Текст книги "Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)"
Автор книги: Scarran
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Ника!!!! – заорал я. Ничего не изменилось.
Я закрыл голову руками и прошептал:
– Ника…
Реверс:
В телефоне Таира моргает лампочка: непросмотренное сообщение. В сообщении написано: «На окне спальни нарисован цветок. Все сработало. Теперь спросим Нику?»
Маргарита щедро посолила, помешала и убавила огонь. Кастрюлька уютно булькала, часы тикали, музыка тихонько мурлыкала. Лампочка иногда моргает – просаживается напряжение. Здесь такой район, вечные нелады то с газом, то со светом. Маргарита вынула из холодильника пару огурцов и положила в мойку. Она как раз собралась их помыть, когда услышала стрекот мотора на улице. Урчит мотор, скрипят открываясь ворота, стучат подошвы по крыльцу.
– Марго?! – зовет ее такой родной, такой знакомый каждой ноткой голос.
– Мяу? – интересуется большая рыжая кошка, лежащая на подоконнике.
– Моя девочка вернулась! – радуется Маргарита и обнимает кожаные плечи, зарывается носом в гриву светлых волос. Ее женщина вернулась. От нее пахнет какой-то химией и бензином, она улыбается совсем не своей, лишенной привычной властности и презрительности, теплой улыбкой. Это Ли. Ли вернулась домой.
– Иди сюда, иди скорее! Я готовлю луковый суп, вычитала в сети. Ты будешь кушать?
– Буду. Я буду с тобой всё, – руки в кожаных перчатках без пальцев оглаживают теплую спину под тонким трикотажем, губы скользят вдоль шеи, рыжие завитки мешаются со светлыми волнами.
– Я люблю тебя, Ли, – шепчет Марго беззвучно, одними губами. Ли не слышит, но знает.
– Я люблю тебя, Рита, – говорит Ли негромко. Врет она или нет? Какая разница…
Лиля Романова едет в метро. Сегодня день посещения родителей, придется чинно пить чай и врать, что у нее все хорошо. Она не любит эти встречи, но ездит. Куда деваться? И сестра приедет. Мама будет ныть, что им пора замуж, особенно Верке. Папа будет ухмыляться в бороду. Чуня порвет Лиле все колготки, как пить дать. Зато будет пирог с капустой. Лиля улыбается.
Василий Сибирцев курит на ветру. Морщится, когда порыв воздуха бросает ему в лицо едкий дым. Фонари у подъездов качаются. Из подъезда выходит светловолосый парень, следом за ним – темноволосая девушка. Он обнимает ее за плечи, пытаясь заслонить от ветра, и что-то говорит. Прямо к ним очень быстро идет девушка в блестящем плаще. Василий удивленно поднимает брови. Девушка в блестящем плаще что-то говорит, размахивает руками. Разговор похож на ссору. Василий бросает бычок и тоже направляется к центру событий. Почти бежит. Почти успевает
Глава 27
Аверс:
Я выспалась? Не может быть. Такое странное чувство. Я выспалась! Черт побери, выспалась! И проснулась сама, никакого Каминского нет поблизости, никакие пальцы ничего со мной не делают! Я потянулась, как кошка, даже взмявкнула от удовольствия, и открыла глаза. Я одна? Странно, не помню, чтобы Влад уходил. Сегодня ведь суббота и… А, вот оно в чем дело! Запах! По квартире расползается умопомрачительный запах жареного и грибного. Он готовит завтрак, вот и все! Никуда он не уехал, ничего не случилось, просто он готовит завтрак. Я улыбнулась и встала с кровати. Несколько минут я потратила на поиски халата и поправление простыней. Ужас, я хожу в халате! Где мои джинсы? А, да, домашние джинсы в стирке, вот что. Я еще раз потянулась и раздвинула шторы с намерением слегка проветрить. И охренела!
Ли?! Ее больше нет. С ума сойти! Теперь на стекле цветы и птицы, а ее больше нет! Она снова сделала это – рисовала на моих окнах ночью, пока я спала. Это значит… все закончилось? Мне стало даже грустно. Такое необыкновенное приключение, которое было у меня с женщиной-оборотнем, торговкой наркотиками, ночной художницей Ли, закончилось. Красивый жест. Как и все, что она делала. И потрясающий рисунок, как и все ее рисунки. Я хотела бы повесить на стены те два, которые она подарила мне, но они слишком откровенные, просто запредельные. Я храню их в письменном столе. И буду хранить всегда, как и память о ней. Могу поспорить, она уволилась из Castle. И больше не попадется мне на глаза. Она потрясающая, даже когда уходит. Будь она мужчиной… Я вышла бы за нее замуж и родила троих детей? Так я смеялась когда-то после нашего с ней самого первого раза. Она потрясающая. Я счастлива, что она была в моей жизни.
