Текст книги "Поручик из Варшавы 2 (СИ)"

Автор книги: Рыжий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Боевые действия в полосе армии «Краков».

Утром на четвертое сентября, неплохо показавшая себя 6-я пехотная дивизия, после короткой артподготовки перешла в контрнаступление. Не ожидавшее активных действий польской армии германское командование на несколько часов потеряла связь с 5-й танковой дивизией. В результате чего, в ходе многочасового боя, немецкие танкисты были отброшены на несколько километров назад. Пехотинцы 6-й пехотной дивизии же, смогли взять исправными полтора десятка германских танков и бронемашин.

Генерал Бернард Монд, командир дивизии, прекрасно наблюдавший возможности танковых войск в недавних боях, в короткий срок смог сформировать танковую роту из трофейной бронетехники для дальнейшего использования её в боях.

В боях 3–4 сентября отличилась и Бронекавалерийская Бригада полковника Мачека – в нескольких засадах ими было уничтожено порядка двух десятков танков и танкеток противника. Активные оборонительные действия бригады полковника Мачека, также, как и активные действия 6-й пехотной дивизии, позволили армии «Краков» избежать намечающегося окружения…

Боевые действия в полосе армии «Карпаты».

1-2 и 3-4-го сентября основные силы армии «Карпаты» малыми силами (отдельными взводами и ротами) вели оборонительные бои в горах.

Положение исправилось, когда в состав армии были приданы отдельные подразделения 11-й Карпатской пехотной дивизии и 24-й пехотной дивизии.

К утру пятого числа, в состав армии также была придана свежая, не бывшая до этого в боях, 36-я резервная пехотная дивизия, а также несколько батальонов национальной обороны, которые, к линии фронта уже не успевали и должны были составить вторую линию обороны, спешно создаваемую командованием армии.

Глава 23. 5 сентября 1939 года. День

Поручик Ян Домбровский

По траншее я шёл низко, пригибаясь к земле – не хватало ещё какой-нибудь осколок шальной получить. Или пулю. А вот незадачливые солдаты этой предосторожностью пренебрегали, и, один раз, это пренебрежение едва не стоило одному из сапёров жизни. Правда, я так и не понял, пуля это была или осколок, но с головы у впередиидущего бойца кепка слетела просто играючи. Вот только, вместо того, чтобы спрятаться, этот «тормоз» застыл на месте в оцепенении.

Зато второй сапёр сделал всё правильно – силой стащил своего товарища вниз, чем, вероятно спас ему жизнь.

Организовалась небольшая заминка, которой второй солдат и воспользовался, приводя в чувство оцепеневшего сослуживца. Пара пощёчин, несколько глотков воды из фляги, и, «тормоз» пришёл в норму. Ну почти.

– Чего застыли? К командиру взвода меня! Быстро! – Начал выходить из себя я.

Нехотя, сапёры поднялись на ноги и продолжили идти по траншее. На этот раз, пригибаясь.

Метров через тридцать, за небольшим изгибом, мы уткнулись в большой окоп. Судя по наличию станкового пулемёта ckm wz.30 на треноге – это была позиция ротного пулемёта.

Возле оружия поддержки пехоты «скучковались» трое. Все в пехотной форме. У двоих пустые погоны, а у третьего «лычки» сержанта. Именно он и обратил на меня внимание.

– Кто такой? А вы, почему без оружия?! – Зло рявкнул он на сапёров, когда увидел, что их оружие у меня.

– Поручик Домбровский! – Коротко представился я. – Моя маневренная группа вышла на ваши позиции.

– Вы из одного из тех танков, что германец подбил? – Недоверчиво спросил сержант.

– Именно.

– Почему их оружие, – Зло покосился сержант на сапёров, – у вас?

– Пораниться могли. – Краешком губ улыбаюсь я, после чего, по одной сняв «трёхлинейки» с плеча, протягиваю их сержанту. Тот нехотя принял их из моих рук, но не вручил своим подчинённым, а просто прислонил их к стенке окопа.

