Текст книги "Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)"

Автор книги: Scarran

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Я вышел в курилку и щелкнул зажигалкой. Не успел я сделать и пары затяжек, как следом за мной в курилку подтянулась Ника.

– О, Птичка, дай зажигалку!

Я галантно поднес огонек к ее сигарете и спросил:

– Что ты грустная такая, Никеш? Проблемы?

– Да не то чтобы… Так, по мелочи.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Увы. Тут мне никто не поможет. Если только камни упадут с неба очень прицельно.

– Это не Захарченко тебя достает? Я мог бы… – что бы я мог? Придурок, а?!

– Нет, она вообще ни при чем. И ты не поможешь мне, Птичка. Разве только поговорить с тобой?

– Поговори, мы же друзья.

– Помнишь, – Ника глубоко затянулась и уставилась куда-то вдаль, – ты говорил, что мы не сможем бегать от себя самих всю жизнь?

Я кивнул.

– Сколько лет прошло после твоей истории с Аней? Семь?

– Восемь. И что?

– Ты готов снова любить? Снова вступить в отношения? Снова строить что-то серьезное?

– Да, готов, – честно ответил я.

– И тебя не пугает ничего?

– Пугает. Но я готов попробовать.

– А что тебя пугает?

– Перспектива ошибиться. Я могу ошибиться и снова выбрать не того человека. И снова будет больно. Как тогда. Ты разве не этого боишься?

– Да, и этого тоже. Боли. И еще…– Ника прикурила следующую сигарету от предыдущей, – я боюсь несвободы. Отношения – это клетка. Это думать о чьих-то чувствах, пропускать свои поступки через фильтр «а как к этому отнесется он?», отказываться ради любимого от многого, чего хочешь ты сам. Я шесть лет жила сама для себя, сама по себе, и привыкла к своей свободе. Никто и ничто не указывает мне, что делать. Я свободна. А если я решусь на отношения, как я откажусь от этой свободы, Таир?

Хороший вопрос. Я как-то пропустил его, когда мои чувства выламывали мне суставы, и я корчился от моей новой, болезненной и нежданной, любви к Нике. Что я думаю о моей свободе? Только то, что настоящая любовь не сажает в клетку. Но если я скажу ей это, то брошу мяч в корзину чертова музыканта. Что же делать? Нет, честность – лучшая политика. И я сказал правду:

– Я думаю, что настоящая любовь делает мнение того самого человека очень важным. Слишком важным. Таким важным, что о своей мнимой свободе забываешь. Я так думаю. А ты?

– А я не знаю. Спасибо, что поговорил со мной об этом. И прости, что нагружаю тебя. Я больше не буду, – Ника улыбнулась.

– Нет, ты уж, пожалуйста, больше будь, ладно? Мне очень нравится с тобой говорить. Больше ни с кем о таком не поговоришь. А с тобой можно. Хочешь кофе? – я обнял ее за талию, и мы пошли в реструм за кофе…

Как Мойдодыр ни клянчил, я послал его к чертям, напомнив, что у меня больничный и оставаться overtime* я не намерен.

Поэтому я прыгнул в тачку и без десяти семь уже усаживался за столик в «Чили-гриле». Я выбрал стол у окна, чтобы видеть, как явится музыкант, заказал ребрышки и безалкогольное пиво и стал ждать, прикидывая, что я скажу ему.

В три минуты восьмого явился Каминский. Точен, черт его возьми. Я помахал ему, он подошел и протянул руку:

– Влад Каминский.

– Таир Агаларов.

Он сел и заказал подошедшей официантке стейк и безалкогольное пиво. Ну да, он же приехал на туссоне.

– Давай на ты?

– Давай, – согласился я.

– Ты шаришь в сайтах, я так понял?

– Шарю. Но твоим сайтом я заниматься не буду.

– Не понял, – он вздернул бровь.

– Я позвал тебя, чтобы поговорить о Нике.

Он удивился. Но не слишком:

– Вот как. Ли придет?

Опачки. Хороший вопрос.

– Нет. Но о ней я тоже хочу поговорить.

Каминский закурил.

– Ну, давай поговорим. Ты, я так понимаю, тот самый красавец, который лежал в больнице, да? Действительно, недурен.

– Что у тебя с Никой? – перешел я к делу.

– А какое твое собачье дело? – вежливо поинтересовался он.

