Текст книги "Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)"
Автор книги: Scarran
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Ли притормозил, свернул на Шильмана и сбросил скорость. Мы медленно въехали сквозь арку в мой двор и остановились. Ли расцепил мои судорожно сжатые пальцы и помог мне слезть. Ноги меня не держали. Я сделала несколько шатких шагов и опустилась на скамеечку. Ли молча стоял около мотоцикла. Стекло шлема отблескивало в полутьме.
Я вынула сигареты и с наслаждением закурила. Сексуальные аналогии и тут были самыми уместными. Меня это насмешило и я решила озвучить свои мысли для Ли:
– Что самое приятное в сексе? Кофе до и сигарета после!
– Тебе понравилось? – прошептал Ли. Эта игра меня утомила! Он мог шокировать меня, сколько ему угодно, но и я не одуванчик, могу его удивить!
– Теперь я хочу ТЕБЯ, – просто сказала я.
Чертов шлем не спас Ли, я увидела, как дернулись его пальцы, как он переступил с ноги на ногу. Ли подошел ближе, очень близко. Я выбросила недокуренную сигарету и встала ему навстречу. Ли прошептал:
– Только не передумай, Вероника…
И снял шлем.
Из-под шлема высыпались ливнем светлые волосы, закрывая лицо. На секунду я подумала, что у него наверное какие-нибудь уродства на лице, шрамы там или что… И, честно говоря, я была готова увидеть эти шрамы. А потом Ли дернул головой, волосы взлетели веером и опустились на спину.
Шрамов не было. Кожа была чистая, черты правильные, глаза серые. Красивое лицо. Вот только это был не парень.
Я застыла, шокированная этим открытием, всего на мгновение. Но ее темные брови поползли к переносице, губы горько изогнулись, тонкие ноздри дернулись, она начала отворачиваться. Я не могла позволить ей сейчас уйти, нет! Я потянулась к ней и коснулась губами ее сжатых губ.
Никогда я не целовалась с женщиной. До этой минуты я даже не могла подумать, что буду делать такое. Но когда она ответила, когда ее губы, сильные, горячие, властные, завладели моими… Когда ее язык, яд и мед, ворвался в мой рот… Когда ее пальцы погладили мою шею…Я целовала ее и мне казалось, что все свои двадцать шесть лет я прожила на свете в ожидании этого поцелуя.
Поцелуй прервался. Она тронула губами уголок моего рта, щеку, висок. Я глубоко вздохнула и сказала…нет, прошептала, говорить оказалось невозможно:
– Лера…
Она отстранилась, посмотрела мне в лицо. Ее глаза сияли, она улыбалась самым краешком губ, только намек на улыбку. Сказала громко и четко:
– Называй меня Ли.
И обняла меня, привлекла к себе, огладила таким страстным и жадным движением, каким несколько минут назад гладила свой мотоцикл. Бомба внизу моего живота затикала еще громче и чаще. Я снова подняла к ней лицо, облизала внезапно пересохшие губы. Лерка смеялась. Нет, ЭТО была не Лерка. Смеялась Ли. Вот как, оказывается, звали Чужого в Леркином теле!
***
Сколько времени нужно, чтобы подняться на шестой этаж? Обычно мне удается дойти от арки до входной двери минуты за четыре. Но наличие рядом Ли сделала эту дорогу невероятно длинной. Я узнала за эти двадцать минут столько всего интересного о себе и своем теле, что даже жаль было, что мы уже пришли. Лифт за нашими спинами заскрипел и закрылся. Я вынула ключи. Ли отодвинула мои волосы и поцеловала меня в шею сзади. Ключи выпали. Ли, ни слова не говоря, нагнулась и подняла их. Поднимаясь, она провела ладонью вдоль моей ноги по внутренней ее стороне. Я с большим трудом сконцентрировалась на замочной скважине. В это время Ли прошептала мне на ухо:
– Не можешь вставить? Нужно лизнуть!
Ключи снова полетели на пол. На этот раз я нагнулась за ними сама, ожидая от Ли очередную пакость. Но та, для разнообразия, стояла без движения и молчала. Наконец, мне удалось открыть двери.