По «красноречивому» взгляду унтер-офицера я понял, что совсем скоро этих двоих ждёт неплохая такая взбучка. Вот только меня это мало интересовало, мне бы сейчас с командованием связаться, да узнать о итоговых потерях моей подвижной группы.

– Сержант, мне бы к вашему командованию и узнать, как там мои.

Унтер-офицер понятливо кивнул, после чего, повернувшись к одному из двух пехотинцев, спросил:

– Пржибыльский, сам с пулемётом справишься?

– Так точно, справлюсь, пан сержант! – Чуть приосанился молодой пехотинец.

– Отлично. Тогда ты, Плюта, – Обратился он ко второму пехотинцу, после чего ткнул в «тормоза» пальцем, – вместе с ним, вернёшься на позиции, оставленные этими двумя.

– Слушаюсь, пан сержант! – Второй пехотинец поднял прислоненную к стенке окопа винтовку и протянул её «тормозу». Тот нехотя взял в руки оружие и испуганно уставился на сержанта.

– Вы ещё здесь!? – Начал закипать унтер-офицер. – Бегом! Позиции без приказа не оставлять!

Я мысленно улыбнулся – если бы все солдаты и офицеры действовали по такому же принципу, то потерь германская армия уже в Польше понесла бы намного больше… Но… Все мы знаем, что далеко не всё решается усилиями «низового» звена. Как там говорилось то? Стадо баранов под предводительством льва – сильнее стада львов под предводительством баранов?

Вот этот сержант – судя по всему, лев. А в руководстве Польши, по большей части – бараны. Причём, что характерно, независимо от времени и века.

– Пан поручик, прошу за мной. А ты, – Сержант ткнул пальцем во второго сапёра, – Остаешься тут. И не дай Боже, ещё раз дашь кому-то забрать своё оружие! Понял!?

Солдат взял в руки винтовку и быстро-быстро закивал, подтверждая, что понял услышанное правильно.

По траншее мы петляли ещё минут десять. Что могу сказать? Оборону держала сборная солянка из разных частей: ополченцы, сапёры, резервные (учебные) взводы разных батальонов. Был даже неизвестно откуда взявшийся полуэскадрон улан. Получился такой, своеобразный батальон, численностью под две сотни человек. А из тяжелого оружия, как выяснилось, было лишь три станковых пулемёта, да две старых, видевших ещё Великую Войну французских 75-мм полевых орудия, к которым практически не было снарядов.

С патронами к стрелковому оружию, дело тоже обстояло весьма плачевно – на каждую винтовку имелось по двадцать пять-тридцать, на ручной пулемёт по полторы сотни, а на станковый – по три сотни патронов.

Одним словом – бардак. И немцы этот батальон не сбросили с позиций только благодаря тому, что мы вовремя вмешались, разгромив артиллерийскую батарею и потрепав передовые подразделения противника.

Ещё и наспех вырытые окопы, как оказалось, были весьма слабо оборудованы. ДЗОТов, блиндажей, «лисьих» нор, как выяснилось позже, тоже не было. Отсутствовала и телефонная связь между подразделениями. Любое управление боем осуществлялось только через посыльных.

Наблюдательный пункт командира взвода был расположен тут же, в первой (и единственной) линии траншей и представлял из себя точно такой же пулемётный окоп, в котором, разве что, имелось лишь немного удобств: несколько пустых патронных ящиков, которые использовали вместо стола.

Ну и относительно «многолюдно» было на наблюдательном пункте командира взвода. Особо это почувствовалось, когда мы с сержантом «заглянули на огонёк».

Командир сводного взвода – молодой, лет двадцати хорунжий. Худощавый, высокий, да ещё и с очками в тонкой оправе, на изогнутом как у коршуна носу. Одно слово – не красавчик. Но за свою жизнь переживает – он один из присутствующих в стальном шлеме wz.31.

Рядом с ним – сразу пятеро солдат, что называется, «возрастом постарше». У одного из них, кстати, несмотря на полевую форму, виден шнур «за отличную стрельбу». Вот только все пятеро на головах носили полевые кепи, а не шлемы, что для меня было странновато.

