Текст книги "Хэлло, дорогая (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Марк Антоний получил ложное письмо о гибели Клеопатры и пронзил себе мечом живот, но не умер сразу. Клеопатра провела с ним последние часы жизни. А потом к своей груди приложила египетскую кобру.

Элоиза и Абеляр были монашкой и монахом. Они влюбились друг в друга и даже зачали сына, но когда об этом прознали, Абеляра кастрировали во сне, а Элоиза покинула свет и стала жить в монастыре. Они до конца жизни писали друг другу полные любви письма. Но какой была та жизнь?

Мария и Пьер Кюри полюбили друг друга слишком внезапно, чтобы это посчиталось приличным. Они были прогрессивными людьми и занимались наукой. Пьер работал с радиацией. После его кончины Мари продолжила дело мужа, пока сама не погибла от лейкемии.

Бонни и Клайд, знаменитые гангстеры-любовники, были бандитами во времена Великой депрессии. Они кутили и грабили вместе, они знали, что всё кончится плохо, и ловили крошки быстротечного счастья. В итоге шесть рейнджеров выпустили в них из засады сто шестьдесят семь пуль, а до того Бонни умудрились тоже подстрелить, так что Клайд всюду носил её на руках.

Констанс знала, что в её случае это была никакая не любовь. И первый, и второй взгляды здесь были ни при чём. Она не хотела думать, что это было, и постаралась отвлечься, потому что влюбляться в своего дядю, даже если он божественно красив и завораживает её до дрожи от малейшего голосового обертона, глупо.

Глупо, грязно, пошло и вульгарно. Это то, у чего нет будущего. То, что не одобрят родители и подружки. Это какая-то болезнь. Почти что простуда. Была бы таблетка – выпить и дело с концом.

И Конни, решив так, насилу уснула.

На следующее утро нахмуренное небо действительно пролилось дождём.

Конни встала в девять и, посмотрев в окно, поняла сразу: сегодня никто не выйдет из дома. За одну только ночь снаружи сильно развезло; кругом были лужи, дождь капал с крыши. Он уже умыл окна и деревья. Конни поправила на плече футболку и хмуро взглянула на двух сестёр, Милли и Сондру, спускавшихся к завтраку.

Они явно были в не лучшем настроении.

– Надеюсь, – сказал Чед, – кто-нибудь приготовит яичницу. И у нас есть бекон.

– Только если ты купил его накануне, – невозмутимо ответов Стейси. Она с кем-то переписывалась, сидя за столом.

Чед скривился.

– А чем плохи «Лаки Чармс»{?}[Кукурузные хлопья]? – с усмешкой спросил Карл.

Констанс взяла у него из-под носа бутылку апельсинового сока и бутылку молока. Сбоку на пластике уже надулся приличный пузырь{?}[На бутылках молока в Америке делают углубление в виде круга. Если вы купили молоко и забыли про него, то со временем оно начнет портиться. Внутри бутылки будет постепенно скапливаться газ и из-за этого увеличиваться давление. Вмятина служит защитой, чтобы бутылка просто не взорвалась и вам бы не пришлось отмывать холодильник. Если в бутылке накопится много давления, то вмятина выгнется в другую сторону, и вы заметите, что молоко испортилось.], и пить она не стала.

– Я обойдусь кофе, – рассеянно сказала Милли.

– Может, закажем пиццу? – предложила Сондра.

Ричи согласился с ней. Идея была неплоха, если выбирать между чипсами, хэллоуинскими конфетами и испорченным молоком.

Пиццу доставили через сорок минут; к столу собрались далеко не все – Оливия и Ричи вернулись в спальню, Сондра ушла в душ. Констанс вздохнула свободнее. Это даже к лучшему. На маленькой кухне и без того не развернуться. Она посмотрела в окно – всё ещё идёт дождь; а потом на размокшую коробку от пиццы. Невозможно же питаться ей одной? Нужно съездить в магазин.

Пока пиццу привезли, и пока ждали всех к столу, она остыла, так что Конни таскала пепперони и сыр с уже холодных кусков. Запивать пришлось апельсиновым соком.

