Текст книги "Самвел"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

– Было бы большим позором, – сказал он, – если бы мы, прикрывшись щитами, терпеливо ожидали, когда враги начнут осыпать нас стрелами. Правда, они нас держат в осаде, но нам нетрудно их самих запереть осадой. Силы врага состоят главным образом из пехоты. Достаточно только приказать нашей храброй коннице выйти из стана, и она окружит их со всех сторон.

– Нам нельзя выходить из стана, Хайр Мардпет! – взволнованно сказал Меружан. – Наш самый опасный враг находится как раз в центре нашего стана.

– Какой враг?

– А вот это множество пленных! Они немедленно нападут на нас…

– А где у них оружие?

– Они своими оковами разобьют головы страже.

– Если они попытаются восстать, мы немедленно прикажем перебить всех.

– Перебить всех? Число их не меньше наших воинов.

Хайр Мардпет задумался. Меружан разъяснил свою мысль:

– Перед нами две задачи: во-первых, мы должны сдерживать пленных, чтобы они не восстали против нас, а, во-вторых – драться с вновь явившимся врагом. Поэтому стать на оборону, по крайней мере в начале боя, для нас более выгодно.

Хайр Мардпет остался при своем мнении, но не стал возражать.

Пока в стане Меружана велись споры, князья и нахарары, прибывшие с княгиней Васпуракана, без совещаний, без размышлений, положившись на всевышнего, поцеловали руки матери Меружана, получили ее благословение и разошлись по своим отрядам. При княгине остались лишь телохранители и слуги дома Арцруни и несколько групп вооруженных хадамакертцев, не покидавших ее.

Она сидела на небольшой дорожной тахте, четверо слуг держали над ее головой роскошный балдахин на четырех древках, украшенный кистями из золотых ниток с помпонами. Солнце уже жгло, и зной становился все невыносимее.

Вдруг на шею княгине бросился юный Артавазд и, обняв ее, стал умолять:

– Позволь и мне, матушка, идти с ними… я тоже хочу сражаться.

– Успокойся, дитя мое! – ответила княгиня, нежно касаясь его позолоченного шлема. – Тебе еще рано воевать! Когда, бог даст, возмужаешь, тогда у тебя будет много случаев показать свою отвагу.

На пламенных глазах юноши навернулись слезы.

– Чем я хуже других? – роптал он. – Мне постоянно твердят, что я должен стать мужчиной. Но ведь я не ребенок… Я взрослый!..

Печальные глаза княгини тоже наполнились слезами. «Невинное дитя, – подумала она, – неужели и тебя терзает боль за несчастную родину, неужели и ты чувствуешь, какие злодеяния совершаются в нашей стране?..»

– Будь спокоен, дитя мое! – повторила она, целуя бледное лицо неукротимого юноши, – оставайся со мной! Мы будем здесь молиться и наблюдать, как сражаются другие.

Надутые от недовольства губы Артавазда задрожали. Чуть было он не выдал свою тайну: он хотел сказать, что напрасно его принимают за мальчика, ведь сын княгини, могучий полководец персидских войск, ранен его стрелою. Но он скрыл горячее возмущение своей юной души и остался с княгиней.

Грустный взгляд княгини устремился к персидскому стану, где через, несколько часов должна была решиться участь тысяч пленных. У всех у них были отцы, матери и дети. Тысячи сердец должны были обрадоваться их освобождению; тысячи скорбящих должны были утешиться при их возвращении. При этой мысли добродетельная женщина почувствовала в своей душе нескончаемое блаженство и с сильно бьющимся сердцем стала ожидать окончания боя.

Но в то же время ее опечаленному взору представился раненый сын. Он был болен телом и душой. Что могло его излечить? Что могло смягчить его каменное сердце и очистить его душу, зараженную персидскими пороками и заблуждениями?

О причинах болезни сына у нее еще не было точных сведений. Самвел об этом пока ничего ей не сказал. Ей лишь сообщили, что во время охоты, во время сильной бури в него случайно попала стрела. Об убийстве же князя Мамиконяна она еще ничего не знала.

Рядом с княгиней стоял один из ее послов, бывший в шатре Меружана. Она обратилась к нему:

– Ты хорошо разглядел его, Гурген?

– Как же, княгиня; наш разговор длился около часа. Я все время не спускал с него глаз.

– Он сильно истощен?

– Не особенно. Но был очень бледен.

– Он ничего не спрашивал обо мне?

– Ничего! Совсем!

– А о своей жене, о детях?

– Тоже ничего.

– Каменная душа! – воскликнула исстрадавшаяся мать, горестно качая головой. – Он все предал забвению… От всего отрекся.

Несчастная женщина снова погрузилась в грустные думы; горькие слезы струились из ее печальных глаз.

Она еще раз обратилась к своему верному полководцу, спрашивая:

– Почему ты не отправился, в бой, Гурген, почему остался здесь?

– Я остался, чтобы с моими людьми защищать тебя, княгиня, – ответил старый полководец.

– Ты думаешь, что он посмеет напасть на свою мать?

– В первую очередь он постарается занять эту возвышенность и взять тебя в плен, княгиня. Даю голову на отсечение, если это не так.

– Что же он выиграет, взяв меня в плен?

– Многое, княгиня! Он считает тебя своим самым опасным противником.

Вмешался юный Артавазд.

– Если он осмелится вступить на эту возвышенность, я буду первым, который пустит в него стрелу.

Княгиня обняла разгневанного юношу, охваченного благородным возмущением, и поцеловала его.

Со стороны реки у Нахчевана, как черная туча, приближалась толпа, и чем ближе она подходила, тем все более росла и густела. Выйдя из леса на берег реки, она быстро двигалась в сторону персидского лагеря.

То было громадное войско горцев, легко вооруженное копьями и луками, предводительствуемое Гарегином, князем Рштуникским. Продвинувшись, они остановились на довольно большом расстоянии от персидского стана и укрепились.

Меружан орлиным взором окинул врагов и подумал: «Наступают». Обратившись к одному из соратников, он приказал:

– Передай полководцу Карену, чтобы он направился в эту сторону с несколькими полками храбрых стрелков и копьеносцев со щитами.

Приказ был немедленно выполнен.

В то же время с другой стороны, как налетающий шквал, подгоняемый мощным порывом ветра, который в своем движении сметает все преграды на пути, мчались отряды конницы. Барабанный бой, воинственные крики предшествовали дерзкой атаке. Конница налетела на персидский стан, рассекла его со скоростью молнии. Она пронеслась, внеся сумятицу в ряды персов, и тут же скрылась за ближними холмами.

Меружан посмотрел вслед удаляющимся всадникам.

– Они довольно удачно провели игру, – сказал он улыбаясь. – Хотел бы я знать, кто начальник этих смелых всадников.

– Самвел, – ответили ему.

– Самвел… – повторил Хайр Мардпет, качая многозначительно головой. – Неплохо!.. Он получил от своего отца буланого коня, подарок цари Шапуха. А теперь, сидя на том же коне, поднимает сумятицу в стане персидского царя. Этот конь с белой звездой на лбу был известен как предвестник удачи. Но конь принес удачу не отцу, а сыну…

Появление Самвела действительно сильно взволновало широко раскинувшийся персидский стан.

– А куда же он девался? – спросил Хайр Мардпет.

– Не беспокойся! ответил Меружан. Он снова появится и, быть может, очень скоро.

Меружан продолжал хладнокровно наблюдать за противником поджидая, когда он подойдет ближе. Его быстроногие разведчики с разных сторон доставляла ему донесения о движении врага.

Острый взор его не упустил и того, что Самвел пронесся через ту часть персидского стана, где находились пленные. Это было сделано неспроста. Меружан понял это и немедленно приказал крепко оцепить пленных, чтобы у них не было сообщения с врагом. Но среди людей, окружавших пленных, оказался человек, который медленно расхаживал по их рядам и иногда о чем-то украдкой с ними переговаривался. Опытный глаз мог легко узнать в этом человеке известного скорохода Самвела – Малхаса.

Бой прежде всего начался со стороны дороги на Арташат, где за маленькими холмами прятались сасунцы. Персидских воинов вел Хайр Мардпет. Его свирепый конь дрожал, гнулся под тяжестью колоссального седока, целиком закованного в медь и железо. Противником его оказался князь Сасуна Нерсех. С большим пренебрежением он крикнул Мардпету:

– Сменив обязанность начальника над женской половиной двора цари Аршака, ты, Хайр Мардпет, стал начальником над персидскими воинами! Воистину мне это кажется странным!

– Почему, храбрый Нерсех? – ответил евнух хриплым голосом. – Иногда не вредно переменить роль.

– Но ведь место женоподобного евнуха среди женщин, где царит изнеженность и нет окровавленного оружия.

– Давай попробуем, и ты убедишься, что женоподобный евнух может иметь дело и с храбрыми сасунцами.

При этих словах оба противника, направив тяжелые копья, во весь опор набросились друг на друга. Острие копья Хайр Мардпета задело сбоку панцирь князя Сасунского и, поцарапав, скользнуло мимо. А копье князя Сасунского, ударившись в окованную медью грудь Хайр Мардпета, разбилось вдребезги, точно оно ударилось о скалу. Оруженосец тотчас же подал ему другое копье. Они отъехали друг от друга, чтобы снова напасть.

Войска обеих сторон стояли неподвижно, с нетерпением ожидая окончания единоборства предводителей.

Второе нападение было еще яростней. На этот раз копья обоих противников отскочили, ударившись об их огромные щиты. Но вместо всадников столкнулись их кони, сильно зазвенев своими железными нагрудниками. Конь Хайр Мардпета задрожал, попятился и, став на колени, упал. Пользуясь этим моментом, князь Сасунский направил свое копье прямо к горлу Хайр Мардпета. Но конь евнуха тотчас же поднялся, и копье пронеслось мимо.

Так два могучих противника боролись друг с другом, и оба вышли из боя непобежденными. Князь Сасуна крикнул:

– Я признаю, о Хайр Мардпет, что евнух над женщинами царя Аршака в то же время и храбрый воин.

Начался бой между войсками. Персидские щитоносцы совершали изумительные нападения. Сасунцы из своих длинных луков обдавали их ливнем стрел. Храбрые от рождения горцы дрались с обученным, мужественным врагом. В воздухе нависла густая пыль. Крики людей заглушались, ударами и грохотом оружия и панцирей. Кровь лилась горячими ручьями.

Пока здесь кипел бой, в другой стороне стана под предводительством князя Гарегина бились рштуникцы. Персидскими войсками командовал полководец Карен.

В это время Меружан, окруженный своими телохранителями и соратниками, носился из одного конца стана в другой, наблюдая за ходом боя. Куда бы он ни направлялся, персидские воины, воодушевленные его присутствием, совершали чудеса храбрости.

Он заметил, что войско полководца Карена стало постепенно отступать. Из рядов рштуникцев послышались победные крики. Меружан немедленно погнал своего белого коня в ту сторону и попал под бурю стрел. Велико было его удивление и возмущение, когда он издали заметил старика Арбака, который с копьем в руке, совсем как бодрый юноша, дрался с каким-то персидским военачальником. Меружан обратился к полководцу Карену:

– Вот видишь, Карен, убитый тобою старик Арбак, оказывается, воскрес!

Карен смутился и от стыда не нашелся, что ответить. Меружан напомнил ему об его утреннем вранье, когда он хвастался, будто убил старика Арбака на Княжем острове.

– Задержите этого лгуна! – приказал Меружан, – Полководцу царя царей Персии не подобает быть трусом, а тем более лгуном.

Приказ был немедленно выполнен.

Появление Меружана вдохнуло в персидских воинов новые силы, и они стали с невероятной храбростью теснить разъяренного врага.

В этот момент заклятые враги – Меружан и князь Гарегин – увидели друг друга.

– Меружан! – крикнул князь Гарегин. – Во второй раз несчастные обстоятельства сталкивают нас друг с другом: первый раз в городе Ване, а сейчас у развалин Нахчевана. Ты был здоров, когда приказал убить мою жену и сбежал от меня. Теперь ты болен; не знаю, как ты поступишь со мной.

– Сейчас увидишь, – ответил Меружан пренебрежительно.

При этих словах он бросился на князя Рштуникского, который даже не сдвинулся с места.

– Я отказываюсь биться с больным – это все равно что драться с трупом, – сказал князь Гарегин.

Меружан сильно разгневался.

– О Рштуникский тер! – воскликнул он. – Твое великодушие оскорбительнее твоего удара копьем, если бы тебе удалось добиться такой славы. Да, жена твоя убита по моему приказу. Священное чувство мести возлагает на тебя обязанность требовать от меня удовлетворения за кровь жены. И потому ты не должен отказываться от боя со мною.

С этими словами Меружан снова устремился на Гарегина. Но персидские воины бросились наперерез им:

– Пусть наша кровь будет между вами! Битва принадлежит нам!

Меружан отступил.

Битва возобновилась. Снова раздался смертоносный лязг оружия. Одни копьями, другие обнаженными мечами разили друг друга. Рштуникские горцы защищались легкими щитами, покрытыми дубленой овечьей кожей; персы – тяжелыми щитами из железа.

Заменив полководца Карена одним из своих храбрых соратников и оставив поле битвы в самом разгаре, Меружан направился в сторону развалин Нахчевана, где на одной из холмистых возвышенностей находилась его мать. За ним следовало несколько полков хорошо вооруженных всадников. Густая пыль окутала, как серые тучи, дорогу, по которой спешно двигалась его страшная конница.

Гурген, старый полководец княгини Васпуракана, издали заметив, что Меружан скачет к их месту, поспешил к княгине. Качая укоризненно седой головой, он сказал:

– Вот видишь, княгиня, я не ошибся: сюда идет Меружан; он хочет вступить в бой с матерью и со своими подданными. Если он победит, то, несомненно, уведет и тебя с собой.

– Куда уведет? – спросила печальным голосом несчастная женщина.

– В Персию. Туда, где в темном подвале крепости Ануш страдает царь Армении. Туда, где заключена царица Армении. Уведет к ним…

– Неужели он настолько жесток?

– Его жестокость так же беспредельна, как и его самомнение.

Материнское сострадание и горе, причиненное бессердечным сыном, попеременно волновали душу несчастной женщины. Со слезами на глазах она обратилась к старому полководцу:

– Да будет благословенна воля божья! Того, что предопределено им, не может изменить беспомощный смертный. Пусть приходит неблагодарный! Сражайтесь с его воинами, но на него руки не поднимайте.

Морщинистое лицо старого полководца нахмурилось и его умные глаза зажглись огнем негодования. Но, сдержав волнение, он довольно мягко ответил:

– Мы, княгиня, никогда не подняли бы руку на своего господина, если бы он сам не убил всего того, что свято для нас. Он ведь борется против своих подданных, против нашей веры и против нашего государства.

– Христианская добродетель, Гурген, велит нам много и много раз прощать заблуждающихся.

Старый полководец недовольный замолчал.

Тут же стоял юный Артавазд и в сильном волнении слушал распоряжения княгини. Он не вытерпел и сказал:

– А я подстрелю его! Теперь я знаю, как это сделать.

Он чуть было не сознался в своей ошибке, допущенной им на Княжем острове, когда еще не знал, что под одеждой Меружана скрыта кольчуга.

Княгиня грустно взглянула на разгневанного юношу и ничего ему не ответила. В его молодой душе кипел дух мести юной Армении.

Меружан уже приблизился со множеством всадников к подножию возвышенности, где расположились васпураканцы. Он сделал быстрый поворот и направился к дороге, которая по скату вела к тому месту, где находилась его мать.

Старый Гурген, оставив с княгиней отряд телохранителей, взял с собой остальных васпураканцев и быстро пошел на врага. Бой произошел у развалин Нахчевана, сожженного Меружаном. В несколько минут васпураканцы соорудили крепкую стену из камней и, скрывшись за ней, начали оттуда метать стрелы в неприятеля. Некоторые же метали пращами камни. Обломки разрушенного Меружаном города летели на его голову. Меружан, не обращая на это внимания, продвигался вперед вместе со своей многочисленной конницей. Его всадники были вооружены только копьями и мечами. На них были также защитные панцири. Его отряд мог действовать только на близком расстоянии. Потому-то они так и стремились приблизиться к врагу. Васпураканцы в пылу битвы стреляли не только по всадникам, но, забыв приказ княгини, не щадили и самого Меружана.

Возможно, ни копье, ни меч, ни стрела, ни секира не могли бы причинить вреда облаченному с ног до головы в медь Меружану. Но летевшие из тысячи пращей камни, градом падавшие на его голову, могли в несколько минут уничтожить его и скрыть под своей грудой. И все же он приказал отряду ломать стену и двигаться вперед.

Всадники смелым натиском двинулись против каменной преграды, круша ее и вместе с тем сражаясь с неприятелем. Сам Меружан бросился в жаркий бой. В это время камень попал в лоб его лошади; конь встрепенулся, закачался и упал на бок, прижав больную ногу Меружана. Увлеченный битвой, Меружан совсем забыл о ране; повязка на ней ослабла, рана открылась, и кровь брызнула ручьем.

Мать издали заметила падение сына: свет померк в ее глазах. С громким стоном она соскочила с тахты и, ударяя себя в грудь, побежала навстречу сыну. «Безжалостные, жестокие люди!..» – кричала она. Ее с большим трудом удержали, убедив, что упала лошадь Меружана, а не он сам.

Мать успокоилась, увидев, что лошадь снова поднялась и Меружан снова сел на нее.

Но кровь медленно сочилась из его раны и, стекая с седла, струилась по белому животу коня тоненькими струйками. Один из телохранителей заметил это, но, думая, что лошадь ранила себя при падении, ничего не сказал. После того как Меружан сел на коня, сражение стало еще жарче. Всадники Меружана уже успели сломать часть преграды и перебраться на другую сторону. Васпураканцы отступили, продолжая издалека метать стрелы и камни. В это время один из телохранителей Меружана обратился к нему, сказав:

– В стане смятение, князь!

Меружан посмотрел туда.

– Я ожидал этого… – гневно процедил он сквозь зубы и сильно побледнел. – Там дерутся пленные.

Забыв о матери, он поспешил к пленным.

Самвел, которому удалось с группой всадников в первый раз ворваться в ту часть персидского стана, где находились пленные, во второй раз сделал то же самое, но уже с численно большим отрядом. С неожиданной быстротой он прорвал кольцо охраны, оцеплявшей пленных, и устремился к ним.

– Миг освобождения настал! – воскликнул он. – Ломайте, разбивайте ваши оковы!

Пленные, охваченные чувством мести, бросились на военную стражу. Кто дрался кулаками, кто своими цепями. Многие побежали в стан, разгромили палатки и, схватив вместо дубин шесты от опрокинутых палаток, набросились на стражу. В лагере поднялась суматоха. Пощадили лишь пурпурно-красный шатер князя Мамиконяна, где стоял гроб с телом отца Самвела. Схватка была самая ожесточенная. Дрались мужчины, дрались женщины, дрались старики и дети. Даже бывшие среди пленных духовные лица приняли участие в этом кровавом побоище. Тысячи рук поднялись на своих угнетателей.

Самвел с невероятным мужеством бросался то в одну, то в другую сторону. Он мелькал среди толпы взволнованных пленных с такой стремительностью, с какой огненная стрела молнии пролетает среди иссохших зарослей болота. Когда битва дошла до полного ожесточения, когда кровь лилась уже обильными потоками, Самвел воскликнул:

– Довольно! Связывайте теперь вашими цепями своих мучителей. Бог предал их в наши руки. Теперь мы поведем их пленниками в нашу страну!

Меружан подоспел лишь тогда, когда уже весь стан был охвачен смятением. Но дорогу к восставшим ему преградил Мокский князь Ваграм, который еще не трогался с места и ждал, скрытый в прибрежных камышах Аракса.

Это неожиданное появление мокцев настолько поразило Меружана, что его раздраженное лицо исказила усмешка, та горькая усмешка, которая появлялась у него обычно в минуты тревоги.

– Только вас еще не хватало, черти и дьяволы мокских гор! – воскликнул он.

– Разве волшебники боятся чертей и дьяволов? – ответил князь Ваграм.

Перебранка обоих была связана с общераспространенным мнением, что мокцы представляют сатанинское племя, а Меружан будто был колдуном.

Но его колдовство на этот раз ему не помогло.

Солнце давно уже зашло: ночная тьма покрыла вконец разгромленный стан персов. Ночь была тихая, спокойная. Лишь по временам раздавались победные крики: битва в некоторых местах все еще продолжалась.

Меружан, как помешанный, не знал куда деваться. До слуха его долетали зловещие возгласы, сердце билось от глубокого смятения, но в нем еще не погасла надежда вернуть утраченную славу.

Его телохранители и ближайшие соратники в общей суматохе потеряли его в ночной темноте. Он не заметил, как остался один.

Он чувствовал усталость, какую-то смертельную слабость. Чувствовал, что нездоров. Голова кружилась, в глазах постепенно темнело. Он едва держался на коне, и, точно охмелевший, не осознавал, что с ним происходит. Лошадь несла его по своей воле, поводья давно уже выпали из его рук.

В конце концов усталое и обессиленное тело Меружана стало понемногу клониться в сторону, и он упал головой на гриву лошади. Умный конь остановился как вкопанный. Проблески сознания еще не угасли в Меружане: он почувствовал, что ноги его остались в стременах. Последним усилием он высвободил их и упал на траву.

Несколько минут он лежал в обмороке, неподвижно, как, труп. Лошадь осторожно приблизила к нему свою голову и влажными ноздрями дотронулась до его лица, точно хотела понять, что сталось с ее любимым хозяином. Меружан опять пришел в себя.

Все последние события казались ему теперь беспорядочным сном. Он видел мрачные полчища врагов, видел зловещий блеск окровавленных мечей, слышал дикие крики и стоны… Перед глазами встало грозное лицо матери…

– Сгинь, сгинь! – воскликнул он, приподняв голову. – Я не хочу видеть твое скорбное лицо!..

Он с трудом привстал: голова его пылала, а сердце – точно жгли огнем.

– Ах, если бы каплю воды… – простонал он и слабыми пальцами стал ощупывать землю вокруг себя. Рука его погрузилась во что-то влажное. Обрадованный, он воскликнул: – Вода!.. – и попробовал ладонью зачерпнуть жидкость. Но густая влага только смочила его руку. Он поднес ее к пылающим губам и начал жадно лизать.

Он облизывал собственную кровь, которая разлилась вокруг него по земле…

С того момента как открылась его рана, кровь сочилась непрерывно. Тряска на коне и беспрерывная езда по полю битвы еще больше усилили кровотечение. В жаркой боевой обстановке, увлеченный своими действиями, Меружан не замечал происходившего с ним до того момента, когда окончательно обескровленный, ослабел и свалился…

Пока этот железный человек терзался в предсмертных муках, Самвел осуществил свое заветное желание, освободив пленных, поспешил к пурпурно-красному шатру своего отца. Он спешил спасти гроб отца, так как боялся, что горцы в свирепой ярости нападут на шатер и выместят свой гнев: раздерут труп на части и разбросают по полю битвы. Он ехал, чтобы воздать последний долг и почести покойнику. Хотя все желания Самвела уже исполнились, хотя он теперь имел право всей душой радоваться победе, но тем не менее он был грустен. Был грустен потому, что вскоре должен был увидеть печальный гроб, в котором лежал убитый его рукой отец.

Но вместо отца он встретил на пути полумертвого Меружана.

Проезжая со своим отрядом, он услышал в ночном мраке ржанье лошади, такое печальное, точно животное молило о помощи. Самвел поскакал в ту сторону. Вскоре глазам его предстал знакомый белый конь Меружана, который резко выделялся в ночной темноте. Самвел приказал воинам:

– Зажгите немедленно факел!

Юный Иусик зажег факел.

Меружан лежал, утопая в крови.

При виде врага изумленный Самвел почувствовал сильную радость и вместе с тем гнев. Он сошел с коня и, стоя неподвижно около умирающего, в мучительной нерешимости не знал, как с ним поступить: пресечь ли его последнее дыхание, или не трогать его.

Внезапный топот коней как бы привел в себя Меружана.

– Есть ли здесь кто-нибудь? – спросил он, силясь приподнять голову.

– Есть, – ответил Самвел.

– Чем кончилась битва?

– Враги победили.

– Победили! – воскликнул Меружан, пытаясь снова поднять отяжелевшую голову.

– Да, победили, – повторил Самвел.

Роковое известие настолько потрясло затуманенное сознание Меружана, что он совсем пришел в себя. В течение нескольких мгновений им владело тягостное молчание. Он открыл мутные глаза, но ничего не видел.

– Я – Меружан, – произнес он наконец едва слышно, – все для меня погибло… Жажду смерти, но она бежит от меня… Пытался убить себя, не могу… Если ты один из моих славных воинов и любишь своего полководца, сослужи последнюю службу – обнажи меч и успокой меня… Хочу принять смерть от руки моего воина, а не от врага…

Он замолчал и вскоре снова впал в лихорадочный бред.

Самвел подошел и, при свете факела осмотрев ослабевшее тело, заметил, что кровь текла из той раны, которая была нанесена Меружану стрелой Артавазда на Княжем острове. Он крепко перевязал рану и обратился к спутникам с вопросом:

– Нет ли у вас вина?

– В моем бурдюке кое-что осталось, – ответил юный Иусик.

– Дай сюда!

Иусик подал маленький бурдюк, висевший у него за плечами, из которого он во время боя давал пить своему князю. Самвел взял бурдюк и стал медленно лить вино в рот раненому. Затем он обратился к своим людям, приказав:

– Сойдите с. коней, положите щиты свои на раненого и охраняйте его. Никто не смеет приблизиться к нему, пока я не вернусь.

Самвел вскочил на коня и, забрав с собой нескольких воинов, поспешил к пурпуровой палатке своего отца.

Старик Арбак находился среди людей Самвела. Он многозначительно покачал головой.

– Я не могу понять такого великодушия… – сказал он сам себе, – как можно оставлять в живых раненое чудовище?..