355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Русин » Второе нашествие янычар » Текст книги (страница 13)
Второе нашествие янычар
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:13

Текст книги "Второе нашествие янычар"


Автор книги: Русин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Эмский указ

Обеспокоенный этими событиями Александр II приказывает создать специальную комиссию, в состав которой входят министр внутренних дел Тимашев, шеф жандармов Потапов, министр народного просвещения граф Дмитрий Толстой и тайный советник из Киева М.Юзефович (в качестве эксперта). Комиссия подготавливает указ, который Император подписывает 30 мая 1876 года в немецком курортном городке Эмсе, где в это время он находится. Именно поэтому его начинают называть эмским указом. Полностью содержание этого указа «национально озабоченные» также никогда не публикуют. И по тем же самым причинам, что и содержание валуевского циркуляра.

Полное содержание указа следующее:


«Ныне Государь Император Высочайше повелеть соизволил:

Не допускать ввоза в пределы Империи, без особого на то разрешения Главного Управления по делам печати, каких бы то ни было книг и брошюр, издаваемых за границей на малороссийском наречии.

Печатание и издание в Империи оригинальных произведений и переводов на том же наречии воспретить, за исключением лишь: а) исторических документов и памятников и б) произведений изящной словесности, но с тем, чтобы при печатании исторических памятников безусловно удерживалось правописание подлинника; в произведениях же изящной словесности не было допускаемо никаких отступлений от общепринятого русского правописания, и чтобы разрешение на напечатание произведений изящной словесности давалось не иначе, как по рассмотрении рукописей в Главном Управлении по делам печати.

Воспретить также различные сценические представления и чтения на малороссийском наречии, а равно и печатание на таковом же текстов к музыкальным нотам».

В свете политической обстановки того времени первый пункт этого указа понятно и комментариев не требует. Второй пункт был связан с попытками внедрения в Галиции «фонетики», для обоснования теории особой «украинской нации». Третий пункт был связан с полным отсутствием в малорусском наречии слов, описывающих понятия вне сферы бытового общения, что приводило к необходимости придумывать новые слова (вспомните крылатую фразу «Хай дуфае Сруль на Пана…»). Кроме того, это словотворчество использовалось для обоснования существования «украинской нации».

Кроме вышеназванных распоряжений были еще другие: 1864, 1892, 1895 и 1903 годов. В них указывалось практически одно и то же: «…до разрешения вопросов, к которым относился указ 1863 года, обучение в школах вести на общепонятном русском языке». Мало того, что из содержания этих распоряжений был понятен их временный характер, само обилие этих распоряжений говорило о том, что тогдашняя бюрократия не надрывалась, внедряя эти указы в жизнь.

Единственный реакционный из приведенных выше запретов был запрет театральных представлений. Однако и он на практике не соблюдался. Даже Петербургские театральные сезоны всех последующих лет изобиловали гастролями малороссийских трупп, с указанием на афишах: «представление дается народным наречием». Малороссийские актеры играли сцены из народной жизни в Царском Селе для императорской фамилии и были обласканы Александром III. Единственная попытка исполнения указа была предпринята Киевским генерал-губернатором. Когда же Кропивницкий пожаловался одному из великих князей, тот его успокоил: об «этом старом дураке» он поговорит с министром внутренних дел. Препятствий больше не чинилось.

Покончив с примерами царских «репрессий» по отношению к «украинскому» языку и культуре, упомяну об одном малоизвестном факте: в 1822 году австрийское правительство запретило ввоз из России в Галицию любых книг на русском языке . Образованные самостийники об этом интересном факте знают, однако предпочитают помалкивать.

Теперь перейдем к рассмотрению последствий деятельности российской интеллигенции на дальнейшие события.

Великорусская и малорусская интеллигенция, (равно как и правительство) в течение длительного времени относились к подрывной деятельности польских графов с чисто русской снисходительностью: например, граф Северин Потоцкий вел свою пропаганду, пользуясь положением попечителя вновь открытого Харьковского университета. Более того, теории польских графов вскоре захватили умы некоторых польских политических деятелей, публицистов и писателей, а через них проникли в… Москву. Некоторые великорусские ученые во главе с самим М.Погодиным восприняли польские байки о нерусском происхождении малороссов, и поэтому оказались в России основоположниками так называемой «польской школы». Сколько в этом вопросе было проявлено доверчивости и наивности, а сколько легкомыслия и близорукости (научной, национальной, политической) сказать сложно.

