Текст книги "Джаннат в тени мечей (СИ)"

Автор книги: Sapphorequiem

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Так со всеми, – Дахи неуверенно похлопал своего бывшего ученика по плечу. – Ничего страшного, ты привыкнешь. Если что, не бойся задавать вопросы, а я сохраню твоё любопытство в секрете.

Учитель одарил собеседника тихим смешком, в котором отдалённо угадывались нотки отчаянной горечи.

– Зачем господин вообще позвал меня? – Камиль нахмурился, поджав губы.

– Я думал, ты сам поймёшь, – Дахи вымучил печальную улыбку. – Его дом является ступенью к раю. Благодаря этому люди ему верны.

Учитель говорил тихо и осторожно, тщательно подбирая слова, чтоб не сболтнуть лишнего. Камиль заметил, что он с тревожным видом поправляет перчатку на левой руке там, где у него отсутствовал безымянный палец.

– Это своеобразная жертва, – едва уловимым шёпотом сказал Дахи с печальным выражением приподняв брови. – Таким образом мы доказываем верность господину и своему клинку.

Камиль удивлённо отметил, что при мысли о потере пальца он не испытывает ни крупицы страха, лишь едва сдерживаемый трепет где-то в груди, предвкушение сладкого ощущения, которым кормила его тайна, чьи детали он увидел одним лишь краем глаза и теперь не может забыть.

– Хорошо, – уверенно прошептал Камиль, решительно сжимая руки в кулаки. – Чего стоит один палец взамен на целый рай?

Дахи побледнел, услышав слова ученика.

– И правда, – после короткой паузы согласился он. – Я хорошо тебя воспитал. Орден будет гордиться таким фидаином, как ты.

Камиль не ощутил от его похвалы никакой радости: его бывший учитель выглядел так, словно и сам не рад хвалить своего подопечного. Повисла гнетущая тишина.

– А рай? – выпалил Камиль, хмурясь. – Правда?

– Ты видел его сам, – пожал плечами Дахи, грустно опустив взгляд. – Больше сказать не могу. А теперь лучше ложись спать. Завтра утром надень то, что я отдал.

– Будет сделано, учитель, – Камиль покорно склонился в поспешном поклоне.

– Я тебе уже не учитель, – Дахи отрицательно мотнул головой. – Мира и покоя.

Камиль понятливо кивнул, проводя Дахи взглядом. Закрыв за ним дверь, Камиль лёг на тюфяк обратно, безучастно разглядывая каменный серый потолок. Несмотря на позднее время, сомкнуть глаз ему так и не удалось. До самого утра Камиль то просыпался, то засыпал на мгновение, пробуждаясь от малейшего шороха. Едва заставив себя подняться на ноги, Камиль бросил заспанный взгляд на одеяние фидаина, что покоилось на старом стуле в лучах утреннего солнца, заливающих комнату мягкой позолотой. Поспешно переодевшись, он вышел в коридор, который наполовину заполонили мелкие стайки новичков, гомонящих между собой без умолку, точно переполошённые лебедята. Камиль опустил взгляд в пол, ограждая себя от обязанности реагировать на чужое внимание, но это не помогло ему перестать чувствовать завистливые и удивлённые взгляды в свою сторону. Он уверенным шагом добрался до уже привычной двери в крыле фидаинов, которая вела в комнату Дахи. Постучав, Камиль дождался громкого «входите», после чего зашёл в комнату, прикрыв за собой дверь.

Дахи выглядел совсем не так, как вчера: его глаза горели ярым энтузиазмом, на лице красовалась радостная улыбка, а идеально сидящее, ухоженное одеяние говорило о том, что, несмотря на развязность и ребяческую натуру, Дахи оставался склонным к порядку. Бывший учитель встретил его весёлым смехом, неестественно обрывающимся на середине.

– Ну что, готов? – Дахи ободряюще хлопнул его по плечу, криво улыбнувшись. Камиль ответил ему коротким кивком. Снова началась давящая тишина, которую так никто и не осмелился нарушить.

Через некоторое время они вышли во внутренний двор крепости, обладающий достаточными размерами, чтоб уместить в себе почти весь Орден.

