Текст книги "New born (СИ)"
Автор книги: Schnizel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
========== 1. ==========
Link it to the world,
Link it to yourself,
Stretch it like a birth squeeze.
The love for what you hide,
For bitterness inside
Is growing like the new born… (с)
В баре полумрак, клубы табачного дыма висят удушающей пеленой, окутывая фигуры людей, неказистую, но крепкую деревянную мебель, бильярдные столы и крошечную сцену, которая нынче пустует; скапливаются под потолком, неторопливо уползая через решетчатое отверстие скверно работающей вытяжки. Музыка, что звучит из автомата, вдруг прерывается, взвизгнув на самой высокой ноте, остается лишь смутный гул голосов, чей-то пьяный смех и стук бильярдных шаров. Слышится звук отодвигаемого табурета, крепкая ругань и дребезжание злосчастного старенького агрегата, который, явно, то ли трясут, то ли пинают ногой, потом шум короткой перепалки, затихший после того, как дебошир покидает заведение, выпроваживаемый твердой рукой Дага Оушена, брата хозяина заведения и здешнего бессменного вышибалы.
Все окружающие его звуки доходят до сознания Джона Локка, что устроился возле барной стойки с кружкой темного пива, как будто сквозь полупрозрачную стену, сотканную из шума прибоя, свиста ветра, пелены тропического дождя, накрывшего все вокруг, вереницы знакомых образов и событий. Не верится, что они все же покинули Остров. До сих пор не верится. Впрочем, прошло не так уж много времени. Неделя в пути – самолеты, поезда, гостиницы и мотели, придорожные забегаловки, шоссе, уползающее за горизонт, горы, серпантин, высоченные деревья по обеим сторонам неширокой колеи… И вот уже месяц, как они здесь. Городок Дарк Лейк, штат Минесота, округ Сент-Луис, население чуть более двух тысяч человек. Беспросветная глушь, вокруг сплошные леса, до ближайшей цивилизации несколько сотен километров. Город живет в основном за счет заготовки древесины – вокруг несколько лесопилок и с десяток мелких вспомогательных предприятий, занимающихся деревообработкой. Небольшой одноэтажный домик на окраине, за невысоким забором – сплошная стена деревьев. Не стоит удивляться, если к ним в гости однажды нагрянет гризли. Впрочем, гризли нынче можно встретить разве что на Аляске и на западе Канады, но наверняка в здешних лесах хватает и прочей живности. Их встретили настороженными взглядами. Еще бы – двое мужиков, которые и не думали скрывать, кем именно они друг другу приходятся, и девочка-подросток. Для здешних мест явление небывалое. Хотя, совсем недалеко от них, возвышается на небольшом холме старенький двухэтажный дом, где живут Элли Вествуд, её супруга Дженис и их младшая дочь Марси, и никто до сих пор не закидал их камнями. Впрочем, Элли живет в Дарк Лейк вот уже шестнадцать лет, она руководит здешней школой, в городке её уважают, да и женщинам в этом плане всегда легче. Несмотря на не особенно теплый прием, на лесопилку Джон устроился безо всяких проблем – молодежь уезжала в большие города, рабочих рук не хватало, так что его наниматель не стал воротить нос. Почти сразу он влился в небольшую, но сплоченную бригаду рабочих в количестве восьми человек, во главе с бригадиром Дагом Оушеном, что по вечерам подрабатывал у брата в баре. Джон не болтал попусту, не реагировал на подколки, работа горела у него в руках, принося моральное и физическое удовлетворение, и совсем скоро к нему перестали цепляться и приняли как своего. После работы он шел с парнями из бригады в бар, долго, впрочем, не засиживаясь, потом пешком добирался до дома. Дома была Алекс, то корпевшая над домашними заданиями, то выплясывающая посреди гостиной в обнимку с пылесосом, нацепив наушники, оживленная и говорливая; накрытый к ужину стол, новые шторы на кухне, скатерть приятной расцветки, пузатая кружка с нарисованной сбоку добродушной коровой и еще множество мелочей, рождающих атмосферу семейного уюта. А еще там был Бен Лайнус. Бен ходил по дому, улыбался, помогал Алекс в неравной борьбе со школьной программой, говорил на какие-то банальные темы, накрывал на стол. Бен был странный, как будто незнакомый, в мешковатом растянутом свитере и домашних тапочках; он аккуратно зачесывал назад чуть отросшие волосы, почти не расставался с очками, время от времени зябко поводил плечами, будто все время мерз. Он походил на муху, увязшую в патоке, глядел на мир непонятно, настороженно и одновременно покорно, как будто ожидая, что небо вот-вот свалится ему на голову и задавит насмерть. Ночью он приходил в их общую с Джоном спальню и ложился рядом. На каком-то эмоционально – физиологическом уровне Бен чувствовал, чего именно партнер хочет в данный конкретный момент, в чем он нуждается, и давал ему необходимое, выкладываясь по полной. Идеальный любовник. Эта покорность и готовность на все сбивала Джона с толку и заставляла его сердце болезненно сжиматься. Он старался быть максимально нежным и предупредительным, но, кажется, его поведение оказывало совершенно противоположный эффект – Бен как будто отринул малейшие проявления здорового человеческого эгоизма, увязнув в бесконечной самоотдаче и самоотречении. Иногда Джону казалось, что если бы он повалил его на кровать, заломив руку за спину, и отымел бы как дешевую шлюху, с минимальной подготовкой и абсолютно не заботясь о его удовольствии, то Бен был бы почти счастлив.
