Текст книги "Mascarade (СИ)"
Автор книги: Rex_Noctis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Я потерялся в ощущениях. Ей-богу, меня нет, и я готов подтвердить это хоть под присягой, хоть под пентоталом натрия. Остается только повторять себе, что не должен терять голову… Нужно было уходить, когда предоставлялась такая возможность, а не лежать здесь, готовому кончить от одних лишь прикосновений, словно распоследний девственник, и понимающему, что в очередной раз усложнил себе всё, что только можно.
Я ждал, что он трахнет меня так жестко, чтобы ум за разум заехал. Однако Винсент был так осторожен, что я его чуть ли не возненавидел. Но какой смысл ненавидеть психа, который решил поиграть в романтику? Никакого… тем более, что я сам умоляю этого ненавистного психа не останавливаться.
– Ты слишком много думаешь, – усмехаясь, шепнул Винсент и ускорил темп. Откуда он?..
– Вин… сент… – я кончаю, выдыхая его имя, он склоняется ближе ко мне, практически касаясь моих губ, словно бы желая поймать своими губами финальный стон.
– Зачем? – шепчу я, зная, что он поймет. Винсент тяжело дышит, уткнувшись лбом мне в волосы.
– Ты и сам знаешь, что просто так, – ответил он после минутной паузы. И засмеялся. Тихо так, надтреснуто и немного фальшиво.
– Псих…
– Да, псих.
– Откуда он у тебя? – я коснулся губами короткого шрама на его шее. – Недалеко от артерии, надо же.
– Ножевое ранение, – неохотно ответил Винсент. – Так, юношеские разборки, обычная история…
– Ни фига себе, «обычная история».
– Ничего особенного, – он усмехнулся. – Рана была не слишком серьезной. Швы наложили и отправили на все четыре стороны. Голос, правда, до сих пор хрипит.
Времени было навскидку четыре утра. Бутылку вина мы таки выхлебали в перерывах между сексом и… сексом. Хорошая такая альтернатива пафосным беседам о превратности судьбы.
А вообще… я чувствую себя обманутым. Всё же странно и неприятно осознавать, что лучшую ночь в своей жизни ты провел в роли проститутки. Я хотел продать, а в итоге получил больше, чем стоило бы. И я отнюдь не про пресловутые деньги.
Он внезапно взял меня за руку, прикладывая ее к своему запястью. Как выяснилось, придирчиво сравнивал цвет кожи, который заметно отличался.
– Белоснежка, – снова смешок.
– Эй, с таким же успехом я могу обозвать тебя чертовым ниггером!
– Благодарю, – саркастически протянул Винсент в ответ. – Только тебя мог возмутить безобидный комплимент.
Где тут комплимент-то? Я вложил в свой взгляд всё ехидство, на которое был способен.
– Ты мог бы заметить, что я не люблю комплименты.
– Красивые люди самодовольны, – возразил он скептически.
– Я бы хотел быть самодовольным, – с этими словами я закрыл глаза и сцепил пальцы на груди. – Это помешало бы мне ненавидеть собственное лицо и дало веру, что я весь такой идеальный.
– Для идеального у тебя чересчур мерзкий характер, – протянул Блэкстоун после недолгого молчания. – Нет в мире совершенства. Давай напьемся?
Я мог бы влюбиться в него уже только за эти слова. И это было бы величайшей глупостью с моей стороны.
====== Глава 3. L’essence des choses ======
Комментарий к Глава 3. L'essence des choses (1) l'essence des choses (фр.) – истинная суть вещей
(2) КУЛА – Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса
«Свободный ум» – это холодное слово дает радость в таком состоянии, оно почти греет. Живешь уже вне оков любви и ненависти, вне «да» и «нет», добровольно близким и добровольно далеким, охотнее всего ускользая, убегая, отлетая, улетая снова прочь, снова вверх; чувствуешь себя избалованным, подобно всякому, кто видел под собой огромное множество вещей, – и становишься антиподом тех, кто заботится о вещах, которые его не касаются. И действительно, свободного ума касаются теперь вещи, – и как много вещей! – которые его уже не заботят…
5 июля, 2002 год
– Не верится, что умудрилась пересдать высшую математику на более-менее высокий балл! – бедняжка Фин до сих пор в шоке. Для нас, студентов, профессор Крафт есть худшее, что может случиться с нашей успеваемостью. Более пристрастного и педантичного препода, наверное, не сыскать.
– Один парень с архитектурного факультета грохнулся в обморок, представляешь? Мы всей толпой его в чувство приводили.
– Вполне представляю, – еще бы не представлял – два года общаюсь с экзальтированными особами вроде Шона и Викторио. – Я сам после математики только успокоительным и питаюсь.
– Но сдаешь же! – возмутилась Фиона. – Скажи, дружок, ты хоть раз в жизни был на пересдаче?
Мы с Фин шли домой. Я задумчиво уставился на свое медленно тающее мороженое, норовящее скатиться мне же на руку. Слизнул капельку, грозящую сорваться с края вафельного рожка.
– Не-а, не был.
– Ты вообще человек? – со смешком поинтересовалась она. – А то я за эти два года не раз сомневалась, честно.
– Да ну? И чем же я себя выдал? – улыбнулся я.
– Ну, ты не сгораешь на солнце, не ходишь на вечеринки к однокурсникам, не получаешь неуды, не бегаешь за девчонками, не…
– Все, все! – я замахал руками. – Я понял, что ты считаешь меня этаким неудачным научным экспериментом. Значит так: на солнце я бываю как можно реже, иначе действительно сгорю в два счета. На вечеринки не хожу, ибо не хочется – я интроверт и в какой-то степени мизантроп, сама знаешь. Не получаю неуды потому, что занимаюсь.
– А девчонки? – всё так же весело потребовала Фин.
Черт возьми. Черт возьми! Меня имели во всех мыслимых и немыслимых позах. Чокнутая извращенка Бриджит наряжала развратной школьницей, облачала в вульгарные кожаные тряпки и заставляла «заводить публику», то бишь обжиматься-целоваться с другими парнями. Почему я еще не разучился краснеть?!
– Ну… я не умею общаться с девушками, – осталось лишь неловко улыбнуться.
Ложь – одна из тех вещей, которая удается мне с особой виртуозностью, особенно последние несколько лет. Но однажды любой процесс натыкается на свою системную ошибку. И моя системная ошибка – вот этот искренний человек, которому я безбожно вру.
Во многих отношениях она – как я, только наоборот. Семья у нее тоже как моя, только наоборот. Родители Фионы – типичные простодушные ирландцы, и дочь они воспитывали никак не иначе. К счастью, набожность родителей-христиан она не переняла – будучи отъявленным нигилистом, я не верю в Бога, и общения на такой идеологической почве не вышло бы. Я не люблю набожных людей и одновременно завидую им. Религия – это культ, который порабощает разум; она же и вера, которая дает смысл. Вера, которой у меня нет. Человек не может верить во что-то, если наделен способностью видеть истинную суть вещей и сочетать в себе худшие из глупостей, мудростей и философских учений.
– Ты не похож на мизантропа, Алфи, – Фин покачала головой. – Каждый раз, когда мы с тобой оказываемся в компании… – когда Фиона отрывает меня от очередной книги по социальной психологии, – …ты улыбаешься, шутишь, невольно завладеваешь вниманием всех моих знакомых и друзей. Ты даже моих братьев очаровал, чего уж там!
Сначала я по привычке подумал что-то пошлое. Потом сам от себя обалдел – Джозеф и Симус были старшими братьями Фин и по совместительству жуткими гомофобами. Они действительно поначалу косились на меня так, словно бы я пришел с работы, не переодеваясь.
– У тебя есть харизма, которой ты не стесняешься пользоваться. Знаешь… – Фин перекинула через плечо свои тяжелые огненные кудри и придержала меня за локоть, пока я не прошел мимо поворота. – С тех пор, как мы узнали друг друга получше, мне то и дело казалось, что я наконец поняла тебя, поняла, что ты за человек… Но ты как будто чувствуешь, что кто-то хочет… как бы, разгадать тебя. И меняешься.
На автобусной остановке сидел нелепо выглядящий парень в клетчатых штанах и толстовке, уши которого закрывали большие наушники. Мимо проехала девочка на велосипеде. Я перевел взгляд на полурастаявшее клубничное мороженое. Ни за что и никогда она не узнает, что несколько секунд назад разгадала… если не меня, то, по крайней мере, мой когнитивный стиль.
Оставшиеся полтора квартала мы прошли молча. И только на лестничной клетке Фин снова удержала меня. У нее был такой вид, словно она не решается меня поцеловать… Впрочем, это могло быть относительной правдой.
– Я боюсь, что никогда не смогу разгадать тебя, О’Нил. А ты даже не хочешь мне помочь.
– Извини, – сказав ей это своеобразное «до завтра», я скрылся у себя в квартире.
Это был намек?.. Нет, Фиона никогда не намекает. Хотя, я уже ни в чем не уверен.
Со стороны природы было садизмом наделить меня аналитическими способностями. Я недаром выбрал факультет психологии – искусства как наука кажутся чем-то пошлым, сваями на стройке истории самих себя. Романский стиль я могу отличить от барокко, хорей – от амфибрахия, но разве это что-то дает? Я много знаю, очень много и в очень многих областях. В итоге я – хаслер, пусть и жутко дорогой хаслер… Шлюха. И это был гораздо более осознанный шаг, чем думают Бридж и Тори.
Я начал изучать психологию еще до университета. Это помогает систематизировать свои мысли и поступки. И вот сегодня, сейчас, буквально шурша новенькой упаковочной бумагой, ко мне пришло это чертово понимание. Меня нет…
Меня нет. Я не был в особых ладах с самим собой, поэтому мне захотелось быть всеми и сразу. Свой суррогат богатого, забитого условностями педика я променял на несколько новых суррогатов. Эксцентричный молодой человек, подчиняющий себе всех и вся, подчинившийся, однако, непонятным каким-то чувствам. Смазливый потаскун, развратно отдающий себя каждому, кто хорошо заплатит, подделывающий неподдельную страсть. Нелюдимый студент-отличник, напяливший для конспирации очки с простыми стеклами. Я не знаю, который из них может оказаться мной настоящим, и меня пугает это…
В дверь постучали. И, судя по стуку, это не Фин, не Тори, а…
– Привет, Шон, – я слабо улыбнулся, пропуская блистательного Шона в квартиру и закрывая дверь.
– Привет, радость моя! – с привычной гиперактивностью Шон чмокнул меня в щеку и, подхватив на руки сонного Гектора, решительно устремился в кухню, ожидая традиционную чашку кофе.
С «Шоном» Джошуа Тейлором мы подружились где-то через пару месяцев после нашего своеобразного знакомства. Когда Шон не корчит из себя самодовольного ублюдка, он вполне приятный в общении человек, даже не смотря на эту его показную жеманность. С ним можно как веселиться, так и грузить его своими проблемами; он хоть и редкостное трепло, но выслушать тоже умеет. Их конфликт с Тори – самое забавное, что мне приходилось видеть. Откровенно девчоночий от начала и до конца! Оба яркие, привлекающие к себе внимание, но при этом с противоположными моделями поведения – Шону нравится быть всеобщим любимцем, а Тори попросту плевать на всех, с кем у него нет близких отношений. И, как ни печально, Шон гораздо умнее в жизненном плане. Он думает о том, что будет с ним после борделя, который Викторио упрямо именует клубом.
– Ты сегодня работаешь? – спросил я, засыпая кофейные зерна в кофемашину.
– Ага, – Шон любовно наглаживал Гектора – он у нас еще тот кошатник. – Вот, заскочил к тебе буквально на полчасика.
– О, Тейлор, скажи честно – я просто варю кофе лучше тебя, – фыркнул я, садясь напротив.
– Кофе – единственное, что ты можешь приготовить хорошо, – ехидно парировал Шон. Самое обидное, что так оно и есть – мы с кулинарией абсолютно несовместимы, я едва в состоянии сварить приличные макароны. Приходится питаться готовой едой из ближайшего ресторана.
– Ну, так кофе – это же святое. Ты тоже когда-то был молодым, должен меня понять!
– Хамло малолетнее, – засмеялся Шон, небрежным движением поправляя челку. В нём цепляет именно изящность любого движения, это я заметил почти сразу. Удивительно, но даже будучи пьяным в стельку, он остается грациозным и сохраняет лицо.
Шон играет, но прекрасно осознаёт это. Я же потерялся где-то в антракте между действиями.
– Эй, Синеглазка! Ты чего такой загруженный? – полувозмущенно-полуобеспокоенно спросил мой друг, махнув ладонью у меня перед глазами. Я перехватил его руку и скользнул взглядом по золотому браслету-цепочке с двумя ассиметричными голубыми топазами в тоненькой оправе.
– Блистательный Шон получил новую цацку, – хмыкнул я. В отличие от остальных ребят, мне подарочки от клиентов набили хорошую оскомину. Одеваю я их только на работу.
– Хаффман расщедрился, – жизнерадостно трещал Шон. – У него, вроде как, ты был в фаворе, но ты же сам знаешь этих похотливых козлов…
– Еще бы. Денег дофига, можно перетрахать хоть все бордели Калифорнии. Они же не жену ищут, к чему кому-то отдавать предпочтение?
– Но ведь Блэкстоун отдавал предпочтение тебе, Алфи. Он у нас вообще редко появлялся, а уж чтобы кого-то снять больше раза… Нам всем было интересно: чем же ты его так зацепил?
– Не знаю. Он мне не отчитывался, – раздраженно ответил я. Шон передернул плечами.
– Руис тебя к нему ревновал, – с кривой усмешкой сообщил он. – Это было так откровенно, что даже милый дурачок Гаспар заметил.
– Брось ты ерундой страдать, Шон. Какая ревность? У нас с Тори нет никаких отношений. О, если не считать отношениями то, что он когда-то назвал «полезным дружеским сексом», – я подошел к кухонному шкафчику, чтобы достать чашку.
– Не пудри мне мозги, снежная ты королева, – засмеялся Шон. – Ты ведь не идиот и навряд ли не видишь очевидного: Руис в тебя втрескался. Не всё же ему с Мэттом в долгое динамо играть?
– В любом случае, он получил то, что хотел – полезный дружеский секс. Я слишком эгоистичен и принципиален, чтобы разыгрывать с ним великую любовь.
– Детка, разве ж я предлагаю что-то такое? – он эффектно вскинул бровь. Я поставил перед ним чашку с кофе.
– Пей уже.
– Пусть остынет, – Шон чуть склонил голову на бок, хитро щуря глаза. – Что, заговорил мне зубы и рад?
– Не понимаю, о чем ты.
– Да все ты понимаешь!
Ладно уж, ему вполне можно рассказать то, что не расскажешь Тори или Фин.
– Шон… об этом никто не знает, но я сознательно пришел к Бриджит.
Его серо-голубые глаза изумленно расширились.
– Хм. А я-то думал, что омерзительно красивый и кошмарно умный мальчик потерял в борделе. Но… я не понимаю.
– Я сам не понимал, что передо мной было множество дорог, и просто выбрал ту, которую посчитал самой легкой… И в итоге ошибся, даже заблудился. Не могу понять, где я сейчас.
– Ясно, – медленно протянул Шон. – Ты живешь двойной жизнью и не можешь понять, какая из них – твоя, где ты настоящий.
Я кивнул. На первый взгляд Шон не блистал интеллектом, но позже я понял, насколько этот человек умен в чисто жизненном плане.
– Лапочка моя, – он надул губы, – ты загнул, конечно! Всё в порядке, я сам через это прошел. Мне уже скоро двадцать восемь лет, почти старик… И знаешь, контракт я через полтора года продлевать не собираюсь. Заведу постоянного любовника, ну или любовницу, буду работать по специальности, бухгалтером. Жизнь другая, ты другой! Даже я это понимаю. А вот тебе пример: Викторио, прости Господи, – ни образования, ни мозгов особых. Он так погряз во всей этой бордельной пьесе, что сам начал верить в правдивость своей роли. Куда он пойдет после, когда станет слишком стар для «роли»? Только что в «Полночь», барменом, но лишь потому, что Матушка его любит и непременно пожалеет.
– Пожалуй, ты прав, – я готов был взять что-нибудь тяжелое и дать себе по башке за этот сомневающийся тон.
Проводив Шона, я рухнул на кровать. Кисло воззрился на капсулы, красноречивым напоминанием рассыпанные по всей тумбочке. Уж не знаю, у какого доктора Бридж выцарапывает столько рецептов на секонал. Красные таблеточки обеспечивают восемь часов спокойного сна. М-да… за эти восемь часов я бы лучше что-нибудь почитал, чем глотать наркоту и дрыхнуть без задних ног. Но жить еще хочется, а за круги под глазами и нетоварный вид наша Матушка прибьет без разговоров.
«…Человеческие страсти превращают человека из маленького, незаметного существа в героя, в существо, которое вопреки всем преградам пытается придать смысл собственной жизни. Он хочет быть творцом самого себя, хочет превратить свое неполноценное бытие в полноценное, осмысленное и целеустремленное, позволяющее ему в максимальной мере достигнуть целостности своей личности…» – поведал мне со страниц книги герр Фромм. Что ж, не могу не согласиться… С другой стороны, мне эта целостность личности особо не помогала… Перестав язвить и жалеть себя, я снова уткнулся в книгу, стараясь отвлечься от идиотских, совершенно не нужных мыслей.
«…Ведь и садист – тоже человек и обладает человеческими признаками так же, как и святой. Его можно назвать больным человеком, калекой, уродом, который не смог найти другого способа реализовать данные ему от рождения человеческие качества, – и это будет правильно; его можно также считать человеком, который в поисках блага ступил на неверный путь…»
Я перевернул книгу и с интересом прочел на задней обложке краткую биографию Эриха Фромма – оказалось, что этот «радикальный гуманист» умер двадцать два года назад. Ему бы со мной при жизни познакомиться – здрасьте, я гей-ницшеанец… До тысяча девятьсот восьмидесятого он бы точно не дожил.
– Бла-бла-бла… – я раздраженно отшвырнул «Анатомию человеческой деструктивности». – Миром правят любовь и деструктивность, а конченых уродов не бывает!
Рыжая тушка запрыгнула на диван, требуя к себе срочного внимания. Я рассеянно погладил Гектора и вздохнул. Понятное дело, Фромм неплох, куда лучше Канта. Но… если уж я вспомнил про Винса, то выводить из себя меня будет буквально все.
Он ушел из моей жизни так, что это больше походило на бегство. Оставил записку, которую я какого-то черта не порвал на мелкие клочки, а храню у себя все эти полтора года.
Мне так жаль, что без таблеток я сегодня просто не усну.
15 сентября, 2002 год
– Добрый день, мистер Браун. Элизабет Хаммонд, – Лиз показала мужчине свое удостоверение. – Могу я задать вам пару вопросов?
– Прошу, – мистер Браун посторонился, пропуская ее внутрь.– Проходите, располагайтесь.
Лиз опустилась на край дивана, с видом примерной школьницы сложив руки на коленях. Дождавшись, когда Браун сядет в кресло напротив, она спросила:
– Итак, мистер Браун, вы работали в тот день, когда был убит постоялец отеля, верно?
– Да… того молодого человека звали Джейсон Мур, если я не ошибаюсь.
Лиз кивнула. В кармане трупа были обнаружены документы на имя Джейсона Мура, которые оказались липовыми. Настоящие же были найдены при обыске номера.
– Меня интересует человек, который приходил к мистеру Муру тем вечером.
– Он представился Альфредом О’Нилом.
– Как он выглядел?
– Хм… сами понимаете, мисс Хаммонд, я его не разглядывал. Могу сказать, что он ростом где-то шесть футов, смуглый, волосы и глаза темные.
– Ясно… приходил ли он к мистеру Муру до этого?
– Может быть, но в мое дежурство никакого О’Нила не было.
– Вот как… Пожалуй, это все, что меня интересовало. Всего доброго, мистер Браун.
Сев в машину, Лиз положила руку на руль и задумчиво забарабанила по нему пальцами. Ни одной разумной версии в голову не шло… Интуиция упорно молчала, имея гадкое свойство вопить лишь в крайних случаях.
В борделе Форестер назвался своим именем, а в отеле – фальшивым…
В поисках новых идей Лиз просмотрела досье, собранное на Форестера. Девятнадцатого августа ему исполнилось двадцать один. Приехал из Англии, Лондон. Выпускник Итонского колледжа, в феврале этого года был отчислен со второго курса Кембриджского университета как неуспевающий. Примерно в это же время Форестер-старший попал в аварию, управляя автомобилем в нетрезвом виде; скончался в реанимации несколько часов спустя. Но сынок горевал не слишком долго, принявшись за отцовское наследство – несколько раз он был задержан за нарушение общественного порядка, находясь при этом в состоянии алкогольного или же наркотического опьянения…
«Он мог задолжать местным наркодилерам? Нет, навряд ли… Его бы попросту застрелили, да и денег на наркотики у него достаточно… Эта версия лишена смысла», – решила Лиз, машинально сминая уголок листа между большим и указательным пальцем.
Новых версий по-прежнему не было, только лишь очевидная мысль. Все дороги так или иначе вели к вдовствующей королеве бордельного короля, Бриджит Фонтэйн.
7 июля, 2002 год
Сама того не зная, следователь Хаммонд была права во многих своих догадках. Да, Джейк Форестер связался с преступниками. Но с преступниками несколько иного рода, никак не с отщепенцами из закоулков Чайнатауна.
Томас Форестер был акционером «Stokes Ltd» и директором одной из посреднических брокерских контор. Новый начальник уж точно не озаботился бы трудоустройством Джейка, а Джейк, в свою очередь, не мог похвастаться особым рвением работать. И при этом было понятно, что денег хватит на несколько лет красивой жизни, но вот дивиденды были не настолько астрономические, насколько хотелось. Требовалось пустить деньги в оборот, но брокерам Джейк в жизни бы не доверился, зная, что даже самые компетентные специалисты ошибаются. И ему в голову не пришло ничего лучше, кроме как заняться незаконной деятельностью.
Сан-Франциско любим представителями «золотой» молодежи вовсе не за красивые пейзажи и мост Золотые Ворота, а за репутацию «города терпимости» – любого раздолбая привлекает возможность сидеть на лужайке в парке Голден Гейт и при полицейских раскуривать косяк марихуаны. Вот Джейк и решил переехать в Америку, продав большую часть недвижимости в Англии.
Без особых сложностей Джейк вышел на Хавьера Гонсалеса, больше известного как Хосе. За двадцать лет Хосе превратил контрабанду в бизнес с баснословной прибылью, импортируя в США все, что в принципе можно было дешево купить, незаконно провезти и перепродать с двойной-тройной наценкой. Также он налаживал тесное сотрудничество с обеспеченными людьми – многие считали, что риск вполне оправдан прибылью; в какой-то степени это было так – у Гонсалеса и его партнеров были годы, чтобы обрабатывать таможенных работников. Дополнительным аргументов было и то, что Хосе никого никогда не кидал, понимая, что это ему не выгодно.
Июль застал Джейка сидящим на заднем сидении автомобиля Хосе, рядом с хозяином этого автомобиля. За рулем сидел водитель-испанец по имени Мигель – Хосе был еще тем алкоголиком и не садился за руль в нетрезвом виде, опасаясь за свою драгоценную жизнь.
– Только не говори, что ты собрался утопить меня в Тихом океане, я даже не написал завещание, – Джейк привычным жестом пригладил светлые волосы, зачесанные назад.
От громкого смеха своего босса Мигель нервно вздрогнул и крепче вцепился в руль.
– Ну, знаешь, ты мне еще пригодишься, – небольшие, почти немигающие черные глаза оценивающе скользнули по натренированной фигуре парня, заставив того занервничать. Джейк если и предпочитал порой мужчин, то не таких старых и страшных. Желательно блондинов.
– В этом плане я тебе точно не пригожусь! Так куда мы едем?
– Мы, Джейки, едем в «Firmament», к приятной во всех отношениях женщине, – охотно сообщил Хосе, с явным весельем наблюдая гримасу на лице Джейка.
«Вот ублюдок! Опять эти его интонации доброго дедушки, который раздает сироткам конфеты!» – Джейк взмолился о скорейшем выходе из машины и воссоединении с сигаретой. Хосе категорически запрещал прокуривать салон своей «малышки». Он непонимающе нахмурился.
– Так ты что, решил нанести визит вежливости какой-то проститутке?
– Проститутка! Это же вдова самого Фонтэйна, Бриджит. Она почти всё время проводит именно в этом клубе.
– У тебя и с ней дела?
– Скорее, преимущественно с ней. Фонтэйн был ушлый малый, а уж Бриджит просто акула. Ей-богу, они были два сапога пара!
– А-а-а… – протянул Джейк. Его больше интересовало другое. – И кто в этом «Небосводе»? Мальчики, девочки?
– А есть разница?
– Несущественная, в несколько дюймов.
– Там самые симпатичные мальчики во всей Калифорнии, – со знанием дела поведал Хосе. – Если ты собрался порезвиться, то учти: Бриджит за своих птенчиков горой стоит, будь то мальчики или девочки. Эскорт идет лишь как одна из дополнительных услуг, так что руки особо не распускай и веди себя с ними прилично.
– О Боже, что за идиот придумал любезничать с подстилками?! – презрительно скривился Джейк, отбивая дробь по пачке «Кента», лежащей в кармане. Гонсалес ухмыльнулся.
– Некоторые из них могут тебя так словесно опустить, что это ты будешь чувствовать себя подстилкой. Там попадаются жуткие интеллектуалы из элитных учебных заведений. Каждый второй знает иностранные языки, две трети заканчивали всякие там консерватории. Одного парня выперли из КУЛА(2), так он у Бриджит по совместительству консультант по юридическим вопросам. Ее модистка, Рамона, училась когда-то на дизайнера, в итоге попала в бордель; теперь шьет шикарные шмотки для птенчиков. Ну, и твой земляк – очаровательный зануда из Итонского колледжа, треть слов которого я обычно впервые слышу.
У Джейка глаза на лоб полезли от таких новостей – в его представлении классический хаслер был тощим смазливым кривлякой с незаконченным средним образованием. Взяв себя в руки, он усмехнулся.
– Он вполне может оказаться и моим одноклассником. Я тоже заканчивал Итон… Ха, а забавно будет увидеть выражение лица этого «птенчика»!
– Пожалуй! – согласился с ним Хосе. – Этого парня еще никому не удавалось вывести из равновесия – до такой степени самоуверен, что ощущаешь себя каким-то ходячим дерьмом…
Мигель проехал по О’Фаррел-стрит, после чего свернул на перекрестке. Через пару минут Джейк уже подкуривал вожделенную сигарету. Он постоянно курил, чтобы не испытывать такую сильную потребность вмазаться чем-нибудь вроде «ангельской пыли».
– Ну, Гонсалес, веди меня в обитель легкодоступных интеллектуалов, – ехидно произнес он, затянувшись в последний раз.
Клуб производил впечатление давящей роскошью вульгарных, гламурно-барочных интерьеров. Мимо проходили симпатичные, вызывающе одетые молодые люди, радушно улыбаясь и махая ручками – один вообще полез к Хосе обниматься, что тот воспринял с должным энтузиазмом.
Наконец, Джейк увидел знаменитую бордельную королеву Бриджит. Выглядела она под стать оформлению: вульгарна, но безбожно красива.
– Кого я вижу! Господин Гонсалес пожаловал! – восторженно воскликнула она, по-свойски расцеловываясь с Хосе, после чего перевела взгляд на Джейка.
– А кто же этот симпатичный молодой человек?
– Джейк Форестер, мадам, – не растерялся Джейк, выскребая из своего арсенала самую обаятельную улыбку, на которую был способен.
– О, Джейк, зови меня Бриджит! – отмахнулась Бриджит от его «мадам».
– Присаживайтесь! Лени, прими заказ!.. – к ним тут же подскочил очаровательный юноша-шатен.
– Добрый вечер, чего желаете? – хорошо поставленным голосом осведомился он. Густо накрашенные зеленые глаза окинули Джейка заинтересованным взглядом.
– Мартини, не слишком много вермута, – небрежно бросил он. Некстати вспомнилось, что вермут любит Алфи, которого он не видел черт знает сколько времени. Поговаривали, что тот всё-таки настоял на своем и отправился в Оксфорд, учиться мозгоправству.
Лени одарил Джейка нежной девчоночьей улыбкой и, получив поощряющую усмешку краем рта, удалился.
«И всё же со Стоуксом он и рядом не стоял. Если уж трахать парня, то хоть красивого», – подумал Джейк, с интересом разглядывая разнообразные типажи. Некоторые были даже красивее упомянутого, но чего-то не хватало, что-то обязательно нарушало общую совершенную картину.
– Ваш заказ, сэр! – он уставился на бокал мартини и изящные смуглые пальцы с по-женски длинными, ухоженными ногтями, поблескивающими лаком на свету. Джейк забрал бокал у молодого человека, который тут же поспешил к оживившемуся Хосе.
– Сеньор Гонсалес, а я-то думал, вы про меня забыли! – обиженным голоском протянул он, заставив Бриджит засмеяться, а Джейка в который раз за вечер поморщиться – у парня был вполне мужской голос, с этими бабскими интонациями звучавший как-то по-идиотски. Да и вообще, он был не в его вкусе – откровенный такой латинос. Разве что глаза красивые, черные и влажно блестящие, словно у щенка. Когда-то у бабушки Джейка был карликовый пинчер с такими же темными, умными глазами.
– Брось клеветать, Вики. Скажи, когда я про тебя забывал? – возмутился Хосе, вызвав у Форестера дикое желание посоветовать ему курсы актерского мастерства.
– Ах, Хосе!..
«Черт, заткнись!» – раздраженно подумал Джейк, снова стуча пальцами по пачке сигарет и стараясь абстрагироваться от утомительной болтовни этого субъекта.
– …А где же твой прелестный белокурый англичанин? – с интересом спросил Хосе, добродушно посмеявшись над какой-то дурацкой репликой Вики.
– О, его и Рика задержали мсье Бернард с другом. Мой Фредди всегда говорит с мсье лишь об искусстве, а я не по этой части, – Вики засмеялся. – А, вон они!
Джейк лениво перевел взгляд в указанном направлении. Там стояли двое мужчин, на фоне которых виднелась хрупкая фигура в узких черных брюках и приталенной, обтягивающей торс голубой рубашке. На спину падали длинные, пепельного оттенка волосы, завитые ломаной спиралью и лежащие локон к локону. Красивые волосы, красивая фигура – наверняка лицо такое же красивое. Идеально прямая осанка, до жути напомнившая…
«Развел вечер воспоминаний, придурок!» – Джейк мысленно дал себе подзатыльник. Альфред Стоукс в роли хаслера – это было нелепицей нелепиц.
Тем временем некий Фредди распрощался со своими собеседниками и направился к своему черномазому приятелю, болтовня которого начала приобретать откровенно пошлый характер.
– Мистер Гонсалес, рад вас видеть! – произнес блондин, на ходу поправив пастельно-голубой шейный платок и улыбаясь поразительно натуральной улыбкой, от которой на щеках заиграли едва заметные ямочки. Джейк шокировано вытаращился на Альфреда.
Подведенные глаза. Влажные от блеска губы. Длинные серьги в ушах.
«Твою мать! Мне это мерещится?!»– вот была единственная мысль по этому поводу.
– Фредди, Джейк утверждает, что вы могли быть одноклассниками! – подлил Хосе масла в огонь. Тут уж Алфи в ужасе уставился на своего бывшего… одноклассника. Боится, не совсем понятно, чего именно, но боится…
Опомнившись, Джейк склонил голову на бок и язвительно заулыбался.
– Надо же, как тесен мир!
– Привет, Джейк, давно не виделись, – холодно отозвался новоиспеченный Фредди, чуть скривив губы и недобро сверкая своими дымчато-голубыми глазами. Наверняка по-прежнему не догадывается, насколько сильно в нём отцовское высокомерие.
Бриджит хмурилась, переводя взгляд с одного на другого. Довольный произведенным эффектом, Джейк встал и, обойдя Алфи, обнял его за талию. Склонившись к светлым волосам, он вдохнул древесный запах одеколона и, почти касаясь губами бриллиантов, сверкавших в мочке уха, спросил:
