Текст книги "Мы не будем друзьями (СИ)"

Автор книги: SashaXrom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

С этими словами Миронов отчаливает и скрывается за горизонтом. Следом за ним с нами прощается и Сафар.

Фролов, уже нацепивший на себя свою привычную маску невозмутимости, кивает нам с высокомерным видом:

– Мне тоже уже пора, столько времени я с вами потерял. Адьёс, девочки, – машет он нам с Викой, достаёт телефон, набирает номер и говорит кому-то раздражённым голосом:

– Ну и где ты? Ты же обещал за мной заехать. Какое, нахрен, совещание? Ты там начальник или кто? Ладно, сам доберусь, – отключает телефон и, уже не глядя на нас, направляется в сторону автобусной остановки.

Следом за ним со своим велосипедом тащится его оруженосец с женскими босоножками наперевес.

Вика молчит, кусает губы, потом, решившись, спрашивает:

– Что у тебя с ним?

– Что у меня с кем? – включаю программу «интеллекта нет» я.

– Егор, что у тебя с Фроловым?

– Вика, что у меня может быть с Фроловым? – мне совсем не нравится этот разговор, но просто взять и уйти в данном случае я тоже не могу.

– Я не знаю, – она задумчиво вертит прядь русых волос между пальцами. – Но то, что я сейчас видела, наводит на мысль, что не всё спокойно в Датском королевстве.

– Мы просто заигрались. Состояние аффекта, нервы ни к чёрту, да и вообще… – я неопределённо кручу руками в воздухе.

– Да, я поняла насчёт вообще, – Вика морщится. – Ты только, если что, предупреди меня, пожалуйста, если твоё вообще перейдёт в какую-нибудь другую категорию. А то не хочется выглядеть полной дурой в глазах всего института.

Мне становится и стыдно, и неловко перед ней, но объяснить своего состояния я не могу, потому что сам не могу дать ему никакого определения.

– Вика, – как мне кажется, очень убедительно говорю я, – что бы тебе там ни показалось – ничего нет такого, о чём тебе стоило бы волноваться. Просто сработали инстинкты – ну ты же сама видишь, что он делает всё, чтобы спровоцировать эмоции, ему без разницы – положительные или отрицательные, главное, чтобы было. Да, соглашусь, что меня понесло, но это ничего не значит.

– Точно? – с недоверием смотрит на меня Вика.

– Точно, – уверенно отвечаю я. – У меня всё нормально в голове, и мне нравишься ты. Не стоило так быстро соглашаться нам всем на эту безумную идею Фролова, надо было ещё подумать – что-нибудь обязательно бы пришло в голову. А он именно этого и добивался – гений эпатажа.

– Я верю тебе, – неожиданно соглашается Вика и тянется ко мне с поцелуем.

А я, прижимаясь к её губам, представляю совсем другие губы, совсем другой запах и ощущения тоже совсем другие. От поцелуя с Андреевой меня не уносит бурным потоком горной реки прямиком к обрыву без дна и надежды на спасение.

Поцелуй Андреевой – это спокойное непроточное озеро с застоявшейся водой и тонкой ряской на поверхности.

От этого поцелуя внутренности не закручиваются в болезненный жгут, дыхание остаётся спокойным, а ноги прочно стоят на земле, да и сама земля не вертится, как сумасшедшая, грозя уронить меня со своей плоской поверхности.

Фролов снова не появляется на занятиях, я успокаиваюсь, мне уже кажется такой дурью то, что я себе напридумывал, потому что это такой абсурд, что будто бы я хочу с ним, с этой ходячей провокацией, чего-то большего, чем просто поцелуй. У меня в голове даже картинка эта не складывается, как это вообще в реале быть может. Это ведь совсем не так, как с девчонками, потому что это нифига не девчонка, как бы это ни выглядело на первый взгляд.

И думать об этом не хочется, и представлять, а уж тем более рефлексировать на воспоминания об этой ситуации.

Пашка пристаёт ко мне, пытаясь выведать – а что мы там наснимали, но я молчу, как верный своему долгу партизан перед дулом немецкого парабеллума, и Мальцев, надувшись, отстаёт на какое-то время. Потом ещё пара попыток, и он со словами: «Да подумаешь, тоже мне номинанты на «Оскар», отваливает к своей группе.

