Текст книги "Mascarade (СИ)"
Автор книги: Rex_Noctis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Этот парень ничего не знал о том, что ты зовешь протекцией. И ему было наплевать, что он действует против собственной совести, против собственных интересов. Он просто защищает любимого человека.
– Я могу считать это показаниями?
– Хватит уже показания собирать! – рявкнула Бриджит. – Ты всё равно не сможешь ничего сделать – Сэм уже переговорил с Гвилимом по поводу твоего рабочего энтузиазма и его возможного пресечения.
– Главное, чтобы дело шло дальше разговоров. А то сильно уж разговорчивый субъект.
– Не веришь? – снова холодный прищур. Лиз и оглянуться не успела, как ей в лоб направили взведенный револьвер.
– Что вы делаете, миссис Фонтэйн? – чуть севшим голосом осведомилась она, не сводя взгляда с указательного пальца на курке.
– О… всего лишь демонстрация. То же самое мог бы сделать Сэм. Нажал бы на курочек, – глухой щелчок. Вздрогнув, Лиз отшатнулась, – и труп. Очаровательный такой синегубый труп с окровавленными светлыми волосами. А ему – ничего. Только парочка затравленных взглядов.
С невозмутимым видом Бриджит убрала револьвер за пояс джинсов.
«С ума сойти… Носит оружие прямо как матерый гангстер из Чайнатауна».
– Только не спрашивай лицензию! – не без издевочки попросила женщина, небрежным жестом поправив волосы. – И вообще: оцени мои усилия – старина Сэмми уже практически вышиб тебя с работы.
– И всё же… с чего он так старается для О’Нила? Что-то не верится в бескорыстие этого… Верджера.
– Алфи – племянник Сэма. Только не спрашивай, как его племянник оказался у меня.
– Бред какой-то, – Лиз раздраженно прикусила губу. – И я до сих пор не понимаю: зачем О’Нилу убивать всех этих людей?
– Ты же куда лучше меня знаешь, что сделали с трупом Форестера. Разве могло вот это ломко-траурное, сдуваемое сквозняком существо скрутить здорового, вполне себе спортивного парня? Я уж молчу про всё остальное, что наша принцесса не могла сделать своими беленькими ручками.
– То есть вы намекаете на то, что Форестера убил не он?
– Намекаю, ага.
– А кто тогда?
– А вот этого, мисс Хаммонд, вы уже не узнаете, – загадочно улыбаясь, Бриджит покачала головой. – А теперь прошу меня простить – как бы моль не съела своего дядюшку вместо норкового манто.
«Почему она отговорила Верджера от моего увольнения?» – запоздало подумала Лиз, хмурым взглядом провожая статный силуэт мадам Фонтэйн.
10 сентября, 2002 год
– Гонсалес, что еще за шутки, мать твою?!
– Мистер Мур… к вам пришли, – нерешительно промямлили в трубку.
«Тьфу ты…» – Джейк устало провел ладонью по лицу.
– Кто там еще?
– Некий Альфред О’Нил.
– Кто?! – ошалело переспросил он, пытаясь выудить из своего разума еще какого-нибудь Альфреда помимо… – А… хм, так пусть проходит… он же… короче, понял! – не мудрствуя лукаво, Джейк бросил трубку. Рука сама собой нашарила сигареты и зажигалку.
«Вот это номер! – ошалело подумал он, подойдя к окну и дернув на себя пластиковую ручку оконной рамы. – А я-то уже думал, как к нему подъехать на этот раз!»
Снова накачивать наркотиками человека с гиперчувствительностью ему совсем не улыбалось – благо глянул в Интернете насчет побочных действий; особенно порадовали анафилактический шок, кома или же банальная смерть. Других же способов выработать у Алфи рефлекс обоюдного согласия как-то не наблюдалось.
Или уже и не требовалось.
«Он же пришел. Сам пришел! – на лице Джейка расплылась довольная ухмылка. – Из этого можно сделать вывод, что всё не так безнадежно».
Тихий, словно бы через силу, стук в дверь – опознать Алфи в этом стуке мог бы даже идиот. Едва слышный скрип петель.
– Я почему-то не удивлен, знаешь? – негромко сообщил Джейк, не отрывая взгляда от сигареты, тлеющей в пальцах. Ему не хватало духу обернуться и посмотреть в несчастные голубые глазки, которые у обиженного Стоукса обычно прилагались в качестве неотъемлемого атрибута. – Значит, жив и здоров? А говоришь – «сверхчувствительность».
Ответом ему были тихий щелчок закрывающейся двери.
– Ну, не всё же нам колоться и трахаться. Поговорить не хочешь?
Он не сразу уловил резкое движение справа от себя. Окно закрылось с глухим стуком. Джейк оторопело разглядывал лежащую поверх рамы кисть руки – смуглую, крупную, двести процентов не принадлежащую Алфи, – после чего перевел взгляд на нечеткий силуэт, видневшийся в отражении стекла.
– Блэкстоун…
– Он самый.
Повернувшись к нему и только собираясь замахнуться, Форестер тут же получил мощный удар в челюсть. Бил Винсент резко, точно и с силой – сразу чувствовалась работа профессионала.
– Да, Джейки. Давай поговорим, – безмятежно проговорил он, заламывая Джейку руку и буквально впечатывая в стену рядом с окнами.
– Какого хрена ты делаешь?! – невнятно прохрипел Джейк, пытаясь вырваться. Но не тут-то было – захват оказался не менее техничным и отработанным, чем удар.
– Проповеди читаю, – тихо процедил Блэкстоун в ответ, и тут же крайне проповедническим тоном добавил:
– Нехорошо обращаться с человеком как с вещью, Джейки!
– Пошел ты…
– … но если ты базируешь отношения на почве собственности… – Джейку показалось, что он слышит хруст. Боль в плече становилась сильнее. – Ты посягнул на мою собственность.
– Что-то не заметил нигде клейма с твоими инициалами… – прошипел Джейк, морщась от боли. – А смотрел очень внимательно. Со всех, так сказать, ракурсов… твою ма-а-ать!!!
– Да оставьте вы в покое мою мать, я при всем желании не вспомню, как ее зовут, – бесстрастно поведал Блэкстоун, чуть ослабляя хватку. – Ну что ты как девочка? Подумаешь – вывих плечевого сустава. Это еще слишком далеко от слова «боль»… – уже чуть ли не обнимая парня, он склонился к его уху и свистящим шепотом спросил:
– Ты боишься боли, Джейки? Если да, то насколько сильно? – от горячего дыхания и пугающих бархатистых интонаций его голоса у Джейка по коже пошли противные мурашки. К дикой боли в плече внезапно добавилась зудящая боль в шее.
– Мастер класс. Вот как нужно инъекции делать, уебище ты криворукое.
– Ч-что это? – дрожащим, неестественно высоким голосом спросил Форестер.
– Действительно, что же это такое? – издевательски передразнил Винсент. – Столько злости, наглости было во взгляде… а так быстро ломаешься. Смотреть противно! – с этими словами он оттолкнул его. Джейк рухнул на пол, содрав ладони о ворс ковра. – Ты помнишь, что я говорил тебе о виктимности?
– Д-да, – выдавил Джейк, пытаясь принять вертикальное положение и внимательно следя за каждым движением мужчины.
– Отсюда неизбежный вывод: в своих бедах ты виноват сам. Так что только и остается, что заплатить по счетам.
– Что ты хочешь от меня, Блэкстоун? Чтобы я не виделся с Алфи? У тебя на него прав никак не больше, чем у меня…
Очередной удар по лицу. Сильный, но наотмашь – чтобы не вырубить.
– У тебя на него никаких прав, а у него на тебя никаких видов, – все тем же картонным голосом отчеканил Блэкстоун.
Что-то с ним определенно было не так. Джейк хорошо запомнил их первую встречу, и эта встреча определенно была с другим человеком. Выразительная мимика, живость и резкость интонаций, раздражающая эксцентричность поведения – всё это отсутствовало сейчас.
Однако выводы на интуитивном уровне не слишком поспособствовали инстинкту самосохранения, поэтому Джейк упорно продолжал играть с огнем.
– Откуда ты знаешь? Может быть, подсознательно он хотел именно этого… – тыльной стороной ладони он вытер кровь с разбитых, явственно опухающих губ. – Я, черт дери, знаю Стоукса много лет. Ему нравится, когда решают за него. Он чувствует себя в безопасности, когда на него давят.
– Алфи ненавидит, когда на него давят, – Блэкстоун презрительно усмехнулся. – Ты просто слишком тупой, чтобы заметить все его ужимки и манипуляции.
– Ты считаешь? Но я же хорошо просчитал все его действия. Очень даже хорошо.
– Умора, Джейки, – сухой смешок. – В цивилизованном обществе данный метод просчитывать действия получил название «шантаж».
– Не сильно долго он и ломался. Один раз шлюха – всегда шлюха…
Скользнув рукой по волосам Джейка, Винсент с силой оттянул их назад, заставляя его зашипеть сквозь зубы.
– Лучше бы тебе заткнуться. Хотя… при любом раскладе приятного будет мало.
Он и сам уже чувствовал, что его начало мутить, а по коже ленивыми волнами расползался озноб.
– Что за дерьмо ты мне вколол?
– Ну-у-у… спорный вопрос, – Блэкстоун выразительно хрустнул пальцами. – Я взял ампулу трипторелина… потом взял ампулу эфедрина… потом еще какую-то херню… ну, короче – вуаля! Точно не скажу, что получилось, но рассчитано на очень высокую метаболизацию…
– Я, по-твоему, что-то понял?!
– Ну, нет так нет. Хватит болтать – перейдем же от слов к делу! – сахарный тон, которым было сказано это «к делу», сам по себе внушал ужас, а уж в сочетании со взглядом, усмешкой и прочими демоническими аксессуарами…
«Боже… да это всё блеф… он же не…» – мысли путались, становясь все более паническими. Тем временем Блэкстоун перевернул его спиной к себе. Так как Джейк сосредоточился на том, чтобы не вопить от боли в руке, он не сразу понял, что с ним сделали. Руки сковало что-то холодное, металлическое – не нужно было много ума, чтобы догадаться.
– Это еще что за приколы?
– Это не приколы. И даже не привет из сексшопа. Качественные полицейские наручники, с жесткими кромками и крепким замком. Мечта любого мазохиста.
Он развернулся к Блэкстоуну, жалея, что не может ему врезать.
– Ты вообще больной. Чокнутый!
– Разумеется. Оцени объективно, насколько ты попал – облегчишь себе восприятие фактической реальности.
Форестер чувствовал, что готов рухнуть на пол и биться в истерике. От того, что ему было страшно, и от того, что Блэкстоун это прекрасно понимал.
Плавным жестом Винсент сгреб его за воротник и притянул ближе к себе, не сводя с него изучающего взгляда.
– Боль. Беспомощность. Все правильно, все предсказуемо, – небрежно проводит пальцем по губам Джейка, после чего смотрит на кровь изучающим взглядом. – Тебе это не идет. А если бы и шло, то я бы расстроился, – с этими словами он медленно слизнул кровь с пальца. – Интересно, Бела Лугоши когда-нибудь хотел выпить человеческой крови?
Джейк поплотнее сжал внезапно задрожавшие губы, великодушно избавив себя от придумывания ответа на бесспорно риторический вопрос.
– То ли ты Дракула, то ли простой смертный, – Блэкстоун словно бы забыл про него, уйдя в свои мысли и от этого выглядя еще более дико. – То ли ты мудрец, которому снится, что он – бабочка… то ли бабочка, которой снится, что она – мудрец… – он толкнул его к стене, замирая напротив все в такой же прострации. – Я – Блэкстоун? Или он – Блэкстоун? Или мы – Блэкстоун? – он врезал кулаком по стене буквально в миллиметрах от лица Джейка. – Кто из нас церебральный глюк?!
– Блэкстоун… ты… ты больной! – дрожащим голосом воскликнул Джейк. – Ты, блядь, чокнутый!
– Это не новость. Нет – это дважды не новость.
Он и сам не понял, как так получилось, что пол вдруг стремительно приблизился и больно поприветствовал вывихнутое плечо. Со стоном Джейк рухнул на живот и понял, что встать самому теперь будет весьма затруднительно.
– О, спасибо, что напомнил, – со смешком поблагодарил Винсент, опускаясь рядом и пресекая эти самые попытки встать. – Я все время забываю о главном…
Паника Джейка достигла наивысшей точки, когда чужая рука без особых церемоний прошла у него под животом. Он скорее даже ощутил, нежели услышал звук расстегнувшейся молнии.
– Что… что ты делаешь? – неестественно высоким голоском осведомился он.
– Я? Я просто хочу тебя уничтожить. Мучительно, поэтапно, – голос Блэкстоуна почти окончательно превратился в шипение. – То, чего ты заслуживаешь, ублюдок.
Уткнувшись лбом в половицы, Джейк чуть ли не до крови прикусил губу. Он уже понимал, что сейчас произойдет, и от этого хотелось вопить в голос. От вколотой ему дряни любое прикосновение раздражало кожу, вызывая желание содрать с себя эту кожу ногтями.
– И ссылаясь в очередной раз на виктимность… – снова шепот возле самого уха, – …я тоже всегда могу сказать, что ты хотел этого. Сам виноват.
В этот раз крик не удалось удержать никакими силами, кровь из прокушенной губы снова заструилась вдоль подбородка, капая на пол, усиливая тошноту своим приторно-металлическим запахом…
– Лучше терпи молча, ублюдок, – ему грубо зажали рот рукой. – Алфи наверняка так и делал.
Джейк чувствовал, как с каждым движением Блэкстоуна образовывался очередной разрыв внутренних тканей. Боль была дикой, его буквально выворачивало наизнанку от действия всех вколотых препаратов, по лицу струился пот, вперемешку со слезами капая с кончика носа. Руки, заведенные за спину и скованные наручниками, сводили судороги. Вскоре он не выдержал и рухнул щекой в лужицу собственной крови, капающей с опухших губ, уже почти рыдая от боли и унижения.
Сложно было сказать, когда именно это закончилось – Джейк окончательно потерял ощущение времени и отчасти пространства. Разум соизволил немного проясниться только когда с него сняли наручники и перевернули на спину. Рядом на полу с невозмутимым видом восседал Блэкстоун, дымящий его же сигаретой.
– Не то чтобы я решил тебя пожалеть… просто ты сейчас окончательно превратишься в студень, и так никуда не убежишь.
– Пожалуйста… Пожалуйста, хватит… – хрипло выдавил Форестер, смаргивая слезы.
– Что, так быстро? – разочарованный вздох. – Почему-то самоуверенные засранцы вроде тебя всегда быстро ломаются. Это даже неинтересно.
– Пожалуйста…
– Увы, ты у нас особенный засранец, Джейки, – сухо сообщил Блэкстоун. В другой его руке тускло блеснул нож с широким клинком, вызвавший у незадачливой жертвы новую порцию скулежа. – Мне недостаточно уничтожить тебя психологически. Я хочу уничтожить тебя полностью.
Неторопливо Винсент распорол ножом ткань футболки и провел указательным пальцем вдоль левого нижнего ребра.
– К слову сказать, много ранее открытые операции на сердце делались только с переломом ребер. Но это долго и утомительно, – он приставил острие ножа к солнечному сплетению юноши. – Мы просто сделаем надрез под диафрагмой.
Джейк дернулся и сдавленно захрипел, когда нож вспорол мышечную ткань вдоль линии ребра. Кровь из раны вырывалась толчками, дышать становилось всё труднее. Счет шел на секунды.
– Долго и мучительно – это банально. А потому дальше что? Дальше ничего, – с этими словами Блэкстоун вогнал в него нож на всю длину клинка и резко провернул.
Кровь была повсюду – на полу, на коже, во рту, перед глазами. Грудь сдавило. От дикой боли и нехватки кислорода Форестер уже ничего не соображал.
«Джейки, все пройдет. Даже жизнь проходит, а это самая тяжелая болезнь…»
«Вылечился», – была последняя его связная мысль.
11 сентября, 2002 год
– В кого ты такой криворукий? – поинтересовался я, без особых трудностей завязывая галстук Блэкстоуна.
– Сам в себя, наверное, – ничего не выражающим голосом отозвался Винс. Даже в полумраке я вижу, что взгляд у него болезненно-тоскливый. – На тебя это не похоже.
– Что именно? – зачем-то уточняю, рассеянно теребя рукав безнадежно большой мне рубашки.
– Ты не спрашиваешь, куда я иду и зачем это делаю.
– А ты не захочешь этого говорить.
– Не захочу. Но ведь должен сказать.
– Ты мне ничего не должен! – раздраженно откликаюсь я, отворачиваясь. Он подходит ко мне сзади и, обняв, целует в висок. Мне не нужно смотреть на него, чтобы чувствовать обреченность в жестах и действиях. И эта обреченность пугает и злит меня.
– Я знал, что так будет. Но не хотел верить в это… Просто хотел быть с тобой, – злит и его надтреснутый шепот. Хочется плакать, кричать и вообще корчить из себя истеричку из мексиканских сериалов.
– Уже ничего не изменишь. И ни к чему мне твои дерьмовые оправдания!
– Да пойми же ты! – Винс разворачивает меня к себе. – Я должен держаться от тебя подальше… Привычка убивать людей – вовсе не милая причуда!
– Да брехня это всё, Блэкстоун. Феерическая такая, прямо как твой идиотизм!
– Не понимаешь…
– Не хочу понимать. Не собираюсь понимать! На хуй логику!
– Событие века – Альфред О’Нил посылает на хуй логику; то единственное, во что безоговорочно верил, – он тяжело вздохнул. – Скоро к тебе вернется способность трезво мыслить… Стоит только переспать с этим.
– Я уже однажды переспал с тобой, так до сих пор расхлебываю.
А за этот горький смех хочется огреть его чем-нибудь тяжелым.
– Прости меня, Алфи. Прости.
– Не нужны мне твои извинения. Можешь оставить их для кого-нибудь другого.
– Я…
– Я не хочу этого слышать! – все же сорвался я, высвобождаясь из его рук. – Заткнись и отчаливай по-английски!
Снова отвернувшись, я закусил губу, чтобы не сказать что-то еще более грубое – хватит уж с Блэкстоуна счастья. И с меня тоже…
Но через несколько секунд он снова прижимает меня к себе, утыкаясь лбом в мои волосы и глухо шепча:
– Ты сейчас просто ломаешь на куски то, что от меня осталось. И все равно… Я. Тебя. Люблю.
Глаза защипало… Я глубоко вдохнул, пытаясь найти в себе силы еще хоть на пару фраз.
– Уходи, Винс.
Еще целую вечность он размыкал руки, шел, шел, шел… А я всю эту лимитную вечность давил подступающие слезы.
Он вернется. Ну конечно, он вернется. Всегда возвращается. Он должен!..
А я не должен реветь. Как бы сильна ни была боль, я не должен опошлять ее слезливыми стенаниями, как в дешевом романе.
Он вернется… но для этого мне предстоит сделать еще кое-что. И до той поры рано ставить многоточие.
====== Postscriptum ======
Любовь вожделеет, страх избегает. Этим объясняется, что нельзя быть совместно любимым и почитаемым, по крайней мере одновременно, для одного и того же человека. Ибо почитающий признает власть, т. е. боится ее: его состояние есть почитание, как честь, покоящаяся на страхе. Любовь же не признает никакой власти, ничего разъединяющего, отделяющего, возвышающего и подчиняющего.
9 октября, 2002 год. Беркли, штат Калифорния
– Кое-что забыла тебе отдать, – Пейдж положила на край стола немаленькую такую кипу макулатуры. Винс кивнул, даже не думая о том, чтобы взять в руки эту гадость – разглядывать развернувшееся на экране действо «режим ожидания» было куда как более интересно. Но замершая возле его стола Пейдж, видимо, всем своим существом стремилась увидеть хоть какую-то реакцию.
– О’кей, Пейдж. Я тебя услышал.
– Я могу ручаться за обратное. Винс, что происходит?
– Ничего не происходит. Всё в порядке, – заверил Винс максимально ровным голосом.
«Ничего не происходит. Всё в порядке… да. Просто я чувствую себя немного… трупом».
– Какого хрена ты меня убеждаешь, что всё в порядке, если даже не в состоянии терроризировать Пола своими выходками?
Может быть, Пол бы и заметил, если бы не старался встречаться с ним по возможности реже. Ибо нечего было читать впечатлительному братцу лекцию на тему «Гомосексуальность в лицах».
– На Поле свет клином не сошелся. Да и вообще… Он, наверное, отчеты мои смотрел невнимательно. Вот и не нашел, к чему придраться.
Пытаясь изобразить трудовой энтузиазм, Винс все же взял принесенные документы.
– За август? Ну, знаешь… Надо было постараться забыть…
– Также надо было постараться не заметить отсутствие августовской документации! Блэкстоун, да ты сам на себя не похож!
– Извини, я с утра не успел побриться.
– Очень смешно, – раздраженно парировала Пейдж. – Послушай, Винс, к чему делать проблему из…
– Заткнись, – резко оборвал Винсент. – Помолчи и не заставляй меня наконец-то ударить женщину.
– Боже, да что за идиотизм?! – стуча каблуками, Пейдж метнулась к выходу из кабинета. Уже держась за ручку двери, она обернулась и сказала:
– Блэкстоун, уж лучше будь просто геем, чем геем-страдальцем! Смотреть на тебя, кретина, тошно!
И ушла, хлопнув дверью. Отшвырнув от себя листы бумаги, Блэкстоун встал из-за стола и, стараясь не запустить чем-нибудь в стену, принялся симулировать изучение мокрого асфальта за окном.
«Быть мной куда более тошно, чем на меня смотреть…»
Небо было унылого серого цвета, столь чудно гармонирующего с асфальтом и настроением. Дождь стабильно поливал с самого утра, все гладкие поверхности были в мелкую водяную крапинку, словно бы прослезившись от умиления чудесной погодой.
Осень. Ее классические вариации тлеют в адском пламени опадающей листвы. Двадцать восемь осенних дней проведены в этом адском антураже.
«Я – опавший лист, – меланхолично подумал Винс, в мыслях летя вместе с желтеньким листочком под ласковые колеса джипа. – Оторванный от родного дерева лист, летящий в пропасть и неотвратимо гниющий с каждой секундой…»
Алфи бы невероятно польстило сравнение с деревом, сомнений на этот счет даже не возникло. Обозвал бы в ответ дубовой башкой и еще битых полчаса цедил бы яд сквозь зубы. Ностальгия…
Стеклопластик в ответ на скребущие по нему ногти отозвался жалобным скрежетом.
«Как я мог стать настолько зависимым от кого-то? Как я могу не испытывать отвращения к этой зависимости?»
Привычная жизнь никогда не казалась до такой степени неправильной. Хотя, о какой привычной жизни может идти речь, когда, просыпаясь по четыре раза за ночь, ты не можешь понять, почему в постели один; не можешь сжать пальцы чужой руки, теплой во время сна и холодной большую часть остального времени…
Потом вспоминаешь – это твоя жизнь, детка, ты встал на привычную колею… и в состоянии сомнамбулы куришь очередную последнюю сигарету.
На поставку разумом очевидных и болезненных мыслей наложено эмбарго. А в голове в унисон с пульсом бьется только лишь слабая, близкая к безразличию надежда пережить это сумасшествие, именуемое любовью.
«Нет смысла, Блэкстоун. Нет смысла в таких отношениях. Это тупик!»
Ни к чему было Алфи гробить свою жизнь рядом с психом. Его жизнь открывала куда более заманчивые перспективы, нежели роль эмоционального аркана.
«А потому-то я всё еще здесь», – мрачно подумал Винс, нащупывая в кармане сигареты и пытаясь выбрать между вероломным закуриванием кабинета и тихим перекуром в окне, под дождевой водичкой.
«Позлить Пейдж, или же предаться пафосу?»
Спустя несколько секунд он понял, что тупо разглядывает настойчиво звонящий телефон. Потом, закатив глаза, взял-таки трубку.
– Блэкстоун.
– Да? А я думал – Том Круз, – послышался в трубке ядовитый голос Сэма.
– Сэм.
«Вот, блядь, и мамочка…»
– Верно, Блэки! Рад, что ты еще помнишь мой нежный, страстный голос!
– Какой, прости, голос? – вяло переспросил Винс, не имея даже особого желания язвить.
– По сценарию сейчас ты уничтожаешь меня своим сарказмом, разве нет? Впрочем, в свете последних событий мы сценарий несколько изменим. Так что бросай свое позорное дело и езжай домой. Я скоро к тебе приеду. И будет у нас долгий, нудный разговор – как у отца с сыном, так сказать.
– Эм…
– Живо! – рявкнул Верджер и отключился.
«Сопротивление бесполезно», – пожав плечами, Винс вышел из кабинета, закрывая его под прицелом опасливых взглядов. Сотрудники уже поняли, что Блэкстоун в глобально плохом настроении и старались не контактировать с ним без особой надобности.
Двадцать минут спустя он уже сидел в гостиной, меланхолично пуская дым в потолок. Сэм появился почти сразу же после него и теперь стоял в паре футов от дивана, скрестив руки на груди и сердито взирая на него сверху вниз.
– Итак, какого хрена ты перестал принимать лекарства?
– А смысл в них? – не отрывая взгляда от штукатурки, отозвался Винс. – Разницы никакой – что с тримипрамином, что без него.
– Да это ты так думаешь, идиот несчастный! – в последний раз Сэм так орал на него лет этак пять-семь назад.
– Таблетки не сделают меня нормальным, Сэм. Диссоциативные расстройства не лечатся.
– У тебя бы нервная система выдерживала, если бы ты принимал хоть через раз! Придурок… – тяжело вздохнув, Верджер зарылся пальцами в волосы, пытаясь их пригладить. – Виктор сказал, что ты снова взял у него рецепт на тримипрамин. Сейчас принимаешь?
– Сейчас принимаю…
– Хоть какой-то здравый смысл появляется в твоих поступках, какое счастье! Тогда спокойно воспримешь последствия своей безалаберности.
– Не читай мне лекций о том, как тебе тяжело пришлось в процессе общения с полицией Сан-Франциско.
– О чём ты, Винс? – картинно удивился Сэм. – Я же ничего не знал о твоих фокусах! Только о двойном убийстве, которое пытались повесить на моего племянника, небезызвестного тебе Альфреда О’Нила
– Что?! – Винс выпрямился, туша сигарету в пепельнице и нервно сцепляя руки в замок. – Что с ним?
– Боже ты мой, сколько экспрессии… Неужто белобрысый шкет с монструозным характером и пальцами пианиста – единственное, что тебя сейчас волнует?
– Верджер, не буди во мне всё, что в теории можно разбудить, – свистящим шепотом попросил Блэкстоун. Сэм мгновенно растерял весь боевой настрой и опустился рядом с ним, осторожно приобняв за плечи.
– А вот этого не надо. Нормально всё с твоим мелким. Хотя, когда я его нашел, парень был в ужасном психическом и физическом состоянии. С трудом удалось запихнуть эту упертую мелочь в диспансер.
– В диспансер? Зачем?
– Насколько я помню ту кучу умных и страшных слов, у него пониженная толерантность и что-то там еще. Наркотики вызвали сильную интоксикацию организма, дело шло к осложнениям. Полежал две недельки под капельницей и вышел, не переживай.
– Да какого хрена там произошло?
– Помнишь Викторио, парня из борделя?
Винсент дернул головой в знак согласия.
– Найден мертвым в своей квартире. На месте происшествия были обнаружены предсмертная записка и капсулы с препаратом барбитурной группы, имеющим фабричное название «секонал».
– И что? Как самоубийство этого придурка связано с… Форестером?
– Всё та же следователь Хаммонд заподозрила Альфреда в убийстве то ли Форестера, то ли Руиса, то ли вообще обоих, – Сэм усмехнулся. – Отдам должное: девчонка хорошо делала свою работу. Только вот копала не в том месте. Если бы не я, то пошел бы пацан в колонию бодрым шагом.
– Ты же сказал «самоубийство»… – у Винса словно бы онемели губы, он с трудом выдавил из себя предложение.
– Да уж. Графологи подтвердили совпадение почерка, рецепт на секонал у Руиса имелся. Сам бы не поверил, если бы лично от Алфи не узнал, что это он отравил своего поклонничка и подделал записку…
– Да это же полный бред! – уверенно заявил Блэкстоун. – Алфи не смог бы… да зачем ему это?!
– …подделал записку, в которой от имени Викторио признается в убийстве Форестера на почве ревности. Задницу твою он спасти хотел, вот зачем! И это притом, что ты бросил парня одного, в ужасном состоянии, и сидишь в своем дурацком офисе, притворяясь комнатным растением на желтом подоконнике психушки!
– Вот идиот-то… – дрожащими пальцами Винсент вытащил из пачки очередную сигарету, которую, впрочем, тут же отобрал Сэм. – Я даже не ожидал от него такой глупости! Я же верил в его гребаное благоразумие!
– Ну а что тебе не нравится? Он, можно сказать, гений – так искусно подделать чужой почерк, подмешать снотворного… а уж своими намеками провести следователя по удачному для вас обоих пути… Никто не удосужился сверить оставленные тобой отпечатки с отпечатками Викторио, пока она отрывалась за счет Алфи… С ума сойти! И это за считанные сутки, в полуживом состоянии!
– Ты, того и гляди, из штанов выпрыгнешь от восторга, – Винс чуть ли не зарычал от раздражения, когда у него отобрали очередную сигарету.
– Еще бы! Просто чудо, а не мальчик, прямо гордость берет. Да вот беда: втюрился в болвана, который его бросил на произвол судьбы и с видом страдальца прокуривает свое холостяцкое жилище.
– Слушай, на что ты всё намекаешь? Не надо делать из наших с ним отношений мыльную оперу с трагическим уклоном, – судя по всему, Сэму надоело смотреть, как он пытается закурить, в результате чего пачка сигарет оказалась вне зоны досягаемости. – Я уверен, Алфи понимает причины такого поступка. И…
– И что?
– И он прекрасно сможет обойтись и без меня.
Сэм усмехнулся и покачал головой.
– А ты сможешь без него?
– Раньше же как-то жил, нет? – разглядывая ворс ковра, отозвался Блэкстоун, нервно теребя край рукава. – Вот и сейчас так же.
– Как мило! Мой малыш дорос до самопожертвования, – язвительно порадовался Сэм. – Хотя, знаешь, Блэкстоун… А ведь ни хрена подобного. Ты идешь на поводу у – смешно сказать! – моральных принципов, пытаясь заглушить голосок своей внезапно проснувшейся совести. А то, что Алфи не горит особым желанием обходиться без тебя, ваше величество не колышет?
– Хватит! – раздраженно воскликнул Винс, сбрасывая его руку с плеч. – Ты просто не представляешь… Я хотел убить его. Я потом в мельчайших подробностях вспомнил, как собирался это сделать… Держать на руках мертвеца… все еще теплого, красивого, чуть обагренного кровью, – никак не удавалось унять нервную дрожь, голос становился все более лихорадочным. – Опомнился – а он рядом… Живой, красивый, теплый. Жмется ко мне, доверчиво так, словно бы я весь такой с нимбом и крылышками, ничего плохого не сделавший… Я понимаю, что он – единственное, что есть у меня настоящего по обе стороны сумасшествия. Напитываюсь его теплом, словно бы пытаясь поймать последние его мгновения. И кровь, снова вижу, чую, ощущаю эту гребаную кровь!!!..
Сэм влепил ему увесистую оплеуху. Винс отшатнулся и, снова откинувшись на спинку дивана, нервно засмеялся.
– О, спасибо!
– Не сходи с ума, черт тебя возьми.
– Тебе ли не знать, что сошел десять лет назад? Кому вообще нужно связываться с таким психопатом? Ну, только тебе, но ты ж сам старый маразматик.
– Спасибо большое, конечно, – с сарказмом поблагодарил Верджер, вставая и заходя ему за спину, – но ты сейчас несешь полную херню. Не будь таким бараном, Винс! Ты нужен Алфи. Действительно нужен. Я бы не говорил это, если бы не убедился самолично.
– Он просто не знает…
– Знает. Я тебе больше скажу – он практически догадался; поставил, так сказать, почти точный диагноз. Недаром над книжками ботанел, чудо-мальчик… А я только и сделал, что подтвердил.
– И что?
– И ничего! Ему плевать, насколько у тебя мозги набекрень. Единственное, что его волнует, так это то, как же ты без него галстук завязываешь, бедняжка, – в голосе Сэма проступила жуткая смесь умиления и ехидства. – Черт, это так мило!
– Увольте меня от своих бабских восторгов, миссис Валентайн.
– При условии, что ты возьмешь себя в руки.
– Иди уже отсюда. Надоели мне эти беседы за жизнь.
– Вот вредина-то, а? – невзирая на бурные протесты Блэкстоуна, Сэм растрепал его прическу до плачевного состояния, после чего с чувством выполненного долга направился к выходу. – Ладно, оставляю тебя наедине с собой любимым.
– Верджер, сволочь, сигареты-то отдай! – возмутился Винс, приглаживая волосы.
– Я бы рад, да ты в который раз бросаешь курить!
Без особого успеха запустив в него диванной подушкой, Винс с досадой вытерпел десять секунд злорадного смеха из холла.
