Текст книги "Mascarade (СИ)"
Автор книги: Rex_Noctis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Вот как? Ну, в таком случае, ты попала. Я так думаю, это доказывает, что это кто-то из ее окружения. И тогда-то, детка, есть проблема. Нужно найти железобетонные доказательства, иначе многоуважаемая миссис Фонтэйн паренька своего отмажет на раз-два-три. А не отмажет, так Верджеру звякнет. У того расправа короткая – в конце концов, нет ничего проще, чем усмирить старину Гвилима пачкой стодолларовых банкнот и намеком на бессрочный отпуск.
– Кто такой Верджер?
– Ты серьезно не знаешь, кто такой Сэм Верджер?! В Интерполе, по слухам, на него имеется досье. После смерти Оливера Блэкстоуна он чуть ли не самый влиятельный человек в криминальном мире.
– Вот как… – припарковавшись, Лиз уныло взглянула на себя в зеркало заднего вида. – Слушай, я не понимаю одного: ты, Гвилим, Грейс – все вы говорите о преступной деятельности упомянутых людей как об установленном факте. Тогда почему ни один из них не сидит в тюрьме?
Джефф мученически вздохнул.
– Вроде умная девчонка, а всё пытаешься усмотреть где-то торжество справедливости… У них есть деньги и связи. И закон в таких случаях действует только тогда, когда доказательства вины неоспоримы.
– То есть…
– То есть я считаю, что копать под парня с такой крышей – гиблое дело.
Лиз сжала руку, чувствуя как ногти больно впиваются в ладонь. Гиблое дело. Раз уж Нортон сказал, значит так оно и есть.
Но видит Бог – она не Нортон.
– И вообще, Лиз… я как-то тоже сомневаюсь, что манерный педик способен на такое. Голубые – они же хуже девочек-подростков, честное слово…
– Знаешь, Джефф… я не думаю, что всякие там манерные педики должны творить все, что им только заблагорассудится. Дело даже не в том, что он преступник… в том лишь, что О’Нил открыто заявил мне о своем превосходстве. Какой-то смазливый хаслер… да это почти оскорбление!
Действительно, это было оскорблением. И вообще, попранием ее компетентности.
– Но этот смазливый хаслер до сих пор на свободе. И, как я понимаю, прекрасно себя чувствует. Странно, не правда ли? – к концу фразы в голосе Джеффа проступил неприкрытый сарказм.
– Я тебя поняла, Джефф.
– Зная тебя, Лиз, от того, что ты поняла, толку особого нет.
– Действительно. Тем более, что я уже доехала до Бриджит.
– Главное помни – не заиграйся в Шерлока Холмса. Не с такими людьми резаться в эти игры.
– Ой, всё, Нортон, я поняла. Только не надо этих твоих проповедей, умоляю…
Отправив Нортона «попрыгать с кенгуру», Лиз направилась к главному входу «Мятной Полуночи».
Мэтт – великовозрастный мужлан в футболке с изображением группы The Slayer – весело отсалютовал мокрым стаканом, чуть его не выронив.
– Хей, мисс Хаммонд! Все разыскиваете у нас в баре плохих парней?
– Одного и того же плохого парня, Мэтт. Миссис Фонтэйн здесь?
– А красный кабриолет у входа разве не вещдок? Да здесь она, минут сорок назад прикатила, – он на манеру пистолета приставил к виску два пальца и на редкость топорно изобразил суицидальную пантомиму. – Нет, не врубаюсь я, в какое время суток она спит!
– Она у себя?
– Ага, – с крайне сосредоточенным видом Мэтт разглядывал стаканы, замерев с помятым полотенцем в руке. – Дорогу помнишь, да? Только осторожнее: она там нервная какая-то. Меня как бы здесь и нет – Бридж послала, далеко и надолго.
– Понятно.
Поднявшись на второй этаж, Лиз уже привычно прошла в конец коридора и замерла возле лакированной двери, из-за которой доносились невнятные голоса. Чуть нахмурившись, она постучала.
– Да, – послышался усталый голос Бриджит. Войдя в кабинет, Лиз тут же оказалась под прицелом ее ироничного взгляда.
– Элизабет. Не то чтобы сюрприз.
