Текст книги "Поручик из Варшавы 2 (СИ)"

Автор книги: Рыжий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Два часа вам, чтобы привести себя в порядок. Мне ваши танки и мотопехота нужны впереди!

Проводив генерала, капитан Галецкий быстрым шагом направился к своим подчинённым. Меня же ждал штабной автобус, и, маячивший возле него начальник штаба батальона, капитан Анджей Завадский.

– Пан поручик! Тыловые подразделения батальона в полном составе прибыли. Разрешите приступить к заправке машин топливом и боеприпасами? – Приложив руку к своему берету, спросил он.

– Разрешаю! – Ответив на воинское приветствие, я протягиваю капитану свою чумазую руку для рукопожатия. Тот не раздумывая, жмёт её.

Дождавшись сигнала, командир взвода технического обслуживания подпоручик Марсель Бандура буквально «на рысях» помчался к своим подчинённым, которые уже начали разворачивать полевую заправочную станцию, встав в поле рядом с уцелевшими после боя танками.

Около получаса ушло на решение текущих вопросов, после чего слово попросил командир роты технического обеспечения, поручик Юстин Спража:

– Пан поручик! Разрешите доложить? – Получив мой кивок в ответ, он продолжил. – По дороге сюда нам удалось восстановить германский пулемётный бронеавтомобиль. Водителя мы подобрали из состава роты, но требуется пулемётчик…

О многом ещё говорилось в эти часы. Но главной проблемой были даже не танки – они худо-бедно имелись, а люди. А вот с этим уже начали появляться проблемы, поэтому пришлось тасовать экипажи…

Ну что же, долгий день ещё не закончен!

Глава 10. 2 сентября 1939 года. Вечер.

Поручик Ян Домбровский. Отдельный танковый батальон армии «Познань»

Порядка двух часов ушло на все приготовления: осмотр технического состояния боевых машин, их заправку топливом и боеприпасами, а также на приём пищи – благо, полевые кухни есть в наличии.

Обедали совместно с мотопехотой капитана Галецкого. С ними у нас уже сложилось нечто вроде пресловутого «боевого братства». Взаимодействовать с этим батальоном мы начали ещё летом, отрабатывая всевозможное взаимодействие. Сейчас же, на самом низовом уровне, среди солдат, начало зарождаться «содружество родов войск» и понимание того, что воевать совместно с другими родами войск полезно!

Наши повара постарались. На обед была предложена гороховая похлёбка – в качестве первого блюда, пшенка с чесноком и луком, разбавленная варёной тушеной говядиной из консервов – в качестве второго. Запивать всё это предполагалось сладким чаем или какао на выбор, неизвестно где и как добытого нашим поваром. Впрочем, удостоверившись, что свою порцию получили все, работники полевых кухонь начали выдавать порции добавки всем желающим. Без лимита выдавали свежий серый хлеб с какими-то отрубями.

Получилось вкусно и достаточно питательно.

Не подкачала и ремонтная рота, которая успела привести в норму не только два из повреждённых ранее 7ТР, но и сразу трёх «немцев»: «единичку», «двойку» и бывшего чехословацкого «тридцать пятого».

Отдельное внимание стоит уделить трофеям. Многие танкисты обзавелись германскими пистолетами «Люггер», трофейными часами и ножами. Самые хитрые из младших командиров-танкистов старались раздобыть бинокли. Не забывали и про съестные припасы – достаточно быстро в вещевых рюкзаках танкистов и пехотинцев осели немецкие консервы и фляги со шнапсом.

«Люггер» в аккуратной кожаной кобуре и немецкий штык-нож в ножнах преподнесли и мне. Подарок я принял, впрочем, кобуру решил не использовать за ненадобностью. Штык занял положенное место справа от пряжки офицерской портупеи, а пистолет с запасным магазином перекочевал в объёмный внутренний нагрудный карман комбинезона – его лучше не светить перед офицерами других подразделений, могут не понять.

