Текст книги "Цикл "Другие". Эпилог (СИ)"
Автор книги: Серый Шут
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Ты кто? – повторил Раф и отошел от вагона, потому что поезд дал длинный свисток.
– Твоя Судьба. Садись в поезд.
Раф нахмурился, склонив голову набок, и пристальнее всмотрелся в незнакомое и одновременно знакомое лицо, потом отошел и демонстративно сел на лавочку.
Уперся локтями в колени и недовольно скорчился.
– Это ты тут Лео поездов напоказывала, да? Ну, спасибо, родная, удружила нам. Нет бы сразу его пинком назад отправить.
Двое ниндзя сбросили искромсанное тело в канализационный люк и, дождавшись громкого всплеска, задвинули его на место.
Погрузившись в ледяную черную муть, тело перевернулось, подчиняясь потоку воды, и поплыло, увлекаемое течением, оставляя за собой широкий бледно-багровый след,
– Не поеду я никуда! – Раф упер руки в бока и недовольно воззрился на Судьбу. – Как Лео, так, блин, и поглазеть, и повыбирать, и подумать до усрачки, а мне чего это – один только поезд, и никто рассказывать не собирается, куда он идет и зачем, и что там будет! Вали, Рафи, вот тебе билет. Я тоже хочу посмотреть…
– Рафаэль, – Судьба дернула плечом и сунула руки в рукава. – Твой старший брат пришел сюда, полностью отдав все долги, прожив жизнь так, как должно и правильно, посвятив себя родным. У него было право выбора…
– А у меня типа нет?! – взвился Раф. – Мне типа выбирать поезд не положено, да? Он, значит, особенный, а я так – грязь из-под ногтей?! Я тоже не просто так прожил… проживаю, я для них… да я для них на все готов!
Судьба вздохнула.
– В общем, меня предупреждали об этой твоей уникальной особенности выворачивать все с ног на голову…
– То-то, – Раф довольно выпрямился. – Я тоже – вполне особенный. Где билеты берут? Где касса? Я не против сперва выяснить маршрут и сколько ехать обратно.
Судьба села на лавочку и покачала головой.
– Для тебя нет билета назад, Рафаэль. Твой путь на земле окончен. Тебя ждет поезд.
– Че? – Раф даже задохнулся своим вопросом. – Че ты сказала???
Он осел на скамейку, вдруг вспомнив…
Их было слишком много, даже не десять на него одного.
Медленно отступая к стене, успевая ловить и блокировать удары, иногда позволяя себе короткие атаки, Раф очень остро понимал, что его просто изматывают, доводят до изнеможения, до того момента, когда он свалится без сил и станет легкой добычей для Шредера, который ждет у стены, наблюдая за боем с мерзкой победной ухмылкой.
«Возьмут живым…»
Удар и хрип человека на красно-липком штыке.
«Потом будет этот гад из братьев жилы тянуть…»
Поворот, ногой в голову, чтобы отлетел на пять-шесть шагов и врезался в колонну. Прыжок и перекат – дать отдохнуть рукам.
«А они, парни… Лео же на руках сюда приползет… Дон не остановит, да еще сам впереди него побежит, небось…»
Еще два прыжка и толчок от стены, чтобы сделать сальто, заходя за спины врагам. Ноги дрожат, руки тоже – это первая боевая усталость, она пройдет, надо только продержаться еще чуть-чуть. Дать мышцам взорваться бешеной злостью на весь свет и суку-судьбу.
«Бля! Не пойдет так. Дон же дома… Дон – дома! И все, что мы нашли, тоже дома – Лео встанет! Утрись, Колючка поганая!»
Затылка холодно касается лезвие нагинаты – пропустил. Раф пригибается, понимая, что широкая рана легла через голову, срезав маску.
«Красное потечет на место лент – разницы не будет. Все в норме».
Как самая последняя тварь, подкрадывается вторая, тянущая вязкая усталость. Раф ее тоже хорошо знает в лицо – эту проклятущую ведьму. После нее не придет взрыв адреналина, она повиснет на плечах тяжелым варевом и в неожиданный короткий миг просто вырубит все тело сразу.
У него так бывало на тренировках – подломятся ноги, и бессильно повиснут вдоль тела обе руки, голова упадет на грудь – и больше не двинуться, хоть на куски режь…
«Вот тогда и возьмут… Хер вам!»
