Текст книги "Первая партия (СИ)"

Автор книги: sakuramai

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Я бы послал вторую личность к чёрту, потому что чай – это вкусно.

А ванная с пенной бомбой – это роскошь, особенно в стране Ветра. Если есть возможность, не нужно себя стеснять в средствах хорошего отдыха. Особенно если под рукой неплохая книга, которую можно почитать. Не позволяйте вашей второй личности диктовать вам условия расслабления.

С уважением,

Саске

Дорогой Саске,

Послал её к черту. Получилось с переменным успехом: чуть не захлебнулся в ванной из чая, (пенных бомб не было).

А с грехами что делать? Меня в них обвиняют. Совестно.

Тошиаки считал, что грешников надо убивать. Но как-то хочется жить. Здесь неплохо.

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Каждый имеет право на раскаяние. Но раскаяние – это тяжело. Попробуйте окружить себя понимающими людьми (братом и сестрой). Сообщите им о намерении раскаяться. Объясните почему решили стать лучше.

С уважением,

Саске

Дорогой Саске,

Брат и сестра долго плакали. Неловко. Но получилось?

Что делать с теми, кто считает, что раскаяние невозможно и грешников надо казнить?

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Вашим родственникам надо провести воспитательную работу с населением. Для начала: реклама психологической, психиатрической и психотерапевтической помощи. Потому что здоровый дух индивидуума – залог здоровой нации. Несогласных – на терапию и сеансы со специалистами.

С уважением,

Саске

Дорогой Саске,

Попытка отправить на терапию старейшин Суны увенчалась переменным успехом: Темари навела на них ужас, а некоторых побила веером – и они немного успокоились. Канкуро пытается интегрировать пропаганду душевного здоровья в массы. Народ утверждает, что не болен. И что вот кто болен, так это Канкуро. Главное противостояние начала моей реабилитации через покаяние – старуха Чиё.

Что делать?

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Старуха, видимо, явно не очень здорова и лечиться не хочет. Это вредит социуму. Соответственно, следует вылечить насильно или довести до окончательно безумия, чтобы тогда ей абсолютно точно понадобилась терапия.

Дорогой Саске,

Вы – гений! Так сказал Канкуро.

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Почему? Что-то случилось?

Держите в курсе событий. Любопытно.

С уважением,

Учиха Саске

Дорогой Саске,

Мой брат отправился вылавливать управу на старуху. У неё есть внук, Акасуна но Сасори. Гениальный и очень опасный. Чтобы стать свободным человеком и творцом, ему пришлось убить Третьего Казекаге и бежать из Суны. Мы считаем, общество его не поняло. Да и старуха явно свела его с ума (немного). Она та ещё гарпия, как говорит Темари. Канкуро отправился кланяться Сасори, чтобы тот что-нибудь сделал и, может, вернулся домой.

С уважением,

Гаара

Дорогой Гаара,

Я НЕ СОВЕТОВАЛ ОТПРАВЛЯТЬ РОДНОГО БРАТА НА ВЕРНУЮ СМЕРТЬ!

Этот Сасори, согласно книжке Бинго, тоже псих!

Что я скажу Сакуре, если её потенциального жениха убьют, потому что он встал на путь поиска психотерапии в городском масштабе путём сведения с ума старухи?!

В шоке и с успокоительным,

Саске

Дорогой Саске,

… я об этом не подумал.

Саботаж продолжения собственного рода – не тот грех, который на себя возьму.

В шоке, но без успокоительного,

Гаара

Дорогой Гаара,

Канкуро вернулся?

Саске

Гаара,

Канкуро вернулся уже или нет?

Саске

(срочная телеграмма из Конохи в Суну)

ГААРА ЕСЛИ ВЫ С КАНКУРО ОБА УМЕРЛИ (ЗПТ) Я ВАС ОБОИХ ПРИБЬЮ (ТЧК) ЧТО Я СКАЖУ САКУРЕ НАРУТО И ТОШИАКИ

Дорогой Саске!

Это пишет Канкуро. Мне переправила телеграмму Темари через своих призывных хорьков. Мы нашли Сасори в стране Мороза! Ну, точнее, напали на его след вот здесь, он пока с нами не контактировал. Тут холодно жесть. И снег! Никогда его ещё не видел! Гаара нас (меня и мою верную марионетку) нашёл. Сасори, кажется, не очень хочет идти на контакт. К письму прилагаю завещание, на всякий случай. Оно написано на Сакуру, хотя завещать там, пока что, не особо есть чего…

Если есть возможность, пожалуйста, пришли зайца.

С большой надеждой на светлое будущее (без вредной старухи),

Канкуро

(срочная телеграмма из Конохи в страну Мороза)

БУДЬТЕ ТАМ НИЧЕГО НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ МЫ МЧИМСЯ (ТЧК) САКУРА ВЕЛЕЛА БЕЗ НЕЁ НИКУДА НЕ УМИРАТЬ БЛЯТЬ (ТЧК) ИДИОТЫ (ТЧК)

Дорогой Гаара,

Это Темари. Почему к нам прибыла тяжело армированная делегация из блондинов-психотерапевтов?

Дорогая Темари,

Для создания лучшего общества.

Гаара

(срочная телеграмма из страны Мороза в Суну)

МЫ ЖИВЫ НЕ СЛОМЛЕНЫ ВСЁ НОРМАЛЬНО

(срочная телеграмма из Суны в страну Мороза)

ЧТО НОРМАЛЬНО

(срочная телеграмма из страны Мороза в Суну)

ОН СОГЛАСЕН

Дорогой Саске,

Ещё раз большое спасибо за консультацию и помощь. В твоём лице я обрёл настоящего друга и товарища. Верю, Суна встала на путь духовного здоровья, а я – на путь раскаяния.

Обнимаю?

Гаара

Напасёшься тут с вами нервов.

Обнял,

Саске

Дорогой Саске,

Неловко об этом спрашивать, но… у вас есть специалист, который оказывает психотерапевтические услуги для биджуу? Моя вторая личность очень хочет глубокомысленно поговорить о жизни и разобраться с травмой, связанной с чайником.

С надеждой,

Гаара

========== Первое право: Итачи (I) ==========

Дождь струился ровными прозрачными прядями с неба, цепляясь за высокие угловатые крыши, оседая на окнах россыпью прозрачных бусин, разбиваясь кругами о бетонную гладь улиц, омывая тяжелой влагой лицо и прячась в лёгких тяжёлым чистым ароматом. С высоты смотровой площадки главной башни виднелся красочный поток зонтиков далеко внизу. Жёлтые, красные, ярко-зелёные, розовые, лиловые, оранжевые – они походили на беспорядочную россыпь цветов.

Акацуки, к сожалению, ими не пользовались, поскольку униформа не позволяла. Но любоваться никто не запрещал, да и не мог запретить.

«Вторник» – констатировал про себя Итачи, глядя вниз. Расписание дождя знал каждый житель города. В понедельник с ветром, в среду морось, в четверг с грозой, в пятницу тоже морось. Суббота зависит от хорошего поведения жителей, но обычно пасмурно с периодическими осадками. В воскресенье днём с одиннадцати до половины шестого обязательно солнце. По национальным праздникам дождь весь день, но зато ночью можно посмотреть на звёзды.

К сожалению, магазины по выходным не работали, а в понедельник Акацуки всем составом обязывали заниматься мелкой административной работой, поэтому за лекарствами Итачи выходил именно во вторник, ну или в среду, если удавалось дотерпеть. Когда нужда перерастала в крайнюю необходимость, он поднимался наверх, выходил на смотровую площадку и заглядывал вниз. Разноцветный поток зонтиков, чуть расплывчатый от влаги и собственного ухудшающегося зрения, не прекращал своего двустороннего течения в дневной час. Полюбовавшись на него минут пять, Итачи всякий раз вздыхал настолько глубоко, насколько позволяли больные лёгкие, прикрывал глаза и прыгал вниз. Пары секунд абсолютной свободы во время падения ему хватало ровно до следующей недели. Конечно, в нужный момент нужно было использовать чакру. «Ещё рано» – каждый раз напоминал себе Итачи. «Ещё не время». И потом, ему не хватало наглости испортить чужие зонтики такой нелепой смертью. Если они изначально не красные, то их не отмоешь. Было бы жаль.

