Текст книги "Самвел"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

Так продолжалась охота, в то время как Самвел вместе с отцом сидели на берегу острова. Самвел молча смотрел на красный поток Аракса, который нежными волнами ударялся о песчаные берега. Вода казалась похожей на алую кровь. Отец рассказывал ему о своих планах и намерениях, конечно, в той мере, в какой мог доверять сыну. Рассказал, что когда «с божьей помощью» они доставят пленных армян и евреев в Тизбон и когда он сам будет иметь счастье еще раз удостоиться милостивой награды царя Шапуха, они вместе с Меружаном вернутся в Армению, и здесь в качестве спарапета всей Армении он займется организацией находящихся под его началом армянских войск. Рассказал о том, какую форму намерен придать Меружан новому, им созданному государству. Он очень злобно говорил о «злодеяниях» и «безнравственности» Аршакидов и, увлеченный успехами Меружана, выражал свою глубокую радость по поводу того, что наконец-то они освободятся от невыносимого ига Аршакидов и что Армения под мощным скипетром Меружана вновь обретет мир и спокойствие. Самвел слушал молча. Слова отца, точно отравленные стрелы, вонзались в его опечаленное сердце.

Потом отец стал рассказывать о своих намерениях относительно Самвела. С особой радостью он сообщил, что царь Шапух много раз слышал о Самвеле, знает о его доблестях и что в Тизбонском дворце уже известно его имя. Надо только, чтобы Самвел представился царю царей Персии, и тогда Шапух обязательно назначит его начальником армянской конницы, находящейся в Персии. Таким путем Самвел станет приближенным персидского двора и вообще персидского царского рода. Его красота, дарования и благовоспитанность являются залогом того, что царь царей Персии выдаст за него замуж одну из своих дочерей с таким исключительно богатым приданым, какое получает всякий, имеющий счастье быть зятем царской семьи.

Самвел почти не слушал. Он выслушал со вниманием только начало рассказа отца, а каков будет его конец, он знал заранее. Он сидел, понурив голову, печальные глаза его были устремлены на обрубок толстого полусгнившего бревна, выброшенного рекой на берег. Иногда же его внимание отвлекал странный шорох, доносившийся из ближайших кустов. Отец заметил это и стал его успокаивать:

– Там шевелится, вероятно, какой-нибудь зверь, убежавший от охотников.

– Нет, это ветер шевелит кусты, – нехотя отозвался Самвел и снова стал смотреть на бревно.

Иногда даже самые незначительные предметы вызывают довольно занятные мысли. Глядя на кусок бревна, Самвел размышлял: «Если это толстое бревно, легкое от гниения, сбросить в воду, можно ли на нем переправиться на другой берег реки?..»

Ближние кусты действительно раскачивал ветер. Погода, столь тихая и прекрасная утром, после полудня стала хмуриться. Поднялся обычный в этих местах ветер, и в чистом воздухе закружилась тонкая красноватая пыль. На всякого, не знакомого с местными условиями, это странное явление производило гнетущее впечатление. Ясный горизонт внезапно окрашивался в багровый цвет и человеку начинало казаться, что с неба идет мелкий, распыленный кровавый дождь. Этот мрачный пейзаж как нельзя более соответствовал душевному состоянию Самвела.

– Странными свойствами обладает Аракс, – заговорил он, точно сам с собою, – удивительными качествами обладают и его таинственные окрестности. Лучезарное, ясное утро сменяется сумрачным, унылым днем и багровым туманом. На смену веселью, беспечной радости приходит щемящая тоска. Грустно! Я хотел немного забыться. Но напрасно… О, если бы я… Если бы я был злодеем! Может быть, и меня постигла бы та же судьба, что выпала на долю злого сына Арташеса… Во время охоты он вместе со своей лошадью утонул в пучинах Аракса. Земля не выдержала злодеяний царевича, которыми он насытил Армению: раскрыв свою страшную пасть, она поглотила его.

Отец с ужасом слушал Самвела.

– Почему ты вспомнил об этом печальном событии? – спросил он, взяв дрожащей рукой правую руку Самвела.

– Не знаю, быть может, потому, что мы находимся недалеко от тех роковых мест, где произошло это событие. Жалкий злодей исчез в пучинах Аракса, но не нашел успокоения… Каджи Масиса увели его, приковали к скале в темной пещере, где он мучается и до сих пор…

– Самвел! – воскликнул отец не своим голосом, – что с тобой? Откуда у тебя эти мрачные мысли? Ты хочешь смерти, тебе невыносима жизнь! Но ведь ты в таком возрасте, когда едва начинается цветущая весна твоего счастья! Чего же тебе недостает? Твой отец готов со всей свой родительской любовью сделать для тебя все возможное. Послушай, Самвел, ты даже не постигаешь своего безграничного счастья, щедрые блага которого еще ожидают тебя. Тысячи княжеских сыновей должны завидовать твоей славе, тысячи княжеских дочерей должны мечтать о супружестве с тобой! Ты же изберешь для себя прекраснейшую из прекраснейших несравненную дочь царя царей Персии.

– Ничто не может залечить раны моего сердца, отец, ничто не может изгнать из моей души печаль, день и ночь терзающую меня. Жизнь поистине стала для меня невыносимой, и я охотно бы умер, если бы знал, что после смерти нет иной жизни. Но люди уносят с собой в могилу свои горести. Это ужаснее, чем вечная мука и бездна ада…

При этих словах он повернул к отцу бледное лицо и продолжал с глубочайшим волнением в голосе:

– Отец, мы здесь одни, здесь нас никто не услышит. Позволь мне излить перед тобой все свои горести, все свои страдания.

– Говори, дитя мое, открой отцу свое сердце. Что тебя мучает? С того дня, как ты приехал, я все время замечаю в тебе какую-то тревогу, какое-то душевное беспокойство… Не скрывай ничего и будь уверен, что отец питает к тебе такую безграничную любовь, что может отозваться на все твои тревоги и посочувствовать твоему горю.

– Как же не горевать, как не печалиться, отец! Даже каменное сердце, даже душа, в которой вымерли все человеческие чувства, не могут оставаться равнодушными при виде того, что увидел я, того, что еще буду иметь несчастье видеть. С того дня, как я выехал из нашего замка, со дня, как я покинул Тарон, и до моего прибытия сюда, я находился среди варварских разрушений: видел города, превращенные в пепел, видел безлюдные села, видел разрушенные монастыри и храмы… На каждом шагу нога моя утопала в крови, да, в крови моих соплеменников. Кто же совершает эти преступления и для чего?

Отец совсем не ожидал от сына таких слов. Он остолбенел под градом упреков, в которых выражалась печаль его сына.

– Ты молчишь, отец, ты не отвечаешь. Мне понятен смысл твоего молчания. Но разгром родины, плач и слезы тысяч людей дают смелость твоему несчастному сыну сказать тебе, что все эти жестокости совершены руками двух людей, из которых один – мой отец, а другой – мой дядя, Меружан Арцруни…

– Великие дела требуют больших жертв, – прервал Самвела отец.

– Верно! Великие дела требуют больших жертв, – с горечью повторил Самвел, – но ты, отец, правильно ли сравнил величие дела с размерами преступления? Уничтожить родную страну, уничтожить родную веру и на развалинах Армении создать персидское царство, – вот то дело, которое ты, отец, называешь великим.

– Почему персидское царство? – с раздражением сказал отец. – Разве Меружан перс?

– А то кто же? И ты, отец, и он – вы отреклись от христианства и приняли религию персидского царя Шапуха. Армянские храмы заполнили персидскими магами и первомагами. Всюду принуждаете отречься от христианства. Моя мать уже стала огнепоклонницей и в благочестивом доме Мамиконянов устроила персидское капище. Мои братья теперь говорят между собой только по-персидски. Армянский язык изгнан из нашего дома. Вы уничтожаете армянские книги, чтобы распространить в Армении персидский язык и персидскую письменность. Вчера я видел своими глазами, как перед голубым шатром Меружана жгли армянские рукописи. Что же останется в нашей стране армянского после всего этого, если будет уничтожена религия, уничтожены язык, народные предания, если, наконец, армяне будут жить по персидским обычаям и молиться по-персидски? Можно ли такое государство считать армянским? Рано или поздно оно растворится, исчезнет в персидском царстве и вместе с ним исчезнут, сгинут народные святыни…

– Будь что будет! Лишь бы уничтожить династию Аршакидов, – ответил отец, все больше раздражаясь.

– А чем же были плохи Аршакиды?

– Ты еще спрашиваешь, Самвел! Ты ведь не ребенок! Достаточно только вспомнить то, чему ты был свидетелем сам. Сколько злодеяний совершил на твоей памяти царь Аршак, ныне обреченный на мучения за свои грехи в крепости Ануш. – Он стал перечислять подробно деяния Аршакидов и затем добавил: – Неужели ты хотел бы, чтобы такая порочная и запятнанная династия продолжала существовать?

– Поведение твое и Меружана еще хуже, – сказал Самвел, не выражая на этот раз сыновнего почтения. – Грязь не смывают грязью, а безнравственность не уничтожают безнравственностью. Для борьбы с ними есть иные меры… Среди Аршакидов были и сейчас имеются почитаемые люди, доблестями которых всегда должен гордиться армянский народ. Если же в этой славной семье за последнее время появились отдельные безнравственные люди, то это их собственные грехи, за которые они должны сами расплачиваться. Зачем же за их грехи наказывать весь армянский народ? Я скажу больше, отец, даже самые порочные цари из Аршакидов не доходили до того, чтобы предавать свою отчизну и родную церковь! А вы – ты, отец, и Меружан?!

Последние слова молнией поранили сердце отца. Все его радужные надежды, все горячие мечты рухнули разом. Он горячо надеялся, что сын будет не только сочувствовать, но и содействовать ему. А теперь его сын оказался противником, и притом таким противником, с которым очень трудно было сладить. Как с ним поступить? В душе князя с ужасающей силой боролось чувство родительской любви с требованием долга. Чему отдать предпочтение? Он сильно раскаивался, что дал повод сыну заговорить до такой степени откровенно! Но было уже поздно. Нужно было делать выбор: либо сын, либо начатое дело. Лишиться и того и другого было бы смертельно ужасно.

Между тем погода совсем испортилась; ураганный ветер яростно выл и беспощадно обдавал красной пылью собеседников. Но они не замечали этого.

– Ты приехал порицать своего отца, Самвел? – сказал князь после нескольких минут тяжелых душевных мук.

– Нет, отец, не для этого я приехал. Я приехал договорить с тобой об истинном, справедливом и честном, о чем никто не осмелился бы говорить с тобой, кроме меня. Я приехал просить тебя, умолять от всего сердца, во имя моей горячей любви к тебе оставить этот путь, который ведет к неотвратимой гибели нашу отчизну, а род Мамиконянов к вечному проклятию и осуждению.

Отец расчувствовался и мягко ответил:

– В тебе говорят горячие чувства молодости и чистота сердца, Самвел! Я не могу не радоваться, что ты сохранил эту душевную непорочность. Но указания сердца редко бывают правильными. К несчастью, в отношениях между государствами и народами очень малое место занимает то, что ты называешь добродетелью и нравственностью. Сильный всегда угнетает и уничтожает слабого. Что поделаешь? Беспощадная необходимость нашей жизни иногда направляет нас по этому пути и заставляет совершать такие дела, от которых может содрогнуться даже ад. То, что мы совершили, было неизбежно необходимо. Мы соединились с персами, чтобы освободиться от коварных византийцев. Персы – наши давнишние друзья. За последнее время христианство разделило нас и воздвигло между нами преграду. Обстоятельства требуют разрушить эту преграду и протянуть руку старому другу.

– Но в8ы разбиваете не преграду, а основание, – прервал Самвел.

– Отнюдь нет! Слушай, Самвел! Мне пришлось бы долго говорить, если бы я начал тебе доказывать, что, отрекаясь от веры в Иисуса Христа и возвращаясь к прежним нашим богам, мы ничего не теряем. Я тебе повторяю то же, что сказал несколько минут тому назад: великие дела требуют больших жертв, и мы вынуждены были принести эту большую жертву.

– Но где же то великое дело, ради которого вы приносите в жертву веру, церковь? – спросил Самвел, снова придя в возбуждение.

– Низвержение древней тирании, гибель Аршакидов, – ответил отец. – Неужели ты считаешь это маленьким делом?

– Я не считаю. Но ради чего вы стараетесь погубить Аршакидов?

– Если мы их не погубим, то они погубят нас. Разве ты забыл, с какой яростью царь Аршак и его отец уничтожали нахарарские княжества?

– Не забыл! Но я вновь скажу тебе, что для предотвращения своеволия Аршакидов существуют иные, более подходящие средства.

– Нет никаких иных средств, кроме тех, которые нами применяются и будут применяться. Армянские нахарары разделились на две большие партии: одна, под руководством духовенства, старается сохранить разбитый трон Аршакидов; другая идет за мной и Меружаном и хочет, уничтожив старое, образовать новое царство. Вполне естественно, что внутренняя распря должна была превратиться в войну. Наши противники обратились за помощью к Византии, а мы стали искать поддержку у персов. Началась внутренняя кровопролитная борьба. Чем она кончится, бог ведает, но пока удача на нашей стороне.

– Знаю, что на вашей стороне. Но пусть вас не прельщает этот обманчивый успех…

Говоря это, Самвел схватил отца за правую руку.

– Слушай, отец! Внемли мольбе своего страдальца сына: не оскверняй вечным позором светлую память наших предков Мамиконянов! Еще не поздно! Еще есть возможность поправить дело. Уничтожьте этот проклятый персидский стан, присутствие которого оскверняет армянскую землю. Удалите персов! Отпустите пленных армян: пусть они разойдутся по домам и утрут слезы своих близких. Пусть не будет сражений, пусть не будет войны, ставшей причиной стольких бедствий. Пусть восстановится мир и армянская земля наслаждается прежним покоем. Я пойду к Меружану, буду просить его о том же, стану целовать его ноги, чтобы он внял моей мольбе.

Отец встал и сердито сказал:

– Напрасны будут твои мольбы и просьбы, Самвел! Меружан не из тех, которые прислушиваются к словам невежд.

Кровь горячо ударила в голову Самвела.

– Отец! – воскликнул он взволнованно, и глаза его загорелись гневом. – Это я – невежда?

– Да, ты, Самвел! Мне не удалось разъяснить тебе мои мысли и мои задачи. Теперь остается спросить тебя: к какой партии ты принадлежишь?

– К той партии, которая осталась верна церкви и любимому царю.

– Значит, ты мне не сын. Кто не с нами, тот против нас. А таких мы умеем наказывать беспощадно.

– И ты мне не отец!

– Самвел!

– Что, предатель?

Отец схватился за меч. Но сын уже обнажил свой меч. Он сверкнул в его руке и, как молния, вонзился в сердце Отца. Ваган Мамиконян упал, тяжело выдохнув:

– Отцеубийца!

Неподвижной статуей стоял Самвел и смотрел на лежавшего в крови отца. Затем он отер рукою слезы и поднес к дрожащим губам маленький серебряный рог.

Зловещие звуки рога возвестили об ужасном событии. Со всех сторон острова раздался гул ответных рогов.

Ветер, бешено завывая, носился бурей, крутя в воздухе густую красную пыль. Горизонт окутался сумраком темно-кирпичного цвета, затемнявшим вечерние лучи солнца. Под напором бешеного ветра зеленые кусты и колючие заросли то пригибались к земле, то снова поднимали свои колеблемые ветром верхушки. Испуганные воробьи носились в воздухе, точно маленькие клочья ваты. Даже быстрокрылый сокол с трудом сопротивлялся яростному напору разбушевавшейся стихии. Буря постепенно усиливалась; человек и животное, пресмыкающиеся и птицы искали себе пристанища. Глубоководный Аракс вздымался над берегами, как будто хотел увидеть, что происходит вокруг. Княжий остров содрогался перед буйными волнами, которые, казалось, готовы были в любой миг поглотить его бесследно.

В общей суматохе охота на зверей прекратилась; началась иная охота.

Вначале казалось, что охотники, испуганные силой урагана, потеряли друг друга и рассеялись по разным сторонам острова, чтобы найти убежище. Никого не было вокруг. Особенно заметно было отсутствие людей Самвела.

Виден был только белый всадник – Меружан.

Он спешно гнал свою лошадь в сторону палаток. Велико было его удивление, когда он нашел палатки опрокинутыми и пустыми. «Быть может, – подумал он, – ветер опрокинул палатки и люди в страхе разбежались, боясь, как бы разъяренный Аракс не затопил остров. Нет, тут, как видно, кроется заговор», – промелькнула у него мысль, и он, схватив висевший у него на груди изогнутый рог, затрубил. Но никто не отозвался. Он поспешил к мосту. То там, то тут попадались трупы. Он их узнавал. То были его люди и люди Самвела. По гордому лицу Меружана пробежала горькая усмешка: «Дети устроили нам ловушку!»– подумал он и погнал лошадь дальше.

Вдруг одновременно с ревом ветра послышался свист: чья-то стрела ударила ему в бок, но со звоном отскочила. За ней полетела вторая, третья… Последняя застряла в бедре.

– Ах, если бы я знал, что на тебе кольчуга! – послышался резкий голос из ближайших зарослей, заглушенный быстрым ветром.

Меружан беспокойно посмотрел во все стороны. Погнал лошадь туда, откуда летела стрела. Густые заросли преградили ему путь. В это время новая стрела попала ему в голову и снова отскочила.

– Тьфу, черт возьми!.. – послышался сердитый голос. – У него и голова, в железе!..

Меружан в глубоком волнении повернул коня, не зная, куда ему направиться. Он схватил стрелу, которая все еще торчала у него в бедре, и с гневом выдернул; ее; кровь полилась ручьем. Горькая усмешка снова появилась на его гордом лице. Покачав головой, он сказал себе: «Прежде мы охотились на зверей, прячущихся в зарослях, а теперь из зарослей за нами охотятся сидящие в засаде люди».

В засаде же находился не кто иной, как юный Артавазд. Ему выпало на долю поразить Меружана. Но его горячее желание осталось неисполнением. Его, стрелы попадали в железный панцирь Меружана, скрытый под его одеждой. Артавазд ощупью прополз через кусты и заросли и вышел на ту сторону острова, где был привязан его конь. Он вскочил на него и помчался к своим товарищам.

В это время по другую сторону острова в густой пыли урагана боролись двое: старик Арбак и персидский полководец Карен. Перс сердито кричал:

– Довольно, старая лисица! Помни, что ты наш гость и я щажу тебя!

– Спасибо за любезность, – улыбаясь ответил старик. – Когда перс впадает в отчаяние, он становится великодушным.

– Ты убил моего коня, и я теперь пеший, а сам ты сражаешься, сидя на коне.

– Я сейчас сойду с коня, пусть наши силы будут равными!

Арбак соскочил с лошади и отвел ее в сторону. В этот момент хитрый перс вскочил на его коня и мигом умчался.

Самвел после рокового убийства искал Меружана. Долго он бродил по острову, желая встретиться с ним и горя жаждой мести. Но вместо Меружана он наткнулся на старого Арбака, который остолбенело смотрел в ту сторону, где исчез его трусливый противник.

– Меня обманули! Ужасно обманули! – проговорил он, обращаясь к Самвелу. – Десять ударов копьем не так бы меня огорчили, как этот обман.

Он рассказал Самвелу, какую шутку сыграл с ним перс.

– Не беда! – ответил Самвел, утешая огорченного старика, – Мы еще с ним встретимся. А теперь труби в рог, пусть соберутся наши люди.

Старик затрубил.

Из сорока телохранителей Самвела появилось только семеро. Остальные лежали в разных концах острова либо мертвые, либо раненые. Молодой человек с грустью посмотрел на оставшихся и сказал:

– Семеро! Таинственное число!..

– А у врагов наших и того не осталось! – вдруг послышался голос.

Самвел посмотрел в сторону, откуда донеслись эти слова. Артавазд бросился ему на шею.

– Мне не посчастливилось, – сказал он с сожалением, – я пробил Меружану только бедро.

– Разве ты не знаешь, что он колдун? Железо и сталь его не берут.

– Я это видел своими глазами. Но теперь я знаю, почему не берут!

Вечерело. Солнце закатывалось.

Юный Иусик подвел Самвелу коня. Весь отряд сел на коней и направился к мосту. Переехав через мост, Самвел приказал его разобрать.

– Пусть спят покойники! Разберите мост, чтобы звери не тревожили их.

Они быстро разобрали временный мост и бросили части в воду. Волны унесли их, как легкие щепки.

Все покинули остров. На нем остался лишь один Меружан. Когда он подскакал к тому месту, где была переправа, солнце уже село… Увидев, что мост уничтожен, он заметался, как зверь в железной клетке, но духом не пал. Измерив гневным взглядом ширину протоки, он понял, что лошадь не в состоянии ее перескочить. Он поглядел на бушевавший Аракс. Пенясь, вздымались волны; река гулко ревела. Он погнал коня в реку. Белый конь перерезал бурные стремнины и благополучно вынес всадника на противоположный берег. Раненый зверь спасся от ловушек Аракса.