В то же время в Галиции австрияки, используя идеологическую поддержку поляков и приток в Галицию украинофилов из России, создают Пьемонт для объединения всех «украинских земель». Русофильская галицкая интеллигенция «украинизаторами» отправляется в тюрьмы и на виселицы. Официальная Россия безмолвствует. А великорусская интеллигенция, отравленная идеями либерализма, не только не пытается защитить русинов, отстаивающих идею объединения русского народа, но и подвергает их систематическому и беспощадному осуждению. Русские профессора и академики своим авторитетом поддерживают украинизаторов в их начинаниях.

В 1905 году была образована комиссия Академии Наук по вопросу «об отмене стеснений малорусского слова». В ее состав вошли семь человек: зоолог В.Заленский, ботаник А.Фаминцын, археолог А.Лаппо-Даниловский, ориенталист С.Ольденбург, а также три специалиста по славяно-русской филологии: Ф.Фортунатов, А.Шахматов и Ф.Корш. В составленной ими записке признается, что в 17 веке русский литературный язык наводнили особенности малорусской книжной речи, что «влияние малорусских писателей и ученых деятелей 18 и 19 веков на московскую образованность отразилось на русском литературном языке» и что «наносное малорусское произношение не чуждо языку Ломоносова и Сумарокова». Та же записка утверждает, что «усилия великих русских писателей все более сближали книжный язык с народным и это направление уже в конце 18 столетия и в начале 19 столетия сделало наш литературный язык вполне великорусским и нашу современную литературную речь – речь образованных классов и письменности всех родов должно признать вполне великорусской». Комиссия Академии Наук признала русский литературный язык исключительно великорусским языком, следовательно, она признала за малороссами право создать свою особую литературную речь. Победа «украинизаторов» была воистину огромной. Имеются в виду политические последствия этой записки, изданной русской Академией Наук.

Нужно еще раз подчеркнуть: гигантскую услугу создателям самостийной Украины оказали русские профессора и Российская Академия Наук в целом . Благодаря этой «научной» поддержке Россия не сделала ничего для уничтожения заразы самостийничества не только в зарубежной тогда Галиции, но и у себя дома – в Малороссии. А потом, пришедшие к власти большевики, под чутким руководством Лазаря Моисеевича Кагановича наштамповали 30 миллионов украинцев . Себе на будущую погибель.

И эту фатальную ошибку уже не могло изменить позднейшее раскаяние Милюкова в 1939 году, когда в «Последних Новостях» он признался в том, что в «украинском вопросе» он опростоволосился: «Мы не достаточно отдавали себе отчет в том, что «украинцы», борясь вместе с нами против старого режима, в действительности шли дальше, и вели борьбу против России». Большевики же за социал-демократическими устремлениями небольшой части «национально озабоченных» не разглядели основной черты всех без исключения самостийников – их патологической антирусской направленности.

Однако вернемся в начало 1917 года. Февральская революция года опять оказывает огромные услуги малорусскому сепаратизму. В своей речи, произнесенной 2 марта 1917 года, министр иностранных дел П.Милюков заявляет следующее: «Быть может, на этом посту я окажусь и слабым министром». Он не ошибся. В первом своем заявлении о задачах русской иностранной политики, сделанном 9 марта 1917 года представителям большой петроградской печати, он только слегка затронул вопрос о судьбе Прикарпатской Руси, отметив, что украинцы в Галиции, если пожелают, могут объединиться с украинцами, заселяющими Россию. Милюков, как министр иностранных дел, перед изумленным миром подтвердил существование отдельного украинского народа ,одним своим словом он превратил Галицкую Русь с ее тысячелетней историей в Галицкую Украину, а галицких русинов сделал «украинцами». Судьбу этой искони русской земли он поставил в зависимость не от России, а от «Украины», вверив заботу об этой стране не русским, а «украинцам», Милюков, как министр иностранных дел, разделил русский народ на два: русский и украинский.

