Текст книги "Снег (СИ)"

Автор книги: Сельман Зик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

  – Понятно. – Сказала она, разглядывая дымящуюся сигарету. Ты мне, кстати, до сих пор не сказал, как его зовут.

  – Лёха.

  Она усмехнулась:

  – Красивый, мускулистый и с бритым затылком?

  – Угадала.

  – Можно подумать, я не разбираюсь в твоих вкусах. Из-за другого бы так не рассюсюкался.

  – Да иди ты!

  Сделав вид, что обиделся, я уставился в потолок. Белая краска кое-где облупилась, обнажая желтоватую древесину.

  – Поругались с ним что ли? – спросила Светка, хищно потягиваясь.

  – С чего ты взяла?

  – Ну, если б не поругались, ты бы сейчас дрых до полудня от счастья.

  Теперь понятно, кто в нашей семейке в бабулю пошел!

  – Мы договорились созвониться...

  – И он не звонит?

  – Браво, Ватсон!

  – А сам чего? Денег жалко? К тарифу "Еврейский" подключился? – От осознания собственной остроумности Светка еще сильнее прижала колени к подбородку. – Как трахаться где попало, так он не стесняется...

  – Спасибо за психологическую поддержку, – выдавил я, всем своим видом показывая, что крайне не доволен ее поведением.

  Она посмотрела на меня, как на душевно больного, грациозно поднялась с табуретки и, проплывая мимо, неожиданно ущипнула за бок, снабдив болевой прием детской дразнилкой: "Серый влюбился! Серый влюбился!".

  Перешагивая порог кухни, она все-таки сделала серьезное лицо:

  – Позвони ему и не мучайся.

  Потом исчезла за дверным косяком, но через секунда появилась снова:

  – И больше не вздумай будить меня из-за такой ерунды! Яйца откручу!

  Через час проснулась мама. Я слышал, как она пыталась прошмыгнуть на кухню, думая, что я сплю. Потом увидела включенный телевизор (громкость я поставил на минимум), выпрямилась и, запахнув халат, прощебетала:

  – Проснулся?

  – Ага.

  – Что есть будешь?

  – Не знаю.

  Она кивнула, видимо удовлетворенная моим исчерпывающим ответом, и исчезла на кухне. Я прибавил громкость. Из динамиков полилась музыка, но смысла песни я не понимал.

  Я вертел в руках телефон и никак не мог решиться...

  Размышляя, почему он не звонит, я перебрал чертову уйму вариантов. Но не один из них не казался мне убедительным. От назойливых мыслей разболелась голова.

  – Серёж, Свету разбуди, – мама заглянула в комнату, пропуская внутрь запах яичницы.

  – Сама встанет! – отрезал я и пошел чистить зубы.

  – Сереж?

  – А?

  – Двор почистишь? Снега навалило.

  – Ладно.

  Я быстро поел, как всегда оставив кофе недопитым. На выходе из кухни, столкнулся с сестрой. Она хитро улыбнулась и попыталась снова ущипнуть меня за бок. Я схватил её за руку и нервно прошипел: "Отс-с-ста-а-ань!".

  На улицу я выскочил, словно наэлектризованный. Помню, как махал лопатой, разбрасывая снег, словно медведь, почуявший в глубине запах мороженых ягод. Через двадцать минут приятно заныли мышцы, голова прояснилась и решение пришло само собой.

  Я воткнул лопату в сугроб и побежал в дом, потирая замерзшие руки. Взял телефон. Дышать стало трудно, сердце тревожно забилось. Горячая кровь будто стала густой, как мёд.

  Несколько секунд я слышал только длинные гудки. Потом его голос произнес:

  – Привет.

  Мне показалось, что я отвлек его от какого-то важного дела, будто он находился на совещании и теперь при всех отвечал на мой звонок, одной рукой прикрывая телефон.

  – Привет. Чего делаешь? – спросил я, не зная как начать разговор.

  – Завтракаю. А ты?

  – Только что расчищал двор от снега... – Господи! Что я несу?! – Сегодня вечером что делаешь?

  – А что?

  – Может, встретимся?

  Я почувствовал, как густая кровь вдруг превратилась в легчайший эфир и наполнила тело до краев.

  Некоторое время он молчал, потом всё тем же спокойным голосом ответил:

  – Сегодня не могу. Давай я тебе завтра позвоню?

  – Да, конечно. Давай, – замельтешил я. – Завтра.

  – Пока.

  – Пока.

  В трубке раздались короткие гудки. Несколько секунд я сжимал и пялился в окно. Снег снова повалил крупными хлопьями, сводя на нет все мои старания.

   Наконец-то разжав ладонь, я повалился на спину и закрыл глаза. Захотелось сжаться в комок, прижать голову к коленям и лежать так несколько часов. Чтобы никто не трогал.

  А еще хотелось услышать, как звонит телефон. Как он говорит: "Знаешь, я хочу встретиться с тобой сегодня".

  – Серёж, что с тобой?

  В комнату зашла мать. Её лицо тут же приняло обеспокоенный вид.

  – Ничего. – Положив телефон на стол, я поднялся и голосом зомби произнес: – Я лопату забыл в сарай убрать.

  Весь день я чувствовал себя наркоманом, проходящем курс реабилитации. Ходил, как тень, шарахался от веселой сестры (Мишка названивал ей каждые десять минут; она убегала в другую комнату, а потом возвращалась румяная и счастливая), молчал и даже назойливая бабушка не могла меня разговорить.

  Мы вернулись в город около полуночи. Я быстро вымылся в душе, и уселся перед телевизором. Телефон, обычно греющий ладонь, казался холодным и каким-то чужим.

  Баланс был проверен уже раз двадцать. Старые смс-сообщения выучены наизусть и яростно удалены.

  Я выключил мобильный только во втором часу ночи, когда все уже легли спать. Завтра уже наступило. А значит, он позвонит. С этой мыслью я и провалился в сон. Тревожный и выматывающий.

  9.

  6 января, пятница

  Он не позвонил. Ни на следующий день, ни через день. Каждый вечер я

  порывался сделать это сам, но каждый раз одергивал себя. Злился и бессильно

  сжимал кулаки.

  Я обещал себе успокоиться и послать всё подальше. Но каждую ночь метался в кровати, мучимый откровенно порнографическими снами, главным героем которых был он – живой и доступный.

  Дни проплывали мимо, словно бесплотные призраки. Всё более бесплотной становилась и моя надежда. Она таяла, словно утренний туман в начале жаркого летнего дня.

  Я даже не могу вспомнить, чем занимался всё это время. Кажется, пару раз сестре удалось вытащить меня на улицу и провести по магазинам. Думаю, в этот момент я мало чем отличался от собаки, которую прогуливает заботливый хозяин.

  Час назад заезжал Славка. Мы выпили. Он рассказывал что-то о работе. О прибыли. О премиальных. О том, что Ленка очень хочет меня увидеть, но всё никак не получается. Кажется, он даже звал меня в гости на выходные. Я кивал и что-то отвечал, при этом оставаясь совершенно безучастным. Наконец, он не выдержал и спросил:

  – Серый, что с тобой? Я словно с деревом разговариваю.

  – Слав... – Охватившая меня апатия, видимо, высосала последние силы. Я не знал, что ответить лучшему другу. – Всё... Всё нормально.

  На кухню зашла мать.

  – Теть Галь, чего с Серегой-то? – спросил её Славка.

  – А что с ним? – Она уставилась сначала на него, потом – на меня. – Сереж, что с тобой?

  Ну вот! Еще один любопытствующий!

  – Да нормально всё! – не выдержал я. – Чего привязались-то?!

  Я выбежал из квартиры, хлопая дверью. Минут тридцать просто шатался по городу, не замечая знакомых улиц и площадок, на которых еще ребенком так любил играть.

  Начинало темнеть.

  Колючий январский воздух отрезвил меня. Я позвонил Славке, чтобы извиниться. Он назвал меня мудаком и пообещал лично набить морду. Сначала за себя, потом за родителей. Я пообещал ему это удовольствие и со словами "Извини" положил трубку.

  Возвращения блудного сына, кажется, никто не ждал. Дома было тихо. Родители уже спали. И только Светка смотрела телевизор, развалившись на диване с огромным яблоком в руках. Думаю, работающий телевизор был всего лишь декорацией. На самом деле сестра просто дожидалась меня, чтобы узнать о случившемся из первых уст.

  – Привет, – сказала она, переворачиваясь на спину и подпирая голову рукой. – Где шлялся?

  Не дождавшись ответа на второстепенный вопрос, сестра перешла к делу.

  – Говорят, ты тут истерику устроил... – Она откусила от яблока огромный кусок. На секунду я даже удивился способностям ее внешне небольшого рта. Прожевав, Светка со смакованием добавила: – Славка тебя убьет.

  Я не отреагировал. Молча разделся, сходил в ванную, где механически умылся и почистил зубы. Потом – в трусах и футболке – уселся на диван

  рядом с сестрой:

  – Подвинься, – наконец огрызнулся я.

  – На кресло садись! – Парировала она, явно возмущенная моей бесцеремонностью.

  Я уселся на пол, прислонившись к дивану спиной.

  "А ведь он сидел так передо мной всего несколько дней назад".

  – Серег, – окликнула сестра, – нас приглашают на день рождения. Нас с Мишкой и тебя. Пойдешь?

  – У кого праздник? – буркнул я, тупо пялясь в телевизор.

  – У Людки. Давай сходим. Тебе полезно будет.

  – Почему?

  – Может, перестанешь на людей орать...

  Я молчал, продолжая таращиться в телевизор. Потом спросил:

  – Что за херню ты смотришь?

  Пока она глотала воздух, пораженная моей наглостью, я схватил пульт и переключил канал.

  – Ты-ы-ы! Козёл! Оставь кино-о-о!

  – Тише, больная! Родителей разбудишь.

  Она полезла ко мне с кулаками, издавая зловещее шипение. Цепкие пальцы пытались выхватить пульт. Не выдержав атаки, я повалился на пол, увлекая за собой шипящую, словно кошка, сестру.

  – Точно больная! – рявкнул я, задыхаясь.

  Потом был ощутимый пинок под ребра и довольный возглас "Ага!". Светке все-таки удалось вернуть себе утерянный пульт. Она вздернула его над головой, как победное знамя, и раскрасневшаяся то ли от борьбы, то ли от гордости за себя вновь залезла на диван. Ее победной фразой стало емкое:

  – Придурок!

  Снизу ее лицо казалось особенно смешным. Сведенные в гневе брови и плотно сжатые губы пошли бы Жанне Д"Арк, но не моей сестре, стоящей на диване в ночнушке и стрингах.

  – Во сколько начало? – спросил я.

  – Чего? – не поняла она, поглощенная переживанием только что одержанной победы.

  – Дня Рождения.

  Она смотрела на меня, хлопая глазами, полными детского недоумения. Потом убрала за ухо выбившуюся каштановую прядь и с достоинством ответила:

  – В восемь.

  – Ладно, – ответил я, поудобнее располагаясь на полу.

  Светка медленно опустила руку с пультом, который все это время держала над головой. Потом несколько секунд изучала меня хитрым взглядом.

  – Так и будешь на полу валяться? – спросила она и, совершив неуловимое движение, запустила в меня огрызком, угодив точно в лоб.

  Захлебываясь от злости, я вскочил и бросился на неё:

  – Ах, ты, сикуха малолетняя!

  Она завизжала, но я зажал ее рот подушкой, потом забросил брыкающееся тело на плечо и потащил в соседнюю комнату. Светка била меня по спине, хваталась за углы и ругалась. Естественно, шепотом:

  – Пос-ставь меня, полуд-дурок! Деб-бил!

  – Цыц! – Я встряхнул ее, заставив охнуть. Открыл дверь ногой и бросил на

  кровать. В поспешно закрываемую мною дверь посыпались отборные ругательства. Произносимые шепотом, они казались очень смешными.

  Впрочем, утром сестра отыгралась за пережитое унижение. Она пробралась в зал и со всей дури запрыгнула на меня, крича и визжа, словно сумасшедшая. Не знаю, как я не обделался прямо в кровати.

  Торжествуя, Светка стянула с меня одеяло и выбежала, словно ураган. Спросонья я не сразу понял, что случилось. Несколько минут лежал и хлопал глазами. Потом встал со словами: "Убью!", – и пошел умываться.

  10.

  7 января, суббота

  Стандартная трехкомнатная квартира была забита людьми. В зале стоял стол, накрытый всевозможной снедью. В его центре, словно королева, окруженная подданными, возвышалась миска с традиционным оливье.

  Водка, вынутая из холодильника минут десять назад, успела запотеть. Бутылки с вином сгрудились в углу комнаты.

  С кухни тянуло стойким запахом табака. У зашедшего туда человека начинало резать глаза. Бедная Люда бегала в сигаретном тумане, словно ежик из мультфильма. Она то и дело хлопала холодильником, извлекая из его недр все новые и новые продукты. Нарезала их ломтиками, протирала на терке, кромсала огромным кухонным ножем. В общем, совершала все те священные ритуалы, выполнять которые обязана любая хозяйка торжества.

  Она старалась выглядеть своей – веселой, слегка пьяной и раскованной. Со стороны это казалось смешным, потому что Люда совсем не походила на собравшихся. Её парень – вечно угрюмый Олег – ходил за возлюбленной по пятам. Пару раз она даже попытался помочь, но получил вежливый отказ. Смирившись с ролью созерцателя, он решил всячески оберегать ее, всем своим видом показывая, что не даст Люду в обиду. Никто в этом, впрочем, не сомневался.

  Мы подарили имениннице плюшевого медведя размером с перекормленную овчарку, бутылку белого вина и какую-то безумно дорогую туалетную воду. Подарки выбирали Светка с Мишкой. Я лишь вложил свою часть денег. Кто такая эта Людмила, сколько лет ей исполнилось, и почему мы приглашены на ее день рождения, оставалось для меня загадкой. Честно говоря, даже без этого знания жизнь моя протекала довольно спокойно. Цель, с которой я согласился пойти на её день рождения, была до маразма банальной – мне хотелось напиться. До потери сознания.

  Оказавшись за столом, я решил немедленно приступить к осуществлению задуманного.

  После четырех стопок водки Люда раскраснелась и стала сама собой. Простой и застенчивой девушкой с маленькой родинкой на правой щеке, кудрявыми волосами и длинной лебединой шеей. Она жалась к своему Олегу, словно искала у него защиты. Он по-хозяйски обнимал её одной рукой, а другой – чокался со своими друзьями, в список которых к середине пьянки попал и я.

  Пару раз ко мне подсаживались миловидные девушки. Они застенчиво улыбались, клали унизанную кольцами ладошку на моё мускулистое бедро, потом начинали дрожать, словно хворостинки на сильном ветру. Всё это сопровождалось совершенно милым щебетанием про замечательный праздник. Потом мне в очень не навязчивой форме предлагали записать телефон и просили дать свой.

  Чувствуя себя последней скотиной, я аккуратно убирал дрожащие пальцы со своего тела, извинялся и уходил то в туалет, то покурить, то просто освежить бокал.

  Пару раз, когда изящные ручки оказывались чересчур настойчивыми, я пускал в ход тяжелую артиллерию. Состроив слащавую гримасу, я как бы невзначай бросал: "Ты посиди, а я пока пойду жене позвоню". По возвращении след потенциальной пассии остывал, как водка, убранная в холодильник.

  Через полтора часа я был пьян и душевно уравновешен. Даже прекратил

  вертеть в руках телефон. Поставил его на вибрацию и сунул в задний карман

  джинсов.

  Зачерпнув две ложки оливье прямо из салатницы, я запил их красным вином. Водка к тому моменту осточертела. Жуя эту странную на вкус субстанцию, я ринулся на кухню, иногда хватаясь за стены, чтобы не упасть. На кухне сидел Мишка. Кажется, мы находились на одной волне. Ибо взгляд его, сфокусированный на пепельнице, не выражал ничего осмысленного.

  – Ты где Светку оставил, пьяница? – спросил я, плюхаясь на соседнюю табуретку. – Г-голову откручу-у-у...

  Он посмотрел на меня жалобными глазами и промычал:

  – А-а-а-х...

  Кажется, смысл произнесенного потряс меня до глубины души. Потому что я придвинулся ближе и обнял Мишку за плечи:

  – Счастливый ты, – произнес я, пытаясь заглянуть ему в глаза.

  – А ты... – Он посмотрел на меня понимающим взглядом и запнулся. Процесс вспоминания нужного слова затянулся. Наконец, натужно вздохнув, он выпалил: – Пьяный!

  – И что? – не понял логики я.

  – Домой тебя тащить теперь. Вот что.

  Мы сидели, обнявшись, как старые друзья.

  – Неужели бросишь?! – Я округлил глаза в притворном ужасе.