Мы ввалились в квартиру. Весь мой предыдущий опыт подсказывал мне, что сейчас мы, срывая на ходу одежки, продефилируем до спальни и там… Но я забыла, с кем имею дело. Ли остановилась в коридоре, позволив мне отойти на пару метров. Я тоже остановилась, ожидая, что она набросится на меня, но Ли не стала. Она медленно задрала штанину, медленно расстегнула пряжку и стащила левый сапог. Потом таким же образом стащила правый. Потом сняла перчатки и куртку. И спросила внезапно охрипшим голосом:
– Ты одна живешь?
– Конечно! – я нетерпеливо переступила c ноги на ногу, – пойдем, пойдем!
– Дай попить, – попросила Ли. Я застонала разочарованно, но безропотно пошла в кухню, налила минералки в кружку. Я закручивала бутылку, когда почувствовала горячие ладони на своей талии. Ли прижала меня спиной к себе и уткнулась носом мне в волосы. Мы постояли так с минуту.
– Прости, мне надо это пережить, – сказала она тихо, – Если мы с тобой сейчас… То меня просто разорвет, как перекачанную камеру. Мне надо успокоиться…
– А если мы с тобой сейчас же не окажемся в кровати, то разорвет меня, – прошептала я и, резко обернувшись, впилась в ее губы.
Ли вцепилась в мою спину, сжала меня с силой, неожиданной в таком, в общем, некрупном теле. Потом оторвала меня от себя и спросила:
– Где ванная? Мне нужно в душ, я пахну бензином.
Я снова прильнула к ней и поцеловала ее в ямку между ключицами.
– Ты пахнешь божественно, Ли. Но если ты так хочешь, я помогу тебе помыться.
– Чертова ведьма, ты даже лучше, чем я предполагала, – прошептала Ли и стащила с меня майку.
Я не осталась в долгу и расстегнула ее джинсы. Она хмыкнула и стащила майку с себя.
– Потрясное белье! Где купила? – восхитилась я, входя в образ плохой девочки.
Ли погладила себя по атласному лифчику и подняла на меня глаза:
– В «Инженю»! правда, крутое? Там были такие скидки! – прощебетала она голосом Лерочки-Сахарка.
Мы расхохотались одновременно.
Воспользовавшись тем, что я отвлеклась, Ли сбежала от меня в ванную. Я пошла за ней. Распахнула дверь, минуту стояла на пороге, пристально глядя в ее лицо. Потом расстегнула джинсы и медленно стащила их с бедер. Штаны упали на пол, я переступила через них и сделала шаг к Ли. Она тоже сделала шаг, мы постояли несколько секунд, соприкасаясь висками. Потом Ли подняла руку и стащила с плеча лямку моего лифчика, а за ней и вторую. Моя грудь выскользнула из кружевных чашечек и уставилась на Ли бесстыдно торчащими сосками. Она наклонилась и лизнула меня.
– Повтори, – прошептала Ли, – повтори, что ты сказала сегодня во дворе.
– Я хочу тебя, – послушно выговорила я.
Она лизнула меня еще, вобрала губами мой сосок и медленно выпустила.
– Повтори…
– Я хочу тебя, – снова повторила я.
Она опустилась на колени и, проведя руками вдоль моих боков, обхватила ладонями ягодицы. Её язык коснулся моего живота, вывел на нем неведомый мне иероглиф.
– Повтори…
Я вцепилась пальцами ей в волосы, потянула, запрокидывая ее лицо, чтобы видеть ее глаза:
– Я. Хочу. Тебя.
Ее пальцы проникли под кружевной край моих трусиков и двинулись от ягодиц вперед. Когда они дошли до боковых швов, она вдруг сжала руки и рванула ткань. Синтетика жалобно затрещала, мои некогда приличные черные трусики превратились в две жалкие влажные тряпочки. Ли отшвырнула их, не сводя глаз с моего лица.
– Отпусти мои волосы, Вероника, – уже не шепот, а хрип.
Я помотала головой.
– Нет!
