Текст книги "Самвел"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

VI. Замок Вогакан

…Во многих местах они построили капища, насильственно обращали людей в веру маздеизма, а в своих собственных владениях построили много капищ и своих детей и родственников обучали религии маздеизма… Тогда один из сыновей Вагана, по имени Самвел, убил… мать свою…

Фавстос Бузанд

Миновала осень, миновала и суровая армянская зима.

Начинала покрываться молодой травой обширная равнина Тарона; перелетные ласточки приветствовали веселое возвращение весны. Умолкли бури, затихли северные ветры, и вместо них сладостный зефир катил нежные волны по зеленому бархату долин, распространяя всюду жизнь и бодрость.

Было первое утро ранней весны.

Замок Вогакан имел сегодня необычайно привлекательный вид. Стены замка и домов снаружи и изнутри были украшены зелеными ветками с молодыми листьями. Слуги, служанки, дядьки и няньки разоделись в праздничные одежды, их руки и волосы были выкрашены в красный цвет. Они сновали всюду и были заняты подобающими к этому дню приготовлениями. Весь замок дышал глубоким жизнерадостным весельем.

При первых же лучах солнца загремела дворцовая музыка; музыканты играли неумолчно. Замок Вогакан праздновал наступление весны и вместе с тем персидский новый год.

То не был любимый армянами Навасард, день армянского нового года, который при стечении множества народа ежегодно праздновался в зеленых храмах Аштишата. То был чуждый армянскому народу новый праздник, который в первый раз справлялся в замке Мамиконянов.

То был праздник персов.

Сколько изменений, сколько новшеств произошло с того дня, как Самвел покинул этот замок! Старые слуги и служанки, оставшиеся верными прежним обрядам и обычаям, исчезли; некоторые из них ушли добровольно, а некоторых уволила жестокая мать Самвела. Новые слуги и прислужницы носили персидскую одежду, говорили на персидском языке; большинство из них были персы. Армянский священник теперь уже не имел доступа в замок. Вместо него религиозные обряды исполнял персидский маг. Домашние учителя и воспитатели, и даже дядьки, воспитывавшие детей в духе христианства, были сменены. Их обязанности исполняли персидские жрецы, обучавшие детей религии Зороастра. Даже пища и напитки стали другие. Изменилось и убранство комнат, и весь распорядок жизни. Взамен издревле привычных обычаев господствовали новые, персидские. Вместо старинных дедовских порядков, прелесть которых была в их простоте, всюду царили персидская роскошь и расточительство.

Не было и прежних обитателей замка. Семья Мушега Мамиконяна переселилась в крепость Ерахани области Тайк. Вдова Вардана Мамиконяна, княгиня Заруи, вместе со своими детьми тоже переехала туда. Не было и очаровательной Вормиздухт, мачехи Самвела. Вскоре после отъезда Самвела она покинула замок Вогакан и уехала в Персию.

В замке оставалась только родная мать Самвела, княгиня Тачатуи, которая теперь была полной хозяйкой Вогакана.

Сегодня она одиноко ходила по громадным залам замка, внимательно осматривая каждый предмет, каждую мелочь. Она хотела убедиться, все ли подготовлено к празднику. Одежда ее сверкала золотом и драгоценностями. Сияло и ее красивое лицо. Высокомерная сестра Меружана не уступала ему в красоте, но ей не хватало того благородства черт, какими отличался Меружан.

Зал был празднично разукрашен. На полу были разостланы самые дорогие ковры и небольшие коврики. Стены покрывала нежная парча и разноцветный шелк. Повсюду в окнах в фарфоровых горшках был и расставлены распустившиеся недавно цветы и вечнозеленые растения. Даже сосуды с водой, вином и сладкими напитками, стоявшие рядами на столе, было обвиты гирляндами зелени. Всюду улыбались цветы и зелень – дары только что наступившей весны. Весь зал был опрыскан душистой розовой водой и благоухал приятным ароматом.

Для услаждения гостей по случаю нового года были приготовлены разнообразные утонченные сладости, приправленные восточными благоухающими пряностями. На столах стояли большие изящные блюда со смесью сушеных фруктов семи сортов.

Хотя этот вновь введенный праздник был совершенно чуждым для армян; все же мать Самвела, царица праздника, сумела устроить его с таким вкусом и умением, что многие стремились принять в нем участие если не из сочувствия к хозяйке, то хотя бы из любопытства. Но немало было и таких, которые приготовились участвовать в нем с подлинным удовольствием, – глубокие следы древних языческих обычаев и древних культов еще не исчезли в христианской Армении. Некоторые из гостей присутствовали на празднике из боязни обидеть мстительную княгиню: сестра Меружана не уступала ему в жестокости, но не обладала его великодушием.

Княгиня продолжала одиноко ходить по роскошному залу в ожидании посетителей, которые вскоре должны были явиться, чтобы поздравить ее с новым годом. Она любовалась роскошью окружавшей обстановки и восторгалась. Но ее восторг был неглубоким, он исчезал в ту самую минуту, когда она пробовала заглянуть в свою душу. Давно уже она не получала вестей от мужа. Не имела известий и о сыне Самвеле. Не знала, что делает ее брат Меружан. На целых пять месяцев суровая зима прервала всякое сообщение замка с остальным миром, и потому ей еще не было известно о том, какие несчастья и горестные события произошли в северных частях Армении. Но внутреннее чувство подсказывало ей, что произошло что-то недоброе.

Она уже не раз замечала, что окружающие о чем-то перешептывались, что-то скрывали от нее, и эти тайные перешептывания рождали в ее и без того беспокойной душе тяжелые подозрения. От нее не ускользнуло и то, что с некоторых пор многие из ее подчиненных стали проявлять какое-то безразличие, какую-то неискреннюю покорность, как будто их к этому принуждали. Что это значило? Она затруднялась объяснить.

Вести о поражении Меружана и тяжелое известие об убийстве Вагана его родным сыном лишь недавно дошли до Тарона. Но эти вести все еще казались недостоверными. Некоторые боялись им верить, иные же, если и верили, страшились рассказывать другим. И все же эти слухи вызывали в замке глубокую радость, хотя еще никто не осмеливался открыто выражать свои чувства.

Она сделала больше, чем можно было сделать. Те чуждые новшества, которые ее мужем и братом были введены в Армению огнем и мечом, она внедрила в доме Мамиконянов посредством бескровной борьбы, в том доме, который издавна был примером христианского благочестия. Как она радовалась, как она была довольна своими удачами! Она считала, что почва уже подготовлена и засеяна, оставалось лишь собрать жатву. И как возрадуется ее супруг, когда, вернувшись в свой дом, увидит все в полной готовности.

Что же толкало эту тщеславную женщину вмешиваться в религиозные дела, доступные более сильным умам? На первый взгляд, ничто! Если ее муж и брат проводили свои незаконные меры по различным политическим соображениям, то в ней отсутствовали эти стремления. Она также не имела твердых религиозных убеждений. Но как женщина, она обладала одним качеством: она была аристократка в полном смысле этого слова. Все, что исходило из верхов, по ее мнению, было прекрасно.

Находясь в свойстве с царской семьей Персии, она много раз имела случай бывать во дворце персидского даря и была знакома с семьей Шапуха. Царский двор вызывал в ней восторг. И подобно тому как ей были по душе одежды и украшения жен Шапуха, точно так же ей нравилась и та религия, которую исповедовал Шапух. Она стремилась во всем ему подражать. Старалась, чтобы ее дети говорили на том же языке, какой был принят при персидском дворе, чтобы они получили высшее воспитание, подобающее персидскому двору. То, что было родным, армянским, казалось ей простонародным и даже постыдным. Для чего постоянно краснеть перед персами? К чему отставать? – вот какие мысли волновали ее.

Она подошла к окну и взглянула на солнце. «Почему гости так запаздывают?.. Что это значит?..» – подумала она, и в ее нетерпеливом взоре появились искорки гнева. Неужели же все ее приготовления были напрасны?

Слуги попеременно входили и выходили, внося и унося различные предметы. Вошел и подобострастный главный евнух Багос, с безволосым и наглым лицом.

Хотя Багос пользовался полным доверием княгини, она все же сочла ниже своего достоинства сообщить ему свои сомнения: пройдет ли празднество с подобающей торжественностью? Однако хитрый евнух настолько хорошо знал характер своей княгини, что с первого же взгляда понял, какие чувства волновали ее. Лицемерно улыбаясь, он сказал:

– Некоторое вещи, княгиня, надо вынести.

– Почему?

– Не хватит места для всех посетителей.

– В этом огромном зале?

– Но ведь и число посетителей будет огромно.

Княгиня обрадовалась. Но, скрывая свою радость и представляясь немного рассерженной, она сказала:

– Посетители должны привыкать к порядку, Багос. Нет надобности, чтобы каждый из них обязательно оставался в зале и занимал лишнее место. Они придут, выразят общепринятые добрые пожелания и, получив мое благословение, удалятся в соседнюю комнату и будут там ожидать. Когда прием окончится, они вместе со мной отправятся в капище, чтобы поклониться священному огню и присутствовать при торжественном обряде жертвоприношения. Понял? Иди скажи начальнику двора. Он эти порядки хорошо знает. Пусть все обряды проведет так, чтобы все было подобающим образом и торжественно…

Начальник евнухов поклонился и, не переставал улыбаться, удалился.

Княгиня осталась одна. Теперь она была спокойна, так как надеялась, что празднество будет иметь полный успех.

Не прошло и четверти часа, как вошел один из придворных с сообщением, что вельможи и военачальники желают ей представиться.

Она поднялась на возвышение и уселась в роскошное кресло. Придворные высокого звания встали рядами по обе стороны. Все они блистали роскошными праздничными одеяниями и были при позолоченном оружии.

Вошли военачальники и представители высшей знати. Они отдали княгине глубокий поклон и молча выстроились вдоль стен зала. Княгиня с особой благосклонностью обратилась к прибывшим со следующими словами:

– Слава и благодаренье лучезарному Ормузду, который удостоил меня судьбы счастливейшей из счастливых. Я имею счастье, о дорогие старейшины, вместе с вами отпраздновать этот торжественный день, которому радуется вся вселенная. Птица и зверь, дикое растение, цветок и огромная пихта в лесу сегодня ликуют, потому что наступившая весна принесла им новый год и новую жизнь. И человек тоже обязан приобщить свою радость к общему восторгу природы. Прошла зима с ее убийственными стужами, прошло царство сумрака и тумана. Для нас настал день лучезарного тепла. Сошел с неба священный огонь и своей животворной мощью оживил похолодевшую вселенную. Мертвая почва получает силу, спящие деревья пробуждаются. Всюду заметно дыхание божества, всюду воскресает вымершая жизнь. Вместе с общим оживлением природы начинается и работа человека. Пахарь отправляется с сохою в поле. Виноградарь начинает возделывать сырую почву. На зеленеющих лугах бродят овцы пастуха. Работа закипает, когда возрождается пробудившаяся земля. Наш долг, о дорогие старейшины, священная обязанность каждого человека, как наиболее разумного из всех существ и как наиболее щедро пользующегося дарами природы, состоит в том, чтобы прежде чем начать свою работу, воздать благодарение тому, кто даровал нам все эти блага. Поэтому-то нашими достойными предками и установлено празднование начала весны. Но мы, недостойные их потомки, забыли об этом великом дне. Восстановим же справедливое и истинное, возвратимся к естественному, о дорогие старейшины! Там, в неугасимом капище, пылает божественный огонь: творящая сила, дарующая всей вселенной жизнь и тепло. Пойдемте же и выразим нашу любовь и наше благодарение торжественным жертвоприношением той силе, которая являет непостижимую священную сущность божества на нашей земле, и да будет благословенно оно!

Слово княгини произвело такое глубокое впечатление, что все присутствующие одновременно воскликнули: «Да будут благословенны его слава и честь!»

После этого каждый подходил к княгине и, став на колени, целовал ей руку. Все выражали самые горячие пожелания нового счастья на новый год.

По правую и левую сторону кресла, где сидела княгиня, на треножниках были расставлены круглые блюда: справа золотые – на них горой лежали золотые монеты, слева серебряные – на них лежали серебряные монеты. Эти монеты, отчеканенные специально для нового года, имели особый смысл – серебряного и золотого счастья. Только лучезарный царь Персии обладал правом в начале года раздавать такого рода монеты своим старейшинам и тем самым награждать их серебряным или золотым счастьем. Но княгиня Мамиконян, как владычица всего Тарона, не желая ни в чем отставать от персов, присвоила себе это особое право. Когда вельможи подходили, чтобы поцеловать ей руку, она полными горстями брала золотые и серебряные монеты, смешивала их и дарила гостям с пожеланием нового счастья в ответ на их новогоднее пожелание.