С этого момента защитницей Юго-западной Руси становится не Россия, а мифическая «Украина».

4 апреля 1917 года в Москве состоялось общее собрание уроженцев и деятелей Холмщины, которое послало следующую телеграмму украинскому Конгрессу, который должен был собраться 7 – 8 апреля в Киеве: «Второе общее собрание эвакуированных в Москву холмщан просит радостно приветствовать украинский Конгресс, собравшийся для объединения всех украинских земель и заявить ему о горячем желании Холмщины присоединиться ко всему украинскому народу. Холмщина всегда входила в состав земель Малой России, жила одной жизнью с соседними Волынью и Галичиной и до настоящего времени сохранила свою русскую народность, свой великий вековой уклад жизни и исповедует единую со всей Русью православную веру. Временное обособление Холмщины от родственных ей земель и включение ее на Венском конгрессе в состав Царства Польского имело для ее религиозной, национальной и культурной жизни весьма вредные последствия. Общее собрание непоколебимо убеждено в том, что оставление крестьянской Холмщины за государственно-политической границей Руси в пределах самостоятельной Польши неминуемо повлечет за собой полную религиозную, национальную и общественно-экономическую гибель крестьянских масс Холмщины. Настойчиво просим украинский Конгресс включить Холмщину в состав объединенных украинских земель ».

В тот же день общее собрание холмщан подает министру внутренних дел записку о нуждах Холмщины: «Объявленный акт Временного правительства о независимости Польши не говорит ни одним словом о том, какая судьба постигнет Холмщину. По вопросу о национальном самоопределении собраниями холмщан приняты следующие резолюции:

Оставление Холмщины в пределах Польши собрание считает недопустимым.

Признавая, что только органическое слияние Холмщины с украинским народом может обеспечить ей возможность правильного политического и культурного развития в будущем, собрание полагает, что Холмщине необходимо всецело слиться с украинским движением при условии сохранения некоторых особенностей ее жизни».

Вследствие заявления П.Милюкова украинское движение, бывшее внутренней проблемой России, превратилось в международный фактор, который должен был решать судьбу Зарубежной и Холмской Руси. Это было очередной крупной победой сепаратистов. Благодаря записке Академии Наук в 1905 году и декларации П.Милюкова как министра иностранных дел, признавшего 9 марта 1917 года с международной трибуны существование украинского народа, украинское движение получило головокружительное развитие, последствия которого для будущего всей России и русского народа оказались самыми губительными.

16 июня 1917 года Временное правительство в полном своем составе, издало воззвание к «украинскому» народу, начинающееся со слов «граждане украинцы!». «Украинцы» не замедлили воспользоваться благоприятными для себя обстоятельствами и начали энергичную деятельность по созданию «самостийной Украины». Власть захватывает ни кем не выбиравшаяся «Цэнтральна Украйинська Рада», из 18 членов которой 12 были австрийскими подданными. Затем был создан «гэнэральный Сэкрэтариат», в пределах Малороссии заведующий делами (внутренними, финансовыми, продовольственными, земельными, сельскохозяйственными…); «Вийськовый гэнэральный комитэт»; сформированы украинские полки, насчитывающие свыше 50 тысяч штыков.

Вся дальнейшая деятельность Цэнтральнойи Рады заключалась в закреплении за собой захваченных прав и выдвижении «украинского вопроса» на международный конгресс. Их задачу облегчило само Временное правительство, передав судьбу Прикарпатской Руси и Холмщины исключительно в руки «украинцев». С другой стороны фронта немцами и австрияками велась оголтелая пропаганда «самостийнойи Украйины». На Холмщине формируются «украинские легионы». Набор добровольцев идет под лозунгом «Незавимая Украина во главе с Киевом и Львовом». Германский штаб восточного фронта предписал военным властям оказывать им всяческое содействие .