  Ответить он не успел. На кухню влетела Светка:

  – Опять обнимаетесь? На пять минут оставить нельзя. Может, я вам мешаю.

  – Вообще-то, да, – ляпнул я, прижимая к себе трепыхающегося Мишку. – Так что, давай, топай отсюда, не мешай нам строить свое счастье.

  – Свет, – взмолился Мишка, – убери его от меня.

  – Предатель! – Крикнул я, сжимая его шею железной хваткой.

  С видом медсестры, приближающейся к буйному пациенту, сестра подошла, разжала мои объятия, вынула из них своего возлюбленного и, убедившись, что он находится вне зоны досягаемости, отвесила мне щелбан. Я почесал лоб и неожиданно для всех показал язык.

  – Допился, – заключила сестра и увела Мишку в зал.

  Я остался на кухне в гордом одиночестве.

  Через приоткрытую было видно, как Люда встречает новых гостей. Радостно вздыхает, получая подарки; развешивает на крючках чужие куртки и, радушно улыбаясь, приглашает всех пройти в зал.

  Через минуту на кухню вломилась стайка галдящих девушек. Они были похожи на школьниц, явившихся на день рождения по ошибке. В джинсах D&G, висящих на тазовых косточках; с ярким боевым макияжем и выжженными гидроперитом волосами. Сгрудившись у окна, они уставились на меня и через секунду дружно рассмеялись. Потом в их бледных ручках замелькали тонкие сигареты и разноцветные зажигалки. В и без того сизый воздух кухни поднялись несколько струек супер-легкого "Эссе".

  Пять минут я ловил на себе их заинтересованные взгляды. Потом, скалясь голивудской улыбкой, откланялся и вышел.

  Мое бесцельное шатание по квартире напоминало броуновское движение частиц. Я и правда не знал, что делать, куда идти и – самое главное – зачем. Алкоголь, стремительно растворяющийся в крови, был моим единственным путеводителем.

  Темный коридор казался бесконечным. Я брел по нему, словно смертник, идущий на казнь. Хватался за стены, пытаясь рассмотреть пол, уходящий из-под ног, но ничего не видел. На пороге зала кто-то толкнул меня плечом.

  От боли я обиженно ойкнул. Поднял голову и уставился на агрессора. Фигура стояла в дверном проеме, залитым светом, и потому казалась сплошным черным силуэтом. Неожиданно незнакомец шагнул навстречу и протянул мне руку:

  – Привет, – произнес он, и мои ноги тут же подкосились. Свет наконец-то упал сбоку. На меня смотрели черные блестящие глаза.

  Он сузил их до невообразимо тонких щелок, будто в улыбке. Хотя губы были плотно сжаты. Кажется, мой вид очень его забавлял.

  Но, кроме насмешки, в его глазах было что-то еще. Какая-то растерянность, будто меньше всего он ожидал увидеть здесь именно меня.

  – Т-т-ты, – начал я, борясь с охватившим меня опьянением, – чего тут делаешь?

  – То же, что и ты, – ответил он как-то чересчур грубо. Впрочем, мой вопрос вряд ли предполагал другой ответ.

  – Понятно. – Я протянул руку для приветствия, ожидая, что он оттолкнет ее. Но Леха сжал мою ладонь и быстро отпустил.

  От этого прикосновения измученный алкоголем мозг окончательно закипел. Я с трудом подавил желание бросится ему на шею.

  – Пойдём? – выдавил я, приглашая его в зал. В этот момент меня вдруг наполнила такая радость, что я едва не начал приплясывать на месте.

  Он замешкался.

  Я смотрел на него и млел от счастья. В гудящей голове теннисными мячами прыгали мысли о странностях судьбы. Будь я трезвым, непременно раскрыл бы рот от удивления. Все-таки встретиться с ним на чужом дне рождения – довольно необычно.

  Неожиданно из темноты выскочила темноволосая девушка c огромными, как у оленя, глазами. Крупные золотые серьги тревожно качались в ее изящных ушках, прикрытых густой каштановой гривой. Она вцепилась в Леху обеими руками и потащила его назад:

  – Лёшка, пойдём, – прощебетала она бархатным голосом. – Надо Люду поздравить!

  Через секунду она заметила меня и улыбнулась. Улыбка сделал ее еще более красивой. В этот момент она была похожа на маленькую девочку. Милую, но очень умную и по-взрослому невозмутимую.

