Текст книги "The world of darkness (СИ)"
Автор книги: S Lila
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Ты такая глупышка, Кэролайн Форбс, с такими же глупыми и совсем наивными мечтами.
========== Cherry witch Nc-17 (Лиззи/Хоуп) ==========
Наверно, трудно говорить о нормальности, когда твой отец первородный гибрид, окропивший свои руки в крови тысяч убитых. Быть может, их было и больше, вот только кто решится поведать это малышке Хоуп, которую нужно оберегать старательно от жестокости сурового мира. Сплошные войны, игры во власть, амбиции, амбиции и ещё раз амбиции. А ещё в придачу жажда крови и тяга к жестокости, что холодит приятно кровь, обнажая сокрытые животные инстинкты истинных монстров ночи. Фамилия Майклсон и впрямь сродни темнейшему проклятию, что губит всех находящихся поблизости к ним. Попросту потому что смерть ходит по пятам, не решаясь коснуться, и забирает вместо этого близких к ним людей, окатывая горечью потери бессмертные сердца.
Быть может, вопрос времени, когда этот мир отберёт у них тех, в ком не течёт кровь Майклсонов, но кого они без сомнения называют семьёй? Быть может, скоро не станет Кэролайн, которую Хоуп никогда не называла своей матерью, как бы добра та к ней не была. Её настоящая мать погибла, защищая эту семью, до последнего вздоха выцарапывая волчьими когтями и острыми клыками право на воссоединение Майклсонов, жертвуя собой ради счастья своей дочери. Впрочем, никакой злости к Кэролайн у неё не было. Кэролайн любила её отца, она делала его счастливым, сумев лишь парой ласковых касаний к его колкой щетине вызвать у него улыбку, которую Хоуп редко видела на его губах после смерти своей матери. Он ощущал за это вину перед ней, она знала это. Так же как и видела вину в его глазах, когда он представил ей Кэролайн и её двух дочерей, что являлись последними представительницами ковена близнецов, унаследовав от своего дяди губительный ген еретика.
Они были совсем разными. И если Джози часто улыбалась, бережно относясь к магии и советам Фреи, то Лиззи была замкнутой одиночкой, со страстью к огню, за всполохами которого она любила наблюдать, щёлкая частенько металлической зажигалкой. Она говорила, что ей нравятся имбирно-рыжий цвет волос Хоуп, в пряди которых так любила зарываться пальчиками, чуть оттягивая, и оставлять на губах названой сестры невесомый поцелуй.
Губы у Лиззи были вкуса спелой вишни, а кожа мраморно-белая, будто бы мерцающая, и Хоуп нравилось касаться её нежно кончиками пальцев, вызывая томный девичий вздох в ответ. Магия, текущая по светло-голубым венам была неконтролируемой и опасной, Хоуп ощущала это даже на расстоянии, понимая от кого ей передался столь дикий нрав. И лишь Кэролайн под силу было его усмирить, проведя ласково по прядям её белокурых волос и оставив мягкий поцелуй на щеке, шепнув на ушко слова любви.
– О чём думаешь? – спросила вдруг Лиззи, чуть привстав на локтях и взглянув на её лицо, внимательно всматриваясь в зелено-голубые глаза, доставшиеся ей от отца.
В Хоуп многое было от Клауса, за исключением улыбки и смугловатой кожи. Да и характер у неё был куда более спокойным, чем у вспыльчивого гибрида, чьи глаза частенько горели янтарем, обнажая в нём волка.
– О тебе, – Хоуп слегка улыбнулась, касаясь неторопливо её ладони, переплетая их пальцы вместе и замирая на мгновение, давая себе прочувствовать магию, заскользившую по их венам, что сливалась в этот миг воедино, вызывая лишь лёгкое покалывание.
Лиззи в ответ на это благодарно кивнула, слегка улыбнувшись этому жесту. Ведь Хоуп знала, что она всегда лучше себя ощущает с магией в венах, испытывая самую настоящую ломку в её отсутствие и готовясь вот-вот взорваться, словно пороховая бочка, объяв всё разрушающим пламенем. Иногда ей казалось, что так и произойдёт однажды, что она потеряет над собой контроль и позволит магии управлять собой. Впрочем, её дядя, наверняка, бы этому был бы только рад.
– У нас не так уж много времени осталось, – Лиззи вновь улеглась поудобнее на просторную кровать, обращая взор серо-голубых глаз к бежевому потолку и зарываясь пальцами в её огненные локоны, ласково и неторопливо перебирая их, – Скоро они уже вернутся.
Они никогда не обсуждали, что будет, если родители прознают об их связи, предпочитая задвигать этот вопрос подальше и не думать о возможных последствиях. Всё же, они даже не родственники, пусть и выросли под одной крышей, вместе творя шалости с магией под руководством доброго дядюшки Кола. И всё же, осуждений им вряд ли удастся избежать, потому их чувства и оставались тайной. Их чувства были только для них двоих, и обе они хотели, чтобы так оставалось подольше.
– Тогда нам не стоит терять время, – Хоуп взглянула краем глаза на неё, прежде чем потянуть ткань белой майки вверх и коснуться губами кожи внизу её живота, ощутив прошедшую по телу названой сестры сладостную дрожь.
Улыбка невольно коснулась губ Лиззи, и она прикрыла глаза, ощущая ласкающие и совсем неторопливые прикосновения ладоней к своей коже, которыми та умело распаляла в её теле желание, окутывающее тёплой волной и вынуждающее её изогнуться навстречу к её губам, прокладывающим неторопливо дорожку из невесомых поцелуев к ложбинке между её грудей.
– Как же мне нравится, когда ты так делаешь, – на расслабленном выдохе произнесла Лиззи, вздрогнув вновь от того, как Хоуп прошлась ласкающе языком по чувствительному местечку у рёбер, сжав ладонью правое полушарие её груди.
– А так? – Хоуп игриво усмехнулась, гораздо увереннее проведя ладонью вдоль её впалого животика и коснувшись небольшой пуговицы на её кожаных шортах, чуть натягивая и вызывая тихий всхлип от ощущений сладостного трения между бёдер.
– Обожаю, – довольно произнесла она, потянув её настойчиво к себе за рыжие локоны, прежде чем коснуться игриво языком её пухлых губ, вовлекая в чувственный поцелуй, вызывающий россыпь мурашек вдоль позвоночника и сладостное томление внизу живота, превращающееся в жар.
Потянув за молнию на шортах, Хоуп коснулась дразняще кончиками пальцев кружевной ткани белья, ощущая её сладостную влагу, и круговыми движениями провела по чувствительному местечку, ловя губами её первый стон. Такая нежная, совсем сладкая и хрупкая под этими касаниями, теряющая сразу всю свою колкость и издающая мурлыкающие стоны. Но это только пока… затем она всегда перенимает власть, оставляя на теле красноватые царапины и едва заметные следы укусов, что неизменно исчезают через пару часов благодаря волчьей регенерации.
Запрокинув голову назад, Лиззи выгнулась всем телом, разводя ноги чуть шире в стороны, и вцепилась крепче пальцами в ткань одеяла, поддаваясь бёдрами навстречу её пальцам, проникшим резким движением внутрь её лона и задевшим ногтями чувствительный бугорок внутри.
– Быстрее, – умоляюще прошептала Лиззи, вновь громко простонав и выгнувшись дугой, слыша её тихий смех в ответ.
Всегда отзывалась на её прикосновения так чувственно, уже дрожа в преддверии оргазма, что подступал всё ближе и ближе, повышая громкость сладостных стонов, пока её стеночки не сомкнулись плотно вокруг пальцев, а тело, покрытое лёгкой испариной, не задрожало, вынуждая её всхлипнуть от наслаждения и лениво ответить на невесомый поцелуй Хоуп. И лишь раздавшийся оглушающе в повисшей тишине вздох, заставил их отстраниться слегка друг от друга и взглянуть одновременно в сторону приоткрытой двери в комнату, у которой стояли Клаус и Кэролайн, отчего-то вернувшиеся на пару дней раньше.
