Текст книги "Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)"
Автор книги: Scarran
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Я тебя не боюсь, Вероника Романова. Я думаю, что я люблю тебя. Даже если знаю не все.
Круто. Это круто. Это слова, которых я никогда не слышала раньше. Три коротких слова. Слова, о которых я мечтала с тринадцати лет и до дня, когда дверь мне открыла старушка в переднике. Это самая крутая штука, что случилась со мной за всю мою жизнь – вот так услышать эти три слова. Это было так неимоверно круто, что этот мужик сказал их. Настоящий, живой мужик. Вокалист и рок-звезда энского разлива. Талантливый мальчик Слава. Каминский. Я почти пасовала от этих слов. Это было как козырная девятка. Девятка, но не валет.* Я собрала свои сопли в кулак и ответила:
– Ты вообще нихрена не знаешь, Влад Каминский. И я нихрена не знаю. Мы почти на равных. Ты прокололся только сейчас. Но партия еще может быть сыграна. Туз бубен!
Господи, что я делаю? Зачем я это делаю? У меня есть шанс снова стать женщиной! Живой, любящей и любимой. Забыть. Поверить. Зачем я вколачиваю гвозди в крышку этой возможности? Зачем? Неужели Дима этого стоит? Неужели он? Или я делаю это ради Таира? Или ради Ли? Ради чего? Я больше всего на свете хотела бы отыграть назад, откатиться до последней релизной ревизии*… Но карте – место*. Жизнь играет с нами в самого злого строгача*. Я ждала. Каминский выбирал карту.
– Я играю. Валет!
Господи, как он хорош, как он хорош, Влад Каминский! Он играет со мной в деберц* своими чувствами! Какая ирония! Для деберца нужны четверо, и у меня они есть: я, Влад, Таир и Ли. Неужели обязы* мои? Неужели я должна буду решать? Призрак Дмитрия Ивановича Кравцова заглядывает сейчас в мои карты и ждет. Я…
– Стой! У меня больше нет козырей, Вероника. Только я сам. Давай же, давай, скажи, что у тебя больше нет тузов!
– Мне нравится наш разговор, Каминский. Мне нравится, как ты играешь. И мне нравится твоя идея. Давай познакомимся, – сказала я, пряча в рукав туз пик.
***
Каминский ворвался в гримерку и взял быка за рога. А точнее – Кота за яйца:
– Кот! Ты пил?
– Нет, а что? – встрепенулся тот.
Solid-ы сидели вокруг на разномастных стульях и точили приготовленные Котом бутерброды. Среди кружек с чаем имели место банки пива и пластиковые стаканчики из-под чего покрепче. Жюли не было, и это меня даже удивило.
– Вероника, ты есть хочешь? – спросил Каминский и засунул в рот сразу пол бутерброда. Я была не особенно голодна, во всяком случае, не думала об этом, пока не увидела, как Влад ест. А когда увидела, сразу вспомнила, что ела последний раз в обед, а сейчас уже девять. Так что я не стала выделываться и схватила с тарелки бутерброд. Каминский одобрительно помычал с набитым ртом и вытащил из недр пакета банку пива. Вскрыл и протянул мне. Я благодарно кивнула, не прекращая жевать. Каминский взял банку и для себя, отхлебнул, проглотил и снова обратился к Коту:
– Отвезешь меня на Петрово поле?
– Отвезу, конечно, – улыбнулся Кот как-то подозрительно хитро. Я, разумеется, была не против попробовать в койке самого Каминского, но наша с ним игра не предполагала таких внезапных ходов. Так что его планы насчет Петрова Поля меня насторожили. Впрочем, оказалось, что это я – испорченная и развратная личность, а Славичек – чистый романтический мальчик. Я как раз начала второй бутер, когда он соизволил мне объяснить:
– Поедем в Петровский сад. Покажу тебе кое-что.
Ну, то, что я ожидала увидеть, вряд ли будет предъявлено мне прямо на аллее парка, так что я кивнула – рот мой был занят бутербродом. Каминский попытался мне улыбнуться, но из этого ничего не вышло, потому что его собственные хлеб, сыр и колбаска вознамерились сбежать у него изо рта через эту улыбку. Я захрюкала, глядя как он ловит беглецов и запихивает их обратно в рот. Следом за мной заржали и музыканты.