В день сдачи проектов группы находятся в состоянии нервного напряжения, потому что всё-таки показ на такую аудиторию, и хоть всё это и не в первый раз, а всё равно нервяк, как перед первым сексом в тринадцать лет, а ты даже ещё с теорией не ознакомился как следует.

Готовый материал я просматривал всего один раз, на большее меня не хватило, потому что на кульминационном моменте ладони предательски вспотели, а я под внимательным взглядом Вики не знал, куда себя деть от неловкости происходящего.

И как просто кино это совсем не воспринималось, не мог я абстрагироваться и смотреть на себя и Илая со стороны, как просто на героев дешёвой мелодрамы.

Со стороны вполне могло так и показаться, что целуются парень и девушка: она, высокая, стройная, хрупкая и воздушная, и он, темноволосый, коротко стриженный парень, лишь чуть-чуть выше неё – настолько незаметна эта разница в росте, что совсем ничему не мешает, крупнее, спортивнее, обнимает её за плечи сильными руками, а она в ответ прижимается к нему всем своим гибким телом.

Смотреть на это реально невозможно, поэтому я говорю ребятам, что меня всё устраивает, а они молодцы, и покидаю поле монтажной студии. Отдельное спасибо им за то, что насколько это было возможным, они урезали эту зашкаливающую горячую страсть, сократив поцелуй до пары секунд, так что в моей душе теплилась надежда, что слишком бурная реакция зрителей, возможно, и не последует.

Итак, вот он – день премьеры и моего позора. Все уже стекаются в зал для просмотра, мы тоже отправляемся туда, занять места, чтобы не пришлось потом стоять в проходе или, чего хуже, толпиться в дверях. А что зал будет битком, в этом сомневаться не приходится. На показы обычно стекается чуть ли не весь институт – хорошая возможность и на других посмотреть, и заметки для себя на будущее сделать, что проходит на «ура», а что отправляется в «шлак».

Мы с ребятами сидим на втором ряду, я в самом начале ряда, рядом на ступеньках уже устраиваются опоздавшие, и тут на подлокотник моего кресла усаживается кто-то, обдавая меня лимонно-тёрпким ароматом, а мне даже голову поднимать не надо, чтобы определить – кто это:

– Скучал, малыш? – насмешливый голос Илая звучит над самым ухом, а от макушки вниз по всему телу тут же разбегается звенящая в своём напряжении дрожь.

– Другое место найди себе, – пытаюсь спихнуть его с подлокотника, но Фролов вместо того, чтобы сбрызнуть в туман, обнимает меня за шею и прижимается щекой к короткому ёжику волос на моей голове:

– Тихо, не шуми, что ты сокращаешься, будто я тебя прямо тут трахать собрался.

Я давлюсь воздухом от такого заявления, а он уже занимает более приличное положение рядом со мной и внимательно оглядывает зал в поисках знакомых. Время от времени машет кому-то рукой, держа вторую по-прежнему на моей шее. Вика рядом со мной недовольно косится на эту картину, кривит рот, но молчит, подозрительно сосредоточённо глядя прямо перед собой.

Я ёрзаю на своём месте, присутствие Фролова обдаёт меня жаром с ног до головы, в мыслях полный сумбур, потому что вот нихрена ничего не прошло, кого я вообще обманываю. Так хочется дёрнуть его к себе за его волосы, снова наматывая их на кулак, и засосать его прямо тут на глазах у изумлённой публики.

Но я лишь облизываю губы, пытаюсь выровнять дыхание и совсем не смотрю на окаменевшую рядом Вику.

Просмотр уже в процессе. Ролик сменяется роликом – многие постарались на славу, хотя не обошлось без плагиата, но, тем не менее, даже плагиатные работы тоже были неплохи.

Особенно запомнилась одна: романтическое путешествие на пароходе, знакомство, любовь с первого взгляда, небо, море, взгляды, полные нежности. На последних кадрах очень проникновенный поцелуй крупным планом, обещающий счастливую и долгую жизнь вместе. А потом камера резко сдаёт назад, и зритель видит часть спасательного круга, на котором чётко выведено название корабля «Титаник». Шикарная зарисовка, что уж сказать, хоть и спизженная.