Самостийныки призывают немцев на свою территорию и открывают перед ними свой фронт…

Часть 8. Казаки-разбойники

Казаки-разбойники

Необходимое отступление . Как и в предыдущей части и в силу тех же причин (полной неосведомленности большинства читателей), «казацкую тему» следует осветить более подробно, чем этого требует выяснение причин создания украинских янычар. Более широкое ознакомление с сутью казачества позволит читателям разобраться с вопросами, не касающимися основной темы. Те читатели, для кого эти, не имеющие отношения к рассматриваемой проблеме, подробности интереса не представляют, могут сразу переходить к следующей главе «Обиды казацкие» и пропустить главу «Руина – основной признак нэзалэжности».

Последним существенным фактором, позволившим создать украинских янычар, явились настроения казачьей старшины, которые окончательно сформировались во второй половине 17 века, и, передаваясь из поколения в поколение, оказывали свое влияние на Малороссийскую знать. Поэтому остановимся на рассмотрении «казацкого фактора».

Для подавляющего большинства людей источником сведений об украинских казаках является народный фольклор и исторические романы (зачастую на этом фольклоре и основанные). Есть два распространенных заблуждения относительно казачества. Первое гласит о том, что казаки были членами рыцарских братств и являлись обладателями аристократических рыцарских достоинств: воинского искусства, беззаветной отваги, высоких моральных качеств. Кроме того, казаки якобы были беззаветными борцами за «национальные украинские интересы». Второе заблуждение гласит о том, что казачество было живым примером чаяний простого люда о народовластии (с его началами всеобщего равенства, выборности должностей и абсолютной свободой). И два этих абсолютно противоположных взгляда продолжают не только существовать одновременно, но и причудливо переплетаются в голове типичных представителей «национально свидомых». Впрочем, в голове у них переплетаются не только эти несовместимые понятия, но о психиатрическом аспекте мышления украинских янычар речь пойдет в конце этой работы.

Первое заблуждение было впервые высказано польским поэтом Папроцким в конце 16 века. Наблюдая за постоянными междуусобицами польской шляхты, он противопоставляет ей возникшую недавно на окраине Речи Посполитой Запорожскую Сечь, где, как ему казалось, возникло здоровое казацкое общество. По его словам погрязшие во внутренних распрях поляки и не подозревали, что были неоднократно спасены от гибели этим русским рыцарством, которое отражало татарские и турецкие набеги. Папроцкий восхищается доблестью казачества, его простыми крепкими нравами, готовностью постоять за веру, за весь христианский мир. Вслед за Папроцким подвиги казаков начинают описывать и другие шляхтичи (Горецкий, Ласицкий, Фредро), причем, раз от раза казацкая доблесть становится все масштабнее. Все казаки имеют польские фамилии, все они шляхтичи, но с каким-то темным прошлым: причиной ухода в казаки для одних было разорение, для других провинности и преступления. Казачьи подвиги рассматриваются ими, как средство восстановления чести: «или пасть со славою, или воротиться с военною добычею».

Эти и подобные им сочинения, превозносившие храбрость ушедших в казаки польских дворян, наделяли рыцарскими чертами и все казачество. Литература эта стала известна и самим запорожским казакам и способствовала распространению среди них высокого мнения о своем обществе. Но теория об их рыцарском происхождении стала особенно популярна в 17 веке, когда «реестровые» казаки начали захватывать земли, превращаться в помещиков и добиваться дворянских прав.

Второе заблуждение является результатом творчества малорусских литераторов и историков 19 века (Рылеев, Герцен, Чернышевский, Шевченко, Костомаров, Антонович, Драгоманов…). Воспитанные на западноевропейских демократических идеалах, они хотели видеть в казачестве простой народ, ушедший от панской неволи и организовавший Запорожскую Сечь с ее народной демократией. Наиболее яркое выражение этот взгляд получил в статье Костомарова «О казачестве», опубликованной в «Современнике» в 1860 году. В ней автор объяснял казачество чисто демократическим явлением (в противовес распространенного тогда взгляда на казаков, как на разбойников). Во время своего участия в Кирилло-Мефодиевском Братстве Костомаров написал «Книги бытия украинского народа» – своеобразную политическую платформу казачества как противовес нравам правящей знати России и Польши: казаки несли Украине подлинно демократическое устройство. Приблизительно так же представлял Запорожскую Сечь и Драгоманов. В казачьем быту он видел общинное начало и даже склонен был называть Сечь «коммуной». В результате энергичной пропаганды деятелей типа Драгоманова подобное представление о запорожском казачестве распространилось среди «прогрессивной» интеллигенции и без всякой проверки было принято всем русским революционным движением.