Джон очень хорошо помнил, каково это – увязнуть в неуверенности и чувстве вины, но он понятия не имел, как повлиять на то, что происходило с Беном. Учитывая случившееся с ними на Острове, тут вряд ли поможет даже опытный психоаналитик, а ведь он так и не узнал, что конкретно Джейкоб сказал Бену при расставании, с глазу на глаз. Возможно, в этих словах таится корень проблемы.
– … оглох, что ли?!
Грубый окрик выводит Джона из глубокой задумчивости; подняв глаза, он встречается с мутноватым взглядом водянисто-голубых глаз плечистого верзилы, чья широкая физиономия с перебитым носом сплошь усеяна веснушками. Этот тип работает на другой лесопилке, кажется, его фамилия Хадчинсон. Людей здесь немного, за месяц Джон успел запомнить почти все имена.
– Ты что-то хотел, приятель?
Тот щерится щербатым ртом, переглядывается с двумя дружками, что стоят рядом, глумливо подмигивает.
– Слышь, Локк, или как тебя там. Нам вот любопытно стало. Ты сюда почитай каждый божий день ходишь, а как насчет твоего… партнера? Чего ж ты его-то с собой не берешь?
Джон невозмутимо поводит плечами, делает глоток из кружки. Что ж, рано, или поздно, нечто подобное должно было произойти. Даже удивительно, что этого не случилось раньше. Меньше всего нынче его пугает перспектива драки с этой подвыпившей и явно заскучавшей компанией.
– У него другие интересы.
– И какие же? Вышивает крестиком?
Кто-то за спинами троицы громко, с повизгиванием ржот, уловив суть беседы; разговоры вокруг постепенно затихают, перенося группу у стойки в центр всеобщего внимания.
– Нет.
Произнеся одно-единственное слово, Джон большим глотком допивает то, что осталось в кружке и, отвернувшись к стойке, делает знак бармену. Столь короткий и односложный ответ явно не удовлетворяет его назойливых собеседников – он ощущает на своем плече грубую пятерню, насильно развернувшую его обратно, лицом к залу.
– Слушай, так нельзя, – Хадчинсон притворно хмурится, укоризненно цокает языком, – Невежливо поворачиваться спиной во время разговора.
– Я думал, что разговор окончен. Я ведь ответил на твой вопрос.
– Разве это ответ? Расскажи вот нам про своего дружка. Здесь, почитай, все друг друга знают, а его толком не знает никто. С виду он натуральный задрот, и чего ты в нем такого нашел? Если уж тебе нравятся мужики, выбрал бы кого-нибудь поприличнее.
Окружающие заметно напрягаются, явно ожидая драки, а кое-кто на всякий случай ретируется подальше от эпицентра.
– Что я в нем нашел? – Джон задумчиво улыбается, устремляет глаза в потолок, мысленно представляя себе Бена, такого, каким он его видел нынче утром – вот он стоит у окна вполоборота, солнце просвечивает сквозь шторы, окрашивая его чуть оттопыренные уши нежно-розовым, греет озябшие пальцы о чашку с чаем, лучисто улыбается, что-то говорит, и лицо его словно бы переливается мириадами оттенков эмоций, подобно колеблющейся поверхности воды. Совсем не похож на того Бена, которого Джон Локк встретил на Острове. – Много чего.
Рожа Хадчинсона, и без того покрасневшая от возлияний, багровеет еще больше. Он открывает, было, рот, чтобы выдать очередную гадость, когда его останавливает властный голос, прозвучавший с противоположного конца стойки.
– Ша, хватит. Завали хлебало, Хатч.
Все дружно оборачиваются в ту сторону, и атмосфера мигом теряет прежний накал. Даг Оушен тут непререкаемый авторитет, никто не смеет ему перечить, да и чревато – рост у Оушена под два метра, мускулатура отменная, плюс пять лет службы в морской пехоте за плечами. Нынче он подпирает стойку, вперившись в Хадчинсона тяжелым взглядом, под которым тот словно бы сдувается, становясь меньше ростом, бормочет, пытаясь, впрочем, сохранить независимый вид.
– Да я чё? Я ничё, просто хотел поболтать с новичком. Айда, парни, че-та я тута заскучал.
Хадчинсон удаляется вразвалку вместе с дружками, а Джон салютует своему бригадиру кружкой.
***
– Все, я сдаюсь! – Алекс зарывается пальцами в свои густые, темные, слегка вьющиеся волосы, стискивает их в горсти, натягивая кожу на лбу и висках, изображает на лице страдальческую гримасу, – Никогда не пойму, какой в этом во всем смысл! Дурацкие уравнения!
– Ты слишком торопишь события, – Бен вздыхает, садится рядом, придвигая поближе учебник, – Что, все твои одноклассники так здорово успевают по математике?
– Да ну, о чем ты, пап? Большая часть смыслит в этом еще хуже, чем я.
– Вот видишь. Ты много пропустила, а теперь наверстываешь, и все равно соображаешь лучше многих. Выше нос. Давай глянем, что у нас там.
Спустя полчаса, он оставляет Алекс наедине со столбиком цифр в тетради задумчиво грызть карандаш, оборачивается в дверях, прежде чем выйти из комнаты, любуется её нежным профилем на фоне светло-серой с розовыми цветами шторы. Вспоминает запёкшуюся кровь на правом виске, слипшиеся локоны волос, по-детски обиженное выражение лица, вспоминает, как переворачивал её на спину, закрывал остекленевшие глаза… Он готов был отдать что угодно, лишь бы вновь увидеть её живой и улыбающейся. И он отдаст все, что потребуется.
Она не помнит. Ей сейчас пятнадцать, а не семнадцать, она как раз была в этом возрасте, когда у них начали портиться отношения, а к тому моменту, когда она влюбилась в Карла, почти непрекращающийся конфликт между ними достиг своего пика. Дочь – подросток – это ходячая катастрофа. Нужно учитывать множество факторов, занимаясь её воспитанием, а он продолжал обращаться с ней как с ребенком, и ничем хорошим это не закончилось. Сейчас у нее впервые в жизни появилась возможность ходить в школу и общаться с ровесниками, она выглядит оживленной и переполненной новыми яркими впечатлениями, по большей части, хотя негатива тоже хватает с лихвой. Иногда ей снятся кошмары, несколько раз Бен слышал, как она всхлипывает и стонет во сне. Наутро она никогда не помнит, что именно ей снилось. Ну и хорошо, что не помнит.
Отчего-то сегодня Бену невыносимо сидеть в четырех стенах, и он решает прогуляться до ближайшей продуктовой лавки, купить кое-что к ужину, по мелочи. Хозяйка, миссис Крамар, наверняка еще торчит за прилавком, заняться ей все равно больше нечем – муж умер год назад, а дети разъехались кто куда. Снаружи промозгло и сыро; стремительно сгущаются сумерки, и лес, кажется, подступает ближе к их дому, угрожающе ощетинясь ветвями деревьев и зарослями кустарника. Конец лета, а, такое ощущение, что уже середина осени. Проведя большую часть жизни в тропических широтах, Бен постоянно мерзнет с непривычки, кутается в свитера и шарфы, а Джону, кажется, все нипочем, и даже Алекс гораздо легче переносит здешний климат, хотя она родилась и выросла на Острове. Пустынная улочка тянется вверх по склону, гравий уютно шелестит под ногами, а уличные фонари зажигаются один за другим. Ясное звездное небо широким ковшом раскинулось над головой, суля на завтра хорошую погоду. Завтра суббота, Джон, вроде как, собрался поутру на рыбалку, звал их с Алекс с собой. Не мешало бы проветриться, кстати.
Троица выныривает из переулка слева бесшумно и совершенно неожиданно, мгновенно выводя Бена из меланхолично-задумчивого состояния, и тут же перегораживает ему дорогу. Он щурится, без интереса рассматривая их в свете ближайшего фонаря – обычные работяги, они все кажутся ему на одно лицо.
– О! Какая встреча! – восклицает тот, что стоит чуть спереди, коренастый рыжий детина со сломанным носом, пьяно отрыгнув, смеется так радостно, как будто получил нежданный подарок, – Вы гляньте, ребята, кто у нас тут!
– Извините, но я вас не знаю, – произносит Бен безо всякого выражения, смутно догадываясь, что этим парням все равно, что он им скажет.
– Плохо, ай, как плохо! – рыжий укоризненно качает головой, цокает языком, – У нас слишком маленький город, нужно знакомиться с соседями. Ну что, – детина игриво подмигивает, – Отойдем, познакомимся поближе?
Бен не успевает ни шевельнуться, ни крикнуть, как его подхватывают под руки и тащат куда-то в темноту переулка. Он теряет ориентир уже буквально через минуту, а спустя еще минуты две, его отпускают, толкнув к дощатому забору, что огораживает нечто похожее на заброшенную стройку. Лица троицы теряются в полумраке, фигуры проступают смутными очертаниями в свете ближайшего фонаря, что виднеется метрах в пяти от места действия.
– Меня зовут Бенджамин Лайнус, – произносит Бен, по-прежнему без выражения, – Я переехал сюда с семьей месяц назад.
– Ты чего это? – рыжий делает шаг вперед, приблизившись вплотную и обдав резким запахом перегара, в его тоне искреннее недоумение, заставившее Бена едва заметно улыбнуться.
– Ну, вы же хотели познакомиться.
– Издеваешься?! Я знаю, как тебя зовут, педрила ты мелкий. Мы тут с твоим дружком вежливо и культурно пообщались, хотели узнать о тебе побольше, что в тебе такого особенного. А он нам нахамил, представляешь?
Бен лишь пожимает плечами. Все бесполезно – любые его слова вызовут лишь агрессию. Так отчего бы не ускорить процесс, финал, так, или иначе, будет одинаковым.
– Я так понимаю – вы решили выяснить опытным путем, что во мне такого особенного. Удивительно. Не думал, что в этом маленьком городке так много гомосексуалов.
Удар по лицу и не удар вовсе – больше похоже на пощечину. Бен отлетает к забору, приложившись левой скулой и виском о шероховатую поверхность, удерживается на ногах, опираясь ладонями о доски. Всегда одно и то же, так банально, ей-Богу. Банально и предсказуемо. Он бы справился с ситуацией. Там, в полуметре от его ноги камень с острыми краями. Скорчиться, будто бы от страха, начать умолять, упасть на колени, незаметно подобрав его с земли, а когда рыжий приблизится, склонившись, чтобы ухватить его за шиворот, ударить точно в висок, потом вынуть из потертых кожаных ножен на его поясе охотничий нож, пока он будет заваливаться лицом вниз. Второй из троицы, что чуть повыше ростом и поуже в плечах, по всей видимости, соображает туго, ему понадобится секунды две, чтобы осознать происходящее и кинуться на выручку приятелю. Вонзить нож в живот – снизу вверх, повернуть лезвие в ране по часовой стрелке. Третий, молодой еще совсем парень, наверняка не станет рисковать – повернется и кинется наутек. Перехватить нож за лезвие, метнуть ему в спину. Нож – не самое любимое его оружие, и владеет он им не так хорошо, как Джон, но с такого расстояния промахнуться сложно. Здесь ни случайных прохожих, ни видеокамер, вокруг густой лес на многие мили, где можно без особого труда спрятать трупы. «Прерии надежно скрывают своих мертвецов» – дурацкая фраза из какого-то старого вестерна вдруг всплывает в голове. Но беда в том, что теперь он не может отнимать чужие жизни, даже ради защиты собственной. Таково было одно из условий Джейкоба. А еще он не может лгать. Ни слова лжи – ни намеренно, ни случайно, ни ради выгоды, ни ради бескорыстной благой цели. Иначе они никогда не поселились бы в этой несусветной глуши под своими собственными именами, предварительно исколесив пол-страны, чтобы сбить с толку шпионов Уитмора. Так что теперь этот спектакль будет разворачиваться по иному сценарию – сперва рыжий ударит его в живот, заставив скорчиться и упасть на колени, пнет под ребра, потом вздернет на ноги, еще пару раз врежет по лицу. Он начнет подзуживать своих дружков, заставив принять участие в действе, вид крови распалит их еще больше, напрочь отключив затуманенные алкоголем крошечные мозги, и, в итоге, они, конечно же, перестараются. А когда они перестараются, то отступать будет уже поздно – страх ответственности заставит их захотеть спрятать концы в воду. Наверняка они перережут ему горло, а «прерии надежно скрывают своих мертвецов». Джейкоб что-то говорил про цену. Может быть, это и есть цена.
Рыжий с размаху бьет его в живот, словно бы следуя второму сценарию, что за долю секунды прокрутился у Бена в голове. Скорчившись и прислонившись к забору, тот пытается восстановить дыхание, с каким-то детским любопытством наблюдая краем глаза, как высокая человеческая фигура появляется вдруг из темноты со стороны блекло мигающего фонаря, движется к ним быстрым шагом. Незнакомец не теряет времени на пустую болтовню – ухватив за шкирки обоих дружков рыжего, как шкодливых котят, он сталкивает их лбами, и они валятся на землю, будто кегли. Сам же зачинщик инцидента удостаивается нескольких ударов в лицо, не столько сильных, сколько унизительных. Во время экзекуции нежданный спаситель придерживает избиваемого за грудки, не давая упасть, потом отпускает размазывать по роже кровавые сопли, сопроводив увесистым пинком. Закончив разборку, верзила делает шаг к Бену, аккуратно приводит того в вертикальное положение, придержав за плечо, щелкает зажигалкой и пару секунд светит ему в лицо рассматривая ссадину на скуле.
– Ерунда. Жить будешь.
Напавшей на Бена троицы уже и след простыл, а тот потихоньку переводит дух, вспоминая, наконец, где он видел этого парня. Кажется, его фамилия Оушен, он заходил к Джону неделю назад, они работают вместе на лесопилке. Не выключая зажигалку, его спаситель закуривает, вынув сигарету из-за уха. Тлеющий огонек рывками вырывает из темноты широкий рот, упрямый подбородок, резко очерченные скулы. Бен стоит рядом, прислонившись к забору, задумчиво и слегка отрешенно глядит на звезды. Молчит. В голове вертится мысль, что надо бы сказать спасибо, но слова словно бы застряли в горле. Оушен первым нарушает молчание.
– В Ираке, у меня во взводе был парень один, вполне обычный парень, компанейский такой, любил хард-рок и мороженое. Ему однажды прислали письмо. О том, что его родители, старшая сестра и двое племянников разбились насмерть. Ехали по шоссе, навстречу грузовик, водитель заснул за рулем. Такая вот банальная история. И вот, летим мы в вертушке на задание, он сидит рядом. Смотрит куда-то в одну точку, и взгляд у него такой… Словно у него за спиной выжженная пустыня, и терять ему абсолютно нечего. Нас тогда здорово потрепало – мы потеряли двоих, нескольких ранило, а на нем не царапины. Он был явно разочарован.
– Это ты к чему?
– К тому, что у тебя взгляд похожий. Словно терять тебе нечего. А тебе ведь есть что терять. Ты и Джон – странные вы ребята. Очень странные. Кажется, он сильно к тебе привязан.
Последняя фраза звучит полувопросительно, и Бен, резко выдохнув, вдруг произносит, неожиданно для себя самого.
– Им с Алекс было бы лучше без меня. Безопаснее.
Докурив, Оушен тушит сигарету носком ботинка.
– Ты бы у него спросил, что ему лучше. Идем, провожу тебя до дома.
– Спасибо, не стоит.
– Идем, мне спокойнее будет.
***
Джон переступает порог дома и практически в первую же секунду чувствует некий внутренний дискомфорт, свидетельствующий о том, что в окружающем его пространстве не все в полном порядке. Он не смог бы сформулировать природу этого своего ощущения, даже если бы задался подобной целью.
Он обходит все комнаты, одну за другой. Алекс обнаруживается на кухне – она сидит на корточках, приоткрыв духовку, откуда доносится крайне притягательный аромат запеченного мяса, и задумчиво разглядывает ее содержимое.
– Где Бен?
Алекс поднимается на ноги, пожимает плечами с недовольной гримасой.
– Не знаю, где его носит. Час назад ушел к миссис Крамар, и до сих пор не вернулся. Надеюсь, сегодня мы дождемся ужина, есть хочется просто нереально.
Джон хмурится, прикусывает нижнюю губу и, после пары секунд раздумья решительно произносит.
– Ты накрывай на стол, я пойду его поищу.
Алекс, видимо, что-то улавливает в его тоне, ибо выражение недовольства на ее лице сменяется озабоченностью.
– Думаешь, заблудился? Он редко выходит из дому вообще-то. Или… что-то случилось?
Джон улыбается с притворной беззаботностью.
– Да нет, думаю, все в порядке. Просто я его встречу и потороплю, не одна ты тут проголодалась.
Он идет к двери; смутная пустота внутри превращается в колючий клубок, который медленно раскручивается, заполняя собой все пространство. Несмотря на то, что последние недели Бен неотлучно находился рядом и почти не выходил из дома, Джона не покидало ощущение эфемерности его присутствия, будто тот вот-вот исчезнет, ускользнет, растает в воздухе подобно призраку. А сейчас это ощущение достигло своего апогея, грозя перерасти в панику.
Он протягивает руку к дверной ручке, но не успевает ее коснуться – дверь распахивается прямо у него перед носом, и они с Беном почти сталкиваются на пороге. Облегчение накатывает волной, проходя по всему телу, растворяясь в кончиках пальцев едва ощутимым покалыванием, будто от разрядов статического электричества. У Бена взъерошенный вид, свежая ссадина на левой скуле, на губах странная, слегка пугающая полуулыбка, а в глубине зрачков тлеют хорошо знакомые еще по Острову огоньки, похожие на те, что появляются в глазах хищников во время охоты. Он сейчас очень похож на себя прежнего, настолько сильно, что это не может не вызывать тревоги.
Отступив на шаг, Джон пропускает Бена внутрь, но потом вновь загораживает ему дорогу; поймав за подбородок, рассматривает ссадину, прищурившись и поджав губы. Его первый порыв – мгновенная злость и вопрос «кто это сделал?», вертящийся на языке. Но Бен нынче слишком сильно похож на себя прежнего, на того самого Бенджамина Лайнуса, за которым Уитмор послал целый корабль вооруженных до зубов профессиональных наемников. Поэтому, его вопрос звучит несколько иначе.
– Надеюсь, те, кто это сделал, еще живы?
Хмыкнув, Бен высвобождает подбородок, мотнув головой. Задирает бровь, сардонически улыбается.
– Ради Бога, Джон, если бы я убивал всех, кто хоть раз бил меня по лицу, я бы уже стоял по горло в трупах. К тому же, мы ведь решили здесь обосноваться на какое-то время.
Они стоят практически вплотную, и Бен не делает попытки отстраниться, увеличить разделяющее их расстояние. Он изучающе разглядывает человека, с которым, волею судьбы, оказался связан узами, куда более сильными, чем смерть, раздувает ноздри, впитывая его запах. Джон пахнет потом, сосной и древесными опилками; его тело словно бы излучает тепло и уверенность. Уверенность. Вот чего ему так не хватает с тех пор, как они покинули Остров. Хотя, во взгляде Локка нет и половины столь необходимой ему уверенности, он глядит встревожено, вопросительно и слегка потерянно. Ну да, это же Джон. Вечно мятущийся, ищущий, податливый. Слабый. Впрочем, не ему сейчас называть Джона слабым. А еще в его взгляде сохранилось «то самое» выражение. Сохранилось, несмотря на все, что произошло с ними на Острове.
… Так смотрели на тех, к кому испытывали интерес особого рода, традиционно он назывался «романтический интерес», а Бен считал это всего лишь смесью похоти с собственническим чувством. Он достаточно хорошо изучил все аспекты человеческих взаимоотношений, чтобы сохранить какие-либо иллюзии на этот счет. И достаточно хорошо для того, чтобы заметить, что на него ни разу в жизни никто ТАК не смотрел. На него смотрели по-разному – с уважением, страхом, преклонением, презрением, ненавистью. К нему, бывало, клеились женщины, исключительно ради выгоды, чтобы быть рядом с лидером и получать от своего положения дополнительные бонусы, но никогда ради него самого. И, разумеется, он никогда не мог предположить, что кто-то вроде Локка взглянет на него «тем самым» взглядом. Нет, конечно же, это случилось не сразу. Сперва, во взгляде Локка явственно читалась смесь настороженности и жалости. И надо признать, у него были основания для подобных эмоций – когда они впервые встретились лицом к лицу, выглядел Бен на самом деле жалко – корчащийся от боли, всхлипывающий, трясущийся, умоляющий человечек, которого Саид притащил к ним в люк, взвалив на спину, словно мешок с мукой. Несмотря на боль от торчащей в плече арбалетной стрелы, дурноту и туман перед глазами, он сразу зацепил взглядом Локка, и в первые же секунды решил, что сделает в своей игре ставку именно на него. И не прогадал – Локк с самого начала оправдывал ожидания. Когда Саид, оказавшись с ним наедине в запертой оружейной, с торжественной миной произнес сакраментальную фразу о том, что он палач, Бен едва удержался от саркастической усмешки. Джара его не пугал – в нем было слишком много человечности, слишком много сомнений, боли, страха перед своей собственной темной стороной и слишком много совестливого раскаяния, чтобы стать по-настоящему хорошим палачом. Лайнусу попадались образчики куда пострашнее этого иракца. Зато Генри Гейла из Минессоты Джара пугал до одури, Бен ни минуты не сомневался, что вид у бедолаги Генри тот еще – все его маски были безупречны, он выглядел стопроцентно, реалистично испуганным. Однако, Джара все же почуял что-то, что-то на уровне химии и инстинктов, уловил фальшь в его поведении. Бен явно недооценил этого человека, надо было учесть на будущее. И Саид, вероятно, перегнул бы палку, избивая его, но дверь в кладовку неожиданно распахнулась и Шеппард с Локком оттащили упирающегося иракца от его жертвы. На прощание он наградил Саида многозначительной улыбкой за секунду до того, как за ним захлопнулась дверь каморки, и она стала единственной маленькой местью, которую Бен мог себе позволить, и знаком того, что игра началась.
В последующие пару дней Бен, по большей части, спал, или пребывал в полудреме – от физической слабости и тех таблеток, что давал ему Шеппард, его постоянно клонило в сон. В перерывах ему приносили еду и выводили в туалет, а потом Локк дал ему книгу, чтобы скрасить заключение. Локк чаще всего дежурил в люке, кажется, ему это даже нравилось. Ему вообще нравилось ощущать себя кем-то особенным, нужным, кем-то, без кого невозможно обойтись. С первого дня Бен начал наблюдать за ним, пристально и цепко, вслушиваться в разговоры за дверью, анализируя и строя планы. Он решил поиграть на амбициях Локка, посеяв раздор между ним и Шеппардом, который с момента крушения стал признанным лидером пассажиров Ошеаник-815, и ему это удалось. Практически всегда, принося ему еду, Локк задерживался поболтать. Надо признать, он оказался интересным собеседником, и куда более глубокой личностью, чем Бен предполагал изначально. И вот, в один из таких моментов он заметил устремленный на него «тот самый» взгляд. Это явилось совершенно неожиданным поворотом, так что всю последующую ночь Лайнус провел в размышлениях, ворочаясь с боку на бок в попытке внести корректировки в первоначальный план действий. С одной стороны, если Локк испытывает к нему личную симпатию, то его легче будет перетянуть на свою сторону, возможно даже сделать своим агентом, раз уж план собственного внедрения в ряды пассажиров Ошеаника провалился из-за этой чокнутой француженки и ее ловушки, так некстати попавшейся на пути. С другой стороны – поощряя Локка, он вступит на совершенно неизведанную для себя территорию. У него нет опыта в подобного рода отношениях, да и в принципе его опыт в отношениях минимален. Продумать свою линию поведения нужно было как можно скорее – они часто остаются наедине, возможностей для флирта сколько угодно, беда только в том, что Лайнус четко, до мелочей представлял себе, как флиртуют женщины, но понятия не имел, как именно это делают мужчины, испытывающие влечение к представителям своего пола. Можно было бы проконсультироваться с Френдли на этот счет, но Том нынче далеко. В итоге, он не пришел ни к какому определенному плану, решив действовать по обстоятельствам.
Обстоятельства обернулись с неожиданной для него стороны довольно скоро – наступил вечер следующего дня, снаружи лило так, что любое живое существо, покинувшее укрытие, рисковало захлебнуться, и было очевидно, что Локку нынче не дождаться своей смены. Бен сидел, прислонившись к стене и скрестив ноги, выжидающе прислушивался – за дверью каморки звучала музыка; Локк гремел инструментами, ремонтируя какой-то механизм и подпевал сочному голосу Синатры. Спустя четверть часа дверь скрипнула, открывшись во всю ширь, чтобы выпустить его из узилища. Локк даже не взял с него обещание не делать глупостей – в такую погоду шансы на удачный побег сводились к нулю. На низком столике стояла полная на три четверти бутылка скотча, корзинка с фруктами и блюдо с кусочками вяленой рыбы и сухими галетами. Вполне достаточно для того, чтобы скрасить скучный вечер. Бен пригубил из своего стакана с похвальной осторожностью; виски горячей волной опустилось в желудок, расползлось по телу приятной истомой, сделало мысли легкими и летучими, развязало язык. Он не опасался сболтнуть лишнего, он с легкостью мог говорить много и при этом ни о чем. Время за разговором летело незаметно; в какой-то момент Бен поймал себя на том, что его фразы сделались короткими и односложными, и что он слушает Локка в пол-уха, полностью сосредоточив внимание на его лице. Локк глядел на него все это время неотрывно, глядел так, как будто напротив него сидела грудастая блондинка с сильно заниженным декольте, а не малосимпатичный, неопрятный субъект в порванной оранжевой рубахе, белым квадратиком повязки на правом плече и расцветшими по всему лицу зеленоватыми пятнами от начинающих сходить синяков. Это было странно, немного пугающе и почти завораживающе. В совокупности с только что выпитой третьей порцией виски, взгляд Локка порождал в нем удивительную смесь какой-то бесшабашности и собственной значимости. Впервые в жизни он был кому-то нужен и интересен сам по себе, без привязки к его положению и деятельности на службе Острову. В данный момент, Бен напрочь забыл о своих планах, о том, почему он здесь, и что он намеревался предпринять, чтобы обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Отключив логику и здравый смысл, он буквально наслаждался моментом. Впервые за невероятно долгое время ему было просто по-человечески хорошо. Кажется, Локк рассказывал что-то смешное, у него оказалось неплохое чувство юмора для человека с такой кучей комплексов и уязвимых мест. И Бен смеялся, а потом, поднявшись на ноги, принялся собирать со стола посуду, словно он находился в гостях и намеревался таким вот образом отблагодарить хозяев за гостеприимство. Локк перехватил его на полпути к раковине – для своей солидной комплекции двигался он на удивление быстро и бесшумно. Аккуратно взяв из его рук тарелки, поставил их на полку рядом с инструментами, подался вперед, как будто ненароком сокращая расстояние между ними. Бен непроизвольно отступил, упершись лопатками и вспотевшими вдруг ладонями о стену, на мгновение перестал дышать, будто подавившись спертым воздухом подземелья. Теперь он видел лицо Локка в мельчайших деталях – смешливые морщинки в уголках глаз, складки вокруг рта, едва заметные волоски и бисеринки пота над верхней губой. Мысль о том, что сейчас они здесь одни, и Локк может сделать с ним все, что ему заблагорассудится, абсолютно безнаказанно, слегка отрезвила, но не напугала. Напротив – поселившаяся в нем бесшабашность толкала его на поступки, о которых он, возможно, потом будет сильно сожалеть. Слегка оттолкнувшись ладонями от стены, Бен непроизвольно качнулся вперед и почти уткнулся носом Локку куда-то в основание шеи. Зажмурил глаза, ощутив на своем лбу чужое дыхание с запахом виски, а потом прикосновение рук – осторожное, с оттенком сомнения. Широкие ладони с царапающими кожу бугорками мозолей почти сразу оказались у него под рубашкой, медленно прошлись от лопаток до поясницы, потом вернулись обратно и снова спустились вниз. Прикосновения оказались расслабляюще приятными, но стоило ладоням переместиться еще ниже, забравшись за пояс штанов, как Бен вздрогнул, широко распахнул глаза, и напряженно замер, задержав дыхание. Руки вернулись на поясницу, теснее прижимая его к Локку; щекой он ощутил быстрые, рваные удары его сердца, а животом каменную эрекцию, и едва успев ужаснуться и восхититься тому факту, что он способен вызвать у кого-то эмоции подобной силы, Бен вдруг понял, что у него самого стоит едва ли не сильнее. Он даже не уловил момент, в который его окончательно и бесповоротно повело, так, что в голове не сохранилось ни единой мысли, и лишь презираемые им плотские желания руководили каждым его действием. Это было похоже на танец – они двигались, потираясь друг дружку, потом штаны Бена неведомо каким образом оказались расстегнутыми, а Локк, извернувшись, умудрился одновременно расстегнуть собственный ремень, чуть согнул колени, компенсируя их разницу в росте, и они снова задвигались в едином ритме, помогая себе руками. Бену не потребовалось много времени для разрядки, его накрыло с такой силой, что окружающий мир на мгновение словно бы исчез, растворившись в белой ослепительной вспышке. Последующие события вспоминались смутно – он сидел, прислонившись к стене, потому что ноги уже не держали, бездумно глядел, как Локк вытирает руки салфеткой и ловким движением отправляет ее в мусорное ведро. А какое-то время спустя, он даже не способен был осознать сколько фактически прошло времени, он уже лежал на своей кушетке в бывшей оружейной и слушал, как за дверью Локк бодро рапортует Шеппарду о том, что ночь прошла без происшествий.