– Прощай, Ли, – прошептала я и погладила цветок на стекле. Никто больше не будет смотреть, как я сплю. Пусть она будет счастлива, я верю в это.
Печально улыбаясь, я пошла в ванную и не дошла – залипла. Каминский в одних штанах, подвязанный кухонным полотенцем вместо передника, стоял у плиты и помешивал в сковороде картошку с грибами. Сегодня, в отличие от всей прошедшей недели, погода была отличная, утреннее солнце заливало кухню, лохматые светлые волосы Каминского, собранные на макушке в петлю, поблескивали в его лучах. Я смотрела несколько секунд, пока он не почувствовал мой взгляд и не повернулся.
– Вера, – улыбнулся он и развел руки в том однозначном жесте, как бы кричащем «иди скорее ко мне».
– Привет, – мурлыкнула я, устраивая ухо у него на груди и сцепляя пальцы у него на спине.
– Доброе утро, моя хорошая, – он поцеловал меня в макушку, – через пять минут будет готово, так что ты успеешь умыться.
– Ага, – согласилась я, потерлась щекой о шерсть на его груди и пошла умываться.
Потом мы ели потрясающе вкусную и такую же вредную жареную картошку с грибами, пили кофе, курили на балконе, подставляя лицо солнечным лучам. Было все так же холодно и ветрено, но солнце дарило обманчивую уверенность в том, что все хорошо. У всех все хорошо. Даже, может быть, у меня.
Мы вернулись в квартиру и завалились в кровать. Было так сыто, так лениво, я жмурилась и подставляла бока под такие же ленивые поглаживания Каминского. Он видел стекла, но ничего не сказал. Почему, интересно? Даже не позлорадствовал, мол Ли проиграла и пасовала. Просто смолчал. То не заткнешь, то ни слова не вытянешь, что за ужасный человек! Но и совсем помолчать он тоже не может, это же Каа:
– Вера, а какие у тебя планы на сегодня?
– Очень простые планы. Я пропылесошу, постираю белье, а вечером поезду к родителям, у нас обязательная ежемесячная встреча в верхах. А у тебя какие планы?
– Ну, я буду носить таз с бельем, подавать прищепки, вытряхивать пылесос и, раз ты не плевалась от моего завтрака, готовить обед. А вечером повезу тебя к родителям.
– Эй, договаривай! Ты пытаешься скрыть, сколько раз ты влезешь мне в трусы в перерывах между поварешкой и пылесосом?
– А сколько бы ты хотела? В идеале я бы там и остался, у тебя в трусах. Но сложно одновременно заставлять тебя лезть на стену от удовольствия и развешивать белье, да? Мне сейчас так сытно и лениво, что даже лень тебя уговаривать.
– Тебе даже лень приставать ко мне, как я погляжу. Мы лежим уже двадцать минут, а ты до сих пор не внутри? Удивительное рядом!
Мы посмеялись еще минут пятнадцать, а потом я все-таки решила побороть лень и взяться за уборку. Я выползла из кровати и попыталась поправить это жалкое бордовое недоразумение, которое Лилька сочла халатом.
– Вера, а где ты его взяла, этот халатик?
– Сестра подарила, а что?
– Я так и знал, что ты не сама его купила. Это мой любимый предмет твоего гардероба, ты знаешь об этом? Мы поедем в магазин и обновим твой парк халатов. Я куплю тебе самые короткие и самые кружевные, ладно? Все равно мне не удастся уговорить тебя ходить голой, так пусть это будут халатики.
Я показала ему язык и пошла в кладовку за пылесосом.
***
Это был медленный и ленивый день, залитый солнцем и медом. Я плыла вдоль этого дня, и мне даже лень было грести. И все, что неторопливо случалось в этот день, было приятным. Даже уборка. Даже пересоленный обед. И уж конечно секс. Солнце, меня гипнотизировало солнце. И гипноз ушел вместе с ним. Солнце закатилось. Наступило время ехать к родителям.
– Влад, я прекрасно доеду сама. Какого черта?
– Я тебя отвезу. Мне не трудно, мне хочется. Что ты раздуваешь из мухи слона? Я не собираюсь переться туда вместе с тобой и просить твоей руки. Пока, – и он улыбнулся, как бы переводя все в шутку.