Камиль отметил про себя, что даже на общей церемонии Посвящения Орден умудряется сохранять между собой раздельность по иерархии: фидаины, получившие своё звание недавно, стояли около возвышения, где должен выступить господин, выражая явный интерес к новобранцам, что стояли в сторонке, подобно столпившимся в стайку цыплятам. Наибольшее пространство под возвышением занимали фидаины, уже привыкшие к ритуалу Посвящения и не проявляющие к нему особого интереса. Небольшую группу людей в чёрных одеяниях, что разговаривали между собой, совершенно отделившись от остальных, Камиль не узнал. Он хотел было спросить у Дахи, но его бывший учитель уже успел раствориться в толпе.

– Что за люди в чёрном? – неуверенно спросил Камиль у одного из будущих фидаинов, что выглядел разговорчивее всех. Последний в ответ задумался, подняв взгляд к небу.

– Не знаю, – он решительно окликнул кого-то из фидаинов, видимо, задавая тот же вопрос. Развернувшись обратно к Камилю, он пожал плечами. – Мне сказали, что это даи. Но потом сказали замолчать и не задавать глупых вопросов. Вечно эти старики такие.

Собеседник завершил разговор сдавленным смешком, замолкая, как только к краю возвышения подошёл Саййидна, всё ещё одетый в свои чёрные одежды с «хвостами», расшитые белыми нитями, сливающимися в цветочный узор. Он выставил руки перед собой, начиная церемонию молитвой – затяжной, громкой и до дрожи проникновенной. Камиль молился беззвучно, двигая одними лишь губами. Краем глаза он заметил на себе одобрительный взгляд Дахи. Когда молитва подошла к концу, Камиль закрыл лицо руками, тяжело вздыхая. Его насквозь пробивала мелкая дрожь, унять которую было не в его силах. Не вслушиваясь в речь господина, он обхватил себя за предплечья, пытаясь подавить возникшую тревогу и надеясь, что никто не заметил его случайного проявления эмоций.

– И теперь, пускай те, кому приоткрывается дорога в Сады, докажут свою верность жертвой, которая необходима, но незначительна сравнительно с тем, что они получат взамен, – голос Саййидны звучал низко и хрипловато, разносясь, казалось бы, по всему Масиафу.

Жестом руки господин приказал будущим фидаинам подняться к возвышению, и Камиль заставил себя сделать шаг лишь когда кто-то вежливо ткнул ему локтём в бок, не имея ни капли сил на то, чтоб оторвать заворожённый взгляд от господина. Поднимаясь по ступеням, Камиль чувствовал, что крайне близок к потере сознания и дальнейшему падению. Его подташнивало, а ноги, казавшиеся ватными, едва слушались, единожды даже споткнувшись на одной из ступеней. Камиль едва сдержался, чтоб не схватиться за подол своего белого одеяния в попытке унять трясущиеся руки. Путь от ступеней к возвышению, раннее казавшийся неимоверно коротким, теперь чувствовался бесконечным, словно кто-то замедлил ход времени лично для Камиля, а другим наоборот ускорил, лишь сильнее расширяя пропасть между ним и его абстрактными братьями.

Саййидна взглянул на него укоризненно, словно бы упрекая за такое проявление слабости, пусть будущий фидаин и не заметил такое же чувство во взглядах остальных людей, стоявших внизу, под возвышением. Камиль слегка приоткрыл рот, пытаясь заставить себя сделать хотя бы малейший вдох, чтоб не задохнуться прямо перед господином и братьями. Совсем рядом расположился деревянный стол, укрытый белой полосой ткани. Саййидна снова махнул рукой, подобно тому, как лебедь на воде плавно расправляет крылья, и стражник, стоящий слева от него, положил на стол широкий нож из дамасской стали. Ни один из кандидатов в фидаины не сдвинулся с места, молча разглядывая светлые узоры на лезвии, напоминающие морские волны, что заходятся рябью от ветра.

