Текст книги "Самвел"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

XI. Мачеха

На следующий день в замке Вогакан царило большое оживление. Слуги оделись наряднее обычного; служанки нацепили на себя цветные украшения, и даже евнух Багос облекся в пестрый балахон.

В замке ждали почетного гостя – Саака Партева.

Саак Партев не был чужим этому дому. Мамиконяны доводились ему дядьями. Его отец, Нерсес Великий, был зятем Мамиконянов. Мать Саака – Сандухт, была дочерью Вардана Мамиконяна, дяди Самвела. Отправляясь учиться в Кесарию, Нерсес взял с собой туда жену Сандухт. Там и родился Саак. Спустя три года Сандухт скончалась. Отец ее, Вардан, привез тело Сандухт в Армению и похоронил в фамильной усыпальнице патриаршего дома, в местечке Тил. Потеряв любимую жену, Нерсес недолго оставался в Кесарии. Он отправился в Константинополь для завершения своего образования и там снова женился на дочери греческого вельможи, которую звали Аспионэ.

Самвел рано утром вернулся из Аштишатского монастыря и немедленно известил мать о предстоящем прибытии в замок Саака. Известие это хотя и смутило княгиню, но, скрыв свое недовольство, она приказала приготовиться к приему гостя. Она терпеть не могла весь патриарший род, а Саака в особенности: его высокая знатность колола ей глаза. А на этот раз приезд сына великого армянского первосвященника был особенно некстати, так как в доме Мамиконянов горячо готовились к тайному антиармянскому и антихристианскому заговору.

До обеда оставалось несколько часов.

Зал княгини был разукрашен. Со стенных ниш и ларей сняли шелковые покрывала, чтобы можно было видеть расставленную в них драгоценную утварь. Золото, серебро и медь сверкали во всей красе и роскоши. Изящной работы блюда, тарелки, всевозможные кубки, чаши, пиалы, тонко разрисованные красные и черные кувшины из местной глины – все эти предметы роскоши служили только украшением, и ими никогда не пользовались.

Зал благоухал ароматом роз. Все сиденья, ковры, подушки – все было опрыскано розовой водой. На окнах в громадных вазах стояли букеты свежих цветов.

Княгиня сидела в своем обычном мягком кресле и в раскрытое окно смотрела в раскинувшуюся перед ее взором широкую даль. Отсюда была видна часть скрытой деревьями дороги, ведущей от монастыря Аштишата к замку. Беспокойный взгляд княгини был устремлен именно на дорогу. Она с глубоким волнением ожидала прибытия Саака. Но, вместе с тем, она мечтала о том счастливом дне, когда на этой же дороге покажется ее милый супруг и принесет с собой новое счастье и блеск нового величия.

Возле княгини сидела женщина, которая была гораздо моложе и привлекательнее своей соседки. Невинность и покорность выражало ее лицо, ее розовые губки. Большие черные глаза светились кротостью и бесконечной добротой. На ее лбу сверкал персидский царский знак – полудиск солнца с золотыми лучами. И верно: она была из рода персидских царей – сестра могучего Шапуха, Вормиздухт.

Это была вторая жена Вагана Мамиконяна и мачеха Самвела.

Эта красивая женщина пленила сердце Вагана; она связала отца Самвела и с персидским двором и с персидской верой. И, наконец, Шапух через эту женщину приобрел из нахарарского рода Мамиконянов верного соучастника…

Многоженство в то время было обычным явлением среди нахараров. Имея законную жену, они кроме того, держали и наложниц.

Вормиздухт стала женою Вагана в то время, когда Нерсес Великий, после несчастной гибели Аршакавана[34]34
  Аршакаван – город, основанный царем Аршаком и разгромленный нахарарами.


[Закрыть], помирил царя Аршака с его нахарарами. Но Ваган Мамиконян и Меружан Арцруни не примирились с царем и, отделившись от нахараров, отправились в Тизбон и перешли на сторону персидского царя Шапуха.

Сегодня две хозяйки одной семьи сидели вместе на диване. Вормиздухт – мачеха Самвела, и Тачатуи – его родная мать. То были две непримиримые соперницы, две ревнивые жены, разделявшие любовь общего супруга, две соперницы по знатности происхождения. По обычаям того времени, мать Самвела должна была во всем смиренно уступать царской дочери: мать Самвела была всего только сестрой Меружана Арцруни, а Вормиздухт – сестрой персидского царя. Но обстоятельства сложились так, что все вышло как раз наоборот: мать Самвела, жестокосердная и надменная Арцруни, пользуясь мягким и податливым характером Вормиздухт, не только удержала за собой славу и честь «госпожи над госпожами», но даже сумела подчинить Вормиздухт своему влиянию. Вот почему и сегодня присутствие Вормиздухт почти не было заметно для матери Самвела.

Она продолжала смотреть в окно, на аштишатскую дорогу, не обращая никакого внимания, на Вормиздухт.

Неожиданное появление Саака в Тароне вызвало у нее всевозможные предположения.

«Зачем едет он сюда?.. – размышляла она. – Осматривать свои владения? Что это значит? Этим счастливцам досталось без меча и без крови столь много земель, что они даже не помнят, где находятся эти владения, и никогда их не посещают. Несомненно, его прибытие имеет какую-то скрытую цель!»

Вормиздухт уже начинала томиться. Несколько минут ее занимала веселая ласточка, которая, вспорхнув в открытое окно, щебеча покружилась по обширной зале и затем опустилась на голову большого медного бюста, стоявшего на мраморной поставке. Это был бюст Мамгуна, родоначальника Мамиконянов. С большим любопытством ласточка разглядывала окружающую роскошь и остановила взгляд на двух женщинах, сидевших в раздумье. Неудовлетворенная, она вспорхнула, снова покружилась по зале и с веселым щебетаньем вылетела в окно.

Сегодня Вормиздухт была приглашена в гости к матери Самвела. Она жила в отдельном дворце. Толпа ее служанок, евнухов и рабов составляла четвертую часть всего населения замка. Все они были персы. Отправляя ее в Армению, брат дал ей, кроме богатого приданого, и целый отряд слуг. В приданое получила она доходные поместья, расположенные по правому берегу Тигра, села и поселки у границ Ассирии.

Чтобы рассеять скуку, молодая женщина порой брала лежавшее около нее пышное опахало из павлиньих перьев с ручкой из слоновой кости, обмахивала им свое разгоряченное лицо. В такие моменты браслеты из красного коралла на ее обнаженных руках приятно постукивали. Тачатуи все еще продолжала смотреть в окно, Вормиздухт, чтобы напомнить о своем присутствии, спросила:

– Саак едет сюда один?

– Нет, с ним Месроп, секретарь его отца, – ответила княгиня, оборачиваясь к своей забытой гостье.

– Я Месропа никогда не видела, – сказала Вормиздухт.

– Скоро увидишь: красивый, изящный молодой человек.

Последние слова Тачатуи произнесла особо отмечая. Вормиздухт вспыхнула.

Разговаривали по-персидски.

– Саак тоже красивый молодой человек, – заметила она.

– Он даже красивее Месропа, – добавила Тачатуи с горькой усмешкой.

Вошел Самвел.

– Здравствуй Вормиздухт, здравствуй мать моя, – сказал он и приветливо поцеловал сначала руку матери, а затем Вормиздухт.

Появление Самвела рассеяло тоску Вормиздухт, и ее красивое лицо заметно оживилось.

– Ну, что же, где «твои» гости? – спросила мать с особой интонацией.

Самвел подошел к окну и взглянул на каменные солнечные часы, вделанные рядом с башней.

– Опоздали немного, должны скоро приехать. Теперь я вижу, – сказал он, меняя разговор, – как ты любишь Саака.

– Что же ты видишь? – с тайной досадой спросила мать.

– Вижу, как ты разукрасила зал и как нетерпелива из-за того, что Саак опоздал.

Княгиня засмеялась.

– Знаешь ли, Самвел, скоро к нам пожалуют и другие гости… Отчего ты не сядешь?

Самвел сел напротив Вормиздухт и матери.

– Какие же это гости? – спросил он.

– И ты еще спрашиваешь, Самвел! – упрекнула его мать, точно хотела сделать ему выговор за забывчивость. – Ты же знаешь, вместе с твоим отцом прибудут именитые персидские полководцы: князья Зик и Карен. Нет сомнения, что, проезжая через Тарон, они погостят и у нас в замке.

– Я это знаю, – ответил Самвел и, взяв опахало у мачехи, стал вертеть его в руках. – Но мне кажется, что ты их преждевременно ждешь… Персидские полководцы прибудут не так скоро. До их вступления в пределы Тарона мы еще успеем подобающим образом подготовиться к встрече этих высокочтимых гостей…

Не догадываясь об истинном смысле слов сына, княгиня ответила:

– Конечно, у нас достаточно времени, чтобы приготовиться к встрече гостей. Но ты не знаешь, как бестолковы наши слуги. Сколько им ни приказывай, они все равно забудут, куда что поставить, что откуда взять. Мне всякий раз бывает стыдно, когда я принимаю какого-нибудь именитого человека.

– Но Саак нам не чужой, матушка, он не взыщет.

– Опять ты про Саака, – раздраженно перебила мать. – Я не о нем думаю.

– Да! Забыл… Полководцы Зик и Карен…

– Знаешь ли ты, Самвел, кто такие Зик и Карен и какое внимание им оказывают при дворе Шапуха?

Услышав эти часто повторяемые имена, Вормиздухт по наивности вмешалась в разговор.

– Они просто прислужники моего брата. В моем присутствии они не осмелятся даже сесть.

Самвел признательно взглянул на мачеху.

– Верно, милая Вормиздухт, – сказал он. – Однако, когда низшие слуги персидского двора приезжают к нам, мы не только усаживаем их на самые почетные подушки, но даже сажаем себе на голову…

Слова эти не обидели Вормиздухт, но задели княгиню. Она сердито посмотрела сперва на сына, затем на Вормиздухт.

– Тебя, по-видимому, вовсе не огорчают мои жалобы на бестолковость наших слуг, – сказала она раздраженно. – Сегодня утром я прогнала четырех. Представь себе, мне с большим трудом удалось раздобыть соловья. Я подробно объяснила, где повесить клетку и чем кормить птицу. И что же? Вхожу сегодня в зал и вижу – соловей лежит мертвый. Оказывается, вместо того, чтобы повесить клетку, ее поставили на окно; кошка просунула лапу и задушила несчастную птичку!

– Какое безобразие! – воскликнул Самвел, сочувственно качая головой. – Из-за этого, конечно, стоило прогнать не только четырех, но и всех слуг. А кошку ты наказала?

– Твои насмешки неприличны, Самвел, – заметила мать. – Ты обижаешь Вормиздухт.

Самвел обратился к мачехе:

– Ты очень обижена на меня?

Она, улыбаясь, посмотрела на него из-под длинных ресниц.

– Нисколько! В ваших лесах соловьев сколько угодно!

– Но такие, что поют по целым дням, встречаются очень редко, – сердито заметила Тачатуи. – Ты даже не понимаешь, Вормиздухт, обычаев своей религии и насмешки Самвела тебя не оскорбляют… Это не похвально!..

Вормиздухт покраснела.

О чем же шла речь? Дело в том, что мать Самвела не обладала таким утонченным вкусом, чтобы любить пение соловья. Тут в некоторой мере затронута была религия. В соловье, по верованиям персов, жил добрый дух, и каждый почитатель Зороастра[35]35
  Зороастризм (или маздеизм) – религия древней Персии, получившая название по имени ее создателя Заратуштры (Зороастра). В основе ее лежит дуализм – вера в бога добра и зла.


[Закрыть] считал своим долгом держать у себя в доме соловья, пение которого считалось ежедневным благословением и приносило счастье. Мать Самвела, поместив у себя в доме священную птицу персов, хотела этим показать свои симпатии к персидским верованиям. Это было необходимо, так как она надеялась в скором времени принять у себя в доме полководцев Зика и Карена.

Самвел опять обратился к мачехе:

– А как ты, Вормиздухт, готовишься к приему?

– Никак, – ответила она простодушно.

Она не знала о последних известиях из Тизбона: мать Самвела еще ничего ей не сообщила. Самвел решил проверить, какое впечатление произведут на Вормиздухт эти вести.

– Ты тоже должна готовиться, – сказал Самвел. – Могу тебе сообщить, что тебя ждет очень и очень приятная новость.

Лицо Вормиздухт заранее просияло от радости. Княгиня глазами делала сыну знаки, чтобы он молчал, но Самвел продолжал, будто ничего не замечая:

– Царь Шапух, твой брат, выдал твою младшую сестру за Меружана Арцруни. Они уже выехали из Тизбона вместе с моим отцом и едут в Армению.

– Вот хорошо! – с ликованием воскликнула Вормиздухт, схватив Самвела за руку. – Значит, я скоро увижу сестру?.. Значит, они скоро будут здесь?

– Да, конечно, увидишь свою сестру… и своего нового зятя… Возможно, они скоро будут здесь, – повторил Самвел, не отнимая у возбужденной Вормиздухт своей руки. – И еще одна радостная новость…

– К чему ты ей все это рассказываешь, одумайся, Самвел! – сказала княгиня по-армянски, так как Вормиздухт не знала армянского языка.

– А почему же не рассказать? Разве она не должна знать, что ее супруг и вместе с тем твой супруг и мой отец скоро прибудет? Почему ей не сказать, что ее сестра выходит замуж за Меружана? Зачем делать из этого тайну? – сказал Самвел возмущенно.

– А потому, что она не умнее малого ребенка. То, что она узнает, через минуту станет известно всему замку.

– Ты к ней несправедлива! Правда, у Вормиздухт сердце невинного младенца, но ум толковой женщины.

Хотя Вормиздухт и не понимала этого спора, но все же догадалась, что между матерью и сыном произошла размолвка, и потому сочла нужным вмешаться.

– Не огорчай свою мать, Самвел!

Затем, обратившись к Тачатуи, она спросила:

– Разве ты не рада, что моя сестра выходит замуж за твоего брата?

– Как не рада? – смягчая голос, ответила княгиня, – радость моя безгранична. Не всякому выпадает счастье стать зятем могучего персидского царя.

– Значит, надо благодарить Самвела за то, что он советует мне подготовиться к этой встрече. Я должна оказать царские почести и моей сестре и новому зятю моего брата. Ах, как радостен будет день их прибытия сюда!

При этих словах очаровательное лицо ее стало еще привлекательнее. Но мать Самвела была недовольна: она боялась, как бы сын не зашел слишком далеко в своей откровенности перед Вормиздухт, которую она считала неопытной и неосторожной женщиной.

Все сестры царя Шапуха носили имя Вормиздухт. Как среди древних армян, так и у персов существовал обычай: имена, данные дочерям при рождении, обычно не употреблялись; дочерей звали по имени отца. Отец царя Шапуха был Вормизд, и все его дочери носили имя Вормиздухт, что означает дочь Вормизда.

Дочь армянского царя Санатрука именовалась Сандухт, дочь героя Вардана Мамиконяна – Вардандухт, дочь первосвященника Саака Партева – Саакануйш, дочь Смбата Багратуни – Смбатуи.

Точно так же обе сестры Шапуха, одна из которых была выдана замуж за отца Самвела, Вагана Мамиконяна, а другая за Меружана Арцруни, звались по имени своего отца Вормизда – Вормиздухт.

С целью если не поглотить целиком, то, по крайней мере, подчинить себе Армению, персидский двор придерживался той же политики, что и Византия. Император Валент для привлечения Армении на свою сторону выдал Олимпиаду, свою родственницу, замуж за армянского царя Аршака. Наперекор ему царь Шапух решил выдать замуж двух своих сестер за знатных нахараров царя Аршака – Меружана Арцруни и Вагана Мамиконяна, а затем склонить их на восстание против своего царя.

Наследственным владением рода Арцруни являлся обширный Васпуракан, а нахарарской областью Мамиконянов – Тарон. Васпуракан примыкал к персидским границам со стороны Атропатены, а Тарон – со стороны Ассирии. Замужество двух сестер Шапуха открывало широкие возможности для вступления в Армению через эти две области.

– И еще одна приятная новость, Вормиздухт, – продолжал Самвел, не обращая внимания на недовольство матери: – твоя сестра скоро станет царицей Армении.

– Ах! Что ты говоришь! – воскликнула Вормиздухт и от радости настолько забылась, что вспорхнула, как невинная бабочка, бросилась на шею Самвела и долго не выпускала его из своих объятий, все спрашивая: – Это верно? Верно? Ты не шутишь Самвел?

– Нет, не шучу! Истинная правда!.. Твой брат обещал Меружану армянское царство! – ответил Самвел, высвободившись из ее объятий.

– Ах, как это будет хорошо! – сказала Вормиздухт, хлопая в ладоши. Усевшись на место, она обратилась к матери Самвела:

– Разве это не хорошо?

– Конечно, хорошо, – ответила та, вполне разделял ее ликование.

Самвел встал, несколько раз прошелся по залу и затем, остановившись перед Вормиздухт, сказал:

– Все это очень хорошо, Вормиздухт, но ты еще не знаешь, что Меружану, прежде чем сесть на царский престол, придется совершить немало дел…

– Каких же именно? – с любопытством спросила Вормиздухт.

– Я тебе все расскажу…

Мать снова, сделала знак сыну, чтобы тот замолчал.

– Она должна знать, от этого зависит в будущем успех дела! – сказал Самвел по-армянски. – Почему ты мне запрещаешь?

Он подошел к одному из окон и остановился. Несколько минут он молча смотрел с этой страшной высоты на расстилавшиеся перед ним окрестности. Внизу в глубокой пропасти неистово шумела Арацани. Сжатая теснинами Вахеваханской долины, река, как рассерженный чудовищный змей, извиваясь, билась о скалистое подножье замка. За рекой, на высокой скале, высились развалины древнего города. По преданию, этот город, выстроенный царем Санатруком, был столицей прежних владетелей Тарона – князей Слкуни, и был разрушен предком Мамиконянов – Мамгуном. Величественные развалины этого таинственного города покрылись лесами, а из щелей разрушенных башен выросли вековые дубы. Некогда огонь произвел здесь страшное опустошение, и по этой причине город назывался Мцурк[36]36
  Мцурк – на древнеармянском языке означает пепел.


[Закрыть]. Самвел смотрел на это превращенное в пепел величие, на эту угасшую славу… Он отвел глаза от столь печального зрелища и стал вглядываться вдаль. Вот Аветиац, а на склонах этой священной возвышенности красивая роща, где скрывался славный Глакский монастырь. Еще не умерло предание о хромом демоне, который потайными подземными ходами выносил пепел из монастырских печей и бросал в волны Арацани.[37]37
  Народное предание гласит, что святой Григорий Просветитель покорил всех демонов, а одного из них заставил прислуживать и чистить монастырские печи.


[Закрыть]

В Глакском монастыре погребены все предки Самвела. И мерещится ему, что из заветных могил поднимаются мрачные приведения великих покойников и обращают свои разгневанные лица к замку Вогакан, где теперь гнездится позорная для Мамиконянов измена. С тяжелым чувством отвел Самвел взор от Глакского монастыря и посмотрел направо. Он увидел там Ацяцский эдем: там среди чудесной гущи ясеневых деревьев возвышались вблизи Аштишатского монастыря купола церквей, выстроенных предками Самвела.

И он снова обратился к своей второй матери:

– Подойди сюда, Вормиздухт.

Вормиздухт легкими шагами подбежала и стала возле него в оконной нише. Мать Самвела посмотрела на них с явным неодобрением.

– Сейчас я расскажу тебе, Вормиздухт, что нужно сделать Меружану, прежде чем воссесть на армянский царский престол. И мы должны помогать ему в его начинаниях… в особенности ты, Вормиздухт.

Он протянул руку к ясеневой роще:

– Взгляни, дорогая Вормиздухт, как красиво освещает солнце своими яркими лучами эту рощу. Своей божественной теплотой оно вселяет жизнь в этот чудный рай. Там веет прохладой, и гибкие вершины деревьев, как нежно-зеленые волны, колышутся, вздымаясь, и сливаются с небом. В гуще этих деревьев стоят храмы, построенные Мамиконянами. Сколько сокровищ истощили мои предки, украшая всевозможными драгоценностями священные престолы этих храмов!.. Несколько сот монахов кормятся там нашим хлебом и молятся за души своих благодетелей. А теперь, милая Вормиздухт, мы же, Мамиконяны, сокрушим эти храмы, а на их место воздвигнем персидские капища. Пусть прахом и пеплом покроются эти священные места! Да сгорит эта прекрасная роща и станет пеплом в неугасимом пламени Ормузда[38]38
  Ормузд – бог добра у древних персов.


[Закрыть]! Пусть вместо благоухания христианского ладана и иных благовоний в этих священных местах подымется чад от жертвоприношений магов!.. Пусть умолкнут тоскливые звуки колокола и молитвенного клепала! Пусть на этих чудесных высотах каждое утро при восходе солнца и каждый вечер при его закате будут звенеть литавры и звучать трубы магов! И пусть благочестивый армянский… шинакан, услышав этот призыв, дрожа от страха, поднимется на крышу своего дома, чтобы возносить поклонение восходящему и заходящему светилу. Слышишь, милая Вормиздухт, чего требует твой брат и что должен сделать Меружан, чтобы стать царем Армении?

Но Вормиздухт не слышала его. Она была в каком-то сладостном забвении. Рука ее лежала на плече взволнованного юноши и, прижавшись к нему, упоенная его дыханием, она прислушивалась только к музыке его слов. Всякий раз, когда он делал небольшое движение, указывая на тот или другой предмет, сердце молодой женщины замирало от знойной истомы…

Однако прислушивалась к словам сына княгиня.

– Довольно! – угрожающе воскликнула она.

Голос матери заставил Самвела очнуться от горячего увлечения.

– Насмехаешься, Самвел?! Подумай, о чем ты говоришь, – продолжала она. – Вормиздухт, отойди от него!

– Да почему ты считаешь насмешкой мое воодушевление, дорогая мать? – сказал Самвел, отступая от окна. – Я совершенно не насмехаюсь, я хотел лишь угодить тебе…

Вормиздухт с сожалением отошла от окна, лишившись минутной близости Самвела. Неровными шагами она направилась к двери, не глядя на Тачатуи.

– Куда же ты, Вормиздухт? – спросила княгиня.

– Мне не по себе… голова закружилась… пойду немного отдохну…

Она быстро вышла, забыв свое опахало, лежавшее на диване. Самвел взял его и быстро пошел следом за мачехой. Он догнал ее в прихожей.

– Благодарю, Самвел, – сказала мачеха, взяв от него опахало, и ее грустное лицо снова озарилось радостной улыбкой.

– Ты с нами сегодня обедаешь, не так ли? – спросил Самвел.

– Нет!..

– Саак очень хотел тебя видеть…

– Извинись за меня.

Она вышла. Два черных евнуха ожидали ее у дверей. Они пошли вперед по дороге к ее дворцу.

Вернувшись в зал, Самвел сказал матери:

– Ты обидела Вормиздухт.

– Я не потерплю у себя эту персидскую чувственность!.. – ответила мать.

– Но ты же так любишь все персидское.

– Подумай, Самвел, она ведь жена твоего отца…

– И моя уважаемая мачеха… Если ты еще будешь так непристойно говорить о ней, я немедленно, как она, уйду и больше не приду сюда никогда.

Княгиня ничего не ответила. Угроза сына на нее подействовала. Слезы женщины, особенно матери, в такие минуты являются самым сильным ответом. Она поднесла платок к глазам и начала горько рыдать.

Чрезвычайно взволнованный, потирая от гнева руки, Самвел быстро ходил по залу, не обращая внимания на мать. Он еще чувствовал близость милой женщины, приятное прикосновение пленительной Вормиздухт, в ушах еще звучали ласкающие звуки ее последних слов.

Самвел любил эту юную женщину, которой не было еще и двадцати лет, любил за то, что она не только не захотела играть ту роль, ради которой браг ввел ее в семью Мамиконянов, но даже презирала ее. При персидском дворе занимались главным образом воспитанием мальчиков; девушки же оставались почти без всякого образования и обучались преимущественно развлечениям и придворным церемониям. Это и было причиной того, что они оказывались совершенно непригодными служить орудием в политической борьбе. Они являлись лишь связующим звеном между своими мужьями и царским двором. Сами же не имели никаких убеждений. Длинные объяснения Самвела, высказанные у окна, были не чем иным, как попыткой узнать, как отнесется Вормиздухт к действиям своего брата. Ее, персиянку и язычницу, должны были скорее радовать предстоящие события, но она осталась к ним совершенно равнодушна. И то, что больше должно было интересовать ее, в чем она должна была проявить свое влияние, то именно интересовало родную мать Самвела. Это и возмущало Самвела.

Раздались звуки трубы. Самвел встрепенулся, встрепенулась и его мать. Она вытерла слезы и посмотрела в окно. Самвел подошел к другому окну.

По дороге из Аштишата к замку двигался большой отряд всадников. Их оружие и украшения сверкали на солнце. Когда они приблизились к замку, снова зазвучала труба.

Самвел вышел встречать своего высокородного гостя.