Текст книги "Первая партия (СИ)"

Автор книги: sakuramai

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Наруто успел понять, что Хокаге не всесилен. Осознание горчило, и не хотелось об этом чрезмерно думать… вредно для пищеварения, в конце концов, но… если бы Хокаге был безоговорочным героем, если бы он мог всё видеть и слышать, может, и было бы лучше. Но раз даже дед не был на такое способен а у него всё-таки волшебный шар, то… никто не в силах? Сидя в кресле, в смысле?

Если героем можно быть без шляпы, как Генма-сенсей или папа Ино, может, и не нужна она?

Он так задумался, что проморгал короткую битву Саске с каким-то толстым очкастым чуваком. Ну, теме просто вышел и, без лишних разговоров, нокаутировал ехидного на вид соперника смачным ударом в нос. Мда, вышел пар выпустить после зайцев… понимаю…

Наруто огляделся по сторонам и, к своему удивлению и негодованию, нашел глазами среди ожидающих своей очереди Шикамару и Чоджи. Без Ино. Заметив презрение на лице своего ученика, сенсей наклонился к нему и шепнул:

– С ней всё в порядке… Они подобрали другую девочку, которую её команда бросила умирать в лесу, решили довести до Башни… до самого последнего ждали там Ино.

– А девочка тогда где? – шепнул в ответ Наруто, нахмурившись. Он прекрасно знал от селезня, что Ино уже вернулась домой вместе со своим папой.

– Отказалась участвовать, – тихо отозвалась Сакура, стоявшая сбоку. – Как и тот неприятный умник в очках, который с карточками был.

– А-а.

Сакура игриво пихнула его локтем:

– Не зевай, вдруг ты следующий?

Но потом выступил Канкуро, – ухажёр, хе-хе, – против какого-то тоже мутного чувака. Быстро и не очень-то захватывающе. Оно и понятно: зачем карты раскрывать, когда самое интересное планировалось позже?

У Шино был интересный поединок. Но ожидаемый.

А потом табло показало собственное имя вместе с Кибой.

Наруто, в состоянии какого-то транса, спустился вниз. Он не заметил, как Саске и Сакура пожелали ему удачи, как рука сенсея ободряюще взлохматила его макушку, как десятки взглядов заострились на спине.

Ураган мыслей в голове затих, оставив лишь несколько.

И что теперь делать? Действительно драться?

А задание?

Может и хочется показать себя, но это же Киба, это же старый друг, они прогуливали вместе уроки в академии… они бродили по бедным районам под прикрытием… рисовали вместе эту карту… обсуждали мечты о полиции… о помощи всем тем страдающим… Киба был в лесу, был в опасности, пока Наруто просиживал штаны дома у Саске…

Нечестно.

Это было бы нечестно – попытаться претендовать на победу, которую не очень-то пока заслужил.

Киба тоже хотел изменить мир к лучшему. Он тоже хотел стать сильнее, умнее, способнее, добрее. Мечты о лучшей Конохе они делили между собой напополам, поровну, не только как друзья, но и как боевые товарищи.

И предать это?.. Отобрать возможность?..

Нет.

Нет, героем можно быть и без шляпы… и даже без внимания к себе. Можно быть тихим героем, как сенсей или тот же папа Ино, или Зен, или папа Чоджи…

Какая разница-то в итоге? Те, кому помогли, знают своих спасителей. Этого достаточно.

Когда полиция возродится, мир всё равно услышит имя «Узумаки Наруто» и произносить его будет не с придыханием, а с благодарностью за помощь.

Люди узнают своего героя не как идею, а как данность, как факт.

Так ведь намного лучше, нет? Быть известным настоящим трудом и делом, а не только на словах, подобно легендам о Четвёртом, которого только и запомнили, как великую жертву.

И принятое решение только окрепло в Наруто.

Он открыл было рот, чтобы сказать, что… чтобы что-то сказать, но Киба поднял руку первый.

– Я сдаюсь, – широко улыбнулся.

– Ты… ты чего? – вытаращился Наруто. – Ты заслужил победу куда больше, чем я, даттебайо! Давай, ударь меня, я упаду – и всё!

Но, Киба, всё ещё улыбаясь, всё ещё не опуская руку, только покачал головой.

– Не парься, эй, – подмигнул. – Мы с Акамару подумали и решили, что так будет честно.

А я с Кьюби ничего не обсудил, но это точно нечестно! – подумал Наруто, не прекращая таращиться.

– Киба…

– Ой, да перестань! Вот станешь Хокаге, тогда и сочтёмся, – и показал большой палец.

А если не стану? – с отчаянием подумал Наруто. – А если не стану?!

«Это не имеет значения» – глухо прокомментировал Кьюби, заземляя своего джинчуурики.

… И Наруто вдруг вспомнил, как плача и давясь, ел рамен с уткой на большом пиршестве в свою честь. Как ему принесли тот жирный бульон с мясом и домашней лапшой, самый вкусный в его жизни, самый драгоценный, с поклоном, как королю, и смиренным: «прими нашу скромную жертву, уважь нас».

Нервно сглотнул, потому что уже знал правила этой игры.

Тогда жертвой была жизнь, а сейчас жертвой стала возможность. Это не делало её слабее.

Оставалось только глубоко поклониться, молясь, чтобы никто не увидел стоящих в глазах слёз благодарности; потому что не заслужил, но надо принять. Опять и снова.

И оставалось только ответить:

– Большое спасибо за твою жертву… вовек её не забуду, пока не кончатся мои дни, даттебайо… Инузука Киба.

– Победа присуждается Узумаки Наруто, – бесцветным голосом прокомментировал рефери. – Участники, покиньте арену.

На ватных ногах Наруто поднялся обратно. Нашёл взглядом Кибу, хотел было подойти, что-то сказать, но тот только сделал пару жестов, мол, потом поговорим, у меня всё схвачено – и пришлось остаться на своём месте. Задание.

Да.

– Очень благородно с его стороны, – прокомментировал сенсей. А сам знаком показал, тем самым из секретного немого языка АНБУ, которому успел научить команду 7: «умно». Наруто, Саске и Сакура, не сговариваясь, кивнули.

К стыду своему, не получилось отследить несколько последовавших поединков. Голова гудела то ли обилием мыслей, то ли их полным отсутствием. Весь этот отборочный турнир казался таким незначительным… таким бесполезным…

Битвы Шикамару, Чоджи и… как её там? Хинаты? Пролетели быстро и незаметно для его глаз.

Не получилось заострить внимание. Он даже не пытался.

Мыслями он был слишком далеко…

Колоссальная ответственность давила на плечи и сердце.

«Перестань беспокоиться. Вода слишком мутная» – недовольно пробурчал Кьюби. – «Нашёл из чего драму разводить».

Отстань, – вяло подумал Наруто.

Лис, видимо, не привык, чтобы его кто-то посылал, поэтому сознание резко дёрнуло обратно.

Наруто моргнул.

Темари флегматично отмахивалась веером от бесконечного оружия какой-то девочки.

– Ученица Майто Гая, Тентен – прокомментировал Саске, заметив смену состояния сокомандника, но не отвлекаясь от сражения. – Ну ты помнишь, из команды с тем бровастым, который перед письменным экзаменом вызвал меня на дуэль, а Сакуру – на свидание.

– А! – воскликнул Наруто. – Я её тогда и не заметил.

… потому что Сакура настолько оскорбилась, что потеряла дар речи, и пришлось срочно объяснять бровастому, что она вообще-то, ну, совсем не заинтересована, так получилось. Затем бровастый, сделав неправильные выводы, обвинил Саске в том, что тот украл сердца всех девчонок. Там уже оскорбился теме, едва отошедший от травмы, связанной с хихикающими преследовательницами, а заодно и Ино, которая мимо проходила, мол, какого чёрта ты смеешь умалять наши женские вкусы и способности? Вместе с Ино возмутился и Наруто, потому что да, действительно! Хорошо хоть ребята из Суны находились на другом конце зала, потому что так бровастый рисковал бы остаться, в общем-то, без бровей.

Благо, ситуацию разрешила говорящая черепаха.

Команда 7 такому повороту событий даже не удивилась.

Наконец Темари, видимо, надоело лениво отмахиваться от оружия, потому что Тентен отбросило в стену сильным порывом ветра; она упала и больше не смогла подняться.

– Сотрясение, – прокомментировал Саске, вздыхая. – Потенциал есть… но он необработан.

– Дайте этой девочке ниндзюцу! – строго воскликнула Темари, как будто не она только что победила. И, распираемая гневом, показала рукой на поверженную соперницу. – Это никуда не годится! Вы что, саботируете своих женщин?! Вы что, сексисты?! У Хьюга Хинаты тоже никаких техник в арсенале, вообще ничего, кроме тайдзюцу, которое ей не подходит! А у этой Тентен одна техника на все случаи жизни! Вы в прошлом веке живёте?! Я не понимаю!

Куренай-сенсей и бровастый-сенсей дружно поджали губы.

– Победа присуждается Сабаку но Темари, – безразлично прокомментировал рефери. Покашлял. Темари, разгневанно топая, недовольно поднялась обратно, бормоча под нос явно что-то нелицеприятное.

Врачи спешно унесли на носилках бессознательную Тентен – и табло заработало вновь.

– Рок Ли и Сабаку но Гаара, – провозгласил рефери. – Прошу спуститься.

Бровастый, распираемый энергией, словно гиперактивная белка, спрыгнул вниз и сразу же принялся энергично разминаться. Гаара, обменявшись взглядами с сестрой и братом, тоже сошёл.

– Во имя Юности! – провозгласил Рок Ли. – Мы устроим великолепное сражение, мой соперник!

Гаара смерил бровастого сложным взглядом. Посмотрел на сестру, на брата, на Наруто, на потолок… Выражение его лица можно было трактовать как «ну и за что это мне».

Констатировал:

– Сдаюсь.

Рок Ли даже растерялся:

– Но почему?! Даже в случае поражения воспылает огонь Силы Юности! Мой друг, это не спортивно!

Гаара, долгую, очень долгую паузу спустя, во время которой почему-то мурашки побежали по коже, флегматично ответил:

– Не выспался.

Рок Ли поперхнулся явно подготовленной речью о Силе Юности и комично закашлялся. Кукольник тоже закашлялся. В кулак.

Темари показала младшему брату большой палец.

– Рефери, – обернулся Гаара (бледный джонин почему-то вздрогнул); провозгласил, – сдаюсь, потому что не выспался, – затем кивнул сам себе и вспрыгнул обратно наверх.

Ну, инструкции, – только и пожал плечами Наруто. – Но «не выспался»?.. Он же сам сказал, когда Тошиаки нас представил, что вообще никогда не спит?

Сакуру отправили вниз попытать счастье вместо Гаары. И это мог бы быть интересный матч, действительно интересный, но… пока Рок Ли умолял её отказаться от участия, потому что «такие прекрасные нимфы не должны страдать», она, не мучаясь совестью, наложила на него гендзюцу.

И всё. И хотя кто-то там шептался, что так нечестно поступать в отношении человека с трудностями в использовании чакры, Наруто не нашёл в этом ничего плохого.

Это было бровастому в отместку за неуважение личных границ до письменного экзамена. Справедливо? Весьма. Жалко, конечно, немного, энтузиазма-то пареньку не занимать… Но психологически травмировать своих товарищей, пусть и случайно, тоже нехорошо.

Настоящие чуунины так не делают.

Комментарий к 8. Наруто

Канонная Хината и канонный пейринг Нару/Хина мне категорически не нравятся, ничего не могу с собой поделать. Если Наруто по жизни немного танк, дайте ему девушку-гаубицу, честное слово.

И Хината глубоко неправильный Козерог. Где рога, ёлки-палки? Как Козерог, который знаком и дружит с огромным количеством других Козерогов, я не согласна с тем, как её изобразил Киши; мы не такие. А ведь был потенциал!

И да, Наруто так много думал, что не побудил её на храброе дело. Случайно.

Шика и Чоджи кое-кого нашли в лесу. Хе-хе.

========== 9. Иноичи ==========

Иноичи нравилось раннее утро. Он и вовсе был из тех чудаков, кто предпочитает рассветы закатам. Улицы ещё спали, ещё не было того самого шума, состоящего из многоголосия тысяч переплетённых судеб – только мир, покой и робкое солнце, заливающее своим чистым персиковым цветом сонные дома.

Природа медленно просыпалась, и он вместе с ней.

Ту ночь Иноичи провёл в цветочном магазине, чтобы не привлекать к себе внимания стражей территории клана. Всем своим было известно, что иногда глава Яманака предпочитал уединение и покой. Более того, Ино после отборочного тура благоразумно переехала к команде 7 на территорию клана Учиха, как и Киба; по иронии, это место, благодаря призывам, можно было считать самым безопасным – если неприятель каким-то немыслимым образом останется незамеченным утками и прошмыгнёт мимо зайцев, в старом доме Фугаку и Микото денно и нощно детей бдела какая-нибудь овца.

А с овцами, как показала практика, иметь дело было опаснее всего.

Закрыв магазин на ключ и подтянув массивный рюкзак поудобнее, Иноичи направился к северному выходу из Конохи.

Сегодня была его очередь.

Трудно было представить, что столько всего произошло за такой малый промежуток времени; это не было похоже на обычную войну, уж с ней-то было куда прямолинейнее. А вот предотвращение конфликта, когда все карты на руках… да, не каждому повезёт в подобном поучаствовать, ещё и в первых рядах. Годами позже о событиях этой конкретной весны будут, несомненно, ходить легенды, конспирологические теории… ну и пусть. Если рассекречивать произошедшее, то только через полвека – иначе аукнется.

Нелинейность наших жизней – безумно интересный и невероятно трагичный феномен. Или парадокс, – не без вздоха подумал Иноичи, приближаясь к пограничному пункту. На выходе из Деревни сидели свои люди, они пропустили без документов. Чего же непонятного, специалист по ядам вышел на охоту за редкими растениями. Вопросы есть? Вопросов нет. И Иноичи действительно было свойственно так делать – невозможно всё необходимое вырастить в теплице, – но в этот раз перед ним стояла другая задача.

Дорогу он помнил: километр идти прямо, а затем взять курс на северо-запад, двигаться в том направлении, прыгая с дерева на дерево, минут сорок до небольшого озера. На берегу найти взглядом самую высокую и старую сосну с ласточкиными гнёздами, и от дерева взять перпендикуляр до небольшого холма через полтора километра. По прибытии холм надо обогнуть слева-направо, прямо через чащу, и там, скрытый древнейшими гендзюцу на печатях давно забытого языка, высится старый заброшенный храм из светлого камня. И путь лежал внутрь.

А внутри… не принцесса, как предположила бы маленькая Ино, которой всегда нравилось строить догадки, слушая очередную сказку на ночь. И не дракон. И не демон.

Колдун? Да-а-а. Тот ещё колдун. А он злой? Иноичи на этом месте своего внутреннего диалога с самим собой замялся.

Да, как бы он объяснил Ино?

И самому себе?

И кому бы то ни было?

Ведь придётся же.

Понимаешь, – сказал бы он, – даже колдуны могут быть околдованы. В таком мире мы живём. И порой даже с них приходится снимать чары… И потом помогать им заново найти себя. Можешь представить, что на тебя, волшебницу, другая злая волшебница наложила страшное проклятие и сделала это так, чтобы ни ты, ни ты твои друзья даже не догадались об этом? Сакура бы догадалась, – возмутилась бы маленькая Ино, – потому что Сакура очень умная и книжки читает, вот! А если бы и твоих друзей заколдовали, чтобы они не обращали внимание на твоё проклятие? Ну тогда нужен принц, – заявила бы Ино.

Или овца. Кто бы мог подумать, верно?

А он и раньше догадывался, что этот призыв обладает тем самым могуществом, с которым шутки плохи. Благо, что овцы всё-таки любили людей, в отличие от тех же зайцев, и были склонны к сочувствию, как крокодилы. Видеть человеческую душу на ладони, наверное, из остальных призывов с такой глубиной не был способен больше никто.

Тогда, какую-то неделю назад, в лесу, когда Иноичи, Шикаку и Третий отправились на самые безрассудные и непродуманные переговоры в их жизни, хотелось, конечно, верить… Но одно дело «хотеть верить», и совсем другое – получить подтверждение своих догадок. С ними действительно отправилась туда овца; чёрная овца, если быть точнее. Один её призыв почти опустошил запас чакры Сакуры. Но девочка была уверена, что если и посылать от себя кого-то, то лидера – она наверняка хотела обезопасить чужих отцов и Хокаге. И её альтруизм окупился.

Орочимару, как только взор чёрный овцы пал на него, рухнул, будто марионетка, у которой подрезали нитки – один из сильнейших шиноби на земле. Животное степенно приблизилось к нему; сам воздух, казалось, загустел, а делегация безрассудных дипломатов, всё ещё под хенге, замерла в каком-то сверхъестественном ступоре.

– Бедное дитя, – только и проблеяла овца. – Твоя жизнь почти что украдена. Бедное несчастное дитя…

Она наклонилась к рухнувшему Орочимару и коснулась головой его головы. Что произошло дальше, Иноичи вспоминал с неохотой. Саннин начал давиться чем-то чёрным и вязким, как дёготь. Очнувшись, он кое-как сел, и… Сказать, что бедолагу тошнило – ничего не сказать. Его выворачивало. Раздирало изнутри. Его скрючивало, сжимало и разжимало. Аура смерти и ужаса исходила от извергаемой им дряни. Воя от необъяснимой муки он, расцарапывая лицо, вырывая волосы, блевал этой чернью, казалось, целую вечность – до тех пор, пока из жёлтых глаз не брызнули чистые слёзы.

– Выпусти из себя, – ободряюще проблеяла овца. – Выпусти. Немного осталось.

Иноичи был уверен, что выражение понимания, сочувствия и искреннего ужаса застыло на лицах ложной команды 7, потому что чернь отдавала чакрой. И лично Яманака узнал её пульс, потому что всякая иллюзия, даже когда её развеивали, последним эхом отдавала сложно объяснимым привкусом своего владельца. На Хирузене висело намного меньше компульсий, в разы меньше, и они были значительно слабее… но Иноичи, будучи профессионалом, уловил отпечаток личности на тех гендзюцу и запомнил её.

Волосы вставали дыбом от жестокости и коварства Шимуры Данзо.

Орочимару был, фактически, его рабом.

Скольких ещё подчинил своей воле старейшина Конохи?

Почему?

Зачем?

Когда?

Иноичи был уверен, что никогда не забудет, как Третий Хокаге, сорвав с себя хенге, кинулся к своему ученику, сломленному, растерянному, исступленно рыдающему, как прижал к себе, словно ребёнка, как не сдержал своих собственных слёз – слёз сочувствия, радости, понимания и невероятной тоски.

Не хотелось догадываться, что в тот момент чувствовали старый учитель и его ученик, но сама важность и само чудо происходящего вызвали слёзы и у наблюдателей. Было невероятно, катастрофически жаль.

Они с Шикаку потом бессовестно напились. Молча. Каждый со своими мыслями.

Это было чудо. Трагическое… но чудо. Прекрасное в остроте своего надлома.

Добравшись до своего места назначения, Иноичи неловко помялся с ноги на ногу. Поправил рюкзак на спине.

Воздух вдали от Конохи головокружительно пах лесной свежестью, благодатная тишина простиралась на километры. Дикие травы и листья приветливо и бодро блестели растаявшим туманом.

Иноичи напомнил себе, что пришёл не к пациенту, а к человеку. Вдохнул, выдохнул и, примяв непонятную робость в груди, шагнул внутрь.

Воздух внутри заброшенного храма пах, как в пещере – свежо и обособленно от открытых ароматов леса или поля. Из пустых окон по светлым полам и высоким стенам бежали нежные лучи солнца. На простиравшуюся пустоту своих владений молча взирали практически стёршиеся фрески.

Орочимару стоял к нему спиной. По чёрным волосам бежал солнечный луч, будто мягкая ласковая ладонь. Саннин по-прежнему выглядел прямо и гордо, но скорее по привычке – на его плечах чувствовалась та тяжесть, которой до овцы не наблюдалось. И Иноичи поджал губы – то ли от сочувствия, то ли… даже он не знал от чего.

Каждый из них, из сильных мира сего, мог бы оказаться на месте Орочимару. То, что им повезло – было подарком судьбы, не менее.

Его было невыносимо жаль. Лишённый свободомыслия, он покорился своей тёмной стороне, и не оказалось рядом никого, кто мог бы спасти – Хирузен тогда утопал в депрессии, Джирайя спасался бегством от собственной боли, а Цунаде спивалась, пытаясь забыть прошлое, откреститься от настоящего и не думать о будущем. И никто не заметил ни первой компульсии, ни второй, ни двенадцатой – их было четырнадцать, между прочим, Иноичи посчитал.

Четырнадцать.

Что там вообще оставалось от изначальной личности, когда овца пожалела этого человека?

И как теперь жить?

Ощущалось, что Орочимару и сам не знал ответов на эти вопросы. Тем не менее, раз он ещё не вскрылся в исступлении, путь вперёд ещё был.

– Доброе утро, – поздоровался Иноичи, чувствуя себя почему-то очень неловко. Но он себе напомнил, что за тридцать, с его регалиями и будучи отцом, стесняться людей, с которыми не имеешь понятия как общаться – это нонсенс. Не желторотый юнец, в конце концов. И храбро предложил, – позавтракаем?

Шикаку ходил к Орочимару позавчера. И хотя будущий Хокаге тоже не знал, как общаться с оклеветанным бывшим врагом при таких обстоятельствах, он принёс с собой шоги и бутылку очень крепкого прозрачного коричневого алкоголя на винограде. Но Иноичи играл паршиво, а пить утром принципиально отказывался. Зато, как вдовец и отец-одиночка, весьма сносно готовил; даже придирчивому Чозе нравилось.

Не дождавшись ни ответа, ни какой-то реакции, он снял с себя рюкзак и неторопливо его разгрузил. Во-первых: два термоса в полтора литра каждый. Один с мисо, а другой с нежным молочным улуном. Во-вторых: очень много контейнеров с рисом. Иноичи экспертно и мягко зажарил его с «тремя деликатесами», как водится у южан: с яйцом, кое-какими мелкими овощами, маленькими креветками и такими же мелкими кусочками ветчины. В-третьих: огромный контейнер с тушёными улитками в остром соусе. Иноичи они нравились гораздо больше орешков или попкорна в качестве закуски. В-четвёртых: очень острый тушёный тофу с кусочками фарша. Он питал к этому блюду большую слабость. В-пятых: домашние гёдза со свининой и зелёным луком. В-шестых: четыре упаковки ванильного пудинга под взбитыми сливками. И, наконец, четыре чашки (для супа и чая), палочки, бутыль соевого соуса, васаби в пакетике и рулон салфеток.

Когда Иноичи довольно оглядел накрытое на полу пиршество, он заметил, что Орочимару уже обернулся и ошарашенно смотрел на изобилие еды.

– Зачем столько? – просипел, растерянно моргнув. – Здесь достаточно на троих с половиной, не считая подростков.

– Орочимару-сан, вы свои щёки видели? – миролюбиво отозвался Иноичи. – Даже у моей дочки с фазой диеты до такого не дошло.

Саннин фыркнул. А зря. Яманака, как отец и близкий друг главы Акимичи, всё-таки разбирался в правильном питании… всех. И было видно невооружённым глазом, когда скулы от рождения острые, а когда щёки неправильно кормят.

– Сначала потренируемся, – просипел Орочимару. В его глазах сиял какой-то по-доброму коварный огонёк.

– Э, нет, – вытаращился Иноичи. – Я же по цветы вышел официально! Что мне потом сказать, что я подрался с сусликами?!

– Или с зайцами.

Откуда?..

– Это Шикаку разболтал?! – с негодованием воскликнул Иноичи.

– Нара позавчера по-честному отжимался два часа на озере, пока его пытались покусать мои змеи, а потом жонглировал фигурками шоги, пока бежал обратно, уворачиваясь от кунаев, – хмыкнул Орочимару. Добавил, – не пробежать пятьдесят кругов вокруг территории Учиха в твоём-то возрасте – позор.

– Ну, знаете ли! – возмутился было Иноичи.

– Не знаю, – безразличным голосом, но с ехидным выражением лица отозвался змей. Предупредил, – беги.

Это ему скучно, – только и подумал запыхавшийся Иноичи часом позже, гуськом улепётывая от участи быть съеденным. – Твою мать, только бы ногу не свело!

Бодрая тренировка в лесу хороша, когда веточки хрустят под ногами, а не колени!

– Держи темп, – флегматично просипел Орочимару откуда-то сбоку. Сюрикены летели, между прочим, с другой стороны, а змеи наступали сзади.

– Да я… уф… держу… уф!..

Что за курс выживания для тех, кому за тридцать?!

– Завтрак надо заслужить, – прокомментировал Орочимару, – интенсивными физическими нагрузками.

Вот поэтому кое у кого щёк и не осталось!

Несмотря на собственные возмущения, Иноичи догадывался, зачем саннин тешил себя тренировками. В конце концов, как иначе заставить свидетелей своей самой большой трагедии жалеть тебя хоть чуточку меньше?

Ну да, умотать их в ничто.

Иноичи даже на войне так много не бегал, между прочим. Чего только не сделаешь ради психологического благополучия оклеветанных граждан Конохи.

Хирузен торчит мне медаль за заслуги перед отечеством, – не без вредности решил Яманака. – И премию, если я вдруг окончательно угроблю левое колено.

И хотя завтрак получился вкуснее от голода, и никакие кости не пришлось вправлять обратно, всё равно казалось, что Иноичи убежал от армии кровожадных сусликов. Его можно было выжать и повесить на верёвочку – так сильно он пропитался потом.

Уже вдоволь наевшись, он вспомнил, что большая часть компульсий, по словам чёрной овцы, была на Орочимару так давно, что даже с Анко саннин не был самим собой.

И похвалил:

– Очень хорошая тренировка! – потому что товарищей в трудную минуту надо поддерживать вне зависимости от настроения и левого колена, (которое чувствовало бы себя знатно охреневшим, если бы оно могло что-то думать).

Орочимару тихо хмыкнул в свою чашку со всё ещё теплым улуном. Тень улыбки мелькнула на его лице – и сразу же сменилась задумчивым видом. Жёлтые глаза засветились печально и глубоко несчастно.

Иноичи мысленно пнул свою сочувственность, чтобы лицо не отразило и толику жалости. Незачем вгонять человека в ещё большую тоску своей кислой физиономией. Да и эксцентричного бега с препятствиями пока хватило.

– Вот что бы ты сделал на моём месте, глава клана Яманака? – задумчиво протянул Орочимару.

С Отогакуре, марионеточным Каге которой стал саннин? С подопытными, которых пытал, оказывается, не по своей воле?

Со своим будущим?

– Не знаю, – честно ответил Иноичи, не опуская чашки с улуном. Подумал. – Я бы не отчаивался, наверное.

У Орочимару затряслись плечи от смеха.

– Вся моя жизнь, – едва выговорил он, – все мои мечты… были чудовищно искажены. Теперь я вижу их настоящую цену… А дальше что? Бросить всё и вернуться в Коноху? Я и сейчас, считай, всё бросил… прячусь здесь от мира, как рак-отшельник… Просить прощения у людей за грехи, совершённые моими руками, но не по моей воле?

– Простить можно только тех, кто попросил прощения, – ответил Иноичи. – И никак иначе.

– А моя мечта? – от улыбки на его лице хотелось не улыбнуться в ответ, а не по-мужски расплакаться. – Я помню, как гнался за ней… – жёлтые глаза затуманились воспоминаниями, – как убегал от неё… как терял, искал и находил… Это была моя мечта, но не для меня, а для Цунаде, Джирайи и даже сенсея… Скажи… разве тебе самому не хотелось победить смерть? Разве ты не пережил самую страшную в твоей жизни потерю? Ты ведь вдовец, Яманака Иноичи, – саннин покачал головой, – а ведь улыбаешься. У вас был неравный брак, помню. Но всё же. Не понимаю. Как после этого не стремиться?..

Именно мечта меня привела во тьму, – не сказал Орочимару. – И чтобы окончательно выйти оттуда, я должен отказаться от неё.

Укажи мне путь, – умолчал.

Однако Иноичи было не привыкать к чтению между строк. Он задумался с глубоким вздохом, пытаясь наложить на мысль правильные слова.

Йоко была беженкой. Она была беженкой, и для него это не имело никакого значения. Из всех возможных мечт в её груди теплилась только одна – перейти с улиц в дом, открыть свой цветочный магазин, своё личное сказочное королевство и уголок рая, где охапка маргариток была невидимым платком, чтобы вытереть слёзы, где первые нарциссы действительно вызывали улыбку на лице в пасмурный день. И розы… розы никого не ищут, они только ждут, когда память эфемерного аромата побудит ноги найти их и купить за последние деньги, чтобы великая красота выместила отчаяние из одинокой квартиры – в магазине всегда было место розам, как и любви.

Когда-то Иноичи был безразличен к цветам, когда-то они интересовали его только как ингредиенты для губительных жидкостей поинтереснее… когда-то очень и очень давно, до того как Йоко в штопанном кимоно, робко улыбаясь, не протянула ему красную астру, не за пару монет, а бесплатно – бедняки гораздо более склонны к сочувствию, чем буржуа – потому что у него на лице была написана тяжёлая, невысказанная и невыплаканная, мука. Его пасмурный мир тогда дрогнул, красная астра будто прожгла его, и какое-то сложное чувство встало комом в горле. Он посмотрел на чистую, причёсанную, бедно одетую, очевидно скромную девушку перед собой, на её робкую улыбку и сияющие чистым тёплым светом серые глаза – и это оказалось началом начал.

Как можно объяснить, что Йоко дала ему намного больше, чем себя и свои бесценные годы, пока болезнь холодным вихрем не унесла ослабевшее, и без того хрупкое, тело за собой?

Она ушла, судьба увела её в могилу за руку – это факт, Иноичи сам опустил на лакированный гроб дюжину белых роз. Однако после глубочайшего отчаяния пришло и осознание, поначалу робкое, как упавший тонкий солнечный луч сквозь тяжёлые тучи, и постепенно окрепшее, что Йоко осталась – в магазине, их маленьком рае, в Ино, хотя та мало чем походила на маму, но, самое главное, в нём самом.

Иноичи повезло познать настоящую любовь, в отличие от многих тысяч таких же искателей, в отличие от Шикаку и даже Чозы, чьё брачное благополучие потребовало больших усилий с обеих сторон. И хотя человеку свойственно быть жадным, и Иноичи жаждал физического присутствия Йоко – не было ни дня, ни ночи, чтобы невозможность этого не горчила – того, что было, и того, что осталось, оказалось для него достаточно. Тогда и разлука в сознании преобразовалась из вечной во временную, и дышать стало проще.

Ему не нравился буддизм. Война, которая длилась целую вечность, давно убедила его, что другой жизни нет и не будет – пропаганда двора даймё «на следующем кругу мы застанем расцвет страны Огня и крах врагов, а пока надо немного потерпеть» выводила его из себя до зубного скрежета. Как и жертвенная Воля Огня. Нет, Иноичи был строгим сторонником «здесь и сейчас», потому что будущее сулило только смерть, а прошлое… алкоголизм, депрессию и тоже смерть.

Деревянным синтоистским храмам он не доверял. Если эти божества так недалеко от человечества, если их так много, то где они все? Когда ниндзя Ивы вырезали храмы своих пограничных земель, чтобы граждане не соблазнялись чужой философией, хоть кто-нибудь спустился вниз, вышел из леса, из тумана, чтобы спасти своих верных преданных слуг? Он ведь был там, на пепелище, на свежей могиле старого дерева и куда более молодых костей.

Но если ни во что не верить, можно чокнуться, потому что только вера и любовь способны оттащить от настоящего краха, когда стоишь у бездны и, очарованный её пустотой и холодом, готовишься спрыгнуть. Если нет одного, но есть другое – уже неплохо. Если нет ничего…

То жизнь таких людей – печальное существование, редко несущее в себе постоянную радость.

Того же Ширануи от какой-нибудь случайной безымянной смерти под маской удерживали только его дети, яркие и упрямые, сияющие тремя тонами надежды, с большими сердцами и горящими глазами.

– Надо во что-то верить, чтобы вынести смерть и принять её, как данность, – ответил Иноичи долгую паузу спустя. – Во что-то намного большее, чем ты сам, окружающее пространство и политическая философия родины. Тогда в жизни всегда будет место свету.