Раф с яростным криком, в котором смешиваются боль и обида на судьбу, бросается вперед, прорывая плотное кольцо врагов, и одним красивым сальто выбрасывает себя вверх, чтобы приземлиться прямо перед Шредером и броситься на него.
– Ну, а че мне делать-то оставалось? Вот че? – Раф чуть не плакал от злости, сжав кулаки и уставившись на Судьбу, что сидела рядом с ним. – Ты, бля, умная, ты должна знать все вероятности, ну так скажи – что мне делать было?! Живым, что ли, даться, чтобы парням еще геморроя прибавить?! Или жопу свою уносить, Дона там оставив, а? Вот что делать-то?!! Че молчишь?! Сама ж знаешь, если в натуре Судьба, что никак иначе-то…
– Ты мог бы просто этого не делать с самого начала, – Судьба пристально смотрела на него. – Твой брат живой и дома, в безопасности. Зачем было лезть в это место и ворошить осиное гнездо?
Раф обернулся и перестал кричать. Минуту просто пристально смотрел, словно обдумывая услышанное и пытаясь уяснить.
– Ты по ходу не понимаешь, да? Ему плохо так, он так не хочет.
Он знает, что не соперник Шредеру, что и здоровый и полный сил продержался бы не больше 30 секунд, а тут и измотали уже, и кровь по затылку хлещет, подламывается отбитая нога, в бок как углей насыпали…
Шредер просто отбивает его удары – не атакует, смотрит с каким-то странным интересом и забавой в глазах.
– Ты мог бы еще пожить. Зачем ты это делаешь? – спрашивает он.
Раф атакует скупо и очень быстро, понимая, что адреналиновая вспышка это просто доли секунды, а потом сука-усталость возьмет за горло.
И тогда все. Шредер просто получит его, безвольно свалившегося на пол без чувств.
– Чтоб тамбурин тебе колотый достался! – он разворачивается и всем своим весом напарывается на выставленные в блоке штыки, прошибая себе пластрон.
– Вот тебе барабан… – Раф роняет сай и последним жестом сует Шредеру в лицо скользкую от крови фигу. – Усек?
Из горла вырывается хриплый кашель с красными густыми ошметками…
Донни выполз из воды и сел, привалившись к стене, смазал пальцами по глазам.
– Вот черт, – тихо выругался он и бессильно откинулся затылком назад.
Это не зрение двоится – это кровь заливает левый глаз.
Холодная цепь захлестывает щиколотку, и Дон неожиданно меняет траекторию своего так тщательно рассчитанного прыжка.
Первый сработавший инстинкт бросает вперед руки, чтобы не врезаться в стекло лицом. Донни со скоростью пулемета считает, что произойдет дальше.
«Ладонь развернуть ребром, чтобы минимализировать травмы, второй прикрыть глаза… сумка!»
Пальцы сжимаются мертвой хваткой, и руки сами дергаются к груди, крепко прижимая самое важное на сейчас сокровище.
Есть то, что сильнее инстинкта самосохранения, то, что бросает под пули и на штыки, за что отдают жизнь.
«Головой… да и ляд бы с ним…»
Донни врезается лбом в стекло, успевая прижмурить глаза, и слышит колкий звон, взрезающий лицо…
Поднявшись с огромным трудом, Донни взвалил на плечо свою сумку и поплелся вдоль стены, пытаясь не свалиться.
Его ждут дома. Майки ждет, Эйприл…
«Проклянет, наверное, и бросит после такого моего возвращения. И права будет».
Лео, который проснется рано или поздно от лошадиной дозы снотворного, и до этого надо успеть еще…
Донни заскулил, до крови прикусив губу, и пошел быстрее.
«Раф! Раф же не простит, если я не сделаю…»
Раф сидел, обхватив себя руками, и тупо смотрел вниз.
– Поезд, – напомнила Судьба, осторожно положив руку ему на плечо.
– В жопу, – Раф зажмурился, мотая головой.
Что там Эйприл говорила про «заслужил, значит, так и будет», а? Что она про мировую справедливость плела?
Это вот она и есть, эта сраная справедливость?!
Мудаки, жрущие таблетки от великой любви и вскрывающие вены, великие «непонятные гении», лезущие в петлю… Почему все эти козлы, как правило, откачиваются добросовестной скорой помощью, а он – сдох?!!
Он же помогал брату, бля! Он делал это не по прихоти, не потому что хотел обратить на себя дюже много внимания и всем показать, какой он великий! Он просто знал, что Лео должен жить полной жизнью, Лео должен бегать, скакать и радоваться, Лео должен сделать свое ката на рассвете… Че в этом сложного и неясного?