– Это, кстати, группа Silver Solid, – Влад обвел своих музыкантов широким жестом, – Паша – ударные, Олег– соло, Женька – бас, Эдик – клавиши.
По мере того, как он говорил, музыканты кивали, махали и улыбались. Я тоже кивала и улыбалась, усилено при этом жуя.
– А это, мужики, Вероника. Мы с ней в театре играем, – и положил руку мне на талию. Ну, все понятно, короче. Solid-ы улыбались так, что я невольно покраснела. Чертов Каминский. Но деваться некуда – если я хочу познакомиться с ним, мне придется познакомиться с делом его жизни. Так что я терпела, краснела и жевала, жевала…
Каминский расправился с пятым или шестым бутербродом и отряхнул руки:
– Все, Кот, поехали.
Кот, продолжая подозрительно лыбиться, взял с вешалки куртку. Влад бросил ему ключи, вынул из пакета еще четыре банки пива и картинно поклонился своим музыкантам:
– Наше вам с кисточкой, мужики! Отработали зачетно, увидимся во вторник на репе. И Паша, ты помнишь, что в субботу стартует тур? А ты завязываешь в четверг, не позже!
– Да пошел ты в задницу! Я сказал тебе? Ну и все! Нехер меня подкалывать, трезвенник, блин! – окрысился Паша.
Но Влад уже уходил, волоча меня на буксире, вслед за Котом. На служебной парковке Дворца Спорта мы сели в пыльный Туссон – Кот за руль, мы с Владом на заднее сиденье. И поехали. Кот врубил магнитолу, салон наполнился великолепным симфоник-металлом Nightwish. Это было еще более омерзительно романтично, чем наш разговор с Владом в курилке – мчащийся по вечернему городу паркетник, сногсшибательный вокал Тарьи Турунен из колонок, теплая ладонь того-самого-Каминского на моем колене… Короче, меня не просто катали, меня укатывали. А я и рада была, честно говоря. Ведь только мне решать, когда с Владом все станет как обычно…
Кот подрулил к памятнику и припарковался прямо под знаком «остановка запрещена». Тоном заправского таксиста он поинтересовался у Влада:
– Вас ждать? Забрать?
– Не надо, отгони ко мне во двор, не в падлу?
– Лады, – покладисто согласился Кот.
– Я заскочу за ключами, если что, оставишь матушке своей, ладно? Спасибо, брат!
– Херня война, Влада, главное – маневры!
И Кот укатил, напоследок просигналив нам нечто веселенькое.
Каминский взял меня за руку, и мы пошли в Петровский сад. Сентябрьский вечер был сказочно хорош: было тепло, прозрачный воздух сладко и горько пах ранней осенью, старые чугунные фонари на алее освещали рано пожелтевшие каштаны… Мы шли и молчали. Какое-то время. Я даже закурила от неловкости. Дурацкая затея – играть с ним. И сама я – дура…
– Какое у тебя любимое время года? – спросил Влад, прервав молчание.
– Наверное, весна. Люблю начало. А весна – самое начало всего, – блеснула я своей самой романтичной, а потому наименее используемой, стороной.
– А я, как ни банально, люблю осень. Осень – лучшее время для творчества. Я не написал ни одной хорошей песни весной, но все мои осенние вещи мне нравятся.
– Как ты их пишешь? Для меня сочинение слов – огромная загадка природы!
– Как пишу? Как дышу. Я люблю слова. И они любят меня. Я чувствую и пою, и всё.
Мы еще немного помолчали. Потом Каминский снова спросил:
– Ты любишь свою работу? Ну, кодить?
– Да, очень. Код – это… Наверное, как разгадывать головоломку – ищешь решение, ищешь, а потом раз – и нашел. И это красиво. А ты чем зарабатываешь на жизнь? Только музыкой?
– Ой, много чем. Это в последнее время мы популярны, стали кое-что получать. А так… В институте курсовые писал, в кабаках лабал, «мы играем на похоронах и танцах»* – Влад улыбнулся.
– А какой ты институт закончил?
– Фармакадемию. Я вообще химик-фармацевт. Даже одно время в аптеке работал. Для практики. Сейчас притогровываю спецфармоборудованием, дистрибуция и все такое. Нормально, на хлеб с маслом и медиаторы хватает. А ты что закончила?