Пехотинцы же, по моей рекомендации, высказанной капитану Галецкому, особое внимание уделяли гранатам и немецким пулемётам. В итоге, к концу нашего «стояния» на поле боя, мотопехотный батальон получил в своё распоряжение десяток германских пулемётов МГ-34 со всеми принадлежностями. К этому прекрасному коллективному оружию спешно начали готовить расчёты. Я бы объединил все их в одну пулемётную роту, но моего мнения никто не спрашивал, поэтому все трофейные пулемёты были «размазаны» ровным слоем среди подразделений мотопехотного батальона.

Впрочем, это было ещё не всё. Пехотинцы где-то нашли сразу три новеньких германских пистолета-пулемёта МР-38. Где они их нашли – одному богу известно. Но факт остаётся фактом – в мотопехотном батальоне появились первые три автоматчика.

Меня же, помимо бронетехники порадовал другой трофей. Вернее, для меня он не был чем-то необычным, но для местных оказался чем-то… недостижимым что ли? Я, если что, о канистрах, которые лежали буквально в каждой немецкой машине или были закреплены на броне германских танков.

В самой канистре не было ничего сложного. Да и похожа она была на те самые канистры, что мне довелось видеть в своём, двадцать первом веке: изготовленная из штампованного металла, соединённая сваркой, весила эта ёмкость для жидкостей всего четыре килограмма, имела три ручки для переноски и обладала прямоугольной формой благодаря чему её можно было складывать друг на друга штабелями, что позволяло облегчить перевозку.

Казалось бы – простая вещь, вот только в Польской Армии её не было! Впрочем, не только в польской. В СССР, Британии и США, вроде как с ними познакомились благодаря немцам, подарившим такую незаменимую вещь разным странам в виде трофеев.

Плохо было только одно – в канистрах был залит бензин. А большинство моих танков имело дизельные двигатели и питались соляркой. Но зато – все немецкие машины и танки оснащались бензиновыми двигателями, так что, трофеи всё ещё можно было удачно использовать в наших целях!

А вот обидно было, что германские зенитные автоматы привести в порядок так и не удастся – повреждены они были основательно и требовали либо заводского ремонта, либо, вообще, переплавки. Зато парочку германских 105-мм полевых гаубиц можно было приспособить к делу вместе с полугусеничными тягачами. Впрочем, оприходованием «крупнокалиберных» трофеев занялись подразделения третьей пехотной дивизии легионов, которые, наконец догнали нас.

Какое-то время ушло на формирование экипажей из «безлошадных» – танкистов, чьи машины были повреждены или уничтожены в бою, но сами люди умудрились не только покинуть обречённые без движения танки, но и выжить в последующим бою.

Хуже всего обстояло с офицерами. Из командиров рот у меня остался только поручик Зигфрид Лось, который в ходе последнего боя был контужен, два двое молодых командиров взводов. Остальные выбыли из состава батальона либо в связи со смертью, либо по ранению.

Вообще, за выбытием личного состава следили максимально серьёзно. Я же делал пометки в своём блокноте: кто погиб, а кто отправлен в госпиталь. В моём понимании, нужно постараться сделать так, чтобы на этой войне со всех сторон было как можно меньше пропавших без вести солдат…

Несколько десятков минут ушло на формирование походного ордера. С Янеком приняли решение, что наши батальоны будут двигаться одной большой колонной.

В качестве головного дозора, впереди пустили четыре мотоцикла с колясками из батальона капитана Галецкого и пехотный взвод на двух грузовиках с радиостанцией. От танкистов вперёд пошёл трофейный бронеавтомобиль Sd.kfz 221 с недавно сформированным экипажем. Были в составе дозора и специально обученные на регулировщиков бойцы с флажками, чтобы в случае необходимости организовать на перекрёстках движение должным образом.

В полукилометре от дозора двигалась сводная колонна. Впереди – все мои одиннадцать 7ТР, сведённых в отдельную танковую роту. Следом – мотопехотная рота на грузовиках. За ними штабы обоих батальонов и одна ремлетучка, тыловые подразделения и очередная мотопехотная рота.

Моя ремонтная рота, трофейные танки и взвод, созданный из Калишских полицейских оставались на месте. Как и большая часть «безлошадных» танкистов – для пополнения экипажами восстановленной техники. Остался и один грузовик с радиостанцией с бензовозом – на всякий случай.

Колонна двигалась не быстро – километров около тридцати в час, но более-менее-организованно. Во всяком случае, за небом было организовано наблюдение, да и бойцы, почувствовавшие вкус первых побед, вели себя уверенно, что не могло не радовать.

Вдоль дороги то и дело попадались следы войны: то расстрелянная с воздуха одиночная машина с польскими номерами и трупами в военных мундирах в кабине, остов старенького польского сгоревшего бронеавтомобиля, то тела в гражданском, лежащие в беспорядке возле пары телег и бричек – асы люфтваффе не особо стремились разобраться, кого бомбить, оттачивая своё мастерство на беззащитных целях.

Впрочем, война велась не в одни ворота – у одного из поворотов все с радостью обнаружили «воткнувшийся» в землю и сгоревший «Мессер» с чёрными крестами на фюзеляже. Да и остовы германской техники стали попадаться всё чаще и чаще: то застывшая на обочине с открытыми дверьми неброская легковушка, однако, с номерами «WH – …», относящимися к Вермахту, то парочка грузовых «Опелей» на прострелянных колёсах и с побитыми стёклами, с наспех намалёванными белыми медведями на бортах кузовов и дверях кабин. Разок даже попалась пара подбитых германских лёгких танков PZ.1.

Но больше всего меня удивило, когда от одного из перелесков, прямо через поле в нашу сторону, поднимая столбы пыли помчался окрашенный в серый цвет армейский мотоцикл. Мы как раз в это время стояли у Т-образного перекрёстка, пропуская идущую нам навстречу колонну из десятка различных подвод, перевозящих раненных в сопровождении десятка улан.

Я потерял было из вида мотоцикл, но он неожиданно резко выскочил на дорогу, и, обдав дымом из выхлопной трубы нос одной из лошадей, умудрился протиснуться между подводами и остановиться возле моего танка.

Какого же было моё удивление, когда я опознал в молодом командире в пропыленной форме, стянувшим с глаз мотоциклетные очки-консервы, отделившегося вчера от батальона своего офицера разведки и тактики батальона – подпоручика Северена Маршалека, командира одной из посланных вчера на запад конно-механизированной группы.

Вид у подпоручика был, что называется, боевой.

Дорожная пыль, казалось, въелась в молодого двадцатилетнего офицера, состарив его на пару лет. Некогда по-щегольски скроенная из дорогого материала полевая форма успела потерять свой былой лоск и слегка пообтёрлась. Сам же офицер был перепоясан ремнями портупеи, на которой было закреплено огромное количество непредусмотренных уставом вещей. Помимо полевой сумки и кобуры с пистолетом, я обратил внимание на длинный немецкий кинжал в ножнах и брезентовый подсумок на три магазина к пистолет-пулемёту. Из-за ремня торчали сразу три немецкие гранаты-колотушки и рукоятка точно такого же как у меня трофейного пистолета «Люггер». Из-за спины, стволом вниз торчал трофейный пистолет-пулемёт МР-38.

Да и на голове у него вместо привычной фуражки, окрашенный в оливу шлем Wz.31. Именно к нему подпоручик и приложил два пальца, пытаясь перекричать работающие на холостых оборотах двигатели танков:

– Пан поручик, разведывательный отряд…

Впрочем, торчать из башни я не остался – вылез из танка и подойдя поближе, протянул руку для рукопожатия. Тот пожал её и продолжил доклад, крича уже мне на ухо:

– За вчерашний день было два боестолкновения с противником! За сегодняшний день, также случилось два столкновения! Крупных сил противника избегали. Взяли трофеи! Потери за всё время составили тридцать два человека, включая тех, кто прибился к нам из других частей!