И тут объявляют наш «шедевр». Я напрягаюсь, рука Илая тоже замирает на моей шее. В зале между тем нарастает оживление, так как озвучили авторов ролика, а фамилия Ильи не может не вызвать бурный ажиотаж.

На первых кадрах я слышу за спиной лёгкий гул разочарования, потом наша с Викой ссора, мой гневный выпад насчёт быстрой замены, и вот я уже бегу по направлению к идущей впереди нас девушке. В зале нарастает шум, слышны чьи-то тихие восклицания:

– Да не может быть…

– Да не-е-е…

– Блядь, это же он…

– Они что?…

А на экране уже мгновенный в своей внезапности поцелуй и вздох изумления по залу:

– Охуеть!!!

– Да нихрена себе!!!

– А что вы хотели? Это же Илай!

– Да я знал, что так будет!

– Но Ветров, ну пиздец…

– Прощай, Егорка…

И тишина на последних кадрах, и охуевшие глаза Мальцева с первого ряда, и остекленевшая рука Фролова на моей шее, и нервно кусающая губы Вика на соседнем кресле – всё смешалось в доме Облонских.

========== Часть 9 ==========

«Это всего лишь кино, отъебитесь», – эта фраза уже заготовлена в моей голове. На крайний случай, можно сразу в бубен.

Наш ролик был последним, так что в зале сейчас стоит гул обсуждения, и, угадайте, что является главной темой обсасывания… вот тут не надо быть экстрасенсом ни в каком колене. Я встаю со своего места, сбрасывая с себя руку Ильи, смотрю на Вику:

– Ты идёшь?

Она кивает, протягивает мне ладонь, и мы вместе с ней пробираемся сквозь толпу к выходу. За спиной слышу, как Фролов обращается к Генке:

– Хочу копирнуть себе черновой материал.

– Зачем? – хотя голос Миронова и полон недоумения, в нём слышится нота понимания.

– Фильму не хватает полной достоверности. Вы так его подчистили, что хоть в монастырь отправляй. Сколько по времени-то отрезали?

– Полторы минуты.

– Нормально так, – удовлетворённо вздыхает Фролов, а дальше я уже не слышу, потому что мы с Викой выходим из зала.

Уже на улице нас догоняет Мальцев:

– Ну нифига вы отожгли, – с восхищением бросает он.

Я нервно передёргиваю плечами:

– Слушай, хоть ты не домогай.

– А я чо, – отмахивается Паха, – я же ничо, мне даже понравилось. Это же просто кино, кому не нравится – пусть сосут, – тут он понимает, насколько двусмысленна эта фраза в данном контексте и смущённо затыкается.

Молчания Мальцева хватает ненадолго, и он продолжает:

– Хотя я не понимаю, как ты согласился на такое, тем более с ним. Я бы ссыканул.

Я фыркаю:

– Ты сам же говорил, что не отказался бы, если что…

– Ну, то говорить, а то по факту сделать, – Пашка смешно морщит нос и вертит головой. – Нет, я бы не смог, я бы обблевался от страха.

– Лечиться тебе надо, Мальцев, – вздыхаю я. – У тебя что ни день, то новые симптомы: то обосрался, то обблевался.

– Ну, а вообще, – тут Пашка с заговорщицким шёпотом и лихорадочным блеском в глазах смотрит на меня, – как оно?

– Что оно? – Пашкино любопытство мне понятно, но неприятно до жути.

– Ну, целоваться с ним, – голос Мальцева почти дрожит от нетерпения.

– Знаете, я вообще-то ещё тут, – Вика вырывает свою руку из моей и гневно смотрит на нас с Пахой. – Егор, тебе не кажется, что ты унижаешь меня таким отношением?

– Чем именно я тебя унизил?

– Ты с таким энтузиазмом делал это тогда, что я вообще не понимаю, а я-то тебе зачем?

Вот тут я начинаю реально злиться:

– Вика, если ты помнишь, именно ты поддержала идею Фролова. Я с самого начала был против. Так что ты получила то, на что подписалась. «Жнец должен любить свой урожай» – знакомая фраза?

Вика возмущённо фыркает, но не находит, что ответить на мои слова.