– Политех. Кодер с дипломом, – улыбнулась я.
Мы шли и говорили. Как друзья, как партнеры по театру, как обычные люди, которым хочется узнать друг про друга. Я рассказывала Владу про себя, а он мне – про себя. И нам обоим было интересно. В последнее время пристальное изучение окружающих меня людей стало просто-таки навязчивой идеей. Я влезала в Каминского все глубже, проникаясь его жизнью, его личностью, и все пыталась нащупать его «точку разлома». После Ли и ее страшной сказки, после Таира и его простой сказки, так точно повторяющей мою, я была твердо уверена, что и у Каминского есть своя сказка. Но либо я не там искала, либо он слишком хорошо прятал, либо, и в это было сложнее всего поверить, ее не существовало. Мы шли сперва по центральной аллее, потом углубились в парк, под ногами вместо асфальта оказался щебень, потом просто натоптанная тропа. Фонари исчезли, и только Луна, отвратительно романтичная Луна, беременная полнолунием, освещала нас.
То, что хотел показать мне Каминский, случилось внезапно. Влад свернул с тропы, потянул меня за руку сквозь кусты и мы внезапно оказались там. Я не большой знаток Петрово-польских достопримечательностей, поэтому была не в курсе. И увидев ЭТО обалдела. Правда, в жизни не видела ничего подобного, и не подозревала, что такая красота может быть в Энске. Петровский сад заканчивался обрывом. В этом месте деревья на склоне отсутствовали и… Перед нами лежали спальные районы – Ластовка во всей своей красе. Море огней до горизонта. Четкие линии проспектов и хаос кварталов. Звезды под ногами. И над ними тоже были звезды – рукав Млечного пути развернулся прямо над панорамой города. Градиент – от ярчайших огней на земле к прозрачным огням в небе. Как это было красиво! У меня дух захватило от увиденного…
Каминский подошел сзади и обнял меня. Я почувствовала его теплое дыхание у своего уха. И спокойную уверенность его объятий. Влад Каминский показывал мне себя, и делал это мастерски. Даже паспарту* для себя, любимого, он выбрал безукоризненно – сверкающий город Энск. Это было ТАК… Даже лучше, чем те самые три слова. У меня руки зачесались вынуть свой припрятанный туз. Я уже даже рот открыла, чтобы все испортить. Но решила подождать еще минуту, просто чтобы полюбоваться картинкой. Мы стояли на краю обрыва. Влад обнимал меня. Я молчала. Что-то глубоко внутри меня держало меня за глотку и мешало все испортить.
– Нравится? – тихонько спросил Влад.
– Потрясающе, – честно ответила я.
– Я вырос здесь, неподалеку. Бабушка водила меня гулять в Петровский сад. Потом мы бегали сюда с друзьями. Потом я нашел это место. Здесь я написал свои самые лучшие вещи. Здесь я обычно бываю счастлив.
– Я тебя понимаю. Здесь потрясающе.
Мы еще немного помолчали, глядя на россыпь бриллиантов у наших ног и над нашими головами.
– Влад, сколько тебе лет?
– Будет тридцать. Скоро. В конце января.
– Почему ты не женат?
– Тебя ждал.
– У тебя был кто-нибудь? Ну, по-настоящему?
– Да.
– Ты ее любил?
– Да.
– Почему не женился?
– Не успел.
– Почему вы расстались?
– Она меня оставила. Водитель выжил, я выжил, а она умерла.
– Я не верю в отношения.
– Я это понял. Если можешь, расскажи мне.
– Я расскажу…
И я рассказала. Черт возьми, за последнюю неделю я второй раз рассказала ЭТО. Про Диму-Димочку. Про себя-дурочку. Про все. И вся та история показалась мне ужасно глупой. По-детски наивной и глупой после того, как… После слов Влада. Моя любовь умирала в корчах, в соплях и алкоголе. Его любовь умерла в крови и погнутом металле. Навсегда.
Ластовка до горизонта продолжала сверкать. Древние мудрые звезды продолжали мерцать. Влад Каминский обнимал меня. «Здесь я обычно бываю счастлив» – так он сказал? Я, пожалуй, была счастлива.
Реверс:
Влад Каминский обнимал Веронику Романову и смотрел на звезды. Сегодня четыре года и двести одиннадцать дней. Ровно столько прошло времени с того дня. Боль прошла, осталось только послевкусие. Горечь. Сожаление. Тоска.