После завтрака Карл и Чед собирались вместе подключить икс-бокс, который Карл привёз с собой. Сёстры удалились к себе, наверх. Оливия и Стейси хотели спуститься в подвал и поискать там украшения для праздника. Ричи планировал остаться с парнями: им троим уже не терпелось подрубить какую-то новую игрушку. Но Констанс сообщила, что Чед ей нужен – для дела, и сказала:

– Будь готов через полчаса. Мы, кстати, поедем на твоей машине.

– Поедем куда? – обречённо спросил он, пожирая взглядом распакованную игровую консоль.

– Я думала, ты умный, – сочувственно сказала Констанс. – В супермаркет, конечно.

– Что?! Почему я?! – возмутился он. – Вон, Тейлор приедет к обеду, его и эксплуатируй!

«Значит, мне нужно убраться до него» – решила Конни.

– Я в ванную, – предупредила она вслух.

Стейси-Энн громко хохотнула.

– Эту девчонку почти невозможно переубедить, Чед, – сказала она, отвлекшись от телефона.

– Ну конечно!

– Нет, серьёзно. Спокойные люди по личным наблюдениям – всегда самые упёртые. Так что советую тебе пошевелиться. Она весьма пунктуальна и опаздывать не любит.

4

Дождь всё шёл и шёл. Казалось, на город, а может, и на весь штат прогневался грозный бог дождей и катастроф; Чед смешно комментировал глубокие лужи на дороге – и разверзлись хляби небесные! – но Констанс было не до смеха. Она думала, как бы вся неделя не выдалась такой непогожей. Мало приятного торчать в ливень на Хэллоуин под одной крышей с незнакомцами.

Когда она соглашалась на вечеринку, не думала о последствиях. И о том, что там два туалета и одна душевая на всех – тоже.

– Останови здесь, – равнодушно сказала Конни, когда они проезжали большой супермаркет.

– Я тебя в машине подожду.

– О’кей.

Она знала, что Чед был не в восторге от этой поездки. Но и она была не в восторге, что к ней в дом заявится его братец. Пальцем одной руки уже не хватит, чтобы пересчитать всех, кто втиснется в её маленький домик!

Конни вышла из машины, накинула на голову капюшон толстовки и поспешила к магазину. Из-за луж белые подошвы её кожаных высоких кед были забрызганы грязью, а дождь хорошенько намочил капюшон. Стеклянные двери разъехались в стороны, и Конни забежала в яркую белизну супермаркета. Потом глаза привыкли, и лампы показались более тусклыми, а свет – серым. Здесь было прохладно из-за мощно гудящих кондиционеров. В самом начале, у рекламных стоек, в длинную железную гусеницу выстроились тележки для покупок. Маленьких как назло не осталось – только гигантские, словно крейсеры, и Конни взяла одну такую. В ней могла бы с лёгкостью уместиться она сама – ну почти в полный рост.

Покупателей было немного: то тут, то там между рядов бродили как зомби такие же одиночки, как она, со своими линкорами. Какая-то бойкая старушка с красной корзинкой в руке прошла в отдел овощей и взяла упаковку мытой редиски. Явление очень редкое – не поддаться соблазнам ярких коробок и упаковок и брать всё только по списку.

Констанс, как и другие, выглядела несколько потерянной и сразу миновала полки со сладостями, акционными товарами, игрушками и посудой. Она взяла в отделе напитков коробку с банками содовой – там было двенадцать штук, и упаковку колы без сахара. Весь красно-белый магазин был украшен к Хэллоуину оранжевыми тыквами, черепами, вырезанными из тонкой бумаги призраками и прочей атрибутикой. В центре магазина стояли настоящие острова изобилия – огромные стенды со сладостями, от одной полки к другой была протянута искусственная паутина.

«Интересно, заглянет ли к нам кто-нибудь на Хэллоуин за сладостями?» – подумала Констанс и положила в тележку коробку карамелек в шоколаде «Милк Датс», коробку миндальных конфет «Алмонд Джой», две пачки терпко-кислых «лимонных головок», старые добрые «Чармс Блоу Попс» – карамель с жвачкой, большую коробку «Дабл-Баббл», которые помнила ещё в своём детстве на Хэллоуин (этой жвачке в своём котелке она радовалась больше всего), взяла ещё красных мармеладных «шведских рыбок» и шоколадные конфеты, нежно-розовые, персиковые, голубые и бледно-жёлтые ириски «Флаффи Таффи», которых однажды наелась до тошноты – так их любила.