Ли хмыкнула и наклонила голову вперед. Я держала изо-всех сил, но Ли, наплевав на боль, нагнулась ко мне и лизнула. Я перестала бороться. Мои ноги сами собой подогнулись, я сползла по стене на пол ванной. Наши лица снова оказались напротив. Ли взяла мое лицо в ладони и поцеловала…
Дальше... Какие-то куски, обрывки… Обжигающе-горячая вода. Умопомрачительный запах фиалок и бензина. Шелк и бархат под моими пальцами. Гладкое и мягкое, твердое и податливое, холмы и впадины… И шепот, шепот из моих фантазий. И пальцы Ли везде. И губы Ли, разрывающие меня на части. И самый сладкий звук – звук ее стонов. И щекотные, душные, лезущие в рот, липнущие к влажному телу светлые волосы, пахнущие бензином и пылью, горечью и мятой…
Около четырех я выключилась. Самым бессовестным образом отключилась и задрыхла. Впрочем, после всего произошедшего, удивительно, как я вообще дотянула аж до четырех утра. Спала я чуть не до обеда, а когда проснулась, оказалось, что Ли уехала. На кухне меня ждали булочки, свежее молоко, персики и записка: «мне нужно уехать. я позвоню. Lee». Аппетит у меня был отменный, поэтому я проглотила завтрак в несколько минут и пошла в душ. Ванная пахла фиалками и бензином.
Душ придал мне бодрости, и я решила прибраться немного. Прошла по комнатам, раздвигая шторы, собирая разбросанные шмотки и протирая пыль. На сладкое оставалась спальня. Я сменила постельное белье, убрала вещи в шкаф и подошла к окну, чтобы проветрить. Мотоциклист на стекле больше не прятался под шлемом. Теперь у нее были светлые развевающиеся волосы и наглая улыбка Ли. Эта невероятная девушка встала утром, бесшумно открыла окно, смыла часть рисунка и нарисовала заново. Потом убралась на кухне, купила булочки и персики, и только после этого уехала. Ха, будь она мужчиной, я вышла бы за нее замуж и родила ей троих детей!
Реверс:
Ли отъехала на пару кварталов и остановилась. Слезла с мотоцикла, сняла шлем. Воробьи купались в пыли, солнечный луч ласково поглаживал листья каштанов. Маленький, в десяток деревьев, скверик. Ли села на скамейку и закурила. Мысли летели вскачь, думать было невозможно, ехать было невозможно… Невозможно было уезжать. Сердце стучало рваным ритмом «Ве-ро-ни-ка!».
Довольно облезлая уличная кошка, рыжая с темными подпалинами на боках, вышла из высокой травы на дорожку сквера. Воробьи вспорхнули от греха подальше. Кошка поглядела на них без всякого интереса, уселась и стала вылизываться. Но ей быстро надоело, кошка опрокинулась на бок и развалилась в одной из тех кошачьих поз, которые никогда не удастся повторить никакому другому зверю.
Ли достала из кармана куртки пухлый блокнот и открыла его на средине. Зубами сняла колпачок с тонкого маркера и стала рисовать. На странице появились сперва штрихи, потом линии, потом сквозь хаос черточек и пятен стала видна обнаженная девушка, спящая, вытянувшись среди скомканных простыней. Ли улыбнулась и подписала внизу картинки: «Veronica prostrata*».
*Veronica prostrata – вероника простёртая, латинское название многолетнего травянистого растения, рода Вероника (Veronica) семейства Подорожниковые (Plantaginaceae).
Книга предоставлена группой в контакте “Ольга Горовая и другие авторы журнала САМИЗДАТ”
http://vk.com/olgagorovai
(Ксения Авдашкина)
Глава 6
Аверс:
Программка-remainder* пиликнула и выплюнула на экран окошко «Пора домой!». Я посмотрел на часы и присвистнул – действительно, пора домой! Во всяком случае, работать пора подвязывать, поскольку глазки уже слезятся, а задница затекла. Серега, у которого тоже стояла эта программка, потянулся в кресле, похрустел костями и объявил:
– Народ! Есть мысль выступить по пивасику!
– Сегодня же не пятница, – пробурчала Никеша.
– Ну вас в зад! По пятницам все стали такие занятые, что мне скоро придется на Катьке жениться!
Бедный Мойдодыр! Он, и правда, последние несколько недель проводил выходные у своей боевой подруги Катеньки. А она девушка серьезная, и такое его вынужденное рвение могло навести ее на матримониальные мысли, это факт. Поэтому, чтобы порадовать «гражданина начальника» я согласился:
– Я за. Правда, сто лет не сидели.