Влад никогда не думал, что та его любовь была единственной. Нет, он знал, что его счастье еще где-то живет, еще будет с ним. Он был в этом уверен. У него были женщины, как не быть. Много. Фанатки. Но Влад ждал. Он умел ждать.
И теперь, когда жизнь преподнесла ему Веронику Романову, ведьму и Веру, Влад был совершенно спокоен. Влад Каминский вообще был не склонен к экзальтации. Для него все было просто. Просто жить. Просто ждать. Просто любить. Сложно было смириться, когда она умерла. Но он смирился. Его на редкость здоровая психика переварила это. Выплеснула байтами музыки и слов. Сделала его знаменитым. А теперь он хотел быть счастливым. И никто не сможет ему помешать. Ведь бомба не падает дважды в одну воронку? Смерть не приходит дважды? Да? Влад смотрел на звезды и задавал им этот вопрос…
*Это было как козырная девятка. Девятка, но не валет. – в карточной игре деберц козырные карты имеют следующее старшинство: валет, девять, туз, десять, король, дама, восемь, семь.
*Откатиться до последней релизной ревизии – вернуться к последней сохраненной версии кода. *Деберц – карточная игра, играется вчетвером. *карте – место – картежная поговорка, означающая что брошенная на стол карта не может быть заменена, ход сделан. *Строгач – редакция правил, при которой к проигрышу(байту) могут привести любые обычно не существенные моменты – порядок раздачи карт, порядок объявления слова и т.п. *Обязы – положение в карточной игре деберц, при котором сдающий вынужден играть партию вне зависимости от своего желания. *«мы играем на похоронах и танцах» – строчка из песни группы Машина Времени. *Паспарту? (фр. passe par tout) – кусок картона или бумаги с вырезанным в его середине четырёхугольным, овальным или круглым отверстием, под рамку, в которую вставляют фотографию, рисунок или гравюру. Это позволяет свободнее подбирать размер рамки под размер изображения. Кроме того, на паспарту часто располагают поясняющие подписи, автограф изображённого.
Глава 12
Аверс:
Все происходило как в дурном сне. Воскресным днем я оказался в обезьяннике гагаринского райотдела. Надо мной висел срок до восьми лет. У меня не было почти никаких шансов доказать свою непричастность. И самое страшное – мне не позволяли позвонить. Я уже на дерьмо изошел, пытаясь уговорить капитана Леонтьева разрешить мне один-единственный звоночек, но опер был непреклонен: «Следаку тебя передам в понедельник, пусть он и решает…».
Я сидел в обезьяннике в компании пары бомжеватого вида алкашей и мужичка лет пятидесяти, державшегося на редкость спокойно и уверенно. Алкаши чинили между собой пьяные разборки, из которых я вывел, что взяли их за кражу какой-то ерунды, и вот страдальцы выясняли, кто сильней виноват и кто придумал прибрать к рукам это самое «палево». Мужичек лежал на лавке, закинув руки за голову и смотрел в потолок.
Нервы мои были в таком жалком состоянии, ужас и нелепость происходящего так вымотали меня, что я решил поделиться своей бедой с мужичком. В конце концов, он выглядел человеком бывалым и мог, во всяком случае, мне что-нибудь толковое посоветовать. Поэтому я подошел к нему, присел на корточки и протянул ему пачку сигарет. Удивительно, но курево мне оставили. Собственно, четырнадцать сигарет и пачка одноразовых носовых платков – вот и все, что у меня осталось на сегодняшний день.
Мужик смерил меня пристальным взглядом и потянул сигарету:
– Первый раз, что ли?
– Ну, в принципе, да.
– За что?
– Да подставили меня. Теперь хранение и сбыт наркоты вырисовывается…
– А ты, конечно, не при делах?
– Да я, блин, просто программист, батя. Я вообще не при делах. Я даже не представляю за что меня так-то. И главное менты, суки, позвонить не дают. Есть у меня товарищ, в таких делах шарящий, а позвонить ему не дают…
Мужик глубоко затянулся, покачал головой и вдруг вынул из пиджака телефон:
– На, звони, пацан. У меня сын с тебя возрастом, тоже дурак. Звони.