  – Привет, – кивнула она.

  – Привет, – ответил я и посмотрел на Лёху, будто спрашивая: "А дальше что?"

  Нужно было уйти в зал, но я стоял, как вкопанный.

  – Познакомься, – ответил он. – Это Ольга. Оль, это Серега. Мой приятель.

  Он произнес это так быстро, так обыденно, что я и сам поверил в сказанное.

  "Приятель. Конечно. Кто же еще?!"

  – Очень приятно.

  Она еще раз обворожительно улыбнулась.

  Тут я почувствовал себя очень жалким. Словно кто-то по ошибке принял меня за нищего и сунул в руки мятую купюру.

  Я напрягся и как можно вежливее ответил:

  – Взаимно.

  Я даже попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Мое лицо исказила нелепая гримаса. Окончательно растерявшись, я промямлил дурацкое "ладно" – и с позором ретировался.

  Оказавшись за столом, я набросился на еду, как оголодавшая лошадь.

  А еще я думал. Думал, думал и думал.

  "А может, это его сестра?"

  От этой мысли стало смешно, и я едва не поперхнулся. Соседи по столу тревожно обернулись в мою сторону. Представляю, что за картину они увидели. Пьяный парень с набитым ртом трясется в приступе нервозного смеха.

  Я смеялся, оттягивая логичный переход ко второй мысли.

  "Никакая она не сестра".

  Через полчаса он сам подошел ко мне. К тому моменту я уже потерянно плавал в море выпитого алкоголя.

  – Пойдём покурим, – сказал он, склоняясь надо мной, словно палач над

  жертвой.

  Я молча поднялся и побрел на кухню. Курить совсем не хотелось.

  Я сел на табуретку и уставился в окно. Я не мог смотреть на него. Или не хотел. Не знаю.

  И все-таки мне было приятно находиться рядом с ним. Приятно и одновременно больно. Боль была тянущей – из тех, что доставляют удовольствие. В такие моменты чувствуешь себя жертвой. И это чувство жалости к самому себе дарит какую-то извращенную сладость, от которой приятно ноет желудок.

  Я начал ухмыляться. Против воли. Наверное, это было нервное.

  – Чего? – спросил он.

  – Ничего... – Я уперся в его взгляд. – Она симпатичная.

  Он опустил глаза и долгое время молчал.

  – Ты не позвонил, – продолжил я. – Жаль.

  Он сделал затяжку, но забыл выдохнуть.

  – Мог бы просто сказать. Не обязательно было... – Кажется, я начал срываться в истерику. – Мог бы сразу сказать... Я бы тоже не стал. Я... Ладно.

  Стиснув зубы, я заставил себя успокоиться.

  Где-то возле позвоночника поднялась волна обиды. Она приближалась резкими накатами, обжигая легкие. Потом обдала брызгами бешено стучащее сердце и с громом врезалась в грудную клетку.

  Я непроизвольно прижал ладони к животу. А потом почувствовал слабость. Такую липкую, обезоруживающую слабость, будто тебя против воли накачали снотворным.

  – Слушай, – наконец выдохнул я, – а зачем тогда?..

  Я не смотрел на него. Просто говорил в стол и ждал ответа.

  – Мне было интересно. – От этих слов меня передернуло. – С тобой было хорошо.

  – Хм. – Я безумно ухмыльнулся. – Спасибо.

  Все. Надо кончать этот цирк.

  – Ладно, Лёх, – сказал я, поднимаясь.

  Он бросил на меня растерянный взгляд.

  – С Рождеством вас... – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Обоих.

  Спуск по лестнице казался бесконечным. Ноги заплетались. Голова противно гудела. На очередном пролете скрутило живот. Я присел, пытаясь унять рвоту. Из глаз брызнули слёзы.

  Помню, как бил стену кулаком, как из разбитой руки сочилась кровь, как изо рта вырывалось какое-то задушенное сипение.

  Было очень больно.

  "Почему? Господи, ну почему? Почему? Почему?!"

  Как же больно!

  Ввалившись домой, я перепугал спящих родителей. Кажется, даже наорал на вышедшего отца. Потом рухнул на диван прямо в одежде и забылся вязким сном.

  Даже во сне боль не ослабила своей хватки.

  11.

  8 января, воскресенье

  Утром я сказал родителям, что уезжаю. Что меня вызывал шеф. Что нужно срочно приступать к новому заказу. Мать, кажется, поверила. Впрочем, мне было все равно...

  Несколько часов, остававшихся до отъезда, я просидел за ноутбуком. Внешне наверняка казалось, что я и правда пытаюсь сосредоточиться на работе. Но только я сам знал, какое чувство всепоглощающего безразличия на самом деле владело мной в тот момент. Руки, застывшие над клавиатурой, противно ныли; лампочка батареи жалобно мигала. В другое время я бы давно встал, чтобы размяться и поставить драгоценный ноутбук на зарядку, но сейчас просто сидел и бессмысленно пялился в тускнеющий экран. Собранная сумка валялась на диване.

  Мать возилась на кухне. Отец уехал по делам, которые возникали даже по воскресеньям и даже в новогодние каникулы. Он обещал вовремя вернуться и отвезти меня на вокзал.

  Я не заметил, как экран ноутбука окончательно погас, устав от бездействия. Но через секунду он вновь зажегся, потревоженный моей рукой, дернувшейся от знакомого, но неожиданного звука. Это был мобильный. Я медленно посмотрел на него. Телефон еле слышно жужжал и медленно полз по столу, словно огромный жук.

  На экране светилось его имя.

  Сколько таких имен было в моей жизни?..

  Теперь кажется, что ни одного. Что это – первое. И единственное.

  Я лег на диван и уткнулся лицом в подушку. Тело казалось каменным и каким-то чужим. Хотелось избавиться от него, как от бракованного товара. Хотелось, чтобы с телом ушла и эта боль, вновь вызванная этим привычным, но теперь очень жутким жужжанием телефона. Я лежал и впервые за долгое время ни о чем не думал.

  Через минуту жужжание смолкло.

  ***

  Всю дорогу домой я смотрел в окно.

  Сначала в машине отца, наблюдая за людьми, гуляющими по заснеженным улицам. Они улыбались, заходили в магазины и, кажется, продолжали покупать подарки, не желая расставаться со сказочными новогодними днями.

  Потом – в автобусе, когда мимо проносились городские улицы. Многоэтажные дома постепенно сменялись частными, напоминающими деревенские избушки, кое-где засыпанные снегом почти до окон, в которых разноцветными огнями мерцали новогодние ёлки.

  И только вид из окна московского метро даже в Новый Год не изменял своим обычаям. Бурые, едва различимые в слабом свете, кабели, тянущееся по стенам, вызывали традиционное столичное равнодушие. Затхлый запах подземелья и толпы людей, спешащих по своим делам даже во время

  праздников. Всё это не менялось уже много лет и, кажется, было единственной стабильной частью моей жизни.

  В квартире было непривычно тихо. Только где-то двумя этажами выше

  гуляли беспокойные жильцы. С небольшими перерывами оттуда доносились пьяные крики и отрывки новой зубодробительной песни, занявшей вершину праздничных чартов по очередной нелепой случайности.

  Я побросал вещи на пол и первым делом наполнил ванну горячей водой. Погрузившись в ее жаркие объятия, я отключился на целый час и очнулся только, когда остывающая вода перестала приносить блаженное удовольствие.

  Не желая покидать свое маленькое убежище, я пролежал так еще полчаса, пока не почувствовал слабую дрожь. Было не просто холодно. Что-то еще заставляло меня трястись, но я никак не мог понять, что именно.

  Завернувшись в полотенце, я прямо из ванной прошлепал к холодильнику и, достав бутылку виски, сделал несколько крупных глотков. Внутри оставалось чуть меньше трети. Поморщившись и отдышавшись, я аккуратно закрыл дверцу холодильника и на подгибающихся от слабости ногам прошел в зал.

  Я уснул на диване перед работающим телевизором. Ночью полотенце предательски свалилось на пол, и от простуды меня спасли только хорошо работающие батареи. Хотя, нет, скорее это было виски.

  Утром всё тело ломило, изо рта несло помойкой. Пустая бутылка валялась на полу. Спешно собираясь на работу, я даже забыл выкинуть ее в ведро.

  ***

  – Ты чего тут делаешь?! – встрепенулась Аня, наша секретарша, работающая практически без выходных, когда я вломился в контору среди бела

  дня. – 9 января. На работу только послезавтра.

  – А я фанатик.