– Добрый день, миссис Фонтэйн. Я к вам по поводу…
– Не трудитесь, – послышался со стороны окна отдаленно знакомый гортанный тенор. – Кому, как не мне знать, кто является объектом вашего пристального внимания?
Покрасневшие глаза холодно взирали на следователя из под светлой челки, чуть вьющейся от влажности.
– О’Нил.
– Он самый, мисс Хаммонд. С нетерпением ждет, когда вы оставите его в покое.
В груди Лиз словно бы сжалась тугая пружина. Почему-то вспомнился синяк, не так давно желтеющий на смазливой физиономии Альфреда. И захотелось сжав руку в кулак, изо всех сил ударить по тому же месту. За это непроницаемо-надменное выражение лица. За холодные глаза неестественного оттенка. За откровение этих глаз, за абсолютную недоказуемость этого откровения.
– Я оставлю тебя в покое только тогда, когда ты пойдешь по статье, О’Нил. На раскрываемость я не жалуюсь! – она никогда до этого дня не позволяла себе повышать голос на постороннего по сути человека. Но эта белесая моль делала с ней что-то непонятное, одним своим видом внушая неприязнь ко всему роду мужскому.
– Плевать я хотел на вашу раскрываемость, – сухо отозвался Альфред, скрещивая тонкие руки на груди.
«У него запястье не толще моего…» – непонятно к чему подумала Лиз.
– Ты не мог не оставить совсем никаких следов. Однажды я найду зацепку, и тогда…
– … я пойду по статье, – скучающе закончил он. – О, ужасно. Но времени у вас, мисс Хаммонд, до конца текущей недели. А потом я со своими кровавыми помыслами окажусь вне вашей юрисдикции.
– Откуда тебе знать? – зло поинтересовалась Лиз. Пружина в грудной клетке готова была вот-вот распрямиться.
– А это, мисс Хаммонд, уже по моей части, – послышался сзади на редкость любезный голос. Лиз обернулась, и звон пружинки сменился с разъяренного на опасливый. Пронзительный взгляд светло-карих, практически желтых глаз не вязался с простецкой улыбочкой и не внушал ничего хорошего.
10 сентября, 2002 год
Будучи привлекательной и, как следствие, самоуверенной девушкой, Пейдж Уилсон привыкла купаться в мужском внимании. И отклонение от этой нормы действовало на нее несколько удручающе.
Винсент Блэкстоун свалился на голову ее брату шесть лет назад. Замашки нувориша, патологическая непереносимость галстуков, полная заковыристых эвфемизмов речь, ехидная ухмылка, взгляд наркомана и юмор гробовщика – априори записав сына «того самого Оливера Блэкстоуна» в уважаемые люди, консервативный Пол был в вежливом шоке от столь… эксцентричного парня. Однако, у Винса была еще одна особенность – располагать к себе подавляющее большинство людей. Пол и сам не заметил, как этот вульгарный англичанин стал его лучшим другом; Пейдж же и вовсе втрескалась восемнадцать слов спустя после знакомства.
По мнению Пейдж, у Винсента был только один недостаток – он безукоризненно выдерживал их отношения в рамках дружеских. В то время как она прикидывала, насколько хорошо звучит «миссис Пейдж Алисия Блэкстоун», ему было абсолютно всё равно, насколько глубокое декольте у ее кофточек, как, собственно, и на формы, этими кофточками скрываемые.
Навязываться самовлюбленная мисс Уилсон считала ниже своего достоинства. И теперь ей самой это казалось ошибкой. Два года назад Винс уехал (был сослан Полом) в Сан-Франциско. Вернулся он примерно через четыре месяца, задержавшись там в два раза дольше, чем предполагалось. Пейдж не могла не отметить в нем целый ряд перемен, доступных только женскому взгляду. Отстраненность, мрачность. Всё это следовало за мыслями, буквально написанными на лице Блэкстоуна жирной масляной краской, мыслями о ком-то…
И вот теперь, как только ей начало казаться, что их отношения сдвигаются с мертвой точки, снова этот проклятый город на заливе. Снова таинственная особа, которая плотно оккупировала мысли Винса.
Нужно было срочно что-то делать. И именно поэтому, свалив всю работу на многострадальные плечи брата, Пейдж сейчас ехала по Голд-стрит в сторону высотного здания, в котором, насколько она знала, была квартира Винса.
Чутким сном я не отличался, но сегодня, видимо, решил изменить привычке дрыхнуть без задних ног. Сквозь сон до меня донесся мелодичный перезвон дверного звонка. Винсент с осторожностью профессионального карманника и медлительностью улитки выскользнул из-под моей руки и поплелся открывать. Надо бы съязвить что-нибудь… Увы, желание спать перебороло даже эту потребность.
– Сюрприз! – послышался звонкий женский голосок.
Сон как рукой сняло. Это еще что за музыкальная заставка? Я резко сел, прислушиваясь.
– А… Пейдж? – удивленно спросил Винс. Дверь закрылась – вот черт, неужели оно все-таки не ошиблось адресом?
– Что… что ты здесь делаешь?
Мямлящий Блэкстоун?! С неохотой выползаю из под одеяла и принимаюсь за поиски джинсов – я должен это увидеть!
– Он еще спрашивает! – голос стал громче и отчетливее. Видимо, существо по имени Пейдж уже перебралось в гостиную. – Я уже забыла, как ты выглядишь! Что ты вообще здесь потерял?
Типа, невзначай поинтересовалась. И мне это «невзначай» не нравится.
– Ну… Пейдж, у меня здесь… эм… дела…
Дела, значит. Дела!
– Да какие у тебя здесь могут быть дела? Слушай, если ты из-за Пола, то я всё уладила. Так что, Блэкстоун, с тебя обед в ресторане! – девушка засмеялась тем грудным смехом, который почему-то считается женщинами загадочным и преисполненным очарования. По мне, так если бы у лошадей случались приступы астмы, звук был бы похожий.
Мне это очень не нравится. Нет, скорее, меня это бесит. Раздраженно поморщившись, решительно направляюсь в гостиную.
– И всё же, скажи честно: что у тебя тут за дела? – брюнетка в синем жакете сидит рядом с хмурым Винсом и, чуть ли не забираясь к нему на колени, оживленно разглагольствует. На редкость умильная картина, ага… того и гляди, стошнит.
– Я не помешаю? – осведомился я елейным тоном. У Блэкстоуна омерзительно виноватый вид, а эта Пейдж молниеносно окинула меня взглядом. Видимо, идентифицировав во мне особь мужского пола, она тут же успокоилась и умиленно заулыбалась.
– Так вот оно что! Винс, это твой племянник? Слушай, да он совсем не похож на Вирджинию!
Я был бы крайне счастлив, если бы она не говорила обо мне в третьем лице. И не скалила ровные отбеленные зубки. И не цеплялась за руку Блэкстоуна так, словно бы имеет на это право. Племянник, ага… рассказать ей что ли, с каким завидным постоянством здесь происходит «акт инцеста»?
– Это не мой племянник, – тяжело вздохнув, Винс откинулся на спинку дивана и вымученно пялился в потолок. Правильно, пусть призывает всю имеющуюся в запасе выдержку – она ему понадобится! Не со мной, так с этой Пейдж.
– А кто же? – белозубый оскал сузился на парочку клыков.
– Альфред, – отозвался Винс. Услышав такой гениальный ответ, я уже машинально скрестил руки на груди. – Кхм… Альфред – Пейдж.
– Очень приятно, – тон у меня индифферентно-приветливый. Но не приятно мне ни капельки. – Что же ты, Блэкстоун, даже кофе гостье не предложишь?
– Гостье или тебе? – усмехнулся он. Смотрите, кто заговорил! Я демонстративно проигнорировал эту колкость с претензией на юмор.
Винс ушел на кухню. Мы с Пейдж разглядывали друг друга: я – оценивающе, она же с выражением напряженной мыслительной работы на лице.
Загорелое лицо с широкими скулами, курносый нос, большие карие глаза, стрижка сессун. Костюмчик от Donna Karan, часы – обязательный атрибут выходцев из большого города, дорогая бижутерия, макияж вызывающий ровно настолько, насколько положено в приличном обществе. Типичная богатая девушка – ухоженная, с капризным выражением лица, нарощенными ногтями чуть ли не в дюйм длиной, салонной укладкой и голодным, хищным взглядом уличной кошки. Помнится, когда-то я знал с десяток подобных девиц, не утруждаясь запоминанием их имен – каждая из этих девушек идеально вписывалась в безликий трафарет, выжженный на сетчатке глаз.
– Кхм, – на какое-то мгновение черные точки зрачков на фоне ореховой радужки сузились. Уж не знаю… хотя, нет, я знаю, что она подумала. Но наверняка сочла эту мысль бредовой. И плевать, что на мне рубашка Блэкстоуна, а моя шея красочно демонстрирует его вампирские склонности.
– Все в порядке, Пейдж? – участливо интересуюсь я.
– Кхм… да, в порядке… я просто…
– Просто не услышала фразы «Это не то, что ты подумала!», – не без сарказма отозвался я. Даже не подумаю ее разубеждать – пусть воздыхательница Блэкстоуна знает, с кем связалась.
– Откуда тебе знать, что я подумала? – тут же ощетинилась Пейдж.
Я едва подавил желание рассмеяться, ограничившись кривой улыбкой.
– Сложно не подумать об очевидном. Тем более, что очевидное имеет тенденцию быть правдивым.
– Что?!
– О, не бери в голову! – с этим словами я демонстративно уставился в сторону. Пять… четыре… три… два… один…
– Ты… вы… он что, спит с тобой?!
Ну, похоже на то. Очень даже. Гораздо больше, чем мне бы того хотелось.
– Как грубо, мисс! – с апломбом воскликнул я, испытывая непонятное, но столь сильное желание поизгаляться над этой размалеванной куклой и ее брачными помыслами. – Суть, может быть, и верная, но я бы выразился несколько иначе.
И я не ревную. Нет. Не ревную. Абсолютно!
Ладно, я ревную.
– Это полный бред! Мальчик, тебе хоть восемнадцать-то есть? – о Боже, ну что за тон? Никаких манер у этих янки.
– Есть, разумеется. Но разве мой возраст имеет какое-то значение?
– Действительно… – шокировано проговорила девушка. Даже через слой косметики я увидел, как ее лицо выцветает на добрые два тона.
Жестоко, знаю. Но ее никто не просил сюда приезжать, она здесь лишняя.
Хотя… черт его знает. Может быть, это меня здесь быть не должно?
Меня вообще в этом мире быть не должно, если вдуматься.
Подумать только… еще вчера я действительно верил, что у этой истории может оказаться хороший конец.
====== Глава 9. Saignements, partie 1 ======
Он блуждает, полный жестокости и неудовлетворенных вожделений; все, чем он овладевает, должно нести возмездие за опасное напряжение его гордости; он разрывает все, что возбуждает его. Со злобным смехом он опрокидывает все, что находит скрытым, защищенным какой-либо стыдливостью; он хочет испытать, каковы все эти вещи, если их опрокинуть. Из произвола и любви к произволу он, быть может, дарует теперь свою благосклонность тому, что прежде стояло на плохом счету, – и с любопытством и желанием испытывать проникает к самому запретному.
10 сентября, 2002 год
Теперь она знала, как выглядит ее кошмар наяву. По той простой причине, что этот кошмар сидел напротив, нервным жестом наматывая на палец прядь светлых волос и не сводя меланхоличного взгляда с крайне интересного куска стены у нее над головой.
Пейдж разглядывала его почти возмущенно. Она слышала немало историй о том, как самых что ни на есть нормальных мужчин сбивали с пути истинного такие вот ухоженные куклоподобные мальчики с волосами до пят.
Куклоподобные мальчики… Да, это был именно мальчик – худощавый подросток с хорошенькой мордашкой. И влечение взрослого мужчины к такому ребенку казалось еще более омерзительным, чем просто факт однополой связи.
«Винсент и этот… этот… малолетний трансвестит! Господи, да о таком даже подумать противно!!!»
К возмущению примешивалась смутная зависть. Этот парень выглядел так, словно бы над ним дневали и ночевали пластические хирурги – ну не могла природа создать такое странное, непохожее ни на какое другое лицо. Тонкий, чуть длинноватый нос, четко обозначенные линии скул, острый подбородок, раскосые голубые глаза… На иллюзию таких выразительных глаз визажисты обычно тратят уйму времени и косметики.
Если убрать всю эту витиеватость сравнений, то он был симпатичный. Очень симпатичный. Пусть даже заспанный, растрепанный, бледный; под глазами залегли темные круги, явно от постоянного недосыпа. И всё равно симпатичный. Гадство-то какое…
«Держу пари, он модель, если не еще чего похуже».
Это заспанное существо с недетской иронией воззрилось на Пейдж своими бездонными глазищами.
– И всё же, Пейдж… о чем ты думала, когда ехала сюда?
– По-моему, тебя это не касается, – огрызнулась она, нервно крутя кольцо на безымянном пальце.
– Не касается. Но я же знаю, о чём. И, будь я на твоем месте, я бы не поперся сюда, зная, что он будет не один, – судя по всему, Альфреда не устраивал тот факт, что она вообще здесь. – Хотя… тебе полезно. Здорово осаждает непомерное самолюбие, не правда ли?
– Слушай, малыш, – раздраженно начала Пейдж. – А почему бы тебе не заткнуться и не говорить о том, о чем ни черта не знаешь?
– Тогда пусть тебе Винс скажет, – буквально выдавив из себя ангельскую улыбочку, блондин тут же нахмурился и сердито передернул острыми плечами.
«В его словах есть определенный резон», – подумала Пейдж и решительным шагом направилась на кухню.
Винс сидел на стуле, полусонным взглядом уставившись на кофеварку.
– Не хочешь объясниться?
Он неторопливо поднял голову, одарив ее обреченным взглядом.
– Я так понимаю, моя блондинистая сволочь уже высказалась? Извини… Он по утрам обычно не в настроении.
За эту глуповатую ухмылку и «мою блондинистую сволочь» захотелось взять стул и огреть его по голове. Пару раз. А потом еще пару раз.
– И это всё, что ты можешь мне сказать?! По-твоему, мне интересно, в каком настроении по утрам твой женоподобный дружок?!
– Отвали от него, будь так любезна, – голос Блэкстоуна остался спокоен, но глаза недобро сверкнули. – Пейдж, что именно ты хочешь услышать?
– Это был он, да? И тогда… Всё это время… – ошарашено проговорила Пейдж.
– Какое это имеет значение? – рассеянно ероша и без того напоминающие воронье гнездо волосы, Винс встал.
– Да, действительно… – ее голос предательски задрожал. – Мне всего лишь предпочли какого-то тощего пацана!
– Оставь ты его в покое! Пейдж… у меня складывается впечатление, что на следующие выходные была назначена наша свадьба, – было видно, что он изо всех сил пытается остаться в рамках приличия.
– Блэкстоун, ты скотина, – тушь потекла окончательно и бесповоротно. – Ты же знал… твою мать, да всё ты прекрасно понимал! Но никогда не давал мне понять, что это не… Да ты же всегда вел себя так, словно бы я… и мое отношение к тебе – это в порядке вещей!
– Пейдж… – Винс попытался положить ей руку на плечо, но Пейдж шарахнулась от него как от прокаженного.
– Что «Пейдж»? Что ты еще можешь мне сказать?! «Ах, прости, Пейдж, детка, я гребаный гомик, а ты и твои чувства здесь не к месту»?! Спасибо, я и так уже поняла! Можешь трахать своего нэнси-боя и дальше! Всего хорошего!
От души хлопнув дверью кухни, Пейдж торопливо прошла в прихожую и замерла у зеркала. Лицо пошло красными пятнами, губы дрожали, а макияж годился теперь лишь для того, чтобы пародировать Элиса Купера.
– Держи, – Пейдж тупо уставилась на Альфреда. Потом всё же превозмогла гордость и взяла протянутую салфетку.
– Спасибо, – она отметила, что голосовые связки не оценили комплексных упражнений в кухне, и теперь голос приобрел алкоголическую мелодичность. – Очень мило с твоей стороны, – она принялась вытирать подтеки туши, стараясь не размазать ее по всему лицу.
– Некрасиво получилось.
– Уж извини, тушь не водостойкая, – мрачно отозвалась Пейдж.
– Я не это имел в виду.
– Ты имел в виду одного безответственного, эгоистичного придурка.
Альфред хмуро кивнул. С наморщенным лбом и серьезным, мрачным взглядом он выглядел старше лет на пять.
– Сколько тебе лет? – сама не зная, зачем, поинтересовалась Пейдж.
– Девятнадцать… – тут он мотнул головой. – Нет, сегодня уже двадцать.
– Ну… поздравляю.
Осознавая всю абсурдность ситуации, Пейдж направилась к выходу.
– Не с чем, – было последнее, что она услышала.
– Она ушла, – сообщил я, когда Винс вернулся в гостиную. Кофе, судя по всему, был благополучно забыт.
– Я догадался. Пейдж всё делает довольно громко.
– А ты всё делаешь довольно бездарно. Вот, только что упустил свой шанс на семейное счастье.
– Избавь от такого счастья. Я думал, она меня чем-нибудь приложит.
– Толку-то? – я словно бы вернулся на полтора года назад, ощущая к нему уже давно забытую враждебность, словно и не было другого чувства.
Разумеется, Винс это заметил и напрягся.
– Слушай, я понимаю, как это выглядело со стороны… но…
– Твои оправдания нужны были мисс Уилсон, а мне они без надобности.
– Тогда в чём дело?!
Я отвел взгляд.
– Ни в чём. Забудь, всё равно не поймешь. Не понял, не заметил, не принял всерьез… Для тебя же это обычное дело.
И ведь понимаю, что слишком бурно реагирую. Сам же и пожалею потом, что вел себя как истеричная девица, но…
Но это омерзительно – то, как он поступил с Пейдж. Никогда не поверю, что психиатр-параноик не понимает, как к нему относятся всякие экзальтированные девицы, имеющие привычку довольно толсто намекать о своих чувствах. Но это же Блэкстоун, мать его. Какая разница, что там творится на душе у жалких, ненужных ему людишек?
– Успокоился?
Он зашел мне за спину и осторожно провел рукой по моим волосам. Ага, нашел дурочку.
– Визуальная инверсия в сочетании с физическим контактом? Уволь, на меня твои штучки не действуют.
– Не понимаю, о чём ты! – наклоняется ближе, обнимает, явно приметившись поцеловать. Отпихиваю его и невозмутимо комментирую:
– Нет уж, Блэкстоун. Перенаправить конфликтоген в горизонтальную плоскость тоже не получится.
– И что ты предлагаешь?
– А я тебе не мать, не психотерапевт и не секс по телефону, чтобы говорить, что тебе думать и делать. Хоть об стен убейся, но пусть это будет на твоей совести.
Винсент прошел к креслу и замер возле него, глядя на меня со смесью паники и раздражения.
– Черт возьми, Алфи… Что у тебя за дерьмовый характер? – требовательно поинтересовался он.
– В твоем возрасте вредно так волноваться, Блэкстоун, это во-первых, – тридцать два – это, допустим, не много. Но мне-то всего двадцать, а познается все в сравнении. – У меня охренительный характер! Это во-вторых.
– О да, охренительный! Стою и охреневаю! – Винс с остервенением провел рукой по волосам. – Ну что опять не так?!
– А что, всегда должно быть «так»? Если да, то заведи-ка ты себе хомячка… Хотя, нет, – эти слова я уже цедил сквозь зубы, – для тебя даже хомячок был бы непосильной ношей! С ума сойти, как я вообще мог доверить свою судьбу подобному кретину?!
– С какого потолка ты притянул столь мудрое изречение? – у него действительно обиженный вид. Прямо сама невинность.
– А твои поступки – уже не повод?
– Да какие поступки? Пейдж – никак не милая девочка с ранимой душой. То, что ты видел, – не более чем столь любимый женщинами театр одного актера!
– Еще скажи, что ты решил подыграть!
– Нет, почему же? – за этот невозмутимый тон мне впору его возненавидеть. – Наоборот, я не утруждал себя этим. Да и вообще, к чему переливать из пустого в порожнее? Пейдж без меня не пропадет, уж в этом можешь быть уверен…
– Я тоже без тебя не пропаду.
С твердым намерением уйти я встал, тут же чувствуя хватку его ладони у себя на запястье.
– Алфи… если бы я вообще понимал, что ты пытаешься мне доказать, то…
– …доказал бы обратное, – закончил я скучающе. – Не такой уж ты и загадочный. Пусти!
– Не пущу. Можешь нести ахинею и дальше, но я тебя никуда не отпущу.
– Да, конечно! – воскликнул я сердечным голосом. Выдернув-таки руку, все же остаюсь на месте. – Я несу ахинею! Нет-нет – ересь! Всуе имя Блэкстоуна поминаю, ага.
– Успокойся или объясни хотя бы, в чём суть претензии?
– В том лишь, что ты не способен нести ответственность даже за себя самого, уж не то что за другого человека, – я отстраненно наблюдал за тем, как он нервно переминается с ноги на ногу. – И прекрасно знаешь это, разве нет?
– Я не вижу повода, из-за которого ты все это мне говоришь, – его глаза утратили красивый коньячный оттенок, темнея от злости. – Я не давал тебе этого повода!
– Вот-вот, именно так. Ты ничего не делал и ничего не говорил… – как обычно. Святой Винсент. – Только вот одним чудным летним днем зачем-то полез языком мне в рот.
– Вот ведь… при чём здесь это?
– Да ни при чём. Это вообще не играет никакой роли.
Приблизившись, Винс положил мне руки на плечи, склоняясь так близко, как только мог; позволяя заблудиться в глубине его полубезумных глаз, с головой погрузиться в красноватый отлив темных радужек.
– Тогда скажи мне… – его губы почти касаются моих, в буквальном смысле позволяя ощущать каждое произнесенное им слово, – скажи… почему, как ты считаешь, я чуть ли не на аркане тащил тебя в свою квартиру, в свою постель… в свою жизнь, в конце-то концов?!
Чем длиннее становятся произносимые им предложения, тем сильнее я ощущаю, как возвращается влечение к нему, совершенно ненужное и неуместное сейчас. Однако, я тоже не так-то прост.
– Для декора? – полушепотом предположил я. У Винса такой взгляд, словно бы он готов ударить меня.
– Поболтать и потрахаться, так что ли?
– А почему бы и нет?
– Да не тот я человек, пойми… – он делает попытку обнять меня, но я вовремя вырываюсь, понимая, что не выдержу этого.
– Значит, нет? – я с сомнением покачал головой. – Раз уж ты не считаешь это просто взаимовыгодным интимом… Тогда ты скажи мне… прямо здесь и сейчас: кто я для тебя?
Как обычно, резкая смена эмоций. Вместо злости на его лице теперь растерянность.
– Я не знаю, что тебе ответить, Алфи… Я просто не знаю.
У меня еще была надежда – да-да, надежда, эта сентиментальная сволочь, чей забитый лопатой труп продолжает красноречиво бередить оставленные ею раны. Но это было самое худшее, что Винс мог ответить.
– Ты не знаешь. Очень мило.
К горлу подкатил мерзкий сухой ком. Ты что, О’Нил, реветь вздумал? Нет уж. Желая избежать подобного позора, я торопливо направляюсь в коридор.
– Нет, я прошу тебя… Кому нужны эти сцены, давай нормально поговорим! – он снова попытался приобнять меня, но я шарахнулся в сторону, чувствуя, что моей выдержки, моих душевных сил – меня всего – на это не хватит.
– Спасибо, поговорили уже.
– Алфи, не делай того, о чём мы оба будем жалеть…
– Я жалею и буду жалеть лишь о трех вещах: я приехал не в тот город, сделал не тот выбор и полюбил не того человека.
У него выражение лица словно у беспомощного ребенка. В глубине души он со мной согласен, я вижу это. Я это знаю.
Вот ведь черт… Я и не думал, что в день рождения бывает что-то хуже, чем «Happy Birthday». Ненавижу праздники.
– Я всё еще не советую тебе это делать, – насмешливо сообщил Хосе, слезящимися от сигарного дыма глазами глядя на раздраженного Джейка.
– Не пойти ли тебе на хуй со своими советами? – огрызнулся тот, тоже закуривая. – Лучше скажи по существу.
– Допустим, отказать я не могу. Нравишься ты мне, – Гонсалес противно оскалился. Он, разумеется, паясничал, но Джейка все равно передернуло. – Но я считаю это очень опрометчивым поступком и предпочел бы не иметь ко всему этому никакого отношения.
– Тогда почему же ты согласен?
– Ну… хотя бы потому, что мне интересно, чем это закончится. И учти: спасаться от праведного гнева Сэма будешь сам, я под этот гребаный танк не полезу.
– Я же тебе объясняю: скорее всего, если все пойдет так, как нужно мне, то…
– И от Блэкстоуна тоже.
– Блэкстоун, Блэкстоун… Достали вы со своим Блэкстоуном! – разозлился Джейк. – Он здесь по сути вообще никто, зато говорят о нём везде!
– У Блэкстоуна есть имя, ему хватает. Еще у него есть Верджер – непререкаемый авторитет. Главное, что тебе следует понять: Блэкстоун и Верджер – это как та песня, из которой слов не выкинешь.
Джейк изо всех сил ударил кулаком об стену. После чего задумчиво воззрился на свою руку – костяшки указательного и среднего пальца распрощались с кожей и уже начинали вяло сочиться кровью.
– Послушай, Джейк, – осторожно начал Хосе, – я что, по-твоему, совсем идиот? За последние два месяца ты так резко сменил предпочтения – только мальчики и только блондины. К чему бы это, интересно?
– Какое тебе дело до того, с кем я сплю?!
– Ты сам не свой после того, как встретил в борделе этого Фредди…
– Альфред. Его зовут Альфред, – сквозь зубы поправил он.
– Да как знаешь! – отмахнулся Хосе. – Всего лишь смазливый пацан.
«Еще не поздно послушать Гонсалеса… Он ведь прав, черт его дери. Это такой риск. Стоукс того не стоит!»
Увы, здравый смысл никогда не был сильной стороной Форестера. «Стоит. Стоит!» – тут же отвечало подсознание.
Это же Альфред Стоукс. Немногие задачи могут оказаться сложнее, чем добиться его снова. И плевать, каким способом это будет выполнено. Но будет.
«Будет, так или иначе».
– Гонсалес, я не понял: твой треп мне принимать за согласие?
Хосе откинулся на спинку стула и с ехиднейшим видом прищелкнул языком.
– О’кей, Форестер. Я в игре. А теперь посвяти меня в свой гениальный план.
– Знаешь, ты сейчас неправ! – я мрачно уставился на телефон – тот самый, который звонит раз в триста лет, а теперь еще и заговорил язвительным блэкстоуновским баритоном. – Я бы мог назвать тебе одну тысячу триста пятьдесят восемь причин, почему именно, но не стану этого делать, дабы не ущемлять твое юное эго!..
Боже, Блэкстоун, заткнись. Ты нелеп. Определенно нелеп. Да! И я убеждаю вовсе не себя, а…
Эм, а кого тогда? Свое юное эго, что ли? Дожили…
– Твою ма-а-ать! – простонал я, принимаясь биться затылком о спинку кровати. – Блэки, ты такой умный, я балдею!
– … и почему бы, черт тебя дери, не взять трубку? Я прекрасно знаю, что ты валяешься на кровати и издеваешься!..
– Экстрасенс хренов, – удивленно прокомментировал я, приложившись еще сильнее.
– … и вообще, знаешь, меня заебал этот монолог!
Иди ты, Винсент Джерард, далеко и надолго. С этой мыслью я повернулся на бок, сдувая упавшую на глаза короткую прядку волос. Один маразматик отстриг перочинным ножиком. «На удачу!» – говорит… Проклятье… Даже моя прическа напоминает о нём!
Конечно же, я пришел к себе на квартиру. А куда я еще мог пойти? Пришел, попил виски с колой из зеленой фаянсовой кружечки, похандрил немного, вздремнул часика на четыре; встал помятый, бледный и еще более озлобленный на нашу затраханную цивилизацию и отдельных ее представителей, а также на тот факт, что я хочу обратно к Винсу. Я хочу сейчас быть с ним, обнимать его, целовать, говорить присущую случаю ерунду. Но вместо этого лежу здесь, злюсь на него, а также на себя и это предательское желание. Любовь… Я думаю, что это то чувство, когда человека хочет не только твое тело, но и то, что люди зовут душой. Чувства там, разум… не знаю я. Пусть будет душа, хрен с ним, с этим агностицизмом. Люблю я Блэкстоуна. Люблю, какой бы скотиной он ни был.
Некоторое время спустя телефон снова зазвонил. Я подпер голову рукой и с любопытством стал ждать звукового сигнала.
– Послушай меня, блондинчик, – дождался, ха! – Если бы мне кто-то заявил, что у меня появится малолетний полюбовник, которого я буду доставать по телефону, то я бы посоветовал этому шутнику направить свою буйную фантазию в другое русло. Но реальность такова, что я тебе уже полдня названиваю! А посему оцени мое покаяние и вали домой!
Полюбовник?! Домой?! Ну надо же, да он меняет приоритеты прямо-таки на глазах! Кошмар, как женское вмешательство ломает личность!