Половина тележки была в сладостях. Так себе покупка. Нужно взять что-то более существенное, к примеру…

– Конни? – окликнули её за спиной.

И она обернулась, удивлённо глядя на своего дядю.

«Поверить не могу, что он здесь делает?» – подумала она, но вслух сказала:

– Привет, Хэл.

Он был в своей куртке и в полосатой чёрной рубашке под ней. В свободных джинсах, на которых не было ни капли из луж – он по воздуху от стоянки долетел, что ли?! – ноги его казались вообще бесконечными. Хэл производил чертовски сильное впечатление, хотя Конни напомнила себе: он, мать твою, вчера здорово развлёкся с той девицей.

– Ты здесь за покупками? Не ожидал увидеть.

– Это я не ожидала, – сказала она. – Далековато забрался от дома.

– Тоже заехал кое-что прикупить… – он был тоже с корзинкой и показал ей пачку лунных пирогов «Грэмс» в шуршащей упаковке.

– Не думала, что у тебя нет поблизости супермаркетов.

Сказала – и одёрнула себя. Зачем язвить?! Какая ей в конце концов разница, пусть катается на своём чёртовом Плимуте сколько хочет туда-обратно! Хэл невозмутимо ответил:

– Я на самом деле проездом не просто так. Хотел спросить, я случайно не оставлял у тебя дома свои очки?

– Мог бы просто позвонить. – И снова недовольство в голосе!

Конни осеклась и поджала губы. Толкнула тележку вперёд.

– Оставлял, – сказала она и намекнула. – Они всё ещё там. Можешь съездить за ними, тебе вернут Стейси. Или Милли. Я им позвоню.

Она свернула в боковой узкий ряд с сухими завтраками, надеясь, что он отстал. Во рту было горько. Но совсем плохо стало, когда Хэл снова оказался у неё за спиной:

– Не думаю, что они мне помогут.

Конни сдержала себя и желание сказать, что вчера Милли очень даже помогла – и молча потянулась за хлопьями «Корн Флейкс». Но не успела коснуться красной коробки – Хэл сам снял её с полки и отдал Конни в руки.

– Спасибо, – бросила она и нейтрально добавила. – Нет, я серьёзно. Не трать время.

– Я не трачу, – возразил он и снова достал Конни яблочных джексов от «Келлогс» – когда она привстала на цыпочки. – Ты столько всего купила.

– Это на Хэллоуин, – сказала она и добавила. – Нас девять человек.

– Девять? Многовато для такого домика.

– Я не знала, что ребята притащат друзей. Думала, будет просто междусобойчик.

– Девять, – задумчиво повторил Хэл. – И что же, ты одна из всех поехала за покупками?

– Мы сбросились, – почему-то начала оправдываться Конни. – И мне дали в помощь Чеда.

Хэл ухмыльнулся и осмотрелся. Между узких полок кроме них двоих никого не было, и Конни почувствовала себя ужасно глупо.

– Ну и где же твой Чед? – спросил он ехидно. – Что-то я его здесь не вижу.

– Он не мой!

Хэл привалился плечом к стойке с хлопьями и понимающе кивнул.

– Что? Не смотри на меня так. Он на машине и согласился отвезти покупки домой.

– Очень благородный жест, – одобрил Хэл. – Позвони ему и скажи, пусть едет куда хочет. Он на сегодня свободен.

– Нет, – возразила Конни и снова толкнула тележку. Хэл шагнул следом.

Она слышала его дыхание у себя на макушке и чувствовала спиной, что он стоит слишком близко. Конни бросила короткий взгляд на сферическое зеркало под потолком. В искажённом отражении она увидела, что Хэл буквально навис над ней и смотрит, чертовски пристально смотрит.

Что ему нужно?

– Я сам отвезу тебя домой, – сказал он и накрыл ручку тележки своей рукой – так близко к пальцам Констанс, что она невольно их отдёрнула.

В этом было столько контроля и странной настойчивости, что она обернулась через плечо. И застыла.

Он наклонился к ней так близко, что их глаза оказались почти на одном уровне. И Хэл улыбнулся ей и уверенно взял тележку.

– Звони, – повторил он. – Так будет куда удобнее. И потом. Я бы ужасно хотел пообедать с тобой, Конни.

– Боюсь, у меня нет времени.