– Влад, я не понимаю, зачем это нужно!
– Вера, я хочу побыть с тобой еще полчаса, что тут непонятного? А пока ты будешь там, я съезжу домой переодеться. Все очень миленько складывается. Давай, обувайся, теряем время.
– Ты такая зануда, Каминский! И идеи твои… – я еще бубнила, но на самом деле уже сдалась.
Мы спустились вниз и вышли на крыльцо. Ветер сбивал с ног. Влад обнял меня, заслоняя от ветра и сказал:
– Поехали, я хотя бы буду знать, что тебя не унесет ветром!
И тут сквозь ветер до моих ушей донесся стук каблуков. Цок-цок. К крыльцу очень быстро двигалась девушка в блестящем плаще. Она подошла поближе и я ее узнала. Красавица Жюли. Что она здесь делает?
– Влад! – почти крикнула она, – Каа!
Влад приподнял бровь и вопросительно уставился на нее:
– Жюли?
– Эй, Каминский, кто это с тобой? Неужели ты тоже трахаешься с этой шлюхой, а, Каа?
– Что? – Влад был удивлен, и я, честно говоря, тоже удивилась. Жюли сверкала глазами и продолжала кричать:
– Я говорю, твою драгоценную Веру имеет пол Энска, дорогой мой! Программисты, актеры, даже твоя старая подружка Ли – никто не уйдет обиженным, ты знаешь об этом?
– Что ты несешь? Ты что, пьяная, Юля? – Влад сжал кулаки и сузил глаза. Ничем хорошим это не кончится.
– Я несу? Я правду говорю, Владочка! Стоило нам поругаться из-за ерунды, как ты быстренько прыгнул в койку к этой прошмандовке, а ведь ты любишь меня, признай это! Ты трахаешь ее мне назло? Ладно, забудем об этом. Я готова все вернуть. Я хранила тебе верность, между прочим. Я люблю тебя, ты любишь меня, а эта… женщина может быть свободна и убрать свои руки от моего парня!
Что?
– Заткнись ради бога, Жуля! Что это за бред?
– Это правда! Ты меня любишь, ты со мной встречался два года! А потом мы поругались из-за ерунды, из-за гитары, будь она неладна! Ну, прости меня, а я прощу тебя! Я люблю тебя, Влад!
Вот как? Два года?
– Я никогда не встречался с тобой, Юля. Я и спал-то с тобой два раза по пьяни. Что ты несешь? Чего тебе надо?
– Тебя! И я тебя получу, а эту лярву я уничтожу! Уничтожу тебя, тварь! Это мой мужчина, не твой! Он тебе не нужен, ты его не любишь, отойди в сторону, ты, ведьма траханная!
Я сложила руки на груди и уставилась на нее самым презрительным взглядом, на какой только способен мой актерский дар:
– Пошла к черту! Не устраивай цирк, уходи!
– Он тебе не нужен, сука! Скажи ему, скажи! Что ты встречаешься с Таиром, что ты спишь с Ли! Скажи, он же не знает? – и повернулась к Владу, – Посмотри на нее Влад! Она – не Криса! Она даже не похожа! Она просто мелкая брюнетистая стерва, которая наловчилась творить чудеса в койке! Она не нужна тебе, а ты не нужен ей! Ты нужен мне! Я люблю тебя!
– Закрой свой рот, или я тебе его закрою! Пошла к едрене матери, ты, психованная!
– Она тебя приворожила! Подпоила! Очнись, Каминский! Ты смешон! Она гуляет от тебя направо и налево! Будь уже честен с самим собой! ОНА – НЕ КРИСТИНА!
Черт, я – не Кристина. Это правда. Как минимум это – правда. Что еще правда?
– Закрой свой рот и не смей поганить ее имя! Ты мне не нужна, катись к едрене матери, Жюли! Ты права только в одном. Она – не Кристина. Она – Вероника, и я ее люблю. А теперь пошла в задницу, идиотка!
– Сдохни, сука! – заорала Жюли и выбросила вперед руку. В кулаке у нее сверкнуло стекло, и какая-то жидкость плеснулась из него.
Кислота. Я подумала это очень отстраненно. Кислота. Мне в лицо летит кислота. Я ослепну. Она меня изуродует.
Как в замедленной сьемке, сверкая в свете подъездного фонаря, тяжелые капли проделали последние сантиметры до меня…
Перед моим лицом появляется из ниоткуда рука Влада...