– Да иду, иду, что ты психуешь, – мимо нас проходит Илай, раздражённо разговаривая с кем-то по телефону.

Даже не взглянув на нас, он идёт по направлению к парковке, где возле навороченной мощной тачки стоит мужик лет сорока в дорогом костюме и с суровым выражением лица. Илья подходит к нему, тот начинает ему что-то выговаривать, но Фролов сплёвывает на землю, рывком открывает дверь и садится на заднее сиденье.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, – Вика смотрит на время, – можете развлекаться дальше, мальчики.

– Постой, – я снова беру её за руку. – Я провожу тебя.

Машу рукой Мальцеву – потом созвонимся, и мы идём с Викой через сквер к её дому.

– Егор, ты мне действительно очень нравишься, – начинает Вика. – Я не хочу, чтобы моё хорошее к тебе отношение сменилось на что-то другое. Я уже не уверена, что мы подходим друг другу, что у нас есть шансы хоть на какое-то будущее. Когда ты со мной, я не чувствую тебя, ты как будто в другом месте. И мне от этого обидно и неловко. А тут ещё и эта история с Фроловым. Я не могу разобраться, что именно тут не так, но у нас с тобой явно проблемы.

– Мне совсем не хочется обижать тебя, – никогда ещё я не чувствовал себя такой скотиной, как сейчас. Зачем я вообще затеял эти отношения, когда у меня полный раздрай в голове. Кто-кто, а Вика тут совсем не виновата, и совсем не обязана терпеть мои закидоны. – Прости меня, я такой козёл.

– Может, нам сделать перерыв? – спрашивает Андреева. – Мы оба подумаем – а надо ли нам это. А если не надо, по крайней мере, мы сможем остаться друзьями.

Я смотрю на неё в немом восхищении – никогда не думал, чтобы из совершенно патовой позиции можно выйти с таким блеском. Но Андреевой это удалось на славу.

– Ты чудо – знаешь это? – спрашиваю у неё.

Вика вымученно улыбается:

– А как же, у меня во всех документах так и написано – чудо-чудное, диво-дивное. Я реально устала, Егор, от всей этой нервотрёпки, так что давай сбережём друг другу нервы и не будем извращённо иметь друг друга в мозг.

Я киваю, а она продолжает:

– Кстати, сегодня мы же все идём в «Мегаполис», ты же помнишь про посвящение? Не откажусь составить тебе пару. Ну, это в знак примирения, сам понимаешь.

Да, точно, я и забыл. Сегодня один из самых разгульных дней в жизни каждого студента. Абитура, пройдя ряд не самых приятных испытаний, а если быть совсем точным, издевательств, войдёт в не всегда стройные ряды студенческого братства.

Пропустить такое мероприятие никто в здравом уме даже и помыслить не мог: масса развратных конкурсов, пьяные и доступные первокурсницы, да и вообще – для моего поганого настроения в самый раз, чтобы хоть чуть-чуть развеяться.

Ночной клуб, как водится, битком забит жадным до развлечений народом, мы с Мальцевым методично закачиваем в себя виски, глядя на весёлые игрища в самой середине танцпола.

Внезапно Мальцев дёргает меня за рукав и указывает глазами в дальний конец зала. Я поворачиваюсь – там, в окружении своей свиты, сидит Илай при полном параде и боевой раскраске.

Вот как его можно вообще с парнем ассоциировать, если он так выглядит? Ну реально же девчонка, причём самая обалденная девчонка из всех, что я видел. Тут Илай смотрит вперёд, замечает мой пристальный взгляд, криво усмехается и подносит к губам бокал с вином. Выпивает его залпом и тут же наливает ещё один, всё так же не прерывая этого гипнотизирующего меня зрительного контакта.

Я хмурюсь, говорю Пашке:

– Пойду отолью.

Тот кивает, пялясь в упор на отплясывающих чуть ли не перед нашим столиком пьяных, а оттого абсолютно раскрепощённых девчонок.

Иду, спотыкаясь, по запутанным коридорам ночного клуба в сторону туалетов, глухо матеря этих выкидышей архитектурного факультета, что умудрились придумать такое жалкое подобие закоулков Версальского дворца.