Она мягко попыталась увезти тележку. Это было так же бесполезно, как пытаться вырвать мышь из когтистых кошачьих лап.

Хэл уверенно втиснулся между ней и стендом с газировкой – и Конни оказалась в западне. По левое плечо – он, по правое – стеллаж. Хэл проворковал, притираясь своим плечом к её:

– Нам столько нужно рассказать друг другу. Семейные узы. Кровь не водица, и всё такое.

Констанс засомневалась. Одна её часть болезненно ныла: она знала, что произошло вчера, и это свербело в темени. Другая же молила согласиться.

Какая разница, с кем он спал? Он её дядя. Она могла бы пообедать с ним – действительно… просто так. Почему бы нет?

Потому что он странный, и ты это чувствуешь. Какого дьявола он так себя ведёт?

Хэл закинул руку ей на плечо и прижал к себе по-родственному тепло.

По-родственному – и немного больше.

– Но только кафе выбери сама, – сказал он. – Я здешние места плохо знаю. И ещё зайдём в секцию с порошками и средствами для уборки, о’кей?

– Мне самой туда нужно, – буркнула Конни, и Хэл понял: сдалась. – Обедать – так себе идея. Некоторые продукты могут испортиться.

– Двум бутылкам молока и пачке бекона ничего не будет, – поморщился Хэл, – и потом, мы всего-то на час-другой. Ну давай.

Он обезоруживающе улыбнулся – слишком мягко и ласково, чтобы Конни могла на него злиться. И она улыбнулась ему в ответ, чувствуя, что его рука на плече стала легче и теплее.

– Уважь своего старикана, – картинно приложил руку к груди Хэл и рассмеялся. – Старшим отказывать нехорошо.

========== Невезучий Тейлор Роурк ==========

Комментарий к Невезучий Тейлор Роурк

При виде убийцы мертвецы обливаются кровью.

Роберт Бёртон

Убийцы частенько выглядят дружелюбно.

Потомки Солнца.

Чед думал, это какая-то шутка. Сначала его зовут в магазин, он срывается с места, топит в непогоду. А потом его гонят прочь.

Чёрт возьми, как он мог усмотреть в Констанс логичного человека?! Он думал, она адекватная. Какого дьявола она творит? В колледже она казалась ему почти другой. А сейчас, оставшись с ней один на один, он понял: либо что-то случилось с этой девчонкой – что-то из ряда вон, отчего она вела себя не как обычно. Либо он в ней обманывался.

И лучше бы первое, чем второе. Обидно, чёрт возьми.

Чед дважды спросил по телефону, уверена ли она, чтобы он уехал. Она сказала – да и да оба раза. Очень серьёзным тоном. Таким, когда что-то с тобой реально случается, и ты в небольшой

размером с Эмпайр-Стейт-Билдинг

панике говоришь: да нет, всё о’кей. И буквально ходишь по раскалённым углям, сдерживая крики боли.

Затем Чед спросил: кто довезёт тебя до дома со всеми покупками? Он представлял, сколько всего накупит Конни. Она запнулась, прежде чем ответить, и неуверенно сказала: друг.

Это было уже ни в какие ворота. Почему этот таинственный друг не мог с самого начала отвезти Конни в магазин? Почему она не может назвать его имени, на крайний случай, сказать что-то типа – «да это Марк, Питер или Терренс, ты его не знаешь, какая разница?». Но Чед чувствовал: знал. Или видел. У него было слишком живое и яркое воображение, и он представил этого друга чёрным высоким нечто возле Конни.

У нечто были белые глаза-точки и хищная улыбка. И Чеду представленное не понравилось.

Есть люди, которые по оттенку твоего голоса могут сказать, что ты рыдала всю ночь, и даже назвать причину, почему. Кто-то хорошо разбирается в фактах, логических связях и прочей ерунде; кто-то – в человеческих взаимоотношениях. И хотя Чед был очевидно плох в отношении второго, но даже он почувствовал здесь бемоль вместо диез. Какую-то фальшивую ноту. Запинку. Как дрожь в голосе или явное заикание, когда лжёшь.

И он бы вышел из машины, непременно, и даже хотел так сделать. Но тут ему пришло в голову, что это, быть может, объясняется очень просто.

Вдруг тот самый друг – это Тейлор?