Крик!
Я кричу.
Влад кричит.
Жюли орет и вырывается из рук какого-то парня, который неведомо как появился возле нее.
Я слышу отвратительный химический запах. Я почти теряю сознание от ужаса.
– Куртку сними и вытирай руку! Быстро! – кричит парень, удерживая брыкающуюся Жюли.
Это выводит меня из ступора – я бросаюсь к Владу, который судорожно стаскивает с себя куртку и начинаю помогать ему. Рука у него выглядит не лучшим образом. Он шипит от боли, когда я пытаюсь стереть кислоту с его руки.
– Лужа! Вода! Скорее! – продолжает командовать парень, и, похоже, он знает что делает.
Я хватаю Влада за локоть и со всей силы толкаю на землю, заталкивая его пострадавшую конечность в глубокую лужу. Влад шипит и кривится. Я поливаю его обожженную кожу грязной водой и поскуливаю.
– Украшения снять! Вера, в скорую звони! Ты угомонишься или нет, дура конченая? – кричит парень и бьет Жули по лицу. Раз! Пощечина. Еще раз! – Всё, остынь, идиотка!
Жюли падает на колени, закрывает лицо руками и начинает рыдать. Выть. Я набираю сто двенадцать:
– Девушка! Ожог кислотой! Шильмана пять! Быстрее, пожалуйста!
– Вера, – очень тихо говорит Влад, – ты цела?
– Тихо, тихо, всё будет хорошо, сейчас скорая приедет, тихо мой дорогой, тихо, всё… – бормочу я, пытаюсь обнять его, заслонить от ветра, взять себе его боль.
– Вероника, ты в порядке? – снова шепчет он.
– Всё пройдет, любимый, всё сейчас пройдет, шрамы украшают мужчину, все будет хорошо… – уговариваю я его и себя.
– Повтори, – улыбается он. Он улыбается? О, черт!
– Всё будет хорошо… – лепечу я.
– Повтори! – его голос крепнет, он прижимает меня к себе целой рукой, и я чувствую, какие холодные и жесткие у него пальцы.
– Да что ж такое! Да что ж тебе с первого раза ничего не понятно, а? Ну да, да, я люблю тебя, жить без тебя не могу, доволен?
– Да, – говорит Влад и целует меня. Целует, как будто хочет задушить. И я целую его, куда мне теперь деваться?
Наконец, он отрывается от моих губ:
– Эй, Жулька! – кричит Влад, – спасибо тебе, идиотка!
И целует мое заплаканное лицо. Я закрываю глаза. Меня трясет. Я прижимаюсь сильнее. Я боюсь открыть глаза. А когда все-таки открываю, то снова вижу его лицо. Лицо человека, который что-то знает и которому хорошо. Очень странное лицо. Лицо мужчины, которого я… люблю.
Реверс:
Скорая освещает двор синими всполохами. Грузная докторица средних лет с кудахтаньем обрабатывает руку Влада Каминского. Молоденькая фельдшерица делает укол успокоительного Юлии Добкиной. Василий Сибирцев закуривает, стоя чуть в стороне. Вероника Романова чувствует, как Влад стискивает ее ладонь и тоже сжимает пальцы.
– Вась, спасибо тебе. Как ты здесь оказался-то? – спрашивает Вероника.
– Да не за что, Верочка, не за что. Чисто случайно оказался, – врет Василий.
– Спасибо, правда, большое тебе спасибо! Я пожал бы твою руку, но …– Каминский кивает на свою пострадавшую конечность.
– Да ладно, благодарности приняты. Ментов-то будем вызывать?
– Нет, – негромко говорит Вероника, – не будем. Черт с ней. Да, Каминский?
– Каминский? Кто это? – и лицо Каминского снова озаряет улыбка.
– Вот сейчас самое время, да? – кривится Вероника, но не отстраняется, когда он обнимает ее за талию.
– С сегодняшнего дня всегда самое время, Вера моя, – негромко произносит он, глядя в ее красное от смущения лицо.
– Да стойте вы смирно, пострадавший! Еще мне тут зажиманцев не хватает! А вы, барышня, отойдите в сторону! Вот уж люди!
Вероника отходит и закуривает. Ветер треплет волосы и куртки, швыряет охапками желтые листья. Вероника Романова больше любит весну. Осень иронично улыбается – люби, люби, девочка...
Эпилог
Таир
– Ну и короче эта девка плеснула в Веру кислотой.
Я дернулся так, что Васька тут же вскинул руки:
– Не-не, не попала. Попала музыканту на руку, он ее заслонил. Я тогда эту девку притыреную схватил, а она рвется, сучка, лягается, орет, как бешенная. А эти два голубя стоят глазами хлопают, у него куртка к коже прикипает, а они стоят! Я как заору тогда, мол, куртку снимай и граблю в луже мой, быстро, нах! Ну и они очнулись конечно. Потом скорая, все дела. Его в больницу повезли, пострадала пакша у него малёхо. Вера с ним поехала, конечно. А ментов для этой дуры конченой они не стали вызывать, пожалели. А зря, ей бы не повредило потусить в обезьяннике. Такая красивущая девка, а такая грандиозная дура, ну ты представляешь?
– Представляю. Это Юля-врачиха была. Бывшая музыкантова баба, если не трандит, конечно. Ну а потом что?
– Ну что? Этой Юле укольчик вкололи, она на лавку села и отъехала. Я не стал на нее любоваться, сел в тачку и к тебе поехал. Вот и всё.
– Не, Вась, ты мне объясни, нахера ты-то туда поехал, а?
– Да не знаю я! Я просто… Посмотрел на тебя и так мне тоскливо стало… Прям вот взял бы ее за шкварник и потолок носом в то, что она с тобой творит. Ну, не мог я усидеть, хотелось как-то тебе помочь, брат. Ты же знаешь, я не могу сидеть на жопе ровно, когда моего друга какая-то телка…
– Фильтруй, Вась, – предупредил я поток гадостей, уже рвущийся с его языка.
– Да ладно! Не буду, чё. Не знаю я, нахера я туда ездил. Судьба такая, – Васька состроил демоническую рожу.
– Ну, ты уж постарайся больше не ездить, лады? И, я надеюсь, ты ей ничего не вякнул?
– Я был супермен, брат! Такой невидимый герой, что ты. Сказал, что чисто случайно там оказался. Вроде она поверила.
– Слышишь… А она с ним?... Ну, как ты считаешь? – и я поглядел на Ваську, надеясь, что моя отчаянная надежда на чудо не особенно бросается в глаза.
Васька опустил глаза:
– Да в жопе ты, Птичка, что уж. Она чуть из шкуры не выпрыгнула, когда всё случилось. А у него такая рожа была довольная, будто не кожа с руки слезла, а лимон выиграл. И она, прости за подробности, так к нему тулилась, так краснела, так лопотала что-то, что… Ну короче! Ты действительно в жопе, Таир. Имей мужество на это забить.
– Брат, я обязательно забью. Только не представляю, как. Пока не представляю…
Васька поглядел на меня хитро и предложил:
– Знаю супер-средство! Ты не любишь клубы, ну так поехали сразу в сауну! И таких телок вызовем, что закачаешься! Давай, минет с проглотом – отличное средство от тоски, брат!
– А давай, Вась! Гори оно огнем!
***
Воскресенье почти закончилось, прошел бодун после субботней сауны, поджили ссадины на кулаках, перестало невыносимо хотеться водки. Завтра на работу. Завтра снова видеть ее. Как-то себя с ней вести. Делать красивую мину при хреновой игре. Господи, только не это!
Я сидел и тупо пялился в экран ноутбука. Веселая сиськастая эльфийка на баннере предлагала мне поиграть. Призрак Сереги Мойдодыра с маленьким, истошно орущим дедлайном на руках, сурово хмурил брови и предлагал мне поработать. Мне не хотелось ни того, ни другого. Для имитации деятельности я проверил почту. И даже прочел одно письмо. Интересное письмо.
***
А потом наступил понедельник. Я обматерил Коробочку, который вечно паркуется, как мудак, притулился на свое место и заглушил мотор. Посидел минуту, собираясь с мыслями и силами. Вышел из машины, закурил. Медленно побрел к крыльцу. И чуть не подпрыгнул от громкого звука: сигнал раздался прямо у меня под задницей. Я развернулся, готовый обматерить этого сигнальщика, и замер, захлопнув пасть. Сигналила Ника. Она примостилась на свое место и выскочила из машины:
– Таир, привет!
– Привет, – я все-таки улыбнулся.
– Послушай, мне кажется, нам нужно поговорить с тобой. Давай сходим вечером в «Субмарину» и поговорим, ладно?
– Ладно.
– А пока сделаем вид, что ничего не случилось. Хорошо? Ребятам в конторе совсем не обязательно знать, что происходит, да?
– Да.
Вот я идиот. Идиот-эхо.
Она улыбнулась и быстро пошла в контору. Я пошел следом, достал сигарету и выкурил ее на крыльце. Ну же, соберись, Таир, будь мужиком! Пошел работать!
***
Я закоммитился и вопросительно глянул на Нику. Она кивнула и тоже захлопнула ноутбук. Почти не разговаривая, мы добрели до «Субмарины» и сели в самом дальнем углу. Аллочка принесла нам по бокалу безалкогольного пива, и я сильно пожалел, что оно именно безалкогольное, очень хотелось выпить для храбрости.
– Таир, – начала Ника, – я хочу извиниться перед тобой. Мое поведение в пятницу было не айс, даже можно сказать полное дерьмо, а не поведение. И ты меня, пожалуйста, извини.
– Хм, я, наверное, тоже должен извиниться, потому как мое поведение было не лучше твоего, Никеш.
– Вот и хорошо. Вот и славно. Теперь, если тебя все еще интересует, я расскажу тебе про мою личную жизнь. Интересует?
– Интересует, рассказывай.
– Ты как-то выразил желание быть моим другом, Таир. Так вот я очень хотела бы, чтобы ты им остался. Только одно условие изменилось. Я больше не буду с тобой спать. Ни с тобой, ни с Ли. Потому что выяснилось, что у меня есть отношения. Это выяснилось в субботу, совершенно случайно и при весьма неприятных обстоятельствах, но так оно и есть. Я встречаюсь с Владом Каминским. Ух, я сказала это! Мне самой еще сложно осознать, так что… Ну вот. А Ли…
– Я знаю про Ли, можешь не рассказывать. Она нарисовала тебе цветок, да?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Какая разница? Знаю. Ты его любишь? – мне мало? Я чертов мазохист!
– Да. Прости.
– Зачем ты извиняешься? Сердцу не прикажешь, так моя бабушка говорит. Ты… я…очень хотел бы, чтобы ты была счастлива, Ника. Он хороший парень, не сволочь, – я закурил, чтобы заполнить паузу, потому что продолжать было невыносимо больно.
– Таир… Ты… прости меня за все, ладно? Я не уверена, но мне кажется, я делаю тебе больно…– черт, ей кажется! Да только слепо-глухо-тупой не увидит, как меня вяжет в узел этот разговор!
– Ника, мне действительно больно… я… люблю тебя, Никеша – ну же! Ну! Чудо! Пожалуйста!
Она опустила глаза и несколько секунд комкала салфетку. А потом чуда не произошло:
– Тебе так только кажется, Таирка. Это иллюзия. Прости. Я бы очень хотела, но не могу, понимаешь? – и посмотрела на меня немного снизу вверх, своими зелеными ведьмиными глазами, от которых у меня так срывает крышу. Черт! Черт! Твою мать! Я не могу, не могу!!!!
– Я пошел. Не могу больше, – честно признался я ей.
– Да, конечно. Конечно.
– Пока, – из последних сил я бросил купюру на стол и вылетел из «Субмарины» как бэтмен.
Жаль, что я не баба и не могу, как давешняя Юля устроить показательную истерику. Каково мне было? Невыносимо. Мне было невыносимо.
***
Я снова пил водку. Снова и снова. Иногда водки было достаточно, чтобы не помнить ее глаз. Иногда водки было достаточно, чтобы забыть ее запах. Совсем редко мне удавалось забыть ее всю. В редкие просветы я имел удовольствие наблюдать Ваську. Васька хмурился, но приносил еще. Я пил неделю, или больше, не помню. Я пил так, чтобы начать ее ненавидеть. Ничего не получалось.
А потом пришла Ба, и спасла остатки моего организма. Ой, как она орала! Она так орала, что у меня чуть башка не лопнула. Она лупила меня полотенцем и орала, как резанная. И я понял, что мне хватит пить.
Я уволился из Сastle и написал ответ на одно интересное письмо. На то самое, в котором мне предлагали очень приличную должность и очень приличные деньги. Да здравствует новая жизнь! И я уверен, что буду счастлив. Не завтра. Потом. Когда-нибудь потом.
И последнее. Я больше никогда не хожу в театр. И предпочитаю блондинок.
Ника
Я проводила Таира глазами и потащила салфетку из салфетницы. Аллочка убрала его бокал, при этом так посмотрела на меня, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я выскочила на улицу и почти бегом побежала к машине, по пути набирая Влада:
– Ты где?
– На Посольской. А что?
– Ничего. Ничего. Я скоро приеду.
– Что бы ты хотела на ужин?
– Что угодно. И ничего. Все равно. Я скоро приеду…
И я приехала. Открыла дверь своим ключом, тихо вошла и прислонилась спиной к двери. В кухне негромко бурчит телевизор, шумит вода. В гостиной горит свет. Пахнет сигаретным дымом, какой-то едой и полынью. Пахнет полынью. Я очень тихо позвала:
– Каа…
«Губернатор Энской области заявил вчера о своем намерении провести ремонт участка трассы…»
– Влад, – произнесла я чуть громче.
«Новая технология укладки асфальта позволяет удешевить километр дороги…»
Я проглотила слюну и попробовала снова:
– Меня будут встречать в этом доме? Каминский!
– С кем ты разговариваешь? – поинтересовался Каминский, выходя из кухни в прихожую с полотенцем в руке.
– С тобой, – я поцеловала его, – с тобой, – я снова поцеловала его, – с моим мужчиной, – я сунула ему в рот язык и пересчитала его зубы, – с тобой, змей ты ползучий, – я послушно открыла рот пошире, позволяя ему проверить комплектность моих зубов, – с моим наказанием, – я потащила вниз язычок змейки на его штанах, – с моей жизнью, – я переступила через свои джинсы, – с моим Каа, – я позволила ему поднять меня, – с человеком, который делает меня счастливой, – я вздрогнула и шумно выдохнула, впуская его в себя, – с тобой, любимый…
– Ты уверен, Влад? – немного спустя спросила я, поглаживая его живот.
– В чем? – спросил он, пропуская прядь моих волос сквозь пальцы. Бинты на его руке цеплялись за мои волосы, и это было не особенно приятно, но я терпела.
– В том, что всё именно так, как нужно? В том, что мы с тобой должны быть вместе? В том, что мы не совершаем никакой ошибки? Во всем?
– Я абсолютно уверен, Вера. На все сто процентов. Я же говорил, что влюбился в тебя еще тогда, когда впервые пришел в «Мельницу»? Я жался в уголке и глупо улыбался, а ты стояла на сцене и была просто… черт, просто ведьма. Просто потрясла меня тогда. Я еще сразу Копычу сказал, что трахну тебя. Ты знаешь, почему меня называют Каа? Это девицы придумали. Давно, еще в юности. Потому что ни у кого не получалось сказать «Каминский» целиком, получалось только «Ка-а-а-а».
Я хрюкнула, представив себе это всё. Я-то как раз знаю, о чем он говорит. У меня, конечно, получалось сказать его фамилию целиком, но не всегда, не всегда!
– Что, так и сказал?
– Дословно! Сказал: «Копыч, эта женщина великолепна. Я ее трахну, чтоб мне сдохнуть, если не трахну.» А он такой: «Кто? Верочка? Закати! Она не такая!» А я такой «Посмотрим, какая она.»
– И посмотрел, – улыбнулась я.
– Еще как посмотрел. Чем больше я на тебя смотрел, тем лучше понимал, какая ты. Ты потрясающе талантливая, ты хрупкая, ты маленькая сладкая врушка, развратный ангел, шкатулка с секретом. Чем лучше я узнавал тебя, тем сильнее понимал, что влюбляюсь. Я понял, что влип, когда написалась песня. Три года не писалась, а потом написалась. Ты думаешь, после смерти Крис я так мечтал о новых отношениях? Вовсе нет. Я боялся их. Но я не воюю со своими чувствами, Вера. Если я попал, то я попал. Я и так тянул, тянул кота за хвост. Пока Копыч меня не разозлил однажды и буквально не заставил устроить все эти штуки с билетами.
– А представляешь, как я охренела?
– Очень живо. Ты когда к сцене подошла, я слова забыл даже, запнулся, ты не заметила?
– Я заметила только, как ты улыбаешься.
– Жуткий оскал?
– Улыбка-мечта. Я все поверить не могла, что это Славик там, на сцене, – я поцеловала его куда-то в ребра, туда, куда смогла дотянуться.
– Ты меня ни разу так не назвала, кстати. Ни разу. Ты видела только Влада Каминского. Славик тебе был до задницы.
– А ты не называешь меня Никой. Видимо кодерша тебя тоже не интересует, только ведьма?
– Мне нравится Вера. Но если хочешь, я буду называть тебя Никой. Или мышкой? Или еще как-нибудь?
– Я не такой маньяк, как ты, милый. Ты, любимый, этими словами, хороший мой, этими чертовыми нежными словами, радость моя, вымотал мне все кишки!
– Зато как ты их говорила! Оно того стоило, Вера, определенно, – и он укусил меня за ухом.
– Щекотно! – возмутилась я, но не отстранилась, – Как ты вообще все это вытерпел, а? Все мои глупости, всех моих тараканов… Особенно Ли.
– То есть ты считаешь, что Таира мне легче было пережить?
– Ну, Таир – это просто Таир. А учитывая вашу историю с Ли, представляю, как тебе было паршиво.
– Исключительно паршиво. Так паршиво, что я чуть было не наделал глупостей. Понесло меня во все тяжкие, слава богу, хоть до веществ руки не дошли, обошлось водкой и девками. Я тогда так знатно загулял, даже напоминание себе поставил, чтобы послезавтра не прощелкать.
Мне почему-то стало ужасно неприятно. Вроде ничего такого – ну загулял, ну и что? А вот резануло, я даже села и закурила.
– А я ездила к Ли когда ты был в туре. Пыталась выбросить тебя из головы, – отомстила я Каминскому за этот его загул.
– Помогло? – это было спрошено иронически, но я увидела, что удар достиг цели, ему так же неприятно, как и мне.
– Не помогло. Прости, мне не стоило тебе говорить. Я просто злюсь, что ты мне изменял.
– А, вот как ты заговорила? – он улыбнулся вполне искренне, – Даже приятно, что ты делала это. Я уже тогда был важен для тебя. Только мне до сих пор не понятно до конца, почему? Почему ты так долго и упорно сражалась со мной? И с собой? Почему?
Я снова прижалась к нему, погрузилась в его запах и немного помолчала, собираясь с силами. Потом все-таки собралась и сказала:
– Потому что я боялась, что ты такой же, как Дима. Стоп, дай я скажу. Я все скажу. Сама. Не мешай.
Каминский кивнул.
– Я познакомилась с Димой случайно и влюбилась, как в омут головой. Он был всё. Всё – тайна, талант, шарм, секс, всё абсолютно, понимаешь? И я поначалу думала, что он любит меня. Я трепала этим словом, как знаменем. Как я только не объяснялась ему в любви, как только не стелилась перед ним, если б ты знал. И какое-то время все было нормально. А потом он стал меня шантажировать моей любовью. «Или ты сделаешь так-то и так-то, или ты меня не любишь.» Это было вначале безобидно. Я оказывала ему всякие мелкие услуги и не обращала внимания. Потом стало хуже – он уже требовал с меня, как с домработницы. Ну и с секс-рабыни тоже. Я, может, даже благодарна ему немного, он научил меня всему, что я умею в сексе. И поначалу всё это было невинно. А потом хуже. И хуже. И его больше не останавливали мои слезы. Потом он стал меня бить. Я сто раз порывалась бросить его, уйти, забыть, перестать. Но как только я решалась, он затягивал поводок. «Ты говорила, что любишь меня. Когда любят, то прощают. Когда любят, то делают то-то и то-то…» А я не могла ничего ответить ему, потому что он, как раз, никогда не говорил мне таких слов. Самых важных. Тех, что ты сказал мне в курилке Дворца спорта в наш с тобой самый первый разговор. И потом…. Наверное, я все еще любила его. Во всяком случае, когда он исчез, я рыдала. Может, в моих слезах было тогда больше облегчения, но я очень тяжело все это переживала. Очень тяжело.
Каминский притянул меня к себе и обнял. Я благодарно потерлась щекой о его предплечье и снова отстранилась. Мне хотелось объяснить. Высказать все то, что давило на меня все это время. Все, что мешало мне. Нам с Владом.
– Мне понадобилось четыре года, чтобы перестать просыпаться по ночам в слезах, чтобы перестать отскакивать от парней, чтобы снова начать хоть как-то жить. И я твердо пообещала себе, что никто и никогда больше не сделает из меня жертву. Поэтому, когда мне хотелось тепла, я просто снимала какого-нибудь симпатичного мальчика и спала с ним пару раз. Чтобы перебить. И все получалось. Потом появилась Ли. Я бы никогда не подумала, что мне может так снести крышу из-за женщины. Она просто улетная, это правда. Она одновременно и стальная и шелковая. И она четко дала мне понять, что решаю я. Только я. И это был с ее стороны самый верный ход. Лучше, чем рисунки на стеклах. Лучше, чем полет по ночному городу на мотоцикле. Чувство, что решаю только я. Я этим наслаждалась.