– Меня это интересует во многом из-за Ли. Эта психованная извращенка не станет сидеть, сложа руки, так что если у тебя с Никой что-то есть, лучше тебе поостеречься.

– С чего такая забота? – бровь снова изогнулась. Я красивый, но и этот чувак довольно годный, если я что-то понимаю в мужской красоте.

– Я попал на двадцать тонн зелени и чуть не сел на восемь лет с ее подачи. И, поверь, охренел, когда выяснил, что все это дело рук хрупкой смазливой блондиночки. Тебе интересно?

– Да, – он придвинулся, уставился на меня своими лягушачьими светлыми глазами, – мне очень интересно. Я хочу узнать подробности, даже сильнее, чем набить тебе морду.

– Я тоже хочу набить тебе морду. И еще я хочу вывести Ли из игры. Ты знаешь, как это можно сделать? Что ты о ней знаешь?

Каминский задумался, очевидно, решая, что он может и хочет мне сказать.

– Она без царя в голове, ее тараканы живут в условиях полной демократии. Она не признает поражений. У нее много денег и крутые связи в самых неожиданных местах. Она спит только с женщинами. Она выросла в детдоме. Она когда-то пыталась отбить у меня девушку. Девушка в результате погибла. Теперь ты.

– Она подбросила мне килограммовый пакет конопли и навела ментов. Мне сильно повезло, что мой друг смог меня отмазать, но двадцать тонн пришлось отдать. А потом я случайно оказался в нужное время в нужном месте, и она вернула мне эти деньги. И указала на тебя. Почему?

Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня снисходительно:

– Потому что она хочет Нику. А мы с тобой должны взаимоуничтожиться, как материя и антиматерия.

– Тогда почему ты не знаешь, кто я такой? Что это за тема с красавцем в больнице?

– Моя поклонница видела Нику, приходившую к тебе. Ли ничего мне не говорила. Видимо, для меня у нее припасен другой сюрприз.

– Она сумасшедшая, эта Ли. Она работает в моей конторе. И на работе это другой человек. Ее все зовут Лерочка-сахарок, чтоб ты понимал, – решил я еще немного рассказать о нашей с ним общей сопернице.

– Я не удивлен. Она может иметь еще десяток жизней и масок, это же Ли. Я знаю ее давно. Уже тогда она была опасна. Но она никогда не была сумасшедшей. Все, что она делает, делается со смыслом. У нее есть план. И мы должны понять этот план и нейтрализовать.

Хорошее решение. А что потом?

– Допустим, мы выведем ее из игры. А что потом? – от того, как он ответит, зависит очень многое. Он тоже это понимает. У меня чешутся костяшки пальцев и сжимаются кулаки. Он смотрит пристально и серьезно, но губы сжаты в линию. Я поймал его, и он готов наброситься на меня прямо здесь и сейчас. Ну, бросайся, и проиграешь, мудила! Я мечтал получить его первый удар, как мечтают о выигрыше в лотерею.

– Потом мы спросим Нику.

Хорошо. Ну, то есть, плохо, конечно. Он не свелся, он ответил безукоризненно. Если бы не Ника, я был бы рад иметь с ним любые дела. Достойный мужик, не истеричка.

– Я думаю, это будет правильно.

Он улыбнулся. Я сделал хороший ход, ему нравится. Думаю, мы сможем уделать великую и ужасную Ли.

– Ты позвал меня. У тебя есть план? – спросил Каминский.

– В том то и дело. Плана нет. Я думал посадить ее. Но она выйдет.

– Я думал о том, чтобы убить ее. Но Ника мне не простит.

Надо же! Сильно. Я бы не смог. Наверное.

– Я думаю, нам нужен кто-то еще. Кто-то, кто хорошо ее знает, кто-то, кто может придумать план. Я знаю только одного человека, который связан с ней. Некто Марго Чеар.

Каминский шлепнул ладонью по столу:

– Верно! Марго! Мы спросим Марго!

И он позвонил.

***

Марго согласилась встретиться с нами. Завтра, в семь. Мы вышли из кабака и остановились у машин. Музыкант посмотрел на меня. Я на него. И протянул руку. Он снова улыбнулся и пожал ее.

