Текст книги "New born (СИ)"
Автор книги: Schnizel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Джон опускает боковое стекло, жадно и шумно втягивает ноздрями воздух с уже уловимым запахом грядущей зимы. В данный момент он ощущает себя узником, вырвавшимся на свободу – эти пару дней стены дома, ставшего родным, давили, будто тиски. В голове потихоньку проясняется, он начинает думать и анализировать. Судя по всему, он вел себя совершенно неправильно. Надо было остановить Бена, уговорить остаться на ночь в спальне. Нельзя позволить ему быть одному, проходить через это в одиночку. Собственно, а через что конкретно им предстоит пройти? Он даже не сумел за эти два дня осмыслить случившееся. Перед глазами все время стоял Бен с оголенным животом, выкрашенным во что-то желтое, со скальпелем в правой руке и пугающе сосредоточенным и, одновременно, отстраненным лицом. Несмотря на разницу в весе и физической силе с ним едва удалось совладать, в него будто что-то вселилось. При мысли об этом внутренности скручивались в комок, а мысли начинали хаотично метаться. Если бы Бен был серьезно болен, Локк знал бы, как ему себя вести и что говорить. Наверное. Так ему сейчас кажется, по крайней мере, он ведь сам прошел через инвалидность. Но это не болезнь, это…
Закрыв окно, он врубает радио, сразу на полную мощность. Все как-то… слишком. Одно время он лелеял мечту о детях. Еще когда был с Хелен. У них не сложилось. И он никогда не сожалел о том, что Бен мужчина, это всегда оставалось за скобками как нечто, не имеющее значения. Бен – это Бен. И точка. Ни добавить, ни убавить. Частично он транслировал свои нерастраченные отцовские чувства на Алекс, и у него даже получилось стать для нее кем-то… Наверное. А теперь… Остров вернул ему ноги, может ли он…? Или не может? Какова природа существа, что растет у Бена внутри? Будь он женщиной, боже, так просто и легко было бы ответить на этот вопрос.
Голос солиста на рок-волне звенит на одной долгой, пронзительной ноте, сливаясь с гитарой, басы вибрируют, а ударные победно гремят. Джон давит до упора педаль газа, целиком сосредотачиваясь на дороге. Ему сейчас жизненно необходимо очистить мозги. Чтобы понять, имеет ли право на существование та крошечная искорка надежды на благополучный исход, что поселилась в его душе.
Дом ощущается слишком большим и слишком пустым. Бен бесцельно слоняется по комнатам на ватных ногах; ему кажется, из него высосали все нутро, оставив пустую оболочку. На смену раскаленной добела ярости пришло полное опустошение и нежелание шевелиться. Ни мыслей, ни эмоций. Ничто и никто не мог его сломить – ни Уитмор, ни Джейкоб и его безымянный брат, ни Остров, ни даже смерть дочери. Когда он закрывал мертвые глаза Алекс, то, казалось, лечь рядом и умереть будет величайшим облегчением. Однако, он встал и пошел дальше. А сейчас ему не хочется никуда идти и не хочется бороться. На самом деле, он ведь всего лишь человек. Свой предел прочности есть у каждого. Как-то так.
Он останавливается у двери комнаты Алекс. Алекс… Бен на мгновение задерживает дыхание, а потом шумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Что с ней станет, если он не выполнит последнее условие Джейкоба? Что станет с Джоном? Нечто как будто проклевывается изнутри, тормоша его угасшую волю к жизни, и он почти машинально повернув ручку двери, перешагивает через порог. Внутри все почти также, как было на Острове. Она многое помнит. Намеренно, или случайно, но Алекс обустроила свое новое обиталище в том же стиле, что и прежнее. Бен и Джон бывают здесь нечасто – девочке-подростку, почти девушке нужно уединение, место, где она будет чувствовать себя максимально комфортно и независимо. И они оба не из тех родителей, которые регулярно пилят отпрысков за беспорядок в комнате. Впрочем, Алекс нельзя назвать неряхой – все более– менее разложено по местам, за исключением раскрытой книжки на прикроватной тумбочке, грязной чашки из-под какао на туалетном столике и нескольких предметов гардероба, валяющихся где попало. Присев на кровать, Бен проводит ладонью по мягкому ворсу покрывала. У его дочери наконец-то есть нормальная жизнь. Нельзя позволить всему этому исчезнуть. Мысли, наконец-то, убегают вдаль от событий последних дней, текут ручейком, становясь более легкими и отвлеченными. Отчего-то всплывает в голове последнее родительское собрание. Кто-то, помнится, жаловался на своё почти половозрелое чадо, прячущее порно-журналы под матрасом. Хм… Любопытно. Вряд ли у Алекс там порно-журналы, но… Опустившись на колени рядом с кроватью, Бен приподнимает уголок тяжелого матраса и, нашарив под ним нечто твердое и прямоугольное, вытаскивает предмет наружу. Предмет оказывается изящно оформленным в стиле стимпанк дневником в твердом переплете. Бен держит в ладонях это вместилище девичьих сердечных тайн, нехитрых мечтаний и гормональных бунтов, будто птицу, испытывая нечто похожее на умиление. Раньше он непременно полюбопытствовал бы, но теперь не станет. Хватит наступать на одни и те же грабли. Когда он прячет дневник обратно, его пальцы натыкаются на что-то скользкое и мягкое. Просунув руку чуть глубже, он нащупывает какой-то пакет. Вынув, разглядывает около минуты, не мигая. Как-то, практически сразу, мир сужается до размеров находки – гаснет свет, меркнут краски, глохнут звуки и запахи. Пакет. Промышленный плотный полиэтилен, размером чуть больше ладони. Внутри белый порошок. Кристаллический, похожий на пищевую соду. Наивно полагать, что кто-то будет прятать под матрасом полкило соды, или сахарной пудры, правда ведь? Бен как-то отстраненно взвешивает находку на ладони. Да, где-то полкило, или около того. После изрядной доли адреналина, попавшего в кровь, мозг начинает работать почти с прежней четкостью. Он вспоминает, анализирует, сравнивает. Алекс… Она почти всегда расхаживает по дому в футболке и шортах, локтевые сгибы открыты; белки глаз чистые, резких перепадов аппетита и настроения не наблюдалось, с успеваемостью все неплохо, с дисциплиной более-менее. Сердце, пропустившее пару ударов, начинает биться в прежнем ритме. Конечно же, она сама не принимает. Разумеется, даже не стоило об этом задумываться. Какой дилер отдаст на хранение наркоману партию, стоимостью свыше шестидесяти тысяч долларов? Да и вообще – кто мог отдать пятнадцатилетней девчонке такую ценность? Только тот, кто полагает, что полностью её контролирует. После пятиминутного размышления, Бен засовывает пакет обратно, извлекает дневник и бесцеремонно углубляется в чтение. Ознакомление с содержимым занимает у него около часа; чуть больше времени уходит на взлом почты Алекс и просмотр содержимого её ноутбука. Выписав на листе кое-какие имена, адреса и даты, он аккуратно возвращает дневник на место, выключает ноутбук, встает, твердым шагом выходит из комнаты, и, очутившись в прихожей, лезет на антресоли, воспользовавшись короткой стремянкой. Там, под грудой мелкого ненужного хлама, обнаруживается аккуратная пластиковая коробка. Спустившись, Бен открывает крышку. В коробке лежат четыре предмета – выключенный мобильник, телескопическая дубинка, револьвер «Бульдог» и коробка патронов к нему. После короткого колебания, Бен вынимает мобильник и дубинку, оставив револьвер и патроны на месте.
Три дня спустя
Ощутив вибрацию телефона, Бен лезет в карман куртки.
– Ну? – нетерпеливо спрашивает он вместо приветствия.
– Дело сделано, – глуховатый мужской голос прорывается сквозь шорох помех. Мобильная связь в Дарк Лейк оставляет желать лучшего, особенно во время перепадов погоды.
– Вы накрыли всю сеть? Никто не ушел?
– Ни единой души. Спенсер единственный, кто остался на свободе. Скоро об этом узнает вся банда, и им не составит труда сложить два и два. Но, боюсь, узнав про аресты, парень ударится в бега.
– Это не важно, далеко не убежит. Вряд ли он доберется даже до границы штата. А про аресты он узнает, непременно. Буквально, прямо сейчас.
Бен нажимает «отбой» и сует телефон обратно в карман. Улица почти пустынна – ни машин, ни людей, лишь парочка прохожих по периферии, да чей-то старенький серый «Шевроле» маячит перед входом в магазинчик хозяйственных мелочей, с потертой вывеской «Спенсер и Бунш» над входом. Такие вот семейные лавчонки потихоньку исчезают, вытесняемые супермаркетами, но цивилизация, явно, еще не скоро доберется до здешних мест.
Стоя перед входом и дожидаясь, когда единственный на данный момент покупатель покинет магазин, Бен рассматривает сквозь витрину парня за прилавком. Так, словно никогда не видел его прежде. Колин Спенсер, семнадцать лет и три месяца от роду, один из лучших учеников в старшей группе, даже несмотря на то, что по четвергам он вынужден пропускать занятия, чтобы помогать отцу в магазине. Рост чуть выше среднего, худощавый, но жилистый и выносливый, вполне обычная физиономия с крупноватым носом, резко очерченным ртом и словно навечно притаившейся в уголках губ пренебрежительной ухмылкой, продолговатые серые глаза, чуть оттопыренные уши, светлые, слегка вьющиеся волосы. Бытует мнение, что девушки выбирают мужчин по принципу схожести с отцом. Раньше Бену казалось, что это про кого угодно, только не про Алекс. Да и Бен никогда не пожелал бы дочери ухажера, похожего на себя, боже упаси. Карл был порывистым, недалеким, зато честным и не робкого десятка. Колин явно в разы умнее и вылеплен из другого теста. Очень вероятно, что у него с нынешним бойфрендом Алекс куда больше общего, нежели с предыдущим. По крайне мере, до постели у них так и не дошло, а уже и не дойдет.
Дождавшись, пока магазин опустеет, Бен толкает входную дверь. Согнувшись, Колин копается в большой картонной коробке с товаром и не сразу замечает нового посетителя. А когда замечает, то в его облике явно проскальзывает настороженность, хотя он старается придать своей физиономии самое любезно выражение, на которое только способен.
– А, мистер Лайнус, добрый день. Уже пошли на поправку?
– Да, благодарю.
– Хотите что-то купить? У нас новое поступление, еще даже не все распаковали.
Положив ладони на гладкую поверхность прилавка из светлого дерева, Бен глядит на парня в упор, не мигая. И молчит. В некоторых случаях это действенный прием, заставляющий собеседника еще больше занервничать. Колин, однако, хоть и ощущает, что что-то явно не так, не подает вида.
– Да, пожалуй, я хотел бы приобрести у тебя кое-что. – Медленно произносит Бен. – Кое-что из того, что ты держишь в тайнике в подсобке. В том самом, за ящиками с бракованным товаром, который замаскирован под вентиляционное отверстие.
Спенсер спадает с лица, судорожно сглатывает. Его взгляд мечется по залу и, остановившись на видеокамере, висящей над входом, возвращается к Лайнусу.
– Давайте поговорим… не здесь.
Бен проходит вслед за ним на небольшой склад в полуподвале, заставленный ящиками и коробками. Спокойно ждет, пока Колин нервно меряет шагами крошечное свободное пространство, потом замирает прямо перед ним, перекатывается с носка на пятку, машинально касается кончика носа, глядит исподлобья. Парень, однако, быстро берет себя в руки, выдавливает улыбку с претензией на самоуверенность, произносит, кашлянув:
– Я всегда знал, что вы умный мужик, мистер Лайнус. Именно поэтому вы и должны понимать, что от некоторых дел и от некоторых людей лучше держаться подальше. Мне не стоило впутывать в это Алекс, уж простите. Но то была всего лишь однократная просьба подержать у себя товар, клянусь, да и я уже забрал у нее все. Тогда случился… один инцидент, и у меня просто не было другого выхода, мне больше некому было довериться. Мне нравится Алекс, на самом деле, очень нравится. Поймите, я…
– Можешь не продолжать. Возможно, в это сложно поверить, но я способен понять тебя лучше, чем кто бы то ни был. Другое дело – простить. Ты подсунул моей дочери полкило кокаина, Колин, это очень большая ошибка с твоей стороны. Как и толкать наркоту в стенах школы. Да, я в курсе, что именно ты поставляешь дурь нашим детишкам, знаю поименно всех твоих бегунков. Их я не стану сдавать. Пока. Теперь насчет людей, от которых лучше держаться подальше. Если ты имеешь в виду Дрю Паркера и Карлоса Веску, то вряд ли ты с ними встретишься в скором времени, поскольку в данный момент они на пол пути к тюрьме строгого режима. Тебе, к сожалению, еще нет восемнадцати, а значит, ты загремишь в малолетку.
С каждым словом Лайнуса Колин Спенсер меняется в лице, а под конец он приобретает вид сдувшегося шарика. Его плечи съежились и поникли, нижняя губа заметно подрагивает, а на мучнисто-бледном лице резко выделяется ржавая россыпь веснушек у правого виска. Он глядит на Бена растеряно, неверяще, беспомощно моргая светлыми ресницами.
– И это вы… вы все провернули? Один? И откуда вы знаете про тайник? Да кто же вы такой, черт вас подери? Хотя… наплевать. Мне наплевать, кто вы такой на самом деле, – в глубине зрачков парня потихоньку загорается гнев, он делает шаг вперед и направляет на Лайнуса указательный палец, почти тыча им ему в лицо, – Если вы сумели провернуть все это, то сумеете и меня отмазать! А если вы этого не сделаете, то я потяну за собой Алекс. Я скажу, что она моя соучастница, ясно вам?!
Бен пренебрежительно дергает уголком рта.
– Ты еще цыпленок, Спенсер. У тебя кишка тонка мне угрожать. Советую тебе сесть и поразмыслить над тем, что ты собираешься делать дальше.
Бен демонстративно поворачивается и делает шаг к выходу, благоразумно не выпуская Колина из виду. И не напрасно – когда тот хватает с полки топорик для рубки мяса и делает стремительное движение в его сторону, телескопическая дубинка, во мгновение ока появившаяся в руке Бена, с размаху обрушивается на правое запястье парня, вызвав сдавленный вопль. Пинком под коленку заставив противника упасть на четвереньки, Лайнус ставит ногу на его загривок, прижимая голову к полу.
– Послушай сюда, мелкий поганец. Если у меня хватило возможностей слить полиции целую сеть наркоторговцев, раскинувшуюся аж до самой Мексики и при этом не засветиться, как ты полагаешь – легко ли мне будет организовать все так, что в первую же ночь в камере предварительного заключения тебе выпустят кишки?
Парень дергается, мычит что-то неразборчиво-жалобное.
– Да, совершенно верно, ставлю тебе высший бал за сообразительность. Мне это устроить не составит никакого труда. Так что если хочешь жить, то просто забудь имя моей дочери. Намертво забудь, как будто у тебя частичная амнезия. Надеюсь на твой инстинкт самосохранения. И после того, как ты отсидишь свой срок, а он, к сожалению, будет небольшим, не вздумай возвращаться в город. Все уяснил?
Домой Лайнус возвращается около полуночи и прямо на пороге натыкается на Локка, выражение лица коего не сулит ничего хорошего.
Джон угрожающе наступает на него, недвусмысленно прижимая к стенке у вешалки с одеждой.
– Ты вконец сдурел?! Уехал, не предупредив, оставил телефон на кухонном столе, вернулся черт знает во сколько! Алекс до сих пор нет, она не берет трубку, сбрасывает звонки! Я уже собирался звонить шерифу!
Бен не успевает ответить – снаружи слышатся легкие шаги, входная дверь, скрипнув, открывается и Алекс появляется на пороге – растрепанная, с пятнами грязи на ботинках, опухшим и покрасневшим лицом.
– Алекс…, – Джон растерянно замирает, – Что стряслось?
– Ничего, – бросает она отрывисто, мотнув головой. Демонстративно вынув из школьной сумки сигареты, кидает её у порога, – Я буду во дворе.
Джон глядит на Бена, вопросительно приподняв бровь. Произносит – уже не угрожающе, а растеряно и слегка взвинчено.
– Слушай, я, конечно, понимаю, что я не её отец, и все такое. Но может ты, все же, просветишь меня, какого черта творится под крышей этого дома?!
– Прости, – тон у Бена непривычно мягкий и покладистый, – Конечно же, я все расскажу. Только сперва гляну, как она там.
Алекс обнаруживается у хозяйственной пристройки, куда они с Джоном свалили весь хлам, оставшийся от прежних жильцов, и больше этим помещением не пользовались. Слегка запрокинув голову и упершись спиной и затылком о стену, она жадно затягивается и выпускает дым в морозный воздух. Бен знает, что дочь иногда украдкой покуривает, но, до сего момента, она держалась в рамках и тщательно заметала следы.
– Угостишь сигаретой?
Алекс молча, не оборачиваясь, протягивает ему раскрытую пачку. Пристроившись рядом в той же позе, Бен щелкает дешевой зажигалкой из розового пластика и с осторожностью затягивается. Сам он курил в последний раз, Бог знает, сколько лет назад, и тоже по необходимости.
Некоторое время они молчат. Потом Алекс смаргивает влагу с ресниц, морщится от табачной горечи. Голос у нее осипший, будто простуженный.
– Мы сегодня договорились встретиться с Колином в бистро после уроков. Он опоздал минут на сорок. Раньше никогда не опаздывал. Был какой-то… совсем другой, будто это не он вовсе. Сказал мне…, – шумно шмыгнув носом, она одним глотком загоняет слезы обратно внутрь, – Сказал, что все случившееся между нами это просто детские игры. Что я инфантильная дурнушка, которая будет до старости беречь свою щёлку. И что он уже больше месяца трахается с Ким Барбери из команды чирлидерш, – Поджав губы, Алекс со злостью втаптывает окурок в землю, – Я пошла к пруду и просидела там до вечера. Все думала, думала… А потом позвонила Анна и сказала, что Колин арестован. Я… я не знаю. Не знаю, что мне делать. Если вдруг он скажет… Если шериф придет ко мне и будет задавать вопросы…
Оттолкнувшись от стены, Бен поворачивается к ней лицом и медленно проводит подушечками пальцев по щеке, будто стирая следы слез.
– Не бойся. Я уже обо всем позаботился.
– Ты позаботился… Ты…, – бормочет она непонимающе; её гладкий лоб прорезает вертикальная морщинка, губы сжимаются в тонкую линию, – Значит, арест Колина…
Бен делает глубокий вдох, потом выдох. И начинает говорить. Слушая его рассказ, Алекс замирает, приоткрыв рот. Её широко распахнутые глаза похожи на тёмные матовые блюдца; лунный свет отражается в них двумя дрожащими огоньками. Закончив рассказ, Бен пристально и пытливо вглядывается в её лицо. Мягко произносит:
– И, что теперь? Ненавидишь меня? Хочешь, чтобы я умер?
Её губы дрожат и кривятся, ладони машинально сжимаются в кулаки. Кажется, её трясет, будто в лихорадке. Несколько раз она приоткрывает рот, будто силясь что-то сказать, но не получается выдавить из себя ни слова. И, наконец, её будто прорывает.
– Ненавижу тебя? Да, я тебя ненавижу! Боже, я думала, ты изменился! Я думала, ты теперь совсем другой человек! Но ты…
Рыдания не позволяют ей продолжить; резко развернувшись, она убегает в дом. Бен глядит ей в след, пока тонкая фигурка не исчезает из виду. Он еще не все ей рассказал. Умолчал о том, что ту партию кокса, которую она прятала у себя в комнате под матрасом, он подменил. И теперь бывшие подельники Колина Спенсера считают его стукачом и вором, и что у него крайне мало шансов дожить до суда. Зато его смерть это стопроцентная гарантия того, что имя Алекс нигде никогда не всплывет.
Окурок тлеет у него в пальцах, рассыпаясь пеплом; Бен делает слишком глубокую затяжку и начинает кашлять. Обморочная слабость пополам с тошнотой накатывает внезапно и сразу; на сей раз к ней добавляется тупая тянущая боль в пояснице и сильная ломота в мышцах, будто от физических перегрузок. Скорчившись, Бен часто дышит, пытаясь усилием воли заставить отступить накрывающую его темноту. Для взрослого мужика периодически терять сознание, будто анемичная девица во время месячных, крайне неуместно. Надо стараться как-то это преодолевать. Надо стараться… Надо…
========== 9. ==========
Алекс остановилась на пороге, будто наткнувшись на невидимую преграду. Тупо глядела на дверь их с Беном дома, окрашенную в светлый пастельный тон, кое-где уже облупившуюся, знакомую до мельчайшей трещинки. Она застыла, не в силах поднять руку и повернуть дверную ручку. Джон Локк… то существо, которое теперь выглядело как Джон Локк, стоял в шаге за её спиной, и она буквально физически ощущала его присутствие. Он терпеливо ждал. Знал, что она повернет ручку и войдет, потому что деваться ей некуда. И она повернула ручку двери и шагнула внутрь.
Внутри все было почти так, как раньше, даже вещи остались на своих местах. Их дом не обыскивали, Бен сам показал все тайники. Показал людям, которые прежде были его людьми, а теперь стали людьми Джона Локка, вернее, стали последователями нового Бога Острова, полноту власти коего не мог уже оспорить Джейкоб. Потому что Джейкоба убил Бен. И Джона Локка тоже убил Бен. Алекс попыталась представить себе, как именно он это сделал – жестоко и хладнокровно, исподтишка. Бен не гнушался ничем ради достижения цели, не брезговал лгать, изворачиваться, унижаться, подавлять, бить в спину. Он получит по заслугам. Уже совсем скоро. Она попыталась воскресить в своей душе ту ненависть, которую питала к Бену после того, что он сделал с Карлом. Но на ненависть уже не хватало сил, она испарилась, а на её место пришли отчаяние и слепой, иррациональный, совершенно детский страх, страх, который испытываешь перед чудищами, живущими в платяном шкафу. Когда-то, очень давно, кажется в прошлой жизни, она могла соскочить с кровати, прокрасться в отцовскую спальню, залезть к нему под одеяло, тесно прижаться и ощутить, что здесь и сейчас, в этом самом месте, никакие чудища ей не страшны.
Бен обнаружился в своем любимом кресле в гостиной, с книгой в руках. Он был так увлечен чтением, что даже не заметил её появления. Как вообще можно сидеть и читать, зная, какую участь готовят тебе твои бывшие соратники? До боли прикусив нижнюю губу, Алекс сделала еще шаг. Невольно представила вдруг, как утыкается Бену лицом в колени, будто ей по-прежнему пять, и рыдает, выплескивая все свои страхи и горести, а он гладит её по волосам и говорит что-то ласковое, успокаивающее.
Он, наконец, обернулся, слегка приподнял уголки рта в подобии улыбки. Молча глядел на нее, рассматривал с ног до головы, будто старался запомнить. И она тоже молчала. А когда открыла рот, то произнесла совсем не то, что намеревалась изначально.
– Они хотят… ОН хочет, чтобы я отреклась от тебя. Публично. А потом присутствовала на казни. И не отворачивалась.
Голос у нее предательски сорвался к концу тирады, губы дрожали. Все вышло совсем не так, как нужно. Все, сказанное ею, прозвучало как отчаянный детский визг – «папочка, спаси!». Но невидимые чудища вылезли из платяного шкафа, обрели плоть, стали сильными, и папочка уже не спасет…
Алекс просыпается внезапно и сразу; резкий голос в наушниках врезается в мозг подобно сверлу.
…You need someone to hold you tight
And you think love is to pray
But I’m sorry I don’t pray that way
Once I ran to you (I ran)
Now I’ll run from you
This tainted love you’ve given…
Резко выдернув их из ушей, она морщится, массирует виски круговыми движениями. Как вообще можно было заснуть под такую музыку? Нечаянно сдвигает книгу, лежащую рядом, к краю кровати, и та падает на пол. Перевернувшись на живот, Алекс глядит вниз, на обложку. Да, вот ЭТО может заставить заснуть почище снотворного, и никакая музыка не поможет. «Пятьдесят оттенков серого». Анна говорила об этом чтиве с придыханием, картинно закатывая глаза, а Алекс, в итоге, не осилила и четверти – строчки расплывались, и начинало неудержимо клонить в сон. Колин был прав – ей до взрослых отношений еще расти и расти. Она стискивает зубы, изо всех сил не позволяя очередной волне депрессии захлестнуть её с головой. «Все к лучшему», повторяет она про себя мантру последних дней, «Все к лучшему, к лучшему-к лучшему…. Могло быть и хуже». Как могло бы быть, ей доходчиво разъяснил и показал Джон. На следующий же день после того, как она рассталась с Колином, вернее Колин её бросил, если уж быть честной. После завтрака усадил её перед монитором их с Беном компьютера. Спросил, знает ли она, что такое снафф-видео. Получив отрицательный ответ, сказал, что нашел окольными путями пару роликов и хочет ей показать. После первого же ролика Алекс едва не рассталась с завтраком, но Джон был непреклонен – продолжал показывать и рассказывать. О том, что бывает с людьми, связавшимися с наркокартелями, и что бывает с их семьями. О том, что если ты попался на крючок, то тебя никогда не оставят в покое, найдут в любой точке мира. О групповых убийствах, снятых на видео показательных изнасилованиях, отрезанных головах и отрубленных конечностях. Под конец, Алекс умоляла его прекратить и клялась, что все поняла. Умом она понимала, что Бен её спас. Их всех спас. Но сердцем… Впрочем, её злости тоже хватило ненадолго. Кажется, злость начала иссякать еще до того, как Джон нашел Бена валяющегося в отключке, на том самом месте, где состоялся их с Алекс разговор про Колина и наркотики. Нет, она не ненавидела его. И, тем более, не желала ему смерти. Бен болен, они не говорят чем именно, а значит, все серьезно. Джон явно ждет, что она сделает первый шаг к примирению. Это было бы правильно, да. И справедливо. Но Алекс этого не делает, просто не может. Слишком все… остро. До боли – постоянной, ноющей, надоедливой, похожей на боль от занозы, или зуба, который давно следует выдернуть. И глаза Бена… Такие спокойные и ясные, как у человека, который все для себя решил и заплатил все долги. Это просто невыносимо, хочется громко заорать, расколотить все вокруг и убежать на край света.
Алекс трясет головой, отгоняя болезненные мысли, будто рой насекомых. На часах полпервого ночи, стоит, пожалуй, встать, почистить зубы и надеть пижаму. На пути в ванную комнату она слышит приглушенные голоса из гостиной и почти автоматически делает шаг в сторону от намеченного пути. Дверь приоткрыта, в коридоре темно, так что она может смотреть и слушать, легко оставаясь невидимой.
– …ну, и? – Джон тщетно пытается поймать ускользающий взгляд Бена, и, в конце концов, мягко берет за подбородок, заглядывает в глаза. – Ты обещал, что больше никаких секретов.
Тот вздыхает, мотнув головой, отступает на шаг.
– Я думал… Скорее всего, я не так все понял, мне просто почудилось. Возможно, он не это имел в виду, возможно, он просто полубезумный старик.
– Так что конкретно он тебе сказал?
– Дословно цитируя – «то, что ты носишь в себе, принадлежит и тебе тоже». Как прикажешь это толковать теперь, после всего, что со мной случилось?
Задумчиво пожевав губами, Джон кивает с видом человека, принявшего решение.
– Мы поедем к нему. Вместе. Завтра с утра. И спросим.
– Но…
– Даже не начинай! Кому бы не принадлежало то, что ты в себе носишь, оно явно не идет тебе на пользу.
Алекс видит, как Бен, стоящий к ней вполоборота криво и недобро усмехается.
– Точнее, оно меня убивает. Это ты хотел сказать?
Локк с шумом втягивает воздух ноздрями.
– Я бы не стал… делать преждевременные выводы. Если это дар Острова, то должен быть способ. Остров открыл мне множество истин, смысл одной из них заключается в том, что выход всегда есть, надо лишь отыскать его.
Бен равнодушно пожимает плечами.
– Ладно. Терять мне особо нечего, так что я не возражаю против поездки.
– Тогда идем спать, завтра вставать спозаранку.
– Если ты до сих пор не заметил, то я сплю здесь.
Сдвинувшись на пол-шага в сторону Бена, Джон почти нависает над ним, уперев руки в бока.
– Я заметил. Хотя так и не понял причины. Я, конечно, не самый чуткий и заботливый в мире человек, и если я чем-то тебя обидел, или был недостаточно…
Бен жестом прерывает его, качает головой.
– Дело не в этом. Дело вообще не в тебе. Просто… Все это… отвратительно, – его ощутимо передергивает, и порывистым движением он вытирает ладони о штаны, словно они испачканы. – Я стал сам себе противен, это как будто дурная, заразная болезнь. Ты даже не представляешь… Словом, я не улегся бы спать рядом с собой. Как-то так.
Поза Джона меняется – он роняет руки вдоль тела, опускает плечи, чуть ссутулившись. Шумно вздыхает, берет лицо Бена в ладони и целует.
Алекс всего несколько раз замечала физические проявления близости между этими двумя – мелкие, почти незаметные постороннему глазу взгляды и прикосновения, и каждый раз это вгоняло её в состояние болезненного смущения. Она уже плохо помнит, как отреагировала на новость о том, что её отец спит с другим мужиком, тогда у них троих были куда более серьезные проблемы, речь шла о выживании, и все как-то смазалось, сгладилось, понеслось вперед, стало привычным и повседневным, а первоначальный шок перекрыли новые яркие впечатления, вдобавок, ей всегда нравился Джон… Но она ни разу не видела их целующимися. Наверное, ей должно быть противно. Наверное. С какой-то мазохистской смесью зависти и отвращения, она глядит на них, впитывая увиденное, задерживает дыхание, словно участвует в процессе. Потом резко оборачивается с бешено колотящимся сердцем и пылающим лицом, и убегает в ванную.
Бен втягивает ноздрями воздух леса, будто принюхиваясь – пахнет свежестью, будто нынче весна, а не поздняя осень, а еще осокой и тиной со стороны озера; трава вблизи хижины старика похожа на пестрый ковер, благодаря проплешинам зелени вперемешку с бурым. Вокруг тишина и ни души, но у дома и окрестностей явно обжитой вид. Переглянувшись, они с Джоном расходятся в разные стороны. Бен слышит блеяние, идет на звук и первый обнаруживает хозяина – сгорбившись, тот копошится в загоне с козами. Поднимает голову, щурится, всматриваясь в нежданного гостя.
– Где тебя носило? – произносит ворчливо, таким тоном, будто они знакомы много лет, – Я ждал тебя еще неделю назад.
Бен лишь хмыкает, задирая бровь. Он уже почти привык к бесцеремонным манерам этого странного типа.
Долив воды в поилку, старик обтирает руки ветошью, без тени удивления скользит взглядом по фигуре Джона, появившегося с другой стороны от загона.
– Идемте в дом. Вы, оба.
Внутри полумрак, запах дыма и сырости; старик зажигает газовый светильник, позволяя Джону, который тут впервые, с любопытством разглядывать нехитрое внутреннее убранство дома. Их странный хозяин по-свойски манит Бена пальцем.
– Подойди ближе к свету, расстегни рубашку и пояс.
– Какого…?! – фыркает Джон, – Что вы собираетесь с ним делать? Кто вы вообще такой? Вы даже имя свое не назвали! Что вам известно о … нас?
– Вопросы, вопросы…, – тот вздыхает, качает головой. – Я, всего лишь, собирался проверить, как развивается плод.
– Может у меня плохо со зрением, – в тоне Локка неприкрытый сарказм, – Но я не вижу здесь аппарата для УЗИ.
– Очень смешно, да. Вы ведь не поехали туда, где есть аппарат для УЗИ, а заявились ко мне. Ладно, если уж вы настроены поболтать, то присаживайтесь, я сварю кофе. Кофе, кстати, у меня на исходе, так что в следующий раз приезжайте не с пустыми руками.