Но нужно отдать должное Костомарову. По мере изучения исторических документов о казачестве он сильно поменял свою точку зрения на казачество. Кроме того, за развенчание легенд о казачестве, «национально озабоченные» проклинали и Кулиша (но опровергнуть его аргументацию так и не смогли).

Какими же были казаки на самом деле?

В древности резкой границы между Малороссией и «Диким полем» (областью обитания кочевых племен на Левобережье и южнее будущей Сечи) не существовало. С территории «Дикого поля» кочевники (печенеги, половцы и татары) постоянно делали набеги на территорию Киевской Руси. Осевшие в Приднепровье и чаще всего известные под именем Черных Клобуков, они со временем христианизировались, русифицировались и стали одними из прародителей запорожского казачества. Но не только печенеги, тюрки и половцы оседали в русских владениях, русские также жили многочисленными островками на территории «Дикого поля». На всем пространстве от Дуная до Волги, «лес» и «степь» взаимно проникали друг друга. Это вызывало смешение кровей и культур. И в этой среде уже в «киевскую эпоху» стали создаваться воинственные общины, в составе которых были как кочевники, так и русские. «Степь» искони кормилась разбоем и набегами; это поведение было характерно и для осевших в той или иной мере потомков кочевников.

Наиболее сильное влияние на казачество оказала самая близкая к нему по времени, татарская эпоха степной истории, которая является причиной многих заимствованных из татарского языка казачьей терминологии. Слово «атаман» произошло от «одаман», что означает начальника чабанов сводного стада; сводное стадо (десять соединенных стад, по тысяче овец в каждом) называлось «кхош». От этих татарских слов произошли казацкие «кош» (становище, лагерь) и «кошевой атаман». Татарское происхождение имеют слова «курень» (повозки расположенные кольцом) и «куренной атаман». Слово «чабан» означает пастуха овец. Даже сами «национально озабоченные» выводят значение слова «казак» из слова «хазар».

Связь казаков с кочевниками подтверждает и их внешний вид, нисколько не напоминающий славянский: турецкие широкие шаровары, кривая сабли и характерная стрижка – «осэлэдэць». По своему внешнему виду на «лыцаря» казаки походили не больше чем любые ордынцы. И здесь имеется в виду даже не столько баранья шапка, оселедец и шаровары, сколько часто всякое отсутствие шаровар. По этому поводу яркие описания о казаках современников собрал П.Кулиш: например оршанского старосты Филиппа Кмиты, описавшего в 1514 году черкасских казаков «жалкими оборванцами», или французского военного эксперта Дальрака, упоминавшего о невзрачной «дикой милиции» казацкой.

У запорожских и донских казаков (в которых была хоть какая-то часть славянской крови) были старшие братья и учителя – ордынские (азовские) казаки-татары. Летописи времен Ивана III характеризуют их самых лютых разбойников, нападавших на пограничные города и сильно затруднявших связь Москвы с Крымом. Татарские казаки (как и запорожские), не признавали над собой никакой власти, что не мешало им часто поступать на службу к московским и польским королям. Польский король Сигизмунд-Август призывал к себе белгородских (аккерманских) и перекопских казаков. Но чаще всех казаков привлекал их себе на помощь крымский хан, постоянно имевший в составе своих войск крупные казачьи отряды.

Разбойничая на территории «Дикого поля» между Крымом и московской украйной, татарские казаки были в военном, бытовом и экономическом отношении самостоятельной организацией, поэтому польские летописцы к четырем татарским ордам (заволжской, астраханской, казанской, перекопской), причисляли к ним, иногда, пятую – казацкую.