Серега обернулся к Саньке, но Коробочка пребывал глубоко в проекте и в грандиозных наушниках Koss. Серега постучал его по спине и, когда Санька повернулся, щелкнул себя по горлу интернациональным жестом. Санька кивнул. Серега глянул на Нику:
– Николаша?
– Нет возражений. По пивасу!
Я сохранился, закоммитился*, отключил и сунул в сумку нотик. Мои сотруднички с кряхтеньем и матюками вставали со своих мест. Саня, как всегда последний, грустно глянул на аквариум:
– Рыбы сдохнут у нас, мужики! Опять рыб не почистили.
– Фигня, мы завтра утром их почистим, не парься, Коробочка, – ответил Серега и на правах предводителя первым потопал на выход. Мы потянулись за ним.
Большинство разрабов Castle Sistems предпочитало для «по пивасу» безликую рюмочную прямо возле офиса. Но нам, ценителям прекрасного, хотелось местечка поприличнее. Громко обсуждая нововведения на проекте, мы прошли два квартала до «Субмарины» и уселись на открытой площадке. Знакомая официантка Аллочка притащила нам по бокалу лагера и меню. Мы выбрали пиццу и выпили за здоровье сэра Тимоти Джона Бернерса-Ли. В 1989 году, работая в CERN, Бернерс-Ли предложил проект, известный как Всемирная паутина, а 6 августа 1991 года создал первый в мире веб-сайт. Именно этому в высшей степени благородному человеку все мы обязаны своим куском хлеба с маслом и именно за его здоровье всегда пьем первую рюмку.
Разговор шел своим чередом, пиво развязывало языки, мы чудно сидели часов до десяти. Потом Саня, как самый ответственный и семейный, объявил:
– Сегодня же вторник, пацаны! А значит, завтра на работу. Хорош балдеть, поехали до хаты!
Мы согласно закивали. Саня и Серега пошли к дороге ловить машину, а Никешка замешкалась. Я благородно дождался, пока она соберется, и мы тоже вышли на улицу.
–Ника, Таир, вы едете? – заорал Серега. Саня уже примостил задницу в пойманную ими пошарпанную десятку. Поскольку мне ехать на Гагарина, а Нике на Шильмана, нам совершенно не светила их машина в сторону Петрова поля. Я взял на себя смелость отказаться за себя и за Нику:
– Не, мы пас!
– Правильно, молодежь, погуляйте ножками, – подковырнул Серега, махнул рукой и десятка умчалась.
– Ничего, что я отказался за нас обоих? – спросил я у Ники. Та пожала плечами:
– А смысл нам с ними? Только переплачивать и кругами ездить. Я вообще ножками пройдусь, как Серега советует. Тут ходьбы всего ничего.
Тут я сам себя удивил, сказав:
– Я тебя провожу.
Ника тоже меня удивила – вместо ожидаемой язвительной подковырки она только молча пожала плечами и кивнула.
Мы побрели по улице. Августовский вечер располагал к прогулке – было тепло, но не душно, сладко пахли флоксы, высаженные заботливым отделом по благоустройству и озеленению вдоль всех центральных улиц. Витрины отбрасывали на тротуар пятна света. Машин почти не было, где-то играла музыка, почти неслышная в общем ровном гуле города. Я шел и получал от нашей прогулки неожиданно большое удовольствие. Ника закурила. Я тоже вынул сигарету и, вспомнив свое хорошее воспитание, начал беседу:
– Прикольный сегодня вечер, – не бог весть что, но для начала сойдет.
– Ага, – согласилась Ника, – скоро осень…
Почему-то именно сейчас мой прокачанный skill «мачо» никак не включался. Мы еще помолчали. Я перебирал в голове какие-то глупые фразы, но не мог придумать ничего нормального. Выручила Никеша:
– Как у тебя вообще дела? А то мы все о работе, о проекте… А я даже не знаю, чем ты еще занимаешься по жизни. Может, ты катаешься на сноуборде?
– В августе? – я улыбнулся, – да нет, на сноуборде я не катаюсь. Я из спорта ничем таким не занимаюсь, разве что в качалку с Васькой хожу.
– Васька, это твой лучший друг?
Надо же, запомнила из тех анекдотов, что я по-пьяни рассказываю!
– Ага, один из двух, – подтвердил я и тут же рассказал ей про Толика и Ваську. Это получилось так естественно, и она слушала с таким интересом, что я увлекся и стал рассказывать ей про себя. Про маму-цветовода, про папу-военного, про деда Теймураза, про институт, про первую работу… Про Аньку. Зачем я хоть про Аньку-то плел? Видно пиво меня подвело.
Анька – моя первая любовь. Тогда я еще был юношей прекраснодушным и верил во всю эту лабуду с любовью. Мне было семнадцать, я хорошо учился на первом курсе Института Радио-Электроники и занимался спортом. Анька Рощина, одногруппница, не отличалась ни особым умом, ни особой красотой, но было в ней что-то такое, некая загадка, которую мне хотелось разгадать. Разгадал. Мы встречались больше года. Я даже звал ее замуж, так любил. А потом она заявила мне, что встречаться с сопливым студентиком без гроша за душей – не ее тема. И очень успешно выскочила замуж за мальчика-мажора из юридического. Я страда-а-ал… Дурак был, вот и страдал. Потом утешился с одной. Потом с другой. Потом завел коробочку с телефончиками. Потом с подачи Васьки заработал кое-что на перепродаже техники. Потом купил квартиру. Потом… честно говоря я даже не могу сейчас вспомнить момент, когда окончательно перестал верить в любовь. Но с Анькой я встретился, много позже. Случайно увидел на улице, предложил подвезти. Увидел, с какой алчностью она смотрит на меня, а может на мою тогда новенькую машину. В «Княжем тереме» Анька подозрительно быстро набралась и выложила мне всю неприглядную историю своего замужества. Муж, по классике, пил, бил, денег не давал и, в конце концов, ушел. Я смотрел на нее, и мне было противно. Никакой любви, никакой жалости, никаких эмоций. Я позволил ей ублажить меня в туалете «Терема» и отвез домой, куда-то на окраину. Телефон, написанный на салфетке, выбросил. И закрыл эту тему.
Поразительно, но Ника выслушала и это. Когда я рассказывал про свои дурные страдания, она взяла меня под руку и стала легонько, утешительно поглаживать пониже локтя. Мы шли, и я вываливал на ее бедные ушки всю свою паршивую биографию. И, свинья такая, даже не поинтересовался, чем она живет и как дошла до жизни такой.
Моя заунывная исповедь затянулась. Мы подошли к Шильмана, вошли в арку и уселись на лавочке в ее дворе. Я, наконец, опомнился, и стал извиняться за свою болтливость. Ника мягко улыбнулась:
– Что ты, Таир! Мне было очень интересно. Мы ведь сидим в офисе рядом, а ничего друг про друга не знаем. А теперь я знаю, что за эталонным платиновым Таиром-мачо скрывается живой человек. И он очень милый, и добрый, и смешной. И совсем не такая сволочь, как хочет показаться. И я даже знаю теперь, почему ты такой. Для меня это ценно.
– Расскажи мне о себе, Ника! Я тоже хочу знать, что ты за человек! – я схватил ее за руки. Впервые за последние десять лет я действительно хотел узнать про девушку все. Что-то, кроме размера груди и номера телефона!
Ника опять улыбнулась и покачала головой:
– Поздно уже. Давай в другой раз.
Она так это сказала, так посмотрела… Я смотрел на нее и… В общем, я привлек ее к себе и поцеловал. Собственно, это не было страстным поцелуем. Мы легко коснулись губами, постояли так секунду, и она отстранилась.
И вот тут Ника удивила меня снова:
– Не играй со мной в эти игры, Таир, – сказала она, – я и так соглашусь.
Идиот, какой же я идиот! Тупая, слепая свинья! Я же ей нравлюсь! Брату Николашке! Лучшей девушке в мире! Это открытие взорвало мой мир. Я словно увидел ее заново. Тонкие запястья, линию шеи, губы, глаза, шелковую кожу… Я… Я…
– Я хочу тебя, – сказал я, кусок долбаного идиота. Она расхохоталась. Ничего умнее я, конечно, не мог сказать. Она смеялась, и мне не было обидно. Я вполне заслужил этот ее смех. Но я не собирался отступать – ни провалами в памяти, ни плохим слухом я не страдаю. Я взвалил Нику на плечо и пошел к подъездам. Ника колотила меня по спине, дрыгала ногами и хохотала на весь двор. Я вышел на дорожку у подъездов и остановился. Представления не имею, куда мне ее нести!
– Какой подъезд? – поинтересовался я.
– Второй, – прохрюкала Ника на моем плече.
Этаж я помнил – шестой. Лифт жалобно закряхтел, поднимая нас на этаж. Я сгрузил вытирающую слезы и икающую Нику на площадку и протянул руку:
– Ключи!
Ника вынула ключи и бросила мне:
– Угадывай!
Черт, я же не знаю квартиры! Но наглость города берет. Я смело двинулся к ближайшей двери. Ника поймала меня за руку и отрицательно покачала головой. Потом вынула ключи из моих пальцев и открыла дверь.
Я вошел. Хорошая квартира, большая, гулкая, высокие потолки, очень светлые стены. Пахнет приятно – цветочный запах, сильный, даже слегка душный. Ника махнула рукой в глубину квартиры. Мол, проходи. Я прошел и попал в гостиную. Вошел и…
Удивился – не то слово. Я охренел. Всюду были цветы. В вазах, в банках. На комоде стояли королевские стрелитции. А на стене над комодом висели афиши. И Ведьма улыбалась мне с одной из них! Я подошел поближе. «Инквизитор – А. Казакин. Ведьма – В. Романова.»
Вера. Ника. Вероника! Вот я дура-а-ак! Дебил! Слепой дебил! Я ничего о ней не знаю! Ничего! Я два часа сидел с ней в «Тереме» и не понял, что это она! Я видел ее на сцене, пил на банкете и не узнал ее! Если ее слова во дворе были как ведро воды на голову, то эта афиша была как Ниагарский водопад. Я стоял столбом и пялился на афишу. Ника подошла и встала рядом:
– Моя мама работает в торговле, папа дальнобойщик. У меня есть младшая сестра, ее зовут Лиля, ей девятнадцать лет. Я окончила музыкальную школу. Умею стрелять. А еще я играю в самодеятельном театре, – сказала она скучным голосом. Потом поднялась на цыпочки и укусила меня за ухо. Хихикнула и сказала:
– Отомри! Знаешь, какой ты смешной, когда подкатываешься к актриске? Но все равно не такой смешной, как сейчас! – и она снова захихикала.
Я… отмер, что мне оставалось. Я развернулся к ней и поцеловал. И вот это уже был такой поцелуй. Такой как надо.
Она захихикала, маленькие пальчики скользнули по моей шее, щекотно тронули за ушами. Влажные губы приблизились, я обнял ее и поцеловал снова. Ее рот, сладкий и жадный, не желал принадлежать мне надолго. Она снова отстранилась и уставилась на меня смеющимся, искрящимся взглядом ведьминых зеленых глаз. Глядя на ее веселье, я тоже невольно улыбнулся. Но самые серьезные намерения моего младшего товарища не оставили всему этому веселью ни одного шанса. Я подхватил ее под коленки, уже привычным движением перебросил через плечо и потопал в коридор, твердо уверенный в необходимости найти спальню. Ника извернулась, и, обдав мое ухо жарким дыханием, прошептала:
– Ты классно целуешься, Таир…
От этого незамысловатого замечания я споткнулся, но все-таки сумел донести ее до спальни. Мы упали на кровать и снова заржали, как укуренные подростки. Так, смеясь, мы и раздевали друг друга.
А потом, когда я увидел ее тело, гибкое, нежно-розовое, все струящееся в косом луче света, падающего из коридора в темную спальню… Мне стало не до смеха. Я стиснул волю в кулак, чтобы не набросится на нее, чтобы не выкрутить эти хрупкие запястья, не наставить кровоподтёков на шелковой коже, не смять ее негромкую изящную красоту собой, своим глупым, неуместным, недостойным, опьяняющим желанием. Мы стояли на коленях друг напротив друга, совершенно голые, и все не могли насмотреться и начать. Медленно, так медленно, как падает на землю осенний листок, Ника опустилась на спину.
– Прикоснись ко мне, – прошептала она. Я протянул руку и погладил ее шею. Черная моя рука на ее беломраморной коже выглядела, как ни странно, очень уместной – как инь и янь, черное и белое. Я погладил ее шею, ключицы, касаясь самыми кончиками пальцев, изучил небольшие округлости ее груди, спустился на живот. Ника лежала неподвижно и смотрела мне в лицо. Черт! Никогда я не делал с девушками ТАК! По моим подсчетам, я должен был бы уже быть на подходе ко второму оргазму! Вместо этого я трогал и трогал, и не мог насытиться этими прикосновениями.
– У тебя невероятное тело, – сказал я, принимая правила ее игры.
Ника поймала мою руку, поднесла к губам и облизала мои пальцы. Потом опустила руку и положила мои пальцы между разведенных бедер. Мое горло независимо от меня издало какой-то нелепый хнычущий звук. Я провел пальцами вниз, и она подалась навстречу моему движению. Ого, она очень хотела меня! Я почувствовал, какая Ника влажная и горячая там, внизу. Удовольствие от этого знания было очень острым. Я больше не хотел никаких игр, я хотел внутрь, в это горячее и влажное, в эту невероятную девушку! Видимо, она это поняла, поскольку приподняла берда и я, наконец, сделал то, за чем пришел.
Я ничего о ней не знал, совершенно ничего! Если бы я знал ее хоть каплю, то не удивлялся бы уже ничему. Но Ника удивила меня еще раз – она оказалась не покорной и мягкой овечкой, а настоящей, всамделишней ведьмой. Она вынула мне жилы, она выпила мою кровь, она сломала мои самые каменные стены этой ночью. Она горела в моих руках, как свечка. Любое мое движение она принимала, как трава принимает движение ветра – гнулась, но не ломалась. А все, что она делала сама, было как откровение свыше. Я с удивлением обнаружил, что весь мой немалый предыдущий опыт ничего не стоит. Ни одна женщина в моей постели не вела себя так бесстыдно, так вызывающе развратно, не требовала от меня того, что требовала Ника, и что я с таким острым наслаждением давал ей. Когда она уставала от собственной жадности, она начинала изводить меня. Ее медовые губки и огненный язычок, ее пальцы, ее соски, все те штучки, которыми природа так щедро наградила ее – Ника превращала их в орудие пыток. И еще она все время говорила. Говорила, как ей хорошо, называла меня по имени, шептала всякие невероятно возбуждающие непристойности. Как я выжил этой ночью, я не знаю, клянусь! В моей богатой сексуальной биографии впервые случился… нет, не секс… это были занятия любовью с эффектом 3D, вот как это было…
Реверс:
Таир спал, развалившись на смятых простынях. Под глазами у него залегли глубокие тени, губы были чуть приоткрыты во сне, широкая грудь мерно поднималась и опускалась. Вера смотрела на него уже минут пятнадцать, с тех пор, как по ровному дыханию догадалась, что он спит. Утро настойчиво ломилось в комнату, протискиваясь в щели штор и по-хамски заглядывая из коридора в приоткрытую дверь.
Вера соскользнула с кровати и прокралась в ванную. Уставилась на себя в зеркало. Потрогала красные следы на шее и груди. Потом открыла воду и встала под душ. Горячие струи убаюкивали, Вере было хорошо. Вере вообще было неприлично хорошо на этой неделе. И Вере, и Нике, и Веронике. Ее пустенькая, ровненькая, средненькая жизнь вдруг завернулась зигзагом, наполнилась эмоциями и страстями, как будто театральная пьеса спустилась со сцены прямо в ее мир. Это было пугающе и возбуждающе одновременно.
Вера открыла глаза. Прямо пред ней на кафельной стене расположился светлый длинный волос. Как бы Вероника не завешивала окна, но хозяйка этого волоса, ночная художница, девушка на мотоцикле, нашла способ напомнить о себе…
*remainder – напоминатель.
*Закоммитился – совершить операцию
COMMIT
, которая позволяет сделать «постоянными» все изменения, сделанные в текущей транзакции (реально данные могут быть изменены несколько позже) и завершить транзакцию. Проще говоря – сохранить все наработанное за отрезок времени в общую систему.
Глава 7
Аверс:
Таир уехал. Я лениво побродила по квартире, заменила воду в цветах. Усмехаясь, снова сменила простыни. Вышла в сеть и написала Сереге, что не приду в контору, поработаю из дома. Потом сварила кофе, вышла с ним и нотиком на балкон и закурила. Не успела я сделать и пары затяжек, как детский щебет во дворе заглушил звук мотора. Из арки во двор вкатился черный Kawasaki. Ли спрыгнула с мотоцикла, стащила шлем и быстрым шагом почти вбежала в подъезд. Я положила сигарету на край пепельницы и побрела открывать.