Я прыгнул в машину и поехал домой, люто завидуя музыканту. Он ехал к Нике. Я знал это, хотя не мог бы объяснить, откуда знаю. А я ехал домой, и думал, как буду печально рассматривать Никины фотки. Чертов музыкант! И чертова Ли! Мне повезло попасть в такой расклад, когда и с тузами на руках чувствуешь себя шестеркой. Допустим, только допустим, что мы выведем Ли из игры. Какие у меня шансы против Каминского? Ничтожные. Остается только надеяться, что Ника – это и есть моя судьба. И Судьба позаботится о нас сама.

Реверс:

Каминский сжимал руль и все пытался успокоиться. Этот парень вывел его из равновесия. Разбудил тлеющую под слоем пепла ненависть к Ли. Ее надо было убить тогда, еще тогда, когда все случилось с Крисой. Ее надо уничтожить, растоптать! Влад свернул на Шильмана и остановился. Выкурить сигарету. Переключиться. Вспомнить запах Вериных волос. Окунуться в настоящее…

Вера ходила по прихожей и выламывала пальцы. Он сейчас приедет. Снова. У них происходит ЭТО. То самое, чего Вера так боится. Он не оставит ее в покое, он не даст ей возможности перебить, вытряхнуть его из ее головы. Он не отпустит ее. Что делать? Куда бежать? Как бежать? Зачем бежать?

Маргарита открыла шкатулку. Вот ее сокровища – десяток фотографий, порванная цепочка, брелок от ключей, бандана*… Вот ее сокровища – улыбка не для нее, букет не для нее, месть не за нее. Вот ее сокровища – ее слезы.

Оvertime – сверхурочная работа.

Банда?на (хинди ????? bandhana – повязывать) – платок. Первоначально банданы использовались испанскими вакерос, а позже американскими ковбоями для защиты от пыли – носились на шее и могли быть быстро надеты на лицо, чтобы закрыть нос и рот от клубов пыли, поднимаемых скотом. Банданы являются модным аксессуаром одежды в неформальской среде, часто завязываются на голове, вокруг запястий, просто заправляются в джинсы и т. п.

Книга предоставлена группой в контакте “Ольга Горовая и другие авторы журнала САМИЗДАТ”

http://vk.com/olgagorovai

(Ксения Авдашкина)

Глава 21

Аверс:

Я ненавижу понедельники. Но что такое понедельник по сравнению с сегодняшним дурацким вторником? Я ехала домой и прокручивала прошедший день в голове.

Начался он не плохо. Даже очень хорошо. Каминский проснулся, обнаружил у себя под боком голую, спящую, беззащитную меня и, конечно, разбудил в свойственной ему манере. Все было как всегда улетно, и, тем не менее, совсем иначе, чем всегда. О, боги! Я оперирую словом «всегда» в отношении секса с Каминским! Ужас, ужас! Но было иначе – медленно и запредельно нежно. Так нежно, так бережно, так сладко… и молча. Он не сказал ни единого слова. И это тоже меня удивило.

Потом были водные процедуры. И мне не удалось выгнать Влада из ванной, так что он повторил попытку, и я скребла кафель и подвывала вместо того чтобы чистить зубы и сушить волосы.

Потом мы чуть не сожгли яичницу, потому как его неугомонное величество предприняло попытку нагнуть меня на обеденный стол. Но тут уж я воспротивилась, яичница была спасена, и мы позавтракали. А потом мне удалось сбежать и соскочить с темы ключей: я разыграла пьесу «Ах, я опаздываю! ». Влад, не привязанный к необходимости ходить в контору, порывался везти меня сам, но я отбилась и упорхнула.

Утро можно было считать сносным, особенно если учесть, что тема «моих-твоих» и вообще чувств не поднималась. Влад либо удивительно тонко почувствовал, что я не поддержу эту беседу, либо просто устал, и взял паузу в своих попытках выбить из меня подтверждение того, что …

Но я все равно была какая-то депрессивная. Целый день депрессивная. Особенно расстроил меня звонок Влада, сообщившего мне, что у него встреча в семь часов, он не знает, во сколько освободится, и каково мое мнение по поводу того, чтобы он приехал после своей встречи ко мне на Шильмана, раз уж я так упорствую в своем нежелании ехать после работы к нему на Посольскую. Я не смогла сказать ему, что я против. Вот не смогла, и все. И после этого «не смогла» мне стало особенно тоскливо. Настолько тоскливо, что я разболталась своим языком и испортила настроение Птичке. Как же хорошо, что он поговорил со мной об этом! Он такой умница! Девки даже не понимают, что Таир-мачо ни в какое сравнение не идет с Таиром-другом.