Осуждений от Клауса Лиззи и не ждала, зная, что его понимание морали размыто благодаря долгим векам жизни, а вот Кэролайн… что ж, с ней будет непросто объясниться.
========== Let me help you (Стефан/Кэролайн – броманс) ==========
Вновь поднеся ладонь к лучу солнечного света, она ощутила лишь тёплое касание, вместо обжигающего жара, что оставлял ожоги на коже всего пару дней назад. И Кэролайн повторяла своё движение вновь и вновь, всё никак не в силах поверить в то, что кольцо на пальце с поблёскивающим лазуритом реально. Она мечтала о нём, вот только легче не стало от осознания того, что она может теперь выходить на улицу. Лишь стало ещё страшнее. А ведь думала наивно, что только в этом и заключается её проблема, решив которую, всё станет совсем иначе, будто бы по щелчку пальцев.
Думала, что исчезнет чувство собственной никчёмности и невыносимого одиночества, стоит только металлу коснуться её пальца и защитить от солнца. Вот только кольцо не решало проблем, пустивших внутри неё извилистые корни, захватившие в тугой кокон её израненное сердце. Едва ведь могла смотреть в зеркало на себя по утрам, по-прежнему ненавидя отражение в котором чудился ей монстр и последствия её слабости, всё крутящиеся в её голове, подобно заевшей пластинке. Этого монстра с радостью уничтожат, чтобы облегчить всем жизнь. Да она и сама, по правде говоря, готова была уже его уничтожить, вот только духу не хватало, а, быть может, всё же цеплялась за надежду, что всё ещё вдруг чудесным образом наладится и ей не будет так больно.
Вот только всё это лишь обман. И дело тут было вовсе не в кольце, и даже не в вампиризме. Ведь помнила слова Стефана. Видимо, она и впрямь настолько глубоко запрятала всю свою боль тогда, что умело была скрыта даже от неё самой все эти годы. Никому не нужна ведь. Совсем потерянная, не знающая что ей делать девочка, умеющая лишь строить дурацкие планы в своих мыслях, которые никогда не станут реальными.
– Почему ты не выходишь на улицу? – раздавшийся за спиной мягкий мужской голос вынудил её зажмуриться на миг и по привычке сморгнуть подступающие слёзы, которые она никому не позволяла обычно увидеть.
Так станет лишь хуже. А уж всеобщей жалости к себе Кэролайн точно не переживёт, окончательно сломавшись под этим грузом, что давит на плечи каждую секунду, равно как и стены этого дома. Но покинуть его она не желала, боясь того нового мира, что скрывался за его пределами.
– А зачем? – дрогнувшим предательски голосом прошептала она в ответ, мельком взглянув на Стефана из-за плеча.
Он не знал, как ему подступиться к ней, ощущая лишь непроходимую стену, что она выстроила осознано между ними всеми, стоило только ей понять, что друзья её сторонятся теперь, боясь даже прикоснуться. А ей не хватало этого простого прикосновения кожа к коже, пусть совсем невесомого и строгого. Хоть какого-нибудь, чтобы ощутить себя чуть лучше. От отца этого вряд ли можно было бы дождаться, ведь виделись они с ним настолько редко, что она начинала уже забывать его голос. А мама… с ней всё было ещё сложнее, особенно сейчас.
– Ты не хочешь вернуться в школу? Не хочешь вернуться к прежней жизни? – недоуменно спросил он, заметно нахмурившись.
Просто пытался понять её. Вот только сделать это было куда сложнее, чем если бы на её месте был любой другой житель этого города. И это было странно, потому что раньше он думал, что прочесть её совсем не составит труда. Она ведь обычная американка с широкой улыбкой и чувством превосходства, застывшим в уверенной ухмылке. Вот только сейчас Стефан понял, что всё это было лишь искусной игрой. Настолько искусной, что никто не понял обмана.
– Я существую только потому что не хочу делать своей маме больно, – призналась она вдруг, произнося слова до пугающего отстранённо и холодно, – Она не переживет мою смерть. Тем более, если узнает, что от её дочери осталась лишь горка пепла, ведь я стала в итоге ненавистным вампиром.