Истинной школой запорожской вольницы была татарская степь, давшая ей все от воинских приемов, лексикона, внешнего вида (усы, чуб, шаровары), до обычаев, нравов и всего стиля жизни. Днепровские казаки не только грабили всех, кто им попадался на их территории, но и осуществляли морские набеги даже в Турцию и на Кавказ. На Черном море казаки грабили купцов, независимо от их веры и подданства. Не гнушались казаки и работорговлей.

В польской летописи упоминается о том, что «Были в Швеции казаки запорожские, числом 4000, над ними был гетманом Самуил Кошка, там этого Самуила и убили. Казаки в Швеции ничего доброго не сделали, ни гетману, ни королю не пособили, только на Руси Полоцку великий вред сделали и город славный Витебск опустошили, золота и серебра множество набрали, мещан знатных рубили и такую содомию чинили, что хуже злых неприятелей или татар».

Другая летопись говорит о набеге в 1603 году казаков под предводительством некоего Ивана Куцки в Боркулабовской и Шупенской волостях, где они обложили население данью: «В том же году в городе Могилеве Иван Куцка сдал гетманство, потому что в войске было великое своевольство: что кто хочет, то делает. Приехал посланец от короля и панов радных, напоминал, грозил казакам, чтоб они никакого насилия в городе и по селам не делали. К этому посланцу приносил один мещанин на руках девочку шести лет, прибитую и изнасилованную, едва живую; горько, страшно было глядеть: все люди плакали, Богу Создателю молились, чтобы таких своевольников истребил навеки. А когда казаки назад на Низ поехали, то великие убытки селам и городам делали, женщин, девиц, детей и лошадей с собою брали; один казак вел лошадей 8, 10, 12, детей 3, 4, женщин или девиц 4 или 3».

Эти набеги запорожских казаков если и отличались от набегов крымской орды за ясырем (невольниками), то лишь тем, что татары своих единоверцев и единоплеменников в плен не брали и в рабство не продавали, тогда как для запорожских «лыцарей» подобных условностей не существовало.

И хотя в Запорожскую Сечь бежало много крепостных мужиков и поборников идеи освобождения крестьянства от крепостного права, но в Сечи эти идеи умирали. Хлебопашцев казаки презирали и держались от них особняком. Определяющим образом жизни казаков был поиск добычи: «Жен не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбного промысла, а в старину больше в добычах, от соседственных народов получаемых, упражнялись». Тот же Папроцкий, воспевавший рыцарство казаков, признается в том, что в низовьях Днепра «сабля приносила больше барышей, чем хозяйство». Именно поэтому в казачество шли не только простолюдины, но и шляхта (подчас из очень знатных родов). О «возвышенных целях» казачества можно судить по истории со знаменитым Самуилом Заборовским. Отправляясь в Запорожье, он мечтал о походе с казаками на московские территории, но явившись в Сечь и ознакомившись с обстановкой, меняет намерение и предлагает поход в Молдавию. Когда же с дружеским предложением идти совместно грабить Персию, приходят татары, он охотно соглашается и на это. Запорожские нравы и мораль были хорошо известны и в Польше. Коронный гетман Ян Замойский, обращаясь к провинившимся шляхтичам, выставлявшим в оправдание прежних проступков свои заслуги в запорожском войске, говорил: «Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченные права. Каждому рассудительному человеку понятно, что туда идут не из любви к отчеству, а для добычи».

О «православной набожности» днепровского казачества современники отзывались с отвращением, усматривая в ней больше безбожия, чем веры. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков «нет никакой веры»; то же повторял униатский митрополит Рутский. Петр Могила – православный митрополит и основатель киевской духовной академии, относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением, называя их в печати «ребелизантами» (мятежниками). Да и какой набожностью могло обладать разбойничье сообщество, в состав которого в большом количестве входили беглые поляки, татары, турки, армяне, черкесы, мадьяры. А Богдан Хмельницкий и его сын Юрий, а затем Петр Дорошенко, признавали себя подданными турецкого султана. С крымскими же татарами, этими «врагами креста Христова», казаки не столько воевали, сколько совместно ходили на польские и московские украйны.