  Аня пожала плечами. Ничему не удивляться – тоже было частью ее работы.

  – Кофе будешь? – спросила она с отточенной интонацией.

  – Ага, – буркнул я, – спасибо.

  До вечера я делал вид усердно работающего сотрудника. Пару раз в конторе появлялись знакомые люди. Женька, мой коллега, заскочил

  вместе со своей девушкой забрать какие-то документы. Бухгалтер Нина Павловна минут сорок разговаривала с кем-то по телефону, попросила Аню принять и отправить несколько факсов, потом надела своё кашемировое пальто и ушла, распространяя вокруг сладкий миндальный аромат.

  Я отрывался от интернета, чтобы покурить и поболтать с Аней. Мы обсудили последние фильмы, перемыли шефу кости и выпили несколько литров кофе. Я сбегал за пирожными, которые она так обожала, и заслужил поцелуй в щёку.

  Рабочий день для меня закончился около семи. Я заскочил в ближайший бар, намереваясь выпить бокал пива и тут же пойти домой, но ноги сами привели меня в один из клубов, дорогу в который я забыл еще несколько месяцев назад.

  Вокруг были люди, много людей. Пробираясь внутрь, я ненароком задевал кого-то плечом, локтем, бедром. Пожилой мужчина с длинной седой косой бросил на меня суровый взгляд. Молодой парень в затертой футболке приветливо улыбнулся. Девушка с кроваво-красной челкой и тяжелыми коричневыми тенями похлопала по спине. Но всем им было наплевать на мою ориентацию.

  Мужчин в полутемном клубе было больше, чем женщин. Они сидели за

  столиками, уставленными бокалами с пивом и дымящимися пепельницами; стояли возле барной стойки, потягивая мартини и виски, разговаривали и смеялись.

  Многие из них были очень привлекательными. С пропорциональными телами и развитой мускулатурой; в джинсах и футболках, классических брюках и рубашках с золотыми запонками. Казалось, что маргинальная богема устроила встречу с менеджерами высшего звена.

  Я взобрался на стул и заказал еще пива. Бармен кивнул и зазвенел

  чистыми бокалами.

  Из колонок рвалась песня Джорджа Майкла "Freeek!!!" Кто-то наверняка

  принимал её на свой счёт, и даже умудрялся кичиться собственной необычностью. Другим просто нравилась хорошая электронная аранжировка и мощные низы. Через минуту Майкла сменила Мадонна со своим клубным хитом "Get Together".

  Бармен поставил передо мной пиво и принялся выполнять другие заказы. Как же много людей было вокруг! Поговорка про то, что Москва не резиновая, казалась очевидной глупостью. Каждый год в столицу приезжали новые люди, устраивались на работу, снимали квартиры, знакомились, рожали детей, перетаскивали своих родственников, друзей. И всё начиналось сначала. По всем законам, тут уже не должно было остаться места. Москва должна была лопнуть, но этого не происходило. Место находилось для всех. Точнее, для тех, кто сумел пройти все испытания.

  Я пил пиво и вспоминал, как приехал в Москву ещё школьником. Тогда этот город испугал меня. Я всё время боялся потеряться, заблудиться в бесконечных переплетениях улиц, сесть не на ту ветку метро. Сама подземка была для меня сущим издевательством. Турникеты казались орудием пыток. Помню, как я панически боялся проходить через них, в любой момент ожидая, как схлопнутся их стальные челюсти.

  Тогда я не понимал, как можно любить Москву. Как в ней можно жить...

  Теперь понимаю.

  Москва подарила мне свободу. Точнее, она помогла мне её обрести. В городе, где я родился, до сих пор висит душный смог консерватизма. Живущие там люди – заложники предрассудков и убогих стандартов, навязанных псевдотолерантным обществом. Не знаю, почему это так. Странно, как география может влиять на жизнь людей. Ведь они ничуть не отделены от прогресса. Интернет, телевидение, супермаркеты, даже лазерная хирургия – всё это уже дошло до самых захолустных городков России. Иногда даже смешно видеть, как над ветхим зданием сельского почтамта висит яркая табличка "Киберпочта". Но ведь эта киберпочта работает, мать вашу! И какая-нибудь продвинутая Маша может отправить электронное письмо любимому Ваньке, живущему в соседней деревне – быстрее и проще, чем все эти шариковые ручки, конверты и липкие марки.