Раф же не ради подвига или чтоб похвалили там… просто не мог иначе.
И его некому теперь откачать.
Ему – билет в один конец выходит?
Сердце мерзко заныло в груди до того остро, что он даже сморщился.
«Я ж даже не сказал ему. Вот же ж… вот так будет жить и никогда не узнает, что его кто-то еще любил, кроме этой стервозины. А она прискачет на готовое, когда Дон его поднимет, и получит возможность прожить с Лео целую жизнь. А я сдох. Глупо как».
Раф выдавил из себя кривую ухмылку.
«Вот она – мировая справедливость. Я, бля, как Русалочка – стал морской пеной, и прекрасный принц не знает, что я его любил и спас…»
Раф затряс головой, брезгливо отпихивая от себя эти жалкие мысли.
– Тебя долго ждать-то еще будут? – Судьба снова тронула его за плечо.
«Да и хер бы с ним со всем. Вот Лео встанет, вот будет счастливым, ката свое сделает, женится там, или я не знаю что еще сделает, Майки рыдать перестанет, Эйприл Дону близняшек родит, Мастер из транса выйдет и будет внуков нянчить, вот тогда и подохнуть можно нормально – точно зная, что сделал для них все».
Раф поднялся и пошел к поезду.
Дон сидел в воде, качаясь из стороны в сторону и крепко прижимая к себе тело Рафа.
Донни идет и идет, порой падает, спотыкается и упрямо встает на ноги. Ему надо домой.
Это все, что он помнит сейчас, полностью концентрируясь на этой мысли, отпихивая от себя боль и меркнущее сознание.
«Домой…»
По сточной воде мимо медленно проплывает что-то большое.
Дон почему-то цепляется за него взглядом и отрешенно отмечает темный карапакс, запрокинутую голову и тянущиеся по воде конечности.
«На Рафа похож…»
Широкий кожаный ремень, охватывающий это большое и темное, держит прижатый к боку сай…
– Раф?
Донни начинает идти чуть быстрее, чтобы догнать брата, и сквозь муть в голове удивляется, что тот продолжает плыть и не хочет помочь ему добраться домой.
– Раф, мне тяжело тащить сумку, у меня голова раскроена.
Брат переворачивается в воде, натолкнувшись головой на каменный поворот сточной канавы.
– Раф?..
Донни как-то тупо отмечает широкие красные ленты, которые стелются вокруг брата в воде, и оседает на камень.
– Раф?
Все еще крепко держа сумку одной рукой, он опускает вторую в воду и хватает Рафа за запястье, тянет к себе и продолжает звать:
– Раф, Раф, нас дома ждут, помнишь? Лео ждет…
Донни перехватывает ремень сумки зубами и вцепляется в брата обеими руками, потому что тот продолжает упрямо плыть…
– Раф… Раф, нас же дома ждут…
Донни качнулся еще раз из стороны в сторону, стараясь удобнее устроить голову брата на своем плече, попробовал встать и поднять тело, шатнулся и ничком свалился в мелкую холодную воду, уткнулся носом в разбитый пластрон и зарыдал, не разжимая зубов, чтобы не потерять драгоценную сумку.
====== Это – мое! ======
Сев у окна, Раф уставился на платформу, повозив пальцами по стеклу.
Уезжать не хотелось. И дело даже не в том, что вот так вот все закончилось – сдох и все, а скорее в том, что не сказал главного, бывал груб не по делу, обматерил Донни перед вылазкой, с отцом не попрощался…
– Чай?
Раф оторвался от окна и поднял взгляд.
Красивая девушка с двумя большими крыльями за спиной протягивала ему чашку ароматного горячего чая и чуть улыбалась.
Взяв предложенный напиток, Раф принюхался и сделал глоток.
«Надо же, а тут вполне себе ничего, если так посмотреть. Чай вот вкусный, Лео бы понравился, пиццу, надеюсь, подают…»
Он нахмурился, вдруг поняв, что сказал какое-то странное слово, значение которого не понимает.
«Лео? Что это такое, интересно?»
Поезд плавно тронулся.
«Лео…»
– Раф, мне тяжело сумку тащить, у меня голова раскроена…
Раф вскинулся и огляделся. Откуда этот голос? Такой знакомый, что просто, мать его за ногу, все нутро вывернул. Кто это сказал?
Он рассеянно глотнул чай и уставился в окно на ползущую мимо платформу, сморгнул и вдруг увидел…
Рыдающая большая черепаха в рыжей маске с руками и ногами сидела на диване, выдавая сквозь всхлипы «Раф, Раф, Раф…», ее обнимала до странного знакомая рыжая девушка, а рядом, уткнувшись ей головой в колени, еще одна черепаха…
– Раф, – еле прошептала она. – Раф, пожалуйста…
Раф хотел утешить их, – кто бы они ни были, но так горько по нему сокрушаться-то зачем? – но его потащило прочь по коридору этого места к закрытой двери и протолкнуло сквозь нее.
«Да что это за наваждение такое?!»
Еще одна черепаха полулежала в кровати и смотрела в потолок.
Черепаха была в бинтах, глаза у нее… глаза у нее были такие, что Рафу сразу самому захотелось зарыдать и сказать этой странной черепахе хоть что-то хорошее.
– Эй, не все в мире дерьмо. И не все так плохо, чтоб с такой похоронной мордой сидеть.
Раф сел на кровать и уставился на черепаху, даже захотел погладить ее по голове, но под ребрами что-то так заныло вдруг, что он схватился за грудь и согнулся, ткнувшись головой черепахе в укутанные пледом колени.
«Черт, дышать-то как больно, а…»
– Раф, возвращайся, пожалуйста, – тихо-тихо сказала черепаха.
– Я бы с радостью, Лео, – Раф вытер нос об плед, понимая, что в натуре вот сейчас заплачет от этого голоса и тона, и от того, что не может сказать, что он вот тут, и пообещать, что вернется, только бы эта черепаха улыбнулась, что ли, ему. – Я бы с огромной радостью, бро…
–Лео! – Раф вскинулся, как ошпаренный, и выронил чашку. – Дон! Майки!
Он подскочил с сиденья и рванул к выходу, давясь слезами, – так себя самого стало жалко от того, как они его звали.
– Выпей чаю, – девушка с крыльями преградила Рафу дорогу. – Сразу легче станет. Отпусти прошлое, душа отправляется в дорогу, забывая все-все из вчера.
– Это у кого вчера есть что забывать! – Раф отпихнул ее и побежал к дверям. – А у меня только всегда есть!
– Так не получится, – девушка вздохнула и улыбнулась ему в спину странной печальной улыбкой. – Ты не первый, кто пробует сойти обратно.
Раф с размаху врезался в двери, рванул ручку, но был отброшен назад мягким невидимым ударом.
«Ах, так?!»
Он вскинул голову. В каждом поезде есть аварийный люк.
Подтянувшись, Раф вышиб его ногой и выбрался на крышу поезда, огляделся и побежал по вагонам назад.
«Плевать! Сдох-не сдох, мне домой надо!»
– Рафаэль, – перед ним словно из ниоткуда появилась Судьба. – Вернись в вагон. Ты нарушаешь законы самого Мироздания, и ни один поезд назад все равно не примет тебя.
– Плевать, – тот пихнул ее в сторону. – Вы тоже нарушаете – нельзя отбирать мои воспоминания, даже не спросив. Это – мое!!
– Так нельзя.
– Да я быстро, – Раф оказался на крыше последнего вагона. – Только вот доделаю все и вернусь.
Он спрыгнул на рельсы и побежал по ним обратно.
Судьба странно улыбнулась ему вслед и качнула головой.
– Мы еще увидимся, Рафаэль.
В доме, где каждый угол пропитан яркими эмоциями, так сложно открывать глаза.
Держать их закрытыми еще сложнее – потому что слышна каждая мысль, каждый крик души и каждая тайная надежда.
Мерно потрескивали большие белые свечи, догорая до середины и бросая тени по углам.
Сплинтер приоткрыл глаза и коротко выдохнул сквозь зубы.
Покой.
Как сложно удержать его и не начать кричать, биться об пол, кататься в припадке, выпуская весь свой ужас, свою боль и панику. Столькое обрушилось на них сразу, словно не только Леонардо сорвался тогда с крыши, но и все они. И он тогда уже знал, что это только начало испытаний.
– Мастер… – Донни вскидывает голову от стола, на котором лежит Леонардо, и смотрит на отца. – Мастер, он живой. Живой!
Сплинтер смотрит на них, на каждого по очереди.