Вампиризм лишь усиливает то, кем ты был прежде – истина, которая была ему известна. И Стефан отчего-то думать даже не хотел о том, как ей было больно всё это время. Вспомнил в этот миг невольно её дрожащие ладони, перепачканные кровью, равно как и кожу лица, которую она так старалась отчистить, захлебываясь слезами и задыхаясь попросту от них. Её дрожащий от эмоций голос, всё повторяющий, что они теперь ненавидят её, Стефан вряд ли когда-нибудь позабудет, понимая в этот миг совершенно отчётливо, что дружбой с ними она дорожила куда больше, чем они с ней. Просто потому что они были центром её мира, а вот она для них не была. Ни для кого из них.
Но, быть может, не поздно это исправить? Ей нужен друг, ей нужен кто-нибудь рядом, кто не осудит и поможет попросту сделать несколько шагов.
– Доверься мне, – умоляюще прошептал он вдруг, протянув ей ладонь и словив удивлённый взгляд потускневших голубых глаз, в которых блестели слёзы. – Прошу тебя, – Стефан едва смог выдавить из себя ободряющую улыбку, ощущая ком в горле от осознания её загнанности и потерянности, которую ему бы так хотелось уничтожить.
И Кэролайн, поколебавшись пару секунд, неуверенно шагнула навстречу к нему, касаясь его ладони и позволяя ему помочь ей. Вновь ведь доверилась кому-то, будучи ведомой тлеющей верой в то, что всё ещё может измениться.
========== The heat of your hands (Клаус/Кэролайн) ==========
Ей всегда нравилось наблюдать за тем, как он рисует, прислонившись к дверному проему и склонив голову чуть набок, чтобы разглядеть едва заметную морщинку, что становилась куда более явной, стоило ему только слегка нахмуриться. Клаус неспешно выводил аккуратные линии простым карандашом, придирчиво разглядывая каждый штришок потом, лишь бы всё вышло идеально. В этом была и причуда его непростого характера – переносить лишь, как он всегда выражался, истинную красоту. Потому так часто и бывал в этом домике, что любил он гораздо больше шумных городов, вызывающих в последнее время у него лишь отвращение.
И такое умиротворение, затопившее просторную гостиную, вызвало у Кэролайн улыбку, с которой она перевела взгляд на панорамное окно, не зашторенное массивными темно-синими шторами. На улице едва проглядывалось уже заходящее осеннее солнце, а мягкий ветер гонял разноцветную листву по земле, раскрашивая этот день насыщенными красками и вынуждая наслаждаться каждой секундой, подобной этой, под едва слышный треск дров в камине.
Пройдя неспешно вглубь комнаты и прикрыв на миг глаза от ощущения тепла, стоило только ей коснуться босыми ногами поверхности тёмного пола, она подошла к нему ближе со спины, видя, как уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке. Ведь Клаус давно уже уловил острым слухом её осторожные шаги, попросту позволяя ей какое-то время стоять в тишине и разглядывать его.
Обычно он хмурился и отвечал едко, стоило только кому-то прервать момент подобного уединения, вот только Кэролайн Форбс, одаривающая его всегда такой светлой улыбкой, что его сердце пропускало невольно удар, стала исключением из устоявшихся годами правил. Потому он и отложил поспешно на стеклянный кофейный столик блокнот с незаконченным рисунком, прежде чем повернуться к ней лицом и коснуться ладонью её тонких пальчиков, смотря на неё с лёгким прищуром снизу вверх.
И если её самым любимым занятием стало наблюдать за ним во время рисования, то его же – видеть её в своём доме, одетую в хенли на голое тело и пропитанную его мускусным запахом. В этом было что-то совершено собственническое, будто бы говорящее ему, что эта девушка принадлежит лишь ему. И это было восхитительное ощущение, равно как и тот факт, что она неизменно всегда тянулась к нему, прижимаясь всем телом.
– Очередной шедевр? – вопросительно изогнув бровь, она кивком головы указала на лист бумаги, где едва проглядывался только-только начатый рисунок.
Он лишь кивнул в ответ, наблюдая за тем, как она присаживается осторожно на плоскую спинку мягкого дивана, переплетая их пальцы и скользя по его коже неспешно лишь подушечкой большого пальца в невесомом касании. А он в это время скользил взглядом по её растрепанным слегка белокурым локонам и чуть припухшим от его поцелуев губам, которых он готов был касаться вновь и вновь, слыша в ответ своё имя.
– Тебе понравится, – ответил он наконец, слегка улыбнувшись тому, как она закатила невольно глаза, сорвавшись на тихий и заразительный смешок.
Кэролайн всегда так реагировала на его излишнюю самоуверенность, которую побороть и вовсе было невозможно. Всё же, она была истинной чертой всех Майклсонов, которых она каким-то чудом умела выносить, ловко усмиряя их непростые характеры.
– Может побудем здесь подольше? – она склонилась к нему чуть ближе, вызвав улыбку от того, как белокурая прядь игриво коснулась его щеки, давая почувствовать ему сладкий запах её шампуня.
И устоять перед этой манипуляцией он уж точно не смог бы, даже если бы захотел. Попросту не хватило бы сил.
– У тебя есть предложения? – Клаус коснулся невесомо губами её губ, ловя тут же её прерывистый вздох, с которым она поддалась к нему чуть ближе и пожала плечами, носиком проводя нежно по его колкой щетине.
Уже знала ответ на свою просьбу, равно как и на его вопрос, который вовсе не нуждался в ответе. Потому обвила его шею руками, зарываясь пальчиками в русые волосы и перебирая неспешно пряди меж пальцев. И прикрыв на миг глаза, Клаус сдался первым, с едва слышным стоном сминая её губы жадным поцелуем, прежде чем потянуть её на себя, чтобы ощутить каждым сантиметром своего тела её тело. А потом услышать заветное, слетающее с её губ мелодичным полустоном:
– Ник.
========== Hush (Клаус/Кэролайн; Хоуп) ==========
На Новый Орлеан опустилась ночь. Совсем тёмная и холодная, лишенная привычного света луны и своенравного воя волков на болотах. В воздухе застыло тревожное и тягостное чувство, отзывающееся повисшей в особняке тишиной, что прерывалась лишь плавной и неспешной мелодией, тягуче тянущейся вдоль комнат старинного особняка и вынуждающей неосознанно замереть сперва, лишь бы вслушаться в звучащие слова, что были пророчеством, леденящим кровь.
Зло что на город нагрянет с полуночным ударом часов,
Явится с невесомостью неспешных шагов.
Привнесёт оно с собою лишь смуту и кровь,
Заберётся под кожу и не отпустит из крепких оков.
Нельзя прокричать и хоть слово сказать,
Остаётся лишь на коже слезу ощущать
И стремительно на любимых глазах угасать.
Выхода нет, можно лишь сдаться и в пропасть отчаянья пасть.
И осторожно приближаясь к приоткрытой двери в комнату дочери, Клаус невольно задержал дыхание на краткий миг, ведомый её тихим напевом, с которым она бездумно выводила линии на листке бумаги, сидя в пол оборота ко входу. Её рыжие локоны ниспадали на хрупкие плечи, а тихий – совсем детский – голосок обволакивал просторную комнату, проникая в сознание и вызывая лишь беспокойство, что разрасталось в сердце, опутывая его и сжимая острыми тисками, не думая даже выпускать из хищных лап.
– Хоуп, – едва сумел произнести её имя он, срываясь на хрип и обращая на себя мигом внимание, прерывая звучание ласковой мелодии и нежных слов, – Что это?
Она лишь пожала плечами нервозно в ответ, недоуменно нахмурившись и будто бы совсем не помня, что напевала, услышав лишь отзвук мелодии в мыслях, стоило обратить ей взгляд на непонятные узоры, выведенные на листе белоснежной некогда бумаги. Чуть смазанные и торопливые линии складывались в совсем непонятную ей картину, и Хоуп нахмурилась сперва, а затем перевела обеспокоенный взгляд на свои руки, где застыла на пальцах кляксами густая и темно-красная гуашь, так напомнившая в этот миг ей цвет пролитой крови.
– Папа? – она взглянула на него совсем растерянно, покусывая нервно зубами нижнюю губу и бегло скользя взглядом по комнате, будто бы пытаясь и вовсе понять, как сюда попала и что же сотворила, не помня ровным счётом ничего из сегодняшнего дня.
Страх тенью блеснул в его взгляде, окрашивая радужку янтарными всполохами, и он поспешил приблизиться к ней, ласково касаясь кожи её бледной и холодной щеки, обращая тем самым на себя взор её голубых глаз и уверяя размеренно, что всё будет хорошо. Вот только верилось в это с трудом, особенно после того, как взглянул на её рисунок, видя символ смерти, заключенный в изогнутых линиях, значение которых было ему неизвестно.
Прошли недели, во время которых он безуспешно пытался разгадать смысл рисунка, с раздражением встречая каждый виноватый взгляд Фреи, раз за разом листавшей старинные книги, покрытые толстым слоем пыли. Ждать он попросту не мог больше, слыша всё чаще и чаще эту мелодию, даже в ночной тишине, разрезающей ледяной воздух. Даже во сне ей не было покоя, и его дочь неизменно просыпалась с громким криком, а затем недоуменно оглядывалась по сторонам, пряча взгляд от него, лишь бы он не увидел её страх. Но он ощущал его и без этого, касаясь горячей ладонью её крохотных и продрогших ладошек, чуть сжимая и вновь укладывая спать, обещая, что на этот раз кошмары закончатся с первыми лучами осеннего солнца.
Вот только обещание он каждый раз не сдерживал, это повторялось вновь и вновь, а бессилие Фреи и вовсе вылилось в её полное истощение, с которым она признала, что ей не под силу отыскать причины всего этого. Нужно обращаться за помощью к ведьмам квартала, в надежде, что они хоть что-то подскажут. Других вариантов не осталось.
Но регент лишь усмехнулась жёстко, прищурено смотря на него, и морщины на её некогда прекрасном лице обнажились ещё больше, делая вид куда суровее и злее. Она пожала плечами, указав небрежно костлявой рукой на выход из дома и заверив, что постарается ему помочь. Вот только Клаус умел читать между строк, зная, что его дочь помощи не получит, ведь по жилам текла в ней кровь ненавистных им Майклсонов, которых они с радостью обрекут на смерть, представится пусть только возможность.
Едва выйдя за порог особняка, он зажмурился, делая глубокий вдох и стараясь унять растущий гнев, твердя, что сейчас не время убивать ведьм. Нужна их помощь сперва, и осталось лишь понять, как её добиться до того, как его дочь окончательно угаснет на его глазах. Вспоминал невольно тёмные круги под её потускневшими голубыми глазами и исхудавшую фигурку, понимая, что больше не может выносить эту пытку.
– Она не поможет, – раздался вдруг ласковый женский шёпот у его уха, прежде чем он ощутил невесомое прикосновение ладони к своему плечу.
Резко обернувшись, он бегло оглядел стоящую перед ним девушку. Совсем юная, с чистым взглядом лазурно-голубых глаз и облачённая в воздушное светлое платье, что струилось по её телу мягкими волнами, равно как и пшеничные локоны – по мраморно-белой коже. Было что-то странное в её плавных движениях, и только спустя пару секунд он заметил, что она стоит на земле босиком, совсем не дрожа от холода пронизывающего осеннего ветра, возвещающего о приближении Самайна.
– Кто ты? – спросил он, едва придя в себя, вызвав тем самым её широкую улыбку на нежно-розовых губах.
– Была когда-то ведьмой, – в её шелковистом голосе проскользнули нотки печали, что затронула и взгляд на краткий миг, но она быстро пришла в себя, отступая на пару шагов от него. – Иди за мной, – попросила она едва слышно, протянув ему ладонь, которой он коснулся спустя пару секунд сомнений всё же.
Её тонкие пальцы были такими холодными на ощупь, и он впервые усомнился в трезвости своего рассудка и её реальности. Быть может, ведьма что-то подмешала ему в чай?
– Меня зовут Кэролайн, – ласково прошептала она, понимающе улыбнувшись в ответ на его растерянный взгляд, ведя его по извилистой тропинке к густым лесам, что были расположены за домом регента на отшибе города. – Я слышала ваш разговор. Такое не раз уже случалось в преддверии Самайна, Клаус. Ведь в этот день, когда граница между мирами так размыта, многие хотят вернуться в мир к живым.
– Ты можешь помочь? – требовательно спросил Клаус, послушно следуя за ней, и всё же с подозрительностью оглядывая местность, ища подвох в каждом жесте, вот только отчаяние было сильнее любых мер предосторожности, что он готов был отбросить ради дочери.
– Постараюсь, – чуть поколебавшись, ответила она всё же, подведя его к раскидистому дубу и указав на землю у широких корней. – Там должен быть кулон, что сотворила моя мать для моей защиты ещё в детстве.
– Ты мертва? – решился всё же спросить Клаус, касаясь пальцами влажной земли неуверенно.
– Да, – последовал короткий ответ, произнесённый совсем бесцветным голосом, – Защити свою дочь в Самайн от грядущего зла и оно отступит навсегда.
– Тебя не смогли защитить? – осторожно поинтересовался он, нащупав наконец обжегший своим холодом металл и потянув украшение за тонкую цепочку, утратившую былой блеск, но не ценность сокрытой в нём магии.
Не дождавшись ответа от неё, он взглянул на то место, где всего пару секунд назад стояла Кэролайн. Вот только там уже никого не было, и осталось от неё лишь – влага земли на ладонях и холод украшения, что нужно было отдать сперва старшей сестре.
Ещё неделя прошла по знакомому ему сценарию – крики Хоуп и застывшие слезы в глазах Хейли, что осталась с дочерью вновь на ночь. А Самайн же был всё ближе и ближе, подступая к ним и окутывая дом сизой дымкой загнанности и страха, что ощущался даже в воздухе в этот миг. И смотря с балкона на город – необычайно тихий в эту ночь – он вновь увидел Кэролайн, что неспешно прогуливалась по улочкам, с едва заметной улыбкой на тонких губах.
Теперь он знал о ней куда больше, чем в тот день. Она была ведьмой, что в детстве напевала ту же мелодию по ночам, пока представители её ковена разводили с недоумением руки в стороны, листая страницы старинных гримуаров. Вот только не смогли ничего сделать, лишь оставили умирать от оков зла, что неспешно к ней приближалось, дыша шумно в спину. И никто не знает, что спасло ей жизнь тогда, позволив дальше жить. Никто, кроме неё самой и него. Как он полагал, её спасла любовь матери тогда, что вложила всю, до последней крупицы, свою магию в амулет, повесив его дочери на шею в ночь Самайна. И он готов был сделать то же самое, зная, что дальше тянуть нельзя. Он ей верил. Он верил в ту магию, которую Фрея ощутила даже не прикоснувшись к украшению, признав её мощь.
В разгар Самайна криков не было, и он с едва заметной облегчённой улыбкой взглянул на ночное небо, делая глубокий вдох. Его дочь спала спокойно, не напевая больше зловещие слова и не захлёбываясь потоком горьких слёз.
А утром, войдя осторожно в её комнату, он заметил лишь искаженное в безмолвном крике лицо и дорожки кровавых слез на впалых щеках, утративших своё привычное тепло. С потонувшим в женском крике за его спиной гулким вздохом, сорвавшимся с губ, он заметил, что кулона на шее её больше нет, а на коже груди отпечатался знак, что нарисовала она когда-то гуашью, и осознание нагрянуло в один миг – он обрёк на смерть свою дочь.
========== #Klaroline is a trend (Клаус/Кэролайн) ==========
Приготовление к Хэллоуину шло полным ходом, ведь съёмки первой половины сезона подошли к концу и они получили небольшую передышку, которая была весьма кстати. Ведь сил уходило и впрямь много, хотелось же до безумия выкладываться по полной каждый раз, отыгрывая весьма многогранные роли современных Гадеса и Персефоны, что из скуки создала целый род вампиров в конце прошлого сезона. Ко всему прочему, её нарекли их королевой, окончательно взбесив тем самым Гадеса, что в финальном эпизоде решил отправиться на землю и наконец вернуться свою женушку в родные стены Ада.
Отношения с ним, конечно, сценаристы выстроили крайне непростые, ходящие по грани острого кинжала, что был раскалён добела. И черт бы подрал Клауса Майклсона, который отчего-то весьма правдоподобно вживался в роль порой, что ей хотелось как следует вмазать ему побольнее, лишь он не был таким самоуверенным мудаком. Хотя, нет смысла отрицать, что Кэролайн в этой роли больше всего и нравилась резкая смена – от противостояния двух невероятно сильных и многогранных персонажей, что балансируют на грани любовь/ненависть, до порой и трогательных в своей манере сцен регулярных флешбеков. И до чего же приятно было осознавать, что зрители шипперят героев этой своеобразной интерпретации. Впрочем, с удивлением они обнаружили, спустя месяц с небольшим, после старта первого сезона, что замелькал на просторах интернета и другой хэштег, который складывался из их с Клаусом имен.
И, разумеется, они знали, что полный ажиотаж вызовет и их маленькая с Клаусом выходка – она была уж точно не единственной за всё время существование проекта – на Хэллоуин. Да ещё и весьма дразнящие приписки были придуманы, которые восприняли фанаты с восторгом. Впрочем, такое их близкое общение вызывало много споров всегда. Одни говорили, что они с Клаусом просто отличные друзья и не стоит приписывать им отношения, а другие же видели в каждом – даже малейшем – жесте доказательство их скрытого романа.
– Нас вывели в тренд, – сообщил вдруг Клаус, оторвавшись на миг от экрана ноутбука и скользнув пристальным взглядом по ней, отрывая от приготовления тыквенного пирога.
И только за этот самый пирог, он был готов уже жениться на Кэролайн. Нет, вовсе не сейчас, но когда-нибудь. Вот только для начала неплохо было бы признаться общественности, что они уже почти год как встречаются, да и практически живут вместе. Кто ж знал, что фанаты сериала окажутся настолько проницательными, что сумеет уловить за актёрской игрой истинные чувства, которые они сами не смогли распознать сперва, находясь между дружбой и лёгким флиртом непростительно долго.
– Кларолайн нравится людям, – пожала она слегка плечами с мягкой улыбкой на губах, продолжая счищать сосредоточенно шкурку с киви, чуть морщась от запаха фрукты, на которую у неё аллергия.
Вот только Клаус их любит, и ничего не поделаешь с этим. Впрочем, Клаус много чего любит. К примеру, дразнить её на панелях или заставлять смущенно отводить взгляд от его глаз, ведь в них сокрыт такой порок, от которого весь кислород покидает лёгкие вмиг, а румянец заливает щеки. И Клаус просто обожает с небрежной ухмылкой класть ей властно руку на колено, будто бы таким скрытым образом убеждая себя, что она принадлежит лишь ему, напоминая и ей заодно это. Чертово собственничество – одна из схожих с Гадесом черт, в ответ на которые она всегда возмущалась. Не так старательно, как Персефона, конечно, ведь в отличие от неё ей нравилось это в некоторой мере, пока все не выходило за рамки.
– Клаус, – неловко вдруг позвала его она, тут же встречаясь с его вопросительным взглядом, вот только не смогла больше произнести и слово, старательно отбрасывая от себя эту сумасбродную идею и качая невпопад головой.
Договорились ведь ещё в самом начале, что не стоит отношения предавать огласке. Оба хотели оставить это только для узкого круга людей, что состоял из их семей и пары друзей по сериалу. Но оказалось это куда труднее, чем они думали сперва, и Кэролайн уже попросту устала каждый раз контролировать себя, одергивая от того, чтобы взять его за руку, прижаться к нему или оставить невесомый поцелуй на губах, совершенно коварно после ткнув пальчиком в появляющуюся неизменно ямочку на его щеке.