Последняя фраза меня обрадовала – прибившихся можно попытаться удержать в составе батальона, усилив итак внештатный взвод пехоты до целой роты. На всякий случай уточняю:

– Кто прибился? Сколько людей? Какие трофеи?

– Разные люди прибивались, пан поручик! Несколько полицейских, пограничники, пехотинцы из различных батальонов десятой дивизии, оттуда же прибилось отделение сапёров! Есть несколько артиллеристов. Они сейчас осваивают трофейные пушки!

Я присвистнул – интересно, какие пушки мой разведчик умудрился умыкнуть? Примерно такой вопрос я ему и задал.

– Две противотанковых, калибром в тридцать семь миллиметров. Расчёты сводные. Из артиллеристов и пехотинцев. Буксируются двумя немецкими грузовиками. Командует сержант-старослужащий. Трофеями взяты пулемёты и ещё четыре грузовика и легковушка. Все наши танкетки целы и невредимы! Ещё есть три германских мотоцикла. «БМВ»!

Я в очередной раз за день обрадовался – мой подчинённый оказался не просто хомяком, который тащит всё и вся, но и смог проявить себя как неплохой организатор.

– Твои далеко? – Спрашиваю я.

– Никак нет! Рядом! – Отвечает подпоручик и машет рукой себе за спину. – После перелеска мы вашу колонну нагоним! Только это, радиостанция у меня сломалась!

– Ну и чёрт с ней, с этой радиостанцией! Новую получишь! Всё, начинаем движение! Догоняй, подпоручик!..

В небе пару раз появлялся германский самолёт-разведчик. На этот раз это был не «костыль», а что-то другое, что я определить не смог. Один раз немецкий лётчик попытался спуститься поближе и пройти над колонной. Зачем ему это было нужно – не знаю, но получив предупреждение из более чем двух десятков ручных пулемётов и неизвестно скольких винтовок, немец набрал высоту, и, сделав пару кругов вокруг колонны, удалился по-аглицки – не попрощавшись.

По колонне тут же пронеслась команда – усилить внимание за небом. Не хватало ещё прозевать налёт германской авиации. Но к счастью, на нас асы из «Люфтваффе» не налетали. Но это только нам так повезло, причём, по непонятно мне причине. Другим подразделениям доставалось достаточно серьёзно – это становилось понятнее и понятнее с каждым пройденным километром по направлению к государственной границе.

Несколько раз наша колонна обгоняла батальонные пехотные коробки и несколько редких артиллерийские батареи на конной тяге из третьей пехотной дивизии Легионов. Что меня радовало, что пехотинцы, что артиллеристы сами уступали дорогу, не начиная устраивать скандалы и практически не заставляя нас сбавить скорость. Должно быть, офицеры понимали, что танки и грузовики движутся быстрее, чем пехота и артиллерийские орудия на конной тяге.

На очередном перекрёстке колонна остановилась. На импровизированном контрольно-пропускном пункте, личный состав которого прикатил на двух мотоциклах «Сокол» с колясками и установленными на них ручными пулемётами и лёгкого броневика, как выяснилось, ждал именно нас. Во всяком случае, старший поста потребовал вызвать поручика Домбровского и капитана Галецкого. Эта весть достаточно быстро прошла по колонне, и вскоре, мы предстали пред очи местного начальства.

Нас ждал целый пехотный капитан аж с двумя пакетами. Расписавшись в получении, мы с Галецким их тут же вскрыли и прочли новый приказ. Быстро сверившись с картой, прикинули примерный маршрут движения, и вновь направились к колонне.