Если внизу находились дети, их всегда восхищало чужое падение; они находили трюки с шуншином и акробатикой чем-то волшебным. «Дядя летит! Мама, мама, смотри!». Было бы некрасиво со стороны Итачи и это детское ощущение чуда украсть и испортить. Тем более, что взрослые таковое и без него в своих чадах подавляли, повторяя им, журя, что это вовсе не падение какого-то дяди, а «снисхождение одного из господ наших, защитников города, помощников Госпожи Ангела и Бога нашего». Итачи понимал, что родители не виноваты в своей подверженности наглой государственной пропаганде, но его раздражала та почесть, которую ему оказывали местные жители. Нет ничего ни красивого, ни святого в убийце на золотом пьедестале. Только внушать это было уже бесполезно: горожане давно представляли Акацуки пантеоном богов во главе с Пейном и Конан.

Фарисейство.

Помявшись с ноги на ногу, Итачи спрыгнул.

Одна секунда… две…три…

На четвёртой он извернулся в двойной кульбит, вышел через него в шуншин и мягко, с кошачьей грацией, приземлился на носки, почти не вызвав брызг, и, амортизируя, перенёс вес на пятки, а с них и на заднюю часть тела. Выходить из падения надо уметь. Выходить из падения красиво – базовый навык любого АНБУ.

– Мама! – послышался детский голос из-под жёлтого зонтика, разрисованного собачками. – Мама, а я так тоже научусь, когда стану чуунином?

Ответа родителя Итачи не стал дожидаться. Дотронувшись до своих уже намокших волос, он вдруг вспомнил, что опять забыл широкополую шляпу. Впрочем, ладно. Но это означало, что стоило поспешить – в башне уже который месяц были проблемы с отоплением. Можно было бы, разумеется, по возвращении прогреться через собственную стихию огня, но сильное обезболивающее и чакра обычно приводили к казусам. И происшествиям.

Благо, необходимая ему аптека находилась всего в квартале от главной башни. Двадцать минут пешком, пять с половиной ленивым шуншином, три с четвертью быстрым и минута сорок пять секунд уровня «о, ками, я забыл выключить утюг, а в нём ещё и воды нет, и он в горизонтальном положении» – тот самый, который, как говорили в АНБУ, скоростной режим «просто пиздец». В теории, можно и быстрее, но только у Шисуи получалось бить рекорды, не проламливая стены, не снося столбы, не выворачивая деревья и не затаптывая гражданских. На счету Итачи был всего один уничтоженный фонарь, прогнувшийся, но не сломавшийся.

Итачи принял стратегическое решение использовать быстрый шуншин, так что когда он потянул на себя дверь аптеки, волосы всё ещё можно было не выжимать.

– Учиха-сан! – воскликнула бабушка за прилавком. – Опять вы вымокли до нитки! Куда же это годится, с вашим-то здоровьем?

Итачи подавил в себе почти детское желание неловко улыбнуться.

– Каори-сан, – мягкий неформальный кивок. – Мне как обычно.

– Ясно, ясно… Ох уж эта молодёжь, – пробурчала бабушка, удаляясь в подсобку. – Совсем себя не бережёт! Хоть бы ещё витамины пропил!..

Итачи привычно пропустил чужие переживания мимо ушей. Он не собирался жить долго. Ниндзя вообще не свойственно дотягивать до пятидесяти. Ему нужно было ровно столько, чтобы представлялось возможным расплатиться перед Саске, то есть, в теории, ещё лет пять максимум. И всё. Вместе с ним уйдёт из коллективного сознания последнее бельмо на репутации Учиха и начнётся новая глава жизни как для брата, так и для клана.

Бабушка замерла в проёме подсобки, прижимая к себе два пузырька с лекарствами и книгу.

– Учиха-сан, – её голос звучал неуверенно.

– Да?

– Это ведь ваша фамилия, так?

– Да, – медленно и настороженно ответил Итачи.

– Я… я не знаю, – растерянно пробормотала бабушка Каори. – Может, однофамильцы?..

Итачи ещё больше насторожился.

– Тут книга вышла, – объяснила она. – Очень хорошая…

В два шага оказавшись у стойки бабушка поставила перед ним два пузырька и опустила книгу. «Мемуары Учиха Фугена» – гласила серебряная надпись на твёрдом переплёте того самого оттенка синего, который считался традиционным для его клана.

– Вы уже читали? – робко спросила бабушка.

– Нет, – медленно ответил Итачи, не отводя взгляда от книги. – Хорошая, говорите?

– Очень! – закивала головой Каори-сан. – Я даже плакала! Очень, конечно, хорошая… Совсем не то, что нынче обычно продают!

– Где можно приобрести?

– В книжном напротив. У меня там скидка, невестка заведует магазином… Но я бы посоветовала купить сейчас, спрос очень большой. Как бы, – она понизила голос до шёпота, – не запретили скоро, если вы знаете, о чём я. Если уже нет на полках, скажите, что от меня пришли, вам вынесут.

– Вот как, – он даже не знал, что и думать. – В таком случае, зайду на обратном пути. Спасибо за рекомендацию.

«Однофамильцы» – обескураженно думал Итачи, возвращаясь быстрым шуншином домой. Книга, спрятанная во внутреннем кармане, и грела, и отдавала холодом одновременно. «До чего мир дошёл. Однофамильцы… Смех сквозь слёзы, да и только».

По возвращении назад он обнаружил себя слишком вымокшим, чтобы сосредоточиться на книге. Что бы там не было написано, стоило читать вдумчиво. Это могла оказаться фикция, или провокация, или пропаганда. Да… книге стоило уделить максимум своего внимания, поэтому сначала Итачи принял лекарство, привычно заглотив пилюлю, не запивая.

«Чёрт» – запоздало подумал. Стоило сначала прогреться и выпить чаю, потом, потерпев, начать читать, и только затем уже принять таблетку. Голова от лекарства всегда становилась затуманенной на следующие часа два-три. Можно, конечно, и такое внимание уделить загадочной книге, но Итачи хотелось, всё-таки, быть на пике сосредоточенности. Фикция или нет, название касалось и младшего брата. Со вздохом, наконец-то не отозвавшимся болью, Итачи просушил волосы полотенцем, сменил вымокший плащ на сухой, переложил в него книгу и вышел из покоев по направлению к кухне. Хотелось какого-нибудь чёрного чая с кисло-сладким привкусом. И печенья.

Когда оставался всего один этаж до места назначения, перед Итачи вырос, как гриб из-под земли, Акасуна но Сасори.

Учиха позволил себе моргнуть, намекнув на непонимание ситуации.

Во-первых: коллега выглядел не так, как обычно. Взрослее. Не как вечный подросток, который ещё не раздался в плечах. И Итачи это даже под действием лекарства не могло показаться, поскольку перемена в росте и фигуре была значительная: фирменный плащ, сидящий на коллеге, был ему немного мал.

Во-вторых: выражение лица у Акасуны было… не кукольное. Не деревянное, если быть точнее. «Более экспрессивное» – поправил свои уже затуманенные мысли Итачи.

В-третьих: Акасуна выглядел так, будто искал Итачи весь день, нашёл только сейчас и на тот момент не был уверен, хорошо это или плохо.

– Учиха Саске – это твой родственник или однофамилец? – безо всяких приветствий резко спросил, почти гаркнул, Сасори.

Итачи брякнул:

– Однофамилец, – потому что ему не понравилось в какую сторону началась и пошла дискуссия. Однако, стоп. Однофамилец? Итачи никогда не брезговал пользоваться Шаринганом, если того требовала ситуация. И Акасуна сам был тому свидетелем. Тогда какого чёрта? Это же известный факт, что Шаринган есть только один. Ладно бабушка Каори, гражданская, такое предположила, но коллега? Коллега, который всё-таки сообразительный? Который должен был знать наверняка и так?

Сасори окинул своего боевого товарища холодным оценивающим взглядом. Итачи подумал, что тот осознал иррациональность своей мысли и пришёл к разумным выводам.

– Я догадывался, – заявил Акасуна. – Учиха по книге мемуаров Фугена много курят. А ты астматик. Не подходишь под описание.

Итачи инстинктивно возмутился, но сдержался.

– Так что там про однофамильца?

– Вообще все вы в своей Конохе одинаковые, – игнорировав вопрос, проскрежетал сквозь зубы Сасори, – одно лицо или одно сумасшествие. Но, по крайней мере, Дейдара мне теперь денег должен.

Итачи надавил на свой возмутившийся патриотизм и повторил, стараясь не звучать агрессивно, вкрадчиво или слишком заинтересованно:

– Так что там с однофамильцем?

– Книжку мне подписал. Псих.

В смысле «подписал» и в смысле «псих»?!

– Я думал, если вы родственники, то ты мне должен за моральный ущерб. А вы, оказывается, всего лишь однофамильцы… Мне нужен другой план. Ладно. Может, Дейдару с собой заберу.

Извините, что?!

– Какой моральный ущерб? – насилу выдавил из себя Итачи, побледнев.

– Мощный, – мрачно ответил Сасори. – Мне придётся возвращаться в Суну, чтобы вступить в их новую программу, коллаборируемую с Конохой. Называется: «Экстренная психологическая помощь». Она мне полагается бесплатно, вместе с медицинской страховкой, как героической жертве системы.

– Это какая-то шутка?

– Если даже Однохвостый биджуу, согласно моим источникам, сейчас по ней получает терапию за время, проведённое в чайнике… – Сасори залез в карман своего плаща и выудил оттуда книгу в знакомой обложке. Нетерпеливо, но аккуратно открыл на одной из первых страниц, где как раз обычно указывались имена автора текста, редактора и автора введения-заключения или комментариев. – Смотри.

«Акасуна но Сасори, на добрую память, в извинения за причинённый моральный ущерб. С уважением, Учиха Саске. (Дата, подпись)».

Итачи вытаращился настолько, насколько позволяла собственная экспрессивность. Почерк младшего брата был узнаваем.

– Ни у кого такого нет, – довольно заявил Сасори. – Если Какузу узнает, попытается украсть, чтобы на чёрном рынке продать за большие деньги.

– Подожди, – постарался прийти в себя Итачи и хоть как-то разложить мысли в голове. – Ты… покидаешь Акацуки?

– В Суне меня считают героем, оказывается, – констатировал Акасуна, сложив руки на груди. – И жертвой системы. Моя бабка наводит ужас на новую власть. Мне поклялись всеми предками, что предоставят бесплатную психотерапию и очень хорошую медицинскую страховку за счёт государства, – Сасори, казалось, мечтательно вздохнул, насколько это вообще было возможно в его характере. – Может, зубы вылечу в этом теле… Бесплатно, под анестезией. Зубы мудрости – это дорого, а самому себе такую операцию не хочется делать. Сам понимаешь.

О, Итачи прекрасно понимал. Он три месяца копил, чтобы сходить к надёжному доктору в Аме, а не к Какузу с его фальшивым стоматологическим дипломом.

– Ты покидаешь Акацуки, потому что хочешь вылечить зубы? – выдавил из себя Учиха.

– Марионеткой от хорошей жизни не становятся. А цены на лечение и психотерапию не снижаются. Нет смысла отказываться от выгодного предложения.

– А при чём здесь Учиха Саске?

– Очень удачно мимо проходил.

– А моральный ущерб?

– Представь ситуацию, – раздражённо выдохнул Сасори, – ты занимаешься своими делами…

– Да.

– Убиваешь интересных людей, делаешь вклад в науку и искусство, зарабатываешь на жизнь, ведя отчасти номадический образ жизни…

– Да.

– И вдруг до тебя решают докопаться джинчуурики с эмоциональным диапазоном фарфорового чайника и его болтливый брат-энтузиаст. Что-то там про вредную бабку, компенсацию и психотерапию для всех желающих и нежелающих.

– … Да.

– И вроде как ты уже почти от них отделался, как вдруг появляются ещё один джинчуурики, полуавтор моей любимой книги и розоволосая девочка верхом на овце с очень боевым настроем.

– И?

– И они чуть не сломали мою марионетку Третьего, – проскрежетал Сасори. – А пока я их пытался послать на все четыре стороны… меня травмировали.

– Чем?

Сасори передёрнуло. Он на миг потерялся в мыслях, осоловело уставившись в никуда, и Итачи вдруг расхотелось получить ответ на свой вопрос. Акасуна помотал головой.

– Неважно, – припечатал к облегчению своего коллеги. – Так или иначе, я ухожу отсюда. Меня ждут бесплатная диспансеризация, стоматология и психотерапия. И ещё уколы от столбняка и кори за счёт заведения.

– Так ты думал, что если я и Саске являемся родственниками, то я помогу тебе незаметно сбежать? – догадался Итачи.

– Да. Кто-то ведь должен понести за весь этот сюрреализм хоть какую-то ответственность.

– Могу поджечь что-нибудь, – брякнул Итачи, а потом вспомнил, в какой стране живёт. Поджал губы.

Сасори, не без подозрения, прищурился.

– Даже если подожжёшь, с чего бы тебе помогать мне? Вы же однофамильцы… Или ты как раз Учиха и вырезал?

И Итачи пришла в голову идея, которую могли вызвать только два фактора: тяжелое обезболивающее, затуманивающее разум не хуже слабой анестезии, и прошлое под командованием Хатаке Какаши. Капитан Пёс всегда считал, что из скользкой ситуации можно вылезти через болтовню. Самое главное, наставлял капитан, нести чушь уверенно и аргументированно. Информацию мало кто проверяет; и даже кто проверяет, всё равно может поверить. Так однажды Хатаке-сенпай заставил всю свою команду изображать ревизоров, приехавших из столицы наблюдать за санитарными нормами элитного стриптиз-клуба, в котором также барыжили запрещёнными веществами. Дело дошло до суда, на котором Хатаке-сенпай помимо ревизора стал изображать юриста. Он постоянно нёс какую-то чушь, но и суд был выигран, и стриптиз-клуб закрыли, и всех, кто был замешан в изготовлении и распространении запрещённых веществ, посадили. И всё потому что Хатаке-сенпай очень любил порнокнижки с интересными ролевыми играми.

Итачи был падок на истории о высокопарной любви. А ещё он не успел прочитать «Мемуары Учиха Фугена» и поэтому не знал, что там за Учиха – настоящие, искажённые или фиктивные. И то, что Саске с какой-то сомнительной компанией надрал задницу Сасори, а потом оставил ему автограф, ему категорически не понравилось. В таком случае невыгодно иметь на себе клеймо «того самого Учиха». И раз уж есть сомнения «родственники или однофамильцы», то…

«Не докажут» – прозвучал в голове ехидный голос Хатаке-сенпая.

– Дело в том, – уверенно начал Итачи, вспомнив свои самые странные задания под руководством капитана Пса, – что моя фамилия, на самом деле, «Учива». Но мы столько лет были теневыми вассалами Учиха, что никто разницы и не знает. Даже в Конохе нас формально не разделяли.

– Кого же ты тогда вырезал? – прищурился Сасори.

– Остальных Учива, – соврал Итачи, стараясь звучать скорбно и правдоподобно. – Они оставили меня с кризисом самоидентификации, потому что не хотели ни отделяться, ни сливаться со своими братьями. Мы жили на одной территории клана, носили те же самые знаки отличия… даже в Академии нас упорно регистрировали как «Учиха». – И добавил, – это было ужасно.

– Постой. А Учиха кто убил?

– Это остаётся загадкой, – печально и таинственно сообщил Итачи. Понизил голос до шёпота. – Когда я карал Учива, кто-то воспользовался положением… На них были маски. Я ринулся преследовать их, но преступники скрылись. И всю вину свалили на меня.

Сасори уставился на Итачи.

Итачи постарался уставиться на Сасори, но от таблетки было слишком хорошо, и глаза отказывались как следует фокусироваться.

– Звучит странно, но удивительно правдоподобно, – наконец заключил Сасори. – Шаринган у Учива, значит, тоже был?

– Был, – кивнул Итачи. – Именно поэтому все меня знают, как Учиха, а не Учива. До сих пор.

– В «Мемуарах Учиха Фугена» что-то было про вассальные кланы, – пробормотал сам себе Сасори, потирая подбородок, – но там не указывались эти Учива.

– Мало кто знает о меньшинствах, но сами меньшинства знают о себе абсолютно всё, – проговорил Итачи, стараясь, чтобы высказывание звучало как народная мудрость.

Сасори окинул своего коллегу долгим нечитаемым взглядом.

– Слушай, – сказал, – ты ведь тоже, получается, жертва системы. Поэтому и хочешь помочь? Чтобы я взял тебя с собой на лечение твоей анти-Учиха болезни лёгких?

Итачи от удивления даже закашлялся.

– Нет, – прохрипел. – Мне… мне просто… жалко Саске.

– Хм. Последний Учиха и последний Учива… Впрочем, неважно. Пожалуй, обойдусь сам. Спасибо за разговор. Со следующего задания не вернусь, – с этими словами, Сасори отправился дальше по своим делам, не оборачиваясь.

И только сидя на общей кухне за третьей чашкой чёрного чая и четвёртым печеньем разум Итачи вдруг достаточно просветлел, чтобы вспомнить один неприятный факт – Акасуна тоже любил сплетничать.

«Хатаке-сенпай не рассказывал, что делать потом со слухами» – нахмурился Итачи. – «Чёрт».

И чтобы не испортить самобичеванием эффект от лекарства, достал из плаща книгу и решительно её открыл.

Комментарий к Первое право: Итачи (I)

Какаши: итак, рекруты, запомните три негласных правила АНБУ. Падать надо красиво, бегать быстро, (но не чересчур), и в любой непонятной ситуации нести чушь.

маленький Итачи: ок.

взрослый Итачи: …кажется, я случайно создал конспирологическую теорию. Помогите.

========== Первое право: Итачи (II) ==========

Итачи начинал с подозрением относиться к вторникам, потому что второй раз за месяц в этот день недели происходило что-то странное. В прошлый раз… он даже не хотел вспоминать. А на нынешний выпал День Независимости Амегакуре, национальный праздник, поэтому административный понедельник вылился во что-то наподобие корпоратива. Наверное. Он так предполагал, поскольку сам никогда в них не участвовал, но в книгах о высокопарной любви подобное событие периодически случалось, а вместе с событием случалась какая-то драма.

Пейн, Конан и Ходячее Алоэ с откровенно жутким раздвоением личности не участвовали, потому что их никто и не пригласил, а вот Итачи, к сожалению, не нашел поводов отказаться, потому что Кисаме собирался сказать речь и очень вежливо намекнул на товарищеское оказание моральной поддержки. Хатаке-сенпай всегда говорил: «кто бросает своих на произвол судьбы, тот хуже самого худшего» – и, к сожалению, уроки капитана Пса отказывались так быстро забываться. И хотя последнее, что хотелось делать в тот вечер, это находиться в компании других, пришлось, скрипя зубами, согласиться. В силу воспитанности.

Если учесть, что ближе к вечеру (и к часу… корпоратива?) абсолютно трезвым из всех приглашенных коллег оставался только Итачи, собрание сразу же превратилось то ли в цирк уродов, то ли в трагикомедию. Как и предполагалось.

И что самое ужасное – на этот раз никто не собирался драться. Хидан уже выглядел розовым от принятого на душу (а пьяный Хидан это, как ни странно, мирный Хидан), Какузу, только присев, сразу же смешал свою выпивку с успокоительным и опрокинул две рюмки подряд, не снимая маски. Дейдара покачивался на стуле, бесстыдно и не по-мужски плача, и периодически сморкался в полы собственного плаща. Над столом, расправив плечи, высился Кисаме с торжественно поднятой рюмкой.

Итачи, едва только присев, успел пожалеть обо всём – от рождения до нахождения в данной ситуации. Хотелось оказаться где угодно, даже перед озлобленным биджуу, даже перед Саске, но только не там. С другой стороны, ему, разумеется, стоило догадаться, что адекватных нукенинов мощного калибра существовать не могло.

Быть самым адекватным в коллективе не хотелось. Опыта в АНБУ хватило по самое «не хочу». Но выбора не было.

– Итак, – прогремел Кисаме скорбно, – мы собрались здесь сегодня, чтобы помянуть…

– Несчастного ублюдка, да благословит его страдания Джашин!

– … Заблудшую душу… Хидан, не порть церемонию!

– Трагично, блять! Такого человека потеряли!.. Бойца!.. Чокнутого ушлёпка!.. И не затыкай меня, форель-переросток!

– Мы собрались помянуть заблудшую душу товарища нашего (Хидан, заткнись)… Какузу, три тысячи йен наличкой.

– А я уже всё! Не надо, блять! Какузу, мразь, убери свои щупальца!.. Убери, кому говорю!

– Так вот, помянем славного воина, так беспечно окончившего свою жизнь…

Сасори всего лишь ушёл из Акацуки – недоумевающе подумал Итачи.

– Мой господи-и-ин! – громко разрыдался Дейдара в полы собственного пальто. В ладони не мог, потому что они в подобных ситуациях норовили сожрать глаза.

Орочимару так, между прочим, не поминали. Но тот уполз по своим тёмным делам, а Сасори, по мнению большинства Акацуки, «добровольно сдался санитарам, потому что больше не смог выносить парадоксальность бытия». Иначе говоря, решил выйти на пенсию. Он ушёл на задание, выполнил его и выслал через своего агента заработанные накануне деньги и объяснительное письмо для Конан. В понедельник на административном собрании она с тихой торжественностью объявила, что Акасуна но Сасори решил отказаться от агрессии их мира и уйти на покой, потому что не мог так жить дальше. Пейн был недоволен – разумная реакция, поскольку организация лишилась хорошего кадра. Сама же Конан отнеслась к чужому решению с очевидным уважением. И хотя «Ангел» создавала впечатление аморфного, безэмоционального (пусть и очень-очень красивого) призрака, не было существа на свете, перед волей которого она бы прогнулась, если таковая противоречила её принципам. Именно поэтому в погоню за Сасори никто не отправился – ни рыжие марионетки Пейна, ни официальные члены организации.

Слово Конан было редким, но имело вес.

– Он был молод и полон сил! – повысил голос Кисаме. – Он был одним из лучших, одним из нас!.. Его меч был остёр и могуч!..

«Двоякие метафоры Киригакуре» – подавив тяжёлый вздох, подумал Итачи. Дейдара, громко высморкавшись, позабыв о своей ненависти к Шарингану, налил ему рюмку какой-то вонючей дряни, почти не расплескав.

– Он был опасен! Он был настолько опасен, что мы считали его верным боевым товарищем! Он был членом нашей семьи!

– Перебор, – пробормотал Какузу. И опрокинул сквозь маску ещё одну стопку. Возможно, опять с успокоительным.

– Он был членом нашей конфессии, бля! – поддержал раскрасневшийся от алкоголя Хидан. – Он видел смысл в господине Джашине! Он был ищущим!

– Так помянем же его! Да найдет его грешная душа покой! – провозгласил Кисаме.

– Кампай, – вяло отозвался Дейдара.

Они, не сговариваясь, подняли рюмки. Итачи тоже, в силу воспитанности. Хотелось по-снобски зажать нос, но это противоречило этикету товарищеских попоек, и пришлось сдержаться.

Выпили, не чокаясь.

Кисаме, довольный своим выступлением, сел. Дейдара поднялся.

– Господин был прекрасным ниндзя, да! – прогнусавил, шмыгнув заложенным носом. – Я уважал его, как… как учителя! Наставника, да! Мы с ним ни в чём не соглашались, но так многому он меня научил! И столькому не успел научить!.. Так жаль! Ужасно жаль, да!.. Помянем!

Алкоголь был быстро разлит по рюмкам, и снова выпили, не чокаясь. Пойло на вкус было как сироп от кашля, только на все случаи жизни. Итачи подавил в себе желание скривиться.

Дейдара сел. Поднялся Хидан.

– Мы живём в пиздец интересном мире! – с энтузиазмом начал. – Здесь можно всё и даже больше, хвала господину Джашину! У Сасори было всё, кроме члена и женщин, и я бы понял, уйди он к женщинам, наладив отношения со своим членом!.. В конце концов, ёпта, да кто бы не ушёл?! Господин Джашин не карает за слабость перед блядями, он относится с пониманием, потому что настоящий мужик! Но уйти вот так, потому что, видите ли, страдать ему надоело, блять, да ещё и надоело реализовывать подсознательное желание страданий других?! Пиздец! Я в искреннем ахуе! Мы… мы, вообще-то, несём на себе тяжелую миссию от вселенной! Земля хочет кричать, она исстрадалась и хочет крови, так мы даём ей и то, и другое, чтобы всякие там невинные барашки жили, как им полагается! Мы блять, ебучие ниндзя, а не ебанные – есть разница! И один из наших самых ебучих вдруг решил стать ебанным! Решил из карателя стать пиздострадателем! Это смерть! Это смерть души! Ладно бы Сасори погиб – я молился бы за него господину Джашину! Но так ведь даже не помолишься! Что мне ему сказать?! «Наш мудак не справился»?! Пиздец, – закончил, сдувшись, печально и мрачно. – Просто пиздец. Ну, не помолимся, так помянем.