– Пан хорунжий! – Проводивший меня сержант старательно приложил два пальца к козырьку своей полевой фуражки. – Пан поручик. С одного из подбитых танков. Вышел на позиции первого отделения.

Хорунжий, внимательно изучавший меня своими печально-серыми глазами в очках, вытянулся словно на параде (во всяком случае, ему так казалось), вызвав при этом едва заметную ухмылку у солдат, приложил два пальца к шлему:

– Хорунжий Бялек! Можно ваши документы?

Вопрос этот молодой офицер задал правильный. Вот только голос… Голос был натурально «детским», не попробовавшим табачного дыма, не знающим срывов… В общем – не заматерел ещё хорунжий. Я даже засомневался в точности своей первоначальной оценки его возраста. Сейчас я бы не дал ему больше шестнадцати лет!

И это вызвало мою улыбку. Но я всё-таки ответил на его воинское приветствие, представился:

– Поручик Домбровский. Да, конечно!

Внимательно изучив мою офицерскую книжку, на что было потрачено несколько минут, и, задав несколько простеньких, уточняющих вопросов (вроде даты выдачи удостоверения личности и номера табельного пистолета), он тут же принял единственное верное решение и попытался сбагрить меня подальше.

– Вам, пан поручик, к командиру требуется. Я дам вам провожатого до командира роты. А там уж как он решит.

Я даже мысленно похлопал хорунжему – молод, судя по голосу ему и двадцати ещё нет, но рассудителен. Как и любой нормальный человек сразу же попытался избавиться от «заезжего варяга» в моём лице. И при этом бдительность проявил – документы проверил, наскоро задал несколько уточняющих вопросов, после чего сделал всё, чтобы избавиться от «чужого» в своём подразделении.

– Делайте, как считаете нужным, пан хорунжий. – Улыбаюсь я, принимая свои документы.

Командир взвода оказался, что называется, «шустрым». Тут же выделил сразу двоих бойцов для моего сопровождения. Одним из них оказался тот самый, со шнуром «За отличную стрельбу».

Хуже всего, что нормального хода сообщения в тыл не было, поэтому передвигаться пришлось перебежками, от укрытия к укрытию. Первым укрытием оказалась какая-то наскоро вырытая ямка. От неё наш путь лежал до невысокого плетённого заборчика, а оттуда, практически не скрываясь, мы нырнули за дом и оказались скрыты от противника. В общем и целом – метров сто пятьдесят пробежали. Но выдохся я сильно…

Командир роты, кстати, свой НП устроили в развалинах разрушенного деревенского дома. И расположился он, кстати, весьма вольготно. Во всяком случае, немолодой усатый подпоручик (судя по всему, призванный из запаса), восседал на пусть и запылившемся, но всё-таки кресле и преспокойно попивал кофе из чудом сохранившейся фарфоровой чашки.

Данный офицер разительно отличался от командира взвода. При одном взгляде на него, было видно, что этому человеку совершенно безразлично всё вокруг. Для него важен только личный комфорт.

Будто бы в подтверждение моих мыслей, тут же появился боец с подносом (!!!), на котором, на разнокалиберных тарелочках была аккуратно разложена различная еда: хлеб, колбаса, сыр, несколько отваренных картофелин и даже несколько нарезанных огурцов и помидоров!

А тут же, чуть в сторонке, расположился с десяток бойцов, которые со злостью смотрели на своего командира и жевали обычные армейские сухари.

Я мысленно ухмыльнулся – вот она, разница между армиями. В Красной Армии офицер бы поделился со своим солдатом. Ну, во всяком случае, в мемуарах советских регулярно было о том, что комсостав делился чем-нибудь со своими подчинёнными: там папиросу, тут банка консервов… Вот и выносили потом из боя раненых командиров, не бросали. А тут…

Вообще, в Войске Польском, в котором многое было создано по образцу и подобию армии Франции, всё было через одно место. Кормили плохо. Так ещё и офицеры должны были питаться отдельно от солдат. Нет, в своём батальоне, я, конечно, эту «заразу» победил. Хотя для многих было дико, как я, командир батальона, со своими подчинёнными из одного котелка супчик хлебаю… Но ничего, втянулись. Да и солдаты к офицерам стали получше относиться…

Опять же, танковые батальоны, раскиданные по взводам и ротам для усиления полков и дивизий – несусветная глупость, которая могла прийти на ум только французам. А бараны из польского генерального штаба взяли и скопировали! Хорошо хоть, пан генерал Кутшеба, адекватный, и, поверил мне, дал действовать на своё усмотрение. Хотя… В последних боях я был с малой группой, как раз взводом действовал. В общем – с ним тоже, не всё однозначно!