А что? Вполне правдоподобное предположение. Он знал, что Тей обязательно приедет. И что он всем нравится, рано или поздно – но становится любимчиком. Несмотря на многие свои недостатки, плохим или скучным человеком он не был, и к такой девчонке, как Конни, мог найти подход.

И потом. Друг – это друг. Он вряд ли сделает плохо. А кто он такой, чтобы вмешиваться в личные дела Конни? Чёрт возьми, никто. Он чувствовал, что торгуется со своей совестью, потому что хочет пристегнуться и уехать с дождливой парковки. В таких случаях про таких же вот Конни говорят: я думал, она вполне взрослая девочка, чтобы самой во всём разобраться.

Чед немного успокоился. Аргументы – их было много, как ходов в лабиринте, когда вслепую движешься из одного коридора в другой – подействовали. Какой-то из них даже по логике окажется верным. Он взвесил все за и против за пару секунд, буркнул в телефон «как знаешь» и вырулил со стоянки супермаркета, по памяти направляясь домой.

Он надеялся, что Карл подключил к допотопному телевизору приставку, и они смогут немного развлечься.

2

– Ты будешь салат или мясо?

– Я… – Конни запнулась и задумчиво почесала в затылке. – Трудно сказать. Что здесь вкуснее?

– Не знаю. Но можем взять и то, и другое, – успокоил Хэл.

– Нет-нет, – поморщилась она и поёрзала на стуле. – Пожалуй, лучше салат.

– Тогда мне – мясо по-французски. Будешь пить содовую?

– Лучше колу.

– Тогда колу и содовую. Спасибо.

Официант всё записал в блокнот и вежливо улыбнулся. Улыбка – будто из форточки сквозит:

– В нашем кафе действует акция. Всем парам предоставляется хэллоуинская скидка – тринадцать процентов.

Конни усмехнулась. Как это всё нелепо прозвучало.

– Это мой дядя.

– Если что, – заявил Хэл с непроницаемым лицом, – мы можем и притвориться.

Официант задержал карандаш над блокнотом, Конни перекинула взгляд на Хэла.

Что он сказал?

А потом сообразила, что это шутка, и что у него смеются глаза. На какой-то момент замерла, не зная, что ей делать. Но официант рассмеялся, и Хэл вместе с ним – вслух.

Когда они остались наедине, Хэл обвёл глазами стены и, задержавшись на паре больших грязных пятен на бежевой краске, заметил:

– Ох уж эти чёртовы системы скидок. Их придумывают дегенераты. Я понимаю, им нужно подогнать под какой-то свой мизер все эти дебильные условия, но чёрт – не до такой же степени параноидально.

Конни машинально кивнула. В некоторых вопросах он дьявольски занудный.

– И, чисто технически, мы с тобой тоже можем считаться парой, – невзначай добавил он.

Конни резко подняла на него взгляд, которым до того уткнулась в клетчатую красную скатерть. Даже просто – пара – звучало слишком интимно. Может, с кем-то другим это было бы забавно. С Хэлом – нет. Она покраснела, примерно в тон скатерти, и пожала плечами, не зная, что сказать.

Очень скоро принесли их заказ. До того они сидели в почти полной тишине. У них за столиком была настоящая ледяная Арктика, и официант, взглянув на хмурые лица, предложил бесплатный аперитив.

Тогда почти в голос они возразили:

– Я за рулём. – Это был Хэл.

– Я не пью. – А это – Конни.

Хэл бросил на неё быстрый взгляд, смерил им.

«Конни-Конни-Конни. Я здесь для того, чтобы найти повод убить тебя. Не делай так, чтобы мне было трудно сделать это, Констанс. Побудь плохой девочкой и сделай что-то по-настоящему дерьмовое. Взбеси меня» – подумал он.

Перед ней поставили салат с анчоусами. Перед ним – мясо по-французски с домашним майонезом, грецкими орехами и горячим сыром. Посетителей в это время хватало. Местная молодёжь тусовалась возле стойки и заказывала молочные или лёгкие безалкогольные коктейли. Кто-то пришёл сюда на ланч. В углу возле большой кадки с искусственным деревом, печально поникшим пластиковыми листьями, сидел бородатый мужчина с ноутбуком. Хэл и Конни были на виду, у панорамного пыльного окна. Кажется, они нарочно сели там, где их было видно с самых разных ракурсов и почти всем в этом кафе. Это был столик на двоих, но им казалось, между ними пролегла пропасть. Конни могла бы поклясться. Всё как в чёртовой кэрроловской зазеркальной Алисе. Если хочешь удержаться на месте, беги изо всех сил. А хочешь сдвинуться вперёд…

она бросила на Хэла короткий взгляд и остолбенела: он смотрел, не отводя глаз

…беги вдвое быстрее.