Ли вошла. Я снова поразилась, какая она красивая без макияжа и всей этой «лерочкиной» лабуды. Она привлекла меня к себе и поцеловала:
– Вероника, ты заболела? Как ты себя чувствуешь?
– С чего ты взяла? – удивилась я.
– Ты не пришла на работу. Серега сказал, ты осталась дома, видно приболела.
– О боги, я просто не выспалась и решила в контору не ходить! Все нормально, Лер, – успокоила я ее.
– Пожалуйста, зови меня Ли.
Вот черт, какая разница? А впрочем, она права, разница есть. Я дала ей понять, что мне понятна разница – поцеловала ее в уголок губ и кивнула. Ли стащила сапоги, бросила куртку на вешалку и пошла в кухню.
– Чаю хочешь? – спросила я, нажимая кнопку чайника.
– Да, спасибо, – улыбнулась Ли, усаживаясь за стол.
Я налила ей чаю и уселась напротив.
– Как твои дела? – задала я дежурный вопрос.
– Хорошо. Прости, что приехала только сегодня, я была занята.
Чем это? То каждую ночь тусит под моими окнами, а то вдруг занята? Я так и спросила:
– Чем занята?
Ли посмотрела на меня пристально:
– Ты правда хочешь знать?
Знать! Хочу ли я знать?! Вчерашний день показал мне, что знание – великая сила, особенно знание о человеке, который рядом. Да и шок, в котором я пребывала в ту ночь, когда ночной художник и Лерочка-Сахарок оказались одним человеком, тоже заставил меня о многом подумать. Мы живем в одной реальности, соприкасаемся локтями и совсем не знаем тех, кого видим ежедневно – вот какой вывод я сделала из всего случившегося в последние несколько дней. Но рассказывать об этом Ли я не стала, а просто кивнула.
– Я ездила в область за товаром, – сказала Ли.
– Ты чем-то торгуешь? Шмотками, конечно?
– Нет. Я торгую наркотиками, – просто ответила Ли. Мои глаза, видимо, были очень красноречивы, потому, что Ли кивнула и продолжила:
– Это долгая история. Но если ты хочешь, я тебе расскажу.
Я снова нарушила свое правило про «не курить в квартире» – поставила на стол пепельницу и прикурила. Потом села и взяла Ли за руку:
– Расскажи. Я хочу знать про тебя все!
И она рассказала…
Марина и Михаил Захарченко поженились в 1982 году. Он – аспирант, она – выпускница филфака. Большая любовь, нежные отношения, скоропалительный брак. Через полтора года родилась дочка, Валерия Михайловна. Счастье супругов Захарченко стало еще ярче. Девочка росла, хорошо училась, ходила в художественный кружок и подавала большие надежды.
Тем временем Страна рухнула, в жизнь семьи ворвались «лихие девяностые». НИИ, в котором работал Михаил, потихоньку загибалось. Зарплаты перестало хватать даже на проезд. И Михаил бросился в водоворот свободного предпринимательства в отчаянной попытке накормить семью. Кое-что у него получилось, быстрые и шальные деньги появились, а потом так же внезапно исчезли. А вместо денег появились долги. Лере было девять, когда ее отец покончил с собой. В предсмертной записке он написал, что не знает другого выхода, что выпутаться из ситуации, в которую попал, он не способен, что любит их с Мариной и просит их простить его.
Смерть отца подкосила мать. Квартиру пришлось продать за долги. Мать работала учительницей в школе, а по вечерам мыла подъезды. Для тонкой и чувствительной Марины такая жизнь была хуже смерти, но бросить дочь она не могла. Судьба сама освободила Марину – весной 1996 года у нее нашли лейкемию и… Новый 1997 год Лера встретила уже в детдоме.
Для хорошенькой домашней девочки Лерочки детдом стал страшной сказкой. Страх, боль, унижение, насилие – было все, о чем пишут в желтых газетках, но стыдливо молчат «благополучные» взрослые. За несколько месяцев Лера превратилась в забитого, вечно голодного зверька, покрытого синяками и шрамами. Потом…