Пока размышлял о взаимоотношениях между солдатами и офицерами в Войске Польском, добрался до штаба сводного батальона, расположенного, максимально глупо – в самом большом здании.

Что меня удивило – так это обилие автотранспорта. Помимо «моих» грузовиков с мотопехотой из 3-й пехотной дивизии и немногочисленных танков, спрятавшихся среди домов, в каком-то беспорядке, перед зданием местной администрации (или как оно тут правильно называется), расположилось сразу четыре легковушки черного цвета с армейскими номерами. Чуть в сторонке – пара армейских мотоциклов «Sokol» без колясок.

Пока я осматривал окружающий пейзаж, меня окрикнули:

– Пан поручик?

Повернув голову, замечаю невысокого бойца в точно таком же танковом комбинезоне как у меня. Только на голове у него, вместо шлемофона был берет. В руках он нёс два алюминиевых ведра.

– Полные? – Спрашиваю я танкиста.

– Так точно, пан поручик! – Вытянулся он, опустив на землю свою ношу. А после чего негромко произнес. – А мы думали, что вы погибли…

– Как видишь, рядовой, я жив и невредим. Подскажи, лучше, майор Врубель в штабе?

– Так точно, пан поручик!

– Отлично! – Махнул рукой я, отпуская подчинённого и отправился к зданию, занятому местным штабом.

Танкист же, подхватив вёдра за ручки, быстрым шагом направился в сторону танков, и, вскоре, я услышал довольный крик:

– Панове жолнежи! Поручик! Поручик Домбровский вернулся!

Довольно ухмыльнувшись про себя, подхожу к крыльцу здания, чтобы тут же быть остановленным.

Улан, стоявший на часах у входной двери, отказался меня пропускать. На шум разборок пришёл разводящий в звании сержанта, который достаточно быстро изучил мои документы, и, чему-то улыбнувшись, пригласил проследовать за собой.

В штабе сводного батальона было малолюдно. Если не считать десятка солдат, который и нёс караульную службу возле штаба.

Голые стены, какие-то бумаги, шуршавшие под ногами – это всё, на что можно было обратить внимание.

Сделав всего несколько шагов, мы оказались перед дверью. Было слышно, что за ней о чём-то говорят, но разобрать было сложно.

Сержант деликатно постучал три раза, после чего открыл дверь и вошёл внутрь. Коротко доложил обо мне, после чего вышел и пригласил меня войти в кабинет.

Судя по обстановке кабинета, раньше здесь заседал какой-то местный начальник. Два небольших, но массивных стола, составленных буквой «Т», несколько простеньких стульев со спинками, несгораемый ящик с открытой дверцей в углу, и, портрет президента Польши на стене. Вот, собственно, и вся обстановка. На столе стоял старинного вида телефонный аппарат, без трубки, с какими-то двумя не то конусами, не то … даже не знаю, как назвать… В общем, в одной хреновине – динамик, а во второй – микрофон. Причём, судя по оборванным проводам, телефон не работает.

В кабинете было немноголюдно. Майора Врубеля я уже знал. Выглядел он помято, но был явно свежее меня – успел сбить пыль с формы и умыться.

А вот два других офицера…

Поручик с эмблемами сапёрных войск впечатления на меня не произвёл. Обычный мужик, лет около сорока от роду. Форма на нём сидит так, что при взгляде на него, кажется, что это не офицер перед тобой, а мешок с картошкой. И лицо – как одна большая картофелина, с ростком в виде носа. В общем – явно вчерашний гражданский, только призванный в армию.

А майор-пехотинец, который, судя по всему и был командиром сводного батальона был…

Да я даже не знаю с чем его сравнить!

Он был высок и строен как багет. Форма на нем висела, как на бревне. Хотя сам мундир был пошит из явно очень дорогой ткани… Вообще, он выглядел как француз. Ну, в смысле, был очень похож на Шарля Де Голля, но без усов. Я его видел, есть с кем сравнивать.

И первое, что сделал этот майор, брезгливо изучив мои документы и отбросив их в сторону – это наехал на меня!

– Почему, вы, поручик, в таком виде? Какой пример вы подаете своим подчинённым?! – Вскипел майор.

Я попытался принять строевую стойку, но сделать это, когда ты только что пропахал почти полкилометра по-пластунски, несколько раз побывал под обстрелом, пару раз оказался присыпан землей и даже был слегка ранен.

И что характерно, майор Врубель даже не пытается даже пару слов в мою защиту. Будто бы я не из подбитого танка посреди поля боя вылез, а с вечернего променада с прекрасной девушкой вернулся.

Короче, мне только что и оставалось – стоять и выслушивать в свой адрес разное.

– Форма грязная! Комбинезон и шлем не по уставу! Лицо и руки в каких-то разводах! Качаетесь ещё тут! Вы пьяны, поручик? И это офицер Войска Польского?

– Так точно, пан майор! Это я офицер Войска Польского, только что вышедший из боя! – Вскипел уже я. – И, никак нет! Я не пьян, пан майор! Хотя после общения с вами, обязательно бы выпил! Гитлеровцы мне столько крови не выпили, сколько это сделали вы за последние пару минут!

Конечно, грубить старшему по званию, да ещё в присутствии офицера военной контрразведки не стоило, но… Как же приятно было видеть, надувшуюся рожу этого самодовольного пингвина!

Сделав два шага вперёд, и, схватив свои документы, поворачиваюсь к майору Врубелю и задаю вопрос:

– Вы со мной, пан майор, или останетесь в компании этого… пана майора? – С максимально возможным презрением в голосе спрашиваю я, выделяя пехотинца…

Глава 24. 5 сентября 1939 года. День

Поручик Ян Домбровский

Из здания, занятого местным штабом, я вышел с гордо поднятой головой. Следом за мной спешил и майор военной контрразведки Врубель. А вот местный «царь, бог и воинский начальник», опешивший вначале от столь непочтительного отношения к себе – любимому, догнал нас уже на улице, когда я прошёл полпути до ближайшего танка.

Этот идиот даже кричал что-то. Грозил различными карами – начиная от суда офицерской чести за непочтительное отношение к старшему по званию, и, заканчивая военным трибуналом за отказ выполнять приказы всё того же старшего по званию.

Последним здание штаба покинул поручик-сапёр. Шёл он медленно, изрядно прихрамывая на правую ногу – должно быть, не привык носить портянки с сапогами и натёр ногу.

Наша весёлая компания отошла от штаба уже десятка полтора метров (майор-пехотинец уже заткнулся – должно быть, все ругательства, известные данному офицеру он успел озвучить, а повторяться не пожелал), как где-то вдалеке послышался нарастающий гул.

Наученный горьким опытом (на пятый-то день войны), подсознательно понимаю, что вот-вот нас будут бомбить. Действовать начинаю также быстро, как осознаю надвигающуюся на нас опасность. Тут же ускоряю шаг, и, набрав в лёгкие воздуха, ору что есть мочи:

– Воздух! Рассредоточиться!

«Мои» бойцы тут же оставляют свою технику и рассредоточиваются на местности, стараясь найти хоть какое-то укрытие. Примерно также поступили и немногочисленные присутствующие возле штаба «наблюдатели» из местных. Даже «хромой» поручик-сапёр, несмотря на неудобство смог увеличить скорость своего передвижения в надежде добраться до какого-нибудь подходящего местечка, чтобы переждать возможный налёт.

А вот майор-пехотинец в очередной раз доказал главное – он кретин.