Ну и день неумолимо двигался к концу. Мойдодыр клянчил overtime из Таира, а мне даже не подумал его предложить. Так что пришлось собрать манатки и выступить домой. По приезде я совершила трудовой подвиг в обнимку со шваброй, и даже помыла в ванной плитку – все что угодно, только не думать о Владе и всем этом. Потом я устроила ревизию холодильнику и ужаснулась. Пришлось напяливать куртку и бежать в гастроном на углу. А потом время вышло, и я поперхнулась дымом, стоя на балконе: во двор въехал пыльный туссон.

Влад был какой-то странный, какой-то взвинченный. Схватил меня на пороге и присосался, как пиявка, даже дверь не дал закрыть. Когда мне удалось отбиться, я предупредила его:

– Если ты снова потащишь меня в койку, я расцарапаю тебе лицо!

– Ошибаешься, – ухмыльнулся он, разуваясь и швыряя куртку на вешалку, – ты расцарапаешь мне спину. И может быть задницу, но никак не лицо.

– Мы можем заниматься чем-нибудь еще, кроме секса? Пойдем ужинать, – я пошла в кухню.

Влад прокричал мне из ванной:

– Сейчас. А что ты приготовила? Прости, я не купил никаких продуктов, просто не подумал.

– Курицу и фасоль. Ты ешь фасоль?

– Я ем фасоль. Я, правда, уже ел вечером, но все равно голодный. Давай свою фасоль. И курицу. И сядь уже со мной.

Мы ужинали. Бабушкин абажур делал кухню такой уютной. Влад ел и поглядывал из-под ресниц, даже не скрывая удовольствия. И дело было не в нереально вкусной курице, нет. Дело было в самой постановке вопроса: мы ужинали у меня на кухне, вместе, после тяжелого дня.

– Как прошел твой день?

Боже, какая банальщина! Но как необычно и приятно ее слышать!

– Нормально, – ответила я, – скоро дедлайн, все с ума посходили. Коробочка привез из командировке шикарные пряники. Агаларов вышел с больничного. Непомилуева угробила свой монитор. Все нормально.

И замолчала, не в силах спросить, как прошел его день. Ну, я зря надеялась. Это же Каминский! Его не нужно спрашивать, он сам все расскажет.

– У меня тоже нормально. Я мотался пол дня по поставщикам. А вечером мне испортили все настроение, так что тебе предстоит отвратительно нудный Каа, ты готова?

– Можно подумать, что в хорошем настроении ты не нудный? – съязвила я.

Он засмеялся и погладил мое колено:

– В хорошем настроении я просто лапочка, честное слово. Вот посмотришь разницу. У тебя есть гитара?

И он пошел в комнаты, оставляя за собой свои дурацкие метки: джемпер на ручке двери, майка на спинке кресла, часы на полке шкафа… Осталось только обнаружить носки под креслом, честное слово!

– У меня нет гитары, только синтезатор, – сообщила я ему.

– Тогда ты сама будешь мне петь. Давай прогоним наши партии? В четверг репа, а я даже не до конца помню текст…

И мы пели, ругаясь из-за темпа и интервалов. И он тыкал пальцами в мой синтезатор, пытаясь доказать, что я лажаю мелодию. И мы ходили курить на балкон, и там он тоже пел, проверяя акустику двора. И заставил меня подпевать, потому что акустика его устроила, и он хотел послушать, как мы будем звучать на репе в четверг. Бедные мои соседи!

А потом, когда часы пробили полночь, он заявил, что пора спать и потребовал полотенце. Он так и сказал:

– Где мое полотенце? – и посмотрел такими глазами, что я даже не вякнула ничего, а только молча принесла требуемое из комода. Вошла, пронаблюдала как он плещется, повесила полотенце на крючок.

– Надо халат купить. Или тебе нравится, когда я рассекаю без халата, а? Потрешь мне спину?

– Потру, – я взяла мыло и стала намыливать его. Блин, он подобрал волосы, чтобы не замочить. Подобрал моей заколкой, и стоял теперь под душем с «бабеттой*» на голове. Я заржала так, что выронила мыло, и, смеясь, еще немного погладила его спину.

– Чего ты? У меня на спине свежий анекдот? – поинтересовался Влад.

– Просто баш*, честное слово, – подтвердила я его догадку, – тебе идут высокие прически, Каминский!

– А, ты про это. Отличная заколка, держит крепко. Никуда ее не убирай, она мне подходит.

Я продолжила тему:

– У меня еще плойка есть. Сможешь сделать настоящую красоту с локонами. И, по-моему, Лилька дарила мне заколку со стразами, хочешь, поищу?

– По-моему, мою красоту такими изысками только портить, – сказал Влад и выключил душ. Я сбежала, потому что смотреть, как он вытирается – выше моих сил. Каминский, безусловно, сексуальный маньяк. Но и я в его присутствии шалею, так что я сбежала.

Я курила и не видела, как он продефилировал в спальню без всякого халата. Потом я предусмотрительно заперлась в ванной, надеясь самым краем надежды, что пока я помоюсь, он уснет. Ну и конечно я надеялась зря. Он лежал в кровати и шарил в своем телефоне.

– Ну, наконец-то! Я думал, ты там уснула! Иди скорее ко мне, – и он откинул край одеяла. Я нырнула к нему и прижалась всем телом. Какой он теплый! В квартире зябко, отопление еще не включили, а на улице холодно и сыро. А под одеялом печкой греет Влад Каминский. Омерзительно романтично. И сказочно приятно.

– Вера, – задумчиво произнес он, прижимая меня к себе и задирая мою футболку, – а ты точно не хочешь ничего такого? – пальцы скользят вдоль бока, на спину, чертят узор на ягодице, – потому что я никак не успокоюсь, знаешь, – пальцы перемещаются на живот, – просто дурею, когда ты рядом. Со мной давненько такого не было, со времен юношеской гиперсексуаьности…

– Каа, ты просто маньяк, ты знаешь об этом? – я отправила свою свободную руку в путешествие по его груди и животу, – мне кажется, тебя нужно лечить, – рука движется, цепляет бусинку соска, путается в колечках волос на груди, – и меня заодно… – Снимай футболку, – говорит он, все еще сжимая в другой руке телефон. Но глаза уже заволокло, голос изменился, а одеяло в нужном месте поднялось горбом.

– Мы же договаривались, эй! – возмущаюсь я, но не мешаю ему задирать футболку к самой шее.

– Я ничего никому не обещал, это ты обещала расцарапать мне рожу, – я все-таки поднимаю руки, футболка летит в один угол, телефон – в другой.

– Я расцарапаю, – обещаю я, – если мне не понравится…

Мне повезло проснуться первой и умыться. На этом везение закончилось.

Влад сварил кофе, умудрившись найти и джезву*, и зерна, пока я умывалась. А потом испортил мне все удовольствие от напитка:

– Вера, я хочу с тобой поговорить.

О, черт! Черт! Говорить! И не о погоде, будьте уверены!

– Не делай такое лицо. В том, чтобы поговорить, нет ничего ужасного.

– Я и не боюсь, – соврала я.

– Я и вижу, – улыбнулся Влад.

Я взяла чашку и пошла на балкон курить. Вредно курить до завтрака, но невозможно говорить об ЭТОМ и не курить. Влад пошел за мной.

– Вера, я устал от твоего сопротивления. Ты не устала?

– Я не сопротивляюсь, о чем ты?

– Ты сопротивляешься. Думаешь, я не слышал, как ты рыдала в ванной? Думаешь, я не видел, как ты собрала мою одежду и сложила в одном месте? Думаешь, я не заметил, что ты не ответила про халат? Или я не заметил, что ты снова не взяла ключи?

Черт возьми. Мы выясняем ОТНОШЕНИЯ! Отношения, черт бы их побрал! Ненавижу, ненавижу!

– Что ты хочешь еще от меня, Каминский? Чего тебе надо? Я прыгаю на твой член по первому свистку, я кормлю тебя, я ночую с тобой в одной постели, я называю тебя милым, чтоб ты уже подавился этим словом! Чего тебе еще надо?!

– Чтобы ты любила меня. Мне нужно это. Больше ничего.

И я должна ответить. Ответить! Сказать, что… О, боже! Давай, включай логику, кодерша ты задрыпанная! Как ему ответить? Как?

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что… Ну, что я…

– Да, хочу. Больше всего на свете.

– А что будет, если я не скажу?

– Я подожду еще.

– Тогда зачем этот разговор?

– Я нетерпелив. Я устал ждать.

– Послушай, все началось две недели назад. Минус десять дней твоего тура. Не кажется ли тебе, что ты слишком быстро устал ждать?

– Все началось в апреле. Когда я пришел в «Мельницу». Я жду уже очень давно, понимаешь?

– Для меня все началось недавно.

– Ну, значит не в этот раз. Поеду, мне нужно на базу, – встал, стряхивая пепел с джинс, развернулся к двери, могу поспорить – скривился, глядя на расписанные стекла.

Идет. Уходит. Уезжает. Обиделся, как первоклассница.

– Влад…

Обернулся.

– Влад, я…

Вспыхнули льдинки в глазницах.

– Я приеду вечером к тебе на Посольскую, ладно?

– Я не знаю, когда буду дома. Наверное, к девяти.

Ну, хорошо, черт с тобой!

– Дай мне ключи.

Эй, небо не упало, нет? Нет, даже град не пошел. Улыбается. Упырь!

***

На работе меня тоже ждали некоторые неприятности. Не в смысле проблем, а в смысле неприятных эмоций. Нарисовалась Ли. Именно Ли, даже в шкуре Лерочки было видно, что ко мне по коридору идет Ли. Даже походка изменилась. Про глаза я вообще молчу.

– Привет, Вероника, пойдем, покурим.

Не вопрос, не просьба, а констатация факта. Они сговорились?

Поскольку в это время в курилке куча народу, то отравлять наши организмы мы отправились на крыльцо. На крыльце народу тоже хватало, так что Ли решительно зашагала к своей машине. И я за ней.

Как только я примостила свой зад на сиденье, Ли окончательно перекинулась. И естественно сунулась ко мне с поцелуями. Я покорно подставила губы. Поцелуй был выше всяких похвал. Но я почему-то не погрузилась, как это бывало прежде. Что-то мешало мне окунуться в непередаваемую притягательную ауру Ли, отодвинуть все остальное. И она почувствовала это:

– Ты нисколько не соскучилась, да? И вчера не пошла со мной ни курить, ни обедать. Я надоела тебе, Ника?

Черт, и эта решила расставить точки над ё. От того, как она смотрела, у меня мурашки забегали по спине. Я испугалась. Чего-то трудноопределимого, чего-то, что и было Ли.

– О чем ты? – решила я притвориться дурочкой.

– О тебе. Мне больше не следует думать, что тебе нравится быть со мной? Ты выбрала Каа, да? Я получаю отставку?

– Ли, ты не выносима! Тебе нужны какие-то гарантии? Слова? Я сижу с тобой в машине и целуюсь на глазах у всей конторы. Я выбрала Каа? Я не знаю. Я обещаю тебе сказать, если это случится.

Она улыбнулась. Хищница спряталась, затаилась на дне зрачков. Господи, как же я скажу ей, когда… Если! Если, а не когда! Все еще «если»!

– Приезжай за мной после работы, Ли. На байке. Покатаешь меня? – спросила я.

Она снова улыбнулась, улыбнулась, как обычно бывает в таких случаях. Победительно.

– Я приеду в шесть. До вечера?

– До вечера, – я целую ее сама, и на этот раз что-то происходит. Некий слабый сдвиг. Хорошо. Это даже хорошо.

Естественно после таких раскладов я ходила как в воду опущенная, а в коде моем творились невероятные глупости.

Я с трудом дотянула до вечера. Мне предстояло катание с Ли, а потом поездка на Посольскую с ключами в кармане. И это делало мой вторник невероятно кошмарным.

Ли, как и ожидалось, прибыла ровно тогда, когда я спустилась на крыльцо. Я надела шлем и мы поехали. Кайф от катания был изрядно подпорчен моими невеселыми мыслями. Так что через час я попросила ее вернуть меня на офисную парковку. Ли не подала виду, что ее это расстроило. Она покорно привезла меня. Я попрощалась и села за руль. Ли села на соседнее сиденье:

– Ты поцелуешь меня еще? Я вижу, ты не в себе, у тебя что-то происходит, и ты пытаешься отвлечься. Хочешь, я тебя отвлеку? Сделаю тебе хорошо? Я умею, ты знаешь, – и улыбка. Черт, вот теперь я погрузилась! Даже жаль, что я не могу поехать к ней.

– Я тебя поцелую. И поеду, потому что у меня еще есть дела, прости, – и я действительно ее поцеловала. Когда от этого поцелуя начала кружиться голова, задрожали колени и увлажнились соответствующие места, я оттолкнула ее и попрощалась. Ли вышла из машины, но судя по выражению ее лица, она узнала и поняла все, что хотела. Пусть. Разберемся после. Мне пора на Посольскую. Я поеду туда и приготовлю ужин. И включу телевизор и буду ждать. И если меня не стошнит, если я не сбегу, если я… То тогда я ему скажу. Что-нибудь скажу.

Реверс:

Влад Каминский подъехал к условленному месту. Дождь так и не начался. Ветер срывал куртку и трепал волосы. Влад вынул из внутреннего кармана резинку и собрал волосы в хвост. Подъехал “опель” и из него вышел Таир. Влад взглянул на часы. Насколько он знает этих троих, Марго явится через минуту.

И они вступят на опасную дорожку – будут говорить с нею о Ли. Все равно как если бы к Владу пришли и предложили помочь нейтрализовать Пашку или Кота. Есть только один шанс на успех этого разговора – однажды выболтанная Крисой правда. Если эта правда действительно существует, они узнают про Ли все, что им нужно. А может даже обретут союзника.

Влад закурил. Таир подошел и пожал протянутую Владом руку. Ветер завывал, швырялся листьями, сбивал с ног. Кабачок, в котором им предстоит их странное рандеву, весело помигивал огнями. Каминский услышал стрекот двигателя и обернулся. Рыжая Марго явилась. Понеслась!

Бабетта – причёска из длинных волос, при которой волосы укладываются в валик сзади и частично на макушке.

Баш – имеется в виду bash.im развлекательный Интернет-сайт, на котором публикуются присланные посетителями смешные, забавные фрагменты электронной переписки или произошедшие истории. Ресурс является одним из самых посещаемых юмористических ресурсов русскоязычного сегмента всемирной сети.

Джезва – другое название турка – сосуд для приготовления кофе по-турецки. Представляет собой толстостенный металлический ковш с длинной ручкой. Традиционная джезва изготавливается из кованой меди.

Глава 22.

Аверс:

Маргарита сняла шлем и увидела меня. И скривилась, как от зубной боли. И развернулась к музыканту:

– Какого хрена, Каа? Какого хрена, а?

– Марго, послушай, я не для этого здесь. – поспешил я ответить вместо него, —Я знаю, что это Ли. Все сделала Ли. И тебя заставила Ли. Я не в претензии, клянусь! Нам нужно поговорить. Пожалуйста!

Она посмотрела мне в глаза и кивнула:

– Хорошо. Но ты ничего не докажешь, если что. Ничего не докажешь, Таир. И… извини меня. Ты прав, я сделала это из-за Ли.

– Хватит, а? – перебил музыкант и кивнул на двери кафе, – пойдем, поговорим о деле.

Мы вошли, заняли столик в дальнем углу и заказали кофе. Мы с музыкантом сидели рядом, как два голубка, и пялились на Марго, как идиоты. Она видимо поняла, что мы сами не стартуем и решила нас подбодрить:

– Ну, и в чем ваша проблема, мальчики?

Красивая какая. Я невольно вспомнил, как она извивалась подо мной и вгоняла ногти в мои лопатки. Черт, я влип с ней в неприятности, но как же сладко было трахать ее, мать моя! Интересно, музыкант спал с ней? Больно легко она согласилась встретиться с ним.

Пока я думал все это, Каминский начал:

– Дело в Ли. Ты знаешь, что она за человек. Знаешь, как она опасна. И нам нужно чудо. Нечто, чего мы не знаем, а ты знаешь. Чего мы не можем, а ты можешь.

– Нихрена не поняла, Каа. Может, твой друг попробует объяснить? – она вложила в это «друг» такой подтекст, что я сразу перестал думать о ее сиськах. Черт, она не кошечка, отнюдь.

– Я попробую. Ты знаешь, кто такая Вероника Романова?

Марго вздернула бровь:

– Вероника? Новое увлечение Ли. Копия Крисы, прости меня, Каа. Во всяком случае, внешне, живьем я ее не встречала пока. А портретами завешаны все стены в доме Ли. И что?

– А то, что Ли подставила меня потому, что у меня с Вероникой кое-что есть, – музыкант как-то нехорошо улыбнулся при этих словах, будто знает что-то, чего я не знаю. А, ну да, он уверен, что у меня было, а у него есть. Ну, и черт с ним.

– Это в стиле Ли, я не удивлена. Но при чем тут Каа? – и Марго поглядела на него.

– У меня тоже. У меня кое-что есть с Вероникой.

Марго рассмеялась:

– Черт, жаль, что я не видела ее живьем! Надо познакомиться! Вот так девка, вот так штучка! Звездный Каа, сладкий Таирчик и железная Ли в погоне за одной и той же девчонкой! Это анекдот года, ей богу!

Мы с музыкантом очень постарались сдержаться. Я только прикусил губу, а он только свернул голову чайной ложке. А Маргарита осталась цела, как ни странно.

– Ну, а что вам нужно от меня? Вы же понимаете, что даже вдвоем вам не переиграть Ли?

И тут музыкант отыграл нам немного очков:

– Знаешь, Таир, их было трое. Три подруги на мотоциклах. Блондинка, брюнетка и рыжая. Ли, Крис и Марго.

И продолжил уже для нее одной.

– Марго, ты же знаешь, что Криса любила меня? Меня, а не Ли. И доверяла мне. А значит, трепалась без оглядки. Ну, как Криса. К слову. Обо всем.

Марго перестала улыбаться и придвинулась поближе к Каминскому, выложив на стол свои шикарные сиськи. Что он имеет в виду?

– Так она растрепала про Ли, про все что между ними было. И когда я стал ревновать, она успокоила меня. Еще кое-что сказав. Догадываешься, что?

Марго опустила глаза:

– Без понятия, – врет. Врет, как сивый мерин.

– Что она не понимает, почему Ли все еще ухлестывает за ней. Потому, что только слепой не понял бы, кто идеальная пара для Ли и с кем она будет счастлива.

Кажется, я начинаю понимать.

– Если ты знаешь, Каа… зачем ты пришел? Неужели ты думаешь, что я буду участвовать в том, что навредит Ли?

Определенно, я начинаю понимать.

– Я не предлагаю тебе навредить Ли. Я предлагаю тебе получить Ли.

Бинго.

– Вот как? Пришел волшебник Каа и принес мне на блюдечке то, что я не могу получить десять лет?

– Да ладно, Марго! Ты и не пыталась никогда. Ли любила Крису. Криса всегда стояла между вами, даже когда погибла. Потом появилась Вероника. А ты молчишь, ты молчишь, да? Мне даже интересно, почему Криса знала, а Ли – нет?

– Потому, что Криса была умнее, чем казалась. А Ли слишком увлекается, что бы ни делала. Но это не важно. Я поняла – вы хотите вывести Ли из соревнования за тушку этой вашей Вероники. И предлагаете мне помочь вам. Боюсь, что мой ответ вам не понравится. Идите к черту, мужички! – и улыбнулась. Ух, мурашки по коже! Я с ней спал? Она казалась мне сладкой? Да это акула не хуже чокнутой Ли!

– Ты зря воспринимаешь все в штыки, Марго. Я нихрена не знаю подробностей, но я знаю, что попытаться стоит всегда. Даже если в результате будет облом. Если не пытаться, можно всю жизнь просидеть на заднице и ничего не получить. Не исполнить ни одной мечты. Это пафосно, я в курсе, но это правда.

– Марго, он прав. Я еще выбью ему зубы, а он еще сломает мне нос, но пока я с ним солидарен. Ты можешь попытаться.

Марго закурила, не глядя ни на одного из нас. А потом очень тихо сказала:

– Идите на хрен, герои. К собачьей матери. Оба. Я услышала, что вы сказали. Вы услышали, что я сказала. А теперь идите на хрен.

И я счел, что разговор окончен. Встал, бросил на стол денег и пошел к выходу. Каминский что-то еще сказал ей, что-то короткое и тоже пошел к двери.

Мы вышли на улицу, ветер хлестанул по нам, выбивая дыхание. Я поежился, застегивая молнию на куртке. Каминский наоборот, распахнулся, подставляя ледяному ветру лицо и грудь.

– Мы ее уломали, Таир. Она сделает. Не знаю что, но она попытается. И остается только надеяться, что Ли прозреет. Иначе мы снова в тупике.

– С чего ты взял? Что мы ее уломали? По-моему она ясно послала нас в задницу.

– Я знаю ее. Она слопала наживку. Она сделает, вот увидишь. Поехал я. Если я узнаю что-нибудь, то позвоню тебе. Ну, и ты позвони, если что. Думаю, пока мы погодим чистить друг другу морды. Пока мы подождем реакции Марго.