Я уже почти у цели, как за своей спиной слышу чьи-то быстрые шаги, и меня тут же дёргают за один из выступов, а в мои губы молниеносно впиваются другие, сухие, жёсткие, пахнущие вином и лимонами.

– Сука, думать ни о чём не могу, так хотел поцеловать тебя, – шипит мне в душу Илай, всасываясь в мой рот с такой страстью, словно хочет добраться до моего сердца и сожрать его. Мой мозг тут же раскалённой лавой течёт к низу живота, я сжимаю его так сильно, как могу, чтобы почувствовать, наконец, его как следует.

Он стонет мне в губы, совершенно не стесняясь, словно это самое естественное занятие на свете, кусает меня, вылизывает языком мой рот так жадно, будто сейчас, в эту самую минуту, занимается с ним сексом, и это единственный способ, а я могу сейчас только подчиниться его желанию, потому что сам я, от нахлынувших и затопивших меня ощущений, не способен ни на какую внешнюю реакцию.

Наконец, Фролов отрывается от меня, смотрит абсолютно пьяными глазами в мои не менее пьяные:

– Измучил ты меня, сука, видеть тебя не могу, – поворачивается и выходит на открытое пространство, оставив меня за выступом полностью дезориентированным, со вспухшими губами и бьющимся в горле сердцем.

Я слышу, как он открывает дверь туалета, слышу, как кто-то окликает его:

– Илай, подожди.

– Ну, что тебе? – я слышу только его недовольный ответ, потом дверь закрывается, и Фролов вместе со своим собеседником уже внутри, и мне не слышно, о чём они разговаривают.

Я стою тут, никем не замеченный, ещё минут пять, Фролов не выходит, да и никто не выходит, и мне становится любопытно, что же там происходит.

Я захожу туда – пусто, и только за закрытой дверью одной из кабинок слышится сопение и очень знакомые звуки.

Я замираю возле умывальников, стою, почти не дыша, и тут голос Фролова:

– Это ведь ты?

Я молчу: что ты, Илюша, тут нет никого, тебе показалось. А дверь кабинки резко открывается, и перед моими глазами предстаёт откровенная в своем бесстыдстве картина – Илья, опершись руками на обе стенки кабинки, а перед ним на коленях какой-то парень, судя по всему кто-то из его свиты, уткнувшись ему в пах, совершает возвратно-поступательные движения, озвучивая их совершенно пошлейшими звуками.

Тут Фролов опускает одну руку на затылок парня, заставляя его принять себя как можно глубже и, глядя мне в глаза уже почти трезвым взглядом, хрипло спрашивает:

– Хочешь на его место? Ты только скажи.

Я стою, не в силах пошевелиться, я могу только смотреть и уже совсем не дышать, я не умею дышать, я как-то внезапно разучился.

А Илай продолжает:

– Как ты вовремя тут оказался. Знаешь что? Это ведь ты мне сосёшь сейчас, и тебе это нравится.

Я бессознательно облизываю губы, а Фролов вдруг дёргается, запрокидывает назад голову и с гортанным стоном подаётся сильнее в раскрытый перед ним рот.

У меня кружится голова, я, пошатываясь и отступая от злополучной кабинки спиной к двери, наугад нащупываю ручку и чуть ли не вываливаюсь наружу.

========== Часть 10 ==========

Пару минут я стою с барахлящим сердцем в коридоре, потом, взяв себя в руки, медленно пробираюсь через зал к своему месту. Паха уже тискает какую-то девчонку в слишком короткой юбке. Та визжит, отбивается для вида, хохочет в полный голос и позволяет Мальцеву щупать её, где тому захочется. Пашка отвлекается от этого увлекательнейшего занятия, чтобы спросить меня:

– Ты что, отливать домой ездил? Ты что так долго?

Я почти падаю на своё место, осторожно трогая свои, ещё помнящие прикосновения Илая губы, вспоминаю жар его тела, как он изгибался в моих руках, как он стонал под чужим ртом, и волна острого возбуждения накрывает меня так мощно, что кажется, стоит мне лишь притронуться к себе, как я кончу.

– Что с тобой? – уже обеспокоенно спрашивает Мальцев и с удивлением смотрит на мои припухшие губы. – Ты что, трахался там, что ли?

Я молчу. Да, Пашка, я трахался, я так трахался, как не трахался никогда в жизни. Меня так грамотно поимели в мозг сейчас, и мне так хорошо, что слишком больно.

Фролов тоже вернулся к этому времени на своё место, он снова сидит там, смотрит на меня и снова пьёт, пьёт, пьёт. Потом хватает того парня с розовыми волосами, который был тогда на съёмках, Витеньку, кажется, и присасывается к его рту. Терзает его так долго, будто насилует, затем отрывается, вытирает губы ладонью и снова смотрит на меня то ли с тоской, то ли с отчаянием, то ли с ненавистью. С Илаем никогда не разберёшь, что именно сейчас написано на его лице.

Пашка, забыв про свою девицу, придвигается ближе ко мне:

– Говори же, с кем ты трахался?

– Ни с кем я не трахался, – отмахиваюсь я, не сводя глаз с Фролова. Пашка, проследив за моим взглядом, присвистывает:

– Егор, ты что, с ним сейчас был?

– Не говори ерунды, – быстро говорю я, но Пашку уже не остановить:

– А чего он на тебя так пялится, как кот на канарейку в клетке?

– Понятия не имею, – отрезаю я. – Короче, я домой. Ты как?

– Я ещё побуду, пожалуй, – довольно скалится Пашка, снова поворачиваясь к заскучавшей уже первокурснице. – А ты знаешь, в чём секрет самого главного обряда посвящения в студенты?

Я фыркаю, Мальцев, блядь, просто гуру пикапа, тут же отправляю запрос на такси и выхожу на свежий воздух.

Образ Фролова не собирается покидать мою голову, я думаю о нём двадцать четыре часа, я думаю о нём даже во сне, потому что этот сукин кот снится мне теперь постоянно, мне снится всё то с ним в главной роли, что показывают только в порно, мне снится, что всё это делаю с ним я, а он стонет подо мной и просит ещё.

Это какое-то наваждение, это морок, это навязчивое состояние, и почему это должно было приключиться именно со мной, за что мне такое наказание, у меня сотни вопросов на эту тему, но на них нет ни одного ответа.

Я даю себе снова и снова обещание, я клянусь себе, что это так просто – поставить Илая в зону игнора, я даже пытаюсь внушить себе отвращение к нему – это всего лишь какой-то педик, который больше похож на смазливую и шалавистую дешёвку, но разум тут же опровергает мои слова – и насчёт просто смазливой, и насчёт шалавистой.

Всё более-менее хорошо, пока я не вижу его, мне почти удаётся справиться с этим безумным влечением к нему, я уговариваю себя, что это блажь, каприз, прихоть. Я твержу себе по сотне раз на дню и в десять раз больше ночью, что я нормальный, что испытывать интерес к парню – это противоестественно и аномально.

Но стоит мне увидеть ненавистного Фролова во всём его великолепии, как все доводы разума тут же испаряются без следа, а в голове только одно – каким послушным было его тело в моих объятиях, какими горячими были его лимонные губы, каким настойчивым был его язык в моём рту.

Всё, больше ничего нет, только это, и эти мысли утягивают меня в такую пучину тёмных и тяжёлых эмоций, что я теряюсь во всём этом, и выхода из этого лабиринта нет, потому что создан он лишь для смертников, которые по глупости заглянули в запретное, не понимая, что любопытство ведёт к падению.

Что в голове у Ильи, понять нет никакой возможности: он всё так же редко появляется на занятиях, а когда появляется, то почти не смотрит в мою сторону, а если и смотрит, то будто мимоходом, с таким же равнодушием, как и на всех остальных. Даже своими обычными подколами он больше не достаёт меня, а мне так тошно, что хочется спровоцировать его, чтобы получить хоть какое-то подобие внимания.

Пара недель пролетает как в тумане. Как ни странно, наш ролик не принёс того невъебенного скандала, которого так боялся я. Народ, после прошлогоднего хайпа, устроенного Илаем в честь Михея, ждал продолжения в таком же духе, поэтому просто ролик с поцелуем на две секунды, хоть и вызвал бурные обсуждения во время показа, но страсти утихли так же быстро, как и загорелись.

Как правильно рассудили ребята нашей группы во время обсуждения той идеи – это всего лишь кино, ну, и прокатил по факту этот видосик, как просто кино, не больше и не меньше. Тем более, нас с Фроловым вместе не видели, общих дел у нас тоже не было. Я тусил со своими друзьями, он со своей свитой – путей пересечения у нас не было, да и быть не могло.

Только где-то внутри, где-то очень глубоко внутри меня копилось глухое томление, так просившееся наружу, и не имевшее возможности найти выход, что я еле сдерживался, чтобы в очередной раз, когда Илья со скучающим видом проходил мимо, не схватить его за руку и не развернуть к себе, чтобы увидеть хоть какую-то эмоцию, обращённую на меня.

Я не знаю, что мне с этим делать, я так запутался во всём этом дерьме, что ещё немного – и мне понадобится психолог, невролог, психиатр, а может, все они вместе коллегиально.

Чёртов Фролов, сука Фролов, как же я тебя ненавижу, но как же я тебя хочу. До дрожи в коленях, до сведённых в судороге пальцев, до сердечной аритмии, до звона в ушах и искр перед глазами.

Нафига, нафига было это всё начинать? Поиграть захотелось? Поиграл, круто тебе сейчас, наверное. Только мне почему-то нихрена не круто сейчас.

Я не могу заниматься, я не могу готовиться к зачётам, я не могу думать ни о чём. Несколько часов, проведённых в библиотеке, проходят почти впустую, и я, наконец, плюнув, собираю свои записи, забрасываю их в рюкзак и иду к выходу из универа. В это время коридоры уже пусты, никто из нормальных людей так поздно не задерживается в альма-матер, у всех находятся дела поважнее.

Я на ходу достаю телефон, надо же, как поздно, набираю сообщение Мальцеву, чтобы узнать, где он, и чуть ли не спотыкаюсь о чьи-то вытянутые почти на весь проход ноги.

Поднимаю глаза от телефона с намерением сказать всё, что я думаю о людях, которые думают, что они одни во вселенной, но слова застревают в моём горле. На откидном кресле прямо передо мной сидит Фролов, откинувшись головой на стену, и смотрит на меня с выражением потерявшейся собаки. Вид у этой собаки до жути странный, непонятно, то ли она хочет, чтобы её приласкали, то ли броситься на тебя и разорвать на куски.

Я стою и молча смотрю на него, он вздыхает, поднимается с места, становится напротив меня и неожиданно предлагает:

– Пройдёмся?

Мы выходим из здания и идём в ближайший сквер.

– В какую игру ты со мной играешь? – начинаю я.

– С чего ты решил, что я во что-то играю? – устало спрашивает Илай.

– А как это ещё называется? Все эти твои подставы, провокации, подколы. Всё ещё мстишь мне? Ну, ты можешь быть доволен, твоя месть вполне удалась. Я больше думать ни о чём не могу, только о тебе. Я хочу…

– Что ты хочешь? – Илай вдруг резко останавливается и со злостью смотрит мне в глаза. – Что ты хочешь? Трахать меня тайком ото всех, чтобы никто не знал? А на людях нос от меня воротить? Этого ты хочешь?

Я с удивлением смотрю на него, не понимая его такой бурной реакции на мои слова. А он продолжает:

– А с чего ты взял, что будет так, как ты себе там всё нафантазировал? С чего ты взял, что я тебе хоть что-то позволю? Как я вас ненавижу, грёбаных натуралов! Думаешь, что нарисовал там себе в своей дебильной голове красивую сказочку про тайны мадридского двора, и только за то, что ты такой охуенный и весь такой мачо, перед тобой хоть кто нагнётся и счастлив от этого будет?

– Всё не так… – начинаю я, но Фролов не даёт мне договорить.

– Всё именно так, как я говорю. Хочет он. А чего ты хочешь? Ты вообще представляешь, чего ты хочешь? Ты кого перед собой сейчас видишь? Ты бабу видишь? Но знаешь что, детка? У этой бабы есть член, хочешь ты этого или нет, но как с бабой у тебя тут нихрена не выйдет! Так что беги от меня куда подальше и не оглядывайся. А ещё благодари своих святых, что уберегли тебя от меня!

Тут Илай сплёвывает сквозь зубы, поворачивается и идёт от меня прочь, ни разу не оглянувшись.

========== Часть 11 ==========

Караулил меня, ждал, высматривал, затаившись в засаде, знал, где я, выбирал удобный момент, нервничал, бесился, высказал мне вроде мало, но вместе с тем так много – и столько эмоций сейчас, что я даже не пытаюсь это анализировать. Равнодушный вид Илая в течение этих двух недель – маска, прикрытие, заслон, чтобы спрятаться, притаиться, чтобы никто не догадался о том, что его тревожит и волнует.

А тревожит и волнует нас по факту одно и то же. Как это так получилось, что между нами возникло это тревожное влечение, и что делать с ним, я не знаю. Фролов знает, что можно делать, но подпускать меня к себе он не собирается по своим, каким-то ему одному понятным причинам.

Чего же я хочу на самом деле от него?

Вот тут, действительно, встаёт эта проблема, которую он только что озвучил. Готов ли я при всём честном народе выйти на лобное место и заявить, что вот он я, Егор Ветров, прошу исключить меня из рядов гетеросексуалов навсегда, без права возвращения, и примыкаю к отряду отступников с ярко-разноцветным знаменем? Готов ли я к этому? А по-другому, я так понимаю, Илья не хочет, а по-другому я ему не нужен.

До этого в моих фантазиях всё было просто и понятно. Да, он был прав, я всё так именно себе и представлял, тайно, без излишней огласки, чтобы никто и не заподозрил меня даже в намёке на такую возможность.

Но теперь, после того, как Илай озвучил мои сокровенные мысли, всё предстало совсем в другом цвете.

Признаться всем? Как будто это так легко.

Это примерно так же, как если бы ты вдруг сдуру влюбился в шлюху, которую переебал весь город, а ты такой счастливый в своей любви бежишь по этому городу и всем рассказываешь, как сильно ты её любишь. А тебе каждый первый говорит: «Ты что, чувак, да я же её и в хвост, и в гриву, да не один, а с товарищами».

Ну, в общем, как-то так. И хотя Илай, несмотря на свою репутацию, не та шлюха, которую драл весь город, да и вообще, кто может похвастаться, что драл его – нет таких, только слухи, только догадки, но тем не менее, ситуация очень похожая.

Я уже представляю удивлённые глаза Мальцева, но Паха-то поймёт, Паха со мной и в огонь, и в воду, как и я с ним, но шуму будет так много, и не факт, что я не погибну в этой войне.

Готов ли я пойти против мнения общества, готов ли к ежедневному сражению, что я имею право на своё мнение и свой выбор, что я не боюсь осуждения толпы – я не знаю.

Я хочу его, но я не хочу стать изгоем – как мне выбраться из этого болота?

Я захожу домой, впереди выходные – родители уехали на два дня к заболевшей бабушке в другой город, так что я сам с собой и своими мыслями совершенно один, и никто меня не потревожит в моей личной психиатрической больнице. Усыпите меня, блядь – собачка безнадёжна.

Иду на кухню, роюсь в холодильнике, включаю чайник, опускаюсь на стул и просто тупо сижу – в голове ни одной мысли.

Телефон на столе подаёт признаки жизни – на дисплее незнакомый номер.

– Да?

– Ты где? – раздражённый голос Илая приводит меня в состояние крайнего изумления.

– Дома. Откуда у тебя мой номер?

– Неважно. Ты один?

– Один.

– Адрес дай.

Я машинально диктую ему свой адрес, он тут же отключается. Судя по нервозности в голосе Фролова, наш разговор в сквере его не устроил, он, видимо, не всё сказал, что хотел, а ждать до понедельника у него выдержки не хватает – хочет добить меня прямо здесь и сейчас.

Через двадцать минут я открываю входную дверь, Илай в том же прикиде, что был пару часов назад, видно, до дома он так и не добрался, с какой-то непонятной мне решимостью на лице, уверенно заходит в мою квартиру, смотрит на меня:

– Родителей сколько не будет?

– Вернутся в воскресенье вечером.

– Отлично.

Он разувается, точно угадав направление в мою комнату, идёт туда, я за ним, не понимая, что он задумал. Зайдя, он поворачивается так резко, что я почти утыкаюсь в него. Он на секунду подаётся ко мне, но тут же решительно отступает на шаг назад.