светлую голову Грейс.
– Поднимайся! Сейчас же, – голос Гермионы строг, но она помогает девушке подняться, поддерживая за локоть. – Пойдем, садись на диван и отвечай на вопросы, которые я тебе задам.
– Хорошо, – почти безжизненно соглашается Камерон.
Гермиона хмурится, мысли в голове несутся, словно вихрь, обгоняя друг друга, и рука ищет пергамент с пером, но находит только какой-то журнал и ручку. Что ж, сгодится и это.
– Так, начинаем, – Гермиона садится напротив у столика и выдыхает, словно глубоко внутри боится, что не сможет ничего понять, что ум давно заплесневел и не решит эту задачу сейчас. “Представь, что это просто руны. Древние руны, они сложные, но их лишь надо запомнить – и все встанет на свои места”.
– Сколько времени у нас осталось? – рука с ручкой немного дрожит, но Грейс этого не замечает или же не обращает внимания.
– Пара дней. Возможно, неделя, если его что-то отвлечет.
Гермиона быстро кивает, делая первую пометку:
– Если сделать так, как задумывалось изначально, будет ли от этого прок?
Грейс опускает голову:
– Я не знаю…
– Мне нужны точные ответы! Соберись! – ладонь бьет по столику, заставляя Грейс вздрогнуть, ее взгляд несколько проясняется:
– Я поняла, что должен быть еще один участник. Мне кажется, были неправильно истолкованы некоторые моменты… – она встряхивает головой, выставляя вперед руки в защитном жесте, прося Гермиону не кричать:
– Нужна жертва. Для освобождения стражей. И теперь я поняла, что это не я. Это старец, которого я не знаю! Я не понимаю, кто это должен быть! – отчаянно выкрикивает она, закрывая ладонями лицо.
Гермиона снова быстро кивает и записывает, игнорируя все еще звенящий голос Грейс и возникшую ассоциацию маленькой девочки, не познавшей ни жизни, ни любви, но со взваленной на дрожащие плечи непосильной ношей.
– Так, старец. И мы. Что еще должно произойти? Мы все собираемся у стражей и проводим какой-то магический обряд?
Грейс кивает, все еще не отнимая рук от лица:
– Да. Жертва приносится, и стражи оживают, – она проводит руками по волосам, затем сцепляет пальцы в замок на шее. – Это очень большой выплеск энергии и магии, который переворачивает миры и впускает вслед за Стражами Третье Подземелье.
– А Стражи – это?.. – хмурится Гермиона, стараясь не упустить ни одной важной детали и одновременно пытаясь свести параллели с тем, что было известно ранее.
– Стражи – это исполинские создания, похожие на фестралов, которые обретут плоть и кровь на время Наказания. И уничтожат, снесут всю грязь и разврат. А потом последуют духи Третьего Подземелья, забирая провинившиеся души и унося их с собой, дабы те постигли Вечную Боль, и она стала их ориентиром.
Гермиона ненадолго замирает, затем шумно выдыхает:
– Что будет с нами в этот момент? – ее голос звучит совсем не так бодро, как хотелось.
– Если Стражей выпустим мы, то ничего – это наш долг, и мы его выполнили. Но если нет… бездействие карается с той же силой. Каждый получит свое Наказание.
– Судя по твоим словам, выполнение обязанностей Посвященных кажется совсем несложным. Нужно лишь собраться в одном месте и…
– Не совсем. Добраться до места вполне возможно, хоть у нас не вышло и этого… Но при обряде – нужно объединение. Поток общей энергии, желания и чистого посыла. Если же его нет, то ритуал бесполезен. Боюсь, что этот метод уже невозможен.
Гермиона закусывает губу, стараясь не поддаваться унынию, исходящему от Грейс.
– Теперь, когда разгромлен Лондон, я уверена, Гарри не останется в стороне, он…
– Ему интересны лишь вы с Малфоем! – Гермиона озадачивается, улавливая ревнивые нотки. – Он готов убить или сам умереть ради вашего спасения. Но не ради Лондона… и, тем более, Подземелий…
На некоторое время воцаряется тишина, все мысли куда-то разом разбегаются и остается лишь одна-единственная, словно мигающая красным фонарем:
– Но мы… умрем. Если не остановить все это.
– Я говорила ему об этом, что Наказание…
– Он вряд ли тебя правильно понял, Грейс! – Гермиона заставляет себя успокоиться. – Знал ли он, как все случится? Так, как ты рассказала сейчас мне?
– У нас… у меня с ним не было подобного разговора, – она быстро потупляет взгляд.
Гермиона искренне удивляется:
– Не было? Но что же ты ему рассказала?
– Я этого не знала. Было лишь письмо моего деда, и иногда магия Посвященных касалась разума, словно подгоняя и подсказывая, но эта энергия… она не дает всего осознания… Я смогла увидеть и частично пережить Старые Неспокойные Времена, когда нашла укрытие в горах, где долгое время прятался мой дед Джошуа… оказалось, что там собраны сотни воспоминаний Посвященных и их преемников. И я смогла частично окунуться в историю и увидеть произошедшее… Тогда стало ясно, что нельзя просто ждать, нужно хотя бы что-то предпринять, даже ценой нескольких жизней, – она замолкает и выжидающе смотрит. Ее грустные глаза пронизывают Гермиону толикой возродившейся надежды – ведь Гермиона услышала то, чего добивалась. Но Гермиона молчит, и взгляд Грейс беспомощно бегает от напряженного лица Грейнджер к застывшей ручке в ее руках.
Гермиона отбрасывает ручку в сторону и поднимается. Ходит кругами по комнате, как загнанный зверь, кусая губы и нервными жестами убирая отросшие волосы со лба. Внезапно Грейс поднимается и останавливает ее робким объятием. У Гермионы почти кончились запасы зелий, корректирующих состояние во время беременности, и она чувствует, как грудь начинает трясти от сдерживаемых все это время рыданий. И, испытывая отвращение к себе и неудавшейся попытке во всем разобраться, она дает волю слезам. Грейс же прикрывает глаза, гладя Гермиону по спине. Этот период она уже прошла. И за ним последовал тот самый, что вынудил пойти на что угодно, ради крошечной надежды хоть как-то все исправить. Но внезапно Гермиона затихает и отстраняется – в ее взгляде снова решимость, словно этого истошного срыва вовсе не было. Она отходит от Грейс, поднимает ранее отброшенную ручку и садится обратно.
– Так. Дальше. Что еще тебе известно?
Грейс несколько теряется, но под взглядом Гермионы, снова ставшим колким, обходит диван и садится обратно.
– Думаю, гораздо больше будет известно Малфою. Насколько я успела понять, он занял место своего отца во владениях Гекхала, и мог узнать какие-то подробности на тайных собраниях и…
– Значит, первым делом найдем его. Он тогда аппарировал и….
– Он в пыточных, обычно там держат тех, кто провинился или сказал лишнее.
Холодный пот прошибает Гермиону, заставляя вновь испытать бессилие и нарастающую панику.
– Мы можем туда проникнуть? Ты сможешь? – наверняка это глупый вопрос, но не успевает Гермиона на себя разозлиться, как Грейс внезапно отвечает:
– Да… – как-то отрешенно звучит ее голос, – я смогу это сделать, и меня не схватят. Они не посмеют меня тронуть.
– Хорошо, – медленно кивает Гермиона, не до конца обдумав все возможные риски. – Ты в этом уверена?
– Да, я смогу это сделать. Я… отправлюсь туда прямо сейчас и вернусь с Малфоем.
– Вот так просто? – неодобрительно качает головой Гермиона и хмурится, мысленно уже отказываясь от этой идеи, посчитав ее слишком рискованной.
– Да. Вот так просто, – тихо повторяет Грейс.
Внезапно звучит хлопок аппарации, оставляя после себя лишь невесомое облачко рассеивающегося дыма.
Гермионе долго не верится в ее исчезновение. В голову лезут всякие мысли – в том числе, что Грейс просто решила сбежать от надоедливой Грейнджер с дурацким списком бессмысленных действий. Гермиона с силой сжимает в руке журнал, издавая почти рычащий звук. Ничего больше не остается делать, кроме как ждать, томясь в удушающей неизвестности.
*
Грейс аппарирует в темницы. Ее тут же замечают – звучат трубы и послушные карлики доставляют ее к Хмурому. Она не сопротивляется, ведь за этим сюда и пришла. Хмурый, оказывается, не сильно спешит ее видеть, и ей приходится некоторое время ожидать в полутемном длинном зале, наполненном по щиколотку водой, в которой ворочаются его вновь созданные твари, словно впитывая в себя жидкость, превращая в слизкую субстанцию на черной лоснящейся коже. Они громко ползают, рокочут и неуклюже плюхаются в воду, тут же поднимаясь, чтобы опять упасть – но другим боком, оставляя после себя тягучие нити.
– Зачем явилась? – внезапно совсем близко звучит голос Хмурого, бесшумно, в отличие от червей-людей, подошедшего к ней.
– Я прибыла для обмена, – стараясь выглядеть убедительно, отвечает Грейс, помимо воли опуская взгляд, встретившись с животным красным.
– Обмена? – он ждет ответа, но звучат лишь хлюпающие звуки его тварей, и он продолжает: – Что ж, я слушаю тебя, – он придвигается к ней ближе, обдавая на удивление приятным запахом пряностей, но от предстоящей участи все равно накатывает тошнота.
– Я готова обменять себя на Малфоя-младшего, Повелитель, – она вновь мельком поднимает на него взгляд, стараясь подавить в себе страх перед его видом. Но с досадой приходит осознание – внешний вид ничего не означает. Ни под какой оболочкой не скрыть источаемую от него энергетику власти и жажды поглощения, уничтожения или порабощения.
– И зачем это мне? – создается впечатление, что она его несколько забавляет. Маленькая, юная, решившая встретиться с ним лицом к лицу. Возможно, он вовсе не знает, кто она такая.
– Я… я побывала там, где хранятся все воспоминания, и я расскажу вам, каких ошибок лучше не совершать, чтобы не прекратилась… эта новая зарождающаяся эра.
– А это мне нравится, – он обходит ее полукругом, впиваясь красными глазами – отчего мурашки тут же бегут по коже – словно предупреждая. – Но скажи мне, откуда у тебя это желание? И почему ты решила вдруг поделиться со мной своими священными тайнами?
– Я… – Грейс ощущает, как тело сковывает страх. Если сейчас он не поверит, то тут же расквитается с ней, как с надоедливой букашкой. Но затем на ум приходят зеленые глаза и те редкие моменты, когда она ловила на себе их взгляд, и ей казалось, что она для него что-то значит. – Я ненавижу то, на что меня обрек этот старик! – специально громко выкрикивает она, подавляя желание замолкнуть навеки. – Мне незнакомы никакие миры, только мир магглов! А вы их не трогаете, и я за это вам благодарна. Но старый безумец обрек меня на выполнение претящего мне задания – я обязана защитить тех, кому не должен быть причинен вред в Подземельях, тех, кто здесь почетный гость, иначе меня настигнет Наказа…
– Замолчи, – почти ласково звучит его голос, – эти правила меня давно тяготят. И, как видишь, я их уже не исполняю и до сих пор ничего не происходит. Но я могу тебя понять, – он улыбается, – ты мне пригодишься гораздо больше той полудохлой крысы. Обменяйте их! – рявкает он куда-то назад, стоящим у входа карликам.
– Но, видишь, какая у нас получается загвоздка, – он берет ее под руку и куда-то ведет, словно прогуливаясь по жуткой водяной тропе, и Грейс вздрагивает каждый раз, касаясь склизких тел, – я должен тебя проверить, моя дорогая. Ты все же практически с враждебной стороны, и, несмотря на твои, я уверен, искренние слова, мне нужно убедиться самому. Ты не против? – он останавливается, разворачивая ее к себе, держа на мощных вытянутых руках за плечи.
– Я не про… – она не успевает договорить. В ее сознание грубо и насильственно внедряются. И она обмякает в его руках, словно тряпичная кукла с широко распахнутыми от удивления глазами. Он жадно рыщет в ее сознании, разрывая в клочья малейшие намеки на попытки защититься. Он видит многое. Большинство из этого связанно с Поттером. Но то ли от ужаса, то ли Грейс везет – вспоминаются действительно терзания и мучения от свалившейся на нее участи. И он ее отпускает. Но не дает упасть на пол, подхватывая на руки.
– Приготовьте ей комнату! Она будет моей гостьей и ведуньей. Нам еще много предстоит узнать. Пускай пока отдохнет. Сойти с ума ей пока нельзя.
========== Глава 15 ==========
Гермиона ворочается в беспокойном сне. Ужасы. Ей снятся только ужасы. И она вновь просыпается вся в поту, обнимая свой ноющий живот и молясь, чтобы с ребенком было все хорошо. Это ведь его ребенок. “И суждено ему будет родиться на войне… Какие мрачные мысли”, – Гермиона вновь занимается самобичеванием. Пожалуй, это становится единственным ее занятием. Обращаться к исписанному журналу, стараясь провести хоть какие-то параллели, и потом злиться на неспособность прийти к чему-то логичному. Хотя бы к чему-то, проливающему толику света в этот мрак и ужас. И не успевает она так подумать, как слышится хлопок аппарации, и на ее колени ложится светловолосая голова Драко Малфоя. Его глаза прикрыты, ресницы чуть заметно подрагивают. За ним показывается Умелый.
– Простите. Чары невидимости, я не сразу их снял, – свин поспешно кланяется в приветствии.
Но Гермиона видит только бледного Малфоя на своих коленях и не смеет к нему прикоснуться, боясь, что он расколется, словно фарфоровая статуя.
– Мисс, он жив. Я не позволил бы…
– Мерлин… Умелый, я совсем не это подумала! – задохнувшись, восклицает она, кидая быстрый взгляд на Умелого и тут же возвращаясь к Драко. – Он без сознания? Что с ним?.. Что они делали с ним?! – это глупый вопрос, она и сама знает, что его пытали.
– Я уверен, вы о нем позаботитесь. Я принес все необходимые зелья и некоторые травы… Мисс Грейнджер, посмотрите на меня, – Умелому удается перехватить ее взгляд. – Я ранее говорил вам, что придется появиться в решающий момент, – она отрешенно кивает, – он скоро настанет. Нельзя остаться в стороне, – она хочет возразить, но свин жестом заставляет ее молчать. – Грядет война. Она никогда не длится долго. Как и в прошлый раз, будет мощнейший ураган. Исход войны всегда неизвестен, но… вот эта веревка позволит вам оставаться неразлучными до конца битвы, – он вытаскивает из маленького кармашка сюртука, явно заколдованного под увеличение пространства, большой канат и откладывает в сторону. – Он загорится красным, когда придет время. Коснитесь его оба, вместе – он сработает как портключ, перенесет прямо на поле боя. У вас не так много времени на восстановление… – он кидает быстрый взгляд на своего господина, – я сделал все, что было в моих силах. Прошу, займитесь им сейчас же. Я уверен, вы обладаете лучшими навыками в колдомедицине.
Гермиона лишь кивает, не в силах отвечать, боясь, что ее голос будет звучать надломленно. Умелый исчезает с громким хлопком, и Драко приоткрывает глаза. Гермиона застывает.
– Я здесь, – шепчет она, торопливо вытирая с его лица упавшие на него слезы и остервенело смахивая их со своих щек. – Теперь все будет хорошо, я… – ее взгляд падает на его руки. Изуродованные, жуткого фиолетово-красного цвета с кровоподтеками, местами все еще переломанные. И она задыхается, давясь собственными всхлипами, но затем хлещет себя по щеке. Несколько раз глубоко вздыхает и словно включается автоматизированный рабочий режим колдомедика. Она делает все необходимое, заставляя себя успокоиться каждый раз, когда видит свежий шрам или инфицированную рану. Спина же оказывается хорошо залеченной, видимо, Хмурый старался, как мог, и за это Гермиона ему бесконечно благодарна. На скорую руку она делает зелье и себе – глоток спокойствия сейчас просто необходим. Затем она работает практически всю ночь. Пальцы приходится ломать заново. Придется Умелого поучить, как правильно сращивать кости…
Гермиона трясет головой: “Этого больше не понадобится! Никто больше так не пострадает!” Она сама слабо верит в эти слова. Но они нужны. Так же, как вера в его излечение. Пот стекает по спине, весь затылок мокрый, но она вновь сосредотачивается, делая привычно умелые взмахи волшебной палочкой, каждый раз боясь, что он проснется, почувствует боль. Но она ведь все правильно рассчитала, и дозы снотворного с обезболивающим отваром хватит. Непременно хватит.
– Нет, ее не слишком много, и он обязательно проснется! – вскрикивает сама на себя Гермиона, задыхаясь в небольшой комнатке с запотевшими стеклами. Шаткой походкой она подходит к окну и открывает его, испуская стон – то ли облегчения, то ли мучения. Очень много ненужных мыслей и терзаний в голове словно водят хоровод. Но, наконец, и на нее влияет успокоительное, и она возвращается к Драко. А может, уже просто утро, и его пальцы наконец ровные. Такие, какими она их любит. Гермиона застывает у кровати с палочкой в руке. Любит. Да, черт возьми, она его любит. Так, как никогда не любила раньше. Так, как никогда ему не признается, потому что это слишком… Она готова лечь ковриком у его ног и будет улыбаться, когда он будет на нее наступать. Мерлин, признаваться в таком даже себе самой противно, не то, что кому-то… Но сейчас она целует его руки, прижимая к своим вновь мокрым щекам.
– Я… тебя… – слово застревает в горле, но становится легче. Ведь он ей тоже признавался, хоть она и не позволяла себе об этом вспоминать. И верить не позволяла. Это же Малфой. Она никогда не поймет, что у него в голове.
Он дергается, его ладонь ускользает из ее рук, и он со стоном переворачивается. Гермиона успевает себя проклясть за неправильно рассчитанное зелье, но затем его дыхание выравнивается, и она сваливается рядом без сил, гладя рукой волосы на его затылке и проваливаясь в небытие.
Наутро его не оказывается рядом, но испуг Гермионы проходит быстро – он стоит у окна. И в его руке стакан. Гермиона помимо воли улыбается, ведь держать стакан – уже достижение после подобных травм! Но ему больно, и она это видит по напряженному выражению лица.
– Постой… я тебе помогу, – она быстро встает с кровати, но, сделав пару шагов, останавливается, ведь он все так же смотрит в окно, будто ее нет. – Драко? – она аккуратно касается его плеча.
– Что? – у него стеклянный взгляд, зафиксированный на чем-то за окном.
– Ты… как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – и он поднимает трясущийся в руке стакан, сжимая при этом челюсть.
– Давай, я…
– Не трогай меня, – полный злобы взгляд пронзает сердце, и она машинально делает шаг назад.
– Я лишь хочу помочь, – Гермиона облизывает пересохшие губы, расправляет… Мерлин, что на ней? Какая-то нелепая безразмерная ночнушка. И опять это идиотское чувство – надо выглядеть перед ним достойно! И… нервы. Одни нервы и неловкость.
– Знаешь, что? – резко накатывает удушающая обида. – Иди ты к черту, Малфой, – получилось хрипло и почти жалко.
Он лишь смотрит на нее снисходительным взглядом, словно его только что облаяла дворняга, и снова поднимает трясущийся в руке стакан… будто в нем долбаный виски.
Ей нужно выйти. На воздух. И оставить все это здесь – весь этот сгустившийся вихрь боли, отчаяния и слез. Она быстро приводит себя в порядок и уходит, кинув через плечо взгляд напоследок. Он даже не оборачивается. И вихрь всех этих чувств словно следует за ней против ее воли, пока она спускается по лестницам, выбегает на улицу и идет непонятно куда. “Любит”, – она горько усмехается. Конечно, она не поверила его словам тогда. Возможно, лишь на мгновение. Но и это было ошибкой. Она ускоряет шаг, запахивая наспех захваченную накидку сильнее, чувствуя, как покрасневшие глаза неприятно сушит утренний ветер.
Драко смотрит на нее из окна. Она стоила того? Он зол на нее. Словно она его вынудила все это пережить. И ради чего? Но она только что была рядом, готовая помочь. Малфой встряхивает головой, чувствуя, как каждое движение отдает болью. Он старается осознать противоречивые чувства, истерично бьющиеся у него в груди. Поначалу казалось, что этот поступок заставит ее понять, увидеть в нем те чувства, что уже давно не дают ему покоя? Но долго терпеть физическую боль он не умел никогда. Душевную – да. Азкабану спасибо. Но не это. Это было… буквально на второй или третий день Малфой был готов сдаться. И, если бы не Умелый… Он бы – что? Драко снова встряхивает головой, чувствуя, как она начинает кружиться. Определенно рано было вставать. Он отшатывается от окна, с трудом доходя до кровати. Она лежала на этой подушке. Он касается ее лицом, прикрывая глаза, вдыхая ее запах – словно яд для его легких, ощущая, как предательски щемит в груди.
– Как же я тебя ненавижу, – еле слышно шепчет он, зажмуриваясь. За окном внезапно раздается грохот, и Драко не сразу понимает, что это гром. Спустя мгновение дождь с силой бьет по окну, и он тут же поворачивается к двери, словно она вот-вот войдет. Но ее нет, и спокойствия нет. Двигаться тяжело, и идти ее искать он не может. Лишь лежать, считая удары собственного сердца, бьющегося быстрее дождя. Так проходит почти весь день – гроза не унимается, а сердце так и норовит разорваться каждый раз, когда в голову приходят мысли о гибели Гермионы. По его вине. И Малфой бьет ногой по кровати, рычит в подушку и изводит себя до бессилия, пока, наконец дверная ручка не поворачивается и не входит она. Драко резко поднимается, сверля ее глазами. Она вся промокла.
– Ты ненормальная! – укоризненно выпаливает он.
– Началась гроза, – смотря в пол, отвечает она.
– Я не слепой, Грейнджер, – он замолкает и отворачивается, шумно выдыхая и заставляя себя прекратить начинающуюся ссору. Затем кое-как встает на ноги и подходит близко. У нее затравленный взгляд и посиневшие губы. Он касается ее ледяных рук и притягивает к себе. Она напряжена и сопит, словно подхватила насморк. Драко прикрывает глаза, утыкаясь в ее волосы.
– Прости меня, – очень тихо. Кажется, он этого даже не сказал. А она не услышала.
– Тебе нужно выпить еще микстуры, – обреченно звучит ее голос, словно, если бы не этот факт, она бы и вовсе не вернулась. Драко отпускает ее и отходит назад, опирается о спинку кровати. Она проходит мимо него к столику, вытаскивает дурацкие колбы и начинает что-то мешать, нарезать и сцеживать. Бесконечно долго.
– Ты любишь меня?
Она роняет колбу на пол, спина мгновенно вытягивается в ровную струну. И Гермиона застывает, словно громом пораженная – под стать звукам снаружи.
– Я спросил, если ты меня любишь… – его тон – будто он спрашивает, забрала ли она его совиную почту.
Она медленно разворачивается к нему лицом, словно ее вертят в аду на пылающем костре. В часто моргающих глазах ясно читается нарастающая паника. Драко складывает руки на груди, хоть ему и жутко больно. Она поднимает взгляд, полный явной решимости переломать обратно все его пальцы и заодно шею, и коротко, с вызовом отвечает:
– Да.
У Малфоя тут же перехватывает дыхание, словно перед походом в пыточную. Он молчит и отводит взгляд, сам не понимая, какого черта это спросил и почему ее ответ приводит его в ужас. Она наклоняет голову набок, явно ожидая объяснений.
– Хорошо, – по-деловому кивает он.
Повисает молчание.
“Хорошо?!” Мерлин! Даже нужного эпитета не находится – описать, насколько глупо это прозвучало. Малфой видит это по ее лицу, и исправляется:
– Я хотел сказать, что… это хорошо.
Кажется, ее глаза сейчас вылезут из орбит, столь удивленно-обескураженной она выглядит. А затем ее губы трогает легкая улыбка, и она начинает смеяться. Поначалу Малфой хмурится, затем, прыснув, отворачивается.
– Ты такой идиот, – улыбаясь, она подходит к нему и нежно обнимает. Нежно – как ей кажется. Но это все равно приятно, хоть ребра тут же ноют, стиснутые в объятиях. Но от осознания боль отступает, и он снова утыкается ей в волосы:
