Текст книги "Heartlines (СИ)"

Автор книги: Рейн Шварц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Исправляй, что натворил! Убей меня, пока я не сошел с ума и не забыл, кто я такой! Убей меня! Я же просил тебя! Именно тебя. Убей меня!

Томас попытался вырвать руку, но Ньют всегда отличался большой физической силой.

– Не могу, Ньют… не могу… – лепетал Томас.

– Можешь, мать твою! Сделай хоть одно доброе дело в твоей паршивой жизни! Сделай его ради меня!

Всё тело Ньюта сотрясалось, голос превратился в хриплый, лихорадочный шёпот:

– Убей меня, трус долбаный. Докажи, что ты не окончательное падло. Освободи меня.

Эти слова ужаснули Томаса до глубины души.

– Ньют, может быть…

– Заткнись! Ничего не может быть! Я тебе доверился! Стреляй!

– Не могу…

– Стреляй!

– Нет!

Как у Ньюта язык повернулся требовать от него такого? Как мог Томас убить одного из своих лучших друзей? Как мог Томас убить того, кого любил больше всего на свете, ради которого он был готов послать весь мир к чертям собачьим?

Как можно убить Солнце?

– Убей меня, или я исполню свое обещание! Убей меня! Убей! Убей! – голос Ньюта сорвался на визг. Томас зажмурился.

– Ньют…

– Я не хочу убивать тебя! Не хочу перестать быть человеком! Убей меня!

– Я…

– УБЕЙ МЕНЯ!

Глаза Ньюта внезапно прояснились, как будто здравый рассудок на мгновение вернулся к нему. Он посмотрел на Томаса как тогда, давно, много лет назад: маленький светловолосый мальчик протянул ему руку, помогая встать, надежно закрепляя за собой место хранителя на многие годы вперед. Он всегда стоял за ним, точно ангел, не прося ни о чем взамен. Он вспомнил. Как смотрел на него во втором испытании, на крыше, каждый день, когда гребаная болезнь не сжирала его мозг. Ньют прошептал еле слышно:

– Пожалуйста, Томми. Пожалуйста…

Сердце Томаса провалилось в чёрную бездну.

Не отнимай у него это. Ты не смеешь. Соглашайся. Ты ему должен. Должен. Должен.

Он закрыл глаза и нажал на курок.

Пуля пробила череп и отбросила тело Ньюта назад. Томас отполз, краем уха слыша страшный вопль позади себя – Бренда, кто же еще.

– Нет, – прошептал он в ужасе, подходя к телу Ньюта, – нет, нет, нет, что я наделал…

От красивого лица мало что осталось, голубые глаза удивленно и благодарно смотрели в небо. Увы, Томас знал, что они никогда уже не заметят его. Руки мелко дрожали, даже сейчас, гладя его по светлым волосам, до Томаса плохо доходило, что он убил Ньюта, убил, убил…

– Томас, бежим! – заорала Бренда прямо ему в ухо. – Быстрее!

За ней, точно кара небесная, наконец, раздавались долгожданные взрывы-вспышки. Она тянула его за футболку, но он не двигался с места. Бренда плакала и умоляла, но Томас не слышал – гипнотизировал взглядом, как огонь быстро пожирал землю. Лес, дорогу, магазины.

Бренда упала рядом с ним и тоже смотрела на волну огненного жара, что уже явилась на площадь за своей жатвой. Высоко в небе в последний раз вскрикнул гриф.

Томас закрыл глаза.

Комментарий к 4

Прошу прощения, за столь долгое ожидание главы. Увы, не могу сообщить ничего утешительного: следующая будет еще позже (сессия, будь она неладна). И да, она будет последней. Па ба ба бам.

Вся ынтрыга с Янсоном и Томасом будет окончательно прояснена в последней главе. Во избежание вопросов: нет, у меня Янсон не злодей, а вполне себе вменяемый мужик с искаженным понятием о добре и зле. В роли Крысюка вижу Эйдана Гиллена, так что все описания его внешности с натуры так сказать.

Ньют (я думаю многие уже поняли, но скажу еще раз) классически книжный. Сильный, высокий, длинноволосый. На глаза в свое время попался потрясающий арт – https://vk.com/doc117783380_349985763?hash=2718b562b96a1f08be&dl=2c07a2cf32fda8c06b Вот, собственно, и все мое представление о нем.

========== 5 ==========

When there’ll just be silence

And when life will be over

Don’t think you will forgive you

Томас!

Тоненькие ручонки-прутики, отчаянный вопль «Мама, не отдавай меня им!» взрывает тишину. Их много. Люди в белом, и один впереди, тот, кому ты верил больше всех на свете, тот, кто был всегда рядом с тобой – твоя собственная мать, так легко отдавшая тебя, так бесстрастно изучающая твое лицо, словно видит в первый раз. Словно не ты ее сын и не ты улетаешь из родного дома куда-то на юг. По ее воле.

Самолет и долгие часы в ожидании твердой земли. В толпе – настолько белоснежной, что глаза режет – вырисовывается знакомый силуэт. Томас бежит навстречу знакомым цепким рукам и запаху чайного дерева. Еще два часа в пробке и вот он в новом доме с людьми, которых ему полагается отныне звать родителями.

– За что она так? – напоследок спрашивает Томас скорее себя, чем кого-то другого.

И получает ответ.

– Я думал, так будет лучше для тебя.

– А будет?

– Теперь я не знаю.

Томас!

Томас бежит, спотыкаясь, спасается от уличной шпаны в трущобах. В который раз черт понес его туда, и в который раз ему приходится демонстрировать искусство быстро бегать. Детей слышно, они висят у него на хвосте, как вдруг все обрывается, Томас слышит. Кто-то стал поперек дороги, завязывается драка, а Томас не сбавляет ходу до самого причала.

– Эй, ты чего это тут расселся?

Какой-то мальчишка, наверное, из тех, что гнались за ним, Томас вжимает голову в плечи скорее на автомате.

– Просто сижу. Уже и за это колотят?

Парень демонстрирует ряд ровных белых зубов и кровавый подтек под носом.

– Надо сдачи давать, салага.

– Кто?

– Да все равно не поймешь, шенк. Мелкий еще.

– Сам мелкий! Сколько тебе?

– Будет семь на этой неделе. А тебе года четыре.

– Мне восемь.

Мальчишка таращится так, будто впервые увидел. Когда тебе семь лет, разница в год – не год, а целое столетие.

– Не верю!

– Очень надо, – фыркает Томас и запинается, – да они сильно тебя побили.

– Побили? Побили?! Они даже не притронулись!

Томас скептично смеряет взглядом чернеющий на руке синяк.

– Пойдем, дома тебе помогут.

– Еще чего! Сам разберусь, чтобы какие-то сопляки мне помогали!

Томас сжимает кулаки и резко встает. Пусть силой он не вышел, зато ростом этого нахала превзошел на добрую голову.

– Я не сопляк! Слушайся старших! Сказал идем, значит, идем!

Мальчишка долго озирался в огромном белом доме, помахал рукой девчонке, что смотрела на них в окно соседнего дома. Через неделю Томас пошел к нему на день Рождения. Месяц спустя они сидели за одной партой.

Через годы он назовет его своим лучшим другом.

Томас!

Томас снова бежит – да что ж такое – домой к Минхо, в очередной раз разругавшись с матерью. Томасу девять и он вспыльчив, как сухой порох, хоть и старается казаться взрослее, чем он есть на самом деле.

За ним увязывается – что за подарок судьбы – все та же шайка, и он все так же сверкает пятками. Он бы ушел от них, сам не зная куда, как кто-то довольно сильный утаскивает его вправо, пряча за картонными стенами Восточной Джакарты. В трущобах пахнет рыбой и потом, а у мальчишки напротив веснушки, курносый нос и невообразимо светлые, точно белые волосы.

– Ну и чего ты здесь носишься, а? – спрашивает тот суфлерским шепотом, когда шаги и вопли на дороге стихают. – Ты что, не знаешь, что побьют?

Томас пожимает плечами.

– Побьют. И что? А тебе-то зачем геройствовать? Шел бы своей дорогой.

– Как я пойду своей дорогой, когда кого-то обижают? Как можно пройти мимо, когда кому-то больно?

Томас не понимал его тогда.

И вряд ли понял спустя десяток лет.

Томас!

– Эй, нам к этому оболдую-бегуну вообще-то.

– Подожди немного.

Томас всматривается в темноту, ловит отблески луны в холодных лужах. Друг застыл рядом точно статуя, ждет, когда они уже отведают супа тети Лиэн.

– Я жду.

– Смотри. Дай мне свою руку.

Он дает ладонь молча. Кожа, как тонкое молочное полотно, будто светится в лунном свете. Две тонкие линии на запястье, остальные можно слабо различить. Томас протягивает свою, сравнивает, щурится, прикрывает то один глаз, то второй.

– Наши линии судьбы определенно пересекаются.

– О чем ты? Когда успел стать хиромантом? Я вообще в этом ничего не понимаю.

– Я тоже. Но они пересекаются, ведь так?

Он смотрит на Томаса как всегда – без оттенка снисходительности, только терпение и вечное желание защищать. Томас не удивится, если он сейчас ляпнет о шарфе.

– Пересекаются. Конечно, пересекаются.

Томас!

– Томас, нам нужно поговорить.

– Не сейчас.

– Когда мы поговорим о том, что ты уходишь из дома?

– Это не мой дом. Не мой.

– Они твои…

– Родители?! Они мне не родители! Ясно?! Не родители!

Томас пытается рассмотреть в нем хоть что-нибудь, кроме этой всегдашней стали в глазах и тонких запястий. Хоть какой-то оттенок тепла, как когда они спорили на научные темы или когда Томас лихо решал химические задачки.

– Почему я не могу жить у тебя?

Брешь будто бы пробита, еще немного, и он сдастся.

Увы, нет. Томас уверен, не сдавшись за столько лет он тем более сейчас не отступит. Пусть даже и хочет.

– Прости, я не могу.

– Ты видишь во мне только объект для изучения. Ты для этого меня сюда привез. Я просто лабораторная крыса. Я был рожден для этого, эксперимент, выведен как особая порода для исследователей вроде тебя.

– Это не так!

– Я же твой… – Томас закрывает глаза и захлопывает рот прежде, чем самое страшное обвинение будет произнесено. – Я поживу у Ньюта.

Томас!

– Томми, – Ньют окидывает его взглядом, глаза его распахиваются, он тут же втаскивает его в дом, – кто это с тобой сделал? – рычит он хрипло.

У Томаса изо рта течет кровь, булькает где-то в горле, на ребрах – гематомы. Он никогда не скажет Ньюту, кто это с ним сделал, но определенно останется у него на время.

– Ты ни шагу отсюда не сделаешь, пока не вылечишься, – непререкаемым тоном заявляет тот.

– Томас! – всплескивает руками Эми, мама Ньюта. – Господи Боже, Ньют, веди его сюда, скорей!

Томас стискивает зубы, когда Ньют щедро льет коньяк на его костяшки. За пятнадцать минут он не открыл рта. Плохой признак.

– Ньют.

Ноль эмоций.

– Ньют.

И снова.

– Прости меня.

Тот кладет руку на его ладонь и тут же отдергивает, будто обжегшись.

– Ты научишься драться. А если нет, то я буду рядом. Всегда.

Томас!

– Томас, ты поможешь мне наконец или нет? – Минхо зло сверкает глазами в его сторону и сваливает в кучу книги, тетради и рамки с фотографиями. Томас неспешно приближается к нему, поднимает первую же вещь, попавшую в его руки.

Это фотография.

– Кто этот человек? – на фото Минхо – маленький, нет и шести, его брат и мать. И какой-то мужчина.

Минхо вырывает рамку из его рук и швыряет в стену напротив. Томас застывает, боясь пошевельнуться. Отмирает, осторожно заглядывает тяжело дышащему другу в глаза.

– Отец?

Минхо только кивает.

– Все они сволочи, – выплевывает Томас.

– Да, точно.

– Кто он? В смысле, по профессии там? Или ты не знаешь?

– Программист. Работает в какой-то крутой фирме в Америке. Жутко умный и наглый тип. Учился в Гарварде. Три медицинские степени. Все бесплатно, потому что умный. Так я умнее. И сильнее. И программист из меня будет куда лучший, чем из него, – Минхо поворачивается к нему и едва ли не с мольбой в голосе просит: – Не говори Ньюту. Я не выдержу.

– Ладно.

“Вы с ним чертовски похожи,” – хочет добавить Томас. Вместо этого поднимает стопку книг и опускает в коробку.

Томас!

– Томас, все в порядке? – Минхо непривычно серьезен и тих, черный смокинг будто оттеняет всю его мрачность. Глаза красные, он совершенно точно плакал. Сейчас весна и у Ньюта скоро день Рождения. Цветет какое-то дерево, чьего названия никто не знает.

Томаса шатает, рвет и клонит убежать подальше отсюда, но он не смеет.

Гроб опускают медленно, а он еще медленнее идет к Ньюту.

За всю церемонию тот не пустил ни слезинки.

– Она умерла.

Такой сухой, шершавый голос, будто песок в пустыне. Ньют не смотрит ни на кого, не спускает глаз с рабочих, которые орудуют лопатами.

– Ее больше нет.

– Она всегда будет рядом с тобой. – какие смешные, неестественные слова! Минхо с другой стороны ямы делает ему знак: оставь его в покое. Томас не может. – Я всегда буду рядом с тобой.

Ньют улыбается.

Что-то ухает и со свистом падает вниз. Наверное, душа Томаса прямо сейчас направилась прямиком в ад от ужаса, исходящей от этой улыбки.

Минхо рвется к ним.

– И меня тоже больше нет.

Томас!

– Томас, мы должны вызвать скорую! Быстрее! – Соня единственная, кто еще может соображать: его и Минхо сковал ужас и ступор. Его друг не шевелится, только сверлит глазами красную лужу на асфальте и неестественно вывернутую ногу. Глаза закатились, на губах дразнящая полуулыбка.

Он мертв.

В Ньюте нет ничего естественного сейчас.

Томаса рвет прямо себе на кроссовки.

Он не может заснуть год спустя, не то, что в ту ночь – дикую, откровенно сумасшедшую, когда все сновали туда-сюда, а он и Минхо сидели в коридоре, не говоря ни слова.

Они спасли его. Спасли.

– Спасибо, – бормочет Томас, не глядя на учителя, – спасибо.

– Я так давно не слышал от тебя подобных слов, Томас.

Янсон долго пилит его взглядом, затем резко прижимает к себе. Крепко-крепко. Томас не отвечает, но становится намного легче.

– Спасибо, что спас его, – шепчет он в медицинский халат.

– Мне кажется, сегодня я спас троих.

Ньют не говорит с ними когда просыпается. Не обращает внимания на Минхо, на Томаса, ни на кого. Не ест, не пьет, не учится, не злится – ничего.

– Поговори со мной, пожалуйста.

– Почему ты не позволил мне умереть?

Ньют отвечает неожиданно, Томас только устало поворачивает голову.

– Как я могу допустить, чтобы ты умер? Как ты мог вообще вообразить себе такое? Я просто не могу понять, как?!

– Я не жду, что ты поймешь меня. Но зачем?

– И что б я стал делать без тебя? Ты подумал обо мне? О Минхо? Он едва с ума не сошел. Он сам на себя не похож, ты же его видел.

– Я спрашиваю тебя, а не его.

– Как я мог позволить тебе умереть, когда я должен всегда быть рядом? Помнишь?

Ньют игнорирует его и концентрирует внимание на медицинских приборах.

– Плюс один к ненависти к ПОРОКу. Они спасли мою вшивую жизнь. И ты, Томми.

– Не смей так рано уходить, Ньют. Наши линии жизни еще не пересеклись.

– По моему, уже давно.

– Нет. Еще рано.

– Томми, я хотел тебе кое-что сказать…

– Томас!…

Томас!

– Томас! Очнись!

Джакарта, 12:00, наши дни.

– Томас, проснись уже, мы закончили, – шепчет Минхо ему в ухо, наклонившись вперед.

– Что? Все умерли?

Минхо тихо хихикает ему в ухо.

– Если бы. В этот раз все действительно получилось. Посмотри на Крысюка – как скривился. Твоя схема удалась, а его провалилась. Арис создал лекарства, так как изучал растения. Спасибо Хорхе и Бриттани – музыка и вдохновение всегда были. Гэлли проектировал дома. Девушки отличные доноры. Мы вышли оттуда, и вышли живыми.

– Что? Вы все выжили?!

– Да!

Минхо сияет, как начищенный пятак и отходит к Чаку. В классе стоит веселый гул, никто не обращает ни на кого внимания. Тереза тянется дать пять Арису и Нику.

– Томас! Я ненавижу тебя! – Бренда тычет пальцем прямо ему в лицо, он со смехом отводит его. Она держится, хотя уголки губ и подрагивают.

– Ты же сама решила идти с нами.

– Поступила, как набитая дура! Правда, остальные, что не из бункера, тоже не выжили, но все равно! Из-за тебя мы умерли!

– Правда? Только из-за меня и все умерли?

– Ой, ну ладно, не все, но умерли же!

– Прекрати дуться, Бренда, тебе не идет.

Она ухмыляется и не успевает отойти, как ее место занимает Тереза.

Томас закатывает глаза.

– Я настолько важная персона, что каждому требуется аудиенция со мной?

– Мы расстаемся.

– Хоть что-то дельное за сегодняшний день, – он треплет ее по волосам, она нежно сжимает его руку, – думаю, мы оба взглянули правде в глаза и поняли, что спать друг с другом все равно, что инцест.

– Признаюсь, ты был хорош.

– Какой бальзам на мое сердце. Спасибо, Тер. Я только хочу спросить… кто?

Тереза пожимает плечами.

– Ты и сам всегда знал.

– Арис?

– Так заметно?

– Прости, ты плохо маскируешься.

– Минхо и Ньют так от тебя это скрывали. Ты бы видел, очень забавное зрелище. Особенно мне нравился момент со слежкой. Считали меня предательницей.

– Боюсь, я узнал это гораздо раньше них. Будь счастлива, Тереза.

Тереза щиплет его за нос и коротко смеется.

– Поменьше драмы, принцесса.

Она отходит, виляя бедрами совершенно неосознанно, но ему – он теперь может в этом себе признаться – совершенно безразлично, что именно она делает. Томас ищет глазами Ньюта.

Боже, почему именно ему вечно надо пропасть невесть где.

– У них все получилось лучше, чем у нас, как считаешь? – его голос звучит будто прямо в его голове. Ньют расслабленно стоит у окна и вертит в руках ручку. – Знаешь, два часа вроде, а я столько переосмыслил. Кажется, я понял, для чего нужна философия. Если этот бредовый предмет вообще нужен. Этот эксперимент все изменил, Томми. Для меня точно. И я пойму, если ты не сможешь… Короче. Я буду ждать тебя в холле. Если ты захочешь, я… в общем, если что, я жду тебя в холле. И я пойму, если ты там не появишься.

– Класс! Попрошу вас сдать свои учебники и можете быть свободны.

Ньют пару секунд смотрит на книгу, лежащую на подоконнике, потом, улыбаясь, пожимает Томасу руку и первым со злостью шлепает учебник на стол Янсону. За ним Минхо издевательски приземляет свою книгу на первую парту, после Соня, перед выходом опустившаяся в реверансе. Каждый из учеников счел своим долгом перед уходом задеть Янсона за живое, каждый не оставил издевательство над ними без внимания.

Томас аккуратно положил учебник на стол последним, закрыл дверь за Чаком. Вышел на террасу, под тень пальм. Ему всегда нравилось в кабинете философии, но терраса все же нравилась ему больше. Янсон появился не сразу, остановился в проходе и еще долго молчал, потягивая кофе из кружки.

– Тоже унизишь меня, а, Стив?*

Томас качает головой, ядовито улыбаясь.

– Мне кажется, ты достаточно унизил себя сегодня сам и без моей помощи. Зачем ты так накинулся на него? За что? Что он сделал?

Янсон закатывает глаза и присаживается рядом с Томасом, жестом предлагая кофе. Томас отказывается. Учитель вздыхает и опускает голову.

– Я правда не хотел обижать его…

– Ой, вот не надо.

– Стивен! Если я говорю, что не хотел, значит, не хотел. Наверное, не удержался. Я старался быть с ним повежливее все это время, но он словно нарывается на наказание. Ему пошло на пользу последнее испытание. А вот тебе я не сказал бы.

– Мы с Терезой расстались.

Янсон едва ли не застонал, отворачиваясь от Томаса.

– ДиДи** такая замечательная девушка. Умная, яркая, красивая, что тебе еще надо было? Что такого есть в нем, чего нет в ней? Скажи мне, потому что я не понимаю!

– Она не любит меня.

– В смысле?

– Да в прямом. Никогда не любила. Она тоже посмеялась с попыток Минхо и Ньюта скрыть от меня ее измены, но я всегда знал. Она всю жизнь любила Ариса, я ее лучший друг и знаю это лучше всех. Нет, нам никогда не быть вместе, как бы ты этого не хотел. И теперь отказ прозвучал уже с ее стороны.

– Что-то слабо верится.

– Так спроси ее.

– Как-нибудь потом.

Неловкая пауза в минуту. Томас судорожно грызет ногти, Янсон барабанит пальцами по жестяной кружке. За огородкой шумят машины, очень вкусно пахнет чайным деревом и фрезиями.

– Я ведь действительно ничего не могу сделать? Переубеждать тебя бессмысленно, а теперь я потерял и ДиДи. Как объяснить тебе, что она идеальная пара для тебя? Она лучшая.

– Ты не сможешь заставить меня быть с кем-то другим. Я не мог себя заставить. А ты тем более.

Янсон вздыхает, словно пропускает в легкие целый баллон кислорода. Треплет Томаса по волосам и улыбается, отвечая на его улыбку. Смотрит так, будто видит в первый раз.

– Я никогда не хотел оставлять тебя.

Томас пытается вырваться, но перестает, когда перехватывает взгляд учителя. Замирает, полуприкрыв глаза, показывает, что готов слушать.

– Когда твоя мать согласилась на это, я сказал, что у нее может не хватить сил потом отдать ребенка во имя науки. Во имя изучения человеческой расы – именно так все и задумывалось. А что в итоге? Она отказалась куда легче меня самого.

– Зачем ты говоришь мне это сейчас? – голос Томаса ломается еще где-то на середине фразы, переходя в едва различимый шелест.

– Чтобы ты понял, Стивен. Я не думал, что все будет так сложно, но так оно есть. Ты рос, ты пришел в ПОРОК и все они восхищались тобой, а я видел изъяны, которые и заслуживали восхищения. Мы планировали идеальную модель, а получили парня, у которого ошибка на ошибке, и все находят это прекрасным. И тогда я понял, что человек – это нечто большее, нежели просто набор клеток, и тут снова ты со своей неуемной тягой к этому мальчишке. Он не идеален, не выверен до мелочи, как ДиДи. Скорее, такой же, как ты. Хотели образец, а получили что-то, что пошло наоборот. Идеал, полный изъянов. Ты так верил ему и так ненавидел меня за то, что я сделал, а между тем, я ведь не сделал ничего.

– Вот именно. Ты не сделал ничего. Сколько раз я просил тебя забрать меня? Сколько раз я ночевал у Ньюта? Да я жил у него, что там. Я рыдал, просил, умолял тебя забрать меня, но ты и пальцем не пошевелил.

– Поверь, я за это расплачиваюсь.

Томасу почему-то жалко его сейчас. Вся эта холодная бравада, непробиваемое спокойствие слетели с учителя, точно листья с деревьев осенью. В голове всплывает старое, почти забытое слово, что точно коробка с чем-то ненужным пылилась в подвале долгие годы, а теперь поднята на свет божий и представлена к ответу. Минхо, наверное, был бы в ужасе, если бы узнал: Томаса веселит эта мысль вот уже который год. Точно в ужасе будет.

– Ньют ведь догадывается, верно? Он не настолько умен, чтобы сложить все воедино, но ему хватает мозгов увидеть остальное. Он и не предположит такое, но уже чувствует что-то.

– Ты всегда его недооценивал. Он видит всю картину, просто не знает, как это объяснить и ты прав: такого допустить он уж точно не может. Не потому, что не может в принципе, просто меня он ставит слишком высоко и приписывает куда лучшие качества.

– Он прав. У него удивительно тонкая душевная организация. И он хороший манипулятор.

– Ньют-то? Да, манипулятор из него хоть куда. Веревки из Минхо вил, когда лень было дома убирать.

– Стив, твой выбор… Ты в нем уверен?

– Ты ли не знаешь меня лучше всех остальных?

– Знаешь, после стольких лет я начинаю сомневаться, что хоть немного знаю, что ты за человек. Иногда мне кажется, что ты просто поступаешь мне назло. А нет, это тактика Минхо. Кстати, передай ему, что из него и правда получился бы хороший учитель младших классов. У него есть все задатки.

– Я уверен в своем выборе, вернемся к теме. Лады, передам.

– Точно уверен?

– Я всегда выберу его.

– А почему? – вдруг интересуется Янсон и отставляет в сторону кружку. – Нет, серьезно, обоснуй мне это.

Томас запинается, растягивает до хруста и без того длинные пальцы. И говорит – уверенно и четко:

– Потому что он самый чистый и светлый человек, которого я знал. Потому что он всегда был рядом со мной, каждую минуту моей жизни. Потому что никогда не оставлял меня, даже когда я этого не просил. Потому что его доброта действительно не знает границ, иначе он бы уже прикончил тебя за твои издевательства на твоих уроках. Потому что я верю ему больше, чем себе. Тебе нужны еще причины?

– Ты говоришь как Кэтрин из «Грозового перевала».

Томас еще секунду держится, а потом прыскает. Янсон смеется вместе с ним.

– «…я люблю землю под его ногами»… О боже. Я действительно королева драмы.

– Полегче, королева, а то я забеспокоюсь.

– Мне пора идти, – Томас собирает сумку и встает.

– Куда ты уезжаешь?

– В Принстон. Завтра утром. Вместе с Ньютом. Будем жить в одной комнате и предаваться разврату.

Янсон закатывает глаза.

– Твой сарказм меня тревожит.

– Я был серьезен.

– В таком случае тебе понадобится это, – Янсон вкладывает ему в руку маленький листок. Томас непонимающе кидает взгляд на учителя, потом читает и едва успевает поднять челюсть с пола.

– Ты… ты…

– Он достоин награды за то, что выдержал мои уроки.

– Ты все равно был ему должен. И мне тоже.

– Однажды я, кажется, уже спас его. Что ж, видно, это моя судьба.

– Не жди, что я прямо сейчас возьму и прощу тебя за все. Не надейся.

– Я давно уже этого не жду.

Томас складывает рекомендательное письмо себе в карман и выходит в класс.

– Я… я, наверное, когда-нибудь все же расскажу им. Когда-нибудь.

– Думаю, они поймут, – кивает Янсон, – ты пиши мне. Ну хоть раз в месяц. Порадуй старика.

– Женись уже, наконец.

– Я женат на науке. Мы ведь давно это обсуждали, Стивен.

Томас качает головой, уже взявшись за ручку двери.

– Стивен – шестилетний мальчик, которого ты привез сюда с Америки. Стивен – ребенок, наивный и слишком доверчивый. Твой тринадцатилетний сын, у которого еще была надежда, что его отец заберет его и поможет. А я – Томас. Томас Эдисон.

Дверь в кабинет захлопывается.

***

– Какого черта ты там так долго? – негодует Минхо прямо с порога. – О чем можно болтать с Крысюком столько времени?

– О разном, – уклончиво отвечает Томас и чуть не врезается в Минхо. Тот разворачивается в смятении.

– Я тут подумал… Томас, это правильно?

– Что именно? А то я запутался уже.

– То, что я делаю. Все говорят, а я не слышу. Мой отец. Он ведь программист, да? Я тоже. Но… я не хочу им быть, если так подумать. Ньют изменил свое решение, Томас, я тоже не хочу им быть. Я подумал… может мне стать учителем?

– Ты будешь самым отвратительным учителем.

– Спасибо, друг. Теперь я точно знаю, что поступаю правильно, – ухмыляется Минхо, – о, а вот и он.

Томас чувствует, как планета совершенно точно останавливается и фокусируется на одном человеке, что стоит у лестницы. Он готов поклясться, что все, через что они прошли, стоило вот этого самого момента.

Ньют встречает его взглядом, который просто так не возьмешь и не опишешь. В нем намешано столько всего, что не охватишь и тысячей слов. Затем улыбка – настолько ослепительная, что вспышки на солнце – просто блики, не более. Он дождался. И наверное сейчас, прямо сейчас все будет идеально хорошо.

Томас совершенно точно знает, что именно в этот момент их линии жизни пересеклись.

Комментарий к 5

*Стивен – имя Томаса до смены памяти в книге. Здесь до его собственного решения о смене имени.

**ДиДи – аналогично.

Подарок к Новому Году ^^

Спасибо всем, кто дочитал до конца эту невообразимую ахинею. Всем, кто оставлял отзывы, кто просто читал главы. Всем большое спасибо и большая благодарность. Без преувеличения: без вас я бы давно его забросила. Без вас фанфика бы не было. Спасибо всем!