Донателло – измазанный чуть ли не по уши в крови родного брата, сияющий глубокими янтарными глазами. Вечная надежда их семьи. Всегда все может, всегда все сделает, всегда найдет выход.
«Как мало этого на сей раз».
Рафаэль – в крови, вцепившийся в старшего мертвой хваткой. Еле дышит сквозь сжатые зубы и ни на миг не отводит взгляда от стены. Сила и энергия их дома. Всегда закроет, бросится под любой удар.
«Не сегодня».
Микеланджело – даже теперь пытается обнять едва живого своего лидера и трется носом об его холодную щеку, и улыбается ему. Счастье и вера их маленького мира. Всегда обрадуется, улыбнется, согреет.
«Не теперь».
Сплинтер минуту смотрит на Леонардо, отворачивается и идет прочь.
«Теперь только сами, дети мои. И только вместе, и только по грани. А я подожду вас там, потому что до конечной вам рано. Боги, дайте мне этот шанс не потерять их…»
Дернув ушами, Сплинтер вслушался в окружающий его мир и поднялся, решительно опершись на свою трость.
Да, до конечной – рано.
«Донателло, Рафаэль».
– Микеланджело, – позвал он очень громко, чтобы точно быть услышанным. – Ты мне нужен, сын. Нам нужно торопиться.
Туман. Густой, белый как молоко и холодный.
Раф брел в нем уже очень долго, упрямо продвигаясь вперед и щупая босыми ногами шпалы, которых было не видно совсем.
Он так и не понял, когда же сбился и сделал шаг не туда, куда нужно. Рельсы ли так резко вильнули в сторону, или он шагнул прочь, но под ногами вдруг оказалась сырая трава.
Раф пошел назад, но рельс не нашел, опустился на корточки и долго всматривался в туман, пытаясь рассмотреть, куда же ему идти.
И насколько хватало взгляда – вокруг было только огромное поле с густой мокрой травой.
«Заблудился, – Раф поднялся и пошел наугад, упрямо сцепив зубы, чтобы задавить в себе страх. – Вот так, наверное, и становятся призраками, когда на поезд уже опоздал, а обратного билета для тебя не забронировано».
Ему стало тоскливо от этой мысли. Теперь, выходит, только между мирами болтаться?
– Рафаэль, – родной отцовский голос позвал с самого края тумана. – Рафаэль.
Раф обернулся и побежал за эхом, наплевав на то, что ничего не видит в тумане и даже не знает, куда бежит.
– Раф, Раф нас же дома ждут, помнишь?
«Помню, Дон, отлично помню. Никогда этого не забуду».
Он споткнулся обо что-то, упал и прокатился несколько метров вниз, исхлестав лицо жесткой болотной осокой и окончательно потеряв направление в пространстве.
– Рафи, бро, вставай скорее! Ты что? Тебе плохо? Где болит?
Раф сморщился и вскочил, вдруг поняв, что у него очень сильно болит левая нога, хотя он не ударялся ей во время падения.
«Шредеровы сучата отбили ее. Ох, это что же, все вот то сейчас мне обратно?..»
– Рафаэль, – отец звал все настойчивее, и вместе с этим словно менее густым становился туман.
Раф побежал дальше, уже улавливая вдалеке силуэты.
– Парни! – заорал он что есть силы. – Парни! Сэнсэй! Я вот уже!
Опять споткнулся и свалился кому-то в объятия.
– Раф, – родное дыхание ласково согрело макушку. – Раф, ну что же ты так, а?
Вскинув голову, Раф уперся носом в нос Лео и широко улыбнулся, поймав самый дорогой ему в мире взгляд.
– Ничего особенного нет в твоих этих поездах. Я теперь тоже видел. И ты встанешь. И мне насрать как.
Лео чуть отстранился и вернул ему улыбку.
Раф увидел у него за плечом подошедших Майки, Дона и Эйприл, а чуть в стороне стоявшего отца, захотел сказать им что-то очень важное, и вдруг его дернуло прочь.
Куда-то вниз. В черное, лишенное зрения и полное до самых краев жуткой стреляющей болью во всем теле.
– Раф! Боги! Мастер!
Это было чертовски больно прямо по звеневшему всем нотным станом слуху.
– Он только что, кажется, вдохнул чуть-чуть! Да!!
«Дон, не ори в ухо, мать твою черепашью, а? По мне бульдозер, что ли, проехал? Или я все же нашел рельсы и попал под поезд?..»
Раф еле-еле разлепил один глаз, из которого тут же немилосердным потоком ливанули слезы, неприятно обжегшие раскроенную скулу.
Над ним был яркий свет нескольких ламп, вокруг холодно и в то же время как будто тесно.
– Донни, родной, он, кажется, глаза открывает!
«Ой, еще и рыжая орет теперь, – Раф попытался сморщиться, сердито дергая носом. – Вот осталось только… О! Вот оно!»
– Рафи! Рафи, я чуть с умов всех не сошел!
Его обхватили горячие руки, дернувшие левое плечо острым спазмом.
«С каких умов, бестолочь? Чтобы с ума сойти, для начала неплохо бы им обзавестись».
– Хвала всем Богам, сынок.
Раф разлепил второй глаз и увидел Сплинтера.
«А Лео? Неужели ему наплевать, а?»
Приложив чудовищное усилие, Раф едва повернул голову, увидев, что около него столпились все, кроме старшего брата.
«Ну да, Лео не может прийти сюда…»
Он дернул губами, улыбнувшись сам себе, и тут же скривился от нового приступа боли.
«Сможет. Куда он теперь-то денется?»
Раф вздрогнул всем телом и потерял сознание.
====== Самый темный час ======
У боли много форм и проявлений.
Как у фантазии – у нее нет границ.
Она одна и ее миллионы, она вечна и мгновенна, как удар клинка.
Боль – состояние тела и души, когда ты больше всего на свете хочешь оказаться в любом другом месте, кроме того, к которому ты прикован.
«Хер! Никуда я больше не хочу, кроме здесь и сейчас! Ни-ку-да! Я справлюсь! Со всем! И с этим вот тоже справлюсь! Прямо сейчас!»
Раф зажмурился, упихивая в глаза холодные, вязкие мерзкие слезы, булькавшие в горле, незаметно смазал носом по подушке и прокусил губу.
«Я-справлюсь! В жопу ваше «по-другому», «найдешь еще свое счастье», «все к лучшему». В жопу! Потому что ничего другого мне не надо».
Восстановить дыхание оказалось очень сложной задачей, но Раф справился и с этим. Ровно-ровно вдохнул, как будто скучая и ожидая чего-то, выдохнул так же медленно, вслушиваясь в тяжелое шарканье костылей и скрип открывшейся двери.
«Лео, прости! Ну, никак же иначе-то. Ты ж поймешь меня, я точно знаю…»
Раф приоткрывает глаза, с трудом переводя дыхание сквозь зубы.
Видимо, данное Донни обезболивающее заканчивает свое прекрасное действие, оставляя Рафа во власти боли, которая уже повсюду.
Вокруг и в нем.
Он уже знает, что до новой дозы блаженного покоя тела час или около того. И этот час придется ждать и скрипеть зубами.
Дон говорит, что постоянно принимать таблетки нельзя – Раф привыкнет, и тогда они перестанут действовать совсем.
Тогда останется только боль.
«А оно, может, и неплохо было бы…»
Вот в такие минуты на Рафа накатывает – хочется исчезнуть из себя самого, только чтобы не чувствовать и не ощущать тело. Чтобы боль прошла – пропади она пропадом!
Стиснув зубы, приходиться повторять себе, как мантру:
«Нет-нет-нет! Не хочу я никуда исчезать! Не для того столько обратно тащился же».
Сжав в кулаке тонкую простынь, которой был укрыт, он жмурится и старается дышать ровно.
Все вокруг с того мига, как он еле-еле смог открыть дома глаза и увидеть стены родной лаборатории своего гениального брата, счастливые лица родных, улыбающуюся Эйприл, все вокруг окрасилось для него в черный цвет. Потому что он хотел увидеть старшего брата и убедиться, что все стало хорошо.
Шарк-шарк-шарк.
Раф прокусил губу и слизнул красную капельку.
Дверь закрылась.
«Донни, золото мое гениальное! Дон, сука, дай мне таблеток от боли в душе! Я тебе все прощу, даже то, что ты не делал, раз ты этого хочешь, только дай сейчас вот такую штуку, чтобы отпустило нутро!»
– Раф! Бро! Как же?.. Прости меня! Прости! Я ж… ты знаешь, я бы никогда… ты сам сказал мне…
Донни упирается лбом ему в пластрон и всхлипывает.
Раф едва находит в себе силы погладить брата по руке.
Торчащие в стороны нитки щекочут ему кожу, когда Донни трется лбом и щекой об его плечо.
– Глаз-то цел? – хрипит Раф. – Ты осел, Ди, что так долго выбирался. На кой башкой-то стекло таранил, а? Сумку на плечо повесить не? Не додумался?
– Прости, – Донни поднимает на него взгляд, старается заглянуть в глаза, но Раф упорно смотрит в потолок и едва ощутимо пожимает плечами.
За что прощать, он решительно не понимает – Дон сделал все, как договаривались. Все-все и даже чуть больше.
Он смог. Вечно сомневающийся в себе тупой слабак! Смог!
Он выволок из самого сердца Шредеровой Цитадели то, что было им жизненно необходимо. А Рафу даже больше, чем жизненно.
– Простишь? Я не струсил, – бормочет Дон, не поднимая головы с его плеча. – Я бы никогда не бросил тебя, не ушел бы…
– Не реви, – Раф морщит нос и начинает с усмешкой декламировать: – «Не сыпь мне соль на рану, Не говори навзры-ыд».
Донни улыбается сквозь слезы и кивает.
Зашитая половина его лица кривится в какой-то недоброй потусторонней гримасе, но Рафу это не важно.
Он улыбается брату в ответ и показывает класс.
– Как Лео?
Улыбка Донни сразу же меркнет.
– Без перемен.
«Вампирам осиновый кол, говорят, в сердце вколачивают, чтоб подохли. Это не оно, интересно?»
Раф подтащил ладони к голове и сжал виски, стараясь отгородить свой слух от еще слышимых за дверью ударов костылей в пол. Эти звуки показались ему так похожими на то, как кол мог бы вколачиваться в грудь, разрывая ее и душу надвое.
Раф вздыхает и осторожно начинает возиться, пытаясь повернуться. Дон категорически запрещает ему ложиться на бок или на живот, заявляя, что так он потревожит сколоченные скобами пластины своего многострадального пластрона и зашитые раны на бедре.
А Раф и рад бы не спорить, но на спине лежать во много раз больнее.
«А мы потихонечку сейчас, – мысленно начинает оправдываться он. – Вот чуть и чуть, и переляжем, и немного несчастный мой карапакс отдохнет. Он, бедный, скоро плоским станет, как тарелка, от лежания на нем. И потом, на боку, если свернуться, не так все болит…»
– Раф, тебе помочь, наверное, да?
Раф замирает на месте, так и не докрутившись до конца, и распахивает зажмуренные было глаза.
Даже боль как-то откатывает в сторону от этого голоса.
Около стола в кресле сидит Лео, с тревогой глядящий на него и уже протянувший руку.
– Ле-ео? – Раф невольно давится первым слогом, хватанув слишком много воздуха, кашляет и морщится, тыкаясь лбом в стол. – Ты… как тут… очу… очутился?
Осторожная и до дури родная ладонь суется ему под щеку, а вторая, кажется, гладит по плечу – Раф не уверен в этом, потому как плечо все замотано бинтами, да и правая рука у Лео тоже вся в этих надоедливых тряпках.
– Донни устал очень, – Лео грустно улыбается. – Да и Эйприл чуть с ума не сошла, когда сэнсэй сказал, что надо идти вас искать. Она же, бедная, проспала сутки от снотворного, которое Дон ей подмешал, а потом…
Лео качает головой и осторожно поправляет простынь, укрывая Рафа.
– А потом, когда они вас нашли… Я не знаю, мне Майки рассказывал. Я только сегодня утром проснулся.
Раф не выдерживает и ухмыляется, отгоняя поганую тянущую боль.
Голос Лео и его присутствие странно отвлекают от этого кошмарного ожидания вожделенной таблетки.
– А чего тут забыл?
– Донни спит, – Лео пожимает плечами. – И я подумал, что кто-то же должен с тобой тут посидеть, вдруг что-то понадобится. Ну и предложил ему, а теперь вот понимаю, что толку от меня все равно никакого нет совсем.
Раф прикрывает глаза, вдумываясь в свое нутро, как обычно пытался раньше вдуматься в алгебру, рассказанную учителем.
Ему тепло, но плечи мерзнут, кроме того пятачка под бинтами, где лежит ладонь Лео. У него болит все тело, и ему очень хорошо. Хочется, чтобы это не заканчивалось, чтобы Лео сидел тут с ним и просто держал ладонь под щекой, хотя очень хочется, чтобы скорее уже истек этот проклятый час до таблеток, или брат сбегал бы и принес лекарство. Пусть нельзя, но сил терпеть уже нету совсем.
«Дон бы сказал, что у меня все нелогично, – Раф прикрывает глаза. – Да и насрать, только бы пришел скорее».
Убедившись, что тянущее шарканье по полу затихло, Раф распахнул глаза и со всего размаху врезал кулаком в стол. Несчастное тело отозвалось пронизывающей болью, дернув каждый шов и разодрав ей грудь.
Раф всхлипнул, усиленно вытирая нос, и ударил в стол еще раз.
Физическая боль отвлекала его от горевшего пламенем нутра.
«Вот же идиот! То бежал от нее и таблеточку хотел, а теперь не хочу расставаться. Все у тебя, Рафи через зад, даже позаботился и то через него!»
Раф лежит и балдеет какое-то время, потому что ему хорошо, хотя все болит и давит каждый шов и каждый миллиметр поганого Донова стола.
– Лео, – он чуть приподнимает голову и осекается, упершись глазами в костыли, прислоненные к стене.
Брат дергает плечом, заметив этот взгляд, и отворачивается.
– Это… твои? – Раф готов заорать от радости.
Нет, не потому что костыли Лео, а потому что это значит, что Лео все же встал!
– Нет, – рука на плече дергается. – Нет, это для тебя, когда ты вставать сможешь. Майки добыл. У тебя же колено разбито…
Раф судорожно выдыхает сквозь зубы, обрывая дальнейшие слова.
На свое колено как-то становится насрать. Оно заживет, и это ерунда.
Лео не встал. Лео-не-встал.
Почему тогда Дон-поганец спит, как сурок, а не химичит что-то из того, что они достали?! Почему они все тут скакали вокруг него, Рафа, если главное не сделано?!
– Мне Майки помог, – Лео улыбается, но в этой улыбке столько горечи, что от нее впору выть, а не улыбаться в ответ. – Я попросил его.
– Угу, – Раф вытравливает пародию на усмешку. – Понял я.
Он минуту молчит, просто перескрипывая зубами в сотый раз развалившийся свой домик с мечтами.
«Вот всю жизнь сэнсэй долбил мне: хочешь что-то сделать – делай это сам… Почему я-то? Почему вечно я?!»
Раф поднимет на Лео взгляд и минуту фокусирует двоящееся зрение.
Решение у него простое, как и всегда. И от того оно такое больное, что уже о теле забыл.
– Лео, бро, – Раф не отводит взгляд. – Принеси мне таблеток, а?
Раф глухо-глухо заскулил на одной ноте, пытаясь выпихнуть из головы взгляд, которым окатил его Лео на эту просьбу.
«Ну, а как я еще сделать могу что-то?! Вот как?! Эй, Судьба, ты ж все там знаешь, ну так озари меня своей мудростью непомерной! Опять «не вмешиваться, потому что он дома и в безопасности»? Ты же не тупая, ты должна понимать! Дай мне знак, как надо было».
Если Судьба его и слышала, то осталась совершенно глухой к этой просьбе-мольбе.
– Давай я Донни разбужу, – Лео почти мгновенно справляется с собой и тянется к телефону. – Он принесет…
Раф перехватывает его руку и мотает головой.
– Нет, что ты. Пусть спит. Потерплю как-нибудь.
И его начинает мелко потряхивать.
Лео дергается, пытаясь обнять, но Раф скидывает его руки и сжимается в клубок.
Это больно, но еще больнее внутри, где осколки вожделенной мечты втыкаются во все сразу.
– Чем мне помочь?
Раф отсчитывает десять ударов сердца и лишь после этого хрипло повторяет:
– Таблетку принеси, а? – и как бы случайно задевает рукой костыли.
Лео минуту пристально смотрит на них, потом берет и тянет к себе.
Неловко вздергивает себя вверх, роняя тело на опоры.
Раф смотрит сквозь прижмуренные веки, продолжая трястись.
Видит гримасу боли на братовом лице и чуть не прекращает от нее цирк.
«Встал! Стоит! Значит, не надо было… все и так возможно, просто Дон истеричка…»
Мысли обрываются, как отрезанные ножом, и этот же нож холодно втыкается под ребра, туда, где должна быть по идее душа…
– Я постараюсь, бро, – Лео хрипло выдыхает и сжимает костыли крепче, шатнувшись в сторону. – Сейчас. Доползу, если что.