– Ну, что ж, – медленно проговорил он. – Наконец, рад действительно познакомиться с тобой поближе, Конни.

– Да, – невпопад ответила она и отпила «Доктор Пеппер» из банки, потому что во рту было сухо, как в пустыне.

Поближе – как с Милли?

– Да, познакомиться – это хорошо. – Сказала она неловко.

Хэл взглянул на неё искоса.

– Мы с тобой ведь никогда даже не знали, что есть…

Друг у друга, – наверное, так он должен был продолжить, но Констанс испуганно перебила:

– Вот удивительно, верно? Нечасто так бывает. Я-то думала, у меня кроме отца и его тётки никого больше нет. Это так странно. Сколько тебе лет, Хэл?

Всё это она протараторила, потому что, видит Бог, не смогла бы слушать это спокойно.

Он сделал глоток содовой (пил «Спрайт» из банки, потому что брезговал здешними кое-как помытыми стаканами) и ответил:

– Тридцать четыре. А тебе?

– Ого, – пробормотала она.

– Неправильный ответ, – мягко заметил Хэл. – Не «ого», а «девятнадцать».

Конни вскинула брови и убрала за уши каштановые волосы:

– Откуда ты знаешь?

Он жалобно улыбнулся и слегка прищурился.

– Конни, Бога ради. Взгляни на себя в зеркало. Я бы дал тебе меньше, но логика… ты же учишься в колледже. Вроде, первогодка?

– Всё так, детектив Оуэн, – сказала Констанс, хотя спина была всё ещё холодной. – Ты наблюдательный.

– Ерунда, – сказал он и взял нож в правую руку, а вилку – в левую. – Просто хорошо помню себя в твоём возрасте.

Конни подцепила вилкой салатный лист и кусочек тунца. С интересом подняла на Хэла взгляд.

Хэл уже энергично жевал своё мясо, вовсю работая челюстями. У него были выступающие скулы и слегка курносый нос. При всей красоте его лица, мимика была ни к чёрту – как у манекена. Он выглядел спокойным. Чертовски невозмутимым. Прямо нечеловечески. Почти неживым.

– В каком колледже ты учился? – спросила Конни.

Он перестал жевать. Пару секунд смотрел перед собой, будто что-то обдумывал или вспоминал. А затем ответил:

– В Атланте. Но там ничего интересного, так. Менеджмент… Всё такое.

– Ясно.

– Ну да, не инженер, не врач и не литератор. Обычная скучная профессия для обычной скучной работы.

– Зато нет такой ерунды, как с моей.

Хэл приподнял брови, и Констанс продолжила:

– Кафедра изобразительных искусств. Учусь быть сносным художником. И аниматором буду, может. Однажды.

– Очень творческий выбор, – отметил Хэл.

Конни улыбнулась.

– Это поле невспаханное. Я даже жалею, что туда пошла. Со стороны, конечно, кажется – реально круто. Сиди и рисуй целыми днями, подумаешь. Это тебе не высшая математика.

– Я так не говорил, – сказал Хэл и выпрямился. – Я не имел в виду «творческий» в смысле – «бесполезный».

– Чаще всего именно так и говорят, – криво улыбнулась Констанс.

– Кто же?

– Чед, – она усмехнулась. – Стейси. Много кто.

Хэл опустил взгляд в тарелку и провёл по передним зубам языком. Затем снова посмотрел на девчонку. Она была как нахохлившийся обиженный воробей.

Что за характер. Честолюбивая. Конечно, всё понятно. Она ещё так молода. Не может найти себя. С друзьями неполадки. С семьёй. Обычная девчонка. Учится в колледже. Живёт в достатке. Трахает себе мозги в отсутствие реальных бед.

– Проблемы с приятелями? – пробормотал Хэл. Это почти не звучало как вопрос.

Констанс покачала головой.

– Нет. С ними всё нормально. Никто из них не обязан как-то поддерживать мой выбор. Они просто шутят. Меня вообще-то не особо колышет их мнение. Я тоже прикалываюсь над ними, так что мы квиты.

Хэл поставил локоть на стол, а в ладонь лениво уткнулся гладко выбритой щекой.

– Вот как?

– Угу.

– И никаких обид между вами?

– На такие пустяки не обижаются, – улыбнулась она, и Хэлу стало зябко. – И потом. Это мой выбор. В любом случае – я никого к себе близко не подпускаю, чтобы меня могли реально задеть.

– Почему же?

– Не хочу доверяться полностью.

Хэл кивнул и нехотя развёз по тарелке сырную начинку.

– Иногда кажется, что только себе и можешь верить, – заметил он, опустив взгляд.

– Семье ещё, возможно. Если у тебя, конечно, хорошая семья.

Хэл чуть дёрнул уголком верхней губы. Семья.

Он боготворил свою мать. Отца не знал: матушка говорила, он был военным и пошёл служить, когда призывали в Ирак. А оттуда уже не вернулся. Он наивно задавал вопросы про отца. Хотел знать, в кого пошёл мастью: при невысокой и относительно миниатюрной брюнетке-матери как мог родиться шестифутовый пепельный блондин Хэл?! И кожа у неё была белее снега, а он загорал как дьявол у адской жаровни. Она была кареглазой. В общем, полная его противоположность. И наконец, все из семьи, кого он видел, когда был маленьким, не были похожи на него.

Он какой-то частичкой сознания надеялся, что Конни будет, потому что все свои детские наблюдения стёр и спрятал, навесил на них замок. И решил, что не будет к ним возвращаться, а значит, они не совсем уж правдивы. Мать красилась в блондинку, и постепенно он запомнил и даже решил, что она всегда блондинкой и была. Хотя видел – маленьким – совсем другое. И не сознавался себе, почему его дяди, тёти, бабушки и дедушки, двоюродные и троюродные немногочисленные родственницы знали его порой не лично. Так, есть какой-то там Хэл Оуэн.

Он посмотрел на свою племянницу. От вкуса мёртвой плоти пополам с горелым сыром на языке ему стало дурно. Он пришёл сюда разыгрывать свою карту, а выходит, она его обдурила.

Конни отвечала совсем не так, как он ожидал. Она и вела себя иначе. Хэл знал, что должна делать женщина, чтобы он её убил. Он почти молил Конни, чтобы она сделала что-то такое, отчего он взбесится.

– Просто жалко, что мы с отцом друг друга в этом плане не понимаем. И с его женой – тоже.

Господь Всемогущий, вот пусть только не сейчас живот скрутит, пожалуйста.

Хэл почувствовал, как закололо холодком кончики пальцев и губы, и как болезненно сжало ему горло.

Та девчонка в ванной. Громкие хлопки влажных тел друг о друга, ритмичные вздохи на его коже. Ему было тошно. Хотелось отмыться. Или сделать. Всё. Как. Надо.

Он положил вилку в тарелку и потёр себе кадык.

– Всё в порядке? – спросила Конни и нахмурилась.

Он привёл её сюда не чтобы очаровываться, а чтобы понять, как подобраться к ней поближе. Это его обычное свидание. Свидание хорошего парня – с грёбаной сукой. Если она не осучилась сейчас, это может случиться потом. Нужно думать от этом.

Хэл снова потёр кадык и беспокойно опустил глаза.

Он очень хотел увидеть в ней грязь, потому что от грязи нужно избавиться. Устранить её. Грязь не жалко уничтожить. У него труп в подвале, и он планировал, что однажды он кинет на одно одеревенелое тело – ещё несколько, в том числе – Конни.

Она чуть склонила голову набок. И он мог поклясться, что это лучшая из всех голов, какие ему доводилось видеть. Если ему доведётся отсечь её или передавить ремнём, он её, может, отстрижёт от шеи и спрячет куда-нибудь. Чтобы возвращаться, как к таинству.

Потому что на него никто и никогда так не смотрел.

Странная и беззащитная смесь жалости. Чувства вины. Она думает, что сказала что-то не то? Или сделала?

– Тебе дать воды?

Он покачал головой.

– Еда невкусная? Тебе точно не плохо? Ты побледнел.

Побледнеешь тут, мать твою.

Конни поджала губы:

– Прости, что нагрузила своими загонами. Я это, оказывается, умею делать.

– Никаких загонов, – тихо сказал Хэл. Ему это стоило очень больших усилий. – Что ты, тыковка. У тебя, говоришь, отец по новой женился? А что твоя мать?

Кажется, она умерла. Что там было, он не помнил. Мама говорила, то ли несчастный случай, то ли…

– Стало плохо с сердцем, – скривилась Констанс, но совладала с собой и спокойно продолжила. – Обычное дело. Сейчас столько стрессов.

– Н-да. – И он добавил очень искренно. – Сочувствую.

– Всё в порядке. Прошло время, я со всем свыклась, – просто сказала Констанс.

– Отец, по-видимому, свыкся быстрее тебя, – заметил он и добавил. – Раз уже женат.

Она кивнула и поковыряла свой салат. Хэл задумчиво присмотрелся к ней.

Волосы – цвета тёмной меди. И глаза – как топь. Он когда-то давно едва не утонул в болоте, было дело, и навсегда запомнил густой цвет прелой травы – у себя на светлых шортах и на футболке. Он был тогда молокосос, но понял сразу, что такое смерть. И вот теперь у неё были глаза цвета смерти.

Она ни на мгновение не похожа ни на кого из тех, кто досаждал бы ему фактом своего существования. Как он ни старался, знал, что у него не удастся её возненавидеть. Более того – он бы отдал очень многое, чтобы Конни жила, не потому, что он был с ней одной крови.

А потому, что чувствовал: он с ней одного духа.

Но это невозможно. Пощадить её – значит, пощадить их всех.

Та сука должна умереть. Все они должны умереть. И она – тоже, потому что теперь отлично его знает. Он не попадался никогда до, не попадётся и теперь. Вопрос безопасности. И Конни именно поэтому должна быть мертва.

– Возможно, – только и ответила она про отца. – Но, я думаю, он от безысходности женился.

– Разве?

– От одиночества, – уточнила она. – Не хочу его оправдывать, но он ужасно страдал после маминой смерти.

– Ты как раз оправдываешь, – со скукой сказал Хэл и отпил ещё содовой. Ему было паршиво. Он решил, чтобы ей стало тоже. Когда людям плохо, они вскрываются. Вся грязь из-под ногтей наружу лезет. – Вообрази, что ты влюблена, тыковка.

Он и сам не заметил, как ступил на очень зыбкую почву. Но уходить с неё было уже поздно. У Конни загорелись щёки и уши. Она поправила волосы, так, чтоб они свисали вдоль лица и хотя бы малость скрывали её румянец. Хэл был беспощаден и не сразу понял, что расставил ловушку для себя – тоже:

– Не знаю, была ли ты когда-то.

Всё только ради этого. Это был вопрос без вопросительной интонации. Хэл бросил камень и набрался смелости. Аккуратно, шаг за шагом, прямо в топь. Интересно, сразу провалится или ещё побалансирует на рыхлой, зыбкой почве?

Констанс уткнулась в свой салат и небрежно ответила:

– Не думаю.

И он сначала обрадовался, а потом оторопел. Так значит, никого не было. Или был? Но не любимый, а хуже – просто как развлечение? Тогда она ничем не лучше их всех.

Ему стало легче и сложнее.

– Трудно поверить, – змеи, рыбы и ледяные дорожки не настолько скользкие, как чёртов Хэл. – Ты очень привлекательная…

Но этот фокус с ней не сработал. Он говорил то, что привык говорить всем без особенных трудностей – но стоило ей хоть раз посмотреть на него, как сердце рванулось вверх и сильно-сильно сдавило, будто кто-то сжал его в кулак. И Хэл запнулся и не стал продолжать, растерянно глядя на Конни.

«Он почему-то сегодня сам не свой» – подумала она.

– У меня был парень, – сказала вслух медленно. – Но мы с ним не сошлись.

– Слишком молод и бесперспективен?

У него в вопросе были расставлены все капканы. Но он снова попался в них сам.

– Потому, что он ходок, – возразила Констанс. – И мы просто не подошли друг другу. Он – тусовщик, он в студенческом братстве. А меня всё это вообще не колышет. Престиж. Тусовки. На тусовках – пиво и девушки. Мы поступили с ним в один колледж. Но, такое чувство, что разлетелись по разным планетам.