Полевой командный пункт командира кавалерийской бригады расположился километрах в трёх от государственной границы, неподалёку от перекрёстка просёлочных дорог, в удобном перелеске. Вокруг, несли дозор уланы уже знакомого мне ротмистра. Он же и подсказал нам, где неподалёку можно расположить всю нашу многочисленную технику. Немаловажно, что Яблоньский показал небольшой ручеек с ключевой водой, где мы смогли ополоснуть свои лица и сбить дорожную пыль с формы, прежде, чем направиться к командиру бригады.

На приведение себя в порядок потратили около десяти минут. Я даже успел стянуть с себя замызганный танковый комбинезон и пропотевшую форму, чтобы переодеться в чистый солдатский комплект, поверх которого надел запасной комбинезон, который я одолжил у одного из танкистов – негоже появляться перед генералом, как босяк какой-то.

Капитан Галецкий был примерно такого же мнения, поэтому также смог где-то раздобыть чистый комплект полевой офицерской формы. Он даже где-то нашёл щётку с ваксой, которой мы наскоро освежили свою обувь.

От всего неуставного также решили отказаться. Поэтому на моей голове красовался берет танкиста, ремни портупеи туго перетягивали мою фигуру, а на ремне у меня кроме полевой сумки и кобуры не было ничего закреплено – ибо незачем дразнить генерала, может быть он приверженец устава и вместо продуктивной работы устроит нам разнос за неподобающий внешний вид, недостойный офицеров Войска Польского? Кто их, этих генералов знает? Лично я в своей жизни до «попадания» знал только одного генерала. Ну да его вся страна знает, этого генерала в исполнении Алексея Булдакова в «особенностях национальной охоты». Да и логично, что киношный герой отличается от реальных генералов, тем более, что и время, и страна совершенно иные.

Наконец, критически осмотрев друг друга, пришли к выводу, что лучше мы выглядеть уже не станем, да и генерала больше заставлять ждать не нужно, мы направились к временному расположению штаба кавалерийской бригады.

Вопреки моим ожиданиям, всё было достаточно скупо обставлено. Из удобств было лишь несколько небольших складных столиков, составленных так, чтобы из них был организован один большой стол, на котором уже лежала крупномасштабная карта местности и различные принадлежности для работы с картой, да пара-тройка складных стульев. Радиостанцию расположили тут же, буквально в десятке метров в стороне, не став её выгружать из большой телеги. Лишь связист при помощи товарища забирался на дерево, да тянул проволочную антенну наверх, желая, видимо, увеличить дальность связи…

Это был вечер второго сентября 1939-го года… Впереди у всего мира были ещё долгие годы войны…

Глава 11. Вечер-ночь со 2 на 3 сентября 1939 года.

Поручик Ян Домбровский. Отдельный танковый батальон армии «Познань»

Интерлюдия

За весь световой день второго сентября 1939 года в полосе действия 8-й германской армии сложилась весьма сложная обстановка, отличительная от истории Второй Мировой Войны мира, откуда прибыла вселившаяся в тело Домбровского сущность жителя двадцать первого века.

Созданной по инициативе командующего армией «Познань» генерала Кутшебы оперативной группе генерала Альтера своими стремительными действиями удалось нанести серьёзный урон 24-й германской пехотной дивизии, заставив её поспешно отступать к государственной границе. В ходе нескольких боёв был дезорганизован, разбит и частично пленён 31-й пехотный полк 24-й дивизии Вермахта. 32-й и 102-й пехотные полки дивизии, потеряв до батальона пехоты каждый, сумев сохранить организацию и оставляя заслоны, смогли отступить к укреплениям «Лагеря Дождевого Червя», укрепив тем самым пограничные подразделения немцев, занимающих эти укрепления. Серьёзные потери также понесли 24-й артиллерийский полк и приданный ей 1-й дивизион 60-го артиллерийского полка, которые в нескольких боях потеряли до половины личного состава и орудий. 24-й разведывательный батальон, вынужденный также вступить в затяжные пехотные бои, отступал с боем на запад.

Попытавшиеся было вести преследование уланские полки пересекли государственную границу, заняли несколько приграничных германских поселений, после чего уперлись в серьёзные немецкие укрепления, которые сходу занять не удалось, были вынуждены перейти к обороне.

К несчастью для германского командование, подобный вариант развития событий был заранее продуман штабом генерала Кутшебы, который, к тому же, к исходу дня смог наладить связь и взаимодействие с командованием армии «Лодзь», которая уже вторые сутки вела активные боевые действия с немецкими частями 10-й армии.

По приказу генерала Альтера, части 25-й пехотной дивизии (бывшей дивизии генерала Альтера) начали окапываться вдоль линии государственной границы фронтом на запад, попутно активно ведя разведку на немецкой территории, имея целью захват языков, а также поиск слабых мест в обороне противника.

Разрозненные подразделения 10-й пехотной дивизии армии «Лодзь», которые всё первое сентября, а также весь световой день второго сентября вели тяжелые оборонительные бои, получили передышку, которая позволила командиру 10-й дивизии генералу Диндорф-Анковичу, наконец, собрать за ночь полки дивизии в единый кулак, получил время на приведение подразделений в порядок и перегруппировку, а также приказ о переподчинении командиру оперативной группы, генералу Альтеру.

Третья пехотная дивизия Легионов, под командованием полковника Мариана Турковского, получавшая весь день первого сентября автомобильный транспорт, мобилизованный у местного населения, к ночи сформировал три моторизированных батальонных тактических группы, которые устремились в ещё открытый немцами фланг, на юг, вдоль государственной границы, атакуя мелкие гарнизоны и подразделения противника на марше.

Из-за создавшейся угрозы, командир 10-го армейского корпуса Вермахта, генерал Вильгельм Улекс на свой страх и риск отдал приказ о немедленном переходе к обороне 30-й пехотной дивизии, которая по его замыслу должна была оперативно загнуть свой оголённый левый фланг. Командир 30-й пехотной дивизии, генерал от инфантерии Курт фон Бризен всерьёз отнёсся к угрозе, и, приказал выделить весь автотранспорт дивизии для оперативной переброски 46-го пехотного полка, 30-го сапёрного батальона и 30-го противотанкового батальона на фланг дивизии. В том же направлении перебрасывался и 30-й запасной пехотный батальон.

Ночью со второго на третье сентября 1939-го года никто не спал – командование по обе линии фронта слало рапорты своему начальству с просьбами предоставить всевозможное подкрепление. Стоит сказать, что со свободными силами у обеих сторон было весьма скудно, да и командование 8-й армии отход 24-й пехотной дивизии восприняло как временные трудности, из-за чего потеряло несколько драгоценных часов, подарив польской стороне инициативу, которой и поспешили воспользоваться командиры польских частей.

Всего было сформировано четыре мобильных моторизированных батальонных группы (одна из них с танками), усиленных артиллерийскими и противотанковыми батареями, а также немногочисленными зенитными пулемётами и автоматами. С небольшим отставанием, следом за моторизированными группами следовали уланские эскадроны и полки, кавалерийской бригады генерала Абрахама, а также, пешие полки третьей пехотной дивизии Легионов.

Несколько позже, один из офицеров связи штаба 8-й германской полевой армии напишет:

«Когда меня спрашивают, какой период войны для меня выдался самым жутким, я вспоминаю ночь со второго на третье сентября 1939-го года. Сейчас, много позже, когда мы прекрасно  знаем, что в общем и целом, германский Вермахт наносил полякам одно поражение за другим, странно осознавать, что в ту ночь всё висело на волоске…

Сложнее всего было принять правильное решение. Каждые десять-пятнадцать минут я бежал к командующему нашей 8-й армией, генералу от инфантерии Йоханнесу Бласковицу! Первые несколько часов он не придавал значения паническим сообщениям, передаваемым нам из штабов армейских корпусов! В полтретьего ночи, когда командующий, наконец, оценил сложившуюся угрожающую обстановку, уже было поздно!

Польские подвижные группы, атаковавшие немногочисленные встречные гарнизоны на своём пути, уже несколько часов рвали линии связи, захватывали топливо и боеприпасы прямо во время транспортировки в наших грузовых колоннах! Уже через два дня некоторые подразделения наших дивизий стали испытывать проблемы с боепитанием! Из-за этих активных действий поляков нам пришлось отложить наступление на Лодзь, практически на неделю!..

Всего же в ту ночь наши дивизии потеряли около тысячи человек убитыми и полутора тысяч пропавшими без вести. Часть из них поляки смогли взять в плен…

Преступная халатность, допущенная генералом от инфантерии Йоханнесом Бласковицем привела к затягиванию конфликта, чем смог воспользоваться польские генералы Кутшеба, Альтер и Абрахам…»

Поручик Домбровский.

Совещание у генерала Абрахама длилось недолго. Нас представили незнакомому лично мне полковнику, кратко сообщили, что я с остатками своего батальона, и, капитан Галецкий со своим батальоном входим во вновь сформированную тактическую группу, которой будет командовать вышеназванный офицер. После чего нас всех отпустили, и мы направились знакомиться с новым начальством.

– Полковник Вихрь! – Вскинув руку к фуражке, коротко представился полковник[2]2
  Вообще, в данном случае Pulkownil Wicher, что переводится на русский, как полковник Вихрь.


[Закрыть].

Мы также коротко представились, отдавая воинское приветствие:

– Капитан Галецкий, командир отдельного мотопехотного батальона.

– Поручик Домбровский, командир отдельного танкового батальона.

Я бегло осмотрел полковника:

Был он неопределенного возраста. Ему одновременно можно было дать и тридцать, и сорок, и, с некоторой натяжкой, даже пятьдесят лет. Телосложения он был худощавого, но… одновременно крепкого что ли? Ни рыба, ни мясо, в общем. Зато роста высокого. И с лицом типичного ботаника – только без очков. Если бы полковник чуточку сгорбился и был одет в костюм-тройку, а на нос повесил бы очки в тонкой оправе – был бы однозначно похож на какого-нибудь профессора. Вот только короткая стрижка светлых волос, с едва заметной проседью выбивались бы из этого образа. А вот умные и одновременно печальные голубые глаза этот образ бы дополнили однозначно. Впрочем, передо мной не преподаватель из высшего учебного заведения, а офицер вооруженных сил воюющей страны, так что отнестись к нему нужно с некоторым уважением.

Задав несколько уточняющих вопросов, полковник сразу же узнал, какими силами он располагает и тут же обрадовал, что его оперативная группа состоит не только из наших батальонов, но и ещё из нескольких отдельных подразделения: инженерно-сапёрного взвода, батареи 75-мм орудий и противотанковой батареи 37-мм противотанковых орудий «Бофорс». Также в подчинении полковника уже находился взвод мотоциклистов и целое отделение подготовленных разведчиков-парашютистов, закончивших обучение в военно-парашютном центре в Быдгоще. В общем, по нынешним временам, полковник в своих руках собрал достаточно внушительную силу. Особенно, если учитывать, что всё это хозяйство передвигалось на автомобилях, в том числе и на трофейных.

Пока мы шли к батальонам (полковник пожелал взглянуть на нашу технику), он коротко рассказал о себе, видимо, чтобы в дальнейшем у нас не возникало недопонимания:

– Перед войной я успел закончить Высшую Военную Школу в Варшаве. Войну встретил в Калише, с семьёй. С первой бомбёжкой отправился в штаб двадцать пятой дивизии, с целью получить назначение. Первого сентября находился при штабе дивизии, второго числа был направлен в качестве наблюдателя в 29-й пехотный полк. Из отступающих частей, а также трофеев, собрал противотанковую батарею и сводный сапёрный взвод. Скорее саперно-пулемётный. Выбил автотранспорт. Сейчас я тут, с вами.

По просьбе полковника мы устроили краткий пересказ событий первого и второго дня войны. Командир оперативной группы внимательно выслушал, после чего коротко сказал:

– Это хорошо, что вы уже получили первый опыт дневных боёв. Но сегодня нам предстоит ночной бой. Нужно готовиться ко всему…

На осмотр наших батальонов полковник Вихрь потратил около часа. В первую очередь он пообщался с офицерами, потом поужинал сухим пайком с солдатами и даже кого-то угостил своими сигаретами. Коротко поблагодарив танкистов и мотопехотинцев за сегодняшний день, полковник направился к ближайшему танку. С лёгкостью запрыгнув на броню, он осторожно спустился в башню на место заряжающего, жестом показывая, чтобы я занял место наводчика (командира).

– Поручик, прокатите меня на танке. Стыдно сказать, четвёртый десяток лет идёт, а танки я видел только на картинках в справочнике. Раз уж вас мне подчинили, я должен знать, в каких условиях вам предстоит идти в бой!

Я ненадолго задумался, после чего коротко заявил:

– Так точно, пан полковник. Устрою. Только вашу фуражку придётся сменить на шлемофон.

– Раз надо, значит поменяем! – Согласился офицер, после чего высунувшись из танка, подозвал к себе одного из танкистов, на голове которого красовался ребристый танковый шлем.

– Пан полковник, рядовой Мартин Дубицкий! – Подскочил к бронемашине танкист, вскинув два пальца к шлемофону.

– Лихо докладываешь, молодец рядовой! – Похвалил танкиста офицер, после чего протянул ему свою фуражку. – Давай поменяемся на время!

Танкист улыбнулся как ребёнок, получивший в руки долгожданную игрушку и стянул с головы свой шлемофон, протянул полковнику. Офицерскую фуражку же он надел на голову в тот момент, как полковник скрылся в башне. Присутствующие рядом танкисты и пехотинцы из батальона Галецкого засмеялись, увидев невысокого худощавого паренька, которому едва исполнилось восемнадцать лет, в чумазом танковом комбинезоне и в аккуратной, чистой полковничьей фуражке.

Быстро подсказав полковнику, как подключиться к танковому переговорному устройству и показав, как им пользоваться, я с удивлением услышал просьбу полковника:

– Как достаются боеприпасы из укладки?

Я быстро зарядил орудие, достав боеприпас из укладки. Полковник внимательно следил за моими действиями. Когда я вернул снаряд на место, офицер несколько раз подряд зарядил и разрядил оружие. Потом уважительно кивнул:

– Сноровка нужна. На ходу, должно быть, совсем непросто.

Достаточно быстро полковник ознакомился с приборами наблюдения, с местом командира и механика. Проследил, как я сел за рычаги управления и завёл танк. В момент, когда танк сдвинулся с места, полковник качнулся, но удержался на месте, едва не ударившись головой в шлеме о броню. Когда я увеличил скорость, а Вихрь переместился на место командира, он попытался приникнуть к прицелу, и, закономерно ударился головой. Из-за спины послышалось шипение, но остановиться полковник не потребовал.

Проехав вдоль опушки метров пятьсот, я неожиданно услышал в переговорном устройстве голос полковника:

– Остановите машину. Не разворачивайте. Дайте я попробую. Если что, смело поправляйте.

Я послушно уступил место. Полковник с трудом устроился на месте водителя – с его ростом это было проблематично. Впрочем, Вихрь не жаловался, и, вначале неуверенно стронул танк с места на первой передаче, потом весьма лихо развернул боевую машину на месте, и, не без труда, но всё-таки отогнал танк обратно. С моей помощью полковник заглушил 7ТР, после чего достаточно ловко выбрался из переднего люка. Офицеры и солдаты батальонов внимательно смотрели за всеми манипуляциями полковника, который оказавшись на свежем воздухе засмеялся и произнёс:

– Ну всё, я, можно считать, теперь тоже настоящий танкист!

Остальные солдаты и офицеры робко подхватили смех.