Даже в начале 18 века, казаки не стеснялись называть свое ремесло своим собственным именем. В своем обращении к казакам атаман Булавин, призывая к восстанию против Петра I, говорил: «Атаманы молодцы, дорожные охотники , вольные всяких чинов люди, воры и разбойники ! Кто похочет с военным походным атаманом Кондратьем Афанасьевичем Булавиным, кто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в черны вершины самарские!».

Сохранилось любопытное описание одного из казачьих гнезд – стоянки знаменитого Семена Палея в Фастове, составленное московским попом Лукъяновым в начале того же 18 века: «Вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частые, а во всяких воротах копаны ямы, да солома постлана в ямы. Там палеевщина лежит человек по двадцати, по тридцати; голы что бубны без рубах нагие страшны зело. А когда мы приехали и стали на площади, а того дня у них случилося много свадеб, так нас обступили, как есть около медведя; все казаки палеевщина, и свадьбы покинули; а все голудьба безпорточная, а на ином и клочка рубахи нет; страшны зело, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали. У нас на Москве и в Петровском кружале не скоро сыщешь такого хочь одного». (цит. по П.Кулишу «Польская колонизация юго-западной Руси». «Вестн. Европы», том 2., 1874 г.).

Известен отзыв о палеевцах и самого Мазепы – по его словам, Палей «не только сам повседневным пьянством помрачаясь, без страха Божия и без разума живет, но и гультяйство также единонравное себе держит, которое ни о чем больше не мыслит, только о грабительстве и о крови невинной».

До середины 16 века, термином «казак» означался особый образ жизни. «Ходить в казаки» означало удаляться в степь за линию пограничной охраны и там жить наподобие татарских казаков, т.е., в зависимости от обстоятельств, ловить рыбу, пасти овец или грабить . Запорожский казак никогда не был малороссом. Малоросс – представитель оседлой земледельческой культуры, быта, навыков и традиций, унаследованных со времени Киевской Руси. Казак – представитель разбойного бродячего люда, унаследовавшего «степной образ жизни». Казачество порождено не малорусской культурой, а враждебной стихией, столетиями пребывавшей в состоянии войны с малороссами.

В средине 16 века Речь Посполита для защиты своих южных рубежей от набегов, создает так называемое «реестровое казачество» – около 6 тысяч оседлых казаков, подчинявшихся польскому коронному гетману и получавших за свою службу по охране границы от татарских набегов государственное содержание . Одновременно польское правительство налагает запрет на всякое другое «казакование», видя в нем развитие антиправительственного элемента. Впрочем, этот запрет не повлиял на жизнь не реестровых казаков, окопавшихся в Запорожской Сечи.

Реестровые казаки были наделены правами и льготами: избавлялись от налогов, получали жалованье, имели свой суд, выборное управление, войсковой и административный центр в городе Терехтемирове на Днепре. Реестровые казаки получили возможность обзаводиться домом, землей, хозяйством и использовать (часто в больших размерах) труд наемных работников и слуг. Крестьян казаки (как реестровые, так и обычные) называли «чернью» и относились к крестьянам, так же как и шляхта, с пренебрежением. Постепенно накапливая сбережения и обзаводясь землей и слугами, верхушка казачества, стала реально приближаться к польской шляхте (у Богдана Хмельницкого было земельное владение в Субботове, дом и несколько десятков челяди). К средине 17 века, казачья аристократия, по достатку, не уступала мелкому и среднему дворянству. Отлично понимая важность образования для дворянской карьеры, она обучает своих детей панским премудростям. Меньше, чем чрез сто лет после введения реестра, среди казацкой старшины можно было встретить людей, употреблявших в разговоре латынь. Часто общаясь по службе с полькой знатью, старшина заводит с нею знакомства, стремится усвоить ее поведение. Бывший разбойник готов, вот-вот, сделается настоящим шляхтичем. Ему не хватает только шляхетских прав.

Свои вожделения реестровое войско начало выражать в петициях и обращениях к королю и сейму. На конвокационном сейме 1632 года казацкие представители заявили: «Мы убеждены, что дождемся когда-нибудь того счастливого времени, когда получим исправление наших прав рыцарских, и ревностно просим, чтобы сейм изволил доложить королю, чтобы нам были дарованы те вольности, которые принадлежат людям рыцарским ».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю