Текст книги "Самвел"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

3. Различные категории церковников

Духовенство в Армении не могло представлять собою тесного и мощного единства, так как оно состояло из различных, друг другу противоположных элементов. Это хотя и ослабляло силу церкви, но давало возможность светской власти пользоваться ее разногласиями.

Каким образом возникли эти различные элементы?

Для распространения христианства в Армении Просветитель привез с собою из Кесарии в качестве помощников группу иноплеменных иноков. Позднее, соответственно возросшим требованиям, он увеличил их количество, приглашая новых. В одном из своих писем Просветитель вместе с Трдатом сообщал Нюстрийскому епископу Елиазару и Агденскому епископу Тимофею следующее:

«…В особенности вы знаете, что для всех наших провинций нужны епископы и священники. И хотя кое-кто из духовенства уже прибыл сюда из разных стран и они находятся здесь, но что значит их число по сравнению с шестьюстами двадцатью провинциями Армении? На каждую провинцию едва выпадает по одному или по два священника. А молодые люди Армении еще учатся в школах, никто из них еще не подготовлен для священнослужения. Поэтому, умоляем вас, не гнушайтесь нами, но с полной уверенностью спешите прибыть к нам с людьми, которых мы к вам послали. И если прибудете, то мы предоставим всю страну Гарк и Екелаец; где вы поселитесь, та епархия и будет вашей, и унаследуют ее те, которые будут после вас».

Из последних слов ясно, что приглашаемые в Армению чужестранные церковники могли получить желаемую епархию в собственность, основывать там духовную власть или религиозное братство и затем оставлять все это в наследство своим преемникам.

Как велико было общее число этих пришельцев, неизвестно; однако достоверно известно, что при жизни Просветителя в различных епархиях Армении было размещено до четырехсот епископов, не считая священников и иеромонахов. Если даже считать эту цифру, данную Агафангелом, преувеличенной, то все же остается несомненным, что христианство привело с собою в Армению довольно большое количество иноплеменных церковников.

Как видно из вышеприведенного письма, школы времен Просветителя за короткий период его апостольской деятельности еще не успели подготовить достаточного количества церковников из армян. Упомянутые выше епископы были приглашены тогда, когда школы только, были открыты. Следовательно, в ту пору духовенство Армении если не целиком, то, несомненно, в большинстве своем, состояло из греков и сирийцев.

Из армян более или менее подготовленными были только дети языческих жрецов. Пройдя уже первоначальный курс учения, они поступали в школы, основанные Просветителем, и, получив христианское образование, быстро доходили до епископского сана. Но число их было столь незначительно, что по сравнению с чужестранцами они составляли незаметное меньшинство. Известно только двенадцать имен епископов, вышедших из жреческой касты, среди которых наиболее знаменитым был Албианос.

Хотя и до Просветителя в Армении тайно существовало христианство и даже были христианские монастыри, но последние издавна поддерживали только узко ограниченный круг монахов-аскетов, неспособных исполнять какую-либо должность в управлении только что организованной церкви. Церковное дело оставалось в руках чужестранцев.

Должности епархиальных епископов, а также настоятелей только что основанных монастырей в дни Просветителя поручались иноплеменным церковникам. Они организовывали монастырскую братию, конечно, из своих сородичей, быстро овладевали имуществом монастырей и настолько в них укреплялись, что впоследствии, когда понадобилось их удалить, они с большим сопротивлением покидали свои места.

Преследуемые на западе римскими императорами, привлекаемые на восток новыми возможностями молодой страны, толпы чужестранных монахов-авантюристов хлынули в Армению, где новообращенный царь с христианским рвением предоставил им шестьсот двадцать провинций. Полученные ими монастыри превращались в их собственность. Эти чужестранные монахи до такой степени хорошо знали Армению и ее достопримечательности через своих сородичей, заранее поступивших в армянские монастыри, что еще до прибытия на место предварительно уславливались с царем и патриархом о том, какую из епархий или какой монастырь они желали бы получить. Отсюда ясно, что не апостольский дух толкал их в Армению и не стремление распространить христианство, а только лишь корысть и щедрая готовность неопытной страны предоставить им у себя готовое убежище.

Зеноб Глак, по происхождению сириец, настоятель монастыря Иннакнян в области Тарон, в своем послания к сирийским епископам следующим образом описывал тогдашнюю Армению, призывая их приехать сюда:

«…Но если вы пожелаете прибыть в эту страну, то знайте, что она полна благ. Места равнинные, со сладостным воздухом и многоводны; со всех сторон на горах много замков. Страна эта имеет много лугов и медоточива. И подобно тому, как у евреев с неба падала манна, так и в этой стране она падает на леса и слаще меда, ее называют здесь газпе. Эта страна полна всяких благ; удобна и полезна для здоровья. Князья – люди верующие и не совершают злодеяний, любят нищих и пекутся о сиротах; любят заботиться о церквах и пекутся об их нуждах».

Вот каким образом образовались четыре различных категории духовенства.

Из армян: 1) парфянский элемент, то есть род Просветителя, 2) жреческий элемент, то есть духовенство, образовавшееся из сыновей жрецов. Из чужестранцев: 3) греческий и 4) сирийский элементы.

Остановимся на каждом из них.

Род Просветителя имел свое яркое прошлое, освященное чудесными и величественными преданиями, очень близкими народному чувству и верованиям, всегда для него памятным. Народ почитал этот род и признавал его за высший духовный авторитет. Это и было причиной того, что Армения считала именно этот род достойным патриаршего престола и всегда желал видеть в руке представителя этого рода посох своего верховного пастыря. Из этих чаяний возникло то, что сан католикоса[46]46
  То есть первосвященника.


[Закрыть] стал наследственной привилегией рода Просветителя.

Этот патриарший род всегда оправдывал доверие и надежды народа. Род этот навсегда остался незапятнанным и непорочным и весьма самоотверженно выполнял взятую на себя заботу. И насколько эта забота была близка и приятна народу, настолько она вызывала неудовольствие царей. С полным беспристрастием представители этого рода укрощали пороки царей и ограничивали их своеволие. Но, производя давление на царей, они никогда не изменяли царскому престолу. Патриотизм и идея защиты царского престола были высшими добродетелями этого рода.

Домашний быт патриарха в соответствии с его высоким положением отличался большой пышностью; он достиг своего наивысшего блеска при Нерсесе Великом. Царь в помещении патриарха не имел права садиться до тех пор, пока патриарх не указывал ему надлежащего места, между тем как патриарх в царском дворце мог свободно сидеть на любом месте. При патриархе находилось множество служителей и разных должностных лиц. Двенадцать епископов были его постоянными спутниками и советчиками. Его обслуживали четыре иеромонаха-вардапета и шестьдесят иереев. Из светских людей до пятисот человек сидело за его столом. Кроме того, патриарх имел еще и других прислужников, эконома, ключаря, палатного епископа, главного писца, гостеприимца, иеродиакона, вардапета-секретаря, домашнего священника и т. д.

Патриарх не замыкался при всех преемниках Просветителя в уединении того или иного монастыря. Он не отделялся от мира, и его дом всегда был открыт для посетителей. Потомки Просветителя, подобно Аврааму, Исааку и Иакову, в одно и то же время являлись отцами народа и отцами своих семейств. Они проживали в мирной семейной обстановке.

Пышен был почет, который оказывался патриарху, когда глава церкви куда-нибудь отправлялся. Его сопровождала целая армия. Несколько сот вооруженных воинов из числа его телохранителей охраняли его. Впереди и позади него ехали на мулах несколько сот епископов, вардапетов, иереев и иных церковников. Сам патриарх сидел либо на белом муле, либо в колеснице, которую везли два белых мула. Так мог ездить, кроме патриарха, только царь. Седла на мулах и сбруя украшались золотом. Патриарх обычно закрывал лицо черным прозрачным покрывалом. Впереди несли патриарший посох и в качестве священного знамени высокую хоругвь.

Вполне понятно, что подобная роскошь в организации быта и церемоний требовала огромных расходов. Все доходы пятнадцати провинций, предназначенных армянским царем патриарху, едва могли покрыть расходы его двора. Кроме этих провинций, двор патриарха имел еще свои собственные владения.

В силу своего происхождения из высокого нахарарского рода, Григорий Просветитель имел много владений в Армении. Его отец Анак, переселившийся из Персии в Армению и подчинившийся царю Армении Хосрову, был любезно принят последним и получил в дар обширные владения. После измены Анака эти, владения были отобраны в казну. Но Трдат вернул их наследникам Анака, среди которых был и Григорий Просветитель. В числе этих владений было местечко Арамонс в провинции Котайк, служившее Просветителю зимней резиденцией, которое впоследствии перешло к его наследникам.

Просветитель получил от Трдата также многие из тех местечек и сел, которые прежде принадлежали жрецам. Одним из таких сел было селение Тордан в провинции Даранали, служившее летней резиденцией патриаршего дома. В языческие времена Тордан считался одним из священных мест Армении. Там находились храмы «Светлочудесных богов». Но Тордан стал еще привлекательнее с тех пор, как сделался местом отдыха неутомимого Просветителя Армении. Там находился священный сад, возделанный руками апостола Армении. Там патриарх проводил часы своего отдыха, и там нашли успокоение его прах и прах его преемников.

Жреческим владением было вначале и местечко Тил в провинции Екелеац. Оно находилось поблизости от известного Ериза. Река Гайль разделяла эти два знаменитых своими храмами места. В Тиле находилась статуя дочери бога Арамазда, богини Нанэ, а в Еризе – золотая статуя богини Анаит. Последняя послужила причиной тех мучений, которые перенес Просветитель от Трдата за то, что не пожелал возложить венок на голову языческой богини. Позднее, когда Трдат принял христианство, оба эти храма были разрушены Просветителем. Местечко Тил он получил в полную собственность. Там были помещены гробницы некоторых из его сыновей.

Итак, патриарший дом для покрытия своих огромных расходов получал весь доход пятнадцати провинций и, кроме того, на правах полной собственности пользовался доходами от своих сел и местечек.

Скопление такого большого числа владений в руках дома Просветителя явилось позднее причиной раздоров, возникших между его наследниками и последними царями из Аршакидов. Представители этой династии стремились уничтожить или по возможности ограничить землевладение нахараров, точно так же они старались если не вовсе захватить владения патриаршего дома, то, по крайней мере, значительно их сократить.

Однажды Нерсес Великий приехал в Тарон и остановился в Аштишатском монастыре с тем, чтобы затем осмотреть свои владения. Одновременно с ним Хайр Мардпет – главный евнух царя – тоже объезжал свои владения. Они встретились в Аштишатском монастыре. Хотя Нерсесу Великому было неприятно видеть лицо этого ужасного человека, тем не менее он велел приготовить обед, достойный его высокого звания. Этот евнух назывался «отцом» царя и, управляя женской половиной дворца царя, в то же время господствовал над его сердцем. Его влияние было настолько велико, что нахарары, ненавидя его, дрожали перед ним. Именно по его совету царь Аршак уничтожил целые нахарарские роды и захватил их имущество.

Перед обедом Хайр Мардпет прогуливался по красивой площадке у епископских покоев монастыря. Полный зависти и злобы, он разглядывал чудесные места, принадлежавшие Нерсесу Великому. Сердце его наполнилось черной завистью. Во время обеда, немного охмелев, он не смог не выразить своей досады. Он начал презрительно порицать царя Трдата и вообще аршакидских царей, говоря: «Зачем они отдали такие доходные места людям в женских одеяниях (то есть церковникам, носящим длинную одежду наподобие женской). Если только я, Хайр Мардпет, останусь в живых и дойду до царя, то все имеющееся здесь заставлю изменить и прикажу взять в казну монастырские земли, а этот монастырь превращу в дворцовые палаты…»

Дерзость главного евнуха сильно возмутила Нерсеса Великого. Не считаясь с высоким положением евнуха, он строго ответил: «Господь наш Иисус Христос заповедал нам не посягать на чужую собственность; он не допустит, чтобы во имя алчности были захвачены священные места. А клеветник, неуважительно произносящий угрозы, никогда не достигнет своих злых целей, бесчисленные грехи, им совершенные, предотвратят его бессовестные намерения!»

Главный евнух ничего не ответил.

За столом сидел Шавасп Арцруни. Наглое оскорбление, нанесенное святейшему патриарху, сильно разгневало молодого князя. Но он сдержал свой гнев.

После обеда, когда главный евнух сел в свою колесницу, князь отправился его провожать. Они спустились с высот Аштишатского монастыря в густой лес ущелья Евфрата. Заманивая Мардпета, князь сказал, что видел в этом лесу красивых белых медведей. Главный евнух сошел с колесницы и сел на коня с намерением поохотиться. Когда они углубились в лесную чащу, князь поразил наглеца стрелой в спину и скрыл его труп в кустах.

Правда. Шавасп Арцруни имел и другие причины, толкнувшие его на это убийство.

Пока род, Просветителя вел напряженную борьбу с царями, в Армении росли и усилились церковные, элементы, противоборствующие патриаршему дому. Их усилению содействовала светская власть, стремившаяся ослабить влияние рода Григория Просветителя. Насколько этот род был любим народом, настолько он стал невыносим царям. Быть может, эта вражда была бы не столь ожесточенной, если бы патриарший дом находился вне Айрарата, в какой-либо другой провинции. Аршакидские цари, не позволявшие никому из своих сородичей, кроме престолонаследника, проживать в Айрарате, вынуждены были мириться с тем, что рядом с их двором находилась священная обитель патриарха, пользовавшаяся большей славой и почетом, чем двор самого царя. Те, кто был недоволен царем, находили защиту и убежище у патриарха. Таким образом, патриарший дом являлся соперником царя, умалявшим авторитет царского престола.

Непрерывные столкновения с патриархами привели аршакидских царей к мысли освободиться от морального давления со стороны рода Просветителя и создать новый католикосат, который во всех отношениях подчинялся бы власти царя. Тиран II был первым царем, начавшим осуществление этой задачи. Ему помогли некоторые обстоятельства.

Когда католикос Иусик пал жестокой смертью от руки. Тирана, среди потомков Просветителя не нашлось ни одного человека, достойного занять патриарший престол. Оба сына убитого католикоса – Пап и Атанагинес, рожденные от дочери того же царя Тирана и женатые на двух его сестрах, получили вследствие своей близости к царскому двору военное воспитание и не отличались поведением, необходимым для будущего католикоса. Сын же Атанагинеса Нерсес еще учился в Кесарии.

Пользуясь этим обстоятельством, Тиран приказал рукоположить в католикосы некоего епископа Парена, или Парнерсеха, из Аштишатского монастыря. Этот епископ полностью подчинялся царю, считался во всех делах с его волей и даже льстил ему.

К этому времени жадность церковников возросла беспредельно. История сохранила несколько отвратительных примеров того, как эти отрекшиеся от мира и удалившиеся от земной суеты монахи стремились разбогатеть и стать владельцами сел и имуществ.

Сын упомянутого католикоса Парена, епископ Иохан, являл собою образец такой жадности. Этот лицемер представлялся глубоким аскетом и человеком, чуждым честолюбия. Он одевался в лохмотья, ходил полунагой и даже не носил обуви – летом обертывал ноги рогожей, а зимой обматывал их веревками. В этом странном одеянии он часто являлся перед царем Тираном и начинал чудить и кривляться. Становясь на четвереньки, изображал верблюда, подпрыгивал и приговаривал: «Я верблюд… повезу на себе грехи царя… кладите на меня царские грехи!»

Царь же взамен своих грехов накладывал ему на спину дарственные грамоты на села и земельные участки. Так разбогател он сам и обогатил свой монастырь.

Насколько род Просветителя был строг и беспристрастен в своем отношении к высшей светской власти, настолько церковники были лицемерны и угодливы. Насколько род Просветителя был благороден и великодушен, настолько эти раболепны.

Продажа духовных должностей носила у этих обманщиков крайне безобразный характер. Однажды тот же епископ Йохан встретил по дороге хорошо одетого молодого человека на красивом коне. Конь понравился преосвященному. Остановив молодого человека, он велел ему сойти с коня. Молодой человек подчинился его требованию. «Преклони свою голову, – сказал путнику епископ, – я рукоположу тебя в священники». Удивленный путник отвечал: «Я разбойник, убийца и злодей, я недостоин такого сана!» И действительно, всадник возвращался после только что совершенного грабежа. Но епископ, не обращая внимания на возражение, насильно сорвал с путника верхнюю одежду, набросил на него рясу и, возложив на его голову руку, молвил: «Посвящаю тебя в сан иерея, теперь будешь священником в своем селе!» Затем сел на коня, принадлежавшего молодому человеку, и, удаляясь, сказал: «А это пусть будет мне вознаграждением».

Ведь это был сын католикоса! Как смел молодой человек возражать ему!

Ошеломленный и смущенный разбойник, возвратившись домой, рассказал жене о своем приключении. Жена смеясь, напомнила ему, что он даже не крещен; какой же он священник? Разбойник вынужден был отправиться в монастырь и сообщить об этом епископу. Когда молодой человек заявил, что он пока еще нехристь, преосвященный схватил кувшин с водой, вылил его на голову разбойника, говоря: «Вот ты и крещен, можешь идти домой».

Никакая святыня не могла обуздать корыстолюбие этих алчных людей. Придворный священник царя Аршака по имени Мрджюник совершил беспримерное преступление, за что получил село Гомкунк в области Тарон. Будучи подкуплен второй женой царя, царицей Парандзем, он в чашу со священным причастием подсыпал яд и поднес его первой жене царя – Олимпиаде, которая тут же умерла.

Высшее духовенство из одной крайности впадало в другую. Потомки Просветителя стремились господствовать над царями и даже применяли по отношению к ним насилие. Католикосы других фамилий сделались беспрекословными исполнителями царской воли.

Из этих фамилий с течением времени особенно выдвинулось жреческое поколение, которое мы выше назвали жреческим элементом. Среди них выделялся род Албианоса, начиная со времен Просветителя и Хосрова II. Он наследственно держал в своих руках Маназкертское епископство.

Род Албианоса существовал издревле. Представители этого рода, вышедшего из жреческих кругов, все еще сохраняли под личиной христианства свои старые языческие обычаи, по крайней мере в своих отношениях к царю. Старые жрецы, хотя и в новом священническом обличии, знали, как следует обращаться с царем. И цари стали их выдвигать и усиливать.

Преемники Албианоса открыто соперничали с домом Просветителя, всегда сохранявшего свою безупречность. Они стремились захватить патриарший престол, считавшийся собственностью рода Григория Просветителя. Лицемерие, происки, потакательство прихотям царя и нахараров – вот те главные средства, с помощью которых они стремились добиться своей цели, в отличие от благочестивых преемников Просветителя.

И царю и нахарарам нужны были такого рода исполнители их желаний, но не беспристрастные уважающие религию католикосы, похожие на преемников Просветителя, которые представляли противостоящую светской власти большую силу.

Льстецы одержали победу.

После печальной смерти Нерсеса Великого патриарший престол занимали по очереди католикосы Иусик, Завен, Шахак и Аспуракес. Все четверо были сыновьями жрецов из потомства Албианоса.

Подражая во всем высшим представителям светской власти, эти католикосы превратили религиозное установление в своего рода нахарарство и сами жили как нахарары. Ездили на конях, украшенных золотой сбруей, чего не подобало делать духовенству, – обычно духовные лица ездили на мулах: католикос на белом, а те, которые были ниже его саном, на мулах иной масти. Одевались в собольи и горностаевые меха, что было также запрещено духовенству. Носили одежды, изукрашенные цветными лентами, тесьмой и золотыми кисточками. Они довели свое щегольство до такой крайности, что для удовлетворения своих безудержных страстей начали даже носить военную одежду. Завен первый надел военные доспехи, его примеру последовали преемники.

Пока высшая духовная власть после падения дома Просветителя находилась в столь неприглядном состоянии, в Армении втихомолку постепенно стали появляться и усиливаться чужестранные элементы духовенства – греческий и сирийский.

В начальный период проникновения христианства в Армению вследствие отсутствия местных церковнослужителей чужестранцам поручались даже епархиальные епископства, причем управление каждого епископства представляло собой своего рода самостоятельную, самодовлеющую власть, передающуюся по наследству. Поэтому в дальнейшем должности епархиальных епископов стали отбираться у чужестранцев и постепенно передаваться церковникам из армян. В руках духовенства из чужестранцев оставались только монастыри, братства и пустыни.

Чтобы судить, каково было число чужестранцев в каждом монастыре, достаточно привести лишь один пример. Когда святой Епифан покинул Армению и вернулся в Грецию; оставив созданные его стараниями церковные братства, он увел с собой только, лично им подготовленных учеников в количестве пятисот человек.

Современник, один из летописцев, так описывает жизнь пустынников:

«…Они жили в пустынях, скрывались в пещерах, в расселинах скал и ямах. Имели только одну одежду. Ходили босые, питались травами, бобовыми растениями и корнеплодами. Наподобие зверей, блуждали они по горам, облаченные в козьи шкуры, и, ради любви к богу скитаясь по пустыням, жестоко страдали от холода, голода, жары и жажды. И все это они переносили терпеливо, считая наш земной мир суетным… Подобно стаям птиц, ютились они в расселинах скал, в глубинах пещер, не имея никаких вещей и никакой собственности, не заботясь о своем теле».

Чужестранные иноки, заполнившие пустыни и монастыри Армении, были либо аскетами, религиозность которых доходила до крайнего фанатизма либо членами религиозных братств; братства эти, обладая крепкой организацией, энергично присваивали доходы страны в пользу своих монастырей.

Пустынники-аскеты, самозабвенно исповедуя отказ от жизни и мирских радостей как единственную спасительную идею, своим мертвящим примером убивали в народе жизнерадостность, энергию и всякое стремление к прогрессу. Развивая в народе уныние и сознание тщетности всего земного, они отрывали своих последователей и от мира и от деятельности. Недаром народ прозвал их «травоядными», как бы приравнивая к животным.

Своей проповедью покорности и смирения они убивали в душе народа героизм. Насколько были невыгодны такого рода проповеди с точки зрения народных интересов, об этом легко догадаться, если принять во внимание географическое положение Армении, если вспомнить, каких соседей имела она и какими варварами была окружена. Народу, который ежеминутно с мечом в руках должен был следить за движением врага, этому народу внушали: «Положи меч, удались в пещеры и молись о своей душе!.. Мир не стоит того, чтобы о нем заботился человек».

Трдат Великий был первым, который внял этим проповедям и, вложив в ножны меч, не раз наводивший страх на соседей, уединился в пещерах горы Сепух.

Но соседи лучше него понимали свое дело. Об этом история дает нам весьма своеобразный и весьма характерный для тех времен пример.

Когда внук Просветителя, католикос Григорис, распространяя христианство, явился в Албанию и предстал там перед царем массагетов Санесаном, то в своей проповеди, в числе прочих назиданий, он утверждал, будто «богу ненавистны грабеж, захват, убийство, жадность, покушение на чужую собственность и т. п.» Ему ответили сердито: «Если не будем грабить, если не будем захватывать чужое имущество, то чем же мы и множество наших воинов должны жить?» Затем царь Санесан и его вельможи стали размышлять: «Явившись к нам с такими проповедями, он хочет лишить нас храбрости при добывании, необходимых для жизни средств; если мы послушаемся его и примем христианство, то иссякнут источники нашего существования». И добавили: «Это хитрость армянского царя; он прислал к нам этого человека, чтобы с помощью христианского учения прекратить наши набеги и приостановить наши походы на его страну. Давайте убьем этого человека, а сами пойдем походом на Армению и обогатим нашу страну добычей…»

Так и сделали. Божьего человека привязали к хвосту дикой лошади и пустили по равнине Ватнян.

Теперь ясно, каких соседей имела Армения. Но ведь албанцы были еще одними из лучших соседей. А армянам предлагали бороться с такими варварами лишь только христианским смирением.

Большая часть чужестранных иноков были, как уже сказано, аскетами, пустынниками, которые своим мертвенным примером убивали все живое. Остальные входили в разного рода церковные братства, овладевшие монастырями. Насколько первые презирали жизнь и радости бытия, настолько последние использовали все средства для обогащения своих монастырей.

Достойно сожаления, что именно они оказались учителями армян. В школах, учрежденных Просветителем в дни Трдата, и в школах, основанных Нерсесом Великим при Аршаке II, господствовали греческий и сирийский языки, и все преподавание велось с помощью греческих и сирийских книг. Задача обучения состояла в том, чтобы познакомить учеников с христианством и его священными книгами, а последние были написаны на этих двух языках, ставших языками школы. Армянский язык, армянское письмо и литература были изгнаны из школ Армении, так как еще не существовало священных книг в армянском переводе, а армянский литература оставалась по содержанию языческой, и потому ею пренебрегали.

Эти греческие и сирийские школы, руководимые греческими и сирийскими клириками, могли оказаться весьма опасными, если бы их влияние вышло за пределы монастырских стен и распространилось среди народа. Но они находились только в стенах монастырей, и народ в них не обучался; школы готовили только церковнослужителей, воспитанных на греческом и сирийском языках.

Эти чужие, чуждые и непонятные армянину языки господствовали в армянских церквах. Все священные книги, молитвы и песнопения читались и пелись на этих языках. Народ в них ничего не понимал и не видел от церкви никакой пользы. Это и было причиной той исключительной медлительности, с какой христианство распространялось в Армении.

Армянский язык сохранялся в старых языческих песнях, которые все еще пелись народом и которые он по-прежнему любил. Армянский язык сохранялся в старых языческих обрядах, которые еще не были забыты народом. Армянский язык оставался в устах народа, подвергаясь преследованию со стороны чужестранного духовенства.

После всего этого становится понятным, какое разрушительное влияние могли иметь многочисленные монастыри с их чужестранными клириками, когда народ свое умственное воспитание и знание вынужден был получать из чужих рук.

Впрочем, чужестранное духовенство недолго оставалось под своим аскетическим покровом. Богатство постепенно сняло с него маску фальшивого благочестия. Монахи, презиравшие мирскую славу и радости, те, что прежде прикрывали свою наготу лохмотьями, ходили босые, питались кореньями и растениями, по мере того как богатели сами и обогащали свои монастыри, начали не только вести чрезмерно расточительную жизнь, но и стали чрезмерно тщеславны.

В своем месте упоминалось, что последние цари из Аршакидов отчасти исправили ошибку Трдата тем, что не разрешили чужестранному духовенству занимать церковно-административные должности, как например, должности епископов епархий, но терпели их пребывание в монастырях. Высшая духовная власть – католикосат – была привилегией дома Просветителя, лишь позднее перейдя на время к роду Албианоса. Должности епархиальных епископов стали привилегией коренных жителей армянского происхождения. Исключения бывали очень редки.

В последние дни царствования Арташеса III чужестранное духовенство попыталось занять не только епархиальное епископство, но даже захватить в свои руки патриарший престол. Тяжелые обстоятельства того времени помогли им. Династия Аршакидов была в состоянии упадка. У царя уже не было прежней власти. Среди нахараров свирепствовал раскол. Они восстали против Аршака и предпочли нести на себе тяжелый гнет чужеземцев, чем подчиниться своему царю. Армения находилась в агонии. Не хватало лишь последнего удара, который и был нанесен персом последнему представителю дома Аршакидов.

Чужестранное духовенство постаралось воспользоваться все этим.

Отныне выборы католикоса, зависевшие издревле только от царя Армении, нахараров и армянского народа, оказались в руках вероломных чужестранных владык. Сурмак был первым, подавшим пример измены; он занял патриарший престол по приказу персидского царя Врама. Его примеру последовали сирийцы Бркишо и Шмуэл, опять-таки по назначению персидского царя. С какой жадностью эти предатели стали расхватывать епархии и овладевать собственностью епископов, об этом история сохранила факты, достойные сильного осуждения.

Эти изменники стали позорным оружием в руках персидского царя и дали ему возможность деспотически вмешиваться во все порядки свободной армянской церкви. Даже право рукоположения епископов и передачи им епархии перешло в руки персидского царя. Армянский католикос оказался другом и сотрудником персидского «марзпана», которому в то время была подчинена Армения.

Все эти печальные события произошли тогда, когда последний представитель дома Просветителя, Саак Партев, был еще жив. Хотя сириец с помощью деспотической руки персидского царя и отнял у него патриарший престол, Саак успел завершить великое дело спасения Армении. Он сошел со сцены, но победа осталась за ним. Будучи последним преемником Просветителя, он нанес последний и самый сильный удар, которым сокрушил будущность чужестранного духовенства. Пророчески предсказав грядущие опасности, он успел соорудить против них крепкую стену. Правда, царский трои Аршакидов пал, патриарший престол подчинился персидской власти, но Саак все же спас церковь, спас народ.