Камиль ощутил резко нарастающее раздражение, вызванное заторможенностью и нерешительностью остальных братьев. Он потянулся к ножу, уставившись на господина немигающим взглядом, полным молчаливого вызова. Нож оказался легче, чем ожидалось: он лёг в руку, точно влитой, лезвие остро блеснуло в солнечных лучах, когда Камиль повернул его, положив руку на стол. Широко выставив пальцы, он напряжённо облизнул губы, хмурясь: его лоб покрылся испариной от волнения, а пальцы задрожали, отчего он лишь сильнее сжал рукоять. В ушах застучала кровь, отчётливой пульсацией отзываясь в шее. Камиль почти физически ощущал на себе взгляд толпы, отчего его сердце билось ещё сильнее. Сделав судорожный вздох, он нажал на нож почти всем весом, сцепив зубы.

Боль пришла не сразу: сперва раздался хруст лопающихся хрящей, Камиль даже на миг решил, что всё не так уж и плохо. Но потом пришла повсеместная боль, точно огонь растекающаяся по всему телу, выбивая из лёгких воздух, вызывая желание кричать до хрипоты. Камиль лишь сильнее сжал зубы, разрезая последний хрящ. Тёмно-красная вязкая кровь небольшим пятном растекалась по белой ткани, и Камиль не мог заставить себя оторвать взгляд от его собственной крови, заливающей стол. С усилием подняв глаза на Саййидну, он криво улыбнулся, выпрямляясь. Ощущение было такое, словно кто-то вогнал ему под кожу сотни игл, выкручивая их, как вздумается. К удивлению Камиля, заканчивать церемонию никто не спешил: к нему бросился лекарь, принявшийся уводить его куда подальше, чтоб зашить после, но сам новоиспечённый фидаин уже не чувствовал собственного тела, что резко напомнило ему о тех ощущениях, которые он испытал, пребывая в райских садах.

Уходя под руку с лекарем, он обернулся, глядя на толпу: юные фидаины ликовали, воспевая его смелость, даи молча кивали, обсуждая что-то между собой, а остальные тоже загомонили, но обращались скорее к Дахи, который, побледнев, точно мел, растерянно слушал похвалы в сторону своей учительской деятельности. Саййидна же наблюдал за уходящим Камилем с плохо скрываемой настороженностью, довольно улыбнувшись: ученик Дахи как нельзя лучше доказал свою преданность, и господин мог довольствоваться новым цепным псом, что безукоризненно выполнит любой приказ хозяина.

Камиль не слушал лекаря, что с возмущением сшивал ему остатки пальца, отрезанного весьма небрежно, пусть и с лишним фанатизмом. Он думал лишь о том, что теперь он фидаин: не подмастерье, негодное ни на что, не подающий ни малейших надежд ученик, а почти полноправная часть огромного организма, именуемого Орденом. Боль немного утихла, отгоняемая дымом, которым была пропитана комната лекаря. С перевязанной рукой, Камиль вышел к ступеням башни и прислушался: внизу слышалось отчётливое перешёптывание.

Спустившись, он увидел юных фидаинов, которые ответили восклицаниями на его инициативу во время Посвящения. Они толпились, стараясь задать ему все набежавшие вопросы, восторженным гулом сопроводить рассматривание руки Камиля. Они окружили его, точно рой пчёл, окутывающий свою королеву, вздыхали и вели себя не лучше новичков. Камиль нехотя отвечал на вопросы, говорил нескладно и коротко, с большими паузами между предложениями и как можно скорее отступил в свою новую комнату, закрыв за собой дверь. Фидаины ещё некоторое время поговорили между собой и исчезли, оставив своего новоявленного брата в покое.

Новая комната Камиля выглядела точно так же, как и старая, разве что была немного шире, позволяя двум людям почти без затруднений передвигаться между мебелью. Из последней в комнате были разве что общий тюфяк и небольшой простенький сундук, покрывавшийся пылью в углу. Наличие большого тюфяка заставило Камиля нервно вздохнуть: у него никогда не ладилось общение с ровесниками, а тем более с соседями по комнате. От вынужденного соседства с другими людьми его спас Дахи, с боем отвоевавший у господина маленькую комнатку в самой дальней части крыла. От резкого осознания своего нового положения Камиль ощутил всепоглощающую пустоту. Он сел на тюфяк, в очередной раз опустил взгляд на собственную левую руку: там красовалась умелая перевязка из корпии, на которой отчётливо вырисовывалось тёмно-алое пятно на том месте, где у Камиля раньше был безымянный палец. Он, неожиданно для себя, подумал, что вместе с пальцем потерял ещё и лучшего учителя из всех, что у него были. Наверное, именно поэтому Дахи и был таким подавленным. Камиль тяжело вздохнул, пытаясь игнорировать возобновившуюся ноющую боль в руке.

========== Часть 4 ==========

Малик ненавидел место, которое ему вот уже неделю приходилось называть домом. Он сидел, развалившись, на скамье, покрытой царапинами от собачьих зубов и когтей: всякие дворняги частенько забегали к ним и изгрызали одну-единственную скамью, когда кости и мясо заканчивались. Малик тяжело вздохнул, прикрыв глаза: воздух в доме был душным и сжатым из-за большого количества людей в ограниченном помещении. Он прошёлся взглядом по небольшой толпе, что образовалась около Дахи, точно свора стервятников, которым позволили подступить к добыче другого хищника. Сам фидаин никаких горестей на счёт собственной участи не испытывал. Он с улыбкой принимал у себя нищих и обездоленных, кормил детей и охотно делился едой, попутно желая всех благ уходящему.

Они поселились в старом доме обедневшего торговца, называя себя христианами. Поначалу народ принял их неохотно, испытывая явную неприязнь к чужакам, но теперь, когда они решили открыть дом для каждого нуждающегося, все поутихли, невольно привязываясь к новоприбывшим. Малик не ощущал от этой идеи ни малейшего энтузиазма: его воротило лишь об одной мысли о том, что кто-то может заявиться к ним в дом в любое время дня и ночи, и у них не будет никакого права отказать в помощи.

Удивительно, но Дахи поспешно выгнал всех людей прочь из дома, активно дополняя свои действия какими-то отстранёнными отговорками, отчего страждущие очень быстро оказались за порогом. Гулко зашумел задвинутый засов, в доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в маленьком камине. Малик с облегчением вздохнул, покосившись на Дахи.

– Как же их много, – обречённо фыркнул фидаин, вытирая лоб рукавом рубашки.

– Если ты не заметил, то некоторые приходят уже в третий раз, – Малик лениво потянулся, вытянув руки над головой. – Кажется, они просто рады наживаться на нас.

– Люди часто наживаются на тех, кто не умеет отказывать, – Дахи усмехнулся, садясь рядом с собеседником. – Или на тех, кто слишком часто прощает.

– А где Альтаир? – Малик с удручённым видом осмотрелся по сторонам.

– Он в саду за домом, – Дахи непринуждённо ухмыльнулся. – Он отказывался идти в церковь утром, пришлось придумать ему наказание, чтоб помучился. Кстати, проверь как он.

– Ладно, – Малик поднялся на ноги и в очередной раз потянулся, прежде чем пойти в сад. Хотя по правде говоря, садом это было трудно назвать: вся прежняя благородная растительность, вроде цветов, давно увяла и оказалась погребена под ворохом сорняков и дикой травы, досягающих высотой в два локтя. У самой ограды ютились искривлённые деревья, раскинувшие голые ветви. Малик нашёл Альтаира довольно быстро: следовало лишь идти туда, где трава колышется сильнее всего. Альтаир рыскал на четвереньках среди травы, точно собака, роющая носом землю в поисках следа.

– Что это ты делаешь? – Малик удивлённо выгнул брови. – Потерял что-то?

– Если бы, – Альтаир приподнялся и сел, поворачиваясь к собеседнику. – Дахи сказал, чтоб я нашёл иглу в саду.

– Ничего себе, – присвистнул Малик. – И это просто потому, что ты не хотел в церковь?

– Он сказал, что это неповиновение старшему по званию, – Альтаир пренебрежительно фыркнул, отряхивая с одежды землю. – То есть, нарушение Кодекса.

– Если подумать, то так и есть, – слабо ухмыльнулся Малик. – Ты уже не первый раз нарушаешь Кредо. Пора бы тебе начать думать головой, а то поисками иглы не отделаешься.

– Я уже давно понял, что трепаться ты умеешь, – раздражённо вздохнул Альтаир, продолжая рыться среди высокой травы. – Лучше бы помог.

– Делать мне больше нечего, – фыркнул Малик, сложив руки на груди. – Ты сам виноват, вот и ищи.

Альтаир в очередной раз злостно фыркнул, но не ответил, с рассерженным видом ползая в траве. Через некоторое время поиски так и не принесли результатов, и в сад зашёл уже Дахи, видимо, не дождавшись Малика.

– Ну, Альтаир, как успехи? – спросил Дахи непривычным для него серьёзным тоном.

Альтаир помолчал некоторое время, сидя около дерева, а потом ответил:

– Никак, – его выражение лица граничило между обидой и отчаянием. Малик прекрасно знал, что Альтаир ненавидел унижаться, а тем более перед другими. Дахи издал краткий смешок.

– Конечно, – фидаин слабо помотал головой. – Никакой иглы в саду не было.

– Что? – Альтаир нахмурился.

– Ну да, не было, – согласно кивнул Дахи. – Я наказал тебя не только за непослушание. Не всё, что тебе утверждают – правда.

Зародилось молчание, полное недопонимания. Дахи театрально развернулся на каблуках и вернулся в дом, предоставляя двух своих подопечных самим себе. Некоторое время они оба молчали, но потом Малик не выдержал и разразился заливистым хохотом.

– Не могу поверить, что он серьёзно это сделал, – прекратив смеяться, сказал Малик. – Надеюсь, хотя бы этот урок ты запомнишь.

Альтаир не ответил, уставившись на него таким взглядом, словно Малик сделал что-то ужасное: что-то вроде того, если бы он уронил любимого кота Альтаира в неглубокий колодец. Тогда кот, наверное, плескался бы в воде, мяукая, как резанный. Малик нахмурился и возмущённо фыркнул, возвращаясь в дом, сразу же встретивший его блаженной тишиной. К глубокому сожалению Малика эта тишина длилась недолго: в дверь неуверенно постучали, и его можно было бы даже и не услышать, но в образовавшемся было молчании этот звук казался оглушительным. Он прислонился к двери, вслушиваясь. Не услышав ничего, кроме шума улицы, подал голос:

– Закрыто, – за дверью раздался перепуганный вздох. Несмотря на напрашивающееся завершение разговора, стук повторился, ещё более неуверенно, чем раньше.

– Да заперто, сказал же, – приглушённо рявкнул Малик, хмурясь. Человек по ту сторону двери затих.

– Ну так открой, – бросил Дахи из другой комнаты. – Не подобает истинному христианину отказывать в помощи, помнишь?

Малик вздохнул, отодвигая едва поддающийся засов. Только глухой не заметил бы в словах Дахи угрозу, обёрнутую в нравоучение. На пороге стояла низкого роста девочка, одетая в простенькую тунику и льняной плащ. Окинув её недовольным взглядом, Малик отошёл на пару шагов назад, впуская её внутрь. Спохватившись, девочка подняла с земли чугунный котелок, что всё это время стоял и земле, и который Малик совершенно не заметил поначалу. Она выставила его на стол, тяжко вздохнула и сразу же принялась объясняться:

– Прошу прощения, – говорила она тихо, отчего Малику пришлось знатно напрячь слух. – Я Хавса, мой отец раньше владел этим домом, и он сказал мне принести еды, потому что для добрых людей ничего не жалко, да и не пропадать же зря такому.

Дахи мигом пришёл из соседней комнаты, вооружённый своей доброжелательной улыбкой, которой встречал гостей. Он сразу же перевёл внимание гостьи на себя, незаметным жестом руки приказывая Малику как можно скорее исчезнуть, но фидаин своего так и не добился, вынужденный терпеть ещё и второго упрямого новичка.

– Спасибо, Хавса, – Дахи коротко поклонился, не переставая улыбаться. – Интересное у тебя имя.

– Эм, ну, – девочка заметно замялась, смущённо хмурясь. – Я знаю, благодарю.

– Не хочешь остаться? – фидаин заглянул собеседнице в глаза. – Всего на час. Поедим вместе, м?

Малик знал, что у Хавсы не было ни шанса отказаться: Дахи ласково ей улыбался, с видом праведника сохраняя такую дистанцию, какую только возможно, и держа руки прижатыми к телу. Его собеседница смутилась ещё сильнее, то приоткрывая рот, то закрывая его снова, точно рыба, попавшая на сушу. Она опустила взгляд в пол, наверное, тысячу раз пожалев, что пришла сюда. Краем глаза Малик заметил Альтаира, вернувшегося из сада, в пыльной одежде, со взъершенными волосами. Выглядел он так, словно его на целый день приютила добродушная семья гиен. Дахи быстро отвернулся от Хавсы, бросая мрачный взгляд в сторону Альтаира и кивком указывая на соседнюю комнату. Не дожидаясь указаний, Малик взял с собой чугунный котелок, принесённый Хавсой, и ушёл на кухню. Как оказалось, их гостья расщедрилась и принесла из дома осётра.

Когда он вернулся из кухни с несколькими мисками сразу, все остальные уже собрались за столом. Хавса сидела на большой дистанции ото всех, нервно перебирая подол туники в руках. Расставив посуду на столе, Малик сел напротив гостьи, старательно делая вид, что не замечает её.

– Так твой отец торговец, да? – медленно протянул Дахи, не отводя взгляда от стола.

– Да, – она нахмурилась, собираясь с мыслями. – У него есть лавка в квартале ремесленников, так что он редко бывает дома.

– Интересно, – Дахи хмыкнул, видимо, уже сделав для себя какие-то выводы. – А как же твоя мать?

Малик знал, что её мать умерла. Знал об этом и Дахи, но всё равно спросил, вооружившись своей располагающей улыбкой, пытаясь повлиять на Хавсу всеми своими навыками старшего брата. Неясным оставался лишь мотив, с которым фидаин это делал.

– Она мертва, – опечаленно вздохнула девочка, опустив голову.

– Отстань ты уже от неё, – раздражённо одёрнул фидаина Альтаир, сердито нахмурившись.

Дахи сразу же переменился в лице, удивлённо выгнув брови. Хавса едва слышно выдохнула с заметным облегчением.

– Ты прав, – фидаин поспешно подобрал себе новый тип поведения. Дахи обладал удивительным актёрским мастерством, впрочем, как и все братья Ордена, но именно он мог переходить между образами в считанные секунды.

– Прошу прощения, госпожа, – Малик вежливо кивнул, улыбаясь так очаровательно, как только мог, но Хавса будто бы смотрела сквозь него.

– Я хотел бы спросить, – учтиво продолжил он, старясь отвлечь собеседницу от её внутренних размышлений. – Если госпожа будет не против, я бы хотел узнать больше о городе.

Хавса мигом подняла голову, совсем позабыв о слезах, что пеленой блестели на глазах. Малик снова улыбнулся, и теперь этот жест возымел именно тот эффект, которого он ожидал.

– Конечно, – девочка согласно кивнула. – Я могу показать город завтра.

– Тогда давайте утром, – Малик слегка наклонился вперёд, склонив голову набок. – Я зайду к вам, а дальше разберёмся.

Малик прекрасно ощущал на себе предостерегающий взгляд Дахи, который сидел удивительно неподвижно. Всё же, сейчас его судьба полностью лежала в руках фидаина. Через полминуты молчания он едва заметно кивнул: так, чтоб никто посторонний не увидел, с неохотнейшим видом, но Малик знал, что этого более чем достаточно. Пусть фидаин и не умел читать мысли, но, может быть, он ощутил намерение, что скрывалось между слов подопечного.

– Уже поздно, – Хавса быстро спохватилась, поднимаясь на ноги. – Мне пора.

Все молча кивнули, и Альтаир поднялся с подушек, чтоб закрыть за ней дверь. Некоторое время они напряжённо молчали.

– Она местная, – не дожидаясь вопросов, начал Малик. – Тем более, её отец состоит в общине торговцев. Через неё получится узнать о цели.

Дахи утвердительно кивнул, кратко вздыхая и поднимаясь из-за стола.

– Рассказывать будешь мне, – фидаин мрачно кивнул, забирая со стола миски. Малик только сейчас понял, что все трое не притронулись лишь к рыбе, которую принесла Хавса.

– Что, Малик, – Альтаир слабо ткнул ему локтём в бок. – Нашёл себе невесту?

– Ха-ха, очень смешно, – осклабился Малик так саркастично, как только мог. – Может, я тебе подружку ищу.

Альтаир замялся, стремительно мрачнея. Малик обернулся в сторону кухни, проверяя, не слушает ли их Дахи. Удостоверившись, что фидаин занят посудой, он повернулся обратно к собеседнику и с огромной долей хитрости ухмыльнулся.

– Только не говори, что она тебе нравится, – сдавленно прошептал Малик, сразу же переставая ухмыляться. – Ты хоть понимаешь, что тебе будет?

Альтаир молча побледнел, точно мел.

– Конечно нет, – он насилу мотнул головой.

– Ты в курсе, что это был риторический вопрос? – Малик обречённо вздохнул. Он хотел ещё много чего сказать, но Дахи быстро вернулся с кухни.

– Всё, живо спать, – фидаин неспешно начал тушить все свечи. Второй раз повторять ему никогда не приходилось. Малик и Альтаир располагались отдельно от Дахи, но их комнаты находились через стенку, потому оба подмастерья молчали, пусть им обоим явно хотелось многое сказать. Лишь когда все свечи были потушены, а шум в доме сменился звуками с улицы, Малик тяжело вздохнул, обозначая начало разговора.

– Ничего хорошего из этого не получится, – Малик нахмурился, пусть его собеседник и не видел этого.

– Это моё дело, ладно? – огрызнулся Альтаир в ответ, точно разозлённая дворняга.

– Нет, не твоё, – Малик едва сдерживался, чтоб не повысить голос. – Это прямое нарушение правил Ордена. Если кто-то узнает, то тебя наверняка убьют.

– Тогда держи язык за зубами, – сердито вздохнул Альтаир. – Не понимаю, почему ты вообще так волнуешься. Тебя в любом случае это никак не коснётся.

Малик сжал губы в прямую линию, не находясь с ответом.

– Тебе же лучше, если меня убьют, – с плохо скрытым презрением фыркнул Альтаир. – Не так ли, брат?

Он с нажимом выделил последнее слово, прерывая на корню любые возражения собеседника и обозначая конец обсуждения. Малик отвернулся к стене с мрачным видом хмурясь. Его руки мелко дрожали: то ли от холода, ворвавшегося в комнату через распахнутое окно, то ли от злости, что обжигающим огнём разгоралась, вылизывая острыми языками лёгкие, горьким комком дыма клубясь в горле, заставляя крепко стиснуть зубы. Постепенно злость переросла в тлеющую обиду, тяжким грузом оседая где-то внутри, призывая ко сну.

Малик проснулся рано, но дома всё равно никого не застал. Он длительное время лежал неподвижно, глядя в потолок, к которому никак не мог привыкнуть. Шум с улицы превратился в привычный монотонный гул, давил на голову, путал и без того смешанные мысли. Едва заставив себя подняться и переодеться, Малик, едва не клюя носом, выглянул в окно: солнце едва оторвалось от горизонта, заливая небо медово-оранжевым. Спешить к Хавсе Малик совершенно не собирался – ему когда-то говорили, что женщины в любом возрасте собираются ужасно долго, так пусть он слегка опоздает, но не будет вынужден стоять на улице, ожидая проводницу. Ранним утром к ним в дом обычно никто не ломился, а по воскресеньям и вовсе было затишье: весь город знал, что в этот день они посещали церковь. Потому Малик полноценно наслаждался тишиной и одиночеством, предоставленный лишь самому себе.

Окончательно проснувшись, он ощутил почти физический укол обиды, что до этого момента смиренно молчала, дожидаясь самого неподходящего момента, чтоб нанести подлый удар. Малик замер посреди общей комнаты со сведёнными в смутном недоумении бровями. Сколько бы он ни размышлял, а опознать причину никак не мог – он вполне привык к заносчивости Альтаира, пусть она и оставалась раздражающей. Они ссорились и раньше, проведя несчётное количество перепалок и споров, нередко заканчивавшихся плохо. Теперь же раннее привычные ссоры были тяжёлыми, напрочь выбивающими из колеи, но не прекращающими повторяться от разговора к разговору, лишь усиливая давящие и тянущие ощущения обиды и злости.

Малик сердито мотнул головой, словно это могло помочь ему избавиться от надоедливых мыслей. В последний раз проверив, заперты ли все окна и двери, он вышел на улицу, закрывая входную дверь на ключ, и наскоро бросил его в подсумок, медленным шагом продвигаясь вдоль улицы. Дом Хавсы был довольно близко, всего-то в полусотне шагов, искривлённый и серый, напоминая покорёженную клетку. Хавса, к удивлению Малика, ждала его около дверей собственного дома. Завидев его, она мигом подошла к нему, с уставшей, но приветливой улыбкой, застывшей на лице. Было видно, что улыбаться ей приходилось нечасто.

– Ты долго, – выдохнула она, не сводя с него внимательного взгляда.

– Прошу прощения, – Малик коротко кивнул, стараясь выглядеть как можно более виновато.

– Ой, да не стоит, – Хавса сразу же замялась, сбитая с толку. – Можешь обращаться ко мне по имени. Я же не дворянка.

Малик склонил голову набок, точно недоумевающая собака.

– Ладно, – покорно кивнул он.

Хавса помолчала некоторое время, неловко переминаясь с ноги на ногу, но потом задумчиво нахмурилась.

– Пойдём, тогда уж, покажу тебе кое-что, – она двинулась вперёд по улице, а Малик молча последовал за ней.

– Твой отец состоит в торговой общине, верно? – внезапно спросил он, отчего девочка на секунду замерла на месте.

– Да, – кивнула она, обернувшись к собеседнику через плечо. – Не то, чтоб он был особо богатым, но он довольно много работает, так что есть на что жить.

– А ты знаешь кого-то оттуда? – Малик решил начать издалека, чтоб наверняка заговорить собеседнице зубы.

– Не очень, – девочка продолжала идти вперёд, растягивая предложения. – Помню, отец пытался рассказать мне что-то о главе общины. Не помню, как его звали. Рейнхерт? Рикерт?

Малику очень хотелось подсказать ей правильное имя, но в таком случае он бы рисковал оказаться раскрытым, а потому старательно молчал, стиснув зубы.

– А, точно, – победно воскликнула Хавса, когда они заходили в один из многочисленных поворотов. – Рекхерт. Он довольно влиятелен в Мадинааре.

Малик нахмурился, едва слышно вздыхая: это он и без неё прекрасно знал.

– А ты когда-нибудь его видела? – он уже сотню раз успел пожалеть, что предложил гулять по городу. Хавса, кажется, сделала вид, что не услышала, продолжая идти в неизвестном направлении, петляя полупустыми улочками. Спустя некоторое время, его проводница вспомнила о прозвучавшем раннее вопросе.

– Всего раз, – её голос стал намного более печальным. – Но очень давно, он появился в общине с сыном. И больше я их не видела.

Они направлялись куда-то за город, отчего Малику резко стало не по себе. В образовавшейся тишине при каждом его шаге едва слышно позвякивал нож на поясе.

– А тебе зачем это знать? – голос Хавсы стал звучать слишком безразличным и пустым.

Она остановилась посреди холма, уперев руки в бока и глядя куда-то вдаль.

– Просто интересуюсь, – с видом самой невинности ответил он, доброжелательно улыбаясь, пусть его собеседница и не видела этого. – Раньше мой отец тоже торговал. Ну, знаешь, вазами. Мне вечно приходилось их расписывать.

– Да, понимаю, – теперь тревога из голоса Хавсы напрочь исчезла. – Мне тоже раньше приходилось помогать отцу. Вон, смотри!

Она вытянула руку, указывая куда-то вперёд. Малик повернулся в указанную сторону и не увидел ничего, кроме самых обычных руин, что лежали посреди поля, точно разбросанные вокруг обглоданные кости. Он видел подобные руины, поросшие мхом и высокой травой, около Масиафа, так что эти останки мёртвых зданий никак не удивили его. Хавса же, напротив, была заворожена ими и рассматривала их с таким видом, с каким дети разглядывают нечто неизведанное для себя.

– Вау, впечатляет, – протянул Малик, стараясь добавить в слова восхищение, но вышло всё равно натянуто.