Комнатные подростки-слуги из золотых изящных сосудов лили на руки присутствующим душистую розовую воду; те омывали ею себе лицо и волосы, затем подходили к столам, чтобы отведать новогодних сладостей. Там были всякого рода яства, среди которых главное место занимали сушеные фрукты семи сортов: дары родной земли.

Роскошно одетые слуги, с венками из роз на головах, держали в руках большие серебряные кувшины, наполненные сладкими напитками и вином. Они непрестанно разливали напитки в золотые кубки и подносили их гостям.

На дворе играла музыка. Пел сладкоголосый гусан.

Прием посетителей продолжался довольно долго. Гости являлись один за другим, и, выслушав приятные речи княгини, удалялись в смежную комнату в ожидании торжественного жертвоприношения. Там гостям воздавался особый почет. Здесь они более свободно предавались удовольствиям: беседовали, смеялись, и каждый открыто выражал свою радость.

После окончания приема мужчин начался прием женщин. Их число было не столь велико. Представлялись лишь женщины, жившие в замке, и жены некоторых военачальников.

В священном храме огня уже началось богослужение.

В той части замка, где исстари стояла родовая церковь Мамиконянов, где в кельях жили придворный священник и другие церковные служители, теперь было устроено персидское капище. Мать Самвела велела сломать церковь и на ее месте построить капище. А в кельях христианского духовенства жил теперь главный маг дворца со своими помощниками.

Посреди высокого с колоннами храма, на мраморном квадратном столе пылал священный огонь Ормузда. Неугасимое пламя поднималось к высоким сводам капища. Маги в белых одеяниях, натертые душистыми маслами, звонили в маленькие колокольчики и с пением ходили вокруг огня. Толпа молящихся стояла на коленях под сводами храма, слушала пение и в трепете падала ниц перед божеством.

Перед храмом стояли сто крепких, без пятен, белых, как снег, баранов с позолоченными рогами. Они были предназначены для жертвоприношения.

В этот день все молящиеся должны были отведать жертвенного мяса.

Когда началась церемония жертвоприношения, явилась окруженная многочисленной блестящей свитой княгиня Мамиконян. Она торжественно приблизилась к порогу священного храма и, войдя в него, с глубоким благоговением поклонилась огню и затем трижды обошла жертвенник.

В это время в толпе внезапно произошло какое-то смятение, пронесся шепот, который вскоре перешел в радостные крики. Удивленные глаза всех были обращены к главным воротам замка.

К храму быстрыми шагами приближался высокий молодой человек, за ним следовал большой отряд вооруженных людей.

«Самвел…» – раздавалось из уст в уста, и тысячная толпа, расступаясь, давала ему дорогу.

Молодой человек подошел к храму.

– Самвел! – воскликнула мать, выбежав из храма и обнимая сына.

Потрясающая и страшная встреча!

– Ах, как я рада, как я счастлива, дорогой Самвел! – говорила истосковавшаяся мать, не выпуская сына из своих объятий. – Ты вступаешь в родной замок в счастливую минуту, когда твоя мать празднует великий праздник начала весны. Твое присутствие, дорогой Самвел, придаст новый блеск этому празднику.

Неожиданное зрелище так потрясло, так взволновало Самвела, что он совсем растерялся и не знал, что ответить матери.

Она взяла его за руку и повела в капище.

Самвел печальным взором посмотрел на огонь, посмотрел на магов. Перемена была слишком неутешительна. Он вспомнил, что это капище стоит на месте той самой церкви, где молились его предки и в священной купели которой он был крещен.

– О, мать! – воскликнул он грозно. – Я считаю себя несчастнейшим из людей. Возвращаясь в родной дом, я нахожу поруганным все, что было свято для меня в этом доме. Если я сын тебе – погаси этот огонь.

Глаза матери сердито блеснули, она ответила в сильном гневе:

– Самвел! Я не могу быть убийцей божества! Если ты мне сын, то преклони колена перед той святыней, которую чтит твоя мать.

– Ну, если так, я уничтожу сам твоего бога!

– Не посмеешь, Самвел!

Главный маг и его служители в страхе отшатнулись в сторону. Воины Самвела окружили их. Толпа, затаив дыхание, напряженно ждала, чем кончится этот страшный спор между матерью и сыном. Некоторые из приближенных княгини схватились за мечи, с гневом ожидая ее приказаний. Воины Самвела заметили это и тоже взялись за оружие.

Неудержимая ярость охватила Самвела. Лицо его в этот миг стало ужасным. Он с глубоким волнением обратился к матери:

– Повторяю, мать, погаси огонь!

– Это невозможно, Самвел!

– Повторяю еще раз: погаси эту скверну… иначе…

– Что иначе?

– Иначе я залью ее твоею кровью…

– Злодей!..

– Пусть люди назовут меня злодеем, пусть люди назовут меня убийцей! Вот этот меч, который убил изменника-отца, убьет и отступницу-мать…

С этими словами он протянул руку к голове матери, схватил длинные пряди ее волос и притянул к жертвеннику. Меч сверкнул, горячая кровь брызнула на жертвенник…

Из толпы послышались радостные крики:

– Она заслужила это!

Послесловие
Раффи и его «Самвел»

I

В романе «Самвел» изображены событии одного из наиболее сложных и интересных периодов истории армянского народа, относящегося ко второй половине четвертого века нашей эры. Находясь на перекрестке военных и торговых путей между Востоком и Западом, Армения всегда притягивала взоры своих могущественных соседей, в первую очередь Парфии и Римской империи, а позднее Византии и Персии. Играя роль «буферного» государства, она не раз служила объектом нападения. Особенно усложнилось положение страны с 224 года н. э., когда образовалось персидское государство Сасанидов, враждебное как Риму, так и Армении. До утверждения Сасанидов Армения на востоке граничила с Парфией. Хотя между этими государствами и происходили столкновения, но их связывали общие элементы эллинистической культуры, а также царствовавшая и в Парфии и в Армении династия Аршакидов. С падением Парфии и установлением сасанидского государства Армения оказалась перед соседом, враждебным как ее царской династии, так и ее культуре; Сасаниды восстановили в своем государстве былое значение религии Зороастра и особенно касты ее жрецов. Господствующий класс Армении – феодалы, называвшиеся нахарарами, – ориентировались частью на Персию, а другой частью на Рим (впоследствии на Византию). Борьба между представителями этих двух групп тяжело отражалась на крестьянской массе – «шинаканах» и на рабах – «струнах», постоянно восстававших против своих господ и вынужденных вместе с последними бороться то с Персией, то с Восточно-римской империей, то есть с Византией.

В 297 году римский полководец Галерий Максенций разбил войска сасанидской Персии, после чего зависимость Армении от Восточно-римской империи еще более усилилась. В 301 году, при царе Трдате, христианство становится в Армении государственной религией, в результате чего усиливается политическое и культурное сближение армян с Византией и наряду с этим еще сильнее обостряются отношения между Арменией и Персией, так как Армения выступает уже в качестве византийского союзника в борьбе между Византией и Персией.

Недальновидная и неустойчивая внешняя политика армянских царей из династии Аршакидов привела к тому, что Армения в значительной мере утратила свою самостоятельность и стала объектом политических комбинаций ее всесильных соседей. Когда в 363 году Византия заключила мир с персидским царем Шапухом II, пять провинций Армении отошли к персам, – иначе говоря, произошел раздел Армении. Византия, кроме того, дала обязательство не помогать армянскому царю в его борьбе против Сасанидов. Раздробленность Армении, состоявшей из множества княжеств-нахарарств, и постоянная борьба нахараров с династией армянских Аршакидов облегчали Персии возможность действовать по принципу «разделяй и властвуй». В конце IV века Армения была окончательно поделена между Персией и Византией. Немедленно после этого Сасаниды взялись за искоренение христианства в восточной Армении, всячески стараясь ассимилировать армянский народ, которому пришлось вести, тяжелую борьбу за свою политическую и культурную самостоятельность.

Это сказалось между прочим и в создании армянской письменности (393 г.). Если до того в Армении пользовались письменами сирийскими и греческими, то теперь, в обстановке напряженной борьбы, Армения, отданная на растерзание сасанидскому государству своей бывшей союзницей Византией, почувствовала необходимость создать собственную письменность как важный фактор в борьбе, за национальное единение. За политическое и культурное единство стал бороться весь народ и часть нахараров. Христианство, пришедшее, на смену эллинизму, явилось идеологическим орудием этой борьбы. Стремясь ослабить идеологическую и церковно-организационную зависимость Армении от Византии, армянские нахарары, в частности духовные лица, стремились к сближению с сирийским христианством; сирийцы стали приглашаться в качестве служителей армянской церкви и переводчиков церковных книг. В борьбе за целостность Армении, за ее культурную самобытность огромную роль сыграл Месроп Маштоц, создатель армянского алфавита. Его и изобразил Раффи в своем романе «Самвел».

II

Акоп Мелик-Акопян (Раффи) родился в селе Паяджук провинции Салмаст в Персии (1835 г.). Отец его, богатый купец, вел обширную торговлю, главным образом с Россией. Мальчик был отвезен в 1847 году в Тифлис и отдан в частный пансион, а затем и казенную гимназию, где он с отличием окончил шесть классов. В 1855 году ему пришлось оставить гимназию и вернуться на родину, так как дела отца пошатнулись: Раффи был вынужден принять участие в торговых предприятиях отца. Он совершает ряд путешествий и посещает города Армении и Персии – Муш, Ван, Тавриз, Урмию, Хой и др.

Первым его произведением был роман из жизни персидских армян под названием «Салби». В 1858 году он стал печатать свои стихотворения в журнале «Арцив Васпуракани» («Орел Васпуракана»), издававшемся в Варагском монастыре близ г. Вана известным политическим деятелем и писателем, впоследствии католикосом всех армян Мкртичем Хримяном. Затем Раффи устанавливает связь с журналом «Юсисапайл» – «Северное сияние», – издававшимся с 1858 года в Москве (на армянском языке) профессором Лазаревского института восточных языков С. Назарянцем, и вскоре становится сотрудником этого журнала. В журнале этом принимали участие передовые деятели армянской литературы 60-х-годов – М. Налбандян, Р. Паткапян и многие другие. В 1860 году Раффи помещает в «Юсисапайле» большую статью под названием «Ахтамарский монастырь» на тему о национальном просвещении.

Живя в Персии, Раффи внимательно изучает жизнь различных кругов населения. Изучение это дало ему обильный материал для повестей, рассказов и очерков из персидской жизни.

В 1870 году Раффи переселяется в Тифлис; его влечет туда культурная обстановка. События 60-х годов общественно-политической жизни России нашли отклик в среде новой армянской интеллигенции, значительная часть которой проживала в Тифлисе. Революционно-демократические идеи русских шестидесятников, Чернышевского и Добролюбова проникли в среду молодой армянской интеллигенции. В роли связующего звена между русскими революционными демократами и передовой армянской интеллигенцией был Микаэл Налбандян, друг Герцена и Огарева, сидевший одновременно с Чернышевским в Петропавловской крепости. М. Налбандян, великий просветитель и демократ, был идеологом армянской революционно-демократической интеллигенции. Характерно, что Раффи, закончивший в 1857 году свой трехтомный роман «Салби», посвятил его М. Налбандяну. В посвящении сказано: «Всегда благословенной памяти бессмертного Микаэла Налбандяна с глубоким почитанием».

Жизнь Раффи в Тифлисе была нелегкой; он еле перебивался уроками и даже служил в магазине готового платья. В 1872 году в Тифлисе начинает издаваться газета «Мшак» («Труженик»), Раффи был приглашен сотрудничать в газете и очень скоро сделался активным участником этого издания. Очерки Раффи о Персии, разного рода критические и публицистические статьи, повести и рассказы и, наконец, романы вскоре создали ему популярность и содействовали успеху газеты среди читателей.

С самого начала своей литературной деятельности Раффи живо интересовался вопросами политического положения армян. Последователь армянских просветителей-шестидесятников, Раффи был поглощен вопросом о судьбе армянского крестьянина. В романе «Хент» он изобразил борьбу армянского народа за освобождение от султанского ига. Руководителями в этой борьбе выступают представители интеллигенции. В будущей Армении, как рисуется одному из героев этого романа, установится коллективная сельская община. Однако общество остается классовым.

После «Хента» он пишет два больших романа – «Воспоминания хачагоха» (хачагох – крестокрад) и «Искры». Герои романа «Искры» стремятся всеми способами – и пером, и оружием – покончить с вековым гнетом армянского народа. Романы «Хент» и «Искры» произвели огромное впечатление на передовую часть армянской интеллигенции. Начали издаваться книги об экономической и культурно-бытовой жизни зарубежных армян. Студенческая молодежь создавала кружки, ставившие целью просветительскую работу среди крестьян.

После берлинского конгресса 1878 года, на котором обсуждался вопрос о положении армян в Турции, прогрессивная армянская общественность переживала разочарование. Потеряв всякую веру с европейскую дипломатию, Раффи все свои надежды возложил на Россию. Писатель обращается к прошлому Армении и создает в течение 80-х годов три исторических романа: «Паруйр Айказн», «Давид-Бек» и «Самвел», а также историческое исследование «Карабахские меликства».

В 80-х годах Раффи уже был признанным классиком. Его популярность как писателя была исключительна. Реакционные элементы постоянно вели против него борьбу. В 1884 году ночью на Раффи было произведено покушение. Через несколько дней в его квартире полиция произвела обыск.

Крупнейший армянский романист А. Ширванзаде в своих воспоминаниях характеризует Раффи как, человека исключительно скромного и поразительно трудоспособного. «Он знал, – пишет А. Ширванзаде, – что талант на три четверги является трудолюбием. Он был подлинным творцом, его мятежная душа находила успокоение лишь в труде».

Усталый от напряженного труда, постоянных материальных лишений, остро переживая участь родного парода, Раффи тяжело заболел весною 1888 года и умер 6 мая, оставив большое литературное наследство, часть которого не опубликована еще до сих пор.

III

Последнее произведение Раффи, роман «Самвел», как показывают все данные, было предметом особо напряженной работы писателя.

В качестве основного источника для романа «Самвел» послужили «История Армении» известного армянского историка IV века Фавстоса Бузанда. И это не случайно. Именно Ф. Бузанд должен был глубоко заинтересовать писателя-романтика. В труде Фавстоса сохранились элементы древнеармянского эпоса. Живость изложения; драматизм отдельных описаний, пристрастные характеристики выдают современника или почти современника событий. Наконец, ясность языка, приближающаяся к языку народного эпоса, увлекает читателя.

Главным материалом для романа явилась четвертая книга «Истории Армении» Фавстоса. Но Раффи этим не ограничился. Он привлек также соответствующий материал из «Истории Армении» армянского историка IV века Агафангела и известный труд армянского историка V века Мовсеса Хоренаци, а также ряд других произведений писателей древней Армении. Из неармянских источников Раффи использовал греческого историка Ксенофонта (IV в. до н. э.) и греческого географа Страбона (I в. до н. э.). Исключительно добросовестному и умелому обращению Раффи со своими первоисточниками может позавидовать любой историк. Это бросается в глаза не только в той части «Самвела», которая носит несколько необычайное название «В скобках», но и там, где писатель мог позволить себе вольности.

Можно смело сказать, что в романе значительная доля исторических фактов соответствует историческим данным, сообщаемым в первоисточниках. Хотя за последние пятьдесят лет изучение Фавстоса, Мовсеса Хоренаци и других армянских историков значительно продвинулось вперед, все же характеристика Армении в «Самвеле» в целом нисколько не устарела. Это касается и той части, которая названа автором «В скобках».

Раффи видел слабость Армении IV века в ее феодальной раздробленности. Поэтому, несмотря на его уважение к некоторым нахарарским родам, например, к дому Мамиконянов, он стоит за Аршакидскую династию, старавшуюся собрать всю Армению под единой царской властью. Иначе говоря, Раффи понимал, что царская власть в IV веке имела прогрессивное значение. Между тем в армянской историографии в его время существовала обратная точка зрения, согласно которой вся ответственность за распад Армении ложилась на династию Аршакидов, будто бы угнетавших армянских феодалов. Эта точка зрения была исстари установлена клерикальной историографией. Раффи выступает против этой традиции.

Отношение Раффи к двум могущественным соседям Армении – Персии и Византии – также отличается от существовавших тогда в армянской историографии точек зрения. Дело в том, что Византия рассматривалась как более близкая во всех отношениях страна для Армении, чем Персия. Здесь, конечно, преобладал церковно-религиозный подход. Раффи расценивает отношения Армении и Персии с точки зрения реальных интересов самой Армении, интересов ее политической самостоятельности. И если Персия рассматривается им как враг, желавший захватить Армению и ассимилировать армянский парод, то, по мнению Раффи, не в меньшей степени этого хотела и Византия. Разница была лишь в том, что Персия действовала открыто и варварскими способами, а Византия маскировалась, прибегая к дипломатическим уверткам.