Я выпучил на мужика глаза и схватил протянутый телефон:
– Спасибо! Спасибо, дядя! Ты, блин, такую мне счас услугу делаешь! Я…
– Хорош тарахтеть. Звони давай.
И я позвонил.
***
Васька – папенькин сынок. И в самом плохом смысле, и в самом хорошем. Васькин отец ворочает большими деньгами, и поднял он свои деньги не на ровном месте. И Ваське досталось многое от отцовской железной хватки. Он приехал через полчаса. Василий Сибирцев, мой лучший друг. Я, лох лохом, сидел в обезьяннике, пока Васька разруливал. Что он там говорил и кому – загадка, но Васька имел-таки связи и бабки. Большие бабки и крутые связи. Потому, что утром понедельника я вышел из дверей гагаринского РОВД совершенно свободным человеком. Васька выволок меня за локоть на крыльцо и остановился, закуривая:
– Ну, ты дал, Таир Эминович! Ну, ты влип, брат. Я тебя, конечно, отмазал, но какой ценой! Батя меня на бинты порежет за то, что я дяде Олегу звонил. И бабки придется вернуть, не дешево стало.
– Вася, брат, любые бабки! Я все продам, ты меня знаешь, за мной не задержится! Я… Спасибо, брат! – Я обнял Ваську, растроганный до глубины души. Я никогда ему не отвечу таким же мощным жестом – не из чего мне, нет у меня таких раскладов за спиной. Но благодарен ему я был до самых кишок. Я все еще не до конца верил, что Ваське удалось меня отмазать. Холодное сентябрьское утро казалось мне самым прекрасным утром в моей бездарной жизни.
– Двадцать тысяч, Таирка. Я совершенно не представляю, где ты их возьмешь, но столько это стоило. И то, спасло, что ни на чем твоих отпечатков нету – ни на траве, ни на бабках.
Сука! Двадцать тысяч! Рыжая шалава обошлась мне пипец, как дорого!
– Вась, я отдам. Я машину продам, кредит возьму, но я отдам, отвечаю!
– Отдашь, конечно. Я в тебе-то не сомневаюсь. Но… Короче, вопрос не в бабках. Садись, поедем, поговорим. Не тут же…
Мы сели в Васькин митцубан и поехали на Московский проспект, в кабак, среди прочего, принадлежащий Васькиному папаше. Я остервенело набросился на жратву, поскольку за целый день кроме чашки пустого чаю ничего не ел. Васька курил и сверлил меня глазами:
– Как все вышло, Таирка?
– Да писец как. Я в субботу, помнишь, рассказывал, что телка на байке мне под колеса упала? Ну, так приехала она с деньгами-то. В «Терем», как положено. И такая, стерва, вкусная… Я сам не понял, как… Короче, привел ее домой и… Во всех позах, короче. А утром менты пришли. Ее, конечно, и след простыл. А менты – вот они, и наркота в шкафу, и бабки в лопатнике… Кроме нее больше некому. А я первый раз ее видел. Ее нарочно кто-то ко мне подослал, только я допереть не могу, за что?!
– Как в сказке, Таира! Кому ты мог ТАК дорогу перейти? Чтоб две тыщи грина и тыщ на пятнадцать товару на тебя не пожалеть? Ты что, изобрел вечный двигатель? Или отбил бабу у наркобарона? Или косо посмотрел на кого? За что тебя? Ты ж, прости меня, лох обычный, ничем не примечательный, никакого с тебя навару. Если б не я, ты бы сел. И толку? Хата у тебя на кого написана?
– На меня. Да ей красная цена полтос, а ты говоришь, там двадцатка только травы была. Не, хата тут не при чем.
– Тогда баба? С кем ты мутил в последнее время?
– Да ни с кем я не мутил! Так… Актриску ту, помнишь? Вот ее давеча. А больше никого, клянусь!
– Не может быть, чтобы на ровном месте. Не сходится. Дай свой телефон. Там же есть номер этой рыжей?
Я протянул ему аппарат. Васька потыкал в экран и вдруг присвистнул:
– А вот и автор сказочки! Читай!
На экране светилось сообщение: «никогда не бери чужое, чурка».
– Из-за бабы! Таир, сука, нахрена тебе это надо, а? тебе мало баб?! Куда ты влез своим горячим хреном, скажи мне, друг?!
Я НЕ ЗНАЮ!
– Вась, я клянусь, я никого нигде… Я последний раз перед актриской со Светкой из «Мохито» зажигал, еле спрыгнул. Но это точняк не Светка, она тупая курица. А подставил меня чел с мозгами.
– Ну, значит дело в актрисе. Что ты про нее знаешь? С кем она спит, кроме тебя?
Бред! Вероника? Никеша?! Бред!
– Васька, ты будешь смеяться… Но я эту Веру знаю давно. Эта самая Вера оказалась моей сотрудницей, кодершей с нашей конторы, Никешкой Романовой. Я сам был в шоке, когда узнал. Как два разных человека, в натуре!
–То есть ты думаешь, что не мог перейти дорогу ее любовнику?
– Да какому любовнику! Нет у нее никого! Уж во всяком случае, не такого, чтоб на меня мешок конопли повесил!
– А я бы на твоем месте пошел и поинтересовался, Таир. Телефон этой рыжей я пробью, но, гадом буду, она не Маргарита, не Чеар, не артдиректор, и номер этот ничейный, и найти ее – полный анриал. Ты ж номер байка нихрена не запомнил? Ну вот, исполнителя мы не найдем. Можем попробовать поискать заказчика. Так что давай, дуй к Верочке и узнай, кто там ее ТАК любит, чтобы тебя на восемь лет укатать?!
– Ну, это бред, Вась! Ну, какая, в задницу, Верочка? Да она никто и звать никак. Ну, кто может так любить девку, чтобы из-за нее двадцать кусков профукать?
– Таира, ты просто сам чурбанидзе, а людишки все разные. Я знаю, один батин партнер ради бабы свою долю в сталелитейном заводе профукал, а ты говоришь двадцать кусков… Так что я бы…
– Ты бы… Я бы… Бабы! Если это из-за бабы, уйду к чертям в монастырь! Я так перебздел, что как штаны не замарал, не знаю! Хорошо, когда я должен вернуть бабки? ***
Около шести я пришел домой. Снял бумажку с печатью с двери, вошел. В квартире пахло бедой. Неужели всё?! Господи, неужели я соскочил?! Васька, мой золотой! Я вытащил из холодильника бутылку водки, влил в себя граммов триста, и камнем упал на кровать. Кто же меня подставил? Успел я подумать об этом минуты три, а потом – чернота.
***
Я проснулся в полночь. Собственно, меня разбудил приснившийся кошмар, я совершенно точно помню, что было страшно, но что снилось – не помню. Я принял очень горячий душ, вкинул в себя какой-то еды и решил последовать Васькиному совету – поговорить с Никой. Наличных денег у меня не было, машина моя была в сервисе, так что я взял карточку и побрел в банкомат. Разжившись наличкой, я поймал машину и покатил на Шильмана. Таксит высадил меня на угу и бывшего книжного, и я пошел в арку.
Стоило мне сделать несколько шагов, как я снова влип. В арке трое мужиков месили четвертого. Били всерьез, мужик лежал на земле и уже не трепыхался. Что мне стоило выйти из арки обратно на улицу? Хрен знает почему, но я окликнул бойцов:
– Эй, мужики, вы чего там?
– Шагай куда шел, слышь, – прошипел один из них.
Я сомневался секунду, не дольше. Убьют ведь пацана, трое одного! И я влез, придурок!
Я подскочил и врезал ближайшему в башню. Честно говоря, удар у меня хороший. Это еще в детстве на секции тренер говорил. Так что мужик отлетел к стене и схватился за голову. Его товарищи бросились на меня вдвоем. Одного я пнул ногой в брюхо, тот даже не попытался закрыться! И рухнул к моим ногам, как мешок с дерьмом. Третий был самый продуманный – он выхватил нож, лезвие блеснуло в неверном свете фонарей, пробивавшемся в арку. Нож не входил в мои планы, так что я нырнул вперед, схватил мужика за запястье и выкрутил, заставляя его выгнуться вслед за вывороченным запястьем и выронить нож. Пока я разбирался с резчиком, его самый первый товарищ пришел в себя и снова двинулся на меня. Пришлось бросить мужика с ножом, вернее мужика уже без ножа и сломать нос мужику в капюшоне. Во всяком случае, получив удар в переносицу, тот снова съехал по стене. Третий лежал без движения, обнимая свое пострадавшее брюхо. Но тут ожил владелец ножика: ножик свой он нашел и держал теперь в левой руке, но это не делало его менее опасным. Я начал думать, что мужики эти крепко пьяные или упоротые, так они бестолково двигались и неумело дрались. Видно, жертва их был еще более пьян, или я вообще не понимаю… Тем временем владелец ножика двинулся на меня, бормоча еле слышные, но бодрые ругательства в мой адрес – зарезать меня без раскачки у него, очевидно, не получалось. Я вильнул вправо-влево и снова кинулся вперед, метясь уже в левое запястье. И как только мои пальцы сомкнулись на этом самом запястье – свет погас.
Реверс:
Ли лежала лицом в асфальт. Боль не беспокоила Ли – к боли она привыкла, притерпелась и знала, что боль пройдет. Гораздо сильнее ее беспокоил тот факт, что избитое тело отказывалось слушаться. Руки онемели, спина наоборот превратилась в один сплошной ноющий студень. Ли собрала всю волю в кулак, пытаясь закрыться от ударов, когда все вдруг прекратилось.
Ее больше не били. Она лежала на асфальте и сквозь упавшие на лицо волосы смотрела, как трое нападавших дерутся с кем-то. С парнем. И он их довольно бодро раскидал. Почти. Снегирек вынул нож. Бедный парень, зачем ты влез? Снегирек порежет его на лапшу, если конечно, он не под кайфом. Парень ловко поднырнул и выкрутил Снегирьку запястье. Нож с тихим звоном выпал на асфальт. Ли улыбнулась бы, но мышцы не слушались, слишком сильно ее побили, слишком много боли она вынуждена была контролировать. Тем временем оклемался Копуша и снова, тупая скотина, двинулся на парня. И получил крепкий хук прямо в нос! Копуша рухнул, парень снова кинулся к Снегирьку, перехватывая нож. И вдруг за спиной нежданного защитника вырос Вара. Вара замахнулся и приложил парня чем-то тяжелым, наверное, камнем. Парень рухнул. Снегирек тоже рухнул, придавленный весом парня. Вара стоял над поверженным противником и негромко смеялся. Ли только теперь поняла, насколько все трое упороты, и это не сулило ей ничего хорошего.
Они выследили ее… Она сама виновата, что, не скрываясь, ездила сюда. И они ждали ее здесь. Далеко от ее дома, в месте, где ее никто не знает. И никто не поможет. Они пришли ее убивать? Очень вероятно. За товар, который она взяла в субботу. За товар, на который у них были свои планы. Собственно, начальство не имеет к ней претензий – Ли отдала за товар свои деньги. А вот эти три упыря, очевидно, хотели бы получить траву. А травы-то и нету. Кто знал? Кто их направил? Если они под кайфом, то их совершенно точно привели сюда за ручку. Ли нарвалась на эти неприятности сама, но у нее еще есть шанс выкрутиться.
Двое из троих – в отключке. Остался Вара. Вара с камнем в руке. Он медленно, покачиваясь, пошел к лежащей на земле Ли. Он шел ее убивать, Ли видела это. Она прикрыла веки, собрала в кулак остатки сил, приготовилась. Главное, чтобы он не понял, что она в сознании. Главное, чтобы он подошел достаточно близко. И он подошел. Собрал в кулак ее окровавленные волосы, поднимая ее лицо.
– Что, сука, допрыгалась? Счас ты сдохнешь, падла. Счас, великая и ужасная Ли, я тебе башку-то твою шибко умную проломлю-у-у..
Ли хорошо подготовилась. Ли ударила резко, он никак не ожидал. Ребро ладони она всадила Варе в кадык, и сразу же, без замаха, в нос. Вара захрипел и повалился на спину. Три секунды понадобилось Ли чтобы встать. Очень долго. И все-таки у нее получилось. Короткий сильный удар – и мощная подошва мото-сапога влетает в висок Варе. Первый в отключке. Черт, сломаны ребра и левая рука. А может только ребра. Еще два шага до Копушы. Удар. Второй в отключке. Теперь Снегирек. Ли вцепилась в плечо своему спасителю, стаскивая его со Снегирька. Стащить не вышло, вышло только перевернуть.
Твою мать!
Ли слишком занята. Еще удар ногой в голову и поднять нож. Так, а теперь Таир. Да, черт возьми, ее спас Таир! Таир, которого она подвела под срок. Таир, который спал с ее Вероникой. Чурка проклятый.
– Прости меня, Птица, – прошептала Ли и пощупала пульс у него на шее. Сердце билось, артерия ровно сокращалась у нее под пальцами, – я сейчас. Я тебе помогу…
Ли похлопала себя по карманам и вынула телефон. Пластик и металл посыпались из ее рук. Телефон разбился, пока ее месили, вот что. Но Ли не сдалась. Она сунула руку в куртку Таира. Нету, нету. Вот он. Черт, ей не везет сегодня. Во всем – аппарат разряжен, или просто выключен.
Ли похлопала по карманам Вары. Удача ей все-таки улыбнулась. Ли набрала номер…
Глава 13
Аверс:
Влад не повел меня домой. Влад не взял того, что я, растаявшая в его объятиях, была готова, да что там готова! мечтала ему предложить. У нас ничего не было. Мы немного пообнимались, глядя на сверкающий город внизу и пошли обратно. Вышли из Петровского сада и Влад поймал мне такси. Еще один поцелуй – и я плюхнулась в прокуренный салон. Дребезжащий жигуленок повез меня домой, на Шильмана, в пустую и гулкую бабушкину квартиру. К моим ноутбуку, синтезатору, смятым простыням и расписанным стеклам. К моим афишам и подвявшим цветам. Туда, где нет Каминского…
Я очень устала, мои физические и душевные силы были на нуле, но спасительный сон не приходил. Я бродила по квартире, пила коньяк, курила, ела что-то, слушала музыку… Я все крутила и крутила в голове наш разговор, свои смешные страдания по Диме, свои странные отношения с Ли, свой нечаянный кайф с Агаларовым. Все это меня пугало до дрожи, до истерики пугало. Я больше не собираюсь страдать! Больше – никогда! Мне не нужна странная и опасная, талантливая и сильная, удивительная девушка Ли. Не нужна? Будем считать, что не нужна. Мне не нужен Птица, павлин павлиныч, мачо, бабник, человек, боящийся чувств, как я. Слава богу, я тоже ему не нужна, так что здесь проблем не будет. Не будет? Нет. Мне не нужен сверкающий Каминский, с его распахнутым сердцем, с его простой уверенностью в себе и мире, с его омерзительно романтичным… всем! Не нужен? Нет! Не нужен! Мне никто не нужен! Я не собираюсь больше попадаться! Я не люблю НИКОГО и любить не стану! Я это уже проходила, это все… И больше не хочу. Меня вполне устраивает секс без обязательств, отличный, черт возьми, крышесносный, секс без обязательств. Жаль, что Каминский оказался таким порядочным, потому что его я тоже попробую и внесу в коллекцию, вот и все. Всё!
И в этот самый момент, когда решительная Вероника Романова с остервенением давила в пепельнице очередной окурок, заиграл телефон. Номер незнакомый. Я уже видела сегодня этот номер, всего несколько часов назад, а кажется, что прошла целая вечность. Я ответила:
– Вера… Ты нормально доехала? – без вступления и даже без привычного «алло» спросил Каминский.
– Нормально… – ответила я, не совсем понимая, что ему, собственно, еще надо?
– Я уснуть не могу. Пью вискарь. А ты что делаешь?
– Пью коньяк, – честно сказала я.
– Как я мог тебя отправить домой, а? Ну, не придурок ли?
– Придурок, – вздохнула я, – Я только что из штанов не выпрыгивала, а ты меня в машину пихал. Сам виноват.
– Я виноват, Вер… Может, я смогу это исправить?
Чертов Каминский! Весь сегодняшний безумный вечер и не менее безумную ночь я думала, среди прочих романтических и пугающих мыслей, одну вполне конкретную мысль: как я попробую Влада Каминского. И теперь, когда я уже совсем смирилась с тем фактом, что попробовать его мне удастся еще не скоро, он звонит. Есть совесть вообще? Он это исправит! Счас!
– Шильмана пять, квартира тридцать семь! – выдала я ему. Ха, посмотрим, как он отвертится теперь.
– Подожди минуту, я возьму гарнитуру, – в трубке раздались какие-то шорохи, потом явственно вжикнула молния, хлопнула дверь и, наконец, Влад сказал:
