Текст книги "Приевшаяся история (СИ)"
Автор книги: Saxarok TUT
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
========== Длинное предисловие к коротким последствиям ==========
Северус покинул госпиталь Святого Мунго, чуть больше месяца проведя на грани жизни и смерти. Как только возвращающееся здоровье позволило, он принялся по привычке руководить собственным лечением. Выпросил у Поппи лично принести его любимый котел. Полил бальзам на душу сказав, что только ее руки способны врачевать по-настоящему. И поднял больницу на уши, принимая сомнительных личностей, тащивших незнамо что за пазухой.
Нанесенные змеей раны открывались постоянно, как и у Уизли-старшего в свое время. Снейп просыпался в липкой сырости мокрой насквозь от крови подушки, с пропитанными бинтами и волосами, колотящимся в агонии сердцем, перекачивавшим остающуюся ценнейшую влагу. Тогда перед мутнеющим взором всплывало воспоминание о нападении змеи, последних каплях заготовленного противоядия из разбитого флакона (чары неразбиваемости на него накладывать было нельзя: слишком хрупкая субстанция внутри). Этого не хватило для нейтрализации всего попавшего яда, но точно хватило, чтобы не умереть мгновенно.
Можно было слить Гарри толику бессвязных воспоминаний, из которых выстраивалась жалостливая, но ни о чем особенном не говорящая мозаика. А когда детки, подталкивая друг друга, еле переставляя негнущиеся ноги, покинули Хижину, можно было действовать и самому. Он пытался исчезнуть без следа, по-пластунски покинув ее дощатый пол и спалив мерзкое логово, никогда не скрывавшее ничего хорошего за своими стенами. Снейп уполз, но понял, что умирает. Умрет сейчас, просто снаружи, на свежем воздухе, глотая его бесполезными, слишком большими порциями вперемешку с дымом.
Но его нашли… И начался этот месяц агонии. Он жил на кроветворном зелье, на меняющихся ранозаживляющих составах. Упрашивал отпустить его с миром, ибо миссия точно выполнена и надобность в нем отпала. А в ответ получал утверждение, что такой герой должен жить на радость всем. Гарри постарался! На самом деле этот бред предназначался ему лично, как залог доброй памяти после всего того мерзкого, что можно было совершить, испытывая ненависть к отпрыску Поттера. Не лечилось это душеспасительными беседами старого интригана, не особенно-то и озабоченного воспитанием взаимно благостных чувств между ними.
Наконец, надежные поставщики доставили яд всех тех змей, что он заказывал, и можно было приняться за составление приблизительно похожей белковой субстанции, разлагая их на составляющие, смешивая, разбавляя и усиливая одни пагубные качества, уменьшая и преобразовывая другие. Он помнил разъятую цепочку формулы яда Нагайны, мог воспроизвести ее с закрытыми глазами. Этим сейчас и занимался. Больничная палата окончательно превратилась в лабораторию, наполненную колбами, штативами с пробирками, центрифугами, реагентами. К маггловским средствам пришлось прибегать для скорости. Одним таким неудачным утром, только всплыв из мутного болота обескровленности, он попросил жидкостный хромотограф.
***
– Что это такое? – спрашивал дежурный целитель.
– Это страшнейший темномагический артефакт! – я пошутил, надсадно кашляя, но бинты еле давали вздохнуть, не то что разойтись ранам вновь. – Дайте мне бумагу. К сожалению, как это ни смешно звучит, понять меня дано только Грейнджер.
М-да, было так тошно, что письмо хотелось начать со слов «Дорогая Гермиона!» Но это вряд ли помогало действовать скорее, и на бумагу легли слова «Мисс Грейнджер… Пам-пам-пам… Достать его получится только через Министерство. В свободной продаже этих маггловских машин нет!»
Как только мой заказ доставили, занудная, изрядно повзрослевшая с момента последнего боя Гермиона Грейнджер поселилась в моей палате. Ассистентка из нее была великолепная, скрупулезная. Жаль, что она не собиралась получать дальнейшее классическое магическое образование. Всех главных участников сражения с Темным Лордом – да, я так его называю до сих пор, как бывший последователь (бывших пожирателей не бывает) – завертела бюрократическая машина. Особенно сильное давление ее жерновов пало именно на талантливую магглорожденную ведьму. Она как раз занималась интеграцией мира магглов в волшебный. Не самая дурная затея, но неужели не было иных подходящих персон?
Этих магглорожденных всегда было предостаточно. Чего греха таить, я и сам ходил в маггловскую школу до одиннадцати лет и потом из чистого любопытства и ненасытности ума старался следить за новинками мысли магглов. Хромотограф мне не в пророческом сне приснился.
Она толклась и толклась рядом, кидая взгляды украдкой. Научилась быстро и ловко перематывать повязку. От нее всегда довольно вкусно пахло. Уходила только на ночь, как-то тяжело вздыхая и с каждым разом все тяжелее и тяжелее. Пока в палату, наконец-то, не заявился Уизли.
Никого война не красит! Он осунулся, поблек, стал похож на куцехвостого, поджарого рыжего волчонка, который голодает и охотится в каких-то бесплодных скалах. У него даже оскал соответствующий появился. Я ел как раз больничную баланду, субстанцию малосъедобную, не соленую, не горячую, жиденькую… Потому по старой привычке издеваться предложил ему молча отведать моего обеда.
Гермиона излишне суетилась, заламывая руки. И становилось понятно все. О Боже, какой банальный треугольник! Она посчитала, что самое время полюбить меня. Раскусить ее мог такой шахматный стратег, каким был Рональд. Непонятно только, как он мог предположить, что я в состоянии ответить взаимностью кому бы то ни было?!
– Рональд Уизли, выйдите вон! – он побледнел, но я не закончил. – Вернетесь за мисс Грейнджер через семь минут.
– Семь минут… Годы никого не щадят! – он сморщился, не в силах смеяться над собственной шуткой, которую я, кстати, оценил.
– Это «опыт – сын ошибок трудных», – парировал я с кислой миной.
– «И гений – парадоксов друг…» – Рон ответил машинально.
Однако же, вот с кем стоит пообщаться в будущем, которое окончательно подопрет ровно через семь минут.
– Гермиона, потрудитесь объяснить, какого бешеного соплохвоста сюда принесло вашего жениха?
– Я… ну… в общем… дала ему повод думать, что между мной и вами что-то есть…
– Если подойти к вопросу с точки зрения элементарной логики, то вы в последнее время проводили со мной весь световой день. А если отмести логику, то вы, по всей видимости, перестали уделять мистеру Уизли должное внимание и, возможно, опрометчиво нелестно отозвались о каких-то его качествах.
– Умственных способностях, – пробубнила она под нос.
– Как раз в тот момент, когда я изменил о них мнение окончательно, и в лучшую сторону! Послушайте меня. Я не хочу быть особенно многословным. Последний вопрос. Я подал вам повод думать, что мой интерес простирается дальше научного? Вы невероятно помогли ускорить разработку лекарства, мисс Грейнджер! И только!
– Вы используете людей и топчете их чувства! – выпалила она в сердцах.
– Ох, Гермиона, я стар и болен. Красных кровяных телец и объема циркулирующей крови в моем организме еле хватает на обеспечение вялой умственной деятельности, а уж на фантазии о бывших студентках и сколь-нибудь приличное подобие эрекции тем более…
Она покраснела и выскочила. Лучше всего доказывает теорию о том, что она себе все надумала. Желай она меня чуть больше, чем жалей, кинулась бы доказывать обратное со всей горячностью естествоиспытателя.
В палату заглянул Рон. Судя по выражению лица, он хотел просить прощения. Чудеса воспитанности! Но я преувеличенно бодро для своего состояния замахал руками. Перед глазами все замелькало. В забытье посетило приятное видение.
Лили совсем маленькая, еще до школы, изображает своего двоюродного дядюшку, подставив прядь волос вместо усов, подперев ее выпяченными губами и напыжившись, говорит что-то странное. А я смеюсь, лежа на траве, и рассеянная тень деревьев колышется.
– Северус, – она поправляет волосы, проводит пальцами, словно расческой, – когда ты, наконец, поймешь, что я не знаю всего того, с чем ты продолжаешь жить. Я живу только в твоем уме. Я, в общем, не против продолжать существовать в памяти. Ведь все это было, и вычеркивать эти моменты, отрываться от собственного детства, наверно, травмирует еще сильнее. Но я разговариваю на философские темы в последний раз. Потому что это ты разговариваешь за меня. Будешь еще так делать, больше не приду и не скрашу твое одиночество.
– Лили, ну пожалуйста! – приходится удивляться, что я хнычу все еще как малыш, своим детским голоском, так не похожим на сочный баритон, которым меня наградило взросление.
– Хорошо, еще немного, – она пожимает плечами. – Если ты хочешь своего-моего совета, обратиться к своему подсознанию через мой образ, то я готова поработать еще немного. Только не жди ничего хорошего! В кого ты превратился? Соберись, тряпка! Тебе тридцать восемь лет, а ты похоронил себя заживо. Хотя бы эта девочка. Но это, прости, глупость несусветная. В мире полно живых женщин, есть масса вещей, которыми ты можешь заняться. Если тебе по-настоящему нравилось – а тебе нравилось, я-то знаю, —согни этих олухов снова в бараний р-о-о-о-г!..
Внезапно ее образ плывет и тает, а сквозь полуприкрытые веки прорывается свет. Мерлин свидетель, пора заканчивать с этим недугом. Или повеситься сегодня же, или довести начатое до конца. Сколько себя помню, просто не было. И решение на краю у смерти я принимал не самое простое, только сил не хватило для его осуществления.
Страшным усилием воли в гордом одиночестве я провел последнюю пробу состава и нашел его удовлетворительным. Может быть, в паре пиков и было расхождение с эталоном, но и этого могло хватить для производства сыворотки.
После выхода из больницы я предпочел уладить свои дела. Не все было гладко с моими счетами в Гринготтсе. Сколько ни пытайся относиться к гоблинам по-человечески, столько и будешь наталкиваться на совершенно иной способ мышления. Они невероятно расстроились, узнав, что я «выздоровел».
В доме был затеян ремонт. Я приказал вычистить его полностью, включая перегородки, составил новый план, в котором перенес лабораторию (заветная мечта) к солнечному свету. Да, в ущерб полезной площади, но работа была слишком большой частью моей жизни, чтобы пренебрегать дальше ее комфортом. В то время как в собственном доме жить было категорически невозможно, пришлось искать пристанище. Как водится, Хогвартс ни перед кем не закрывал двери.
Почта продолжала работать. Теперь с еще большей силой. Люди искали друг друга. Если волшебник захочет спрятаться, то может сделать это так, что сам себя не сыщет.
Минни отписалась довольно странно. Ее, мол, теперь ничем не удивишь. Но сказывалась, скорее всего, тотальная занятость. Мне ли было не знать, что такое становиться директором в эпоху «реформ»! Как и того, что произошло со школой во время последнего боя. Замок не рухнул, словно в него попала маггловская бомба. Но с ним теперь было все не то, и разрушения имелись.
Как случалось и раньше, я воспользовался маггловским транспортом. Наш поезд не имел регулярного расписания рейсов. Загруженность Ночного рыцаря и несколько неприятных воспоминаний об опыте его использования заставили прийти к такому неоднозначному для мага решению. Я купил билет на поезд в мягкий сидячий вагон, отправляющийся по дороге в Северный Йоркшир, до станции Готленд, обслуживающей Хогсмид и Хогвартс. Несколько раз в году это место становится одним из самых заколдованных в Британии.
Сел на сиденье, надвинул капюшон тонкого трикотажного свитера поглубже и принялся за изучение посадочного билета. Этой премудрости меня научила Лили в незапамятном детстве. Если количество цифр в кодовом номере четное, то делишь их пополам, а затем суммируешь между собой цифры каждой стороны. Если сумма совпадает, то билетик счастливый. Если код нечетный, то можно поискать сочетание собственной даты рождения. Счастливый билетик полагается съесть. Ребячество.
Я отрывал по маленькому кусочку всю дорогу и пережевывал, ощущая довольно приятный целлюлозный вкус, особенно, если пожевать подольше.
Взору обывателя предстает несколько маленьких уютных зданий, облицованных серо-желтым камнем, и насыпи с двух сторон, одна – чуть выше, другая – ниже, на которых вдалеке видны редкие дома и единичные машины.
Перейдя мостик через узенький овражек у подножия высокой насыпи, я направился нанимать такси. Странно, но желание трансгрессировать пропало напрочь.
– Куда вы едете-то? – с легким оттенком сострадания спросил пожилой маггл. – Там ведь ничего нет. Пустошь!
– Бабочек буду ловить, – отвечал я, не задумываясь.
– Так не ходите дальше озера. К нему и то не со всех сторон подходить можно. Таблички натыканы: «Прохода нет!» Почва у нас твердая, а там, говорят, пустоты. А при вас ни снаряжения, ни вещей толком.
Дальнейшее движение осуществлялось под комплексом невербальных заклинаний. Мне совершенно не надо было, чтобы житель местной станции видел, как я зайду за барьер, глядя на величественный замок на холме над озером.
Июньский воздух был наполнен магией. Ощущение было такое, что стоишь в эпицентре страшной грозы и молнии разлагают воздух до состояния озона. Магглам противопоказано долгое нахождение вблизи волшебства. Организм волшебников преобразует без вреда, получающуюся трехатомную структуру кислорода. А обычный человек из-за ее влияния на холестерин подвержен атеросклерозу и бесплодию. Дабы избежать вымирания маггловского населения окрест, мы и загораживаемся всевозможными понятными для людей щитами и легендами. Под воздействием озона в больших концентрациях не выживают мужские половые клетки.
В частности, это один из фундаментов под теорией о превосходстве чистокровности над полукровностью. И одна из возможных причин, кроме прочих, что у меня нет ни братьев, ни сестер. Зато вокруг Хогвартса самый чистый, без преувеличения, воздух, напрочь лишенный бактерий и плесневых грибков.
И пусть в нем шла тотальная восстановительная работа похлеще, чем в моей дыре, но учеников не было, и места для жизни было полно. Подземелья сохранились в первозданном состоянии, в них я и обустроился заново по старой привычке, занявшись электронной каталогизацией своей библиотеки.
Без малого двадцать лет назад я электрифицировал единственную часть Хогвартса – свои владения, замаскировав такую благодать простецов с помощью установки генератора в месте тока подземных вод. В остальном замок продолжал функционировать на магической энергии.
А вокруг Малфой-менора, на достаточном отдалении, законсервированный на период проживания шайки особо враждебно настроенных злодеев, стоял десяток ветряков.
Остается вопрос, почему не занялся этим ранее. Я и сам им задаюсь. Мое амплуа сказочного злодея отнимало столько духовных и физических сил, а необходимость его поддерживать кипела на медленном, но неустанно поддерживаемом огне шпионства, необходимости носить несколько масок, моих собственных комплексах относительно сына возлюбленной, промахе, данных в отсутствие разума как такового обетов.
Да если бы меня оставили в покое, вполне возможно, Грейнджер не пришлось бы внедрять мир магглов в магический. В конце концов, никто и никогда не запрещал напрямую этим заниматься.
Антитрансгрессионный барьер пока не был установлен. Несколько раз, чувствуя все еще непомерную слабость, перенесся домой, чтобы разобрать и внести в каталог свои книги, хранящиеся в Тупике прядильщиков. Закончив с этим занятием, принял по мере сил участие в восстановительных работах. Для этого понадобились мои никуда не девшиеся связи с домом Малфоев. Покидая пост главы Попечительского совета, Люциус утащил в клюве информации, сколько смог отхватить. И информации первосортной. У него имелся подробный план Хогвартса, все выкопировки, система тепло– и водоснабжения. Подробное описание устройства и расписание поворота всех ста сорока двух лестниц, со всеми формулами примененного для этого волшебства. Друг согласился, не без сопротивления, их предоставить.
И все же, когда какое-то место становится твоим домом на семь лет, трудно испытывать к нему слишком однозначные чувства. И сколько бы плохого ни случалось в его стенах, и хорошее бывало. Как ни странно, именно Люциус взял с меня обещание, что я вернусь в Хог. И если не возьму в руки все вожжи из неких морально-этических принципов, то зельеварение преподавать продолжу.
А я и не метил на место Минни. Старушка сдала, ей как раз впору было начинать есть лимонные дольки! Старушкой ведьму сделали последние пять лет. Во время своей учебы я помнил ее темноволосой сухонькой женщиной без слишком явных печатей возраста на челе. Подвижной, быстро соображающей и просто великолепной во многих магических отраслях. Теперь ее голова окончательно убелилась сединами, а вокруг рта залегли такие складки, что она могла посоперничать с более чем столетним Альбусом.
***
МакГонагалл укутала ноги старинным шотландским пледом. Помостилась немного в кресле, следя одним глазом за движениями домовушки, разливавшей чай. Задвинула одним пальцем очки на переносицу и уставилась на меня пристально. А через полминуты издала короткий и резкий смешок.
– Северус, прости меня, но ты то дерьмо, которое всегда всплывает… Удивляюсь я тебе… А не хочешь сюда? – она выразительно кивнула на кресло, которое занимала.
Наш разговор был не первым и не последним, но встречала меня Помона. Она же и подсказала, что наши владения под землей вполне пригодны для жизни.
– С каких это пор уважаемая блюстительница порядка и справедливости стала выражаться хуже старьевщика из Лютного переулка?
– Сев, у меня земля трещит под ногами. Камни можно сложить назад, воссоздать все барьеры и чары. Но в этом году семьдесят пять детей не поступили. А в следующем сколько их перейдет просто на домашнее обучение? Из седьмого курса подали заявления о восстановлении девятнадцать человек. Фамилии, насчитывающие от двух веков чистокровной генеалогии, сильно раздумывают о сохранности наших методов и уравниловке в отношении учеников. А главное, у меня нет основного костяка. Люпин мертв. И Гораций, ты знаешь?.. – она понизила голос до шепота. – Синистру переманили в Министерство, будто мало у них своих арифмантов. Теперь и у Сивиллы там целый прорицательский отдел. «Гадальный штаб»! А надо и вместо себя кого-то ставить…
– Я не мог попасть на похороны Слагхорна: занимался активным устройством своих. Знаешь, это ведь совсем непросто подобрать достойный гроб… И с семейным склепом Принцев у меня возникла неувязочка, как у Снейпа… – я вздохнул. Давно не предавался подобным фантазиям.
– Если на мое место ты не хочешь, займи любое из подходящих тебе по статусу, кроме чар. Старый гоблин будет жить вечно. Он еще с Бинсом поспорит за место в строю преподающих привидений.
– А тебе не терпится взять на все должности призраков? – я отхлебнул чай, имея в виду в данном случае себя.
– По твоим глазам вижу, что вынужденное бездействие тебе надоело! Более того, ничего умнее, чем вновь начать издеваться над детьми, ты не придумал, – дамблдоровская проницательность переходит вместе с постом.
– Ну, почему же? В отдел науки хоть сейчас. Аптечку можно открыть и творить глазные капли вплоть до собственного посинения от паров свинца и ртути. Минерва, – я выразительно откашлялся, – составлением контракта я займусь с такой тщательностью, которая тебе и не снилась. Хватит с меня обещаний сделать то не знаю что. Я составлю, наконец-то, учебный план, согласно которому выделю себе время на научную деятельность в достаточном количестве. И мне нужны развлечения.
– Какие это?! – на ее лице отразился ужас.
– Пыточный зал, только чтобы без ущемлений всяких! Хочу дыбу и кипящее масло, непременно! И вообще, я говорю о дуэльном клубе. Все беды оттого, что детям негде выплеснуть энергию. В квиддич играют единицы. Чрезмерная интеллектуальная нагрузка таит в себе зерно вольнодумия. Я настаиваю на дуэльном клубе. И поверь мне, такой груши мне вполне хватит для того, чтобы быть пушистой овцой в остальное время.
Мы могли позволить себе шутить и ерничать. Теперь никому не было достаточно хорошо и комфортно на душе. Воспоминания в скорбных ночных бдениях заставляли грызть подушки. Мой последний внутренний диалог с Лили загнулся под напором действительности. И рана давала знать о себе чаще, чем я хотел. Это было нечто связанное с нервной проводимостью и, должно быть, с проводимостью течения магии. Что-то мешало самоисцелению организма. Боль иногда возвращалась и пронизывала такая, что метка бледнеет в воспоминаниях по сравнению с ней.
Но шум и суета близости нового учебного года здорово подлатали опоры оптимизма.
***
Я сидел в учительской и цедил кофе. Явился специально раньше многих. Люблю составить впечатление по манере здороваться и входить в незнакомое место. Следом пришла Минни, подтянутая, почти прозрачная в области талии, стянутой черным кушаком. Ах, даст еще прикурить молоденьким выскочкам из нового педсостава! Спраут всю дорогу не давала мне забыть, что я всегда могу рассчитывать на ее поддержку. Флитвик кивнул скупо.
Новым профессором арифмантики оказался юноша из рейвенкловцев Зак Кит – так вот, коротко и ясно, как двузначная цифра, дай Мерлин памяти, пятилетней давности выпуска маг. Что ж достойно! А за ним открылась дверь и впустила довольно странную женщину. Молодую, скажу сразу, но ее юность стремилась ко «второй свежести». И слишком много портящих впечатление повадок. Поздоровалась она учтиво, без дрожи и интереса к отдельным личностям. А затем быстрым, еле уловимым движением корпуса, выдавая свои навыки тем, кто приучен действовать идентично, оценила стратегически более выгодное место для нападения вкупе с возможностью отступления. Место около двери оставалось. Я лишь был слишком благодушно настроен, чтобы занять его. Мне некуда было бежать и не от кого. Своей персоной я представлял лагерь победителей, тем более его героя. ЗоТИ… Хм-ф…
Профессором трансфигурации стал мужчина в летах. Я совсем не знал его ни по стану пожирателей, ни по орденским делам. Иногда подобная темная лошадка может таить в себе слишком много интересного. Так много, что скоро захочется личности поскромнее. Но все мои размышления были следствием паранойи.
Я даже, не сдержав улыбки, вспомнил, как предлагал слегка во хмелю старому приятелю стать на должность преподавателя ЗоТИ. Нет, ну каждый из нас был способен родить на свет такую непомерную гадость, которая не снится в страшных снах магам-обывателям. Следовательно, мы автоматически приспособились защищаться от нее. Ради моего спокойствия и укрощения прыти он напомнил, что с детства занимается финансовыми махинациями. И теперь-то ничто не мешает предаться любимому делу. С министерских постов Люциуса не то чтобы поперли. Как всегда, опережая события на корпус, он подал прошения об отставке сразу после суда. И вот финансовое благополучие дома Малфоев росло и крепло, а в вертикальном порядке пополз шепоток, что стране не помешает такой прозорливый министр магии, способный установить расшатанную после войны экономику на твердые рельсы.
Минерва всех благодушно перезнакомила и перешла непосредственно к расписанию, составленному на первый триместр. «Беременность» развивалась согласно четкому плану… Девятнадцать учеников, решивших, что последний год обучения пошел книзлу под хвост, решено было не распределять по прежним факультетам, а поселить неподалеку друг от друга. Девочки – у Помоны, а мальчики – под моим неусыпным присмотром. И как бы ни было смешно, но радостное воссоединение Лонгботтома и моего крестника, которых раньше на одном поле по нужде ходящими было не застать, выглядело вполне оптимистически. Как и все действо, стоящее у истоков новой жизни.
Кое-какие организационные моменты плавно перетекли в банкет, заключающийся в горькой попойке. Рюмочки опрокидывались одна за другой. И в тот момент, когда старина Флитвик начал демонстрировать свою способность удержать рюмку на длинном полугоблинском носу, мне стало батюшки как плохо.
Рот наполнился вязкой слюной, сердце рухнуло в пятки, а боль распустила свои многочисленные извивающиеся щупальца. Я встал и, стараясь не терять лица, двинулся к выходу. Слова доносились сквозь вату. Я доползу, ползаю я теперь профессионально, глотну обезболивающего, на алкоголь меня отрубит, и буду завтра огурцом.
– Этот Снейп, – чуть растягивая слова, утверждал некий МакМилан, ставший нашим новым трансфигуратором, а я ведь еще не ушел, – мог бы проявить чуть больше уважения к коллегам.
Остальное могу только додумывать. Но в коридоре меня догнала та самая странная ЗоТИшница. Ее-то откопали, слабо сказано… Представительница венгерской школы, выпускница Гнезда. В ежегодно выпускаемом альманахе зарубежного магического образования в Венгрии значилось две школы – Гнездо и Логово. Когда-то в одной из них них обучались мальчики, в другой – девочки. Затем школы поменяли специализацию. Логово выпускало обычных магов, умеющих контролировать свои способности, а Гнездо специализировалось на боевых навыках. С большой натяжкой, и не в нашу пользу, ее можно было сравнить с дополнительным образованием для авроров.
– Заткнитесь вы! А вы, – Минерва ткнула дрожащим пальцем в юную леди, – проводите его в покои.
– Мне непонятно, зачем? – отвечала она, чуть коверкая слова.
– Чего же проще?! – взбесилась МакГонагалл. – Докажете свою состоятельность. Если он сейчас взбеснуется, только вам и будет по зубам не пустить под откос все восстановительные работы.
Останки диалога, какие есть, подслушал в ее мыслях, не поворачивая головы. Надо бы объясниться со старушкой. Меня давно не бесят такие вещи. И способности к разрушениям явно завышены. А ненавязчивое сводничество шито белыми нитками. Нет, это, конечно же, относится к разряду психозов. И я отмел подобные мысли, удивляясь попутно их приходу.
Она молча шла рядом, порождая желание сказать нечто парадоксальное.
– А вы уверены, что я иду в свои покои? Или вы плететесь за мной просто в ту сторону, куда меня понесет? Я ведь выпил.
– Совсем немного, – ее голос звучал приятно с обтекаемым акцентом. – Но вы не могли слышать разговор.
– Подслушивал, – предложил я более безопасную формулировку.
– У вас слух летучей мыши? Я догнала вас у самого поворота.
Перед нами стояла обманчиво неподвижная лестница. Желание зажевать кляп, встать на четвереньки и взвыть достигло апогея.
– Пошевеливайтесь, нам сюда, а я не смогу спуститься без вашей помощи!
Вид у меня был достаточно красноречивый, чтобы немедленно получить дружеское плечо. Но только мы преодолели как можно скорее две лестницы, допрос продолжился.
– Я не смогу вам помочь, если вы сейчас отключитесь. Просто не найду, куда вас транспортировать. Вы больны? – она спрашивала еле слышно.
– Я мертв…
Разглагольствовать не было сил. Как опрометчиво было считать, что приступы стали происходить реже! Раньше у меня все нужное было под рукой. А сейчас я, держась за бескорыстные плечи, скорее не висел, а волочил девушку за собой.
Невербально распахнул двери класса, за которым традиционно располагалась лаборатория, хранилище и жилые покои. Незачем ей знать мои охранные чары. И понесся в закрома.
Приход после выпитых сгоряча двух зелий напоминал местную анестезию и легкое притупление адекватности, но такое шлейфное: с моими привычками к каким угодно составам я сыворотку правды еле различал и не реагировал, как обычные люди. Надо бы удостовериться, что провожатая покинула мое логово и убралась в свое «гнездо».
Но она с потерянным видом стояла у самых дверей и двигаться не собиралась.
– Благодарю, скрашивать мой отдых, развлекать и следить за состоянием нет необходимости! – я не собирался ее оскорблять, даже ранить не пытался, боевика-то со стажем.
В подобных заведениях много внимания уделяется психологической подготовке. Чисто теоретически ее не должны были смутить любые мои слова и действия, к которым она должна была мгновенно подобрать противодействие. Мой внешний вид также оставался только моей заботой.
– Мистер Снейп, я не найду пути назад. Всеми моими передвижениями до сих пор руководил Зак.
– Так и позовите его, – я испытал удивительное облегчение. – Юноша найдет мой класс по старой памяти.
– Каким образом? – она вспылила, судя по интонации.
– Пошлите патронус… – ага, вот и расхождения выявились: не понимает. – Высшая энергетическая субстанция, концентрируемая из наших хороших, самых лучших мыслей.
– Я не могу.
Она помрачнела, а у меня внезапно отпало желание выяснять почему. Несколько пожирателей смерти, включая меня, сохранили эту способность, но ничтожное количество людей, не совсем очернивших свою душу.
– Тогда пошлем записочку самолетиком.
Э-хм, вызовом патронуса я не занимался чертову уйму времени. Грани безоговорочно хорошего и плохого размылись. Ну надо же, даже воскрешение в памяти Лилз становилось каким-то статичным и не приносящим того извращенного удовольствия, замешанного на жалости к себе и неотступном чувстве любви. Должно быть, все выгорело под воздействием яда и вытекло вместе с поменявшейся не раз кровью. Я так долго и неотступно, безысходно и отчаянно боролся за самого себя, за свою жизнь, а не за кого-то другого, ради чувства мести и восстановления справедливости, что, наверно, и стал собой. На фоне исчезновения одних способностей появление странной раскрепощенности относительно многих запрещенных для мага вещей и понятий не могло не заботить. Я говорю о маггловских вывертах.
Старые привязанности такой глубины не выкорчевываются одним махом, думал я с ужасом. По всей видимости, источник теперь необходимо будет найти в себе. А себя я не любил. Паршиво будет без такого удобного орудия, каким является патронус. Его защитные свойства изначально заложенные, как смысл этого колдовства, вряд ли понадобятся по нынешним временам, а вот как средство связи он просто бесподобен.
Не стесняясь, я приземлился за преподавательский стол, привычно найдя свое место пятой точкой. Вытащил листок бумаги и послал записочку, юркнувшую в приоткрытые двери. Юная леди разглядывала храм физического воплощения магии. Она предпочитала молчать. В полной тишине бороться с подступающим сном было все сложнее. Бывший ученик спас меня.
По лицу Зака было видно, что ему как раз-таки неудобно. Он мялся, топтался, не зная, что сказать, когда нас было не так много и на моей территории. Машинально я глянул через класс в его немаленькие глазки. Эти действия, не доступные подавляющему большинству магов и прозванные врожденными способностями, были доведены мною до такого автоматизма, что его мысли понеслись по ухабам, разваливаясь на несколько составляющих.