Вместо того, чтобы попытаться где-нибудь спрятаться, этот, с позволения сказать, «офицер», застыл прямо посреди дороги и уставился в небо, видимо, желая разглядеть самолёты противника.

С каждой секундой гул всё нарастал и нарастал, и, уже через несколько минут, немецкие лётчики, подошедшие двумя группами по девять пикировщиков, Юнкерс-87, начали свою смертоносную карусель.

Действовали немцы как на учениях – картинно пикировали на только им известные цели, сбрасывали бомбы, и, уходили в сторону, чтобы потом собрать в строй, и, по команде устремиться на штурмовку польских позиций из бортового вооружения.

К счастью, укрытие мне повезло занять неплохое – небольшую придорожную канаву, используемую местными как водоотвод. На дне, куда я улёгся, было, конечно, слегка сыровато, но всяко лучше, чем в сухом месте, но под осколками.

Майор Врубель, кстати, расположился в этой же канаве, но в нескольких метрах от меня. Куда подевался поручик-сапёр, я так и не увидел. А через несколько секунд стало не до этого…

Сколько у нас над головами «ходили» Юнкерсы-87, я не знаю. Могу лишь сказать, что было страшно. Очень страшно. И в первую очередь – от того, что у тебя ничего нет, кроме пистолета, и, поэтому ты совсем беззащитен перед хищником с крестами на фюзеляже.

Пару раз меня слегка присыпало землёй – бомбы упали достаточно близко. Эта земля покрыла меня всего, попала за шиворот, и… в рот – который я открыл, в надежде на спасение своих барабанных перепонок.

С земли мне удалось подняться лишь через пару минут после того, как улетели немецкие самолёты.

В ушах неимоверно сильно звенело, очень сильно хотелось пить.

К этому моменту в себя уже пришёл майор Врубель и что-то кричал в мой адрес. Вот только я его не слышал – видел, как он стоит, машет своим пистолетом куда-то в сторону и раскрывает рот, видимо, пытаясь что-то сказать.

Что делать, если ты не слышишь того, о чём тебе говорят? Правильно – осмотреться по сторонам.

Увиденное меня не обрадовало. От здания, которое некогда было штабом, осталась лишь одна чудом не завалившаяся стена. Перед зданием стояло несколько искорёженных автомобилей, один из которых, судя по всему, начал разгораться.

Откуда-то из-за ближайшего, так же разрушенного дома показался покрытый пылью поручик-сапёр. На его голове не было головного убора, зато в руке он сжимал пистолет, и, казалось, был готов пустить его в дело. Вот только против кого?

Кое-как отряхнувшись от земли, выхожу на дорогу, но сделав несколько шагов, падаю вниз.

Падать было неприятно, и, что хуже всего – больно. Слишком уж я неправильно выставил руки вперёд. Хорошо хоть, не сломал ничего на ровном месте.

Кое-как поднявшись на четвереньки, понимаю, что одна из моих ног упирается во что-то мягкое. Повернув голову, замечаю тело в военной форме. Присмотревшись, понимаю, что у него вместо головы какое-то непонятное месиво.

К горлу тут же подступает ком, и, в последующие несколько минут я корчусь в неестественных позах на земле, пытаясь выпустить из горла тот самый ком, что сам стремился наружу.

Окончательно в себя я пришёл ещё через несколько минут, и то, при помощи немолодого солдата, с повязкой санитара на плече. Он промокнул мне губы, ополоснул лицо, поменял повязку на голове, после чего вернул меня в строй несколькими сильными затрещинами.

А вскоре и слух вернулся. Вот только услышанное мне не нравилось – судя по всему, на линии обороны сейчас бой!

Лежать и страдать от боли во всём теле было никак нельзя. Требовалось как можно скорее определиться с наличными силами, разобраться в обстановке.

Тут как нельзя кстати пришёлся сапёр-поручик, который, несмотря на свою хромоту оказался весьма важным источником информации. Во всяком случае, по его рисунку на земле я смог примерно прикинуть расположение батальона, а также сектора обстрела.

Недолго думая, поковылял к «своим» людям.

Следом за мной устремился поручик-сапёр и майор Врубель.

Подпоручик Хмель, вооруженный трофейным карабином, уже собрал возле себя унтер-офицеров своего взвода и даже начал ставить задачи. Прерывать я его не стал и лишь наблюдал, как две группы из пяти бойцов каждая, отправляются в разные стороны.

– Пан поручик! – Устало приложил подпоручик два пальца к своему шлему. – В связи с начавшимся боем принял решение выдвинуть две группы с пулемётами на окраину деревни. Задачи групп: наблюдение за противником, а также установление связи с подразделениями, ведущими бой в обороне. В случае чего, отдал приказ поддержать огнём союзную пехоту.

– Молодец, подпоручик! – Коротко хвалю я офицера. – Десяток человек отправь к штабу. Пусть окажут помощь, может быть, кому-то потребуется помощь. Заодно пусть соберут оружие и боеприпасы.

– Так точно! – Подпоручик Хмель тут же подозвал капрала и отдал ему приказ на оказание помощи раненым и сбор трофеев в округе.

– Одну группу, численностью до семи человек, при трофейном пулемёте необходимо выдвинуть на восточную окраину, к дороге. Что-то не даёт мне покоя то направление. Ещё и «местные» про фланги вообще не беспокоились!…

Несколько минут ушло на постановку задач. Как итог – все расползлись выполнять приказы. Со мной остался лишь майор Врубель, четыре пехотинца с карабинами и танкисты – охрана чудом уцелевших под налётом грузовиков с ранеными.

Эх, вот чуть-чуть бы прояснить обстановку – и отправить их всех в тыл подальше!

Постепенно всё вокруг стало оживать: с немецкой стороны заговорили 8-см минометы и станковые пулемёты. В ответ, с небольшим запозданием пару раз выстрелили 75-мм полевые орудия поляков.

Сидеть на месте было сложно. Поэтому, принимаю волевое решение – майора Врубеля оставляю «на хозяйстве», а сам, прихватив в качестве сопровождения одного из пехотинцев, выдвигаюсь в сторону наблюдательного пункта одной из рот.

Только мы перемахнули через невысокий заборчик, как наткнулись на тело. Молодой парень, лет семнадцати-восемнадцати, в военной форме лежал лицом вниз. В вытянутой руке сжимает карабин «Маузер-98а». В какой-то момент мне даже показалось, что он жив и я попытался перевернуть его, но тут же отшатнулся. Передо мной предстало ужасное зрелище – обезображенное вошедшим прямо в глаз осколком (судя по отсутствию выходного отверстия) лицо молодого солдата.

К горлу тут же подкатил ком, но мне в очередной раз за сегодняшний день удаётся справиться с ним и взять себя в руки.

Мозг, пришедший в себя, тут же начинает работать со скоростью современного моей душе суперкомпьютера и тут же отмечает, что мне не помешало бы оружие посерьёзнее, чем мой пистолет.

Подумано – сделано. Тем более, новенький карабин лежит тут же, рядом.

Скажу честно – разжимать пальцы умершего солдата было страшно. Но я с этим справился. Также справился и с необходимостью снять с погибшего военнослужащего ремень с подсумками, сухарной сумкой и малой пехотной лопатой. Поблагодарил я погибшего и за большую брезентовую противогазную сумку, которую тут же перекинул через плечо.

Времени на то, чтобы переодеться практически нет – на позициях, которые занимает пехотный батальон уже идёт бой, поэтому, накидываю ремень поверх всего уже надетого на меня снаряжения и проверяю «Маузер». На моё счастье, погибший солдат следил за своим оружием – во всяком случае, ржавчины и песка в стволе и магазине мной не было обнаружено, да и затвор ходил плавно, как по маслу.

Тут же провёл ревизию наличия боеприпасов к вновь приобретенному оружию.

Помимо «Маузера» и пяти уже заряженных в магазин патронов, в патронной сумке обнаружилось двадцать пять патронов россыпью. Приятным сюрпризом стало наличие в противогазной сумке сразу двух осколочных гранат. Это были оборонительные WZ-33 – визуально несколько похожие на привычные мне по фильмам и играм оборонительные «феньки» Ф-1. Такая же ребристая и немного вытянутая, только насечки другие и запал – совсем не УЗРГМ. А вообще, тоже неплохая игрушка – разлет осколков до сотни метров. Конечно, на этом расстоянии траву не скосит, но неприятностей добавить может.

Помимо взрывающегося и стреляющего, мне досталось и холодное оружие – малая пехотная лопатка и штык-нож к карабину. Между прочим – тоже весьма и весьма хорошее оружие в умелых руках!

Вскоре мы оказались на НП командира роты – того самого, что совсем недавно весьма вольготно попивал кофе из чудом сохранившейся фарфоровой чашки. Впрочем, чашка эта обнаружилась тут же – на потрёпанном жизнью и войной столике. Как и тарелка с разложенной на ней едой.

А вот подпоручика запаса, который должен был руководить ротой не было.

– Осмотри дом. Тут был наблюдательный пункт командира роты. С ним было пол отделения пехоты. – Коротко отдаю команду пехотинцу.

Солдат совсем не по-уставному кивнул, и, видимо, осознав свою ошибку, раскраснелся и споро нырнул в дверной проём.

Я же прильнул к окну и начал изучать обстановку, насколько это получалось сделать без бинокля.

А обстановка была, что называется, хреновая – это и мне, полному дилетанту в военном деле было понятно!

Немцы на рожон лезть не стали – особенно после выхода к своим моей бронегруппы через их боевые порядки – а поступили по-умному. Немецкий командир, как только получил по шапке, связался со своим начальством и вызвал парней из «Люфтваффе». Те же, в свою очередь решили отомстить обидчикам своих кригскамрадов и разбомбили всё, до чего позволил дотянуться наличный боезапас, не печалясь при этом, особо, если попадания авиабомб придутся на гражданские здания. Как говорится – «à la guerre comme à la guerre».

Плюсом к действиям авиации – немцы изготовились к броску и максимально сблизились с польскими позициями, пока польские пехотинцы в ужасе искали укрытия от авиации. Ну а дальше, когда поляки уже опомнились, вдруг оказалось, что было поздно – на одном из участков, который удерживала рота, на командном пункте которой я сейчас нахожусь, гитлеровцам удалось ворваться в траншеи.

С чего я это взял? А с того, как сам видел, что трое немцев в своей серо-зелёной форме «фельдграу» перевалили через бруствер и спустились в траншею!

И ведь это не последние «гансы», которые попытаются ворваться на польские позиции!

Будто бы в подтверждение моих мыслей, над бруствером замечаю сразу двух солдат Вермахта. Тут же вскидываю карабин и даже получается поймать на мушку одного из них, но сделать выстрел уже не успеваю – далекие фигурки в чужой форме уже скрылись в траншее.

Негромко выругавшись, устраиваю карабин на подоконнике и начинаю ждать. Буквально через несколько секунд, чуть в стороне от места, где только что в траншею ворвались вражеские пехотинцы, замечаю ещё одну фигуру в такой же форме, но уже с автоматом МР-38 в руках.

Быстро прицелившись, делаю выстрел, и… промахиваюсь! Карабин чужой – черт его знает, как это оружие пристреляно!

А вот немец глупостью заниматься не планирует – тут же ныряет в траншею, следом за своими боевыми товарищами, не желая становиться моей целью. Впрочем, и последующих двух немцев я тоже не убил – пытался приноровиться к оружию, волновался, ещё и страх появился, причём такой липкий и сильный, что…

Додумать я не успел – в стену за моей спиной впилась короткая пулемётная очередь.

Я зло выругался:

– Идиот! Тормоз! Тупень! Долго на одном месте торчишь!

Повалившись на пол, в очередной раз передёргиваю затвор винтовки и начинаю перезаряжаться.

«Пять выстрелов сделал! И ни одного попадания!» – Пронеслась отстранённая мысль в моей голове. – «А ещё в армейском троеборье участвовал! И неплохо отстрелялся! Тьфу на тебя, пан поручик!»