Текст книги "Цикл "Другие". Эпилог (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

====== С начала 1 ======

Непривычно красный и ветреный рассвет утопил Нью-Йорк во всех оттенках алого – как кисею набросил на дома и улицы.

Застыв на крыше небоскреба, Лео всмотрелся в город, ласково погладив рукоять катаны за плечом.

«Спокойно, – он улыбнулся ветру, подставляя под него лицо. – Чисто и тихо».

Город просыпался, выпуская на улицы первые машины, спешащих на работу людей и голоса, хлопки подъездных дверей, музыку из открытых окон, смех и крики детей.

«Пора уходить, – соскочив с парапета, Лео легким кувырком устремился к лифтовой шахте. – До вечера много времени».

Городу пора было начинать новый день, а ему – Ночному Стражу – завершать свой патруль. Пора было исчезнуть под землей, чтобы снова вернуться к охране покоя, когда ночь накроет Нью-Йорк.

Один из самых спокойных городов в последнее время, где даже ночью люди не боялись бродить по темным переулкам, где забывали поставить машину на сигнализацию или спокойно оставляли незапертой дверь.

Ночной Страж – загадка и гордость города всегда охранял покой.

Тот, о ком писали в газетах, пытаясь угадать его личность, раскрыть тайну, докопаться до истины.

Он тревожил репортеров и бульварную прессу, награждавшую загадочного героя прекрасной внешностью, невероятными качествами и чуть ли не святостью.

Его романтизировали девушки, рисовавшие на стенах сердца, пробитые стрелами Амура, и подписывавшие свои имена с телефонами, ему подражали парни, наряжаясь в черную кожу и залезая на спорт-байки.

Его любил город.

А он ненавидел рассветы и дни.

– Сегодня Ночной Страж предотвратил похищение старинной фарфоровой куклы из антикварного магазина… – Лео отвернулся от телевизора, устало стаскивая с себя куртку.

«Нашли о чем говорить, – он сморщился, вешая катаны на стену. – Тоже мне новости. Лучше бы о погоде рассказали. Почему так резко похолодало?»

– Я просто без ума от него! – на экране появилась девушка-подросток с ярко-розовыми волосами, собранными в высокий хвост. – Если ты смотришь сейчас телевизор – знай, мы все без ума от тебя, Страж! Ты – мой герой. Люблю тебя!

Лео вздохнул и покачал головой.

«Еще бы знали, от кого они без ума, – он невесело усмехнулся. – Напридумывали картинок в голове, а на деле бежали бы дальше, чем видели, от зеленой образины».

Он вздохнул и, не оглядываясь, щелкнул пультом, выключая телевизор.

В доме повисла мертвая тишина.

Слушать эти признания, видеть надписи на стенах, читать в интернете – все это было противно до скрипа зубов.

Да, он смог сделать для этого города больше, чем кто бы то ни было еще – здесь было спокойно, безопасно, чисто. Здесь полиция могла бездельничать и спать с чистой совестью. Здесь…

Лео долго стоял у стены, упершись в нее лбом и перебирая пальцами хвосты своей маски. Один оборванный, второй – обгоревший.

Здесь было одиноко и пусто. И как бы город ни боготворил его – красивую вымышленную картинку – здесь не было ни единой души, которая бы любила его самого, просто такого, какой он есть.

Так было не всегда.

Так стало в тот день, когда он решил, что будет беречь этот город любой ценой.

– Раф! Я тут! Сейчас спущусь!

Лео во все глаза смотрит на брата, привязанного к ножкам стола, вокруг которого пылает огонь.

Раф вскидывает голову и смотрит на него отчаянно и как-то зло – словно от души желает провалиться сквозь землю.

«Я сейчас вытащу его… я смогу».

«Смогу».

Это слово навсегда осталось с Лео, как и все, что случилось несколькими минутами позже и что забыть ему было не дано уже никогда. И не искупить.

Раф прыгает следом, бросая Лео длинный полотняный шарф, намотанный на его запястье.

Лео ловит хвост, вцепляется, как клещ, и тащит на себя, отчаянно желая спасти самое дорогое, что только есть у него – родного брата.

Ведь больше никого-никого нет.

Ткань трещит и ползет по ниткам, пока он тянет ее на себя и смотрит-смотрит-смотрит в Рафовы зеленые глаза.

Раф верит ему, Раф знает, что Лео спасет…

Лео уперся лбом в стену и зажмурил глаза.

Забыть бы…

Исправить.

Вернуться в тот день.

Он бы все на свете отдал, чтобы только успеть и сберечь…

– Ра-аф-ф!

Шарф с треском, перекрывающим даже гул пламени, лопается, хлестнув в воздухе двумя хвостами…

Лео бросается с балки, протягивая руку…

Так близко…

Так далеко…

Пальцы хватают пустоту, разминувшись с братовой рукой на пару сантиметров.

– Раф!!!

Гул пламени сжирает отчаянный крик

– Лео!

И жадные языки взлетают к потолку.

Лео видит его еще несколько мгновений – мечущегося в пламени, уже не смотрящего на него, словно знающего, что помощь не придет.

Раф, как огненный демон, ударяется в заколоченное окно, расшвыривая вокруг искры и силясь сорвать с лица вспыхнувшую маску… и снова кричит…

Лео не помнил дальше.

Боялся вспоминать.

Сунув душ прямо в лицо, он жадно глотнул холодную воду, так и не открыв глаз.

В тот день он понял, что никто не должен узнавать такую боль.

Если только это в его силах – он сделает все-все-все, чтобы люди не теряли своих родных.

Он сделал для города все…

Но легче не стало, и год за годом эти воспоминания прижимали сильнее и сильнее, множась на одну простую мысль, как алгоритм геометрической прогрессии.

«Это я должен был сорваться тогда с пропасть, а не он. Он должен был жить. Он так много мог сделать… гораздо больше, чем я…»

Оттолкнувшись от стены, Лео швырнул душ в ванну и выскочил прочь.

Он бросился в гараж, на ходу дергая с крючка на стене ключи, впихнул их в зажигание и резко повернул.

«Раф всегда мечтал о мотоцикле, когда еще ползал и только говорить учился, уже хотел его…»

Слушая рокот мотора, Лео бессильно уткнулся лбом в бак и сжал кулаки.

Перрон.

Удивительно красивый, со светлыми резными скамейками и витой крышей над головой, какие он видел только в фильмах про позапрошлый век.

«Тогда поезда были произведениями искусства, а перроны архитектурными шедеврами, – Лео погладил кончиками пальцев белое дерево скамейки, на которой сидел. – Люди думали, что смогли преодолеть время, создав паровоз вместо лошади и рельсы взамен разбитых дорог. Они гордились этим… Где я?»

Он окинул взглядом светлую платформу, залитую мягким, словно не солнечным светом, который шел, казалось, со всех сторон сразу, и поднялся.

В поезд за его спиной садились люди.

Красивый вагон с деревянными дверцами, небольшой, как и паровоз в голове состава, принимал в себя немногочисленных пассажиров.

– Идешь? – на плечо легла чья-то рука.

Испуга не было.

Только удивление, что тут хоть кто-то с ним заговорил, а не прошел мимо, и не испугался его, как люди в родном городе.

Лео обернулся.

На него смотрели внимательные глаза. Светлые, но почему-то очень похожие на глаза учителя Сплинтера.

– Кто Вы?

– Твоя Судьба, – спокойное строгое лицо чуть дрогнуло в улыбке, и от уголков ясных глаз к вискам разбежались морщинки. – Так идешь или нет?

– А куда едет этот поезд?

Рука на плече чуть сжалась.

– В будущее. Ты его видел уже. Туда, где ты сможешь начать все один и сделать много-много для всех остальных, как и хотел этого. В «с начала».

Лео прищурился, вспомнив прожитые до этого ощущения, и вздрогнул.

Он не так этого хотел… кажется. Нет, он так вообще не хотел.

– А Раф?

– У него свой поезд, – плечи Судьбы дрогнули, словно она слегка пожала ими. – Так едешь или нет?

– Нет, – Лео отшатнулся. – Я не хочу, чтобы он… нет…

– Ладно, – Судьба села на скамейку и приглашающе хлопнула рядом с собой ладонью. – Подождем следующий тогда. Присаживайся, тут торопиться некуда.

Лео сел и обхватил голову руками, слушая пронзительный гудок поезда, готового тронуться.

Такого «с начала» он не хотел совсем.

– Ну как, Донни? – на плечи легли тяжелые ладони и крепко сжали. – Есть что-то?

Дон устало откинул голову и прижался затылком к пластрону Рафаэля.

– Кома, – коротко произнес он. – Только ждать.

Раф до хруста сжал пальцы и резко выдохнул.

– Значит, будем ждать.

Он обошел брата и сел на стул около кровати Лео.

– Иди, поспи немного. Я подежурю.

Лео уцепился за край крыши, пытаясь подтянуться и бестолково ища ногами опору.

Под ним была Высота…

Сегодня она заберет его себе навсегда, как не смогла когда-то, отобрав Рафаэля.

Он не смог ничего за те почти десять лет, что отыграл у нее.

Он сделал город чистым, но счастливым не стал.

Лео улыбнулся, как-то отстраненно наблюдая за собственными пальцами, медленно сползающими по красному, словно освежеванному, ребру крыши.

Он не смог отыграть у Высоты Рафа, но стал Ночным Стражем.

Бесстрашным защитником города.

Он спас много жизней в обмен всего на одну.

Справедливая цена, в общем…

Разве же нет?

«Нет. Конечно же – нет. Скоро увидимся, брат… И начнем все с начала».

====== С начала 2 ======

Дождь колотил в стекло длинными иглами сквозь глянцевую выстывшую ночь.

Высокие окна ресторана, расположенного на крыше небоскреба, удерживали воду, сгоняя ее к карнизу и дальше отвесно роняя с головокружительной высоты на мостовую.

В небольшом уютном зале для особо важных персон был накрыт только один столик на двоих.

– Устал? – Караи протянула через стол руку и тронула лежавшую на белоснежной скатерти ладонь Лео.

Тот отрицательно качнул головой и выдал тусклую улыбку одним уголком губ.

– Просто сегодня…

– Знаю, – Караи отодвинула бокал и поднялась. – Не стоило назначать встречи на этот день.

Лео вздохнул и уперся лбом в сцепленные пальцы.

Да, не стоило.

Да, нужно было вообще дома остаться и никуда не ходить.

Закрыться в додзё, уткнуться в стойку с оружием, убежать в медитацию, зажечь свечи и просто… просто куда-то исчезнуть.

Но дела не стали бы его ждать.

Мало кто из его окружения знал о том, что именно нес ему этот календарный ничем не примечательный день.

Обычное 27 октября. Обычный четверг, или среда, или – два года назад – понедельник.

Проклятый всеми Богами и всем белым светом.

Вместе с самим Лео…

– Донни? – Лео крепко обнимает брата, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Донни, что?..

Тот мотает головой и коротко рвано дышит. Как будто через силу, словно нужно прилагать много усилий к тому, чтобы вгонять в легкие воздух.

– Ничего… ничего, бро… все хорошо будет…

Лео сжимает руки крепче и прикрывает глаза.

Почему он не верит брату?

И почему именно сейчас нужно пробовать в этом разбираться, когда совершенно нет сил?

Он устал за сегодня, мотаясь по улицам Нью-Йорка и налаживая контакт с городскими властями.

Их же признали.

Признали их право жить в городе.

Благодаря ему одному люди теперь понимают, как много сделано для них не полицией, а именно им.

И это дало возможность поселиться на поверхности, не в вонючей канализации, не среди сточных вод, а в нормальном доме.

Лео смог.

Смог доказать их право на жизнь в городе.

Он стал звездой и кумиром молодежи, обзавелся горой поклонников, спас не одну жизнь.

Он делал это ради девушки, которую полюбил.

Ради Караи.

Хотел, чтобы она видела в нем героя и не стеснялась его…

Теперь вот все это у него есть, и брат тоже может спокойно жить на поверхности.

Может работать, не скрываясь за придуманным аккаунтом, может ходить по городу, по музеям и даже поступить в Университет…

Чего же тогда ему не хватает?..

– Дон…

– Иди, – тот поспешно отворачивается. – У тебя же конференция.

– А ты не хочешь…

– Нет, – Донни мотает головой. – Зачем мне имидж твоей тени, бро? Зачем мне быть мальчиком-прилипалой, который хочет погреться в лучах чужой славы и незаслуженно стать кем-то?

В голосе Дона сквозит такая боль и обида, что Лео даже отстраняется от него.

– Слушай, ты бы мог и сам…

– Не мог бы, – Донни отворачивается к своему компьютерному столу, заваленному бумагами. – Я не смог. Я просто твоя серая тень. Пародия на героя, как и должно быть в хорошем боевике – комичный друг-неудачник. Извини, у меня тут работа.

Лео с коротким вздохом поднимается и минуту смотрит брату в затылок, сложив руки на груди.

Его злит, когда Дон начинает так говорить. Его это бесит. Всего, что у него есть, он добился сам – защищал город, гонял по крышам, патрулируя улицы, учился ладить с людьми.

Он не виноват, что Дон не захотел делить все это с ним и не изволил сказать почему.

И теперь тоже не хочет, демонстрируя ослиное упрямство.

Чего было выжидать тут, прозябая под землей, когда можно было стать героем? Мог бы тоже…

«Не мог бы, – обрывает Лео собственные мысли. – Рядом с тобой никогда не мог бы, и ты это знаешь».

Он отворачивается и выходит, прикрыв дверь.

Его ждут дела на поверхности и новый, вчера только купленный дом. И вечером свидание с Караи.

Впервые не на крыше, где нужно прятаться, и не в подворотне глухой ночью.

Он смог.

Он пригласил ее в ресторан.

И его там никто не испугается и не шарахнется прочь.

Он смог.

Люди знают его, уважают, ценят. К нему привыкли и уже не смотрят на его экзотическую внешность.

Даже восхищаются… пробуют подражать…

Лео усмехается, направляясь в свою комнату.

Он долго смотрит в зеркало, натянув на карапакс большую толстовку на молнии, и вспоминает восторженные светло-серые глаза их давней подруги.

Он завоевал не только Караи – свою недосягаемую прекрасную мечту – в него влюбилась половина девушек этого города.

«Даже Эйприл».

Лео отворачивается от зеркала и качает головой. Вот только Эйприл ему и не хватало с ее влюбленными сияющими глазами.

Когда подруга, слегка смущаясь, вручила ему открытку-признание, Лео просто оторопел и даже не сразу нашелся, что ответить, кроме невнятного и совершенно нелепого «спасибо».

Он воспринимал Эйприл как сестру, близкую-близкую подругу, но девушку в ней не видел.

Она не похожа на его Караи… она… она просто Эйприл и все.

И этот влюбленный взгляд, полный горечи, когда он решился сказать правду, преследовал теперь по ночам.

Эйприл не смогла принять отказ спокойно.

Она приходила к ним домой в логово, плакала, просила выслушать и дать шанс.

Шанс на что? Лео просто не понимал. Он же не сможет полюбить ее так, как ей того хочется, и не важно, сколько пройдет времени. Он собирался сделать предложение Караи…

Лео на стену от этого лез, а хмурый-хмурый Дон не желал его поддержать или хоть как-то сгладить конфликтную ситуацию, запираясь в своей лаборатории.

Лео вздохнул и погладил Караи по руке, только сейчас заметив, что она подошла со спины и обняла его, положив голову на плечо.

А он так задумался, вертя в пальцах бокал с Маргаритой, что даже не ощутил ее прикосновение.

«Впрочем, это часто происходит в последнее время…»

– Иди домой, – он слегка сжал ее ладонь, затянутую в узкую атласную перчатку, так и не подняв взгляда. – Я буду позднее.

– Ты избегаешь меня, – Караи вздохнула, глядя на широкое обручальное кольцо на его пальце – такое же, как было у нее. – Лео, ты не можешь вечно винить себя в случившемся. Я понимаю, что сегодня годовщина…

– Ты не понимаешь, – Лео усмехнулся, открыв глаза. – Я добился всего. Смог все. Все, что есть у тебя и у меня – наш дом, машина и право сидеть в этом ресторане, признание этого города – все это оплачено слишком дорогой ценой.

– Ты ничего не мог сделать, – Караи чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.

Лео и без этого знал, что ей больно от его слов, больно от него такого вот, от того, что он стал исчезать ночами и бродить по городу один.

Он любил ее. Очень.

Но Караи могла стать лишь частью его семьи, где был брат – она не могла заменить его и заполнить пустоту, оставленную Доном.

И не могла выбить из головы понимание того, что это именно он, Лео, виноват в том, что дождь молотит в черное окно каждую вот такую ночь с 26-го на 27-е октября, словно оплакивая Донни.

Каждый божий год…

Каждый…

– Донни, – Лео распахивает дверь в логово и ощупью ищет выключатель на стене. – Ди, хватит отсиживаться по углам, собирайся. Хочешь или нет, но сегодня ты переезжаешь. Хорош тут прозябать. Я нашел тебе отличную квартиру, там и интернет твой драгоценный есть, и вид из окна прекрасный…

Звенящая тишина отвечает на эти слова, расталкивая их отзвуками эха по закуткам канализации.

– Дон? – Лео недоуменно щурится от вспыхнувшего света и идет к лаборатории. – Ну что еще приключилось?

Оплот знаний его гениального брата пуст. Кресло у компьютера, тщательно вытертая с монитора пыль и свернутые провода.

Донни нет, и Лео становится не по себе от этого идеального порядка – слишком все чисто.

Ди же никогда не любил такое вот «все по полочкам».

У него всегда ворох бумаг рассыпан по столу и под креслом, на пальцах вечно пятна каких-то химикатов, а клавиатура завалена карандашами и маркерами…

Была завалена.

– Ди?

И снова тишина ответом.

Дом словно пуст.

– Лео?.. – хриплый голос окликает каким-то сорванным шепотом-всхлипом, заставляя крутнуться на месте.

Из тени дверного проема на него смотрит Эйприл.

Дрожащая, плачущая Эйприл, прижимающая к груди странный сверток.

– Где Дон? – Лео становится жутко от ее взгляда и дрожащих впившихся в обертку рук.

– Лео… он в ванной… я хотела в комнату отнести, но не смогла…

Она вдруг роняет на пол сверток и падает следом, вцепляясь в волосы до белых костяшек.

Лео бросается мимо нее в ванную.

В ванную, где горит свет и через край течет вода, где пар застилает взгляд.

Вода красная.

Дон лежит, откинув голову на белый бортик… Глаза открыты, но в них давно погасло все, что было живым.

– Донни?

Лео ощущает, как подламываются колени, и он падает на кафельный пол.

Донни здесь нет.

Звать не имеет смысла.

И все же…

– Донни, зачем?

Дождавшись, когда шаги Караи смолкли за дверью зала, Лео открыл окно и подставил лицо под дождь, не обращая внимания на то, что вода потекла на подоконник и мигом промочила его дорогущий фрак.

Лучше бы она так же промочила его память и вымыла из нее все то, что было потом.

Ведь если бы не это «потом»… если бы… Дон сам так решил, и, не зная причин, можно было угадывать их до бесконечности, пытаясь понять поступок брата.

Можно даже было бы винить его в жестокости и излишнем желании привлечь внимание к себе…

Можно было бы…

Лео выбрался на карниз и сел на корточки, вглядываясь в низкие черные облака.

Лео выпускает кисть Донни из рук, только поняв, что она уже закоченела совсем.

Он выключает воду и долго-долго сидит около ванны, всматриваясь в лицо брата.

Спокойное, строгое. Больное и измученное до горьких морщинок в уголках губ и черных синяков под глазами.

– Донни, зачем?..

Вопрос вырывается раз за разом сам по себе, хотя кроме капающей с крана воды отвечать тут некому.

Лео поднимается и идет в гостиную.

Он хочет отыскать коньяк, который привез брату на Новый Год, и выпить его весь. Желательно залпом и желательно чтобы сразу дало в голову так, чтобы отключиться.

– Лео, – в руку вцепляется Эйприл, сжавшаяся на диване.

А он и забыл о ней напрочь уже…

– А?

– Донни… Донни… я не знала… я же не знала!!!

Она вдруг вскидывает голову с колен, в которые до этого отчаянно билась лбом, и Лео видит большие синие ромашки, сделанные из тонких проводов в стиле стим-панк, в сердцевинке каждой из которых непередаваемо похожие глаза Эйприл…

– Я не знала! – Эйприл виснет на руке Лео, как клещ, и дергает его к себе, пытаясь заставить обнять ее.

– Я тоже… – Лео опускается на колено и смотрит на эти ромашки, не имея сил отвести взгляд. – Я тоже не знал…

В ту ночь он впервые напился до того, что свалился в канаву и пролежал там до рассвета.

Его никто не рискнул поднимать или трогать.

А наутро толпа ненавистных репортеров уже строила теории о том, что случилось с Героем Города…

Лео ненавидел их в тот миг до помутнения сознания.

Пока газетчики бурлили, выискивая причины и строя догадки, а бедная Караи носилась по крышам и подвалам, разыскивая своего жениха, Лео увез тело Донни далеко за город и похоронил там в глуши. Подальше от суеты, которую брат так ненавидел и которая ничего не смогла ему дать хорошего.

Лео никому не сказал, где покоится его брат, и не приходил на могилу, поняв в полной мере свою перед Донни вину…

Лео провел руками по лицу, стараясь содрать те воспоминания и хоть как-то смыть под дождем.

Он смог. Смог все-все-все.

Он только одного не смог – удержать брата и понять, что надо было для него сделать.

– Едешь? Брать билет или нет?

Лео вскидывает голову и в ужасе смотрит на Судьбу.

И на поезд за ее спиной, что подошел к платформе.

Люди встают со скамеек и идут к вагонам.

Кто-то действительно готов ехать в такое «с начала»?! Они что, больные?!

– Нет, – он мотает головой. – Нет. Да как же Донни-то? Как так?! Нет-нет-нет.

– Ну, нет, так нет, – Судьба садится обратно на скамейку и едва улыбается ему. – Мне почему-то сразу казалось, что даже билет бронировать не стоит. Следующий тогда ждем.

Лео вытирает дрожащими руками лицо и смотрит себе под ноги.

– А ты знаешь, что будет с Караи потом … в этом вот «с начала»?

Судьба едва заметно кивает и отбрасывает с головы капюшон.

– Да, знаю. Будет управлять твоим бизнесом, соберет опять клан Фут. Никому больше не поверит никогда и будет винить твоего брата в том, что случится этой ночью.

– Что? – Лео вскидывает голову, дергаясь встать. – Что случится?

– Ну, ты же не поехал. Сам как думаешь?

Нога соскальзывает с карниза, и Лео неожиданно падает вниз, успев ухватиться за выступ одной рукой.

Он странно отстраненно смотрит на свои пальцы, скользящие по мокрому ребру крыши, и вдруг улыбается сам себе.

«Я смогу все исправить. Дождись меня, бро. Мы вместе начнем с начала…»

– Пульс один раз участился, – Раф поднял измученные красные от недосыпа глаза. – А потом опять как было…

– Иди поешь, – Донни положил ему руку на плечо и сжал. – Эйприл салат приготовила. С яблоками и виноградом, как ты любишь.

Раф косо усмехнулся и поднялся, громко хрустнув шейными позвонками.

– Бестолковая. Это он всегда любил с яблоками. Но мне тоже сойдет. Я быстро.

Донни кивнул и сел на освободившийся стул.

– Он любит, бро, а не любил… он любит этот салат.

====== С начала 3 ======

Зима в этом году выдалась на удивление мягкая и снежная, подарив Нью-Йорку незабываемые улицы, сверкающие снежной кровлей в погожие дни, и легкий морозец, который не пробирал до костей, но задорно румянил лица прохожих.

А уж к Рождеству природа совсем расщедрилась, послав безветренный снегопад с огромными белыми хлопьями, что волшебно-медленно кружились в воздухе, словно давая рассмотреть свое тонкое кружево.

– Бежим! Бежим скорее, Надин!

Две девочки лет семи наперегонки скатились с горки, извалявшись в снегу, и со смехом бросились в сторону низкого домика, стоявшего чуть в стороне от высотных зданий, нарядившихся в гирлянды и огни.

– Не отставай, а то подарки от Санта-Клауса пропустим! Или все самые хорошие разберут!

В густых синих сумерках девочки подбежали к заснеженному крыльцу, освещенному одним лишь большим фонарем, и резко затормозили.

– Смотри, – прошептала Надин, – Санта…

– Тш-ш, – подруга торопливо запечатала ей рот заснеженной варежкой. – Исчезнет. Все чудеса всегда исчезают, если за ними подсматривать.

Они притаились в сугробах, с трепетом наблюдая, как странная горбатая фигура крадется к крыльцу.

Замирая и совершенно бесшумно скользя по снегу, эта загадочная тень приблизилась к лестнице, повертела головой, отчего длинный хвост колпака мотнулся туда-сюда, и что-то сгрузила со своей спины.

– Подарки, – одними губами прошептала Надин, восторженно хлопая глазами. – Как и в том году – целый мешок…

Тень встрепенулась, словно услышав ее, и одним длинным, невозможным прыжком взлетела на навес крылечка, оттуда кувырком перекатилась по широкому карнизу и заскочила на крышу – только и мелькнул красный колпак с большим белым помпоном.

– Ну вот, спугнули все-таки, – подруга Надин выбралась из сугроба и заторопилась к крыльцу. – Но в этот раз мы почти увидели его.

– Да! – Надин подбежала следом и уставилась на большой красный мешок, полный сладостей и игрушек. – Но мы первые в этом году выбираем подарки, потому что мы почти увидели его!

Девочки засмеялись и постучали в дверь, украшенную еловым венком.

Наблюдая с крыши здания за двумя девочками, которые так старательно пытались его выследить, Лео невольно улыбнулся, поправляя на голове красный колпак с мехом.

Он заметил их, еще когда они катились по сугробам, звонко хохоча, но решил не исчезать раньше времени и дать возможность поиграть в их ежегодную игру.

Дети всех приютов Нью-Йорка под Рождество старались увидеть загадочного Санту, который оставлял мешки с подарками на порогах и бесследно исчезал.

О нем сочиняли сказки и строили догадки, что это какой-то миллионер решил вдруг так своеобразно заняться благотворительностью и осчастливить сирот.

Дети верили, что это самый настоящий Санта и именно поэтому увидеть его не получается, но старались изо всех сил. Даже придумали, что тому, кто сумеет увидеть Санту, обязательно в Новом Году улыбнется удача. Ну и, конечно же, именно этот счастливчик первым будет выбирать подарки из большого красного мешка, оставленного у порога.

Взрослые гадали, дети верили, а истина была еще более невероятна, чем любой из них мог бы себе вообразить.

Лео устроился на высоком окне костела и откинулся спиной на серую стену.

Здесь лежали еще два мешка с подарками, которые надо было отнести, и – чуть в стороне – одна коробка, перевязанная лентой. Тоже подарок. И его тоже надо было отнести.

Вздохнув, Лео прикрыл глаза, давая отдых натруженным ногам и стараясь успокоить бешено колотившееся сердце.

В костеле заиграл орган, заставив его зажмурить глаза и несколько раз мотнуть головой, гоня прочь прошлое.

То самое прошлое, что и сделало его легендой города, превратив из обычной канализационной черепахи в щедрого Санта-Клауса, приносившего столько радости обездоленным сиротам Нью-Йорка.

Ведь с тех пор как…

С тех самых пор даже самый распоследний беспризорник находил в своей норе подарок к Рождеству.

Пусть и просто шоколадку, завернутую в яркую упаковку, но все же – подарок.

Все в городе, на кого наплевало общество, родные и целый мир, становились в этот вечер на чуть-чуть счастливее, обнаруживая сюрприз и понимая, что хоть кому-то они не безразличны.

Работая целый год, как проклятый, на одиночной охране складов и ювелирных выставок, берясь из тени оберегать бизнесменов, Лео складывал деньги, чтобы все до копейки потратить к Рождеству и хоть кого-то сделать счастливее.

Хоть на чуть-чуть.

С тех пор как…

Над городом плыл звон колоколов, раздавалось вечное и радостное «merry christmas», когда Лео, успев разнести все подарки, поднялся по лишь чуть-чуть припорошенному снегом галечному холму под мостом через реку.

– С Рождеством, Майки, – он присел на корточки и перебрал пальцами гальку. – В этом году красиво очень. Тебе бы понравилось. Снег мягкий, и легко снежки лепить… снеговика тоже. Помнишь, как большого медведя лепили? Помнишь, бро?

Он зарылся ладонями в рыхлые сугробчики, наметенные сюда слабым ветерком, и, зачерпнув полные пригоршни, сунулся в снег лицом.

– Может, все же вернешься, а? Я больше никогда, бро, правда. Никогда-никогда, только пусть все же будет чудо?

Ответом был только привычный гул машин на мосту и тихий плеск незамерзшей в этом году реки.

Лео посидел еще немного, поднялся и поплелся вдоль берега, зажав под мышкой коробочку, перевязанную лентой.

Логово.

Чистое и убранное в идеал. Почти стерильное, хотя, казалось бы, как этого добиться в канализации.

Лео спустился по лестнице, толкнул дверь и включил свет.

– Я дома, – произнес он в пустоту гостиной, где стоял выключенный телевизор напротив дивана, а на столе лежала игровая приставка.

Пройдя на кухню, Лео открыл холодильник, извлек баночку с пюре и сунул ее в микроволновку, уперся лбом в стену и бездумно набрал на панели программу подогрева.

Можно было уже не смотреть – день за днем нажимая одни и те же кнопки, уже вслепую можешь сделать это правильно.

А смотреть не хотелось. Хотя раньше он бы все на свете отдал за этот чистый, уютный и спокойный дом, где не орет музыка, не валяются на каждом шагу обертки от конфет и коробки от пиццы, где не надо спотыкаться об скейт и сердито морщиться, слушая очередные вопли героев компьютерных игр.

С тех пор как…

С тех пор тут чисто и спокойно.

И холодно до воя в душе.

Микроволновка пискнула, сообщая о готовности еды, и Лео вытащил баночку.

Взяв ложку, направился через гостиную по коридору к комнатам.

Постоял минуту, прижавшись лбом к двери, и толкнул ее, открывая.

– С Рождеством, Майки. Вот и ужин уже готов.

Неярко освещенная комната с идеально заправленной кроватью, порядком на тумбочке и стеллажах…

Заботливо укрытый одеялом до самой шеи, чтобы не замерз, на кровати лежал Микеланджело, бездумно устремив взгляд в потолок.

Пустой, бессмысленный взгляд.

На губах – странная полуулыбка, блуждающая, как болотный огонек.

Он даже не повернулся, услышав голос Лео, словно был абсолютно глух.

– С Рождеством, – повторил Лео, усаживаясь на кровать. – Давай-ка ужинать, и потом я почитаю тебе о Короле Артуре.

Набрав ложку пюре, Лео осторожно поднес ее к губам брата, заботливо приподняв его голову.

– Поешь, Майки, – попросил он. – Это банан с творогом и черникой. Очень полезно и вкусно. Я бы сам все съел, честно, но берег тебе.

Губы брата едва приоткрылись, ровно настолько, чтобы получилось осторожно затолкать ему в рот ложку пюре.

Майки подержал его во рту какое-то время и потом словно неохотно проглотил.

Лео набрал еще одну ложку и снова принялся уговаривать его, как маленького ребенка.

Когда с пюре было покончено, он осторожно уложил голову Майки обратно на подушку и подсунул ему под руку подарок.

– Тебе бы очень понравилась – сказал он, сжимая руки в замок. – Это самосвал с настоящим приводом для подъема кузова. Желтый, и открываются обе дверки. И колеса поворачиваются… он бы тебе понравился, Майки.

Лео сполз на пол и сел, откинув голову на борт кровати и закрыв глаза.

В комнате повисла гробовая тишина, нарушенная спустя минуту коротким стуком – коробка упала на пол, выскользнув из неподвижных пальцев Майки.

Лео поднял ее и с коротким стоном-вздохом поставил на стеллаж.

С тех пор как…

С тех самых пор тут уже не первый неразвернутый подарок, который не принесет радости и не будет встречен улыбкой.

В городе есть один-единственный беспризорник, которого Санта не мог сделать счастливым…

– Я больше не могу вечно все за тобой убирать! Хоть раз сделай это сам, тогда и ценить будешь!

Майки отрывается от игровой приставки и приподнимает брови.

– Да что ты заладил одно и то же? Ну, неужели в порядке только счастье? Смотри, я нашел нам с тобой «Золотого Императора». Играть можно вдвоем, так что бросай свой веник и присоединяйся.

– Была охота, – Лео сердито сверкает глазами и лезет под стол, вылавливая пакет от чипсов. – Как ты можешь жить в этом сраче? Почему я вечно должен…

– Да ничего ты не должен, бро, – Майки отрывается от игрушки и заглядывает под стол. – Ну, хорош уже. Рождество на дворе, давай поиграем и съедим пиццу.